Март Михаил. Роковое соглашение

Михаил Март
Роковое соглашение

Глава I
Жена

1.

   Стоя у окна, она наблюдала, как высокий мужчина садился в машину и поймала себя на мысли, что хочет разглядеть номер его «девятки». Зачем? Глупо! Все, что она хотела о нем узнать, можно было спросить. Странно, они виделись уже пятый раз, а она о нем ничего не знала.
   Случайное знакомство месяц назад в кафе ни к чему не обязывало. Просто она немного выпила, и к ней подсел интересный парень. Он кого-то ждал, но не дождался. Слово за слово, шутки, пара бокалов шампанского и пара танцев под игровой автомат. Красавчик появился как нельзя вовремя. В тот день Вика пребывала в кошмарном настроении. Надо заметить, что в последнее время радостная волна ее вовсе не накрывает с головой. Кругом все не так. Смотрит она на жизнь и, кроме отвращения, ничего не испытывает. День прошел, и слава Богу.
   Хорошие ощущения бывают только во сне. Сны Вике снятся цветные, красивые, романтичные, сладостные, а глаза откроет — тошнота к горлу подступает. Почему такая несправедливость? Молодая красивая женщина, образованная, умная, а судьба сложилась как у прокаженной. Ни одного яркого просвета впереди. Она обречена на жалкое, невыносимое существование, где требуется только терпение и нет места простому бабскому счастью. Явь превратилась в долгий мучительный сон, а короткие яркие сны стали несбыточной мечтой.
   И вот появился он! Как? Почему? Она не успела об этом подумать. Появился, и все тут. Ну по знакомились, поболтали, повеселились с помощью шампанского, она немного отвлеклась, забылась, и хватит. Только получилось все иначе. Она даже не мечтала о переменах. Перемены в ее жизни не возможны, Вика привыкла трезво смотреть на вещи. Красивых парней полно на свете. Только ей какое до них дело?
   Изменить она ничего не может, карта ее судьбы очень отчетливо разрисована, до каждого поворота, до любой точки, со всеми подробностями, и Вика знала, что нет силы, способной повернуть мутный поток вспять. Вот почему она не воспринимала новое знакомство как что-то выходящее из ряда вон. Вика причислила его к категории своих сновидений. Проснулась — и все пропало. Однако сон затянулся.
   Вторая встреча получилась случайной, следом за первой. На следующий день она забежала в то же кафе за забытой из-за паров шампанского сумочкой. Как это ни странно, но бармен сумочку вернул в целости и сохранности. Можно сказать, что повезло. Кроме документов и женской атрибутики в ней и деньги имелись. Но назвать удачей новую встречу со вчерашним кавалером она не могла. Сон есть сон, а он появился наяву.
   — Странно, — сказала она. — Ты настоящий, а я думала, что мне наше знакомство пригрезилось.
   — Я тоже так считал, — ответил он. — Зашел выпить пиво. Намешал вчера. Правда, не жалею. Вечер получился симпатичный. Неплохо повеселились. Может, повторим?
   — Хотелось бы сказать «да». Но возможностей для этого мало. У меня работа, дом, ребенок, муж. Слишком много прицепов и забот.
   — Я ведь не претендую на твое время и не покушаюсь на крепкую семью. Просто нам вместе весело. Мне с тобой легко.
   — Впервые слышу, что кому-то со мной легко. Я очень переменчивый человек с кошмарным характером и непредсказуемыми поступками.
   — Какое это имеет значение. Ничего похожего я не заметил. Нам весело вместе, остальное значения не имеет. А когда устали друг от друга, разошлись в разные стороны и забыли. Никаких обязательств, привязанностей и ответственности. Именно такие отношения — легкие и беззаботные — позволяют людям отпускать вожжи и расслабляться. Вот почему нам всегда будет легко общаться. Важно не переступать определенную черту и не углубляться в дебри души.
   Вике понравилась такая постановка вопроса. А почему нет? Она чувствовала ту же легкость и свободу. Знакомство продолжалось.
