Страница:
В свое оправдание он только и мог сказать, что страх в ту ночь испытывал не он один. Восстание сипаев было еще очень живо в сознании многих британцев, живущих в Индии.
Однако бхунапурский инцидент сопровождался на удивление незначительными последствиями, и Мора, хоть она об этом знать не знала, заслужила благодарность множества мусульман – и даже некоторого, пусть и малого, количества индусов. Росс весьма сомневался, что ему когда-нибудь еще придется ее защищать.
Так зачем же он женился на ней? В сущности, он стал теперь свободным человеком. Его служба в Бхунапуре подошла к концу. Он выполнил последние обязанности, представив в департамент иностранных дел в Дели полный отчет о мятеже, и мог распоряжаться собой, как ему заблагорассудится: оставить свой пост при Лоренсе Карлайоне, получить обещанный ему следующий чин и вернуться в армию. Или вступить в престижные ряды Индийской политической службы, которая несла ответственность за контроль и наблюдение над всеми королевствами Индии и над северной границей. Лорд Сибрук в департаменте иностранных дел заверил его, что в ИПС немало высоких должностей для людей с его опытом. Нет сомнений, что он получит хорошую должность, если просто об этом попросит.
Примет ли он ее? Росс прикинул. Оставить удобную жизнь в Бхунапуре, хотя теперь у него есть жена, о которой надо заботиться?
Но хорошо ли ей будет с ним?
И снова Росс выругался про себя. Он однажды сказал ей – в ту великолепную ночь на веранде резиденции, когда в первый раз поцеловал ее, что когда-нибудь перейдет к оседлой жизни. Женится и обзаведется семьей. Он тогда, разумеется, просто поддразнивал ее, одержимый желанием поссориться и к тому же сильно недовольный собой из-за того, что она казалась ему такой желанной. А теперь?
Он недовольно скривил губы. Господи, как бы смеялся над ним Гхода Лал за эту бабью раздражительность! Он прямо-таки видел сейчас презрение на его лице, слышал его дерзкий хохот.
Но Гхода Лал никогда не любил...
– Росс?
Он вздрогнул, потом, чтобы овладеть собой, поправил топи и вытер лоб. Только спрятав платок в карман, повернулся к жене.
– Вы что-то говорили о посещении какого-то дома здесь, в Кишнагаре. Где он?
Он, оказывается, не заметил, что они уже на окраине города. Изъезженный проселок превратился в удивительно ровную дорогу. Впереди них несколько домов европейской постройки окружали пустую базарную площадь. Под деревьями было тенисто и прохладно.
Они находились всего в трех часах пути от Бхунапура, но воздух здесь казался более свежим. Впереди лежала Симла, впереди начинались предгорья величественного Гиндукуша. Близость гор ощущалась в живительности воздуха и в воде на базарной площади: вода эта струилась прозрачным, без примеси глины, потоком.
Росс сразу оживился. Повернувшись в седле, улыбнулся жене:
– Дом неподалеку от города. Мы прервем свою поездку до вечера, когда ехать станет прохладнее. Нас ждут, Валид Али послал вперед нескольких слуг.
Мора с трудом скрыла облегчение.
– Я охотно остановилась бы на время.
– Вы, наверное, устали?
Ее удивила искренняя забота, прозвучавшая в голосе Росса.
– Немного.
– Я скажу саису. Он знает дорогу.
Мора предполагала, что дом в Кишнагаре окажется похожим на розовый дворец, только поменьше. К ее удивлению, саис остановился перед бунгало в европейском стиле с широкой верандой и жалюзи на окнах. Цветочные клумбы были разбиты с типично британской аккуратностью, окаймлявшие их гладкие камешки были явно доставлены с холмов. Большинство клумб не ухожено, растения завяли, только вербены и ползучие розы стойко боролись за жизнь.
Мора подняла на Росса вопрошающий взгляд:
– Что это за место?
– В прошлом британский пост. В этом доме жил окружной комиссар с семьей. А там обитало еще несколько семей. – Он указал рукоятью хлыста на площадку, которую когда-то использовали для торжественных построений и парадов. – Я тут бывал раньше несколько раз, и мне это место нравилось. Почти забывалось, что находишься в Индии. В городе были самая настоящая модная лавка и книжный магазин, а булочник-португалец пек все виды английского хлеба и торты.
– Где же они теперь?
– Пост покинули во время восстания сипаев.
Мора широко раскрыла глаза:
– Значит ли это... Знаете ли вы это... Они...
– Женщин и детей отправили в Лакхнау ради безопасности, но почти все они погибли во время осады. Мужчин перебили во время бегства.
– Никто из них не остался в живых?
– Если кто и остался, то предпочел не возвращаться. Дом пустовал годами, пока департамент иностранных дел не подарил его Насиру аль-Мирза-шаху. Если память мне не изменяет, тот, в свою очередь, презентовал дом Валиду Али в благодарность за некую услугу.
Мора остановила коня возле запущенной клумбы. Приставив руку козырьком к глазам, она присмотрелась к осевшей веранде.
– Вы когда-нибудь были внутри?
– Честно говоря, нет, хотя мимо проезжал довольно часто.
Слуга в тюрбане появился в дверях, приветствуя их. В доме было прохладно благодаря тростниковым шторам, закрывавшим окна и даже наружные стены, чтобы защитить здание от яростного солнца.
Войти сюда после палящей жары и слепящего света было истинным блаженством. Мора со вздохом стянула с головы топи и бросила его на кресло. Сняла перчатки и вошла в салон с высоким потолком и опорными столбами. Охотничьи трофеи украшали белые стены.
Слуги явно поработали на славу: полы были чисто подметены и устланы коврами. Потускневшие зеркала тщательно протерты, с мебели вытерли пыль и просушили ее. Блюдо очищенных и нарезанных фруктов стояло на низком столике, и Мора с наслаждением съела сочный инжир.
– Спальни приготовлены, – сказал на хинди слуга в тюрбане. – Если мэм-сахиб пожелает отдохнуть...
Мора засмеялась:
– Я бы, наверное, не могла заснуть в середине дня.
– Я думал, вы устали? – спросил Росс.
– Сильно устала, но не хочу ложиться.
– Почему? Все чисто. Саваджи проследил за этим.
Чуппрасси согнулся в низком поклоне:
– Я приготовил воду, мэм-сахиб. Для купания.
– Вы хотите сказать, что здесь есть ванна? – удивилась Мора.
– Вполне современная, как говорил мне Валид Али.
