Но следующие несколько дней он будет отсутствовать, он отправится во Францию в надежде возвратиться с Итаном.
   На этот раз плавание продлится дольше, потому что предстоит пройти до самой западной оконечности Франции, а потом повернуть к югу, к месту встречи возле Сен-Назера. Ему не хотелось бы оставлять Викторию на такой долгий срок, особенно когда Харвуд в Лондоне.
   – Просто будьте осмотрительнее, – сказал он ей. – Пока я буду в отсутствии, старайтесь не покидать дом. Я не доверяю Харвуду и не хочу, чтобы вы приближались к нему. Я прошу вас быть очень осторожной.
   – Я буду осторожной… если вы пообещаете мне то же самое. – Она просила позволить ей отправиться вместе с ним, и требовала, и, наконец, умоляла.
   – Женщинам на войне не место, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы были в безопасности, а если вы подумали, пусть мимолетно, о неповиновении, о том, чтобы как-то прокрасться на шхуну, клянусь, я закрою вас в вашей комнате на замок до конца сезона.
   Игнорируя мятежное выражение ее лица, он взял ее за подбородок, заставив посмотреть на него.
   – Я не хочу вас обидеть, моя дорогая. Разве вы не понимаете?
   Что-то мелькнуло в зелени ее глаз. Ее рука оказалась на его щеке.
   – Я тоже не хочу вас обидеть.
   Корд отвел глаза, нежные слова тронули его больше, чем ему бы хотелось.
   Он заставил себя улыбнуться.
   – В таком случае я буду особенно осторожен, чтобы вернуться к вам в наилучшем виде.
   Они еще поговорили, Корд рассказал о плане, который они с Рейфом разработали, об опасности, угрожающей Итану и Максу Брадли на пути от тюрьмы до берега. Итак, завтра ночью они с Рейфом уже будут плыть к берегам Франции.
   Он молил Бога, чтобы на этот раз его миссии сопутствовала удача.
   Ей было не по душе оставаться дома, когда ее муж подвергается опасности. Но он прав. Как они с Клер уже удостоверились, судно во время войны не то место, где хотелось бы оказаться.
   Кроме того, ей вдруг пришло в голову, что пока Харвуд в Лондоне, а ее муж в отсутствии, у нее появилась прекрасная возможность посетить Харвуд-Холл и попытаться найти дневник матери.
   – Ты собираешься поехать в Харвуд? – Клер, сидевшая рядом с ней на диване в голубой комнате, смотрела на нее широко раскрытыми синими глазами. – Ты это серьезно?
   – Я совершенно серьезна. Я рассказываю тебе это на всякий случай, мало ли что может случиться, ты будешь знать, где меня искать.
   Клер заволновалась:
   – Не знаю, Тори. Думаю, тебе не следует этого делать. Что, если барон вернется в Харвуд-Холл или узнает, что ты там была?
   – Он только что приехал в город. Он не захочет сразу возвращаться.
   – Ты не можешь быть в этом уверена.
   – Даже если он вернется, Грета или Сэмюел предупредят меня о его появлении. – Эти двое были слугами, которым она доверяла; они проработали в доме много лет еще до того, как Майлс Уайтинг унаследовал титул. – Они ненавидят его почти так же, как мы с тобой.
   – Лорд Брант придет в ярость, если узнает.
   – Он не узнает. Грейс согласилась помочь мне. Мы с ней собираемся навестить в деревне ее подругу, Мэри Бентон. Грейс увлекается астрономией. Она знает названия созвездий и много других вещей, а Мэри разделяет ее увлечение. На самом деле к Мэри поедет только Грейс. На полпути я сойду с кареты и отправлюсь в Харвуд-Холл.
   – Грейс согласилась на это?
   – Конечно.
   – Грейс такая же сумасшедшая, как и ты. Тори засмеялась:
   – У нас получится.
   – Надеюсь.
   Тори тоже надеялась. Будь что будет, это был шанс, которого она ждала, – шанс доказать, что Харвуд убил ее отца, – и она не собиралась упускать его.
