Страница:
Говоря это, Джейсон обхватил Молли, становясь между нею и дверью.
Молли почувствовала, как у нее от страха засосало под ложечкой.
— Это было совсем не то, что вы подумали, дядя. Джейсон молча впивался взглядом в племянницу и молчал.
— Просто мистер Бренниган ненадолго потерял над собою власть, вот и все, — оправдывалась Молли.
Глаза Джейсона темнели все более и более.
— Он сожалел после. Прежде чем уехать, он извинился за свое поведение. Вы… должны были слышать.
— Не поведением мистера Бреннигана я озабочен, Молли, а твоим!
Хотя говорил Джейсон спокойно, гнев чувствовался по линии его плеч и напряжении мимических мускулов лица.
Луч солнечного света, пробившись сквозь щель в стене, упал на опекуна, и Молли уловила яростный блеск в его глазах.
Она должна что-то предпринять! Нужно как-то остановить этого человека, пока он не натворил беды! Молли не знала, что собирается делать ее дядя.
Он надвигался все ближе, загоняя ее в угол. Что, черт возьми, он намерен с ней сделать?
— Я… я… прошу прощения, дядя, я… я очень сожалею о том, что случилось, так же, как и мистер Бренниган, поверьте…
Молли не могла скрыть своего страха.
— Уверяю вас, это никогда больше не повторится! Джейсон продолжал надвигаться. Молли не знала, что еще сказать.
Подходя все ближе, дядя наконец заставил ее прижаться спиной к стене. Путь к бегству он ей отрезал.
— Ради Бога, что вы собираетесь делать? — в отчаянии спросила Молли, замечая неугасающий странный свет, блестящий в темных глазах.
Джейсон натянуто улыбнулся, и свет в глазах разгорелся еще ярче. Казалось, огненные столбы пламени рвутся из его зрачков.
— Я намерен избавить тебя от демона вожделения, Молли. Я намерен указать тебе путь к спасению. Наказание — это прощение Господа.
Молли огляделась, догадываясь, что столкновения не избежать. И тут она увидела… хлыст. Приблизившись, Джейсон вытащил его из-за спины. Он держал в руках хлыст, словно некий священный предмет.
— Я старался быть с тобой терпеливым, Молли, старался заставить тебя отказаться от своеволия, но ты не вняла моим предупреждениям и вот до чего дошла! До безоглядного разврата! Пришло время наказания, Молли. Еще не поздно вернуть тебя из мрака, в котором блуждает твоя душа, к свету. Еще не поздно обратить тебя на путь, ведущий к возрождению погрязшей в грехах души. Моей рукой управляет Господь. Я лишь выполняю волю Всевышнего. Тебя не ждет геенна огненная, ты будешь спасена и прощена. Я помогу тебе страданием искупить твою вину перед Господом. А сейчас, Молли, повернись и покорись воле Его.
Молли стояла, не в силах поверить в происходящее. Длинный тонкий хлыст угрожающе маячил перед ней, танцуя, словно кобра перед несущим смерть прыжком.
Все это наяву! Не может это быть реальностью! Кошмар! Ужасный сон! Пора проснуться!
Молли медленно покачала головой, отказываясь повиноваться. В глазах Джейсона сверкала холодная решимость. Заметив, что хлыст для удара заносится им с необычайной твердостью движений побелевшей от напряжения руки, Молли очнулась от оцепенения.
Она попыталась проскочить мимо него, но дядя, больно впившись пальцами, схватил ее за локоть. Он отбросил хлыст и ударил ее по лицу, швырнув на пол конюшни, крытый соломой. Она ощутила вкус крови и почувствовала мускусный запах лошадей.
Обезумев, Молли поднялась и снова попыталась проскочить мимо дяди, но второй удар вновь опрокинул ее на землю, и она ударилась головой об одну из деревянных перекладин.
Пришло головокружение, в висках застучало… и тут она услышала щелчок хлыста.
— Смирись с наказанием, Молли. Оно послужит тебе уроком. Ты не станешь распутницей, и Бог простит тебя.
Хлыст разрезал воздух. Молли перекатилась на живот, обхватив голову руками, чтобы защитить лицо от рассекающих ударов. Хлыст жег ей спину, разрезал платье, ложился на ягодицы, прорывал бриджи. Она стиснула зубы, чтобы не закричать от боли.
Орудуя хлыстом, Джейсон старался разодрать девушке одежду в клочья, чтобы увидеть ее тело обнаженным. Ткань рвалась, и сквозь дыры светилась нежная плоть, которую он пытался покрыть сетью кровавых следов, оставляемых ударами хлыста.
Но как ни старался безумец, одежда, прикрывая Молли, не позволяла ему видеть наготу племянницы. Однако, Джейсон видел… Его захлестнули образы, которые мог воссоздать лишь воспаленный порочный мозг, не имевшей возможности воплотить наяву свои грязные сумасшедшие желания.