Мора прошла следом за чуппрасси через большую прохладную комнату с очень удобной на вид кроватью и поспешила обогнать его, когда он величавым жестом указал на вторую дверь:
– Туда, мэм-сахиб.
Ванная комната была сплошь выложена плиткой вплоть до особого возвышения для ватерклозета, самого настоящего, ничуть не похожего на ненавистную «громыхалку» в резиденции. Сияющая медная ванна, несомненно, привезенная за большие деньги из Англии, занимала большую часть пространства под окном. И чудо из чудес, бутылка лавандовой воды и настоящая морская губка – редкая роскошь в Бхунапуре – помещались рядом.
Мора повернулась к Россу, стоявшему в дверях:
– Вы говорили, что британцы давно не живут здесь.
– Да. Не имею представления, где Валид Али раздобыл эти вещи.
Чуппрасси тотчас объяснил, что его хозяйка, бегума Кушна Дев, прислала подарки для мэм-сахиб – пусть чувствует себя как дома.
– Даже на такое короткое время! – восхитилась Мора. – Как она добра! Я наконец воспользуюсь всем этим.
Мужчины скромно удалились, а в помощь Море были присланы две служанки, нанятые на полдня и чересчур скромные, чтобы отвечать на вопросы Моры словами: они только кивали в знак утверждения или качали головой, когда хотели дать отрицательный ответ.
Но все же они не могли удержаться и пощупать ткань амазонки, а цвет ее волос вызвал громкие восклицания, когда Мора вымыла тяжелую рыжую массу и стала ее расчесывать.
Мора болтала с ними непринужденно, и через некоторое время девушки осмелели, начали хихикать, задавать Море вопросы и отвечать ей. Она узнала, что их деревня сильно обеднела, после того как британцы покинули пост, но отцы и дяди, пережившие восстание, надеются на их возвращение.
– Может, твой сахиб и ты... – робко заговорила одна из девушек.
– О нет! Мы просто проезжали мимо.
Однако Мора подумала, что мысль кажется на удивление привлекательной. Хорошо иметь собственный дом, без тети Дафны, которая заглядывает через плечо и учит, как надо себя вести. Дом, в котором она может принимать кого захочет.
И там с ней будет Росс...
– Мэм-сахиб опечалена?
– Нет.
Но лицо у нее было задумчивое, когда она кончила одеваться и присоединилась к Россу в столовой.
Он тоже переоделся к обеду и стоял спиной к ней в бриджах и рубашке, держа в загорелой руке стаканчик бренди. Казалось, он целиком погружен в свои мысли, и, глядя на его напряженные широкие плечи, Мора решила, что он хмурится.
Думал ли он о ней?
Она стала для него источником беспокойства с первого дня их знакомства... «О, Росс, если б я не была такой противной! Может, тогда ты женился бы на мне не только из чувства долга».
Росс обернулся, и глаза их встретились. Хотя Мора нередко видела его одетым небрежно, его мужественная сила заставила ее сердце учащенно забиться. Он был, как выразилась одна почтенная матрона военного городка, красив как дьявол. И они сейчас одни...
Она тотчас выбросила это из головы. Он везет ее в Симлу. Он хочет отделаться от нее.
– Голодны? – холодным тоном и с непроницаемым выражением спросил он.
– Да.
– Так давайте обедать, прошу.
– Благодарю вас.
Если он заметил, что голос у нее дрогнул, то ничем этого не показал. Поставил стаканчик и молча повел ее под руку к столу.
Глава 23
Глава 24
Однако бхунапурский инцидент сопровождался на удивление незначительными последствиями, и Мора, хоть она об этом знать не знала, заслужила благодарность множества мусульман – и даже некоторого, пусть и малого, количества индусов. Росс весьма сомневался, что ему когда-нибудь еще придется ее защищать.
Так зачем же он женился на ней? В сущности, он стал теперь свободным человеком. Его служба в Бхунапуре подошла к концу. Он выполнил последние обязанности, представив в департамент иностранных дел в Дели полный отчет о мятеже, и мог распоряжаться собой, как ему заблагорассудится: оставить свой пост при Лоренсе Карлайоне, получить обещанный ему следующий чин и вернуться в армию. Или вступить в престижные ряды Индийской политической службы, которая несла ответственность за контроль и наблюдение над всеми королевствами Индии и над северной границей. Лорд Сибрук в департаменте иностранных дел заверил его, что в ИПС немало высоких должностей для людей с его опытом. Нет сомнений, что он получит хорошую должность, если просто об этом попросит.
Примет ли он ее? Росс прикинул. Оставить удобную жизнь в Бхунапуре, хотя теперь у него есть жена, о которой надо заботиться?
Но хорошо ли ей будет с ним?
И снова Росс выругался про себя. Он однажды сказал ей – в ту великолепную ночь на веранде резиденции, когда в первый раз поцеловал ее, что когда-нибудь перейдет к оседлой жизни. Женится и обзаведется семьей. Он тогда, разумеется, просто поддразнивал ее, одержимый желанием поссориться и к тому же сильно недовольный собой из-за того, что она казалась ему такой желанной. А теперь?
Он недовольно скривил губы. Господи, как бы смеялся над ним Гхода Лал за эту бабью раздражительность! Он прямо-таки видел сейчас презрение на его лице, слышал его дерзкий хохот.
Но Гхода Лал никогда не любил...
– Росс?
Он вздрогнул, потом, чтобы овладеть собой, поправил топи и вытер лоб. Только спрятав платок в карман, повернулся к жене.
– Вы что-то говорили о посещении какого-то дома здесь, в Кишнагаре. Где он?
Он, оказывается, не заметил, что они уже на окраине города. Изъезженный проселок превратился в удивительно ровную дорогу. Впереди них несколько домов европейской постройки окружали пустую базарную площадь. Под деревьями было тенисто и прохладно.
Они находились всего в трех часах пути от Бхунапура, но воздух здесь казался более свежим. Впереди лежала Симла, впереди начинались предгорья величественного Гиндукуша. Близость гор ощущалась в живительности воздуха и в воде на базарной площади: вода эта струилась прозрачным, без примеси глины, потоком.
Росс сразу оживился. Повернувшись в седле, улыбнулся жене:
– Дом неподалеку от города. Мы прервем свою поездку до вечера, когда ехать станет прохладнее. Нас ждут, Валид Али послал вперед нескольких слуг.
Мора с трудом скрыла облегчение.
– Я охотно остановилась бы на время.
– Вы, наверное, устали?
Ее удивила искренняя забота, прозвучавшая в голосе Росса.
– Немного.
– Я скажу саису. Он знает дорогу.