   Судно Корда, «Соловей», вышло в море следующей ночью, и наутро после его отплытия Тори сказала мистеру Тиммонзу, что она по приглашению Грейс Частейн поедет в гости к ее подруге, живущей в деревне. Часом позже Тори села в карету Частей нов, и подруги пустились в путь.
   Они сидели на обитых бархатом сиденьях напротив друг друга. Грейс стряхнула прилипшую к ее платью нитку.
   – Они рады отделаться от меня, – сказала она с мрачным видом. – Как всегда.
   Виктория жалела подругу. У Тори и Клер были любящие отец и мать, тогда как родители Грейс отправили ее подальше в школу и по большей части не вспоминали о ней.
   – Но твои родители все равно любят тебя. Ты их дочка.
   Грейс подняла на нее глаза.
   – Я дочь своей матери. Мой отец – доктор Частейн – в действительности не отец мне.
   Тори на миг замерла. Супружеские измены были обычны среди высших классов, но она и подумать не могла, и то мама Грейс может изменять мужу.
   – Не может этого быть.
   – Боюсь, что так и есть. Два дня назад я услышала, как они говорили между собой. Отец выпил. Он много проиграл в карты и начал ругать маму. Он сказал, что если бы она не вела себя как… как шлюха, ему не пришлось бы растить ее внебрачную дочь.
   Сердце Тори сжалось от боли. Каково было ее подруге узнать, что мужчина, которого она считала своим отцом, чужой ей человек?
   В глазах Грейс стояли слезы.
   – Все эти годы я не могла понять, почему не могу заставить его любить себя. Теперь знаю.
   – О, Грейс. – Тори наклонилась и обняла ее. Она чувствовала, как дрожит Грейс, и всем сердцем стремилась утешить ее.
   – Это не имеет значения, – твердо сказала она. – Ты все та же, кто бы ни был твой отец.
   Грейс прерывисто вздохнула и откинулась на подушки.
   – Надеюсь. На самом деле в каком-то смысле я рада, что он мне не отец. Мне только хотелось бы знать, кто мой настоящий отец.
   – Может быть, мать скажет тебе.
   – Может быть. Если у меня когда-нибудь хватит смелости спросить ее. Беда в том, что я не совсем уверена, что хочу знать.
   Больше они не говорили об этом. Для Тори не имело значения, кто отец ее подруги, она верила, что у Грейс хватит сил принять правду о своем рождении.
   Они ехали почти весь день. Грейс предвкушала удовольствие от поездки в деревню, потому что в Лондоне ей не часто удавалось наблюдать звезды – мешали висящий в воздухе смог и бесконечные облака, затягивающие лондонское небо. На развилке в маленьком городке Перигор, где Тори попрощалась с подругой. Ночь она провела в гостинице "Черная собака", в которой останавливались ее родители, когда всем семейством выезжали в Лондон, а утром села в почтовую карету, следующую в Харвуд-Холл.
   К концу дня она оказалась в знакомых стенах; слуги были рады видеть ее, особенно Грета, экономка, и Сэмюел, дворецкий. Она попросила их никому не говорить о ее приезде, и они обещали позаботиться о том, чтобы остальные слуги тоже молчали.
   Даже если барон узнает, что она была здесь, он не поймет, что падчерица искала дневник, и к этому времени Тори будет уже далеко.
   Было приятно встретиться со старыми друзьями, но поиск затягивался, потому что ей все время приходили в голову новые места, которые следовало обыскать.
   К несчастью, когда настало утро и пришло время возвращаться в Лондон, ее усилия так и не увенчались успехом. Одна Грета знала, что Тори искала дневник, но и она не понимала, почему он был так нужен. Тори не могла скрыть разочарования. Наутро, когда она собралась уезжать, Грета подошла к ней, чтобы поделиться своим предположением:
   – Может быть, ваша мама, упокой Господь ее душу, оставила дневник в Уиндмере.
