Марков Александр
Апсу
Александр Марков
АПСУ
[Апсу - по-древнеегипетски: бездна, беспредельность.]
1. Чрез семь дней воды потопа пришли на землю... в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились... И усилилась вода на землю чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы.
Бытие, 6, 10 - 19
2. Сурт едет с юга
с губящим ветви,
солнце блестит
на мечах богов;
рушатся горы,
мрут великанши;
в Хель идут люди,
расколото небо.
Солнце померкло,
земля тонет в море,
срываются с неба
светлые звезды,
пламя бушует
питателя жизни,
жар нестерпимый
до неба доходит.
Прорицание Вёльвы, 52-57
3. Едва занялось сияние утра,
С основанья небес встала черная туча,
Адду гремит в ее середине...
Из-за Адду цепенеет небо.
Вся земля раскололась, как чаша.
Ходит ветер шесть дней, семь ночей,
Потопом буря покрывает землю...
Я открыл отдушину - свет упал на лицо мне,
Я взглянул на море - тишь настала,
И все человечество стало глиной!
"О все видавшем", эпос о Гильгамеше.
4. Из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий: свершилось! И сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле. И город великий распался на три части, и города языческие пали... И всякий остров убежал, и гор не стало.
Апокалипсис, 16, 17-20
Глава 1
НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ТРАКТИРЕ СТАРОГО БАЛГА
Теплым майским вечером по дороге из Элора в Тетагир ехал молодой человек на серой лошади. На вид ему было лет двадцать. Темные глаза и волосы, нос с горбинкой и небольшой рост сразу выдавали в нем уроженца здешних мест. Низкое солнце било ему в глаза, он отводил взгляд; при этом лицо его сохраняло добродушное, мечтательно-задумчивое выражение. Как и большинство жителей Эн-Гел-а-Сина - "Страны у Лунной реки", - наш всадник любил предаваться размышлениям о жизни, любви и красоте и тайно сочинял стихи. Полное имя всадника было Шем-ха-Гил, но друзья звали его просто Гилом. Сейчас он ехал домой и гнал перед собой толстую неповоротливую овцу. Овца эта потерялась два дня назад, и Гил потратил немало времени на ее поиски. Процессия двигалась медленно - овца явно не торопилась, то и дело останавливалась отдохнуть или пощипать травки у обочины. Да и не в обычаях Гила было спешить. Но вот овца, а вслед за ней и лошадь со всадником, спустились в небольшую ложбинку. Солнце скрылось из виду, потянуло сыростью, и Гил поплотнее закутался в тонкий серый плащ с застежкой в виде лунного серпа.
- Слушай, подружка, давай-ка прибавим ходу, - обратился Гил к овце. Смотри, вечер уже, а мне еще надо заглянуть к старому Балгу. Ну, пошла, пошла, - добавил он более строго, увидев, что овца не реагирует.
Они двинулись чуть быстрее. Теперь дорога шла вверх, взбираясь на пригорок.
Трактир Балга находился как раз на вершине, в двух шагах от дороги. Вот уже показалось невысокое строение с черепичной крышей и круглыми окнами. За задней стеной рос могучий дуб, прикрывавший своими ветвями почти весь дом. Этот дуб, казалось, вышел на своих старых корнях из темной стены леса, тянувшегося к югу от дороги, и остановился в раздумье на вершине пригорка. Место для трактира Балг выбрал удачно - отсюда была видна вся округа: от невысоких гор Ио-Син на северо-востоке и леса на юге почти до самого Эллила - большой реки на западе. Все это пространство было занято пастбищами и виноградниками, рощами, холмами и овражками. Виднелись аккуратные домики из желтых кирпичей - жилье местных хуторян, паслись кое-где овцы. Жители хуторов, выпив в кабачке у Балга кружку-другую доброго пива, любили выйти на крыльцо и, усевшись на ступеньках, любоваться окрестностями. Такое занятие было для них неисчерпаемым источником радости и душевного равновесия.
Сегодня, однако, на широком крыльце не было ни души. Спешившись, Гил обнаружил еще более невероятную вещь - стекло в одном из круглых окошек было выбито, и трава внизу была усыпана осколками. Гил нетерпеливо взбежал по ступенькам и вошел в дом. Внутри было темно - солнце зашло, а Балг еще не зажигал свечей. Гил почувствовал знакомый с детства густой запах пива и бараньего жаркого. Послышался скрип половиц и глухое ворчанье, затем в дальнем углу осветился дверной проем, который тут же был заполнен массивной фигурой трактирщика. Балг держал перед собой две горящие свечки - при этом сам он был хорошо освещен, но ничего не видел.
- Ну и темнотища, гуллы бы меня забрали, - проворчал он.
Гил заметил, что трактирщик как-то странно выглядит: лицо его выражало растерянность и тревогу - чувства, редко испытываемые жителями Эн-Гел-а-Сина.
- Это я, Гил, - нерешительно сказал Гил, по-прежнему стоящий на пороге. Круглое лицо Балга расплылось в улыбке, и он засуетился, зажигая одну за другой свечи на стенах. Отблески свечных огоньков заплясали у него на лысине.
- А, господин Гилли, здорово, дружок! Славно, что ты зашел ко мне. А я уж думал, не увижу тебя больше. Проходи, проходи, да не стесняйся, садись. Пивка? Бесплатно сегодня. Да ты не смотри, что я в таком виде - собираюсь в дорогу, вот и не встретил тебя. Ну вот, - Балг поставил на стол две большие глиняные кружки и уселся напротив Гила. - Посидим, поговорим. В последний раз ведь, дружок, да! Вот уж не думал, что так оно обернется. Ах, знали бы вы, сударь, как это мне тяжело! А выхода-то нет! - трактирщик сморщил нос, казалось, он вот-вот заплачет.
Гил с удивлением смотрел на Балга, слушал его бессвязную болтовню и ничего не понимал.
- Да что с тобой сегодня, старина? Что это на тебя нашло? - спросил наконец Гил, в то время как трактирщик сопел, обхватив голову руками.
- Ах, и не спрашивай, дружок. Вот ведь дожили до чего! Ты только погляди! - Он показал на пустые столы и разбитое окно.
- Ну-ну, успокойся! Лучше расскажи по порядку, что тут у тебя стряслось. И что это ты заговорил вдруг такое: больше не увижу! да в последний раз! да не могу!.. Вот стекло у тебя разбили - это да! Это правда, шутка нехорошая. Но все равно - так расстраиваться...
На лице Балга отразилась происходившая в нем внутренняя борьба - ему, видно, и хотелось поделиться с Гилом своими переживаниями, и что-то его останавливало. Пока он кряхтел и строил рожи, страшная догадка пронзила Гила.
- Признайся, старина, - сказал он. - У тебя завелись клопы?!
- Что, что?
- Клопы! Помнишь, когда в Горячем Ключе завелись клопы - ну, такие маленькие твари, которые кусаются по ночам и сосут кровь, - так все тамошние такой крик подняли, и тоже все клялись, что уедут и не могут этого вынести. Неужели...