Мора предполагала, что дом в Кишнагаре окажется похожим на розовый дворец, только поменьше. К ее удивлению, саис остановился перед бунгало в европейском стиле с широкой верандой и жалюзи на окнах. Цветочные клумбы были разбиты с типично британской аккуратностью, окаймлявшие их гладкие камешки были явно доставлены с холмов. Большинство клумб не ухожено, растения завяли, только вербены и ползучие розы стойко боролись за жизнь.
Мора подняла на Росса вопрошающий взгляд:
– Что это за место?
– В прошлом британский пост. В этом доме жил окружной комиссар с семьей. А там обитало еще несколько семей. – Он указал рукоятью хлыста на площадку, которую когда-то использовали для торжественных построений и парадов. – Я тут бывал раньше несколько раз, и мне это место нравилось. Почти забывалось, что находишься в Индии. В городе были самая настоящая модная лавка и книжный магазин, а булочник-португалец пек все виды английского хлеба и торты.
– Где же они теперь?
– Пост покинули во время восстания сипаев.
Мора широко раскрыла глаза:
– Значит ли это... Знаете ли вы это... Они...
– Женщин и детей отправили в Лакхнау ради безопасности, но почти все они погибли во время осады. Мужчин перебили во время бегства.
– Никто из них не остался в живых?
– Если кто и остался, то предпочел не возвращаться. Дом пустовал годами, пока департамент иностранных дел не подарил его Насиру аль-Мирза-шаху. Если память мне не изменяет, тот, в свою очередь, презентовал дом Валиду Али в благодарность за некую услугу.
Мора остановила коня возле запущенной клумбы. Приставив руку козырьком к глазам, она присмотрелась к осевшей веранде.
– Вы когда-нибудь были внутри?
– Честно говоря, нет, хотя мимо проезжал довольно часто.
Слуга в тюрбане появился в дверях, приветствуя их. В доме было прохладно благодаря тростниковым шторам, закрывавшим окна и даже наружные стены, чтобы защитить здание от яростного солнца.
Войти сюда после палящей жары и слепящего света было истинным блаженством. Мора со вздохом стянула с головы топи и бросила его на кресло. Сняла перчатки и вошла в салон с высоким потолком и опорными столбами. Охотничьи трофеи украшали белые стены.
Слуги явно поработали на славу: полы были чисто подметены и устланы коврами. Потускневшие зеркала тщательно протерты, с мебели вытерли пыль и просушили ее. Блюдо очищенных и нарезанных фруктов стояло на низком столике, и Мора с наслаждением съела сочный инжир.
– Спальни приготовлены, – сказал на хинди слуга в тюрбане. – Если мэм-сахиб пожелает отдохнуть...
Мора засмеялась:
– Я бы, наверное, не могла заснуть в середине дня.
– Я думал, вы устали? – спросил Росс.
– Сильно устала, но не хочу ложиться.
– Почему? Все чисто. Саваджи проследил за этим.
Чуппрасси согнулся в низком поклоне:
– Я приготовил воду, мэм-сахиб. Для купания.
– Вы хотите сказать, что здесь есть ванна? – удивилась Мора.
– Вполне современная, как говорил мне Валид Али.
Мора прошла следом за чуппрасси через большую прохладную комнату с очень удобной на вид кроватью и поспешила обогнать его, когда он величавым жестом указал на вторую дверь:
– Туда, мэм-сахиб.
Ванная комната была сплошь выложена плиткой вплоть до особого возвышения для ватерклозета, самого настоящего, ничуть не похожего на ненавистную «громыхалку» в резиденции. Сияющая медная ванна, несомненно, привезенная за большие деньги из Англии, занимала большую часть пространства под окном. И чудо из чудес, бутылка лавандовой воды и настоящая морская губка – редкая роскошь в Бхунапуре – помещались рядом.
Мора повернулась к Россу, стоявшему в дверях:
– Вы говорили, что британцы давно не живут здесь.
– Да. Не имею представления, где Валид Али раздобыл эти вещи.
Чуппрасси тотчас объяснил, что его хозяйка, бегума Кушна Дев, прислала подарки для мэм-сахиб – пусть чувствует себя как дома.
– Даже на такое короткое время! – восхитилась Мора. – Как она добра! Я наконец воспользуюсь всем этим.
Мужчины скромно удалились, а в помощь Море были присланы две служанки, нанятые на полдня и чересчур скромные, чтобы отвечать на вопросы Моры словами: они только кивали в знак утверждения или качали головой, когда хотели дать отрицательный ответ.
Но все же они не могли удержаться и пощупать ткань амазонки, а цвет ее волос вызвал громкие восклицания, когда Мора вымыла тяжелую рыжую массу и стала ее расчесывать.
Мора болтала с ними непринужденно, и через некоторое время девушки осмелели, начали хихикать, задавать Море вопросы и отвечать ей. Она узнала, что их деревня сильно обеднела, после того как британцы покинули пост, но отцы и дяди, пережившие восстание, надеются на их возвращение.
– Может, твой сахиб и ты... – робко заговорила одна из девушек.
– О нет! Мы просто проезжали мимо.
Однако Мора подумала, что мысль кажется на удивление привлекательной. Хорошо иметь собственный дом, без тети Дафны, которая заглядывает через плечо и учит, как надо себя вести. Дом, в котором она может принимать кого захочет.
И там с ней будет Росс...
– Мэм-сахиб опечалена?
– Нет.
Но лицо у нее было задумчивое, когда она кончила одеваться и присоединилась к Россу в столовой.
Он тоже переоделся к обеду и стоял спиной к ней в бриджах и рубашке, держа в загорелой руке стаканчик бренди. Казалось, он целиком погружен в свои мысли, и, глядя на его напряженные широкие плечи, Мора решила, что он хмурится.
Думал ли он о ней?
Она стала для него источником беспокойства с первого дня их знакомства... «О, Росс, если б я не была такой противной! Может, тогда ты женился бы на мне не только из чувства долга».
Росс обернулся, и глаза их встретились. Хотя Мора нередко видела его одетым небрежно, его мужественная сила заставила ее сердце учащенно забиться. Он был, как выразилась одна почтенная матрона военного городка, красив как дьявол. И они сейчас одни...
Она тотчас выбросила это из головы. Он везет ее в Симлу. Он хочет отделаться от нее.
– Голодны? – холодным тоном и с непроницаемым выражением спросил он.
– Да.
– Так давайте обедать, прошу.
– Благодарю вас.
Если он заметил, что голос у нее дрогнул, то ничем этого не показал. Поставил стаканчик и молча повел ее под руку к столу.
