Мартелла Морин. Девушка хочет повеселиться

   Однако фотографии не говорили главного. Выяснилось, что взгляд Ноэля обладает поразительной способностью заставлять людей чувствовать себя кинозвездами и ощущать, что по коже бегут мурашки.
   Когда он вернулся из успешной деловой поездки в Америку, я проработала в офисе компании «Корм для киски» уже неделю. Все вокруг говорили только о его тамошнем триумфе. Ходили слухи, что в Вашингтоне ему предложили стать специальным советником ирландского посла. Немалое достижение для человека, который начал карьеру с того, что в четырнадцать с половиной лет стал наклеивать этикетки на банки с кормом для домашних животных. А в двадцать два женился на дочери босса.
   Пока Ноэль не вплыл в офис «Корм для киски», мне и в голову не приходило, что я смогу пополнить ряды несчастных женщин, влюбленных в своего женатого начальника.
   — Закрой рот, Энни, муха влетит, — прошептала одна из секретарш, увидев выражение моего лица.
   — О боже, Фиона, хочешь верь, хочешь нет. — Я навзничь лежала на ее кровати. — Но когда он касается твоей руки, ее начинает покалывать.
   — Да ну? — Похоже, это не произвело на Фиону никакого впечатления.
   — Честное слово!
   — Ты уверена? — Она продолжала сосредоточенно покрывать ногти темно-синим лаком. — Тогда постарайся, чтобы от его прикосновений у тебя не начало покалывать другие части тела. Похоже, он изрядный бабник. Я видела в газете фото, где он лучезарно улыбается своей жене.
   — А что в этом плохого?
   — Ничего. Если у тебя хватит ума не реагировать на его чары.
   Конечно, она оказалась права. Ноэль был женат. Говорить было не о чем. Несмотря на то, что он проводил всю неделю в Дублине и ездил домой, в графство Мидлотиан, только на уик-энды. Правда, поговаривали, что таких уик-эндов в месяце было не четыре, а три.
   И все же покалывание было настоящим. Мне не чудилось. И дело было не в том, что я страдала без мужской ласки. Скорее наоборот. На мужскую ласку мне было плевать. Подозреваю, что в этом был виноват мой первый сексуальный опыт на заднем сиденье «Форда Кортина», который принадлежал студенту экономического колледжа, подрабатывавшему у моего отца.
   Мы поехали в кино, ушли до окончания сеанса и отправились в Буши-парк. В ту пору мне было девятнадцать лет и я оставалась единственной девственницей в классе, где училось двадцать восемь воспитанниц монастыря Лорето, представительниц чопорных католических семейств.
   Однажды мы отправились смотреть французский фильм, о котором говорил весь город. Картина славилась обилием откровенных сексуальных сцен, но увиденное сильно разочаровало меня. Даже субтитры не помогали понять, что к чему. Дело происходило в каком-то французском порту. Там было множество смуглых мужчин, которые в промежутках между стрельбой друг в друга пытались заигрывать с женщинами, которые вынимали изо рта сигарету только для того, чтобы отпустить какую-нибудь реплику. Внимания стоила только одна сцена, в которой главный герой, молодой алжирец, занимался страстной любовью с юной француженкой, не то школьницей, не то проституткой. Возможно, и то и другое сразу.
   Студент часто задышал, как только пошли титры. Я повернулась к нему и попыталась что-то сказать, но он заставил меня замолчать, прикоснувшись горячим языком к шее.
   От изумления я застыла на месте. Нет, сопротивляться я не собиралась. Просто предпочла бы, чтобы меня предупредили заранее.
   В тот вечер я лишилась девственности. Кажется, и студент тоже, хотя он изо всех сил пытался убедить меня, что в сексе не новичок. Но когда дошло до дела, он был так же неловок, как и я сама. Потом я долго ломала себе голову, как ему вообще что-то удалось. Мы действовали чрезвычайно неуклюже; каждую секунду нас освещали фары проезжавших мимо машин, а при каждом его толчке мое покрытое испариной тело соскальзывало с заднего сиденья «Кортины».