   Только тогда она не думала, что эта самая свобода скует ее по рукам и ногам. Чем чаще она его видела, тем сильнее ее тянуло к нему. Он никак не вписывался в ее жизнь, в представления о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Вика поняла, насколько она закомплексована, консервативна, зациклена и наивна. Вся прожитая жизнь показалась ей темным, мрачным, узким коридором с каменными стенами, где нет перекрестков и боковых улочек, где нельзя свернуть в сторону, некуда убежать и спрятаться. Судьба не давала ей выбора. В какой-то момент Вике стало страшно. Страшно от того, что холодное сердце оттаяло, на душе стало тепло и легко, глаза сверкнули искрами, но странный коридор никуда не делся. Она все еще оставалась зажатой холодными стенами, словно тисками, и они казались ей кромешным адом. Чего раньше она не замечала, обречено и равнодушно двигаясь по узкой дорожке в никуда. Теперь Вика почувствовала себя растерянной и беспомощной. Мириться с кошмарным настоящим она уже не могла, но и сил бороться с ним не было.
   Она стояла у окна и не могла понять, как все произошло. Все так хорошо начиналось. Вика получила отдушину и вздохнула полной грудью, ощутив свежую струю воздуха. Голова закружилась, и легкий ветерок подхватил ее, как перышко, и понес к небесам и яркому солнцу. Вот она — свобода! А приземлилось перышко в чужой постели, и легкость сменилась страстью. Она не понимала, как это произошло. Просто он ей сказал:
   — Я снял квартиру для наших свиданий, мне надоели бары и пьяные рожи вокруг. Сегодня мы избавимся от всего, что нас отвлекает от уединения.
   И она пошла с ним, ни о чем не думая, забыв обо всем на свете. Это была первая ночь, которую Вика провела вне дома, и она ни о чем не жалела. Как сказать, может, теперь в ней появились неведомые ей досель силы, но еще недостаточные для сопротивления роковым обстоятельствам.
   Утром он ушел. Она смотрела ему вслед и больше всего на свете боялась, что он не вернется. И ни о чем другом думать не могла. Только сейчас она поняла, что ничего о нем не знает, кроме имени. Ее не интересовали подробности. Витала глупышка в облаках и радовалась. Изливала душу для облегчения, рассказывала о себе все, как лучшей подружке, а он слушал и молчал, ни слова о себе он так и не вымолвил, а Вика и не спрашивала. Кому придет в голову допрашивать персонажа из сказки? Эта ночь ее протрезвила, и она очнулась, поняв, что угодила в капкан. Теперь этот человек приобрел плоть, и она очень не хотела терять жар его тела и силу объятий.
   Вика еще не понимала всего, что в ней произошло, но в сознании отчетливо проскальзывала мысль о необходимости перемен. С этой минуты она уже не сможет жить по-старому. Но где взять столько воли и мужества, чтобы раздолбить невыносимые стены и вырваться из тисков.
   Уйдет от нее принц или нет, жизнь покажет. Такого к юбке не привяжешь. Но он сделал то, чего никто не смог сделать за всю ее недолгую жизнь. Он открыл ее слипшиеся глаза и показал свет. Сначала она испугалась, оторопела, зарыла голову в песок, но однажды прозревший уже не забудет яркие краски и прелести жизни.
   Вика глянула на часы. Восемь тридцать утра — пора возвращаться в свою колею. Там, в ее повседневной жизни, царят ханжество, разврат, алчность и эгоизм. С этим она прожила всю свою сознательную жизнь, это стало средой ее обитания, сделало еще юную девочку озлобленной, одинокой, строптивой кошкой с острыми коготками.
   Вздохнув, Вика взяла со стола свою сумочку и оставленные ей ключи от новой квартиры, из которой ей так не хотелось уходить.
   А со стороны она выглядела очень удачливой и деловой дамой. Высшее образование, хорошая работа, муж, ребенок, дорогая машина, деньги, загородный дом. Благополучие так и лезет из всех щелей. Может, все ее несчастья лишь надуманы из-за обостренной мнительности? Трудно сказать.

