Шон снова передвинулся вперед. Одним глазом он видел макушку Дэни — темные густые волосы. Должно быть, она только что вернулась из археологической экспедиции: волосы выглядели так, словно недавно были подстрижены тупыми ножницами или подрезаны охотничьим ножом.
   Двигаясь медленно, как меняется тень в лунном свете, Шон преодолел последний отрезок пути и наконец смог увидеть лицо Дэни. Гладкая и чистая кожа, выразительные черты. Изменчивые ореховые глаза Дэни теперь были темны, как ночь.
   Шон в любое время нашел бы ее привлекательной, но сейчас ее пристальный взгляд, устремленный на выходящего из тени Фана, был просто неотразимым.
   В этой женщине чувствуется неподдельная сила, понял Шон. Чертовски досадно, что она слишком наивна и своими руками роет себе яму.
   Правда, она не настолько наивна, чтобы выйти на свет — по крайней мере пока.
   — Не бойтесь, мисс Уоррен. Это всего лишь я, Фан.
   Широкая ухмылка Фана обнажила три пожелтевших, гнилых передних зуба — свидетельство длительной привычки держать сигарету в одном и том же углу рта.
   Ухмылка Фана не успокоила Дэни — скорее напомнила ей фонари из тыкв и истории о призраках и кладбищах.
   Дэни удивляло, что этот азиат со щербатой улыбкой превосходно говорит по-английски. Даже трудные согласные он произносил чисто, лишь чуть растягивая.
   — Я узнала вас, — произнесла Дэни. — Где шелк?
   Она не пыталась скрыть нетерпение. Чем дольше она ждала на этом сравнительно открытом месте, тем сильнее рисковала выдать себя.
   — Фан — человек слова, — ответил ее собеседник. Он повернулся вполоборота. Под курткой у него на спине висела металлическая трубка, привязанная кожаным ремешком. Трубка поблескивала, словно сама излучала свет, как дворец.
   — Это шелк? — спросила Дэни.
   — Как видите.
   — Я вижу только металлическую трубку.
   Фан чуть отступил, склонил голову набок и оглядел Дэни с головы до ног.
   — А я не вижу денег, — возразил он.
   Дэни держала кулаки в карманах пальто. При дневном свете, в окружении людей, Фан ей не понравился, но эта неприязнь к нему усилилась в сгущающихся сумерках, когда вокруг не было ни души.
   — Деньги при мне, — коротко отозвалась она.
   — Где?
   — Рядом.
   Фан посвистел в дырку между гнилыми зубами.
   — Нет денег — нет шелка, — заявил он с прямотой, перенятой у иностранцев.
   — Но я еще не видела шелка.
   Прищуренные черные глаза Фана заметались, испытующе вглядываясь в тени и пытаясь отыскать в них посторонних свидетелей.
   Налетел порыв ветра, усилившегося с приближением ночи.
   Стараясь не дрожать, Дэни ждала, точно в запасе у нее была вся ночь и костер, чтобы согреться.
   Фан нехотя развязал ремешок, снял со спины трубку и открыл ее. Перевернув трубку, он слегка встряхнул ее и, не дождавшись появления ткани, затряс сильнее.
   — Постойте! — в ужасе воскликнула Дэни. — Осторожнее!
   — Не шумите! — предостерег Фан приглушенно и торопливо.
   — Если там ткань, о которой вы говорите, — тихо отозвалась Дэни, — то грубое обращение может погубить ее.
   Фан хмыкнул и заглянул в трубку.
   Дэни догадалась, что сам Фан никогда не видел ее содержимого.
   «Ну и слава Богу, — мысленно произнесла она. — Может быть, тот, кто укладывал шелк в трубку, знал, как обращаться с древними тканями, в отличие от этого болвана».
   — Можно, я сама? — спросила Дэни. Она протянула руку жестом скорее приказа, нежели просьбы.
   Поколебавшись, Фан отдал ей трубку.
   — Если вы испортите его, вам придется платить, — предупредил он.