   Больше он меня никуда не приглашал.
   Правда, он продолжал весьма регулярно приходить к нам на Фернхилл-Кресент, но лишь потому, что работал в офисе моего отца. Скоро я оправилась от смущения, перестала реагировать на действо, которое разыгрывалось у наших ворот каждое утро ровно в семь пятьдесят, и даже открывала ему дверь, когда отец запаздывал. Но за все это время студент сказал мне только одну фразу:
   — Кажется, дождь начинается.
   Однажды он зашел в коридор, остановился у вешалки красного дерева и уставился на меня. Его лицо было таким бледным, а взгляд таким пристальным, что у меня забилось сердце от ожидания. И страха. Я догадывалась, что он хочет о чем-то спросить. И он действительно спросил.
   — Слушай, твой отец по ошибке не захватил мой зонтик? — с певучим акцентом уроженца графства Корк промолвил он. — Я бы не стал тебя затруднять, но этот зонтик влетел мне в копеечку.
   В конце концов он женился на коллеге-бухгалтерше и родил троих детей. Позже я слышала, что один из этих детей посещал школу для умственно отсталых.
   Вскоре после возвращения из Нью-Йорка Ноэль вызвал меня к себе в кабинет.
   — Закройте дверь, Энни. — Он перенял американскую привычку называть служащих по именам. — Я считаю вас лучшим организатором во всей фирме. — Он улыбнулся.
   Я вспыхнула от смущения. То, что он заметил меня, было само по себе достаточно лестно. Комплимент же заставил меня испытать неземное блаженство.
   — У меня возникло несколько новых идей. Правда, пока довольно сырых. Поступили кое-какие предложения. Вы не поможете мне привести их в порядок?
   — Гм-м… да.
   — Отлично. Раз так, держите. — Ноэль вручил мне папку толщиной сантиметров в пятнадцать, которая трещала по швам от обилия находившихся в ней бумаг. — Все в порядке, Энни? — Ноэль наклонился ко мне; его графитово-серые глаза улыбались.
   У меня подкосились колени, но папка, весившая две тонны, была тут ни при чем.
   — Да, сэр.
   — Зовите меня Ноэль. Договорились?
   Наверно, это все и решило. Не просьба, а то, как он ее высказал.
   Фиона и все остальные могли говорить что угодно, но стоило мне представить этого мужчину в одних трусах, как мое сердце сразу начинало стучать о ребра.
   — Энни, — окликнул он меня, когда я открыла дверь кабинета.
   Я обернулась.
   — Что, Ноэль?
   — В пятницу мне понадобится двадцать копий каждого предложения. Копии должны быть разборчивые и аккуратно переплетенные, а не просто сколотые скрепками. Спасибо, Энни. — Он снял трубку. — Соедините меня с Вашингтоном.
   Наступил понедельник.
   К четвергу я не только перепечатала и скопировала каждую лежавшую в папке бумажку, но и взяла на себя смелость слегка поправить небрежный стиль Ноэля. Для облегчения восприятия вьщелила ярким маркером все основные финансовые сведения и кое-где исправила допущенные боссом мелкие неточности.
   Я торопилась на автобус, когда меня остановила мать.
   — Энни, ты уверена, что правильно выбрала блузку? На мой взгляд, для офиса она очень вызывающая. Она слишком привлекает к себе внимание.
   Во всяком случае, внимание Ноэля она привлекла. Когда я наклонилась и положила бумаги ему на стол, он шумно выдохнул. Его взгляд заставил меня пожалеть, что я не расстегнула и вторую пуговицу на ярко-красной блузке, как собиралась сделать сначала.
   В пятницу вечером он остановился у моего стола и поблагодарил за то, что назвал «великолепной работой». Весь офис обратился в слух.
   — Энни, вы просто сокровище. Надеюсь, мы достаточно платим вам.