- Нет-нет, господин Гилли, что ты, такой гадости у меня нету, Не дошло еще до этого, слава дэвам! А, ладно! - Балг хлопнул ладонью по столу. Расскажу! Все равно уж вся округа знает. - Лицо Балга приняло решительное выражение, и он отхлебнул пива. - Нидхаги, сударь! Сегодня утром, вот как уехал ты свою овцу искать, не больше часу прошло, слышу на дороге шум, топот, рычит кто-то, ну прямо как медведь, - голоса грубые, а слов не понять. Потом вваливаются два мужика - сразу видно, что не наши коренастые, кривоногие, морды - вот такие, бороды всклокоченные, глаза горят, а у одного еще желтые клыки торчат, как у собаки. Ну, я за стойкой ни жив, ни мертв, а они прямо ко мне и тот, что с клыками, как зарычит: а ну, говорит, тащи сюда пива да баранью ногу! А я прямо оцепенел весь, только смотрю на них и рот открываю. Тут тот, что без клыков, как выхватит свой меч - кривой такой, короткий, как рубанет им по стойке - вот, две доски разрубил, - и как заорет: "Пошевеливайся, гулл плешивый, а не то мы тебя спалим с твоей конурой вместе, и будет у нас вместо барана жареная свинья!"... Это я-то гулл! - Балг сморщил нос, чуть не плача от такого оскорбления.
- Постой, Балг, что ты говоришь! Да как же это? Нидхаки? Откуда они здесь? Ведь до гор пятнадцать миль, не меньше.
- В том-то и дело, сударь. Раз уж они сюда добрались, значит все - конец! Уезжаю я, дружок, вот соберусь и с рассветом в путь. Поеду на восток, поближе к городу и к нашему королю - и куда только он смотрит! Все равно полюбуйся! - ни одного посетителя! За целый день! Прознали, видно, что сюда нидхаги ходят, теперь доброго человека сюда ничем не заманишь. Дурные вести не стоят на месте, или как там говорится - Так что прощай, Гилли. И мой тебе совет: уезжай тоже! Всем нам надо бежать отсюда, да поскорее! - Балг встал и направился к задней двери - укладывать вещи.
- Эй, Балг, подожди, - окликнул его Гил. - Подожди! Ты же не рассказал, что было дальше. Как же так - сразу бежать! Не можем же мы все бросить наши дома, виноградники... Мы же здесь родились! Надо что-то придумать...
- Да что тут придумаешь! - угрюмо сказал Балг, возвращаясь к столу. Ничего мы сделать не можем. Когда нидхаги появились в Ахеле - что мы сделали? Ушли оттуда, вот и все. Перебрались на этот берег Эллила и даже мертвых перестали отвозить на запад. Они вырубили весь лес, и теперь там пустыня. А когда они вдруг объявились в наших горах - ты тоща только родился, - что мы стали делать? Собрались все вместе и выставили их оттуда? Или, может быть, отряд светлоликих дэвов прибыл из Асгарда, чтобы помочь нам в беде?.. А теперь нидхаги пришли сюда, в мой трактир, и, значит, старому Балгу надо собирать вещички и сматываться, пока цел. Видно, такая уж у нас судьба - уходить, отступать, оставлять нидхагам наши дома и земли. А против судьбы не пойдешь.
Балг задумался. Взгляд его стал отсутствующим... Вряд ли он скажет что-нибудь еще. Потрясенный Гил смотрел на него широко раскрытыми глазами. Его переполняли противоречивые чувства. Впервые в жизни он начал понимать, что в мире происходят события более значительные, чем женитьба и даже более страшные, чем смерть прадедушки Халина.
- Балг! Эй, Балг! - негромко позвал он. - А что дальше-то было? Ты же не рассказал, чем все кончилось. Ну, очнись, Балг! Балг нехотя перевел взгляд с потолка на Гила.
- Дальше? Да ничего. Принес я им пива и жаркого, они все сожрали и ушли.
- Ну, а окно?
- Что окно? А, это они кружкой. Зубастый швырнул. Ужасное воспоминание вывело Балга из состояния задумчивости, и он заговорил с прежним воодушевлением:
- А уж как жрали-то, сударь, вы себе и не представляете! Точно голодные собаки, даже кости разгрызали. Противно было смотреть. Хотя смотреть-то они мне запретили. Как я им все принес, так они мне: пшел отсюда, мол, чтоб духу твоего здесь не было. Я за дверь, но далеко, конечно, не пошел - там ведь замочная скважина, в двери-то.
- Ах ты хитрюга! Так ты слышал, о чем они говорили?
- Слышать-то слышал, да только мало что понял. Сам знаешь, язык-то у них не человечий, все слова перекорежены. Разобрал только, что, вроде, ищут они кого-то.
- Кого?
- Кого-то, кому они хотят отомстить. А если так, то, конечно, понятно, кто им нужен. - Лицо Балга приняло значительное выражение.
- Ну, Балг, не тяни же! Говори, кто им нужен?
- А кто же, как не твой сосед, господин Ки-Энду! Ведь это он позавчера у Крайнего Пригорка пришиб одного нидхага, который пытался его ограбить.
- Ки-Энду!.. Он такой несдержанный! Сколько раз я ему говорил, что так нельзя! С улицы донесся стук копыт. Кто-то подъезжал к трактиру с севера.
- Кто бы это мог быть в такое время?
Видно было, как он напрягся, вслушиваясь. Дверь распахнулась, и в трактир бодрым шагом вошел высокий мужчина лет двадцати восьми - темноволосый, голубоглазый - не обошлось без прабабушек с севера, - в темном плаще и в берете с гусиным пером, придававшим ему решительный вид. Лицо его, помимо неистребимого Эн-Гел-а-Синского добродушия, выражало твердость. Вошедший окинул взглядом Гила и Балга.
- Что приуныли, друзья? - сказал он весело, подходя к столу.
Балг заулыбался и, бормоча слова приветствия, побежал за третьей кружкой.
- Ну что, Балг, не понравились тебе нидхаги! - посмеивался вошедший.
Гил улыбнулся. Балг, возившийся у пивной бочки, посмотрел на них укоризненно.
- Вам бы все шутить, господин Ки-Энду! Мне вот не до шуток, - в словах Балга слышалось уважение, хоть он и притворялся обиженным. Все в округе знали и любили Ки-Энду, хоть он и удивлял их своей решительностью и прямотой. Качества эти были врожденные, но некоторые считали, что он приобрел их на севере, в Асор-Гире, где в течение семи лет обучался искусствам, истории и ремеслу кузнеца.
Ки-Энду перестал смеяться и сказал серьезно:
- Нет. Это не шутки. В том-то и дело, что мне тоже не нравятся нидхаги. Совсем не нравятся. И еще кое-что мне не нравится. Наш взгляд на жизнь. Наша беззаботность. Слишком уж мы привыкли, что за нас думают и решают другие.
Ки-Энду нахмурился. Балг принес пиво, и Гил предложил перейти на крыльцо. Они взяли кружки, вышли и уселись на верхней ступеньке. Ночь была теплая, тихая и ясная. На небе высыпали звезды, на западе, низко над горизонтом, блестел лунный серп. Все трое почувствовали, как красота и покой проникают в душу. Разгладились морщины на лице Балга; мягче стал взгляд Ки-Энду; Гил улыбаясь смотрел на небо, звезды отражались в его глазах.