***

   Она пила кофе и задумчиво разглядывала чернильный прибор на своем рабочем столе.
   В дверь кабинета постучали, и, не дожидаясь ответа, вошла молодая красотка с пышными формами и длинными рыжими волосами. Слов нет, сексуальная дамочка.
   Она не скрывала своих достоинств, а наоборот, выпячивала их с помощью глубокого декольте и короткого легкого платья.
   — Привет, подруга, — красотка тут же подсела к столу и взяла вторую кружку для кофе. — Ты чего, Викуля? Плохо с головой? Крыша поехала? Ночку-то, где провела?
   — Уже в курсе? Быстро.
   — Я в курсе с трех часов ночи, милая. Твой Митька ко мне приперся в четвертом часу. Тебя искали. Он еще вчера вечером с дачи приехал, а жены дома нет. Ждал, ждал и начал поиски. Я пришла домой в первом часу. Вижу, твой номер на определителе, но перезванивать не стала. А это, как выяснилось, он названивал, а потом приперся. Думал, что мы с мужиками развлекаемся. Хотел накрыть.
   — А ушел от тебя утром?
   — Да ты чего?У меня месячные… И потом…
   — Значит, злой ходит.
   — Викочка, мне тридцать один год, а твоему Мите сорок девять. Улавливаешь разницу?
   — Нет, Наташенька. Мне двадцать семь. Я моложе тебя на четыре года и хорошо знаю способности своего престарелого мужа. Он любому молодому фору даст. Что тебе рассказывать, сама все знаешь.
   — Ревнуешь что ли?
   — Брось, Наташа. Ты не одна у него. Пусть вас еще десяток у него будет, может, ко мне меньше приставать станет. Самец неугомонный. Но перед смертью все равно не надышится.
   — Бунтовать решила? Не нравится мне твое настроение. Как пить дать, завтра в темных очках на работу придешь.
   — Летом нормально. Зимой смешно выглядело. Но на мне как на кошке заживает. Не замечала?
   — Не нравится мне твой тон. Ты сегодня какая-то не такая. Что с тобой? А если Митька возьмет и выгонит тебя из дома?
   — Не волнуйся, тебя на мое место не возьмет. Кандидаток на мою постель много, ты не выдержишь конкурса. А меня, к сожалению, он не бросит. Слишком крепко мы повязаны. До гробовой доски, надеюсь, его, а не моей.
   — Не зарекайся. Он здоров, как буйвол. Такие по сто лет живут и еще трахаются. Я видела, как он в баре трем бритоголовым быкам зубы пересчитал. Злобы в нем больше, чем силы. Он же убить может.
   — А ты знаешь, из-за чего все началось? Ему на больной мозоль наступили. Один из тех бритых к столику нашему присел, когда ты танцевала, и очень вежливо сказал: «Извини, папаша, можно я с твоей дочкой потанцую?» Вот он им и показал папашу.
   — И все ему с рук сходит. Мужиков на «скорой» увезли, а Митьке ничего.
   — Так он ментам по сотне баксов отвалил, и они ретировались. К ментам за помощью ходить бесполезно. Я даже и не думала. Дмитрий Алексаныч у нас — почетная личность, крупный бизнесмен. С полковником милиции в баньке парится, все у него куплены, все подмазаны.
   — И как же ты с ним справляешься?
   — Секрет. Вот когда он тебе морду набьет, я тебе скажу, как защищаться. А пока я не против, чтобы он и тебе глаз подбил. Уж очень ты надоедлива, Наташенька. Заставляешь меня в машине ждать, пока вы в моем гараже трахаетесь. Вы с Митей любите экзотику. В лифте не пробовали?
   — Хватит язвить, Викуша. У тебя, кроме меня, подруг нет. Зря ты обстановку нагнетаешь. Что я тебе сделала? Мы с тобой не один пуд соли съели. Я не виновата, что мой мужик в тридцать пять, загнулся, а твой живет и здоровеет. Спился Витечка мой и оставил меня на бобах. Хорошо еще работа нормальная, до сих пор за него долги раздаю. А то пришили бы где-нибудь в подъезде.