   – Да, я уже думала об этом. В следующий раз я попытаюсь съездить туда.
   – Или она могла оставить его в городском доме. Тори схватилась за голову. Она забыла о маленьком доме в Лондоне, которым родители почти не пользовались.
   – Вы думаете, он там? Они с отцом никогда не оставались в нем надолго. Мне и в голову не приходило…
   – Ваши родители не часто там бывали, но ваш отчим всегда любил пожить в городе, особенно в сезон. Он с вашей матерью был там незадолго до того, как она заболела.
   – Но барон продал дом сэру Уинифреду Маннингу. Как я попаду туда?
   Грета пожала плечами.
   – Я просто подумала, что надо сказать вам.
   – Я рада, что вы напомнили мне об этом. – Тори обняла служанку. – Спасибо, Грета. – Настроение у нее немного улучшилось. Ей нужно было сесть в почтовую карету, вернуться в гостиницу и оставаться там до следующего дня, пока не подъедет Грейс.
   В Лондон они приехали к вечеру.
   Ей не повезло – когда она вернулась, Корд уже ждал ее дома.

Глава 17

   Корд мерил шагами кабинет. Возвратившись к вечеру домой, он ожидал увидеть Викторию. Он был измучен, страдая больше от сознания провала попытки освободить Итана, чем от бессонных часов, проведенных в море.
   Когда они добрались до намеченного места вблизи Сен-Назера, вместо Итана через борт перевалил помятый, избитый Макс Брадли, харкая кровью на надраенные доски палубы. В плече у него засела пуля, лицо было обезображено глубокой раной.
   – Капитан бежал из тюрьмы, как мы и планировали, – устало рассказывал Макс. – Мы почти добрались до берега, когда они догнали нас. Мы отбивались изо всех сил. Потом один из них выстрелил в меня. Они подумали, что я мертв, иначе меня бы здесь не было.
   – А Итан? – спросил Корд, холодея.
   Брадли прерывисто задышал, когда хирург, которого Рейф предусмотрительно взял на судно, принялся осматривать его.
   – Он жив. Они вернули его в тюрьму. У него есть враг. Не знаю, кто он.
   Брадли поморщился, когда врач проткнул иглой края раны на его лбу и протянул через них нить. – Они следят, чтобы он не сбежал.
   – Так значит, все кончено, – мрачно сказал Корд, вцепившись руками в спинку стула, стоявшего у койки, на которой лежал Брадли.
   – Я этого не говорил. – Макс осклабился. – Ничего не кончено. Еще рано сдаваться.
   Его слова ободрили Корда, но не слишком.
   Он попытался отбросить мрачные мысли и думать о Виктории, воображая, как ее тонкие ручки обвиваются вокруг его шеи, ее гибкое тело прижимается к нему, принося тепло и успокоение. Он представлял, как она будет суетиться вокруг него, стараясь утешить, как он отнесет ее наверх и будет любить ее, чтобы податливое тело жены.
   Это помогло забыть о страданиях Итана. Но когда Корд перешагнул порог своего дома, Тиммонз сообщил ему, что Виктория уехала с Грейс Частейн в гости к подруге Грейс, живущей в деревне. Дворецкий не смог сказать точно, когда ее светлость намеревалась вернуться.
   Корд перестал ходить по кабинету и уселся за письменный стол. Ему надо было заняться бумагами, громоздившимися на столе, но он не мог сосредоточиться.
   Где Виктория?
   Он наказал ей не отлучаться далеко от дома. Он предупредил ее, что Харвуд в Лондоне. Вдруг что-нибудь случилось? Вдруг беда?
   Отодвинув кресло, он встал и снова заходил по кабинету. Стрелки часов на камине показывали семь часов вечера, когда он услышал голоса в прихожей и понял, что вернулась жена. Корд вышел из кабинета, его шаги ускорялись по мере того, как рос его гнев. Он издали увидел Викторию, улыбающуюся Тиммонзу, словно ничто в мире не тревожило ее, и от ярости готов был взорваться.
