Мартелла Морин. Девушка хочет повеселиться

   Сэм был именно таким мужчиной, о котором она мечтала: высоким, красивым и неплохо обеспеченным. Причем последнее было важнее всего. Наши одноклассницы мечтали о карьере, но у Фионы было на уме только одно. Она хотела выйти за богатого.
   Впервые она призналась в этом, когда нам было по пятнадцать лет.
   — А я хочу богатого мужа, — ответила Фиона, когда я заявила, что хочу любви, настоящей, большой и вечной.
   — А как же любовь? — разочарованно протянула я.
   — А что любовь? Мои родители женились по любви. А посмотри на них теперь! Отец работает как проклятый. Но поскольку времени всегда не хватает, ночует в офисе. А мать сбилась с ног, ухаживая за пятью детьми. Если такова любовь, то я выбираю деньги.
   — А если ты полюбишь бедняка? — спросила я.
   — Не полюблю! — Она тряхнула длинными светлыми волосами, не обращая внимания на школьного садовника, который пялился на нее, как баран. Впрочем, так на Фиону смотрели все мужчины — от четырнадцатилетних юнцов до старых маразматиков.
   — А карьера? Ты могла бы зарабатывать кучу денег. Сестра Иммакулата говорит, что в наши дни каждая женщина должна работать, а не тратить жизнь на воспитание детей какого-то мужчины. — Сестра Иммакулата была кумиром всех старшеклассниц.
   — Кто бы говорил! Она сама каждый день воспитывает десятки чужих детей. И отличается от замужних женщин только тем, что ее ночью не трахают.
   Выражения Фионы вызывали у меня шок, которого я не могла скрыть.
   Конечно, именно поэтому она ими и пользовалась. Какое удовольствие использовать грубые слова, если они не шокируют твоих более стыдливых одноклассниц?
   — Я выйду за богатого мужчину с большой… штукой. — Все же нахальство Фионы имело свои пределы. — Днем буду бездельничать и есть шоколад «Черная магия». А ночью блудить. — Как и большинство девочек, воспитывавшихся при монастыре, Фиона злоупотребляла библейскими оборотами, хотя считала себя невероятно современной.
   — Если ты будешь целыми днями бездельничать, то растолстеешь, как Салли Ивенс, — не сдавалась я. Наша одноклассница Салли Ивенс носила форму шестидесятого размера и была всеобщим посмешищем. Свою необъятную талию она объясняла больными гландами.
   — Не растолстею, — упрямо отвечала Фиона. — Я буду два раза в неделю посещать тренажерный зал. — Тогда в Дублине тренажерные залы были редкостью и казались чем-то экзотическим.
   В конце концов за богача Фиона не вышла. У Сэма были всего лишь хорошие перспективы. Не знаю, возможно, с годами ее претензии уменьшились. Во всяком случае, она никогда не жаловалась. Когда Фиона познакомилась с Сэмом, она понятия не имела о его перспективах. Во время летних каникул Сэм подрабатывал в агентстве Джерри и не признавал других нарядов, кроме обтрепанных джинсов и поношенных кроссовок. Фиона служила в офисе по соседству, и когда у Джерри кончалась копирка или картриджи, он брал их у Фионы взаймы. В свою очередь, Фиона попросила Джерри выяснить финансовое положение ее тогдашнего дружка. Тот ездил на «Мерседесе», но больше ничто не подтверждало богатства, которым он любил хвастаться.
   Я никогда не могла понять, что заставило Джерри взять на работу именно Сэма. Бедняга изучал архитектуру, а не юриспруденцию. Во всяком случае, Джерри поручил это дело своему юному помощнику. Отчет Сэм представил Фионе лично и влюбился в нее с первого взгляда. Он отвел ее в итальянскую тратторию и вручил отчет, когда им подали салат. После тальятелле из цыпленка он описал ей материальное положение владельца «Мерседеса», а после кофе объяснился Фионе в любви.