…Он заставлял ее повиноваться своей воли, превращая дерзость в послушание. Она выполняла все его приказания, страх и боль стояли в глазах. «Прикоснись… поцелуй… прижмись… погладь… поводи пальцем… языком… сожми… сними… расстегни… разведи в стороны… перевернись… выгнись… кричи, кричи от наслаждения ли, боли — кричи…»
И Молли кричала — в воображении Джейсона. В жизни — она молчала. Дважды она пыталась ухватиться за хлыст, надеясь выдернуть его из рук Джейсона, но получала лишь более жгучие удары за свои попытки противиться избиению.
Молли боялась подняться на ноги, боялась, что головокружение овладеет ею, сделав совершенно беззащитной.
Снова и снова тонкая полоска кожи свистела в воздухе и с безошибочной точностью опускалась на ее тело. Потертая ткань ситцевой рубашки не могла защитить, хлыст разрезал ткань, разрезал кожу.
— Покайся и Господь простит тебя! Покайся и будет спасена твоя заблудшая душа.
Хлыст свистел и хлестал. Молли терпела адскую боль, не представляя, как избавиться от наваждения невыносимого кошмара. Джейсон прокручивал в голове все мыслимые и немыслимые позы, в которые лишь в фантазиях мог заставить встать Молли.
«…смотри на меня… смотри вот сюда… ты видишь?., тебе не страшно?., сейчас моя плоть, как карающий меч, войдет в тебя и пронзит наслаждением и болью… ну… смотри же… дрожишь?., ты боишься?., вхождение будет огненным, страстным, сильным, мгновенным… но затем я повторю его снова и буду повторять до тех пор, пока не истреблю в тебе красоту, память, волю и страсть… я разъединю на мельчайшие кусочки совершенство и гармонию твоего вожделенного мною тела… я иссушу… я выжгу… раскровавлю, раздеру, как зверь, эти пышные груди… выпуклые соски… нежный живот… раздвинутые бедра… округлые колени… копну рыжих волос… ты будешь — ничто, я буду — все… твое сознание рассеется, и в распавшихся осколках стану властвовать я — плотью, наслаждением, болью, кровью… кричи же — от страха, боли и МОЕГО наслаждения — кричи…»
Молли вдруг осознала, что крики, вырывающиеся у нее из горла, эхом разносятся по конюшне, но они, казалось, не сдерживали, а, наоборот, только подстегивали безумца.
Она должна подняться, чтобы оказать сопротивление. Она должна… Но Молли не могла шелохнуться. Голова кружилась от боли и страха.
— Моей рукой движет Господь, Молли. Я должен спасти твою душу.
Но Джейсон спасал не ее душу — свою, спасал от вожделения, от порочной страсти, внушаемой молодым телом красивой и страстной девушки. Он хотел выбить, вырвать с корнем, выжечь — СВОЕ влечение, а, избивая, наказывал Молли, хотя она ни в чем перед ним не провинилась, разве только тем, что была для него крайне привлекательна.
Невозможность сблизиться с желанной девушкой приводила Джейсона в ярость. Никогда его мечты не станут реальностью, навсегда оставшись плодом воображения. Никогда этот чувственный свежий рот не прильнет к его плоти. Никогда не сжать ему в ладонях эти пышные груди, никогда не пронзить жезлом страсти вожделенное лоно.
Один за другим удары врезались в тело Молли. Ее затопила волна боли. Щелканье хлыста звенело в ушах, за ним следовали ее собственные стоны. Снова и снова дядя заносил для удара руку, размахиваясь, что боль обжигала ей тело, превращая кожу в кровавое месиво.
Хлыст ложился на спину, на ягодицы, обвивал бока. Неужели же он никогда не остановится? Стиснув зубы, она ждала, когда прекратится эта пытка, и вдруг осознала, что все уже закончилось.
Повернув голову в сторону дяди, она никого не увидела, и тогда сознание покинуло ее.
Когда Молли очнулась, боль захлестнула ее настолько, что ей захотелось вновь потерять сознание, но свет настойчиво проникал сквозь едва приоткрытые веки в глаза.
Дрожа с головы до ног и опасаясь, что дядя вернется, Молли, спотыкаясь, пошла по конюшне. Ноги едва держали ее.
Если ей удастся добраться до Эль Труэно, то она сможет убежать. Убежать! Слово показалось ей спасительным, как свет маяка морякам тонущего в шторм корабля.
Молли тяжело сглотнула, заложила два пальца между пересохших губ, но не смогла выдавить ни звука. «ЭЛЬ ТРУЭНО. ПОЖАЛУЙСТА, ЭЛЬ ТРУЭНО, ГДЕ ЖЕ ТЫ? ТЫ НУЖЕН МНЕ, МАЛЬЧИК. ПОЖАЛУЙСТА, ИДИ КО МНЕ.»
Она ухватилась за ограду и почувствовала новый приступ головокружения. Преодолев тошноту, Молли открыла ворота и попыталась свистнуть еще раз, но опять не смогла выдавить ни звука.
И тут она увидела рядом с собой Эль Труэно. Конь фыркал и тяжело дышал, словно ему передался ее дикий страх.
Молли была слишком слаба, чтобы оседлать Эль Труэно и слишком напугана. Собрав всю оставшуюся силу воли, Молли влезла на тяжелые ворота и взобралась на спину вороного мерина, обхватив руками его за шею и сцепив пальцы.