Молчали долго. Наконец Ки-Энду отвел взгляд от далеких горных вершин, посмотрел на свои стоптанные башмаки и сказал:
- Я еду в Элор, ребята. Хочу поговорить с королем. Что-нибудь вам привезти?
Гил вздрогнул и удивленно посмотрел на Ки-Энду.
- О чем же ты хочешь говорить с королем?
- О многом, Гилли. В последнее время я часто задумывался о том, как мы живем, и понял, что многое у нас неправильно. Взять тех же нидхагов. Почему они могут грабить нас, выгонять нас с наших земель, а мы только вздыхаем и отходим все дальше на восток? Неужели мы так привыкли во всем полагаться на дэвов, что сами не можем и пальцем пошевелить ради собственного спасения?
- Постой, Ки, что ты говоришь? Разве дэвы не любят нас, не заботятся о нас? Ведь мы их дети. Они, наверное, лучше знают, что правильно, а что нет. Раз мы не сопротивляемся нидхагам, значит, так надо. Воевать, творить насилие - это же гадко, это значит идти против дэвов и против самих себя. Скажи, вот ты, например, мог бы убить человека, или даже нидхага?
- Я ударил одного, ты знаешь, - Ки-Энду мрачно посмотрел на Гила. Крепко ударил. А что дэвы о нас заботятся - тут я не спорю, не думай, что я упрекаю их в чем-то. Но они далеко, и мне кажется, что они уже не могут за всем уследить. Их мало осталось, а людей становится все больше. И боюсь, что из Асгарда Эн-Гел-а-Син не виден даже в хорошую погоду. Подумай, что нас ждет. Нидхаги выгнали нас из Ахела, согнали с гор. Теперь они появились здесь и, похоже, скоро мы и отсюда уйдем. Пройдет лет десять - и они объявятся в Элоре. Когда же мы опомнимся? Когда нас загонят в море по шейку? Или и тогда будем надеяться на дэвов? Я скажу королю - пусть он соберет взрослых мужчин, человек двести, даст им оружие, и пусть они выгонят нидхагов хотя бы с восточного берега Эллила.
Гил напряженно думал. Он и сам смутно ощущал какую-то неправильность в поведении своих соплеменников, и теперь ему казалось, что Ки-Энду выразил словами его собственные невысказанные сомнения.
- Знаешь, Ки, мне кажется, ты прав. Действительно, пора что-то делать. Но, может, было бы лучше сначала съездить в Асгард и посоветоваться с дэвами? Надо же узнать, почему они не защищают нас от нидхагов, и вообще что происходит, что у них на уме, и что...
Балг, не принимавший участия в разговоре, внезапно поднял руку и показал на север:
- Взгляните-ка, господа! Что это там за огни?
Глава 2 НАБЕГ
Тягостно в мире,
великий блуд,
как мечей и секир,
треснут щиты,
век бурь и волков
до погибели мира;
щадить человек
человека не станет.
Прорицание Вёльвы, 45
Перед ними расстилалась ночная долина. Луна заходила. Последние огни погасли в окнах. Земля лежала во мраке, покрытая тонким прозрачным туманом, серебристым, словно сотканным из звездного света. Силуэты гор, темные на фоне неба, окаймляли горизонт. Внизу, милях в пяти-шести к северо-востоку от трактира, горели два или три огонька - красноватые, они то почти пропадали из виду, то вспыхивали снова. Одна и та же мысль возникла одновременно у Гила и Ки-Энду. Они переглянулись.
- Пожар! - сказал Балг.
- Это нидхаги! - вырвалось у Гила. - Ки, они жгут твой дом! Где твои? Спят? Где Мирегал?
- Нет, это не в Желтом Ручье, - произнес Ки-Энду, всматриваясь. - Мирегал дома, но можешь о ней не беспокоиться. Похоже, это у тебя, в Белых Камнях.
- У меня? Нет, нет, ведь это тебе они хотят отомстить! И Белые Камни, по-моему, правее.
- Что мы сидим? - вскричал вдруг Гил, вскакивая. - Поехали, Ки! Секунды хватило Ки-Энду, чтобы собраться с мыслями.
- Балг, быстро в подвал, принеси два меча, лук, стрелы. Да не смотри на меня такими глазами! Я же знаю, что у тебя устроили склад эти, которые привезли оружие из Асор-Гира... Потом поговорим, быстрей.
Округлившиеся глаза Балга вдруг сузились, он вскочил, нелепо взмахнул руками и, издав воинственный клич, бросился в дом. Возбуждение трактирщика было легко понять: отважные люди, рвущиеся в битву с врагом, - такого в Эн-Гел-а-Сине еще не видели.
Гил, спотыкаясь, бежал к крыльцу, ведя двух лошадей. Мгновение спустя запыхавшийся Балг вышел с оружием - два широких кожаных пояса с длинными прямыми мечами в ножнах, два круглых деревянных щита, белые с серебряной луной в центре, небольшой лук и колчан со стрелами.
- Щиты оставь! Держи! - Ки-Энду бросил Гилу меч с поясом, второй ловким движением застегнул у себя под плащом. Гил неумело пытался нацепить на себя меч, бормоча смущенно: "Зачем это, Ки? Как его надевают?"
- Ну, ты теленок, Гил, - сказал Ки-Энду. - Дай помогу!.. Чем здесь бездельничать, надо было тебе в Асор-Гир съездить поучиться. Ну, все! Поехали! - Они вскочили в седла.
- Счастливо, Балг! - сказал Гил, - Последи за моей овцой.
- Счастливого пути! - помахал рукой Балг, смутно осознавая, что сейчас это не самые подходящие слова.
Всадники поскакали на северо-восток, спускаясь с пригорка, и быстро скрылись в темноте. Балг смотрел им вслед; воодушевление постепенно сменилось в нем задумчивостью, и он еще долго стоял на крыльце, глядя во мрак невидящими глазами.
Спустившись с пригорка, всадники сразу потеряли из виду далекие огоньки. Теперь их окружала почти полная тьма. Спасало только то, что лошади прекрасно знали все местные тропы. Ки-Энду скакал впереди. Гил еле поспевал за ним. Левой рукой он боролся с мечом, который все время норовил ударить по лошадиному боку. В голове его мелькали обрывки мыслей: "Мирегал... что с ней? Что они с ней делают?.. Этот дурацкий меч... как его достают? А если придется драться? Я же не смогу... убийство, кровь - что с нами будет?"
Они миновали хутор Три Клена, пересекли неглубокий овраг, проехали яблоневый сад людей из Синего Клена. Теперь дорожка шла вдоль Желтого ручья - самого ручья почти не было видно, но Гил чувствовал знакомый запах серы. Этот ручей начинался в горах и тек через двор Ки-Энду. Вода в нем даже зимой была теплой, и Ки-Энду говорил, что в ней есть какие-то ценные соли, которые он использовал в своей таинственной работе.
Гил увидел, что Ки-Энду, ускакавший довольно далеко вперед, остановился и ждет его.
- Что? - спросил Гил, подъехав.
- Это развилка. Ты уверен, что горело у нас?