Глава 23
Их совместная трапеза проходила в молчании. Хотя они часто бывали вместе, Море не доводилось обедать с Россом наедине, и она обнаружила с досадой, что утратила привычную свободу речи. Никак не удавалось подбодрить себя и держаться непринужденно. Она ела, опустив голову, и старалась не замечать тягостное молчание, зияющую пустоту, которую нечем было заполнить.
Росс между тем думал, что, слава Богу, им не придется провести здесь ночь. Уединенность пустого дома и этот обед вдвоем будоражили его чувства. И еще то обстоятельство, что, сидя напротив Моры за столом, он мог сколько угодно разглядывать ее – запретное удовольствие, в котором он не в силах был себе отказать. После ванны она надела скромное зеленое платье, одно из новых в ее небольшом багаже, и ничем не украшенный вырез был достаточно низким, приоткрывая соблазнительные выпуклости ее грудей. В свете ламп ее волосы блестели, словно начищенная медь.
Вот она надкусила какой-то плод, но ее губы сами как спелая ягода. Росс усилием воли отвел глаза в сторону.
– Чем вы собираетесь заниматься в Симле?
Это было все, что он нашел сказать. Мора пожала плечами:
– Ходить на приемы. Играть в крокет. Сопровождать Теренса и Лидию. Я теперь замужем и, значит, достаточно респектабельна, чтобы играть роль дуэньи.
«Замужем – да, но только формально, – подумал Росс. – Даже чопорная Дафна Карлайон была бы поражена, узнав, что мы с Морой еще не разделили супружескую постель».
«Дети необходимы империи...» Он почти слышал, как Дафна произносит эти слова самым неодобрительным тоном. Именно поэтому определенные обязанности возлагаются на всех новобрачных, живущих за пределами Англии.
Однако вовсе не во имя исполнения своих обязанностей Росс сегодня глаз не мог оторвать от своей новобрачной. Будь оно проклято, почему эта девочка за столом так дьявольски ему желанна? Почему так вышло, что они впервые сидят за обедом наедине как муж и жена именно здесь, в сугубо британской обстановке, которая совершенно выводит его из равновесия?
Дело ведь не в том, что он находит ее желанной, – один Бог знает, сколько времени он мучился ею! Дело в том, что она довела его до такого состояния, когда они остались наедине вот так, как теперь. Каким бы абсурдным это ни показалось, но он вспомнил об уютной домашней обстановке одного немолодого полковника в отставке, сидевшего у себя в гостиной в шлепанцах и со стаканчиком джина с содовой под рукой. Черт! А когда он сам чувствовал себя таким полностью свободным и таким довольным?
«После похищения Моры», – внезапно припомнил он, ощутив толчок в сердце. Когда он приковылял, измотанный, в резиденцию после ночи убийств – потому что были убитые среди тех последователей садху.
Он припомнил теперь совершенно ясно, хотя тогда был как в тумане от усталости, как он позволил Море отвести себя в постель, едва соображая, что это именно она, что только ее руки удерживают его на ногах. Припомнил, как она раздевала его, спокойно и уверенно, но с нежностью, какой он не знал с того времени, когда к нему прикасались любящие руки матери.
«Дурак, – обругал он себя. – Ведь именно поэтому я сказал Лоренсу Карлайону, что хочу жениться на ней». Потому что, проснувшись на ее постели, он понял, что не может жить без нее. Что она облегчила тоску одиночества, которой он не испытывал прежде и которая мучила его до сумасшествия все долгие, беспокойные недели после приезда Моры в Индию.
Разумеется, он маскировал свои чувства отчужденностью, уверенный, что Карлайоны – и Мора – поняли чудовищность жертвы, принесенной им добровольно ради того, чтобы избавить их от племянницы.
Идиот! Сумел убедить даже себя самого в том, что это правда!
Вот почему он сбежал в Дели – в тот момент, когда Мора начала прокладывать дорожку к его сердцу сквозь возведенные им преграды. А он по-прежнему празднует труса, отправляя ее в Симлу!
Но как ему сохранить здравый смысл в условиях такой близости? Само присутствие Моры мучило и вынуждало жаждать невозможного.
Он без предупреждения отодвинул свой стул и встал.
– Еще слишком жарко, чтобы пускаться в путь. Почему бы вам не отдохнуть?
Голос у него был таким резким, что у Моры замерло сердце. Господи, что она такого сделала? Почему он гонит ее с глаз долой?
– Отдохнуть? – слабо откликнулась она словно эхо.
– Почему же нет? Сегодня ночью я хотел бы добраться до границы, а это по меньшей мере пять часов в седле.
Она не сказала ничего и не смела взглянуть на него. Обойдя вокруг стола, он протянул ей руку:
– Идемте.
Мора опустила голову, чтобы он не заметил слез у нее на глазах. Она скорее умерла бы, чем дала понять, что он обладает властью доводить ее до слез. Росс в нетерпении смотрел на нее. На какую-то ужасную секунду ей стало страшно, как бы он не поднял ее рывком со стула, если она не подчинится.
– Ну? – резко бросил он.
Мора отложила вилку и подала ему руку. Испустив долгий вздох, Росс помог ей встать.
– Благодарю вас.
За что? О Господи, за что?!
Слуги удалились, и в доме была полная тишина. Молчание окутывало обоих, когда Росс одним толчком распахнул дверь спальни. Отпустил руку Моры, отступив за порог, и сухо поклонился.
– Я велю Саваджи разбудить вас через час. Этого достаточно? – Он вздернул голову, не услышав ответа. – Мора?
Ее фиалковые глаза глянули на него, и он увидел, что они полны слез. О Боже, он мог вынести все-все, но только не это.
Со стоном, не в силах владеть собой, теряя разум, он притянул ее к себе. Ее гибкое тело прильнуло к нему, как стебель травы. Подол ее платья, не стянутого корсетом, свободного от обручей кринолина, обвился вокруг его ног.
А потом он целовал ее, целовал мучительными поцелуями, которые приносили облегчение. И оба были одержимы невообразимым, страстным желанием. Губы Росса впивались жадно – и дико сладостной была секунда, когда губы Моры раскрылись от его поцелуев!
– О Боже! – снова простонал он, прижимая ее крепче, одной рукой поддерживая голову, а другой обхватив ее за талию.
Мора подняла руки, обвила шею Росса, налегла на полное напряжения мужское тело, потому что ноги ее не держали.
В ответ он засмеялся каким-то полуотчаянным смехом и отстранил ее. Только его руки вцепились ей в предплечья, как бы удерживая ее – или его – от падения.
– Черт побери! – Грудь Росса тяжело вздымалась. – Простите!