   Хотя Фиона клялась выйти замуж за богатого, однако выцветшие майки и потертые джинсы не оттолкнули ее от Сэма. Она боролась со своим чувством изо всех сил, пока Сэм не поклялся сделать все, чтобы она была счастлива.
   — Я влюбилась, — сказала она мне.
   Когда через несколько месяцев Сэм предложил ей руку и сердце, то поставил одно-единственное условие: Фиона должна будет отправиться с ним на Кубу. Он уже договорился провести там год, бесплатно помогая своему старому учителю, знаменитому испанскому архитектору. Фиона тут же сломя голову помчалась в аптеку покупать солнцезащитные кремы и презервативы, которые не плавятся в жару. Я всегда подозревала, что в глубине души Фиона не верила в эту поездку. Но поехать пришлось. И ему, и ей.
   А сейчас она возвращалась домой. Одна.
   Фиона писала кипятком, потому что я опоздала.
   — Не желаю слышать ни про какие пробки! Как, по-твоему, должен себя чувствовать человек после долгого полета?
   — Ох, извини. Я не знала, что все это время ты провела за штурвалом.
   Она сначала нетерпеливо фыркнула, потом расхохоталась и стиснула меня в объятиях. Но тут же снова стала жаловаться.
   — Пожалуйста, не задавай мне никаких вопросов. Я совершенно разбита. Поговорим позже, когда я немного отдышусь.
   Мне показалось, что это немного чересчур. Но я была слишком счастлива, чтобы позволить такой мелочи испортить мне настроение.
   Едва мы закончили укладывать ее вещи в багажник, как Фиона спросила:
   — Можно мне остаться у тебя?
   Мой испуганный взгляд был достаточно красноречивым ответом, но Фиона истолковала его по-своему.
   — Пожалуйста, Энни. Я еще не готова встретиться с родителями. Ты ведь их знаешь, они начнут ахать и охать, как только откроют дверь. Не удивлюсь, если на столике в прихожей будет лежать набор для определения беременности.
   — Знаешь, я живу с… я живу в доме Джерри, — вовремя поправилась я. Сама не знаю, почему. Может быть, так на меня действовала Фиона.
   — Вот и чудесно. Джерри возражать не станет. Места у него полным-полно. Салли к нему не вернулась?
   — Нет.
   — И слава богу. Сейчас мне никого не хочется видеть. Думаю, я выгляжу как пугало.
   Она выглядела чудесно. Благодаря кубинскому солнцу ее кожа была более смуглой, а волосы более светлыми, чем обычно.
   — Ты выглядишь на миллион долларов, — улыбнулась я.
   — Перестань, Энни. Я кругом в дерьме!
   Пару миль мы проехали молча. Потом Фиона перехватила мой взгляд искоса и внезапно заявила:
   — Я ушла от него.
   Машина вильнула. Чтобы избежать гнева водителя задней машины, пришлось сделать вид, что я хотела сменить ряд.
   — От Сэма? — как дура, спросила я, не обращая внимания на яростные сигналы.
   Фиона кивнула.
   — Ты ушла от Сэма? Она ударилась в слезы.
   — У него другая женщина! — Фиона полезла в пакет, стоявший у нее на коленях, и достала комок салфеток. Пакет украшал черно-белый портрет Че Гевары; бумажные ручки симметрично возвышались над знаменитым черным беретом.
   Она трубно высморкалась в комок, даже не удосужившись разделить салфетки.
   — Я бы поняла, если бы она была красавицей. Или хотя бы немного привлекательной. — Фиона громко всхлипнула. — Но клянусь тебе, Энни, она настоящая корова. Лицо похоже на заднюю часть автобуса. Что случилось с мужчинами? Может быть, растворенный в воде эстроген лишает их рассудка? Она просто уродина!
   Казалось, недостаток красоты партнерши Сэма удручал ее больше, чем неверность мужа.
   — У нее кожа как дерюга. А задница как абажур. Если бы я имела такие же бедра, то покончила бы с собой. Энни, как он мог? Как он мог бросить меня?
