Максвелл Энн. Тень и шелк

   — Досадно.
   — Шон тоже остался недоволен. Он заново завернул ткань, подложил нашу лучшую подделку в тайник под приборной доской и уже собрался уходить, когда появился «стюард».
   При этом воспоминании по телу Дэни пробежал холодок.
   — Я видела его, — прошептала она. — И чувствовала себя такой беспомощной! Я не могла предупредить Шона, не могла помочь ему, и все, что мне оставалось, — просто сидеть и…
   — Да, — согласилась Редпас. — Должно быть, ты пережила страшные минуты.
   Что-то, промелькнувшее в глазах и голосе Редпас, привело Дэни к догадке, что и Кассандра не раз оказывалась в таком же отчаянном положении.
   Джилли, поняла Дэни. Бедная Кассандра! Хорошо еще, он не бросил ее ради ее же безопасности…
   — Во всяком случае, — уже другим голосом продолжала Редпас, — Шону удалось справиться со «стюардом», увидеть еще одну подделку и воспользоваться твоей компетентной консультацией.
   — Он ничуть не обрадовался, увидев меня.
   — Как я уже говорила, у благородства есть и оборотная сторона.
   Дэни слабо улыбнулась.
   — Как только ты ушла с настоящим шелком, завернутым в белую шелковую ткань, — продолжала Редпас, — Шон вновь открыл тайник, положил туда подделку «стюарда», а нашу — в сосуд «стюарда», завернутый в полотенце. И та, и другая подделка были завернуты, как полагалось.
   — Ничего не понимаю…
   — Я же сказала — это византийский стиль мышления.
   — На кого же работал этот «стюард»? — спросила Дэни.
   — На Ли. Когда «стюард» очнулся, то предположил: нападавший на него охотился за подделкой, завернутой в полотенце. Поэтому он подложил то, что считал своей подделкой, в тайник, вынул оттуда то, что считал настоящим шелком, и смылся.
   — Короче, я окончательно запуталась, — заявила Дэни.
   — Пока эта игра продолжалась, она была довольно забавной, — сухо заметила Редпас.
   — Итак, Кояме достался шелк, изготовленный «Риск лимитед». А как же вклад Чженя в игру?
   — В настоящее время он покоится в ящике на пекинском складе вместе с другими священными сокровищами Тибета.
   — Интересно, долго ли удастся дурачить власти КНР?
   Редпас взглянула на настенные часы, где медленно передвигающаяся изогнутая стрелка отделяла день от ночи.
   — Уже недолго, — удовлетворенно заключила Редпас. — Беды тона «Земля и небо» только начинаются. КНР — опасный противник. Впрочем, тибетцы тоже.
   С этими словами Редпас взялась за другую газету.
   — Похоже, борьба за освобождение Тибета усилилась, — продолжала она, — под новым боевым кличем: «Священная лазурь». По-моему, он имеет некоторое отношение к шелку.
   Дэни прерывисто вздохнула:
   ( Значит, игра все же стоила свеч.
   — Но нет гарантий, что борьба приведет к победе.
   — Конечно, но по крайней мере к тибетцам снова вернулось их священное наследие.
   — Древняя реликвия, — подтвердила Редпас.
   — Должно быть, Катя в бешенстве.
   — Катя мертва.
   У Дэни расширились глаза:
   — Ты уверена?
   — Вполне. Любовник убил ее в припадке гнева или страсти — полиция так и не сумела определить. Вскоре после этого Касатонов покончил жизнь самоубийством.
   — Не могу поверить…
   — Все мы смертны.
   Дэни нетерпеливо тряхнула головой.
   — Мне просто не верится, что такой хладнокровный убийца, как Касатонов, способен расстаться с жизнью из-за женщины.
   — К счастью, полиция Арубы не знает Касатонова так, как ты. Официальной причиной его смерти считается самоубийство.
   — Расследование прекращено?
   — Окончательно.
   — Должно быть, Джилли вздохнул с облегчением, — заметила Дэни.
   — Джилли может считать, что ему повезло, если я не спущу с него шкуру, — пробормотала Редпас, глядя мимо Дэни.
   — Вот и я! — объявил Джиллеспи, входя в кабинет и закрывая за собой дверь. — Вернулся пораньше, чтобы успеть приготовить вам ужин.