   — Кто тебе мешает замуж выйти? Детей нет, свободна, квартира, обеспечена.
   — За кого? Где ты мужиков настоящих видела? Дармоеды. Думает, переспал один раз и я ему по гроб жизни обязана? Я хочу, чтобы нужна была как человек, женщина, чтобы меня любили, а не мою квартиру и зарплату. Настоящих мужиков всех разобрали, и их на привязи держат. А хлам мне не нужен. Дерьмо-дерьмом, а мнит о себе будто пуп земли.
   — Ты только не распаляйся, Наташенька. Я не жадная. Митя нас обеих утешит. В одном он хорош — денег из баб не тянет и на квартиры не зарится. Сам все имеет. А может, повзрослел или перезрел, не надеется на подачки.
   Наташа долго разглядывала Вику непонимающим взглядом, потом тихо произнесла:
   — Странная ты сегодня, подруга. Тебя словно подменили. Митька — твой муж. Ты с ним семь лет прожила, ради него молодого бросила и так рассуждаешь.
   — Молодого я не бросала. Я с Гришей года не прожила, как его упекли на семь лет в зону. А мне лишь девятнадцать было. Через месяц я о нем уже забыла, а тут Митя появился. Солидный, богатый, ухаживал красиво, цветы охапками таскал. Вот и охомутал безмозглую дурочку. Одного у него не отнимешь — учиться меня заставил, лишнюю дурь из башки выбил. Хоть на этом спасибо.
   — А я думала, ты его любишь.
   — Это не любовь, это особый случай, клинический. Но тебе знать подробности незачем. Удивительно, что я до сих пор в дурдом не попала. Ладно, не бери в голову.
   В кабинет заглянула секретарша директора.
   — Любовская, тебя шеф вызывает.
   Секретарша скрылась.
   — Еще один рвотный порошок, — скривилась Вика, вставая с рабочего кресла. — Тоже Богом обиженный.
   — Ты только не хами ему, Викуля. Пусть он и сволочь порядочная, но зарплату вовремя платит.
   — Это не он, это я вам зарплату плачу, — резко отрубила Вика и вышла из кабинета.
   Савелию Львовичу Уткину недавно исполнилось пятьдесят. Бизнесмен от Бога, он имел очень неуживчивый характер. Коллектив от него стонал. Выгнать с работы мог за пустяк. Люди терпели, потому что платил хорошо и вовремя, но не все знали, чего стоила его доброта. Финансовую политику фирмы вела Виктория Дмитриевна Любовская. А гендиректор только подписывал финансовые документы, чаще разглядывая оголенные коленки своего главного финансиста, а не бумаги, поданные на подпись.
   Вика зашла в просторный кабинет своего шефа как в свой собственный.
   — Сава, ты отвлекаешь меня от работы. Как только Катьку отправляешь на обед, так меня вызываешь. Мне надоели твои извращения на столе и на ковре. Катька молодая, ей в диковинку, вот с ней и экспериментируй, а с меня хватит. Сделал из меня шлюху доморощенную.
   — Ты чего это, белены объелась?
   Очевидно, Вика недалека от истины — генеральный директор был малоприятным мужчиной. Слишком толст, слишком лыс и не очень обаятелен. Но сам о себе он, разумеется, имел другое мнение.
   — Да. Я объелась белены, и теперь в упор тебя не вижу. И не протягивай лапы, у меня месячные. Уткин отпрянул.
   — У тебя двадцать восемь дней месячные, остальные выпадают на выходные. Ты меня лучше не зли, Виктория. Менять порядки я тебе не позволю. Ты и так здесь как черный кардинал, закулисная королева. Не забывайся. Кто тебя в люди вывел? Кто финансовым директором сделал? Покажи мне женщину в Москве, которая зарабатывает больше тебя?
   — Брось, Сава. Кто, как не я, знает о денежных оборотах, которые вертятся в фирме? С такими деньжищами я должна получать втрое больше.