– Простить?
– Мора, не надо! Пожалуйста! – произнес он, задыхаясь.
– Чего не надо, Росс? Я ничего не сделала.
– Я понимаю... Мне жаль. Я не хотел пугать вас.
Она рассмеялась негромким недоверчивым смехом.
– Пугать? С тех пор как мы познакомились, Росс Гамильтон, вы причинили мне много неприятностей, но только не пугали меня!
Он обжег ее взглядом:
– Что за неприятности я вам причинил?
Она поднесла ему к носу раскрытую ладонь и принялась считать по пальцам:
– Вы меня одергивали, ругали, обижали, игнорировали, а порой доводили до убийственной злости... Продолжать?
– Нет, – отвечал Росс с глубоким, досадливым вздохом.
– А знаете, – добавила Мора едко, – вам повезло, что вы ни разу не разозлили меня, когда под рукой было оружие.
Пока она говорила, Росс потирал переносицу, но теперь посмотрел на нее сердито. Мора подбоченилась и вздернула подбородок в своей прежней упрямой манере. Она, несомненно, была настроена воинственно.
– Ах вот как? – заговорил Росс в соответствующем, отнюдь не ласковом тоне. – Кажется, я припоминаю, что вы разок-другой замахивались на меня зонтиком и... чем еще? Ах да, хлыстом, пистолетом вашего дяди и даже угрожали ружьем вашего саиса.
– Это неправда.
– Не забудем упомянуть о ваших кулаках и беспощадном языке...
Ее язычок ранил его больше всего.
– Вы изображаете меня какой-то дикаркой! – обиделась она.
Она ею и была. Сумасбродной, завораживающей и очаровательной маленькой дикаркой. И сердце у Росса в груди заколотилось как бешеное... потому что он вдруг понял, что она совсем не такая рассерженная, какой хочет казаться. Он не смел надеяться, что она просто дразнит его, а на самом деле радуется его жадным поцелуям и возможно... возможно, хочет большего.
– Я не боюсь вас, – продолжала Мора, сверкая потемневшими от возбуждения глазами. – Вас, Росс. Нисколько.
На секунду он притих, так притих, что она испугалась. Неужели она совершила ошибку? Неверно поняла причину его показного негодования? О Господи, если бы это было правдой...
Но он вдруг сдавленно рассмеялся, наклонился едва уловимым движением и подхватил Мору под коленки, поднял, прижал к себе и поцеловал крепко, почти отчаянно, а она ответила, обняв его за шею сильно-сильно, и Росс почувствовал, что ее сердце бьется в том же диком ритме, как и его собственное.
– Пиари, – прошептал он. – Маленькая Жемчужина, я не могу больше притворяться. Ты покорила меня так, что я уже не хочу бежать от тебя.
– О, Росс, – скорее вздохнула, чем произнесла она, – я понимаю. Но не надо слов, просто целуй меня. Целуй, пожалуйста.
Весь дрожа от желания, почти болезненного, он прильнул к ней, и тела их слились, а поцелуй не прерывался. Языки соприкасались и скользили, губы искали влаги после того, что казалось им бесконечной жаждой.
Его рука скользнула ей под корсаж и приподняла обнаженную грудь. Мора задохнулась и вся выгнулась от его прикосновения.
– Сладко, – прошептал он. – Так сладко.
Большим пальцем он тронул ее сосок, и розовый кончик, отвердев, уперся ему в ладонь. Росс оторвал свои губы от ее губ и со стоном прижал их к тому месту, которое только что накрывал ладонью. Он ласкал ее нежно, и каждый раз губы завершали то, что начинала рука. Неутомимо лаская, он раздевал ее умело и уверенно, и вот она уже лежит перед ним нагая, а он лихорадочно шепчет:
– Мора, прекрасная Мора, знаешь ли ты, как долго я мечтал увидеть тебя вот так?
Она подняла тяжелые веки, вдруг смутившись:
– Но ведь мы... ты...
– Те два раза было темно, – мягко напомнил он ей, и его дыхание шевельнуло шелковистые завитки у нее на висках.
Она потихоньку улыбнулась, спрятав лицо у него на шее, потом вывернулась из-под него.
– Что... – начал он.
– Ш-ш-ш. – Встав возле него на колени, она сняла с него рубашку. – Теперь моя очередь.
Смех закипал у него в груди.
– Да вы распутница, миссис Гамильтон.
Она сомкнула пальцы на его тугих бицепсах.
– Ты точно такой, таким я тебя помню.
– Разве?
– О да, – шепнула она, легонько поглаживая его. Он улыбнулся ей в волосы и дерзко выгнулся перед ней.
– А это ты помнишь?
– Разве можно забыть?
– Ты просто бесстыдница, – пробормотал он на хинди.
– Потому что ты меня этому научил, – пробормотала и она.
Он весь затрепетал. Его тело предъявляет требования. Сколько же еще времени он может отказывать ей?
Он перевернулся и сбросил с себя остатки одежды. Она наблюдала за ним при тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели в тростниковых шторах, лежа на спине и закинув руки за голову.
Когда он улегся с ней рядом, тоже на спине и с закинутой за голову рукой, Мора положила ладонь на его обнаженную грудь.
– Все кажется совершенно другим, – произнесла она удивленно.
– Что именно?
– Все. Словно ты теперь мой, совсем мой.
Ему пришлось сглотнуть, прежде чем он смог заговорить. И голос его прозвучал глухо:
– Но ведь это так и есть. Я же сказал, что ты покорила меня.
И как бы в доказательство он взял ее руку и положил ее на ту часть своего тела, которая жаждала Мору сильнее всего.
Она не отняла руку, а стала ласкать его сама.
– Я так часто мечтал об этом, – шептал он. – Быть с тобой, трогать тебя, позволить тебе трогать меня...
– С каких пор? С той ночи, когда ты в последний раз обладал Чхотой Моти?
– Нет. Задолго до того.
Она посмотрела на него удивленно:
– Когда же?
– С тех пор, как мы спали рядом под иккой по пути в Дели.
– Но ведь мы тогда почти не знали друг друга!
– Поверь, я ни в малой мере не обрадовался этому. Но как ни старался, не мог избавиться от желания обладать тобой. Легче было бы перестать дышать.
– Я... думала, ты хотел вовсе не меня, а Чхоту Моти.
Голос Моры дрогнул при воспоминании о пережитых душевных муках.