Эль Труэно вышел из загона, ступая осторожно, словно понимал: что-то не так. Молли руками и коленями подсказывала ему путь.
Она направила лошадь через луг к перевалу. Молли знала, куда она едет — только одного человека на свете могла она попросить о помощи. Сэм. Сэм будет знать, что делать. Сэм поможет ей. Сэм. Сэм. Сэм.
Она повторяла всего лишь одно слово, как будто читала молитву, она произносила его имя, словно заклинание.
Молли верила, Сэм не останется безразличен к ее беде. Она не задумывалась о своих чувствах: у нее просто не было для этого сил.
Молли слышала голос, произносящий имя Сэма, и голос вытеснял все остальные мысли из ее сознания. Она крепче стиснула ноги, обхватывая гладкие бока Эль Труэно, когда он преодолевал подъем.
Молли решила сократить путь, хотя короткая дорога грозила стать для нее настоящей пыткой, зато она займет меньше времени.
Молли чувствовала, как запекается на спине кровь. Она ощущала тупую пульсирующую боль, ее губы распухли.
Как могло подобное случиться? Как могла тетя Вера выйти замуж за этого… человека?.. Нет, чудовище! Но, возможно, Вера не имела ни малейшего представления об истинном лице Джейсона Фоли.
Молли подумала о Сэме. Он был заботлив, даже когда злился. Сэм бы ни за что и ни при каких обстоятельствах не причинил ей боли.
Сэм. Сэм. Сэм. Он ей поможет. Она крепче сцепила пальцы, опасаясь от головокружения свалиться с лошади.
Молли закрыла глаза, и приступ тошноты охватил ее образ. Образ огромного золотого льва, рычащего и клацающего зубами, возник в ее воспаленном мозгу, но она не испугалась. Лев превратился в Сэма, он обнимал и ласкал ее, успокаивая.
Эль Труэно оступился и упал на колени, чуть не потеряв равновесие и не завалившись на бок. Молли знала, что не сможет взобраться на него снова.
Неожиданно тропа показалась ей незнакомой. Неужели она заблудилась? Неужели она, когда закрывала глаза, пропустила знакомый межевой знак и поворот? Долго она так не протянет. Джейсон ударил ее по лицу сильнее, чем она думала, боль в голове беспокоила больше, чем спина.
Беспамятство манило Молли, обещая облегчение — исчезли бы боль и страх неизвестности. Ей следовало бы предпочесть обычную дорогу, подумала она. Тогда кто-нибудь нашел бы ее.
Хоакин станет искать, как только обнаружит ее отсутствие в доме. Однако, по этой тропе никто не ездит. Мало кто вообще знает о ней. Крутые каньоны и скалистые утесы будут скрывать ее тело множество дней, возможно даже недель, пока кто-либо наткнется на ее труп по случайности.
Молли проглотила вставший в горле комок и заставила Эль Труэно идти быстрее. Как-нибудь уж она выберется и тогда непременно поквитается с Джейсоном Фоли.
Ослепительной вспышкой мысль о том, что, умри она, Фоли станет хозяином ранчо, пронеслась в ее голове, и Молли, стиснув зубы, теснее прильнула к телу животного.
Фоли никогда не одержит над ней верх. Никто никогда не одержит над ней верх. Уронив голову на гриву Эль Труэно, Молли направляла его по узкой каменистой тропе и молила Бога — но не того, которому служил Фоли — чтобы ей удалось добраться до «Кедровой Бухты».
…Сэм… Сэм…
— Ну, парень, хорошо, что ты снова дома, — Сэм похлопал младшего брата по спине, когда тот вошел в просторную гостиную дома ранчо «Кедровая Бухта».
— Как это здорово, Сэм, вернуться домой! Хочешь верь, хочешь нет, я скучал по дому.
Эммит подошел к Питеру и заключил молодого человека в свои медвежьи объятия.
— Ты выглядишь настоящим франтом!
Питер улыбнулся. Последние несколько лет, которые он провел в Юридической Школе, стали для него неподдельным удовольствием, но всегда так приятно вернуться домой!
— Я и не знал, что ты сегодня приедешь, — сказал Сэм.
— Одна встреча, назначенная мне в Вирджиния-Сити была отложена, и я поспешил приехать в «Кедровую Бухту», решив убедиться, что вы должным образом заботитесь о моих интересах. В конце концов, я ведь новый финансовый советник семьи, не так ли?
— Конечно же, — уверил его Эммит, — я не сомневаюсь, ты прекрасно справишься со своими новыми обязанностями.
Питер улыбнулся. Он знал, что и в дальнейшем ответственные решения будет принимать Сэм, как это делал все последние десять лет. И Питер не собирался ничего менять в сложившемся положении вещей, потому как Сэм великолепно знал до тонкостей, как следует управлять ранчо и лесозаготовкой, чтобы дела шли наилучшим образом.
Его старший брат превратил «Кедровую Бухту» в настоящую империю! Питер же, став адвокатом, должен был позаботиться о защите семейных интересов и о том, чтобы не было никаких лазеек и уверток во множестве контрактов и других документов, которые Сэм подписывал каждый год.