- Ну конечно! Ведь они тебя искали. Зачем им Белые Камни?
- Не знаю, мне показалось, что это у вас горит. Ну ладно, поехали.
Они поскакали дальше вдоль ручья, к дому Ки-Энду. Через несколько минут показались смутные очертания дома с высокой крышей, кузницы, нескольких низких сараев и хозяйственных строений. Все было тихо - ни огня, ни запаха дыма, ни людей, ни нидхагов. Подъехав к крыльцу, Ки-Энду спрыгнул на землю и вбежал в дом. Через минуту он вернулся и вскочил в седло.
- Они ничего не видели и не слышали. Это у вас. Быстрей! Две мили от Желтого Ручья до Белых Камней показались Гилу бесконечными. "Опоздаем, думал он. - И все из-за меня!"
Безжалостно пришпоривая лошадей, они подъехали к дому с тыльной стороны. Все деревянные постройки, сараи, помещения для скота горели, по двору метались обезумевшие козы и овцы. Откуда-то выскочил петух с ярко пылавшими перьями, пронесся по двору и упал с хриплым кудахтаньем.
- Заходи справа, Гил! - крикнул Ки-Энду и поскакал через двор к дому. Его конь шарахнулся от бежавшего на него барана, Ки-Энду соскочил на землю и побежал. Гил поскакал направо, пригнувшись к самой шее лошади и пытаясь вытащить застрявший в ножнах меч. Выехав из-за угла, Гил увидел прямо перед собой сгорбленную фигуру нидхага с факелом в руке. Нидхаг ухмылялся, красноватые отблески плясали на его зубах. Он шагнул вперед и ткнул факелом в морду лошади. Та отпрянула, заржала и поднялась на дыбы. Гил не удержался в седле и полетел куда-то в темноту...
Очнувшись, он увидел вдали быстро удаляющиеся силуэты двух всадников и лошади, нагруженной какими-то тюками. У дальнего конца дома стоял Ки-Энду с натянутым луком. Он выстрелил и... безнадежно опустил руки: нидхаги были слишком далеко.
Только сейчас Гил начал осознавать, что между ним и Ки-Энду, на ярко освещенном крыльце, лежит что-то страшное - глаза отказывались увидеть это, а разум - понять. Нетвердой походкой, борясь с подступающей тошнотой, Гил подходил все ближе и ближе к крыльцу.
Там, на ступеньках, раскинув руки, лежало обезглавленное тело его отца...
Гил проснулся в своей комнате от того, что солнце, поднявшееся над горами, било ему прямо в глаза. Он лежал на спине, наслаждаясь покоем и тишиной, но смутное, давящее ощущение пережитого ужаса и горя уже шевелилось в дальних тайниках подсознания. Гил рассматривал картину, висящую перед ним. Его отец, Конгал, прекрасный художник, больше всего гордился именно этой картиной. Гил еще мальчиком настоял на том, чтобы ее повесили в его комнате. Картина называлась "Кулайн ведет дэвов и людей в битву за Ойтру". Как говорили сведущие люди - а их немало приезжало в Белые Камни взглянуть на картину, - это было одно из самых удачных изображений дэва, созданных человеческой рукой...
Равнина, залитая багровыми лучами заходящего солнца, простиралась до горизонта. Вдали был виден город - зубчатые стены и белые башни, высокие дворцы с золотой сверкающей кровлей - древняя Ойтра. Посреди города, подавляя его и прижимая к земле, высилась громадная черная ступенчатая пирамида - магдел. "Дэвов и людей" на картине не было - они подразумевались вне полотна, на месте зрителей. В центре был изображен дэв на белом коне, в сверкающих доспехах. Конь смотрел на город, туда же указывала рука всадника, а лицо его было повернуло к людям, которых он звал в бой. Это и было главное в картине - лицо Кулайна. Оно было прекрасно, но в этой красоте было что-то неземное - она не принадлежала этому миру. В лице Кулайна была едва уловимая грусть, словно он навсегда утратил что-то безмерно любимое. Никто из людей, видевших дэвов, не мог описать их лица - так было и с картиной. Какого цвета глаза Кулайна? Никакого - и всех сразу, цвета переливались, сменяя друг друга, и в то же время - не менялись; глаза эти смотрели из вечности, и в них было все - глубокая мудрость и тайная боль, гнев и прощение, смирение и гордость, и надо всем, поверх всего - Любовь. Казалось, она заполняла весь мир, и небо и земля воспламенялись ею, и человек отступал, ослепленный и плачущий, и отводил взгляд.
Гил подумал об отце и вдруг вспомнил... Все образы прошедшей ночи всплыли в его памяти, он словно видел все воочию: рыдающая мать, безмолвные бледные сестры - Лингал и Залин; Ки-Энду поднимает голову отца; приезжают какие-то люди, появляется повозка; Гил помогает перенести тело в эту повозку, пытается утешить мать...
Ки-Энду, уезжая, обещал все подготовить к сожжению. И еще он сказал, что ни один нидхаг больше не посмеет ступить на эту землю.
Горестные раздумья Гила были прерваны стуком в дверь. Вошел Ки-Энду.
- Вставай, Гил. Уже полдень, а у нас много дел.
- Ки! Это я во всем виноват, - простонал Гил. - Если бы я послушался тебя, мы бы не опоздали! - Нет, Гилли, - серьезно сказал Ки-Энду. - Мы бы опоздали все равно. Я разговаривал с твоими племянниками и узнал, как все было. Нидхаги действительно искали меня, кто-то показал им направление, но они случайно попали к Белым Камням. Господин Конгал вышел на крыльцо - а они уже подожгли все, что могло гореть, - и спросил, что им нужно. Они сказали, что ищут одного долговязого гулла, который посмел поднять руку на их дружка. Твой отец понял, что речь обо мне, и сказал, что здесь таких нет. Тогда они бросились в дом. Он пытался задержать их, и они его убили... После этого нидхаги еще минут десять рыскали по дому и хватали все, что попадалось золото, спички, гвозди, посуду - Когда мы подъехали, они уже вышли на улицу и собирались уезжать. Так что мы опоздали бы в любом случае, и твоей вины тут нет.
- Нет, нет, все равно... Никогда не прощу себе... - бормотал Гил, уже одетый. Он был погружен в свои мысли и почти не слушал Ки-Энду.
- Гил, я за ночь приготовил тело к сожжению, и нам с тобой нужно заняться теперь погребальным костром,
- Костром? - в глазах Гила пробежала какая-то тень, потом они гневно сверкнули. - Нет! Отец умер, как герой, и я похороню его по обычаям предков, в Тетагире!
Ки-Энду посмотрел на него, как на безумного.
- Ты что, Гил? Ты соображаешь, что говоришь? Там нидхаги, там пустыня, там лет двести не было ни одного человека.
Гил мрачно смотрел себе под ноги, взгляд его был непреклонен.
- Не отговаривай меня. Лучше помоги. Приготовь отца, как полагается. Ты говорил, что умеешь.
- Если ты хочешь таким образом искупить свою мнимую вину, то это глупо, сказал Ки-Энду.
Гил ничего не ответил, подошел к окну и выглянул во двор. Внезапно лицо его просветлело, он обернулся.