– Я и хотел. – Он встал рядом с ней на колени, взял ее лицо в ладони и посмотрел ей прямо в глаза горящими серьезными глазами. – Я не отрицаю, что она оказалась настоящей соблазнительницей, эта жемчужина Раджастхана, которая околдовала меня в саду принца, но только упрямая, чертовски дерзкая племянница Лоренса Карлайона научила меня тому, что для женщины это значит больше, гораздо больше, чем просто наслаждение.
Он скорее почувствовал чем заметил слезы у нее на глазах и вдруг понял, сколько боли причинил ей. Как она, должно быть, страдала, думая, что он увлечен другой, а эта другая и была она сама!
Да, она отчаивалась, и он тоже, и многое придется раскрыть, объяснить и простить, пока все наконец встанет на свои места.
Но теперь не время и не место для объяснений; только губы его и руки пусть скажут ей о чувствах, устранят все сомнения в том, что лишь она одна ему желанна, лишь она одна любима...
Мора пылко отвечала ему, и душа его воспарила высоко в небо. Она понимала, все понимала, его умная, страстная очаровательница.
Весь мир, казалось, замер, когда он опустился на нее. Потом медленно-медленно вошел.
– О...
Вся дрожа, она обхватила его ногами и руками. Тело ее изогнулось, чтобы он вошел глубже.
Толчок, еще один и еще – страсть разгоралась, жар ее проникал во все клетки сплетенных в объятии тел, слившихся воедино в самом сокровенном из мгновений человеческой жизни, затем словно вспышка пламени – и взрыв, потрясший обоих.
Росс между тем думал, что, слава Богу, им не придется провести здесь ночь. Уединенность пустого дома и этот обед вдвоем будоражили его чувства. И еще то обстоятельство, что, сидя напротив Моры за столом, он мог сколько угодно разглядывать ее – запретное удовольствие, в котором он не в силах был себе отказать. После ванны она надела скромное зеленое платье, одно из новых в ее небольшом багаже, и ничем не украшенный вырез был достаточно низким, приоткрывая соблазнительные выпуклости ее грудей. В свете ламп ее волосы блестели, словно начищенная медь.
Вот она надкусила какой-то плод, но ее губы сами как спелая ягода. Росс усилием воли отвел глаза в сторону.
– Чем вы собираетесь заниматься в Симле?
Это было все, что он нашел сказать. Мора пожала плечами:
– Ходить на приемы. Играть в крокет. Сопровождать Теренса и Лидию. Я теперь замужем и, значит, достаточно респектабельна, чтобы играть роль дуэньи.
«Замужем – да, но только формально, – подумал Росс. – Даже чопорная Дафна Карлайон была бы поражена, узнав, что мы с Морой еще не разделили супружескую постель».
«Дети необходимы империи...» Он почти слышал, как Дафна произносит эти слова самым неодобрительным тоном. Именно поэтому определенные обязанности возлагаются на всех новобрачных, живущих за пределами Англии.
Однако вовсе не во имя исполнения своих обязанностей Росс сегодня глаз не мог оторвать от своей новобрачной. Будь оно проклято, почему эта девочка за столом так дьявольски ему желанна? Почему так вышло, что они впервые сидят за обедом наедине как муж и жена именно здесь, в сугубо британской обстановке, которая совершенно выводит его из равновесия?
Дело ведь не в том, что он находит ее желанной, – один Бог знает, сколько времени он мучился ею! Дело в том, что она довела его до такого состояния, когда они остались наедине вот так, как теперь. Каким бы абсурдным это ни показалось, но он вспомнил об уютной домашней обстановке одного немолодого полковника в отставке, сидевшего у себя в гостиной в шлепанцах и со стаканчиком джина с содовой под рукой. Черт! А когда он сам чувствовал себя таким полностью свободным и таким довольным?
«После похищения Моры», – внезапно припомнил он, ощутив толчок в сердце. Когда он приковылял, измотанный, в резиденцию после ночи убийств – потому что были убитые среди тех последователей садху.
Он припомнил теперь совершенно ясно, хотя тогда был как в тумане от усталости, как он позволил Море отвести себя в постель, едва соображая, что это именно она, что только ее руки удерживают его на ногах. Припомнил, как она раздевала его, спокойно и уверенно, но с нежностью, какой он не знал с того времени, когда к нему прикасались любящие руки матери.
«Дурак, – обругал он себя. – Ведь именно поэтому я сказал Лоренсу Карлайону, что хочу жениться на ней». Потому что, проснувшись на ее постели, он понял, что не может жить без нее. Что она облегчила тоску одиночества, которой он не испытывал прежде и которая мучила его до сумасшествия все долгие, беспокойные недели после приезда Моры в Индию.
Разумеется, он маскировал свои чувства отчужденностью, уверенный, что Карлайоны – и Мора – поняли чудовищность жертвы, принесенной им добровольно ради того, чтобы избавить их от племянницы.
Идиот! Сумел убедить даже себя самого в том, что это правда!
Вот почему он сбежал в Дели – в тот момент, когда Мора начала прокладывать дорожку к его сердцу сквозь возведенные им преграды. А он по-прежнему празднует труса, отправляя ее в Симлу!
Но как ему сохранить здравый смысл в условиях такой близости? Само присутствие Моры мучило и вынуждало жаждать невозможного.
Он без предупреждения отодвинул свой стул и встал.
– Еще слишком жарко, чтобы пускаться в путь. Почему бы вам не отдохнуть?
Голос у него был таким резким, что у Моры замерло сердце. Господи, что она такого сделала? Почему он гонит ее с глаз долой?
– Отдохнуть? – слабо откликнулась она словно эхо.
– Почему же нет? Сегодня ночью я хотел бы добраться до границы, а это по меньшей мере пять часов в седле.
Она не сказала ничего и не смела взглянуть на него. Обойдя вокруг стола, он протянул ей руку:
– Идемте.
Мора опустила голову, чтобы он не заметил слез у нее на глазах. Она скорее умерла бы, чем дала понять, что он обладает властью доводить ее до слез. Росс в нетерпении смотрел на нее. На какую-то ужасную секунду ей стало страшно, как бы он не поднял ее рывком со стула, если она не подчинится.
– Ну? – резко бросил он.
Мора отложила вилку и подала ему руку. Испустив долгий вздох, Росс помог ей встать.
– Благодарю вас.
За что? О Господи, за что?!
Слуги удалились, и в доме была полная тишина. Молчание окутывало обоих, когда Росс одним толчком распахнул дверь спальни. Отпустил руку Моры, отступив за порог, и сухо поклонился.
– Я велю Саваджи разбудить вас через час. Этого достаточно? – Он вздернул голову, не услышав ответа. – Мора?