   Дэни бросила на него нетерпеливый взгляд.
   — Если ткань выйдет из трубки уже испорченной, — заявила она, — вы не получите ни гроша.
   Фан хмыкнул.
   Дэни осторожно постукивала и вертела металлический цилиндр, пока его содержимое не выскользнуло ей на ладонь. Это был свиток белого шелка, в нескольких местах перевязанный лазоревыми шелковыми лентами.
   Единственного взгляда на фактуру белого шелка хватило Дэни, чтобы понять: эта ткань — современного, к тому же фабричного производства.
   Дэни испытала скорее удовольствие, чем раздражение. Здесь не было музейной витрины с контролируемой температурой и влажностью, поэтому слой тяжелого шелка и очень сухой холодный воздух Лхасы были лучшей защитой, какой она могла бы пожелать для хрупкой, древней материи, которую ей мельком удалось увидеть несколько дней назад.
   Озябшими пальцами Дэни развязала ленту на одном конце свитка и бережно отвернула уголок защитной ткани, стараясь не дышать на то, что скрывалось под современным шелком.
   Внутри свитка оказалась другая материя. Даже в полутьме Дэни разглядела сочетание натуральных шелковых нитей и нитей домашней выделки. Сам способ переплетения тоже был древним: узор образовывали только поперечные нити.
   Несмотря на предполагаемый возраст ткани, лазурная краска была на редкость стойкой — она даже поблескивала в сумерках. Блеск лазури подчеркивали невероятно тонкие золотые нити, вплетенные в ткань.
   Каким шедевром была когда-то эта ткань, благоговейно думала Дэни. Даже ее обрывок великолепен.
   Она с силой потерла пальцы в кармане пальто, согревая их и очищая трением, а потом с легкостью вздоха провела кончиками по краю ткани.
   Благодаря многолетнему опыту и развитому чувству осязания она мгновенно ощутила податливость настоящего шелка и едва уловимые особенности текстуры, созданные искусной рукой ткача из уникальных нитей.
   Ткань была точно такой же, как та, которую Дэни видела разложенной на крышке сундука в задней комнате лавчонки, куда вначале позвал ее Фан. Прикосновение шелка опытные пальцы Дэни отличали безошибочно.
   Она быстро закрыла древний материал, завернула его, связала свиток лентой и бережно вложила обратно в трубку. Вздохнув с облегчением, она плотно завинтила крышку — это было все, что она могла сделать, чтобы сохранить хрупкую реликвию до возвращения в Америку.
   Фан молниеносно выхватил алюминиевую трубку из пальцев молодой женщины.
   — Вы довольны, — произнес он.
   Это было утверждение, а не вопрос, но Дэни ответила:
   — Да вполне.
   — Деньги, мисс Уоррен! Тогда и я буду вполне удовлетворен.
   Усмешка Фана была торопливой и явно обеспокоенной.
   — Минутку! — попросила Дэни.
   — К чему ждать? Близится ночь.
   Дэни не нуждалась в подобных напоминаниях и все-таки колебалась.
   Шелк был настоящим — в этом она не сомневалась.
   Но недавнее преследование двух рослых иностранцев заставило Дэни вспомнить о бдительности.
   — Откуда он у вас? — спросила она напрямик. Фан издал иронический смешок.
   — Вам, людям с Запада, интересно только собирать клочки древней истории в виде шелка, — произнес он. — Какое вам дело до тайн современной торговли?
   — Времена изменились с тех пор, как мы, жители Запада, впервые побывали здесь несколько столетий назад, — невозмутимо возразила Дэни. — Некоторые из нас хотят убедиться, что старинные реликвии правильно хранят, а не просто продают тем, кто предложит цену повыше.
   Фан ухитрился ответить оскорбленным взглядом на недоверие Дэни. Он показал ей алюминиевую трубку.
   — Я бережно обращаюсь с ним, — заявил он. — Мне тоже не все равно.
   — Значит, вот почему на футляре несколько вмятин! — саркастически подхватила Дэни.