   — О да, — промямлила я, не обращая внимания на отчаянные знаки сослуживцев. Но это было только начало.
   Через месяц я стала звездой офиса. Никому другому Ноэль своих идей не доверял. Конечно, это означало, что иногда мы допоздна работали вместе. И что я постоянно опаздывала на автобус.
   Он начал подвозить меня домой на своем «Мерседесе». А в один снежный вечер поцеловал.
   На следующий вечер тоже шел снег, так что в офисе пришлось включить отопление. Мы засиделись допоздна, обсуждая его новую идею.
   Закончилось это обсуждение на ковре у его письменного стола. При этом был напрочь забыт цыпленок с жареным рисом, заказанный в ближайшем китайском ресторане, чтобы подкрепить силы.
   Если не считать того, что ковер загорелся от упавшей из пепельницы сигареты, а я умудрилась вывихнуть палец на ноге, это был лучший секс в моей жизни.
   — Лучший секс? По сравнению с чем? С возней со студентом на заднем сиденье «Форда Кортина»? — Фиона пыталась опустить меня с небес на землю.
   — Ты не понимаешь, — ответила я.
   — Ты права. Действительно не понимаю, — призналась она. — У его жены большой дом в деревне, две лошади, серебристый «БМВ», и зимой она отдыхает во Флориде. А что есть у тебя? Ковер, затлевший под твоей задницей? — Это не значило, что Фиона не признавала тайных связей и осуждала меня по моральным соображениям. Просто она считала, что женой быть лучше, чем любовницей.
   Я не пыталась убедить ее, что провести два дня с Ноэлем на полуострове Дингл было очень приятно. Конечно, я знала, что он снял там коттедж, чтобы произвести впечатление на приехавших американцев. И что американцы отказались от приглашения, потому что были вынуждены срочно лететь в Брюссель. Однако это не могло испортить мне удовольствие.
   Мы сидели у большого камина, топившегося торфом. Жарили на угольях барбекю из свежего лосося. Часами гуляли по берегу при лунном свете. И останавливались только для того, чтобы найти укромное местечко за песчаными дюнами и избавиться от лишнего вина, выпитого за обедом.
   — Тебе лечиться надо, — отреагировала Фиона. — Секс на пляже? По-твоему, это все, чего ты заслуживаешь?
   — Не говори гадостей! — Я бросила трубку.
   Примерно через две недели после волшебной поездки на полуостров Дингл у меня произошла задержка. Сначала я приписывала ее стрессу и купила набор для определения беременности лишь тогда, когда срок составил четыре недели. Я воспользовалась набором в разгар ночи, боясь, что кто-нибудь мне помешает. До сих пор я ничего подобного не делала, и при виде двух четких красных линий попыталась убедить себя, что это просто оптический обман. Было половина пятого утра. В восемь часов мне пришлось признать правду.
   Я забеременела. А Ноэль был в Америке.
   Когда он позвонил в офис и спросил, все ли в порядке, я набралась храбрости и сказала, что нет.
   — Неужели опять этот чертов бюрократ из министерства промышленности и торговли? Что ему понадобилось на этот раз?
   — Нет, не он. Тут другое… личное.
   — Что значит «личное»? — Как будто он никогда не слышал такого слова.
   — Это имеет отношение… к нам. К тебе и ко мне.
   — К тебе и ко мне? О чем ты говоришь? Я чуть не швырнула трубку.
   — Энни, говори скорее, в чем дело! — Он изнывал от нетерпения.
   — Это… это… — Я сделала глубокий вдох. — Ты помнишь про ту пропавшую вещь, о которой я говорила тебе несколько недель назад? Ты сказал, чтобы я не беспокоилась и что все будет в порядке. Что во всем виноваты мои нервы. Но нервы оказались здесь ни при чем.
   Я сдерживалась как могла — в конце концов, разговор был деловой.
   Последовало долгое молчание.