Ее фиалковые глаза глянули на него, и он увидел, что они полны слез. О Боже, он мог вынести все-все, но только не это.
Со стоном, не в силах владеть собой, теряя разум, он притянул ее к себе. Ее гибкое тело прильнуло к нему, как стебель травы. Подол ее платья, не стянутого корсетом, свободного от обручей кринолина, обвился вокруг его ног.
А потом он целовал ее, целовал мучительными поцелуями, которые приносили облегчение. И оба были одержимы невообразимым, страстным желанием. Губы Росса впивались жадно – и дико сладостной была секунда, когда губы Моры раскрылись от его поцелуев!
– О Боже! – снова простонал он, прижимая ее крепче, одной рукой поддерживая голову, а другой обхватив ее за талию.
Мора подняла руки, обвила шею Росса, налегла на полное напряжения мужское тело, потому что ноги ее не держали.
В ответ он засмеялся каким-то полуотчаянным смехом и отстранил ее. Только его руки вцепились ей в предплечья, как бы удерживая ее – или его – от падения.
– Черт побери! – Грудь Росса тяжело вздымалась. – Простите!
– Простить?
– Мора, не надо! Пожалуйста! – произнес он, задыхаясь.
– Чего не надо, Росс? Я ничего не сделала.
– Я понимаю... Мне жаль. Я не хотел пугать вас.
Она рассмеялась негромким недоверчивым смехом.
– Пугать? С тех пор как мы познакомились, Росс Гамильтон, вы причинили мне много неприятностей, но только не пугали меня!
Он обжег ее взглядом:
– Что за неприятности я вам причинил?
Она поднесла ему к носу раскрытую ладонь и принялась считать по пальцам:
– Вы меня одергивали, ругали, обижали, игнорировали, а порой доводили до убийственной злости... Продолжать?
– Нет, – отвечал Росс с глубоким, досадливым вздохом.
– А знаете, – добавила Мора едко, – вам повезло, что вы ни разу не разозлили меня, когда под рукой было оружие.
Пока она говорила, Росс потирал переносицу, но теперь посмотрел на нее сердито. Мора подбоченилась и вздернула подбородок в своей прежней упрямой манере. Она, несомненно, была настроена воинственно.
– Ах вот как? – заговорил Росс в соответствующем, отнюдь не ласковом тоне. – Кажется, я припоминаю, что вы разок-другой замахивались на меня зонтиком и... чем еще? Ах да, хлыстом, пистолетом вашего дяди и даже угрожали ружьем вашего саиса.
– Это неправда.
– Не забудем упомянуть о ваших кулаках и беспощадном языке...
Ее язычок ранил его больше всего.
– Вы изображаете меня какой-то дикаркой! – обиделась она.
Она ею и была. Сумасбродной, завораживающей и очаровательной маленькой дикаркой. И сердце у Росса в груди заколотилось как бешеное... потому что он вдруг понял, что она совсем не такая рассерженная, какой хочет казаться. Он не смел надеяться, что она просто дразнит его, а на самом деле радуется его жадным поцелуям и возможно... возможно, хочет большего.
– Я не боюсь вас, – продолжала Мора, сверкая потемневшими от возбуждения глазами. – Вас, Росс. Нисколько.
На секунду он притих, так притих, что она испугалась. Неужели она совершила ошибку? Неверно поняла причину его показного негодования? О Господи, если бы это было правдой...
Но он вдруг сдавленно рассмеялся, наклонился едва уловимым движением и подхватил Мору под коленки, поднял, прижал к себе и поцеловал крепко, почти отчаянно, а она ответила, обняв его за шею сильно-сильно, и Росс почувствовал, что ее сердце бьется в том же диком ритме, как и его собственное.
– Пиари, – прошептал он. – Маленькая Жемчужина, я не могу больше притворяться. Ты покорила меня так, что я уже не хочу бежать от тебя.
– О, Росс, – скорее вздохнула, чем произнесла она, – я понимаю. Но не надо слов, просто целуй меня. Целуй, пожалуйста.
Весь дрожа от желания, почти болезненного, он прильнул к ней, и тела их слились, а поцелуй не прерывался. Языки соприкасались и скользили, губы искали влаги после того, что казалось им бесконечной жаждой.
Его рука скользнула ей под корсаж и приподняла обнаженную грудь. Мора задохнулась и вся выгнулась от его прикосновения.
– Сладко, – прошептал он. – Так сладко.
Большим пальцем он тронул ее сосок, и розовый кончик, отвердев, уперся ему в ладонь. Росс оторвал свои губы от ее губ и со стоном прижал их к тому месту, которое только что накрывал ладонью. Он ласкал ее нежно, и каждый раз губы завершали то, что начинала рука. Неутомимо лаская, он раздевал ее умело и уверенно, и вот она уже лежит перед ним нагая, а он лихорадочно шепчет:
– Мора, прекрасная Мора, знаешь ли ты, как долго я мечтал увидеть тебя вот так?
Она подняла тяжелые веки, вдруг смутившись:
– Но ведь мы... ты...
– Те два раза было темно, – мягко напомнил он ей, и его дыхание шевельнуло шелковистые завитки у нее на висках.
Она потихоньку улыбнулась, спрятав лицо у него на шее, потом вывернулась из-под него.
– Что... – начал он.
– Ш-ш-ш. – Встав возле него на колени, она сняла с него рубашку. – Теперь моя очередь.
Смех закипал у него в груди.
– Да вы распутница, миссис Гамильтон.
Она сомкнула пальцы на его тугих бицепсах.
– Ты точно такой, таким я тебя помню.
– Разве?
– О да, – шепнула она, легонько поглаживая его. Он улыбнулся ей в волосы и дерзко выгнулся перед ней.
– А это ты помнишь?
– Разве можно забыть?
– Ты просто бесстыдница, – пробормотал он на хинди.
– Потому что ты меня этому научил, – пробормотала и она.
Он весь затрепетал. Его тело предъявляет требования. Сколько же еще времени он может отказывать ей?
Он перевернулся и сбросил с себя остатки одежды. Она наблюдала за ним при тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели в тростниковых шторах, лежа на спине и закинув руки за голову.
Когда он улегся с ней рядом, тоже на спине и с закинутой за голову рукой, Мора положила ладонь на его обнаженную грудь.
– Все кажется совершенно другим, – произнесла она удивленно.
– Что именно?
– Все. Словно ты теперь мой, совсем мой.
Ему пришлось сглотнуть, прежде чем он смог заговорить. И голос его прозвучал глухо:
– Но ведь это так и есть. Я же сказал, что ты покорила меня.