   Фан попытался было возразить, но тут же пренебрежительно махнул рукой.
   — Не мог же я таскать его с собой повсюду! — заявил он. — Теперь по всей Лхасе шныряют полицейские. Мне пришлось спрятать трубку в стене дома.
   Но Дэни по-прежнему колебалась, чувствуя, что наступает самый опасный момент для нее. Уставясь на Фана, она разглядывала его худое, обветренное лицо.
   «Ростом он не выше меня, — размышляла Дэни, — но отнюдь не слабак. Да, мне с ним не справиться. Как помешать ему забрать и деньги, и шелк?»
   Нетерпение Фана нарастало.
   — Еще один вопрос, — наконец произнесла Дэни.
   — Но…
   — Говорите прямо, — перебила она, — иначе я немедленно уйду.
   Фан едва заметно кивнул в знак согласия.
   — Почему вы подошли ко мне на базаре Бархор? — спросила Дэни.
   Только мимолетное движение ресниц выдало удивление Фана.
   — Вы же иностранка, — быстро нашелся он.
   — Но в тот день там была тысяча других иностранцев.
   — Вы покупали древние вещи.
   — Этим занималось по меньшей мере пятьсот посетителей базара. Почему вы подошли ко мне, Фан? Почему выбрали именно меня?
   Она ждала, не сводя глаз с Фана.
   Но увиденное не успокоило ее.
   — Видите ли, я… заметил, как вы разглядывали стяги Хампас у храма, — наконец сообщил Фан. — Вы прикасались к ним так осторожно, что я решил — вы интересуетесь шелком.
   — Это правда? — негромко осведомилась Дэни. Фан кивнул.
   — Стяги Хампас были сотканы совсем недавно, — сообщила она, — а вы знали, что я специалист по древним тканям.
   Веки Фана дрогнули. Он промолчал.
   — Вы хотите подставить меня? — напрямик спросила Дэни.
   — О нет, нет, мисс! — поспешно воскликнул Фан. — У меня больше причин опасаться полиции, чем у вас.
   — Тогда почему же вы выбрали меня, чтобы показать этот шелк?
   Распростертый на ближайшей крыше Шон не знал, что делать: проклинать настойчивость Дэни или радоваться ей. До сих пор она с готовностью совала голову в петлю.
   «Вовремя же вы спохватились, леди, — сардонически подумал Шон. — Оказались по уши в дерьме, а заметили это только сейчас. Ну, скажи же ей, Фан! Почему ты выбрал невинную профессоршу?»
   Шону самому не терпелось услышать ответ.
   Внезапно он услышал слабый, отдаленный звук — лязг металла по металлу — и мгновенно узнал его: такой шум могла издавать только открывающаяся задняя дверь фургона.
   Опасность!
   Десятки раз Шон слышал этот звук в засадах и во время ночного патрулирования в горах. Такие расхлябанные дверцы были у фургонов, перевозивших отряды солдат КНР. Эти дверцы требовалось опустить на землю, чтобы солдаты могли выбраться из фургона.
   Шон медленно поднял голову и уставился в ту сторону, откуда донесся звук. На расстоянии семидесяти ярдов, у дальней стены дворца Потала, он заметил машину.
   Еще несколько минут назад ее здесь не было.
   Даже в сумерках Шон без труда различил зеленоватый оттенок мундиров — слишком часто ему доводилось видеть солдат КНР при любом освещении.
   Фургон мог прибыть сюда незамеченным только с заглушенным двигателем и затормозить, одновременно опуская дверцу.
   Это не обычный патруль, понял Шон. Это отряд специального назначения, действующий по тщательно продуманному плану.
   Черт!
   Шон повернул голову и вгляделся в сторону города. Он заметил еще несколько вспышек фар, приближающихся к дворцу.
   «Фан и Дэни попались, как крысы в крысоловку, — подумал Шон. — И я тоже. Единственная разница — мне известно об этом».