   — Я думала, это ты ушла от него.
   — Да, но это случилось уже после того, как он меня бросил. Это он бросил меня. Я только ушла.
   — Понимаю. А эта женщина, из-за которой он тебя бросил…
   — Настоящая сука! Я знала, что ты меня поймешь.
   — Мне очень жаль, Фиона. Я считала вас с Сэмом идеальной парой.
   О боже, что я говорила? Фиона и Сэм были вода и камень. Это знали все. Удивительным было лишь то, что они так долго прожили вместе. И то, что инициативу проявил именно Сэм. Сэм был спокойным, трезвым и положительным человеком. А Фиона… Ну, Фиона есть Фиона.
   На нас с пакета смотрели большие темные глаза Че, полные сочувствия.
   — Энни, я никогда не думала, что он сможет изменить мне. И уж тем более с женщиной, у которой задница как абажур.
   Мы подъезжали к дому, и я ломала себе голову, как сказать Джерри, что Фиона хочет остаться у нас. Но затем я увидела, что «Хайэйса» на месте нет. Стало быть, Джерри уже уехал.
   Я сделала вид, что мне нужно в туалет, и по дороге плотно закрыла дверь спальни. Стоило Фионе заглянуть туда, как она сразу бы все поняла. Мои колготки и спортивные трусы Джерри сплелись на полу, как страстные любовники. Куда ни глянь, всюду можно было найти доказательства наших интимных отношений. Джерри аккуратностью не отличался.
   Рассказывать Фионе историю нашей любви было не время.
   Тем более что она не проявляла ни малейшего интереса к жизни других людей. Ей хотелось только одного: поплакаться мне в жилетку. Пожаловаться на Сэма и женщину-абажур. Казалось, что Сэм действительно лишился рассудка.
   — Именно поэтому я и хочу остаться здесь. Я знала, что ты меня поймешь. Ты всегда меня слушала. А мать превратит мою жизнь в ад. Ей хочется только одного — внуков. О господи, неужели я должна нарожать кучу сопливых обормотов только для того, чтобы она могла хвастаться их фотографиями перед своими приятельницами? А отец еще хуже. «Когда же ты сделаешь меня дедом?» Ничего другого я от него не слышу!
   — Фиона, извини, но мне нужно на работу. На этой неделе мы переезжаем в другое помещение, и у нас там полный хаос. Я не могу бросить это на Сандру.
   Фиона хихикнула.
   — Не могу поверить, что Джерри в конце концов расстанется со своей трущобой. Даже Сэм называл ее так. А все знают, какой он терпимый человек. — И тут она заплакала навзрыд.
   Я вынула из пакета с портретом Че последнюю пачку салфеток.
   — Ничего, если я оставлю тебя одну?
   — О, не обращай на меня внимания. Мне нужно позвонить в миллион мест. Где тут телефон?
   — Как дела у Фионы? — спросил Джерри, во второй половине дня позвонивший в новый офис, где царила полная неразбериха.
   Я тяжело вздохнула:
   — Попробуй позвонить домой. Если сможешь пробиться, то спросишь ее сам.
   — Ко мне домой? Какого черта? Энни, что происходит?
   — Джерри, мне нужно идти. Я слышу, как грузчики колотят компьютерами о стены. Клянусь, это настоящие вандалы! — Я повесила трубку.
   Сандра следила за тем, как я опустилась на стул и облегченно вздохнула. Она вручила мне чашку с дымящимся кофе, и мы залюбовались раскинувшейся перед нами картиной. Вокруг больших контейнеров расположились коробки, напоминавшие птенцов, которые требовали кормежки.
   — Разве ты не знала, что он не любит Фиону? — Сандра окунула в чашку шоколадное печенье.
   — Конечно, любит. Они старые друзья.
   — Они старые друзья с Сэмом. А Фиону он просто терпит.
   — О боже… Сандра, что мне делать? Я сказала, что она может остаться. И даже постелила ей.