Профессиональная подготовка Питера была необходима его семье, он сам в этом не сомневался и догадывался, что Сэм гордится своим младшим братом.
Послать Питера в Гарвард было идеей Сэма, но эта идея полностью совпадала с интересами самого Питера. Ему нравилось жить в городе, в отличие от Сэма и Эммита, любивших сельскую жизнь. Сэм был, однако, намного лучше образован, чем Эммит.
Питер думал открыть адвокатскую практику в Сакраменто — поближе к братьям и ранчо, но все же в городе, соответствовавшем его вкусам.
Сакраменто — столица Калифорнии. Сэм надеялся, что Питер займется политикой, эта мысль ему здорово нравилась.
— Ты проследишь, чтобы эти мошенники с Востока не надували нас, деревенских бедняжек Запада, — часто говаривал Сэм, что он не преминул произнести в очередной раз и сейчас.
Эммит подмигнул Питеру, а Питер в свою очередь Сэму.
Глава семейства Бренниганов сидел, откинувшись на спинку широкой кушетки, обитой кожей.
— Я бы не отказался, если б вы помогли мне внести багаж, — сказал Питер, направляясь к двери.
Сэм и Эммит охотно к нему присоединились.
Питер задумчиво наблюдал за старшим братом, когда тот, нырнув в глубь двуколки, без особых усилий вытащил два огромнейших чемодана.
Сэм заменил ему отца. Питеру было девять лет, когда Шеймус скончался в тюрьме. Два года спустя старший брат вернулся с войны, найдя ранчо в ужасном запустении, а отца в могиле. Он немедленно взял бразды правления в свои руки, спас ранчо от разорения и завоевал любовь и уважение младших братьев.
— Ли Чин готовит что-то грандиозное, — сказал Сэм, втаскивая в дверь багаж. — Говорит, что нужно тебя немного откормить.
— Ты сам что-то не выглядишь откормленным, — Питер шутливо ткнул Сэма в ребра. — Я думал, к этому времени вдова уже оженила тебя, и ты стал толстым и счастливым.
Улыбка Сэма погасла, как не бывала.
— Ничего похожего, парень! Ты же знаешь, я убежденный холостяк. Оставляю Эммиту все радости супружеской жизни.
Эммит усмехнулся, опуская чемоданы на пол.
— Ты бы так не говорил, Сэм, если бы у тебя была такая жена, как Пейшенс. Подобная женщина согревает мужчину даже зимой и все время улыбается — в любой сезон года!
Сэм от души рассмеялся.
— К несчастью, Эммит, кажется, не осталось на земле больше таких женщин, как твоя Пейшенс.
— Ты совершенно прав, Сэм, — согласился Питер, он тоже был убежденным холостяком.
— Вы с ребятишками придете к обеду? — спросил Эммита Сэм. — Если нет, нам с Питером одним придется целую неделю пытаться расправиться с ростбифом. Ли Чин наготовил такое количество, будто вместе с собой в «Кедровую Бухту» Питер прихватил весь Гарвард.
— Конечно, придем, — отозвался Эммит. — Ты же знаешь, как Эммит-младший любит ростбиф Ли Чина.
— Кстати, об Эммите-младшем, — сказал Питер, снова направляясь к двери. — У меня в сумке для него кое-что припасено, но эта сумка еще в двуколке.
— Идем, — сказал Эммит. — Я помогу тебе принести ее.
Братья обошли внушительную гору багажа, сваленного посередине комнаты, и вышли во двор.
Грудь Сэма распирало от гордости: какое счастье, что у него такая дружная семья! Какое счастье, что так много любви в его жизни!
Он подумал внезапно о Молли Джеймс. Все последние годы она лишена была и семьи, и любви. Сэм знал правду о Меле Джеймсе, но Молли не хотела знать правды о своем отце.
У Мела не было времени на девочку, и он отослал ее из дома, чтобы не обременять себя лишними заботами. Без его любви и поддержки она ожесточилась. У нее был суровый характер.
Но поцелуй сказал Сэму то, что он подозревал с самого начала: всю свою нерастраченную любовь девушка хранила в себе, словно в закупоренной бутылке.
Сэм понимал, просто нужно, чтобы кто-то открыл пробку. Но для этого необходим был особенный человек — кто не пожалел бы усилий, времени и терпения…
Вопрос заключался в том, хотел ли Сэм оказаться этим человеком? Раньше у него никогда не возникало желание брать на себя подобную ответственность. Но ведь раньше он не встречал Молли Джеймс.
— Сэм! Иди сюда скорее! — хриплый голос Эммита вывел его из задумчивости. — Поторопись! Беда!
ГЛАВА 8
Молли почувствовала, как у нее от страха засосало под ложечкой.
— Это было совсем не то, что вы подумали, дядя. Джейсон молча впивался взглядом в племянницу и молчал.
— Просто мистер Бренниган ненадолго потерял над собою власть, вот и все, — оправдывалась Молли.
Глаза Джейсона темнели все более и более.
— Он сожалел после. Прежде чем уехать, он извинился за свое поведение. Вы… должны были слышать.