   Шон надеялся, что этой разницы хватит, чтобы спастись.
   Но тут раздался еще один звук — скрежет кованых сапог по мостовой. Солдаты приближались.
   «Я должен схватить футляр с шелком, — спокойно заключил Шон. — Другого случая может не представиться».
   Он медленно приподнялся на крыше, взглядом прикидывая расстояние до Фана и алюминиевой трубки.
   — Ну так что же, Фан? — допытывалась Дэни. — Почему из всех иностранцев, побывавших на базаре в то утро, вы выбрали именно меня?
   Фан вздохнул с притворной улыбкой и сдался:
   — Видно, вас не проведешь, мисс Уоррен. Я подошел к вам потому, что…
   Его перебил негромкий, приглушенный хлопок.
   Оружие с глушителем, мгновенно понял Шон. О Господи!
   Дэни наблюдала, как на лице Фана отразилось изумление при виде внезапно образовавшейся в куртке дыры. Кровь хлынула из раны, Фана отбросило к стене.
   Дэни невольно потянулась за алюминиевым футляром, когда китаец рухнул на булыжник мостовой, но было уже поздно. Фан накрыл его своим телом.
   В замешательстве и недоверии Дэни уставилась на искаженное лицо и скорченное тело Фана. Тело тут же обмякло, но Фан не выпустил трубку.
   Кровь перестала хлестать из свежей раны.
   Вдруг Дэни осознала: Фан никогда не ответит на ее вопрос. Он мертв.
   Когда Шон увидел, как Фан ударился о стену, у него не осталось сомнений в гибели китайца. С холодной точностью Шон рассчитал силу удара, громкость звука и траекторию полета пули.
   Конечно, это дело рук русского, догадался Шон. Иначе и быть не могло. Китайцы-полицейские обходятся без глушителей. А они тем временем приближались с оружием на изготовку, грохоча тяжелыми сапогами по мостовой.
   Годы воинской службы помогли Шону сориентироваться. Зная, что убийца по-прежнему не видит его, Шон медленно повернул голову в ту сторону, откуда донесся выстрел. Он уловил молниеносное движение.
   Русский вынырнул из-за угла.
   Дэни ахнула, увидев, как белобрысый, преследовавший ее весь день, вышел из тени на расстоянии тридцати ярдов.
   Он целился в грудь Дэни.
   — Не подходи к шелку, — предупредил он, — или умрешь.

Глава 3

   Если не считать собственной реакции Шона, весь мир, казалось, пришел в замедленное движение. Так всегда бывало с ним в бою. Это давало ему возможность опережать большинство противников, не владеющих искусством коррекции времени.
   Перекатившись на бок, Шон вытащил оружие из кобуры на поясе. Это был матово-черный мелкокалиберный пистолет с длинным стволом — удобная игрушка из тех, что предпочитают путешественники в Тибете.
   Шон предпочел мощности точность попадания. В любом случае объяснить властям в таких местах, как Тибет, наличие маленького пистолета проще, чем крупнокалиберного многозарядного оружия, издающего оглушительный грохот.
   Но прежде чем Шон успел прицелиться в русского, внизу кто-то закричал по-китайски:
   — Не стрелять! Мы представители власти!
   Двое солдат в зеленых мундирах появились между зданиями на расстоянии половины квартала.
   Русский среагировал мгновенно. Переключив свое оружие на автоматический режим, он выпустил короткую и резкую очередь.
   Солдаты нырнули под прикрытие и несколько секунд спустя открыли ответный огонь из автоматов.
   Наконец-то Шону удалось увидеть русского в деле. Он был либо чрезмерно уверен в себе, либо смел или безумен. Или все вместе. Он отстреливался короткими залпами, потратив не меньше половины патронов, чтобы не подпускать к себе солдат.
   Но вместо того чтобы воспользоваться преимуществом и удрать, русский скользнул в тень, подкрадываясь к мертвому Фану.
   И живой Даниэле Уоррен.