   Остановившись в нескольких шагах от нее, он прислонился к стене и скрестил руки на груди.
   – Значит, вы вернулись.
   Она повернулась на звуки его голоса, и шляпка, ленты которой она развязывала, слетела у нее с головы и упала в угол.
   – Вы… вы дома. Вы вернулись быстрее, чем я полагала.
   – Это я уже понял.
   Дворецкий нагнулся, поднял ее шляпку и стоически подал ей.
   – Спасибо, Тиммонз, – сказала она.
   – Идите, Тиммонз, – бросил Корд, нетерпеливо дожидаясь, пока тот удалится. Тяжелый взгляд обратился на жену. – Так-то вы слушаетесь моих приказов? Уехать бог знает куда, по-вашему, означает держаться ближе к дому.
   – Я… я… неожиданно представился благоприятный случай.
   – Неужели?
   – Я не думала, что огорчу вас.
   Он схватил ее небольшую гобеленовую сумку и махнул головой в сторону лестницы. Виктория прошмыгнула вперед, торопливо поднялась по лестнице и направилась в свои комнаты.
   Корд вошел за ней и плотно притворил дверь.
   – Что Итан? – спросила она, меняя тему и стараясь говорить так, как будто ничего особенного не происходило, – без всякого успеха, потому что Корд не успокаивался.
   – Побег закончился неудачей. Мой кузен остается в заточении во Франции.
   Она шагнула к нему.
   – Корд, мне так жаль.
   Он остановил ее, выставив руку.
   – Почему вы не послушались меня? Почему уехали, когда я велел вам оставаться дома?
   – Я… не подумала, что вы будете против этого. В конце концов, Харвуд оставался в Лондоне. Что для меня могло быть безопаснее, чем находиться за пределами города?
   Он нахмурился. Что-то в ее объяснении было такое…
   – Кого же вы навещали на этот раз?
   – Школьную приятельницу. Мэри Бентон. Они с Грейс большие подруги.
   Ему не нравилось, что она избегала его взгляда.
   – Бентон… Бентон… Дочь Ричарда Бентона? Или Роберта, его кузена?
   Она нервно сглотнула.
   – Мэри дочь Саймона. Саймон родственник Роберта и Ричарда, но я не… не знаю, кем он им приходится.
   – Ясно. – Он все прекрасно понял. Он понял, что жена лжет. – Все это чрезвычайно интересно, поскольку никаких Роберта и Ричарда Бентонов не существует. Я только что выдумал их.
   Ее лицо побелело.
   – Я… я могла ошибиться.
   Корд подошел к ней через всю комнату, взял за плечи и заставил привстать на цыпочки.
   – Вы лжете, Виктория. Если Мэри Бентон и существует, то вы были не у нее. Где вы были? Мне нужна правда, и немедленно.
   Она смотрела на него большими округлившимися глазами, ее плечи обмякли.
   – Хорошо, я скажу вам правду, если вы обещаете не сердиться.
   Он стиснул зубы и поставил ее на пол.
   – Я так зол, что могу только обещать не придушить вас. Так где вы были?
   Она нервно облизала губы. У нее был такой вид, словно больше всего ей хотелось провалиться сквозь землю.
   – В Харвуд-Холле.
   – В Харвуд-Холле? Это невозможно. Вы не можете быть такой безрассудной.
   – Это было не так безрассудно, как кажется. Барон ведь в Лондоне. Это была прекрасная возможность попасть туда.
   Он весь кипел. Он изо всех сил старался взять себя в руки.
   – Вы не выполнили моих указаний и покинули безопасный дом, поспешив в Харвуд-Холл, в это змеиное гнездо! Не могу поверить, объясните мне, Бога ради, почему вы решились на этот совершенно безрассудный поступок?
   Она вскинула голову.