   Вошли грузчики с коробками, в которых были компьютеры.
   — Пожалуйста, осторожнее! Вы что, не видите, где верх, где низ?
   Мускулистый мужчина в синем комбинезоне протянул мне ведомость:
   — Распишитесь, пожалуйста.
   — Где? — В минуты волнения я становилась рассеянной.
   — Вот здесь. В графе «доставлено». Я расписалась.
   — Думаю, Джерри не обрадуется. — Сандра начала открывать коробки.
   Я присоединилась к ней.
   — А я что, радуюсь? Эти мониторы уже никогда не будут работать, как прежде.
   — Я говорила про Фиону.
   Она была права. Джерри действительно не обрадовался. Он оставил «Хайэйс» у нового офиса и отвез меня домой на машине.
   — Зачем ты убрала мои вещи из своей спальни? — На сей раз гнев дублинских водителей вызывала не я, а Джерри.
   — А что мне оставалось делать? Фиона совершенно подавлена. Я никогда не видела ее такой несчастной. Как по-твоему, что я должна была ей сказать? «Фиона, твоя жизнь полетела кувырком, но зато мы с Джерри находимся на седьмом небе. Это настоящий рай. Несколько дней я думала, что лопну от радости». Так, что ли?
   Джерри остановился на обочине, крепко обнял меня и привлек к себе.
   — Ты действительно была готова лопнуть от радости? Я нетерпеливо оттолкнула его.
   — Вот именно! Как я могла сказать это своей лучшей подруге, когда ее мир разлетелся на куски? Если человеку плохо, то от чужого счастья ему становится еще хуже.
   — По-твоему, раз она несчастна, то и мы должны притворяться несчастными?
   — Ну, это не обязательно. Но нельзя показывать ей, что мы умираем от блаженства, — возразила я.
   — В жизни не слышал большей чуши, — пожал плечами Джерри. — Мы не должны быть счастливы, потому что Сэм наконец поумнел и бросил ее?
   — Поумнел? О чем ты говоришь?
   — Ты всерьез думала, что их брак будет долгим?
   — А ты нет?
   — Брось, Энни. С первого дня было ясно, что их семейная жизнь закончится катастрофой.
   — Да уж… — не удержалась я. — Ты у нас большой специалист по семейным отношениям.
   — Видимо, все же больший, чем ты. Только слепой мог думать, что у них есть шанс.
   — На их свадьбе ты говорил, что они самая счастливая пара на свете.
   — Да, говорил. Однако не стал заканчивать фразу. А конец был такой: «Но ваше счастье вряд ли переживет медовый месяц». И я оказался не так уж далек от истины, верно?
   После этого началась ссора. Когда мы добрались до дома, то были готовы вцепиться друг другу в глотку. Во всяком случае, нормальный разговор между нами был невозможен. Притворяться перед Фионой больше не требовалось. Мы орали друг на друга, как настоящие дикари.
   — Скажи спасибо, что я уже убрала твои вещи из моей комнаты. Иначе я бы выбросила их в окно! — Я хлопнула дверью и побежала к дому.
   — Привет, Джерри! — Фиона встретила его с распростертыми объятиями.
   Я заметила, что скорбь не помешала ей переодеться в короткое летнее платье. И Джерри это заметил тоже. Но притворился, что ничего не видел. Хотя она продемонстрировала ему почти весь свой загар. По выражению лица Джерри нельзя было сказать, что он не любит Фиону, но осуждать его не приходилось. Вырез платья цвета морской волны едва прикрывал ее соски. Еще за два метра до Фионы я ощутила аромат крема для тела, купленного мной в предвкушении уик-энда и пока не открытого. Ее кожа просто светилась, на что моя едва ли была способна. Даже с помощью крема, унция которого стоит десять фунтов.
   — Энни, ты не будешь сердиться? Я нашла его в ванной и просто не смогла устоять. Чудесный крем. От него кожа становится просто бархатной. — Она погладила ладонью свое предплечье, а потом протянула его Джерри, предлагая потрогать.