   Дэни тянулась к алюминиевому футляру, когда русский, увидев ее, дал по ней короткую очередь. Пули запели, со звоном отскакивая от булыжников.
   Приглушенно вскрикнув, испуганная Дэни отпрянула и лихорадочно огляделась в поисках убежища.
   Шон не знал, что ему делать — вздыхать с облегчением или взрываться от ярости, когда Дэни распласталась по дверной нише прямо под выступом крыши, на котором притаился он.
   Не шевелясь, Шон мгновенно оценил ситуацию.
   Русский снова сдвинулся с места, пользуясь естественным прикрытием узкой улочки. Он вновь дал две очереди в сторону солдат.
   Они пригнулись и открыли ответную пальбу: вначале слышались звуки выстрелов только одного автомата, затем двух и трех. Вскоре шум отдельных выстрелов слился в непрекращающийся гул. Пули свистели, отскакивали от стен, выбивая из них осколки.
   Русский укрылся в нише, чтобы сменить магазин. Затем, продолжая отстреливаться, решительно направился к своей цели.
   Он был уже в десяти ярдах от неподвижного Фана и в двадцати футах от Дэни.
   Шон хладнокровно прицелился в голову русскому. ,
   Расстояние до русского было невелико, но, выстрелив, Шон рисковал раскрыть себя. Как только солдаты заметят его, у него останется не больше пяти секунд, прежде чем его собьют с края крыши.
   Этого времени слишком мало, чтобы спастись самому, а тем более спасти шелк.
   Шон различал цель русского — металлическую трубку в руке мертвеца. Она же была и его собственной недоступной целью.
   Вдруг Шон увидел, как Дэни показалась из дверной ниши под ним. Она тоже устремилась к футляру.
   Эта женщина не робкого десятка, с восхищением подумал Шон, жаль только, что ей недостает сообразительности.
   Еле слышно он окликнул ее:
   — Дэни, нет!
   Дэни едва расслышала его, но узнала собственное имя. Застыв, она вскинула голову.
   Русский проследил за ее взглядом. Он запрокинул белобрысую голову, зорко приглядываясь к краю крыши и примериваясь к трехсторонней перестрелке.
   Шон впервые увидел оружие русского. Это был «узи».
   Мир еще медленнее поплыл перед глазами Шона. Пока ствол нацеливался на него, Шон откладывал в памяти приметы вооруженного «узи» русского.
   Затем он увидел дуло, уставившееся на него единственным глазом, и перекатился подальше от края, когда четыре пули одна за другой раздробили черепицу.
   Выстрелы русского вызвали ответную пальбу китайцев. Он юркнул под прикрытие, а пули дробно застучали по стене там, где он только что находился.
   Минуту китайцы не подозревали о существовании Шона. Они поливали огнем убежище русского, вновь вступив в смертельную пляску перестрелки.
   Шон понимал, какой исход неизбежен. Численный перевес был на стороне китайцев, но русский опасно приблизился к футляру с шелком и находился рядом с укрытием.
   Дэни следовало тоже найти себе укрытие, иначе ее поглотит надвигающийся отряд. Оказавшись в ее положении, опытный агент перешел бы к решительным действиям быстро и незамедлительно, растворившись в ночи.
   Но Дэни не знала об этом. Она никогда не попадала в перестрелки. Никогда не видела убитых. И никогда не была мишенью убийцы.
   Она наивна и миролюбива — из тех людей, которые не раз заставляли чертыхаться опытного боевика Шона.
   Он мог спасти или шелк, или Дэни.
   Выбор предстояло делать ему.
   А ей — рисковать жизнью.
   Значит, выбора у него не было вовсе.
   «Проклятие!» — выругался Шон в безмолвной дикой ярости.
   Подкатившись к краю крыши, он свесил голову так, чтобы Дэни увидела его.
   — Иди сюда, Дэни, — быстро прошептал он.
   Она удивленно подняла глаза и уставилась на Шона, словно на гаргулью на стене замка, которая вдруг запела.