   – Потому что Майлс Уайтинг убил моего отца. Или по крайней мере я убеждена в этом. В вещах матери я нашла спрятанный там перстень. Он был на руке отца в день убийства. Я уверена, что это барон снял его с руки отца в день убийства, а моя мать нашла перстень. Если все так и было, то, возможно, она написала об этом в своем дневнике. Вот почему я поехала в Харвуд-Холл. Только так я могу доказать, что барон виновен.
   Ярость продолжала бушевать в нем, пока он осмысливал ее слова. Он помнил, что Виктория говорила ему об убийстве отца, она сказала, что надеется увидеть, как убийца понесет наказание. Но тогда она не упомянула, что подозревает барона. Как ни безрассудна была ее вылазка в Харвуд, у Виктории хватило на это смелости. Сумела же она прокрасться на шхуну, разве нет? Однако в его голове раздавались слова Рейфа:
   "Ходят слухи о вашей жене и Джулиане Фоксе".
   – Так… вы ездили в Харвуд одна, никого с вами не было? Как вы добрались туда?
   На мгновение она заколебалась, и его подозрения усилились.
   – С почтовой каретой. Я хорошо знаю дорогу. Я много раз ездила так, когда была девочкой.
   – С родителями, Виктория! Не в одиночку! – Он снова закипал. – Вы отдаете себе отчет, какой опасности вы подвергались? Привлекательная молодая женщина одна в дороге? Дороги кишат разбойниками и грабителями, только и поджидающими, когда появится такой лакомый кусочек, как вы. Вас могли изнасиловать, даже убить. Мне следовало бы запереть вас в вашей комнате и выбросить ключ!
   – Ничего плохого не случилось, милорд. Как видите, я дома и в добром здравии.
   – А дневник? Вы нашли его? Она покачала головой.
   – Его не оказалось в Харвуде, – может быть, он где-нибудь в Уиндмере. – Это имение принадлежало матери. Она не раз с тоской вспоминала о нем.
   – Если даже так, пусть он там и остается. Если вы только подумаете о том, чтобы попасть туда, клянусь, я просто выпорю вас до полусмерти.
   Она покорно склонила голову и опустила глаза, но уголки ее губ чуть изогнулись в улыбке. Чертовка знала, что он никогда не поднимет на нее руку, хотя порой, вот как сейчас, ему очень хочется перекинуть ее через колено.
   – Скажите, что вы не сердитесь, – произнесла она, глядя на него снизу вверх сквозь толщу ресниц.
   Он сердился, но гораздо меньше. Она шагнула ближе, и он уже видел только мягкое выражение ее лица, чувствовал нежную ручку, дотронувшуюся до его щеки. Желание охватило его… и что-то еще, чему он отказывался дать название.
   – Вы, наверное, очень устали. Почему бы вам не отдохнуть до ужина? – Она сняла с него куртку, засуетилась вокруг, а ему только это и было нужно. – Разрешите мне помочь вам раздеться. Скоро вам станет лучше.
   Он позволил ей снять с себя жилет. Когда она начала Расстегивать пуговицы на его рубашке, он поймал ее за руку и притянул к себе.
   – Я лягу, если вы присоединитесь ко мне. Она глянула в сторону двери.
   – Я с дороги. Мне надо кое-что сделать.
   Не стоило напоминать ему об этом. При мысли об опасности, которой она себя подвергала, он снова потерял спокойствие.
   – Вы останетесь.
   Повернув ее спиной к себе, он начал расстегивать пуговицы на ее платье. Чуть позже она оказалась под ним, а он в ней. Она издавала короткие нежные звуки, что ему так нравилось, ее пальцы впивались в его плечи.
   Если бы только он мог все время удерживать ее голой в постели, ему не пришлось бы тревожиться. Она выгнулась под ним, побуждая его отвечать ей. Он поцеловал ее и начал сильно входить в нее. Пусть на короткое время, но его тело контролирует ее, и его мозг может отдохнуть.
   Пусть на короткое время, но он отвлечется от мыслей о беспокойном создании, на котором женился и от которого можно было ждать какой угодно беды.