АПСУ
[Апсу - по-древнеегипетски: бездна, беспредельность.]
1. Чрез семь дней воды потопа пришли на землю... в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились... И усилилась вода на землю чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы.
Бытие, 6, 10 - 19
2. Сурт едет с юга
с губящим ветви,
солнце блестит
на мечах богов;
рушатся горы,
мрут великанши;
в Хель идут люди,
расколото небо.
Солнце померкло,
земля тонет в море,
срываются с неба
светлые звезды,
пламя бушует
питателя жизни,
жар нестерпимый
до неба доходит.
Прорицание Вёльвы, 52-57
3. Едва занялось сияние утра,
С основанья небес встала черная туча,
Адду гремит в ее середине...
Из-за Адду цепенеет небо.
Вся земля раскололась, как чаша.
Ходит ветер шесть дней, семь ночей,
Потопом буря покрывает землю...
Я открыл отдушину - свет упал на лицо мне,
Я взглянул на море - тишь настала,
И все человечество стало глиной!
"О все видавшем", эпос о Гильгамеше.
4. Из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий: свершилось! И сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле. И город великий распался на три части, и города языческие пали... И всякий остров убежал, и гор не стало.
Апокалипсис, 16, 17-20
Глава 1
НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ТРАКТИРЕ СТАРОГО БАЛГА
Теплым майским вечером по дороге из Элора в Тетагир ехал молодой человек на серой лошади. На вид ему было лет двадцать. Темные глаза и волосы, нос с горбинкой и небольшой рост сразу выдавали в нем уроженца здешних мест. Низкое солнце било ему в глаза, он отводил взгляд; при этом лицо его сохраняло добродушное, мечтательно-задумчивое выражение. Как и большинство жителей Эн-Гел-а-Сина - "Страны у Лунной реки", - наш всадник любил предаваться размышлениям о жизни, любви и красоте и тайно сочинял стихи. Полное имя всадника было Шем-ха-Гил, но друзья звали его просто Гилом. Сейчас он ехал домой и гнал перед собой толстую неповоротливую овцу. Овца эта потерялась два дня назад, и Гил потратил немало времени на ее поиски. Процессия двигалась медленно - овца явно не торопилась, то и дело останавливалась отдохнуть или пощипать травки у обочины. Да и не в обычаях Гила было спешить. Но вот овца, а вслед за ней и лошадь со всадником, спустились в небольшую ложбинку. Солнце скрылось из виду, потянуло сыростью, и Гил поплотнее закутался в тонкий серый плащ с застежкой в виде лунного серпа.
- Слушай, подружка, давай-ка прибавим ходу, - обратился Гил к овце. Смотри, вечер уже, а мне еще надо заглянуть к старому Балгу. Ну, пошла, пошла, - добавил он более строго, увидев, что овца не реагирует.
Они двинулись чуть быстрее. Теперь дорога шла вверх, взбираясь на пригорок.
Трактир Балга находился как раз на вершине, в двух шагах от дороги. Вот уже показалось невысокое строение с черепичной крышей и круглыми окнами. За задней стеной рос могучий дуб, прикрывавший своими ветвями почти весь дом. Этот дуб, казалось, вышел на своих старых корнях из темной стены леса, тянувшегося к югу от дороги, и остановился в раздумье на вершине пригорка. Место для трактира Балг выбрал удачно - отсюда была видна вся округа: от невысоких гор Ио-Син на северо-востоке и леса на юге почти до самого Эллила - большой реки на западе. Все это пространство было занято пастбищами и виноградниками, рощами, холмами и овражками. Виднелись аккуратные домики из желтых кирпичей - жилье местных хуторян, паслись кое-где овцы. Жители хуторов, выпив в кабачке у Балга кружку-другую доброго пива, любили выйти на крыльцо и, усевшись на ступеньках, любоваться окрестностями. Такое занятие было для них неисчерпаемым источником радости и душевного равновесия.
Сегодня, однако, на широком крыльце не было ни души. Спешившись, Гил обнаружил еще более невероятную вещь - стекло в одном из круглых окошек было выбито, и трава внизу была усыпана осколками. Гил нетерпеливо взбежал по ступенькам и вошел в дом. Внутри было темно - солнце зашло, а Балг еще не зажигал свечей. Гил почувствовал знакомый с детства густой запах пива и бараньего жаркого. Послышался скрип половиц и глухое ворчанье, затем в дальнем углу осветился дверной проем, который тут же был заполнен массивной фигурой трактирщика. Балг держал перед собой две горящие свечки - при этом сам он был хорошо освещен, но ничего не видел.
- Ну и темнотища, гуллы бы меня забрали, - проворчал он.
Гил заметил, что трактирщик как-то странно выглядит: лицо его выражало растерянность и тревогу - чувства, редко испытываемые жителями Эн-Гел-а-Сина.
- Это я, Гил, - нерешительно сказал Гил, по-прежнему стоящий на пороге. Круглое лицо Балга расплылось в улыбке, и он засуетился, зажигая одну за другой свечи на стенах. Отблески свечных огоньков заплясали у него на лысине.
- А, господин Гилли, здорово, дружок! Славно, что ты зашел ко мне. А я уж думал, не увижу тебя больше. Проходи, проходи, да не стесняйся, садись. Пивка? Бесплатно сегодня. Да ты не смотри, что я в таком виде - собираюсь в дорогу, вот и не встретил тебя. Ну вот, - Балг поставил на стол две большие глиняные кружки и уселся напротив Гила. - Посидим, поговорим. В последний раз ведь, дружок, да! Вот уж не думал, что так оно обернется. Ах, знали бы вы, сударь, как это мне тяжело! А выхода-то нет! - трактирщик сморщил нос, казалось, он вот-вот заплачет.
Гил с удивлением смотрел на Балга, слушал его бессвязную болтовню и ничего не понимал.
- Да что с тобой сегодня, старина? Что это на тебя нашло? - спросил наконец Гил, в то время как трактирщик сопел, обхватив голову руками.
- Ах, и не спрашивай, дружок. Вот ведь дожили до чего! Ты только погляди! - Он показал на пустые столы и разбитое окно.
- Ну-ну, успокойся! Лучше расскажи по порядку, что тут у тебя стряслось. И что это ты заговорил вдруг такое: больше не увижу! да в последний раз! да не могу!.. Вот стекло у тебя разбили - это да! Это правда, шутка нехорошая. Но все равно - так расстраиваться...
На лице Балга отразилась происходившая в нем внутренняя борьба - ему, видно, и хотелось поделиться с Гилом своими переживаниями, и что-то его останавливало. Пока он кряхтел и строил рожи, страшная догадка пронзила Гила.
- Признайся, старина, - сказал он. - У тебя завелись клопы?!
- Что, что?
- Клопы! Помнишь, когда в Горячем Ключе завелись клопы - ну, такие маленькие твари, которые кусаются по ночам и сосут кровь, - так все тамошние такой крик подняли, и тоже все клялись, что уедут и не могут этого вынести. Неужели...