   Русский застыл в нерешительности. Он не мог выстрелить в Шона наверняка, не подставившись под пули китайцев.
   Как и подобало опытному агенту, русский прижался к стене дверной ниши, очевидно, решив подождать удобного случая.
   Шон перегнулся через край крыши.
   — Хватайся за руку, — негромко приказал он. — Быстрее! Это твое единственное спасение!
   Дэни обвела взглядом русского, приближающихся китайцев и мертвого Фана рядом с драгоценным футляром.
   Выйдя из ниши, она подняла руку.
   Пальцы Щона сомкнулись на ее запястье. Дэни оказалась совсем легкой, а в его крови бушевал адреналин. Шон поднял ее, как соломинку, а не тело из плоти и костей.
   Дэни помогла ему. Она закинула ногу на край крыши, подтянулась, перевалилась через край и распласталась на скате.
   Должно быть, она прошла кое-какую подготовку, с облегчением понял Шон. Она взлетела на крышу, как акробат на трапеции взлетает над манежем цирка.
   Не отпуская запястье Дэни, Шон потащил ее прочь от опасности. Она не сопротивлялась, передвинувшись вместе с ним и вновь застыв на безопасном расстоянии от края. Но на этот раз она легла на спину и долго не могла отдышаться.
   Дыхание Шона оставалось медленным и ровным. Он вытянулся на животе, положив руку с пистолетом поперек тела Дэни и оглядывая двор. Ожидая появления мишени, он вдруг осознал, что лежит рядом с женщиной в интимной позе, придавив рукой ее грудь.
   На миг он ощутил женственную мягкость тела Дэни. Она задыхалась от непривычных нагрузок. Ее горячее дыхание обдавало лицо Шона. От нее сладко пахло.
   — Не шевелитесь, — еле слышно пробормотал он. — Полицейские нас еще не заметили.
   Шон подался вперед, наполовину распростершись поверх тела Дэни. Осторожно выглянув за край крыши, он успел увидеть конец игры.
   Она завершилась внезапно. Русский выпустил большую часть магазина одним залпом. Эхо выстрелов еще звучало, когда он, пригнувшись, вынырнул из прикрытия. Мгновенно склонившись над Фаном, он схватил металлический футляр и бросился прочь по улице.
   Должно быть, китайцы были настолько ошеломлены такой дерзостью, что не сразу вспомнили о собственном оружии. А к тому времени как они оправились от замешательства и снова открыли огонь, было уже поздно. Их мишень растворилась во мраке.
   Солдаты стреляли еще десять-пятнадцать секунд, прежде чем наконец прекратили бесплодные попытки.
   Тяжелые, клацающие шаги затихли в темноте.
   Восстановившаяся тишина была подобна грому.
   Еще раз Шон вспомнил о женщине, лежащей под ним. Дэни зашевелилась. Ее грудь коснулась руки Шона — это прикосновение было приятным, почти эротическим.
   Шон слегка напряг бицепс. Ощущение повторилось. Дэни медленно задвигалась — почти как любовница, прильнувшая к нему в ночи.
   Он взглянул сверху вниз на ее лицо, находящееся всего в нескольких дюймах от его собственного. Должно быть, естественная мужская реакция на ее близость отразилась в его глазах.
   Выражение лица Дэни изменилось.
   — Я всего лишь передвинулась, — выговорила она сквозь зубы, — край разбитой черепицы упирался мне в спину.
   — Поэтому не надо делать далеко идущих выводов, верно? — пробормотал Шон.
   — Вот именно.
   — Не беспокойтесь. Еще месяц вы будете в безопасности.
   — Что?
   — Пора уходить. — Шон перевел разговор. — Вы умеете лазать по крышам?
   — Лучше, чем лежать на спине.
   Шон едва заметно улыбнулся. Перекатившись на бок, он переложил оружие в другую руку, а затем схватил Дэни за запястье.
   — Уходим, — скомандовал он шепотом.
   Они начали карабкаться вверх по пологому скату крыши.