   — Ты можешь ничего не получить. Пойдешь в домохозяйки, а твой муженек за цент удавится, на сигареты не выпросишь. Вот тогда оценишь мою благосклонность.
   — Дурак ты, Сава. Финансовых директоров не увольняют, их убивают. Я же тебя на сто лет посадить могу. У меня имеются все копии твоих финансовых афер. Так что ты меня не зли. И запомни, больше твоя грязная ручища под мою юбку не залезет. Меня тошнит от твоей рожи.
   Щеки Уткина тряслись, как желе, глаза налились кровью. Он подскочил к Вике и ударил ее по щеке. Зря он это сделал. Дикая кошка вцепилась в его лоснящуюся физиономию с такой силой, что мужик завопил на все здание нечеловеческим голосом. По лицу потекла кровь.
   В кабинет с визгом влетела секретарша, почему-то не ушедшая на обед. Потом присоединились другие. Но оттащить Вику оказалось делом не простым. Кошачья хватка походила на бульдожью. Скандал получил широкий резонанс. Никто не знал, чем все может закончиться. Даже гадать не хотели, но поджилки тряслись у каждого, от главного инженера до уборщицы.
   Вика не дожидалась результатов, ей на все было плевать. Она заперла свой кабинет и ушла в бар пить водку в разгар дня, когда жара зашкаливала за тридцать градусов. День еще только начинался.

2.

   Она умоляла его не бить по лицу. Он внял ее мольбам, но боли от этого не убавилось. Вика летала по квартире, как мяч по футбольному полю.
   Когда она уже не могла подняться с пола, он успокоился. Вспышки ярости всегда кончались звериным сексом. Отдубасит до потери пульса и тащит в постель.
   Вероятно, нравоучения с помощью кулаков его очень возбуждали. Вика никогда не называла секс любовью, как это принято. Когда они занимались сексом, он продолжал над ней изгаляться, выкручивая руки, переворачивая, как куклу с живота на спину, сдавливая шею, грызя зубами грудь и требуя при этом, чтобы она стонала от восторга и кричала, как ей хорошо. Для измученной женщины такая любовь была лишь продолжением битья. Плакать она не смела, на слезы у нее хватало времени после всех удовольствий, когда он хватал жену за волосы и бросал в темную подсобку часа на два, на три. Комнатушка размером с сортир не освещалась, и в ней ничего не хранили. Митя называл ее карцером, так, по сути, оно и было. Сидя на полу и глотая собственные слезы, униженная жена пылала ненавистью, потом успокаивалась и тихо скулила, как брошенный щенок. Порой она даже его оправдывала. Тоже ведь не святоша, иногда получала по заслугам, иногда ни за что. Особым чутьем муженек не отличался. Ревность его не знала границ и доводила до умопомрачения. Признаний он не требовал, бесполезно. Вика скорее умрет, чем сознается в измене, что, впрочем, равноценно, так как он все равно пришибет, если узнает правду, уж лучше пусть остается в неведении, быстрее остынет и, возможно, пожалеет. Правда, подобных случаев она не помнила, но если он ее потреплет по щекам и грубо прижмет к себе, то, можно считать, он ее простил. Появлялась возможность облегченно воздохнуть до следующего приступа ярости.
   Сегодня он держал ее в чулане до часу ночи, потом выпустил. Пить одному надоело. Притащил ее на кухню и усадил за стол. Одна бутылка из-под коньяка уже опустела, вторая выпита лишь наполовину. Спиртного в доме хватало, можно магазин открывать. Дмитрий пил много, но, как говорится, ум не пропивал и о делах не забывал. Такого бугая литром спирта с ног не сшибешь, ему цистерну подавай.
   Налив жене полстакана, он хмуро сказал:
   — Выпей и вытри морду. Всю краску размазала.
   Она выпила, пошла в ванную комнату и умылась, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Когда она видела свое отражение, у нее вновь выступали слезы, но уже не от боли и обиды, а от жалости к самой себе. Молодая, красивая женщина, а живет как дворовая сука — с вечным страхом в сердце и боязнью, что ее выбросят на свалку крысам на съедение. Вот откуда берутся комплексы всех категорий и мастей. Надо отдать Вике должное: никто ничего не замечал, и окружающие ее лишь завидовали удачливой бабе, которая ходила с гордо поднятой головой.