   Но Джерри отклонил заманчивое предложение.
   — Мне нужно позвонить.
   — Джерри чудесно выглядит, — сказала Фиона, глядя ему в спину. — Великолепен, как всегда. А ты, дура, хлопаешь ушами.
   — Он женат! — бросила я и пошла чистить морковь к обеду.

33. О РЕВНОСТЬ, РЕВНОСТЬ!

   За прошедшие месяцы у нас с Джерри сложились определенные привычки. Когда мы оказывались дома одновременно, то вместе готовили, легкомысленно экспериментируя со всевозможными рецептами. Иногда получалось не совсем то, что было задумано, но нас это не заботило. А когда мы уставали, то заказывали блюда с доставкой на дом. Все это перемежалось смехом и взаимными подтруниваниями, далеко не всегда беззлобными.
   С приездом Фионы все изменилось.
   Острая на язычок прежняя Фиона могла бы рассмешить и кошку. Нынешняя Фиона целыми днями смотрела телевизор, пила водку до отупения, а когда я готовила, плакала у Джерри на плече.
   — Не могу поверить, что вы с Джерри живете в одном доме, — говорила она, умудряясь выглядеть печальной и сексуальной одновременно.
   Когда я плачу, у меня распухает нос, краснеют глаза и трескаются губы. Однако глаза Фионы оставались ясными, губы не теряли всегдашнего блеска. А когда Фиона томно смотрела на Джерри, ее лицо приобретало интересную бледность «дамы с камелиями».
   Казалось, он оставался равнодушным к ее прелестям. Когда Фиона прижималась лицом к его груди, он закатывал глаза. Но кто знает, что Джерри чувствовал на самом деле? Летние платья, которые она предпочитала носить, сваливались с ее покатых плеч, обнажая слишком много загорелой кожи. Во всяком случае, на мой вкус. В конце концов, Джерри был всего лишь человеком. Какого мужчину оставит равнодушным близость крепких загорелых грудей с не прикрытыми платьем сосками?
   — Бефстроганов, Джерри? — спросила я, когда мы сели за стол.
   — Энни, можно еще морковки? — Ну конечно, Фиона выбрала именно те овощи, за которыми нужно было идти на кухню.
   — Попробуй брокколи, — улыбнулась я.
   — Не могу. От брокколи у меня начинается крапивница.
   — Серьезно? А вот Джерри после нее мучают газы.
   Джерри уставился в тарелку, но не смог скрыть улыбку. Впрочем, меня могли ввести в заблуждение приподнятые уголки его губ.
   — Потрясная жрачка, правда, Джерри? — сказала Фиона, когда я все-таки принесла ей новую порцию моркови.
   — Настоящий динамит, — с облегчением сказал Джерри, довольный тем, что атмосфера перестала быть такой напряженной.
   — Нет. Просто так на тебя действует брокколи, — пошутила я.
   Мы рассмеялись, но Фиона неожиданно ударилась в слезы.
   — Фиона, ты что?
   — Сэм любит морковку. — Она роняла слезы в свой бефстроганов.
   Пока Джерри утешал Фиону, его мясо остыло. Иначе он выглядел бы бессердечным чудовищем. Я съела свою порцию еще горячей.
   После приезда Фионы прошло три дня, а мы с Джерри все еще спали в разных комнатах. Меня разбирала досада. Я тосковала не по сексу, а по физической близости: в присутствии Фионы приходилось соблюдать дистанцию. Кроме того, мне не хватало наших полуночных разговоров. Когда мы лежали в темноте и болтали обо всем, что придет в голову. Почти так же мне не хватало его подтруниваний и забавного (а иногда просто возмутительного) умения взглянуть на вещи с другой стороны. А еще мне не хватало его страстных утренних поцелуев. О боже, как я тосковала по этим утренним поцелуям!
   — Кому яйца всмятку? — Джерри вставал на рассвете, брел на кухню и готовил обильный завтрак для всех троих. Причем сам варил кофе.