   Несмотря на бодрый голос сержанта, было ясно, что он смертельно устал. На его лице красовалось несколько свежих ссадин. При ходьбе он прихрамывал.
   — Отпуск выдался напряженным? — полюбопытствовала Дэни.
   — Бывало и хуже.
   Редпас внимательно оглядывала Джиллеспи, отмечая каждое изменение его внешности.
   — Садись, — мягко предложила она, — я налью тебе чаю.
   — Некогда. Прасам Дхамса и его свита ждет в гостиной.
   — Ты шутишь? — изумилась Редпас.
   — Он изводится от нетерпения, — туманно ответил Джиллеспи. — С тех пор как Касатонова убрали, его больше ничто не сдерживает.
   За спиной Джиллеспи вновь открылась дверь.
   — Но Прасам Дхамса не знает, что такое нетерпение, — возразила Редпас.
   — Да, — кивнул Шон, появляясь на пороге, — в отличие от меня.
   Обращаясь к Редпас, Шон ни на миг не сводил глаз с лица Дэни, которая была как натянутая струна.
   Она впилась в глаза Шона, терзаемая надеждой и болью. Он выглядел таким же изнуренным, как Джиллеспи, но еще никогда не казался Дэни более притягательным.
   Прасам Дхамса обошел Шона и ступил в библиотеку, беглым взглядом оценив комнату и присутствующих.
   — Все в сборе, — заключил Дхамса. — Это хорошо.
   — Почтенный лама! — воскликнула Редпас, легко поднимаясь. — Какая неожиданная честь! А мы как раз собирались к вам, в Виргинию.
   — Беспокойный человек, — произнес Дхамса, указывая на Шона.
   Дхамса перешел на тибетский язык. Шон быстро переводил:
   — Сначала беспокойному человеку пришлось выяснить, кто похитил шелк из священного храма.
   — Кому? — недоумевающе переспросила Дэни. — Ах да, тебе!
   — Вот именно, мне. Причем задача была не из легких. Я крался за Пакитом, как кот за мышью.
   — За Пакитом? — переспросила Редпас. — Значит, Джилли был прав в своих подозрениях и шелк похитил кто-то из монахов Лазурной секты?
   — Почему ты так решил? — спросила Дэни у Джиллеспи.
   — Шон сам тренировал охранников, — просто объяснил Джиллеспи. — А я работал с людьми, которых подготовил он. К комнате, где хранился шелк, посторонних не подпускали и на пушечный выстрел, значит, похитителем был монах. Свой человек.
   — А я не оценил теорию Джилли, — признался Шон. Прасам что-то спросил у него, и Шон ответил на том же языке. С улыбкой Будды Прасам произнес короткую фразу и замер в ожидании. Улыбка Шона угасла.
   — Прасам напомнил мне древнее буддийское изречение, — пояснил он присутствующим. — Когда у глупого народа глупый вождь, этот народ обречен. Пакит считал своего ламу глупым вождем, а тибетцев, следующих за ним, — глупцами, идущими к верной гибели.
   — Он считал, что КНР — будущее умного человека? — спросила Дэни.
   — Об этом он в конце концов и заявил мне. Первым делом он решил заставить глупцов забыть о суевериях прошлого.
   — О священном шелке… — пробормотала Редпас.
   — Вот именно, — кивнул Шон. — Пакит похитил шелк для Касатонова и только потом задумался. Он боялся, что Касатонов перережет ему глотку, как только получит шелк.
   Джиллеспи хмыкнул.
   — Мальчишка не так уж глуп, верно?
   — Но и не блещет умом, — возразил Шон. — Он дрожал как осиновый лист, но не додумался вернуть шелк.
   — Что же он сделал? — спросила Редпас.
   — Отдал его Фану, а затем науськал его на Дэни и стал ждать скандала, который неизбежно бы разразился, если бы американку застали во время покупки краденой святыни. А китайцы выглядели бы при этом героями, спасшими бесценное свидетельство истории Тибета.
   — …которое потом увезли бы в Пекин «на хранение», — сухо закончила Редпас.
   — Так и было задумано, — подтвердил Шон. — Но план не сработал. Пакит собирает мерзлый помет яков и медитирует в ледяной хижине, потому что вышеупомянутой американке хватило ума и присутствия силы духа, чтобы принять предложенную помощь.
   Шон протянул руку Дэни.