   От коньяка у Вики закружилась голова. Она не спала ночь и ничего не ела.
   Усталость валила ее с ног, но лечь раньше мужа не могла. В этом доме свои порядки, и не ей их менять. Расчесав растрепанные белокурые волосы, она вернулась на кухню.
   — Ну, стерва, где провела ночь?
   — В машине, — быстро и уверенно ответила Вика. — Поехала вчера вечером на дачу — соскучилась по тебе и Ромке — и едва не разбилась. Тормозной шланг оборвался через пару километров, как свернула на проселочную дорогу. Кругом темно, мобильник на работе забыла. Вот и сидела как дура, До утра. Потом попросила проезжавших мимо ребят позвонить в сервис. Приехала только в девять. На работу опоздала, Откуда я знала, что ты в Москву приедешь. Ты же мне не докладываешь.
   — Где сервисная книжка?
   — В машине. Могу принести.
   — Утром посмотрю.
   Не такая она дура и врать без опоры на правду не будет. Вика сама съездила в сервис, заплатила кому надо, и ей шланг поменяли, и пометку в сервисной книжке сделали, и даже вызов эвакуатора оформили. Алиби у нее имелось железное. Конечно, она знала, что оно ее не спасет от побоев, но без алиби еще хуже.
   — Что у тебя на работе произошло?
   Он говорил, едва шевеля губами, и ей приходилось напрягать слух. Сидит такая гора мышц и мяса, возвышаясь над столом, и что-то шепчет себе под нос.
   — На работе? Наташка уже доложила? Ничего особенного. Это только ты считаешь меня шлюхой подзаборной. Уткин в кабинет к себе вызвал и решил, что может попробовать меня на ощупь. Вот я и поставила его на место. Рожу ему расцарапала. Пусть теперь перед женой оправдывается. Все вы мужики одинаковы.
   Дмитрий скрипнул зубами.
   — Я ему башку оторву.
   — Оставь его. Он даже плевка твоего не стоит, а отношения испортишь. Не забывай, что он поставляет твоей фирме клиентуру, ничего с этого не имея.
   — Если только не тебя.
   — Я вхожу в совет директоров и независима от него. Он не может на меня давить.
   — А если его убрать? Кого на пост генерального выберут? Громова, Миркина или тебя?
   — Трудно сказать. Они люди опытные, умнее меня и лучше ориентируются в делах, но у каждого и без того забот полный рот. Вряд ли они захотят занять место председателя правления. Кроме престижа, этот пост ничего под собой не имеет. Правда, есть лазейки в денежный мешок, но у Миркина и Громова проблем с деньгами нет. Они и на своих местах неплохо имеют.
   — Значит, ты самая подходящая кандидатура?
   — О чем ты, Митя? Уткин как клещ вцепился в свое кресло. Его топором не вырубишь. Он всех устраивает. Сам живет и другим дает. Скинуть его не удастся, а сам он не уйдет.
   — Есть и другие способы. Устал я сегодня. Раздень меня, и давай спать.
   «Наконец-то», — подумала Вика.
   Но заснуть ей сразу не удалось. Муж храпел под боком, а она смотрела в темноту и улыбалась, вспоминая предшествующую ночь. Она стоила того, чтобы расплатиться за удовольствие собственной шкурой и отсидкой в карцере.

3.

   Перед работой Вика заехала к своему врачу. И почему судьба всегда сталкивала ее с подонками? Гневался на нее Всевышний, не допускал к хорошим людям. Она верила, что такие есть, слышала о них, искала, но поиски всегда кончались плачевно. Одно отребье попадалось на пути. С чего же ей быть добренькой и ласковой, нежной и доверчивой? И все же теплилась где-то в глубине души слабая надежда на счастье, и не только в красивых снах, но и наяву. Может, поэтому ее неожиданная встреча с принцем, как она его называла, раздула тлеющий огонек в сердце. Он ничего не требовал, не просил и не строил воздушных замков.