— Не поведением мистера Бреннигана я озабочен, Молли, а твоим!
Хотя говорил Джейсон спокойно, гнев чувствовался по линии его плеч и напряжении мимических мускулов лица.
Луч солнечного света, пробившись сквозь щель в стене, упал на опекуна, и Молли уловила яростный блеск в его глазах.
Она должна что-то предпринять! Нужно как-то остановить этого человека, пока он не натворил беды! Молли не знала, что собирается делать ее дядя.
Он надвигался все ближе, загоняя ее в угол. Что, черт возьми, он намерен с ней сделать?
— Я… я… прошу прощения, дядя, я… я очень сожалею о том, что случилось, так же, как и мистер Бренниган, поверьте…
Молли не могла скрыть своего страха.
— Уверяю вас, это никогда больше не повторится! Джейсон продолжал надвигаться. Молли не знала, что еще сказать.
Подходя все ближе, дядя наконец заставил ее прижаться спиной к стене. Путь к бегству он ей отрезал.
— Ради Бога, что вы собираетесь делать? — в отчаянии спросила Молли, замечая неугасающий странный свет, блестящий в темных глазах.
Джейсон натянуто улыбнулся, и свет в глазах разгорелся еще ярче. Казалось, огненные столбы пламени рвутся из его зрачков.
— Я намерен избавить тебя от демона вожделения, Молли. Я намерен указать тебе путь к спасению. Наказание — это прощение Господа.
Молли огляделась, догадываясь, что столкновения не избежать. И тут она увидела… хлыст. Приблизившись, Джейсон вытащил его из-за спины. Он держал в руках хлыст, словно некий священный предмет.
— Я старался быть с тобой терпеливым, Молли, старался заставить тебя отказаться от своеволия, но ты не вняла моим предупреждениям и вот до чего дошла! До безоглядного разврата! Пришло время наказания, Молли. Еще не поздно вернуть тебя из мрака, в котором блуждает твоя душа, к свету. Еще не поздно обратить тебя на путь, ведущий к возрождению погрязшей в грехах души. Моей рукой управляет Господь. Я лишь выполняю волю Всевышнего. Тебя не ждет геенна огненная, ты будешь спасена и прощена. Я помогу тебе страданием искупить твою вину перед Господом. А сейчас, Молли, повернись и покорись воле Его.
Молли стояла, не в силах поверить в происходящее. Длинный тонкий хлыст угрожающе маячил перед ней, танцуя, словно кобра перед несущим смерть прыжком.
Все это наяву! Не может это быть реальностью! Кошмар! Ужасный сон! Пора проснуться!
Молли медленно покачала головой, отказываясь повиноваться. В глазах Джейсона сверкала холодная решимость. Заметив, что хлыст для удара заносится им с необычайной твердостью движений побелевшей от напряжения руки, Молли очнулась от оцепенения.
Она попыталась проскочить мимо него, но дядя, больно впившись пальцами, схватил ее за локоть. Он отбросил хлыст и ударил ее по лицу, швырнув на пол конюшни, крытый соломой. Она ощутила вкус крови и почувствовала мускусный запах лошадей.
Обезумев, Молли поднялась и снова попыталась проскочить мимо дяди, но второй удар вновь опрокинул ее на землю, и она ударилась головой об одну из деревянных перекладин.
Пришло головокружение, в висках застучало… и тут она услышала щелчок хлыста.
— Смирись с наказанием, Молли. Оно послужит тебе уроком. Ты не станешь распутницей, и Бог простит тебя.
Хлыст разрезал воздух. Молли перекатилась на живот, обхватив голову руками, чтобы защитить лицо от рассекающих ударов. Хлыст жег ей спину, разрезал платье, ложился на ягодицы, прорывал бриджи. Она стиснула зубы, чтобы не закричать от боли.
Орудуя хлыстом, Джейсон старался разодрать девушке одежду в клочья, чтобы увидеть ее тело обнаженным. Ткань рвалась, и сквозь дыры светилась нежная плоть, которую он пытался покрыть сетью кровавых следов, оставляемых ударами хлыста.
Но как ни старался безумец, одежда, прикрывая Молли, не позволяла ему видеть наготу племянницы. Однако, Джейсон видел… Его захлестнули образы, которые мог воссоздать лишь воспаленный порочный мозг, не имевшей возможности воплотить наяву свои грязные сумасшедшие желания.
…Он заставлял ее повиноваться своей воли, превращая дерзость в послушание. Она выполняла все его приказания, страх и боль стояли в глазах. «Прикоснись… поцелуй… прижмись… погладь… поводи пальцем… языком… сожми… сними… расстегни… разведи в стороны… перевернись… выгнись… кричи, кричи от наслаждения ли, боли — кричи…»
И Молли кричала — в воображении Джейсона. В жизни — она молчала. Дважды она пыталась ухватиться за хлыст, надеясь выдернуть его из рук Джейсона, но получала лишь более жгучие удары за свои попытки противиться избиению.
Молли боялась подняться на ноги, боялась, что головокружение овладеет ею, сделав совершенно беззащитной.