   — Мне. И вон тот французский тост, пожалуйста. — Как ни странно, эта безутешная женщина с разбитым сердцем не теряла аппетита.
   Но я ее не осуждала. Мне ли не знать, как успокаивает человека вкусная еда?
   Зато я осуждала Фиону за другое. Пока мы с Джерри были на работе, она весь день бездельничала. Красила ногти, звонила по телефону и смотрела по телевизору дневные ток-шоу. Да кто она такая, черт побери? Нахлебница? Она не ударяла палец о палец. Не готовила, не убиралась. Только разбрасывала по всему дому орошенные слезами носовые платки. Если бы к Джерри не приходила женщина, три часа в неделю прибиравшая дом, тут все бы заросло грязью. Каждое утро я с надеждой спрашивала ее:
   — Фиона, как дела?
   И каждое утро слышала в ответ:
   — У меня депрессия.
   Она и не догадывалась о том, что мешает нам с Джерри. Конечно, в этом была виновата я сама. Я не сказала ей, что теперь мы с Джерри больше, чем друзья. Намного больше. Джерри рассказал ей, что мы стали деловыми партнерами. Эта новость настолько потрясла Фиону, что у меня не хватило смелости сообщить ей остальное.
   — Партнерами? И когда это случилось? Энни, почему ты мне ничего не сказала?
   — Я пыталась, но ты не хотела слушать. После возвращения ты хотела только одного — говорить о Сэме и о женщине с задницей как абажур. И о том, как ты несчастна. — Мое терпение подходило к концу. — Ты не хотела знать, как мы живем. А здесь многое изменилось. Очень многое.
   — Мать Энни оставила ей дом, — сказал Джерри. — В Фоксроке.
   — На Хейни-роуд? О господи, как это твоя мать умудрилась иметь дом на Хейни-роуд?
   — Я писала тебе. Писала, что моей настоящей матерью оказалась миссис Бичем.
   — Ах, да… Я совсем забыла. Извини, Энни.
   — Она оставила мне дом, а я продала его. Не задавай вопросов. Все это слишком сложно, чтобы понять с первого раза.
   На лице Фионы отразилось облегчение. Ошибиться было невозможно. Фиона интересовалась только тем, что имело отношение к ней. Или к ее «депрессии».
   Разве можно было поверить, что когда-то я делилась с ней всем на свете? Считала ее сильной и стойкой? Мне и в голову не приходило, что она может так убиваться из-за мужчины. Хотя, если бы меня бросили из-за задницы, похожей на абажур, я бы тоже расстроилась. А как должна была себя чувствовать красавица Фиона? Нелегко смириться с тем, что муж уходит к женщине, которая вчетверо толще тебя. Для Фионы, высоко ценившей физическую красоту, это был жестокий удар. Я могла бы посочувствовать ей. Если бы она не спекулировала своей депрессией.
   — Энни, как он мог изменить мне? Как он мог? — Она стояла перед зеркалом, любуясь своим отражением, а тем временем по ее гладким щекам катились слезы. По щекам, которые становились еще более гладкими благодаря моему крему, которым она пользовалась дважды в день.
   — Не знаю, Фиона. Может быть, вам не было суждено прожить вместе до гробовой доски. Иногда то, что с виду кажется идеальным браком, натыкается на подводные камни и терпит крах. Всякое может случиться.
   — Что ты имеешь в виду? Что он правильно сделал, бросив меня?
   — Нет, я этого не говорю. Но иногда я сомневалась, что вы с Сэмом подходите друг другу. То есть что вы сможете ужиться.
   — Черт побери, я подходила ему куда больше, чем эта уродливая корова! Знаешь, она наполовину русская. Проклятая коммунистка! И всегда говорит только об одном. О политике. О политике и о проекте. И о детях. «Дети, дети»! Больше ни о чем. Человек с дипломом инженера, в кармане мог бы найти более интересные темы для беседы.