- Нет-нет, господин Гилли, что ты, такой гадости у меня нету, Не дошло еще до этого, слава дэвам! А, ладно! - Балг хлопнул ладонью по столу. Расскажу! Все равно уж вся округа знает. - Лицо Балга приняло решительное выражение, и он отхлебнул пива. - Нидхаги, сударь! Сегодня утром, вот как уехал ты свою овцу искать, не больше часу прошло, слышу на дороге шум, топот, рычит кто-то, ну прямо как медведь, - голоса грубые, а слов не понять. Потом вваливаются два мужика - сразу видно, что не наши коренастые, кривоногие, морды - вот такие, бороды всклокоченные, глаза горят, а у одного еще желтые клыки торчат, как у собаки. Ну, я за стойкой ни жив, ни мертв, а они прямо ко мне и тот, что с клыками, как зарычит: а ну, говорит, тащи сюда пива да баранью ногу! А я прямо оцепенел весь, только смотрю на них и рот открываю. Тут тот, что без клыков, как выхватит свой меч - кривой такой, короткий, как рубанет им по стойке - вот, две доски разрубил, - и как заорет: "Пошевеливайся, гулл плешивый, а не то мы тебя спалим с твоей конурой вместе, и будет у нас вместо барана жареная свинья!"... Это я-то гулл! - Балг сморщил нос, чуть не плача от такого оскорбления.
- Постой, Балг, что ты говоришь! Да как же это? Нидхаки? Откуда они здесь? Ведь до гор пятнадцать миль, не меньше.
- В том-то и дело, сударь. Раз уж они сюда добрались, значит все - конец! Уезжаю я, дружок, вот соберусь и с рассветом в путь. Поеду на восток, поближе к городу и к нашему королю - и куда только он смотрит! Все равно полюбуйся! - ни одного посетителя! За целый день! Прознали, видно, что сюда нидхаги ходят, теперь доброго человека сюда ничем не заманишь. Дурные вести не стоят на месте, или как там говорится - Так что прощай, Гилли. И мой тебе совет: уезжай тоже! Всем нам надо бежать отсюда, да поскорее! - Балг встал и направился к задней двери - укладывать вещи.
- Эй, Балг, подожди, - окликнул его Гил. - Подожди! Ты же не рассказал, что было дальше. Как же так - сразу бежать! Не можем же мы все бросить наши дома, виноградники... Мы же здесь родились! Надо что-то придумать...
- Да что тут придумаешь! - угрюмо сказал Балг, возвращаясь к столу. Ничего мы сделать не можем. Когда нидхаги появились в Ахеле - что мы сделали? Ушли оттуда, вот и все. Перебрались на этот берег Эллила и даже мертвых перестали отвозить на запад. Они вырубили весь лес, и теперь там пустыня. А когда они вдруг объявились в наших горах - ты тоща только родился, - что мы стали делать? Собрались все вместе и выставили их оттуда? Или, может быть, отряд светлоликих дэвов прибыл из Асгарда, чтобы помочь нам в беде?.. А теперь нидхаги пришли сюда, в мой трактир, и, значит, старому Балгу надо собирать вещички и сматываться, пока цел. Видно, такая уж у нас судьба - уходить, отступать, оставлять нидхагам наши дома и земли. А против судьбы не пойдешь.
Балг задумался. Взгляд его стал отсутствующим... Вряд ли он скажет что-нибудь еще. Потрясенный Гил смотрел на него широко раскрытыми глазами. Его переполняли противоречивые чувства. Впервые в жизни он начал понимать, что в мире происходят события более значительные, чем женитьба и даже более страшные, чем смерть прадедушки Халина.
- Балг! Эй, Балг! - негромко позвал он. - А что дальше-то было? Ты же не рассказал, чем все кончилось. Ну, очнись, Балг! Балг нехотя перевел взгляд с потолка на Гила.
- Дальше? Да ничего. Принес я им пива и жаркого, они все сожрали и ушли.
- Ну, а окно?
- Что окно? А, это они кружкой. Зубастый швырнул. Ужасное воспоминание вывело Балга из состояния задумчивости, и он заговорил с прежним воодушевлением:
- А уж как жрали-то, сударь, вы себе и не представляете! Точно голодные собаки, даже кости разгрызали. Противно было смотреть. Хотя смотреть-то они мне запретили. Как я им все принес, так они мне: пшел отсюда, мол, чтоб духу твоего здесь не было. Я за дверь, но далеко, конечно, не пошел - там ведь замочная скважина, в двери-то.
- Ах ты хитрюга! Так ты слышал, о чем они говорили?
- Слышать-то слышал, да только мало что понял. Сам знаешь, язык-то у них не человечий, все слова перекорежены. Разобрал только, что, вроде, ищут они кого-то.
- Кого?
- Кого-то, кому они хотят отомстить. А если так, то, конечно, понятно, кто им нужен. - Лицо Балга приняло значительное выражение.
- Ну, Балг, не тяни же! Говори, кто им нужен?
- А кто же, как не твой сосед, господин Ки-Энду! Ведь это он позавчера у Крайнего Пригорка пришиб одного нидхага, который пытался его ограбить.
- Ки-Энду!.. Он такой несдержанный! Сколько раз я ему говорил, что так нельзя! С улицы донесся стук копыт. Кто-то подъезжал к трактиру с севера.
- Кто бы это мог быть в такое время?
Видно было, как он напрягся, вслушиваясь. Дверь распахнулась, и в трактир бодрым шагом вошел высокий мужчина лет двадцати восьми - темноволосый, голубоглазый - не обошлось без прабабушек с севера, - в темном плаще и в берете с гусиным пером, придававшим ему решительный вид. Лицо его, помимо неистребимого Эн-Гел-а-Синского добродушия, выражало твердость. Вошедший окинул взглядом Гила и Балга.
- Что приуныли, друзья? - сказал он весело, подходя к столу.
Балг заулыбался и, бормоча слова приветствия, побежал за третьей кружкой.
- Ну что, Балг, не понравились тебе нидхаги! - посмеивался вошедший.
Гил улыбнулся. Балг, возившийся у пивной бочки, посмотрел на них укоризненно.
- Вам бы все шутить, господин Ки-Энду! Мне вот не до шуток, - в словах Балга слышалось уважение, хоть он и притворялся обиженным. Все в округе знали и любили Ки-Энду, хоть он и удивлял их своей решительностью и прямотой. Качества эти были врожденные, но некоторые считали, что он приобрел их на севере, в Асор-Гире, где в течение семи лет обучался искусствам, истории и ремеслу кузнеца.
Ки-Энду перестал смеяться и сказал серьезно:
- Нет. Это не шутки. В том-то и дело, что мне тоже не нравятся нидхаги. Совсем не нравятся. И еще кое-что мне не нравится. Наш взгляд на жизнь. Наша беззаботность. Слишком уж мы привыкли, что за нас думают и решают другие.
Ки-Энду нахмурился. Балг принес пиво, и Гил предложил перейти на крыльцо. Они взяли кружки, вышли и уселись на верхней ступеньке. Ночь была теплая, тихая и ясная. На небе высыпали звезды, на западе, низко над горизонтом, блестел лунный серп. Все трое почувствовали, как красота и покой проникают в душу. Разгладились морщины на лице Балга; мягче стал взгляд Ки-Энду; Гил улыбаясь смотрел на небо, звезды отражались в его глазах.