   Ей казалось, что она просто ему нужна и ему с ней хорошо. С ним весь мир преобразился, и Вика забывалась, пока вновь не спускалась с облаков в трясину быта, склок, фальши и невыносимой тоски.
   Геннадий Акимович Маков ждал свою пациентку. Они договорились заранее, и их встречи носили регулярный характер, один раз в месяц. Маков бьш очень опытным врачом и разносторонним специалистом — урологом, гинекологом, хирургом.
   Человек гуманной профессии, но личность отвратительная. Людей чинить он умел, но за большие деньги. Талантом Бог его не обидел, но он ловко перековывал его на монеты. Кроме денег, этого человека ничего не интересовало. Вылечил пациента — содрал с него семь шкур и забыл. Но Вика — особый случай. Если она во что-то вляпалась, то по уши и надолго. Удивляться нечему, вся ее жизнь на том построена, впрочем, она и не удивлялась.
   Они познакомились два года назад, когда Наташа привела ее к Геннадию Акимовичу и он сделал Вике аборт. Обычное дело. Не ложиться же в больницу, если средства позволяют делать такие вещи у хороших врачей в цивилизованных условиях. Спустя год Вика опять обратилась к Макову с аналогичной просьбой. И опять операцию сделали на высшем уровне. Деньги значения не имели, знаешь, за что платишь. Только у Вики не бывает все гладко, обязательно где-то заготовлена ложка дегтя, поджидающая свою бочку с медом.
   Так и получилось. Митя человек мнительный, а уж если речь идет о его мужской силе, то он лучше руки правой лишится, только бы быть в форме.
   Заподозрил он у себя зарождающийся простатит и тут же вдарился в панику. Вика решила показать мужа опытному специалисту и проконсультироваться.
   Черт ее дернул тогда отвезти Дмитрия к Макову. Взяли всевозможные анализы, проделали процедуры, но простату не обнаружили. Маков назвал неприятные симптомы мужским климаксом. Мол, и такой бывает. Ничего страшного в этом нет, обычное дело в его возрасте, и мужская слабость ему не грозит.
   Только жене он сказал другое. Точнее, ничего не сказал, а попросил заехать к нему.
   Настороженная Вика примчалась на следующий день.
   — Садитесь, Виктория Дмитриевна, — деловито сказал врач. — Нам надо кое-что обсудить.
   Вика села, не отрывая от него взгляда. Маков бьш мужиком интересным, немного жестковатым с пациентами, но деловым и конкретным. Попусту времени не терял и всегда чувствовал себя главным, невзирая на положение и род деятельности своего подопечного.
   — Ситуация складывается следующим образом, голубушка. Раз в месяц вы будете приходить ко мне и приносить две тысячи долларов в конвертике. Эта ваша дань за мое молчание. Хотите жить спокойно — платите. Для вас это не большие деньги. Я знаю, сколько вы зарабатываете сами, а о муже и говорить не стоит.
   — Я не понимаю, о чем вы говорите, Геннадий Акимыч. Процедуры закончены.
   — Но остался результат. Ваш муж стерилен. И это не болезнь, а врожденная погрешность в его организме. Сперматозоиды Дмитрия Александровича не могут оплодотворить женщину. Наши анализы — не решение суда, где случаются ошибки. Человеку свойственно ошибаться, наука лишена таких промахов. А теперь сделаем выводы. У вас сын. Это первое. Во-вторых, я сделал вам два аборта, что зафиксировано в вашей медкарте. К тому же, с ваших слов, записанных там же, вы до встречи со мной уже делали аборты и даже указали где. Эти справки при моих возможностях нетрудно собрать. Что я и сделаю, если мы с вами не договоримся по-хорошему. Выбор за вами. Я не думаю, что ваша семья останется крепкой и нерушимой, узнай ваш муж об этих подробностях. И не смотрите на меня так, сегодня время такое. Каждый выживает как может.