   — Вроде причесок и косметики? — пробормотал стоявший у меня за спиной Джерри.
   — Во всем виноват проект. Эти двое не думают ни о чем, кроме своего дурацкого международного проекта.
   — Ты уверена, что Сэм действительно изменил тебе? Может быть, оставаясь наедине, они говорили о работе?
   — Голыми? Не думаю, Энни. Я видела их голыми. И это было не очень приятное зрелище.
   — Ну и что? На Кубе жарко, — иронически сказал Джерри. — Так я слышал.
   — Ты смеешься надо мной?
   — Нет.
   — И правильно делаешь, Джерри Даннинг. Я не смеялась над тобой, когда от тебя сбежала жена.
   — Туше! — Джерри согнулся пополам. Но в его голосе звучал смех.
   Я улыбнулась ему. Джерри протянул руку и коснулся моего лица.
   Тут зазвонил телефон, и Джерри снова стал мистером Даннингом, профессиональным сыщиком.
   — Я проверил это, мистер Брэди, — сказал он в трубку. — Да, результаты его анализа должны прийти со дня на день. Боюсь, что для этого понадобится больше двадцати четырех часов. Я позвоню завтра и попробую поторопить их. — Джерри помахал нам и ушел.
   — Неужели он все время занимается только работой? — Глядя в зеркало, Фиона провела пальцем по своей изящно выгнутой брови.
   — О нет, — мечтательно сказала я. — Не только. Он делает много других вещей. Причем замечательно.
   Внезапно ее лицо сморщилось.
   — Я думала, что Сэма интересует только работа. А потом он встретил эту…
   — Женщину-абажур. Я знаю. Ты мне рассказывала. Каждый день после своего возвращения.
   — Ну, если так, я вообще тебе ничего не буду рассказывать!
   — Обещаешь только, — пробормотала я, когда она исчезла наверху.

34. ТРОЕ — УЖЕ ТОЛПА

   — Почему она не переезжает к отцу с матерью?
   Сандра не испытывала симпатии к Фионе, поскольку считала ее главной причиной постоянных ссор между мной и Джерри.
   Она была не так уж далека от истины. Атмосфера в доме понемногу накалялась. Сомневаться не приходилось, Фиона действительно была безутешна. Но она бродила по комнатам полуодетая и требовала к себе внимания. Если даже я испытывала раздражение, то что должен был чувствовать Джерри? Он жил рядом с двумя женщинами — любовницей, которую приходилось держать на расстоянии, и хнычущей полуголой подругой, которая бросалась на Джерри, едва тот переступал порог.
   Из-за Фионы мы каждое утро с трудом приползали на работу.
   Что было непростительно. Это время могло стать для нас самым счастливым. Мы были деловыми партнерами и переехали в новое здание. А наши личные отношения вышли на новый уровень.
   До приезда Фионы все было чудесно.
   Теперь же мы перед сном украдкой целовались на лестничной площадке, пока Фиона в метре от нас умывалась и чистила зубы. После этого она шумно полоскала больное горло, которое першило от постоянного плача…
   Сандра обняла меня за плечи.
   — Не расстраивайся, Энни. Все пройдет, как сказала актриса епископу, проглотив его кольцо. Фиона не останется у вас навсегда, правда? — Она посмотрела на меня с любопытством и скорчила гримасу.
   — О боже! Неужели ты можешь представить меня, Джерри и Фиону живущими бок о бок до конца жизни? Я глотаю успокоительные пилюли и готовлю Фионе обед, потому что она так и не может оправиться от предательства Сэма. А Джерри ругает ее вдоль и поперек и грозит пристрелить. Да это был бы ад кромешный!
   Тогда я этого не знала, однако существовал еще один вариант развития событий. Причем куда более грозный.
   Наступил понедельник. Стоял один из тех дождливых вечеров, когда все чувствуют себя не в своей тарелке. Не успели мы закончить приготовленный мной обед, как кто-то позвонил в дверь.