   У конька крыши опасность быть замеченными возрастала. Шон перетащил Дэни через конек, внезапно рванув за плечо и бедро. Они быстро скатились ногами вперед по другому скату.
   У карниза Дэни помедлила. Схватив за запястье, Шон без церемоний стащил ее вниз. Дэни безропотно повиновалась, если не считать невольного возгласа испуга.
   Шон втайне аплодировал ее смелости. Большинство людей не сдержали бы крика, вдруг оказавшись в свободном падении с края крыши.
   Шон подхватил Дэни на лету, подержал ее минуту, пока она пришла в себя, а потом медленно отпустил. С еле слышным звуком она приземлилась на булыжники.
   Чуть позже Шон схватил ее за руку и потащил прочь.
   Сделав шаг, Дэни застонала.
   — Нога! — прошептала она.
   — Тише.
   Нагнувшись, Шон приблизил губы к уху Дэни, впервые поняв, как она мала ростом не миниатюрна, просто невысока.
   — Солдаты приближаются со всех сторон, — пробормотал Шон. — Вас понести?
   — Это ни к чему, — отрезала Дэни. — Я не задержу вас.
   Явный гнев в ее дрожащем голосе удивил Шона. Так действует на некоторых людей адреналин, напомнил он себе. Он вызывает беспричинный и бурный гнев. Особенно если эти люди не привыкли бороться за свою жизнь.
   — Оставьте меня здесь, — хрипло приказала Дэни. — Я не знаю, кто вы такой и почему эти люди стреляли в вас, но я всего лишь археолог из Америки. Может быть, мне повезет.
   — Вам не на что рассчитывать. Вы попали прямиком в «чарли-фокстрот».
   — Куда?
   — В оцепление. Вы можете идти или вас все-таки понести?
   — Я даже не знаю, кто вы, — прошептала Дэни. — С какой стати я должна идти с вами?
   — Меня зовут Шон Кроу, я единственный, кто не пытался вас убить.
   — А что, по-вашему, вы сделали, спихнув меня с крыши?
   — Спас вам жизнь.
   — Я могу идти сама.
   — Вот и хорошо.
   Выпрямившись, Шон снова взял Дэни за запястье и зашагал вперед.
   Больше Дэни не сопротивлялась. Прихрамывая, она позволила Шону увести ее в узкий переулок, который выходил к подножию лестницы, ведущей к еще одному священному буддийскому дворцу.
   За спиной слышались звуки нарастающей суматохи: громогласные приказы, топот бегущих ног, гневные протесты и пронзительные вопли обитателей соседних домов.
   Дэни уже повидала китайские оккупационные войска в действии. Она представляла себе, что сейчас происходит у нее за спиной.
   Каким бы опасным и сильным ни был незнакомец, назвавшийся Шоном Кроу, Дэни радовалась, что он не бросил ее.
   Шон понимал, что творится за спиной, еще лучше, чем Дэни. Китайцы нашли мертвого Фана, но поблизости никого не оказалось. Теперь они рыскали по соседним домам, будили тибетцев, грубо обыскивали их, бряцали оружием, проклиная ускользнувшую добычу.
   Щиколотка Дэни распухла и налилась пульсирующей болью. Она стиснула зубы, стараясь подстроиться к широким и мягким шагам Шона. В его движениях чувствовалась неподражаемая грация танцора или человека, в совершенстве владеющего боевыми искусствами.
   «В нынешнем положении, — пронеслось в голове у Дэни, — я бы отдала предпочтение боевым искусствам».
   Без колебаний Шон вел Дэни по лабиринту переулков, в которых заплутал бы любой, кроме уроженца Лхасы. Четыре раза он внезапно замирал и оттаскивал Дэни к ближайшей стене.
   Она не понимала, что встревожило его, и тем не менее каждый раз солдаты проходили мимо на расстоянии дюжины ярдов, обыскивая улицы.
   И с каждым разом она все острее ощущала силу этого человека. Рука, удерживающая ее в густой тени, казалась ей железной.