И как бы в доказательство он взял ее руку и положил ее на ту часть своего тела, которая жаждала Мору сильнее всего.
Она не отняла руку, а стала ласкать его сама.
– Я так часто мечтал об этом, – шептал он. – Быть с тобой, трогать тебя, позволить тебе трогать меня...
– С каких пор? С той ночи, когда ты в последний раз обладал Чхотой Моти?
– Нет. Задолго до того.
Она посмотрела на него удивленно:
– Когда же?
– С тех пор, как мы спали рядом под иккой по пути в Дели.
– Но ведь мы тогда почти не знали друг друга!
– Поверь, я ни в малой мере не обрадовался этому. Но как ни старался, не мог избавиться от желания обладать тобой. Легче было бы перестать дышать.
– Я... думала, ты хотел вовсе не меня, а Чхоту Моти.
Голос Моры дрогнул при воспоминании о пережитых душевных муках.
– Я и хотел. – Он встал рядом с ней на колени, взял ее лицо в ладони и посмотрел ей прямо в глаза горящими серьезными глазами. – Я не отрицаю, что она оказалась настоящей соблазнительницей, эта жемчужина Раджастхана, которая околдовала меня в саду принца, но только упрямая, чертовски дерзкая племянница Лоренса Карлайона научила меня тому, что для женщины это значит больше, гораздо больше, чем просто наслаждение.
Он скорее почувствовал чем заметил слезы у нее на глазах и вдруг понял, сколько боли причинил ей. Как она, должно быть, страдала, думая, что он увлечен другой, а эта другая и была она сама!
Да, она отчаивалась, и он тоже, и многое придется раскрыть, объяснить и простить, пока все наконец встанет на свои места.
Но теперь не время и не место для объяснений; только губы его и руки пусть скажут ей о чувствах, устранят все сомнения в том, что лишь она одна ему желанна, лишь она одна любима...
Мора пылко отвечала ему, и душа его воспарила высоко в небо. Она понимала, все понимала, его умная, страстная очаровательница.
Весь мир, казалось, замер, когда он опустился на нее. Потом медленно-медленно вошел.
– О...
Вся дрожа, она обхватила его ногами и руками. Тело ее изогнулось, чтобы он вошел глубже.
Толчок, еще один и еще – страсть разгоралась, жар ее проникал во все клетки сплетенных в объятии тел, слившихся воедино в самом сокровенном из мгновений человеческой жизни, затем словно вспышка пламени – и взрыв, потрясший обоих.
Глава 24
– Нам скоро уезжать. Уже поздно.
Мора открыла глаза и увидела, что Росс голый стоит у окна. Шторы подняты, и на горизонте появилась полоска серебристого света. Наступало утро.
Мора потянулась, зевнула и улыбнулась почти робко, когда Росс повернулся и взглянул на нее.
От его ответной улыбки замерло сердце. Прежде чем погрузиться в сон прошлой ночью, она гадала, как это будет, когда она проснется в присутствии мужчины, так жарко любившего ее накануне.
Момент оказался куда более бурным, чем она ожидала. Он бросился к кровати, наклонился к Море, опершись на руки по обеим сторонам ее головы, и Мора вновь ощутила тяжесть сильного мужского тела.
– Ты покраснела.
Его дыхание щекотала ей ухо.
– Ничего подобного. Я никогда не краснею.
Он наклонился ниже. Жесткие волосы на его груди коснулись ее кожи.
– Ты, как всегда, противоречишь, моя прекрасная Мора. Когда же твоя воля подчинится моей?
Она замурлыкала, как кошка, когда он опустился на нее всем своим весом, дав ей почувствовать меру своего возбуждения и силу желания. Страсть начала разгораться у нее в крови, но вдруг она подняла на него серьезные глаза:
– Скажи, что ты любишь меня.
Пораженный, он слегка отпрянул.
Она взяла его лицо в ладони, нежно удерживая.
– Это нетрудно, Росс. Мир не рухнет, если ты это сделаешь.
Он откашлялся. Обожаемый мужчина. И вот сейчас он в самом деле начнет смущаться.
– Я никогда не говорил... этих слов ни одной женщине.
Она прикусила губу, чтобы скрыть усмешку. Ни разу за все время страшных приключений она не видела его таким неуверенным в себе.
– Это так просто. – Большими пальцами она обвела сильную линию его подбородка. – Я тебя люблю. – Голос Моры задрожал от полноты чувств. – Я люблю тебя больше и сильнее, чем могла себе представить. Наверное, с той минуты, когда ты смеялся надо мной на бомбейском вокзале. Тогда я считала, что это злость.
Мора открыла глаза и увидела, что Росс голый стоит у окна. Шторы подняты, и на горизонте появилась полоска серебристого света. Наступало утро.
Мора потянулась, зевнула и улыбнулась почти робко, когда Росс повернулся и взглянул на нее.
От его ответной улыбки замерло сердце. Прежде чем погрузиться в сон прошлой ночью, она гадала, как это будет, когда она проснется в присутствии мужчины, так жарко любившего ее накануне.
Момент оказался куда более бурным, чем она ожидала. Он бросился к кровати, наклонился к Море, опершись на руки по обеим сторонам ее головы, и Мора вновь ощутила тяжесть сильного мужского тела.
– Ты покраснела.
Его дыхание щекотала ей ухо.
– Ничего подобного. Я никогда не краснею.
Он наклонился ниже. Жесткие волосы на его груди коснулись ее кожи.
– Ты, как всегда, противоречишь, моя прекрасная Мора. Когда же твоя воля подчинится моей?
Она замурлыкала, как кошка, когда он опустился на нее всем своим весом, дав ей почувствовать меру своего возбуждения и силу желания. Страсть начала разгораться у нее в крови, но вдруг она подняла на него серьезные глаза:
– Скажи, что ты любишь меня.
Пораженный, он слегка отпрянул.
Она взяла его лицо в ладони, нежно удерживая.
– Это нетрудно, Росс. Мир не рухнет, если ты это сделаешь.
Он откашлялся. Обожаемый мужчина. И вот сейчас он в самом деле начнет смущаться.
– Я никогда не говорил... этих слов ни одной женщине.
Она прикусила губу, чтобы скрыть усмешку. Ни разу за все время страшных приключений она не видела его таким неуверенным в себе.
– Это так просто. – Большими пальцами она обвела сильную линию его подбородка. – Я тебя люблю. – Голос Моры задрожал от полноты чувств. – Я люблю тебя больше и сильнее, чем могла себе представить. Наверное, с той минуты, когда ты смеялся надо мной на бомбейском вокзале. Тогда я считала, что это злость.