Молчали долго. Наконец Ки-Энду отвел взгляд от далеких горных вершин, посмотрел на свои стоптанные башмаки и сказал:
- Я еду в Элор, ребята. Хочу поговорить с королем. Что-нибудь вам привезти?
Гил вздрогнул и удивленно посмотрел на Ки-Энду.
- О чем же ты хочешь говорить с королем?
- О многом, Гилли. В последнее время я часто задумывался о том, как мы живем, и понял, что многое у нас неправильно. Взять тех же нидхагов. Почему они могут грабить нас, выгонять нас с наших земель, а мы только вздыхаем и отходим все дальше на восток? Неужели мы так привыкли во всем полагаться на дэвов, что сами не можем и пальцем пошевелить ради собственного спасения?
- Постой, Ки, что ты говоришь? Разве дэвы не любят нас, не заботятся о нас? Ведь мы их дети. Они, наверное, лучше знают, что правильно, а что нет. Раз мы не сопротивляемся нидхагам, значит, так надо. Воевать, творить насилие - это же гадко, это значит идти против дэвов и против самих себя. Скажи, вот ты, например, мог бы убить человека, или даже нидхага?
- Я ударил одного, ты знаешь, - Ки-Энду мрачно посмотрел на Гила. Крепко ударил. А что дэвы о нас заботятся - тут я не спорю, не думай, что я упрекаю их в чем-то. Но они далеко, и мне кажется, что они уже не могут за всем уследить. Их мало осталось, а людей становится все больше. И боюсь, что из Асгарда Эн-Гел-а-Син не виден даже в хорошую погоду. Подумай, что нас ждет. Нидхаги выгнали нас из Ахела, согнали с гор. Теперь они появились здесь и, похоже, скоро мы и отсюда уйдем. Пройдет лет десять - и они объявятся в Элоре. Когда же мы опомнимся? Когда нас загонят в море по шейку? Или и тогда будем надеяться на дэвов? Я скажу королю - пусть он соберет взрослых мужчин, человек двести, даст им оружие, и пусть они выгонят нидхагов хотя бы с восточного берега Эллила.
Гил напряженно думал. Он и сам смутно ощущал какую-то неправильность в поведении своих соплеменников, и теперь ему казалось, что Ки-Энду выразил словами его собственные невысказанные сомнения.
- Знаешь, Ки, мне кажется, ты прав. Действительно, пора что-то делать. Но, может, было бы лучше сначала съездить в Асгард и посоветоваться с дэвами? Надо же узнать, почему они не защищают нас от нидхагов, и вообще что происходит, что у них на уме, и что...
Балг, не принимавший участия в разговоре, внезапно поднял руку и показал на север:
- Взгляните-ка, господа! Что это там за огни?
Глава 2 НАБЕГ
Тягостно в мире,
великий блуд,
как мечей и секир,
треснут щиты,
век бурь и волков
до погибели мира;
щадить человек
человека не станет.
Прорицание Вёльвы, 45
Перед ними расстилалась ночная долина. Луна заходила. Последние огни погасли в окнах. Земля лежала во мраке, покрытая тонким прозрачным туманом, серебристым, словно сотканным из звездного света. Силуэты гор, темные на фоне неба, окаймляли горизонт. Внизу, милях в пяти-шести к северо-востоку от трактира, горели два или три огонька - красноватые, они то почти пропадали из виду, то вспыхивали снова. Одна и та же мысль возникла одновременно у Гила и Ки-Энду. Они переглянулись.
- Пожар! - сказал Балг.
- Это нидхаги! - вырвалось у Гила. - Ки, они жгут твой дом! Где твои? Спят? Где Мирегал?
- Нет, это не в Желтом Ручье, - произнес Ки-Энду, всматриваясь. - Мирегал дома, но можешь о ней не беспокоиться. Похоже, это у тебя, в Белых Камнях.
- У меня? Нет, нет, ведь это тебе они хотят отомстить! И Белые Камни, по-моему, правее.
- Что мы сидим? - вскричал вдруг Гил, вскакивая. - Поехали, Ки! Секунды хватило Ки-Энду, чтобы собраться с мыслями.
- Балг, быстро в подвал, принеси два меча, лук, стрелы. Да не смотри на меня такими глазами! Я же знаю, что у тебя устроили склад эти, которые привезли оружие из Асор-Гира... Потом поговорим, быстрей.
Округлившиеся глаза Балга вдруг сузились, он вскочил, нелепо взмахнул руками и, издав воинственный клич, бросился в дом. Возбуждение трактирщика было легко понять: отважные люди, рвущиеся в битву с врагом, - такого в Эн-Гел-а-Сине еще не видели.
Гил, спотыкаясь, бежал к крыльцу, ведя двух лошадей. Мгновение спустя запыхавшийся Балг вышел с оружием - два широких кожаных пояса с длинными прямыми мечами в ножнах, два круглых деревянных щита, белые с серебряной луной в центре, небольшой лук и колчан со стрелами.
- Щиты оставь! Держи! - Ки-Энду бросил Гилу меч с поясом, второй ловким движением застегнул у себя под плащом. Гил неумело пытался нацепить на себя меч, бормоча смущенно: "Зачем это, Ки? Как его надевают?"
- Ну, ты теленок, Гил, - сказал Ки-Энду. - Дай помогу!.. Чем здесь бездельничать, надо было тебе в Асор-Гир съездить поучиться. Ну, все! Поехали! - Они вскочили в седла.
- Счастливо, Балг! - сказал Гил, - Последи за моей овцой.
- Счастливого пути! - помахал рукой Балг, смутно осознавая, что сейчас это не самые подходящие слова.
Всадники поскакали на северо-восток, спускаясь с пригорка, и быстро скрылись в темноте. Балг смотрел им вслед; воодушевление постепенно сменилось в нем задумчивостью, и он еще долго стоял на крыльце, глядя во мрак невидящими глазами.
Спустившись с пригорка, всадники сразу потеряли из виду далекие огоньки. Теперь их окружала почти полная тьма. Спасало только то, что лошади прекрасно знали все местные тропы. Ки-Энду скакал впереди. Гил еле поспевал за ним. Левой рукой он боролся с мечом, который все время норовил ударить по лошадиному боку. В голове его мелькали обрывки мыслей: "Мирегал... что с ней? Что они с ней делают?.. Этот дурацкий меч... как его достают? А если придется драться? Я же не смогу... убийство, кровь - что с нами будет?"
Они миновали хутор Три Клена, пересекли неглубокий овраг, проехали яблоневый сад людей из Синего Клена. Теперь дорожка шла вдоль Желтого ручья - самого ручья почти не было видно, но Гил чувствовал знакомый запах серы. Этот ручей начинался в горах и тек через двор Ки-Энду. Вода в нем даже зимой была теплой, и Ки-Энду говорил, что в ней есть какие-то ценные соли, которые он использовал в своей таинственной работе.
Гил увидел, что Ки-Энду, ускакавший довольно далеко вперед, остановился и ждет его.
- Что? - спросил Гил, подъехав.
- Это развилка. Ты уверен, что горело у нас?