   — А теперь послушай меня, Энни, — наконец ровно сказал он. — Я больше не желаю об этом слышать. Ты поняла меня? Не желаю. Ты взрослая женщина и знаешь, что к чему. И не пытайся вести со мной игру. Ты знаешь, что нужно сделать. Займись этим делом, а я позабочусь, чтобы фирма полностью возместила тебе расходы. Так что твой карман не пострадает. Займись этим, Энни. Без промедления. Ты поняла меня?
   О да. Даже слишком хорошо.
   Я позвонила единственному человеку, на которого могла положиться.
   — Фиона, я попала в беду.
   Именно Фиона дала мне телефон клиники. Именно Фиона взяла отгул, чтобы проводить меня. Именно Фиона держала мою руку, когда я дрожала так, что не могла заполнить графу анкеты. И именно Фиона хранила мою тайну, не сказав о ней ни одной живой душе.

6. ДЖЕРРИ ЕДЕТ НА ХЕЙНИ-РОУД, НО В ОБХОД

   Чтобы перевезти мои пожитки из уютного одноквартирного домика на Фернхилл-Кресент в огромный дом на Хейни-роуд, требовалось ровным счетом полчаса. Даже меньше.
   Однако благодаря помощи Джерри это пустяковое дело заняло всю вторую половину дня. Во-первых, потому, что ему пришлось ехать за микроавтобусом к Барни. Барни был младшим из двух сотрудников Джерри. Он взял «Хайэйс» накануне вечером, чтобы отвезти ораву приятелей на рок-концерт. А затем забыл заправиться. Но главной причиной задержки стало то, что Джерри каждые пять минут останавливался и устраивал мне допрос. Пытаясь выяснить, уверена ли я, что поступаю правильно.
   — Зачем же ты согласился везти меня, если думаешь, что это не имеет смысла? — вспылила я после третьей остановки.
   — А у тебя есть другой знакомый с «Хайэйсом»? Джерри почти всегда отвечал вопросом на вопрос.
   Это была его самая неприятная черта. Не сомневаюсь, что его научили этому в полиции. Хотя он всегда отрицал это. Впрочем, тогда он отрицал почти все. Догадываюсь, что это тоже было результатом службы в полиции. Джерри провел там восемь лет. И был на очень хорошем счету, пока огнестрельная рана в левое колено не загубила его многообещающую карьеру.
   Джерри никогда не разубеждал людей, которые были уверены, что он героически сражался с бандитами и получил пулю в колено, защищая жизнь и собственность жителя мегаполиса, которым Дублин становился в последнее время.
   Однако он ранил самого себя во время преследования нахальной городской лисицы, которая несколько недель совершала набеги на голубятню его соседа.
   Потом его фотографии появились во всех газетах. Вот он в койке больницы Святого Джеймса. Позирует перед объективами, как какая-нибудь кинозвезда, хорошенькая медсестра меряет ему пульс, а над его левым плечом возвышается большая бутылка с люкозадом. По крайней мере так все выглядело на вырезке из бульварной газетки, которую Сэм гордо показал нам в пивной однажды вечером. «Герой-полицейский отбивает налет на дом пенсионера», — гласил заголовок. Видно, никто не сообщил журналистам, что единственными пенсионерами, которым в ту ночь грозила опасность, были пожилые домашние голуби. И что бутылка с люкозадом на самом деле содержала отборный солодовый виски, до которого Джерри был большой охотник.
   В конце концов он открыл собственное сыскное агентство и иногда даже не забывал хромать на публике. Правда, наиболее наблюдательные из нас замечали, что он хромает не на ту ногу.
   Когда мы наконец добрались до дома на Хейни-роуд, я поняла, почему он так рвался перевезти меня. Не успела я расстегнуть ремень безопасности, как он выскочил из машины и позвонил в дверь. Ему хотелось взглянуть на семейство Бичем еще до того, как я переступлю их порог. Он так торопился, что даже хромал на ту ногу. Признак был зловещий.