   — Сейчас под рукой у меня нет ни одной тибетской крыши, — сказал он, — но я все равно хочу позвать тебя к себе.
   Дэни прикрыла глаза, не в силах поверить, что ее мечта стоит перед ней, протягивая руку.
   — А как же обет? — еле выдавила она.
   — Прасам освободил меня от исполнения клятвы в тот же вечер, как увидел нас вместе, — сообщил Шон. У Дэни округлились глаза.
   — Что?
   — Буддийский обычай, — продолжал Шон. — Если исполнять клятву становится нестерпимо тяжело, тот, кто слышал ее, может отдать ее обратно. Я дал Прасаму обет безбрачия, а он вернул его мне.
   — Но… на Арубе… ты… я… мы же не… — Дэни осеклась.
   — Я не настолько мудр, как Прасам, — просто сказал Шон. — Я выдержал ровно три года, пока мы не оказались на пароме, плывущем в Ванкувер. Я понял, что в Тибете уже наступило завтра. Я сдержал клятву!
   — Демаркационная линия времени! — вспомнила Дэни, которая наконец-то все поняла.
   — Так ты согласна снова принять мою руку и разделить со мной новую клятву? — спросил Шон.
   — Я и не отказывалась от своих обещаний, — дрогнувшим голосом выговорила Дэни.
   — Знаю. Ты верна своему слову, Дэни, как и я.
   Дэни не помнила, как подошла к Шону, — она поняла только, что вдруг оказалась в его объятиях.
   Внезапно в тишине раздался голос Прасама Дхамсы.
   — Он приготовил нам подарок, — перевел Шон. — Это ката.
   — Что такое ката?
   — Традиционный тибетский дар. Шарф с вытканным пожеланием добра.
   Шон мягко повернул Дэни лицом к Дхамсе.
   У нее перехватило дыхание.
   Лама протягивал ей бесподобный шелк. Цвета индиго, насыщенный сумеречным светом, он переливался, вдруг становясь ослепительно-синим.
   Дрожащими руками Дэни коснулась ткани, когда Редпас набросила ее на шею Шона и Дэни, соединяя их.
   Частота переплетения была знакома Дэни, как звук ее собственного дыхания: впадина, подъем, пауза и вновь впадина и подъем.
   Шелк Будды.
   Но цвет был не тот-слишком яркий. Да и сама ткань выглядела как новая. Ее восстановили умело, но новые нити все равно выделялись среди рисунка. Давным-давно, возможно, столетия назад, кто-то украсил шелк нежной, кремовой бахромой.
   — Переплетение… хрипло выдохнула Дэни. — Один и тот же ткач!
   Улыбка Прасама Дхамсы стала еще безмятежнее. Он быстро заговорил.
   — В семье Прасама из поколения в поколение передается легенда о том, — переводил Шон, — как один из его предков соткал одеяние Будды. Он благодарит тебя за то, что ты вновь подтвердила: вся жизнь едина, а мы едины с ней.
   — Но я не могу принять этот подарок, — испуганно воскликнула Дэни, касаясь шелка.
   Дхамса поклонился и вновь заговорил.
   — Прасам — последний в своем роду, — объяснял Шон. — Вскоре он умрет. Сознание того, что он последний из уцелевших хранителей этого шарфа, было для него тяжкой ношей. Он хочет, чтобы мы сохранили шелк Сняли с него это бремя, освободили его от последних уз с колесом смертей и возрождений.
   — Шон… — прошептала Дэни, обернувшись к нему.
   — Все в порядке, Дэни. Дхамса предвидел это с той минуты, как впервые увидел меня.
   — Ничего не понимаю…
   — Он понял, что мне не суждено быть монахом. Но мне все не верилось. А теперь я вижу то же, что и он.
   — И что это?
   — Мы. Не важно, выйдешь ты за меня замуж или нет, — наши жизненные пути переплетены, Дхамса видел это.
   Дэни улыбнулась дрожащими губами.
   — Значит, судьба? — выговорила она.
   — Может, проверим?
   — Вместе?
   — Конечно. Так ты согласна?..
   Дэни ощутила невесомое прикосновение шарфа к ее плечам — древнего шелка, связующего прошлое с настоящим, а потом, подняв голову, взглянула в глаза своему будущему.
   Шон ответил ей любящим взглядом и улыбкой. И Дэни со счастливым смехом раскрыла объятия.