- Ну конечно! Ведь они тебя искали. Зачем им Белые Камни?
- Не знаю, мне показалось, что это у вас горит. Ну ладно, поехали.
Они поскакали дальше вдоль ручья, к дому Ки-Энду. Через несколько минут показались смутные очертания дома с высокой крышей, кузницы, нескольких низких сараев и хозяйственных строений. Все было тихо - ни огня, ни запаха дыма, ни людей, ни нидхагов. Подъехав к крыльцу, Ки-Энду спрыгнул на землю и вбежал в дом. Через минуту он вернулся и вскочил в седло.
- Они ничего не видели и не слышали. Это у вас. Быстрей! Две мили от Желтого Ручья до Белых Камней показались Гилу бесконечными. "Опоздаем, думал он. - И все из-за меня!"
Безжалостно пришпоривая лошадей, они подъехали к дому с тыльной стороны. Все деревянные постройки, сараи, помещения для скота горели, по двору метались обезумевшие козы и овцы. Откуда-то выскочил петух с ярко пылавшими перьями, пронесся по двору и упал с хриплым кудахтаньем.
- Заходи справа, Гил! - крикнул Ки-Энду и поскакал через двор к дому. Его конь шарахнулся от бежавшего на него барана, Ки-Энду соскочил на землю и побежал. Гил поскакал направо, пригнувшись к самой шее лошади и пытаясь вытащить застрявший в ножнах меч. Выехав из-за угла, Гил увидел прямо перед собой сгорбленную фигуру нидхага с факелом в руке. Нидхаг ухмылялся, красноватые отблески плясали на его зубах. Он шагнул вперед и ткнул факелом в морду лошади. Та отпрянула, заржала и поднялась на дыбы. Гил не удержался в седле и полетел куда-то в темноту...
Очнувшись, он увидел вдали быстро удаляющиеся силуэты двух всадников и лошади, нагруженной какими-то тюками. У дальнего конца дома стоял Ки-Энду с натянутым луком. Он выстрелил и... безнадежно опустил руки: нидхаги были слишком далеко.
Только сейчас Гил начал осознавать, что между ним и Ки-Энду, на ярко освещенном крыльце, лежит что-то страшное - глаза отказывались увидеть это, а разум - понять. Нетвердой походкой, борясь с подступающей тошнотой, Гил подходил все ближе и ближе к крыльцу.
Там, на ступеньках, раскинув руки, лежало обезглавленное тело его отца...
Гил проснулся в своей комнате от того, что солнце, поднявшееся над горами, било ему прямо в глаза. Он лежал на спине, наслаждаясь покоем и тишиной, но смутное, давящее ощущение пережитого ужаса и горя уже шевелилось в дальних тайниках подсознания. Гил рассматривал картину, висящую перед ним. Его отец, Конгал, прекрасный художник, больше всего гордился именно этой картиной. Гил еще мальчиком настоял на том, чтобы ее повесили в его комнате. Картина называлась "Кулайн ведет дэвов и людей в битву за Ойтру". Как говорили сведущие люди - а их немало приезжало в Белые Камни взглянуть на картину, - это было одно из самых удачных изображений дэва, созданных человеческой рукой...
Равнина, залитая багровыми лучами заходящего солнца, простиралась до горизонта. Вдали был виден город - зубчатые стены и белые башни, высокие дворцы с золотой сверкающей кровлей - древняя Ойтра. Посреди города, подавляя его и прижимая к земле, высилась громадная черная ступенчатая пирамида - магдел. "Дэвов и людей" на картине не было - они подразумевались вне полотна, на месте зрителей. В центре был изображен дэв на белом коне, в сверкающих доспехах. Конь смотрел на город, туда же указывала рука всадника, а лицо его было повернуло к людям, которых он звал в бой. Это и было главное в картине - лицо Кулайна. Оно было прекрасно, но в этой красоте было что-то неземное - она не принадлежала этому миру. В лице Кулайна была едва уловимая грусть, словно он навсегда утратил что-то безмерно любимое. Никто из людей, видевших дэвов, не мог описать их лица - так было и с картиной. Какого цвета глаза Кулайна? Никакого - и всех сразу, цвета переливались, сменяя друг друга, и в то же время - не менялись; глаза эти смотрели из вечности, и в них было все - глубокая мудрость и тайная боль, гнев и прощение, смирение и гордость, и надо всем, поверх всего - Любовь. Казалось, она заполняла весь мир, и небо и земля воспламенялись ею, и человек отступал, ослепленный и плачущий, и отводил взгляд.
Гил подумал об отце и вдруг вспомнил... Все образы прошедшей ночи всплыли в его памяти, он словно видел все воочию: рыдающая мать, безмолвные бледные сестры - Лингал и Залин; Ки-Энду поднимает голову отца; приезжают какие-то люди, появляется повозка; Гил помогает перенести тело в эту повозку, пытается утешить мать...
Ки-Энду, уезжая, обещал все подготовить к сожжению. И еще он сказал, что ни один нидхаг больше не посмеет ступить на эту землю.
Горестные раздумья Гила были прерваны стуком в дверь. Вошел Ки-Энду.
- Вставай, Гил. Уже полдень, а у нас много дел.
- Ки! Это я во всем виноват, - простонал Гил. - Если бы я послушался тебя, мы бы не опоздали! - Нет, Гилли, - серьезно сказал Ки-Энду. - Мы бы опоздали все равно. Я разговаривал с твоими племянниками и узнал, как все было. Нидхаги действительно искали меня, кто-то показал им направление, но они случайно попали к Белым Камням. Господин Конгал вышел на крыльцо - а они уже подожгли все, что могло гореть, - и спросил, что им нужно. Они сказали, что ищут одного долговязого гулла, который посмел поднять руку на их дружка. Твой отец понял, что речь обо мне, и сказал, что здесь таких нет. Тогда они бросились в дом. Он пытался задержать их, и они его убили... После этого нидхаги еще минут десять рыскали по дому и хватали все, что попадалось золото, спички, гвозди, посуду - Когда мы подъехали, они уже вышли на улицу и собирались уезжать. Так что мы опоздали бы в любом случае, и твоей вины тут нет.
- Нет, нет, все равно... Никогда не прощу себе... - бормотал Гил, уже одетый. Он был погружен в свои мысли и почти не слушал Ки-Энду.
- Гил, я за ночь приготовил тело к сожжению, и нам с тобой нужно заняться теперь погребальным костром,
- Костром? - в глазах Гила пробежала какая-то тень, потом они гневно сверкнули. - Нет! Отец умер, как герой, и я похороню его по обычаям предков, в Тетагире!
Ки-Энду посмотрел на него, как на безумного.
- Ты что, Гил? Ты соображаешь, что говоришь? Там нидхаги, там пустыня, там лет двести не было ни одного человека.
Гил мрачно смотрел себе под ноги, взгляд его был непреклонен.
- Не отговаривай меня. Лучше помоги. Приготовь отца, как полагается. Ты говорил, что умеешь.
- Если ты хочешь таким образом искупить свою мнимую вину, то это глупо, сказал Ки-Энду.
Гил ничего не ответил, подошел к окну и выглянул во двор. Внезапно лицо его просветлело, он обернулся.