   Но в тот день единственным представителем семейства Бичем была Пенелопа. Позже мы узнали, что Франческа была у себя в графстве Килдэр, где выгуливала лошадей, заплетала им хвосты и делала все, что можно делать с лошадьми в такое сырое и пасмурное воскресенье. А миссис Бичем должна была вернуться из больницы только на следующий день. Пенелопа попросила меня переехать в воскресенье, чтобы я успела устроиться и приготовиться к встрече с ее матерью, которая должна прибыть в понедельник утром.
   Пенелопа открыла дверь, рассеянно пригласила меня войти и с любопытством покосилась на Джерри. Но тут в кухне зазвонил телефон, поэтому она извинилась и ушла.
   — Ты видела? — спросил Джерри, когда мы начали носить чемоданы. — Видела, как она убежала, едва увидев меня? Разве это не подозрительно?
   — А что ей оставалось делать, если зазвонил телефон?
   Я и так достаточно нервничала и не нуждалась в том, чтобы он подливал масла в огонь. Наконец я призналась себе, что переезд в дом Бичемов может нанести мне травму. И что за право иметь отличную квартиру совсем рядом с центром города придется расплачиваться. Кроме того, я начинала подозревать, что исподволь завоевать любовь женщины, которая однажды бросила меня, будет не так легко, как мне казалось.
   Кроме того, большой дом выглядел еще более пугающим, чем в первый раз. Широкая лестница напоминала фильмы ужасов, в которых по ступенькам катятся отрубленные головы и падают в лужу крови у ног героини.
   Я остановилась на первой ступеньке.
   — Господи, что за жуткая лестница! — сказал Джерри у меня за спиной.
   — Да. Ты прав. — Я обернулась. — Езжай домой. Я сама донесу чемоданы.
   — В чем дело? Я только сказал…
   — Замолчи! — чуть не зарычала я.
   — Тебе что, вожжа под хвост попала? — Он со стуком поставил на пол самый тяжелый из моих чемоданов. — Послушай, Энни, если ты передумала, еще не поздно отнести вещи обратно в машину. Раз тебе здесь не нравится…
   — Ради бога, замолчи. Я приехала сюда вовсе не потому, что мне здесь нравится! А потому, что она бросила меня, как грязную тряпку! Называла меня фибромой. Я не уйду из этого дома, пока не получу ответ, почему она так поступила.
   Мой взрыв ошеломил Джерри. Честно говоря, он ошеломил и меня саму. Я тяжело дышала и обводила глазами просторный холл, как будто готовилась к битве.
   — Что, есть какие-то трудности? — спросила Пенелопа, стоя на пороге кухни.
   Я промолчала.
   Джерри хмуро посмотрел в ее сторону, а затем обернулся ко мне:
   — Ну как, Энни, ты решила, что будешь делать дальше?
   — Конечно. Нести вещи наверх. — Я заставила себя улыбнуться Пенелопе, а потом прошипела Джерри: — Бери чемодан!
   — Черт бы побрал этих высокомерных западных бриттов! — пробормотал он, волоком таща за мной огромный чемодан. — Видела, как она смотрела на меня?
   Пенелопа продолжала смотреть на него. Она по-прежнему стояла в дверях, но улыбаться перестала. Ее лоб прорезала тревожная морщинка. Может быть, ее расстроила явная неприязнь Джерри. Или она побаивалась за фамильное столовое серебро. Сегодня Джерри выглядел как настоящий разбойник. Предыдущие восемь часов он провел, дежуря у массажного кабинета в Рэтмайнсе, и отправился перевозить меня, не удосужившись побриться и принять душ. На нем все еще был старый тренировочный костюм и черная рубашка-поло, знававшая лучшие времена. Скорее всего, восьмидесятые годы двадцатого века.
   Когда Джерри поворачивал голову, растянутый воротник рубашки прикрывал его подбородок и делал похожим на типа со стенда «Их разыскивает полиция». Ничего удивительного, что Пенелопа чувствовала себя неуютно.