   Корд снова не замечал ее. Первые несколько дней после возвращения из Франции он был задумчив и в плохом настроении, его тяготила новая неудача, снедала тревога за кузена. Он ушел в работу, и Тори не мешала ему в надежде, что он смирится с тем, чего не в силах изменить.
   Прошло уже две недели. И все это время она была предоставлена себе самой. Ей до смерти надоело заниматься рукоделием в гостиной или читать в библиотеке. Когда Тори пожаловалась на это навестившей ее Клер, сестра снова стала настаивать, чтобы она выезжала вместе с ними.
   – Забавно, – сказала Клер. – Ты устала сидеть дома, а мне надоело без конца ездить по балам.
   – Я бы с удовольствием оставалась дома, если бы муж не проводил все вечера, закрывшись в кабинете. Порой мне кажется, что он забывает о моем существовании.
   Клер улыбнулась:
   – Он не забыл тот бал у Таррингтонов. Я видела, как он тогда смотрел на тебя. Он позеленел от ревности. Капалось, он готов наброситься на тебя и на глазах у всех изнасиловать.
   При воспоминании о том, что произошло в кладовке, Тори покраснела.
   – Что ты знаешь об этом? А вы с Перси… вы наконец стали близки?
   Улыбка увяла на лице Клер.
   – Мы занимались предварительными ласками. Тори чуть не подавилась глотком чая.
   – Предварительными ласками?
   – Так они называют это в книге.
   – Ты имеешь в виду, что мужчина ласкает грудь женщины… и другие места.
   – До других мест дело еще не дошло, но вчера ночью он ласкал мои груди. Он говорит, что они совершенно великолепны.
   Тори усмехнулась:
   – Теперь тебе не придется долго ждать.
   – Надеюсь. Мы на неделю едем в Танбридж-Уэлс пить минеральные воды. Может быть, это произойдет там.
   – Лорд Перси на редкость робок. Ты говорила, что его останавливает твоя невинность. Может быть, он боится, что, начав, не сможет контролировать свою страсть.
   Клер поставила чашку на блюдце.
   – Ты действительно так думаешь?
   – Из того, что ты рассказала, я заключила, что скорее всего так и есть.
   – Если это так, что же мне делать? Тори отпила из чашки, обдумывая ответ.
   – Я думаю, тебе надо искушать его. Пусть он сгорает от желания, а потом скажи ему, что ты желаешь большего. Тогда он не сможет противиться.
   Клер заулыбалась:
   – Я хочу стать Перси женой во всех отношениях. И я стану! Перси сказал, что он снял просторный дом. Будет несколько гостей. Приезжайте и вы. Мне бы хотелось, чтобы ты была рядом на случай, если что-нибудь пойдет не так.
   Тори вздохнула:
   – Мне бы хотелось поехать, дорогая, но Корд не согласится. Он всегда так занят.
   – Тогда приезжай одна. Ты придашь мне храбрости. Стоит мне только подумать, что Виктория не стала бы робеть, как мои страхи улетучиваются.
   Тори усиленно размышляла. Она устала от невнимания Корда. Они недавно поженились, но, казалось, она интересовала его только в постели.
   – Хорошо, я приеду.
   Клер с чувством обняла ее.
   – Тори, моя дорогая, большое тебе спасибо.
   А если Корд не хочет отпускать ее одну, пусть укладывает свои чемоданы и едет с ней.
   Корду все это не нравилось. Нисколько. С момента последней встречи с владельцем продажа дома на Треднидл-стрит застопорилась, требовалось завершить предприятие. Но было ясно, что Виктория намерена ехать, отправится он с ней или нет.
   В конце концов он с неудовольствием согласился поехать на пару дней в гости, но он никак не мог себе позволить пробыть там все пять дней, на которые рассчитывала Виктория.