Снова и снова тонкая полоска кожи свистела в воздухе и с безошибочной точностью опускалась на ее тело. Потертая ткань ситцевой рубашки не могла защитить, хлыст разрезал ткань, разрезал кожу.
— Покайся и Господь простит тебя! Покайся и будет спасена твоя заблудшая душа.
Хлыст свистел и хлестал. Молли терпела адскую боль, не представляя, как избавиться от наваждения невыносимого кошмара. Джейсон прокручивал в голове все мыслимые и немыслимые позы, в которые лишь в фантазиях мог заставить встать Молли.
«…смотри на меня… смотри вот сюда… ты видишь?., тебе не страшно?., сейчас моя плоть, как карающий меч, войдет в тебя и пронзит наслаждением и болью… ну… смотри же… дрожишь?., ты боишься?., вхождение будет огненным, страстным, сильным, мгновенным… но затем я повторю его снова и буду повторять до тех пор, пока не истреблю в тебе красоту, память, волю и страсть… я разъединю на мельчайшие кусочки совершенство и гармонию твоего вожделенного мною тела… я иссушу… я выжгу… раскровавлю, раздеру, как зверь, эти пышные груди… выпуклые соски… нежный живот… раздвинутые бедра… округлые колени… копну рыжих волос… ты будешь — ничто, я буду — все… твое сознание рассеется, и в распавшихся осколках стану властвовать я — плотью, наслаждением, болью, кровью… кричи же — от страха, боли и МОЕГО наслаждения — кричи…»
Молли вдруг осознала, что крики, вырывающиеся у нее из горла, эхом разносятся по конюшне, но они, казалось, не сдерживали, а, наоборот, только подстегивали безумца.
Она должна подняться, чтобы оказать сопротивление. Она должна… Но Молли не могла шелохнуться. Голова кружилась от боли и страха.
— Моей рукой движет Господь, Молли. Я должен спасти твою душу.
Но Джейсон спасал не ее душу — свою, спасал от вожделения, от порочной страсти, внушаемой молодым телом красивой и страстной девушки. Он хотел выбить, вырвать с корнем, выжечь — СВОЕ влечение, а, избивая, наказывал Молли, хотя она ни в чем перед ним не провинилась, разве только тем, что была для него крайне привлекательна.
Невозможность сблизиться с желанной девушкой приводила Джейсона в ярость. Никогда его мечты не станут реальностью, навсегда оставшись плодом воображения. Никогда этот чувственный свежий рот не прильнет к его плоти. Никогда не сжать ему в ладонях эти пышные груди, никогда не пронзить жезлом страсти вожделенное лоно.
Один за другим удары врезались в тело Молли. Ее затопила волна боли. Щелканье хлыста звенело в ушах, за ним следовали ее собственные стоны. Снова и снова дядя заносил для удара руку, размахиваясь, что боль обжигала ей тело, превращая кожу в кровавое месиво.
Хлыст ложился на спину, на ягодицы, обвивал бока. Неужели же он никогда не остановится? Стиснув зубы, она ждала, когда прекратится эта пытка, и вдруг осознала, что все уже закончилось.
Повернув голову в сторону дяди, она никого не увидела, и тогда сознание покинуло ее.
Когда Молли очнулась, боль захлестнула ее настолько, что ей захотелось вновь потерять сознание, но свет настойчиво проникал сквозь едва приоткрытые веки в глаза.
Дрожа с головы до ног и опасаясь, что дядя вернется, Молли, спотыкаясь, пошла по конюшне. Ноги едва держали ее.
Если ей удастся добраться до Эль Труэно, то она сможет убежать. Убежать! Слово показалось ей спасительным, как свет маяка морякам тонущего в шторм корабля.
Молли тяжело сглотнула, заложила два пальца между пересохших губ, но не смогла выдавить ни звука. «ЭЛЬ ТРУЭНО. ПОЖАЛУЙСТА, ЭЛЬ ТРУЭНО, ГДЕ ЖЕ ТЫ? ТЫ НУЖЕН МНЕ, МАЛЬЧИК. ПОЖАЛУЙСТА, ИДИ КО МНЕ.»
Она ухватилась за ограду и почувствовала новый приступ головокружения. Преодолев тошноту, Молли открыла ворота и попыталась свистнуть еще раз, но опять не смогла выдавить ни звука.
И тут она увидела рядом с собой Эль Труэно. Конь фыркал и тяжело дышал, словно ему передался ее дикий страх.
Молли была слишком слаба, чтобы оседлать Эль Труэно и слишком напугана. Собрав всю оставшуюся силу воли, Молли влезла на тяжелые ворота и взобралась на спину вороного мерина, обхватив руками его за шею и сцепив пальцы.
Эль Труэно вышел из загона, ступая осторожно, словно понимал: что-то не так. Молли руками и коленями подсказывала ему путь.
Она направила лошадь через луг к перевалу. Молли знала, куда она едет — только одного человека на свете могла она попросить о помощи. Сэм. Сэм будет знать, что делать. Сэм поможет ей. Сэм. Сэм. Сэм.
Она повторяла всего лишь одно слово, как будто читала молитву, она произносила его имя, словно заклинание.