   — Она мне не нравится. — Он бросил чемодан на кровать. — В этой женщине есть что-то порочное. Уверен, ей есть что скрывать.
   — О господи, ты нарочно меня расстраиваешь? Она всего лишь открыла нам дверь. Что в этом преступного?
   — Поверь моей интуиции. — Он захромал к окну. — На кой черт ей сдалась эта шляпа? Разве нормальный человек будет носить такое, находясь в доме?
   «И вне дома тоже», — подумала я. Фасон у этого головного убора был странный и напоминал гибрид кепки с чепчиком. Но ей он шел.
   — Просто она любит шляпы, вот и все.
   Но Джерри меня не слушал. Он проверил замок на двери, а потом подошел к окнам и осмотрел цепочки для защиты от взломщиков, хотя на такую высоту мог бы забраться разве что человек-паук. Когда он начал проверять дверь ванной, я потеряла терпение.
   — Джерри, перестань все обнюхивать! Мы что, в замке Дракулы?
   — Теперь я понял, кого она мне напоминает. Ты обратила внимание на ее передние зубы? Один старый сержант говорил мне: не вздумай доверять человеку, у которого передние зубы выступают наружу.
   — Это тот самый, которого дважды браковала медкомиссия? Не догадываешься, почему?
   — Можешь смеяться сколько угодно, но иногда инстинкт служит тебе лучше, чем целая бригада опытных экспертов.
   — Пожалуйста, Джерри, поезжай домой.
   — Еду. Но помни: при первом намеке на неприятности звони мне. Я не заставлю себя ждать. — Он щелкнул пальцами, видимо, забыв, что сегодня мы добирались сюда два часа.
   — Буду помнить, — сказала я. — Уезжай скорее. Барни может снова потребоваться «Хайэйс», — добавила я, чтобы сменить тему.
   Это помогло.
   — Как он мог не заправить машину? Тоже мне сыщик! Он даже не увидел предупреждающего сигнала. Это все его девица. Она его отвлекает. Но я беспокоюсь о тебе, а не о Барни.
   — С какой стати тебе беспокоиться? Оглянись вокруг. Кто-нибудь из твоих знакомых живет в таких условиях?
   — Меня беспокоят люди, с которыми ты будешь жить.
   — Миссис Бичем? Она не похожа на вампира.
   — Мы этого не знаем.
   — Ты пытаешься напугать меня? — спросила я.
   — Нет! Но ты права. Здесь тебе будет удобно. — Джерри обвел взглядом красивую комнату. — Я примчусь, не успеешь ты и глазом моргнуть.
   «Разве что на вертолете», — подумала я.
   — Ладно, я пошел, — сказал он, но не сдвинулся с места.
   — Иди! — приказала я.
   — До свидания, Энни. — Он вышел.
   Ровно через две секунды его голова снова показалась в дверях.
   — Позвонишь мне, о'кей?
   — Убирайся! — Я швырнула в него вешалкой для платьев.
   Я вешала одежду в просторный встроенный шкаф, когда раздался стук в дверь.
   — Ваш друг ушел? — Пенелопа осмотрелась по сторонам с таким видом, словно не слышала грохота «Хай-эйса», ехавшего по аллее.
   — Он бывший офицер полиции. — Не знаю, почему я это сказала. Наверно, хотела успокоить ее. Или себя.
   — Это прекрасно, — с облегчением ответила она и протянула мне связку ключей. — Ключи от дома. Этот от передней двери, этот от задней. От оранжереи. От погреба. От бокового гаража.
   Она произнесла слово «гараж» с французским прононсом. Моей матери — приемной матери — это пришлось бы по вкусу.
   — В холодильнике полно еды. Берите все, что вам захочется. А если не найдете ничего подходящего, то загляните в кладовку. — Она снова улыбалась. — Маму привезут только поздно утром, но Джейми может приехать еще до того. Ничего, если ночью вы останетесь здесь одна?