   Корд вздохнул. В действительности он был рад сделать передышку после всех этих изнурительных часов, которые он проводил в кабинете с тех пор, как женился. Помимо намерения умножить состояние, им двигали и другие мотивы; лишние часы затворничества в кабинете нужны были, чтобы избежать того, чего ему очень хотелось, – все время быть с Викторией. Ему нравилось не только ее восхитительное маленькое тело, ему нравилась она сама, ее ум, а это не сулило ничего хорошего, считал Корд.
   Каждый раз, когда он смотрел на Персивала Чезвика и видел, как тот томится от любви, Корд укреплялся в намерении держаться на расстоянии от Виктории.
   Многие годы он соблюдал осторожность и никогда не давал женщине подойти слишком близко, хотя находились такие, которые пытались заполучить его. Жене надлежит знать свое место: ублажать в постели и вести хозяйство. Виктория замечательно справлялась и с тем, и с другим.
   Слова Рейфа засели у него в голове. "Ходят слухи… о вашей жене и Джулиане Фоксе".
   Что же, возможно, ему следует уделять жене больше внимания. Он решил, что по возвращении в Лондон что-нибудь предпримет в этом отношении.
   Он откинулся назад и сидел, слушая стук колес кареты. За окнами на зеленых лугах паслись коровы. Ястреб устремился вниз на суслика, но улетел ни с чем.
   Карета прибудет в Танбридж-Уэлс во второй половине дня. Ему не нравилось, что Виктория уехала только вчера, а он уже скучал без нее.
   Хорошо, что он знает, как избежать ловушек, расставляемых женщинами.
   И еще – интересно, будет ли в списке гостей Джулиан Фокс?

Глава 18

   Все заметнее становилось приближение осени, листья приобретали ржавые, оранжевые и золотистые оттенки. Холодный ветер колыхал траву на сочных зеленых лугах вокруг Парксайд-Мэнор, просторного каменного дома, который лорд Перси снял для отдыха на лоне природы.
   – Тори! – Клер бросилась к ней с распростертыми объятиями, и Виктория крепко обняла сестру. – Я так рада, что ты приехала.
   – Спасибо за приглашение. Должна признать, что выбраться за город – большое удовольствие.
   Клер оглядела прихожую.
   – Я думала, Корд тоже приедет.
   – Он не мог поехать прямо сейчас, но обещал, что непременно будет. Надеюсь, он не передумает.
   Клер взяла Тори за руку.
   – Хорошо бы. А пока я покажу тебе дом и представлю тебя гостям.
   Тори улыбнулась и пошла за сестрой в глубь дома. Ей с Кордом были отведены просторные комнаты в противоположном конце дома. Два длинных крыла здания предназначались для гостей, в каждом вереница дверей вела в красиво обставленные спальни. Нижний этаж также был впечатляющим.
   Старый дом с тяжелыми резными балками и венецианскими окнами был построен еще при короле Якове. В течение столетий трехэтажный дом из серого камня над небольшим быстрым ручьем не раз перестраивали.
   Он выглядел просторным и радушным. Как и говорила Клер, гости при желании могли наслаждаться уединением, а в «маленьком» списке приглашенных оказались самые разные люди, в их числе отец Перси, маркиз Керси, брат Перси и его жена, граф и графиня Лауден, кузина Корда Сара с мужем Джонатаном и сыном Тедди и Рейфел Сондерс, герцог Шеффилд.
   Корд приехал в середине следующего дня.
   – Добрый день, Виктория, – произнес он, вежливо улыбаясь.
   – Добрый день, милорд, – ответила она столь же чинно. – Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным.
   – Ни в малейшей степени. Дорога оказалась немного грязной, но мы неплохо провели время, учитывая обстоятельства.
   Учитывая что? – хотелось ей спросить, он ведь приехал против своего желания, это было ясно по его вежливому, но холодному обращению. Он раскланялся с несколькими гостями, оказавшимися у входа, и Тори повела его в комнаты, отведенные им наверху. Хотя они обменивались приятными фразами, его улыбка оставалась вежливо-отстраненной, а тон – слегка снисходительным. Идеальный муж-аристократ, подумалось Тори, но в течение дня его холодное внимание все больше сердило.