Молли верила, Сэм не останется безразличен к ее беде. Она не задумывалась о своих чувствах: у нее просто не было для этого сил.
Молли слышала голос, произносящий имя Сэма, и голос вытеснял все остальные мысли из ее сознания. Она крепче стиснула ноги, обхватывая гладкие бока Эль Труэно, когда он преодолевал подъем.
Молли решила сократить путь, хотя короткая дорога грозила стать для нее настоящей пыткой, зато она займет меньше времени.
Молли чувствовала, как запекается на спине кровь. Она ощущала тупую пульсирующую боль, ее губы распухли.
Как могло подобное случиться? Как могла тетя Вера выйти замуж за этого… человека?.. Нет, чудовище! Но, возможно, Вера не имела ни малейшего представления об истинном лице Джейсона Фоли.
Молли подумала о Сэме. Он был заботлив, даже когда злился. Сэм бы ни за что и ни при каких обстоятельствах не причинил ей боли.
Сэм. Сэм. Сэм. Он ей поможет. Она крепче сцепила пальцы, опасаясь от головокружения свалиться с лошади.
Молли закрыла глаза, и приступ тошноты охватил ее образ. Образ огромного золотого льва, рычащего и клацающего зубами, возник в ее воспаленном мозгу, но она не испугалась. Лев превратился в Сэма, он обнимал и ласкал ее, успокаивая.
Эль Труэно оступился и упал на колени, чуть не потеряв равновесие и не завалившись на бок. Молли знала, что не сможет взобраться на него снова.
Неожиданно тропа показалась ей незнакомой. Неужели она заблудилась? Неужели она, когда закрывала глаза, пропустила знакомый межевой знак и поворот? Долго она так не протянет. Джейсон ударил ее по лицу сильнее, чем она думала, боль в голове беспокоила больше, чем спина.
Беспамятство манило Молли, обещая облегчение — исчезли бы боль и страх неизвестности. Ей следовало бы предпочесть обычную дорогу, подумала она. Тогда кто-нибудь нашел бы ее.
Хоакин станет искать, как только обнаружит ее отсутствие в доме. Однако, по этой тропе никто не ездит. Мало кто вообще знает о ней. Крутые каньоны и скалистые утесы будут скрывать ее тело множество дней, возможно даже недель, пока кто-либо наткнется на ее труп по случайности.
Молли проглотила вставший в горле комок и заставила Эль Труэно идти быстрее. Как-нибудь уж она выберется и тогда непременно поквитается с Джейсоном Фоли.
Ослепительной вспышкой мысль о том, что, умри она, Фоли станет хозяином ранчо, пронеслась в ее голове, и Молли, стиснув зубы, теснее прильнула к телу животного.
Фоли никогда не одержит над ней верх. Никто никогда не одержит над ней верх. Уронив голову на гриву Эль Труэно, Молли направляла его по узкой каменистой тропе и молила Бога — но не того, которому служил Фоли — чтобы ей удалось добраться до «Кедровой Бухты».
…Сэм… Сэм…
— Ну, парень, хорошо, что ты снова дома, — Сэм похлопал младшего брата по спине, когда тот вошел в просторную гостиную дома ранчо «Кедровая Бухта».
— Как это здорово, Сэм, вернуться домой! Хочешь верь, хочешь нет, я скучал по дому.
Эммит подошел к Питеру и заключил молодого человека в свои медвежьи объятия.
— Ты выглядишь настоящим франтом!
Питер улыбнулся. Последние несколько лет, которые он провел в Юридической Школе, стали для него неподдельным удовольствием, но всегда так приятно вернуться домой!
— Я и не знал, что ты сегодня приедешь, — сказал Сэм.
— Одна встреча, назначенная мне в Вирджиния-Сити была отложена, и я поспешил приехать в «Кедровую Бухту», решив убедиться, что вы должным образом заботитесь о моих интересах. В конце концов, я ведь новый финансовый советник семьи, не так ли?
— Конечно же, — уверил его Эммит, — я не сомневаюсь, ты прекрасно справишься со своими новыми обязанностями.
Питер улыбнулся. Он знал, что и в дальнейшем ответственные решения будет принимать Сэм, как это делал все последние десять лет. И Питер не собирался ничего менять в сложившемся положении вещей, потому как Сэм великолепно знал до тонкостей, как следует управлять ранчо и лесозаготовкой, чтобы дела шли наилучшим образом.
Его старший брат превратил «Кедровую Бухту» в настоящую империю! Питер же, став адвокатом, должен был позаботиться о защите семейных интересов и о том, чтобы не было никаких лазеек и уверток во множестве контрактов и других документов, которые Сэм подписывал каждый год.
Профессиональная подготовка Питера была необходима его семье, он сам в этом не сомневался и догадывался, что Сэм гордится своим младшим братом.
Послать Питера в Гарвард было идеей Сэма, но эта идея полностью совпадала с интересами самого Питера. Ему нравилось жить в городе, в отличие от Сэма и Эммита, любивших сельскую жизнь. Сэм был, однако, намного лучше образован, чем Эммит.
Питер думал открыть адвокатскую практику в Сакраменто — поближе к братьям и ранчо, но все же в городе, соответствовавшем его вкусам.