   — Ничего, — солгала я без зазрения совести.
   — Мне нужно ехать, — сказала Пенелопа. — Джиму не нравится, когда я приезжаю затемно.
   Внезапно я представила себе робких деревенских жителей, спешащих домой, чтобы закрыть ставни еще до захода солнца.
   Она смущенно засмеялась.
   — Можно подумать, что прав лишали меня, а не его. Ох уж эти мужчины!
   Тут мы с ней были заодно. Перемывать косточки мужчинам было моим любимым занятием. Я могла бы многое рассказать о них. Всю ночь, если бы Пенелопа захотела меня слушать. Но она не хотела. Она торопилась вернуться в Уиклоу.
   — Тогда все в порядке. Здесь спокойно, но если возникнут какие-нибудь проблемы или сложности, позвоните. — Она вручила мне визитную карточку. — Это мой домашний номер. А тот, который начинается на 086, номер моего мобильника, — объяснила она с таким видом, словно я сама не смогла бы догадаться об этом.
   Может быть, она нервничала не меньше моего. Несмотря на представленные мною блестящие рекомендации, передать ключи от дома человеку, которого она видела второй раз в жизни, было нелегко. Тем более что она сама навязала мне эту работу.
   — У вас есть какие-нибудь вопросы?
   — Нет, — чересчур поспешно ответила я.
   — Совсем никаких? — удивилась она.
   — Совсем.
   — Что ж, тогда я пошла. Спокойной ночи.
   Я дождалась шуршания шин по гравию, а потом быстро спустилась по лестнице, чтобы осмотреть дом. Пенелопа оставила свет на лестничной площадке и в холле, но все остальное тонуло во мраке, хотя до вечера было еще далеко. Кажется, на Фернхилл-Кресент так рано не темнело. Может быть, в этом были виноваты высокие деревья, окружавшие дом. Я включила несколько ламп. Едва ли такие богатые люди, как Бичемы, станут ворчать из-за счета на электричество.
   Деревья скрипели на ветру, и это заставило меня вернуться к себе. Завтра у меня будет время осмотреться. Когда она будет здесь. Моя мать со сломанным запястьем. Может быть, она захочет показать мне дом лично. Рассказать, чего она от меня ждет. Понять, что представляет для меня интерес. И сообщить, что представляет интерес для нее.
   Любопытно, с какой из дочерей она имеет сходство. Скорее всего, ни с Пенелопой, ни с Франческой. Может быть, со мной? Эта мысль заставила меня сесть. Должно быть, страшновато встретить совершенно незнакомого человека с твоими собственными чертами лица. Или твоим выражением лица.
   Я наполнила ванну и пролежала в ней целую вечность, думая об этом и вызывая в памяти все мыслимые и немыслимые образы.
   Когда зазвонил телефон, я не знала, что мне делать. Подходить или нет? В конце концов, звонят не мне. А если бы Бичемы ждали важного звонка, то наверняка включили бы автоответчик.
   Телефон звонил добрых три минуты, прежде чем я взяла трубку.
   — Алло? — Я совсем запыхалась, пока бежала по лестнице.
   — Энни? Какого черта ты не подходишь к телефону?
   — Как ты узнал номер?
   — Ты забыла, что я сыщик? — Джерри засмеялся. — У тебя все нормально?
   — Было нормально, пока не зазвонил этот чертов телефон. Пришлось выскочить из ванны и спуститься на три лестничных пролета.
   — Извини. Я просто решил проверить, как ты.
   — Ладно. Я рада, что ты позвонил. — Я обвела взглядом безмолвный коридор.
   — Раз так, я звякну тебе на неделе.
   — Спасибо, Джерри.
   — За что?
   За то, что позвонил мне, когда я пыталась не думать о завтрашнем дне. За то, что беспокоишься обо мне. За то, что не назвал глупостью мое желание очутиться здесь и одновременно сбежать отсюда. За дружбу.