Сакраменто — столица Калифорнии. Сэм надеялся, что Питер займется политикой, эта мысль ему здорово нравилась.
— Ты проследишь, чтобы эти мошенники с Востока не надували нас, деревенских бедняжек Запада, — часто говаривал Сэм, что он не преминул произнести в очередной раз и сейчас.
Эммит подмигнул Питеру, а Питер в свою очередь Сэму.
Глава семейства Бренниганов сидел, откинувшись на спинку широкой кушетки, обитой кожей.
— Я бы не отказался, если б вы помогли мне внести багаж, — сказал Питер, направляясь к двери.
Сэм и Эммит охотно к нему присоединились.
Питер задумчиво наблюдал за старшим братом, когда тот, нырнув в глубь двуколки, без особых усилий вытащил два огромнейших чемодана.
Сэм заменил ему отца. Питеру было девять лет, когда Шеймус скончался в тюрьме. Два года спустя старший брат вернулся с войны, найдя ранчо в ужасном запустении, а отца в могиле. Он немедленно взял бразды правления в свои руки, спас ранчо от разорения и завоевал любовь и уважение младших братьев.
— Ли Чин готовит что-то грандиозное, — сказал Сэм, втаскивая в дверь багаж. — Говорит, что нужно тебя немного откормить.
— Ты сам что-то не выглядишь откормленным, — Питер шутливо ткнул Сэма в ребра. — Я думал, к этому времени вдова уже оженила тебя, и ты стал толстым и счастливым.
Улыбка Сэма погасла, как не бывала.
— Ничего похожего, парень! Ты же знаешь, я убежденный холостяк. Оставляю Эммиту все радости супружеской жизни.
Эммит усмехнулся, опуская чемоданы на пол.
— Ты бы так не говорил, Сэм, если бы у тебя была такая жена, как Пейшенс. Подобная женщина согревает мужчину даже зимой и все время улыбается — в любой сезон года!
Сэм от души рассмеялся.
— К несчастью, Эммит, кажется, не осталось на земле больше таких женщин, как твоя Пейшенс.
— Ты совершенно прав, Сэм, — согласился Питер, он тоже был убежденным холостяком.
— Вы с ребятишками придете к обеду? — спросил Эммита Сэм. — Если нет, нам с Питером одним придется целую неделю пытаться расправиться с ростбифом. Ли Чин наготовил такое количество, будто вместе с собой в «Кедровую Бухту» Питер прихватил весь Гарвард.
— Конечно, придем, — отозвался Эммит. — Ты же знаешь, как Эммит-младший любит ростбиф Ли Чина.
— Кстати, об Эммите-младшем, — сказал Питер, снова направляясь к двери. — У меня в сумке для него кое-что припасено, но эта сумка еще в двуколке.
— Идем, — сказал Эммит. — Я помогу тебе принести ее.
Братья обошли внушительную гору багажа, сваленного посередине комнаты, и вышли во двор.
Грудь Сэма распирало от гордости: какое счастье, что у него такая дружная семья! Какое счастье, что так много любви в его жизни!
Он подумал внезапно о Молли Джеймс. Все последние годы она лишена была и семьи, и любви. Сэм знал правду о Меле Джеймсе, но Молли не хотела знать правды о своем отце.
У Мела не было времени на девочку, и он отослал ее из дома, чтобы не обременять себя лишними заботами. Без его любви и поддержки она ожесточилась. У нее был суровый характер.
Но поцелуй сказал Сэму то, что он подозревал с самого начала: всю свою нерастраченную любовь девушка хранила в себе, словно в закупоренной бутылке.
Сэм понимал, просто нужно, чтобы кто-то открыл пробку. Но для этого необходим был особенный человек — кто не пожалел бы усилий, времени и терпения…
Вопрос заключался в том, хотел ли Сэм оказаться этим человеком? Раньше у него никогда не возникало желание брать на себя подобную ответственность. Но ведь раньше он не встречал Молли Джеймс.
— Сэм! Иди сюда скорее! — хриплый голос Эммита вывел его из задумчивости. — Поторопись! Беда!
ГЛАВА 8
Взбежав на крыльцо, Сэм посмотрел на обеспокоенное лицо брата и проследил за его взглядом: фыркающий вороной мерин пританцовывал поодаль от дома.
— Не подпускает меня к себе, — сказал Эммит, мягко заговаривая с лошадью: — Тпру, мальчик, успокойся. Мы не причиним тебе зла.
— Дай-ка я попробую, Эммит.
Сэм почувствовал, как сжимается его сердце, его взгляд упал на маленькую рыжеволосую девушку, изо всех сил вцепившуюся в гриву коня.
— Лошадь знает меня. Может, Эль Труэно позволит мне приблизиться.
Сэм стал осторожно подходить к коню, опасаясь, как бы животное не убежало и не скинуло по случайности свою ношу.
— Спокойно, Эль Труэно. Позволь-ка мне снять с тебя всадницу. Я позабочусь о ней, обещаю, ну же…
Он погладил шею коня и почувствовал, как задрожал Эль Труэно. Конь выкатил глаза, но остался стоять на месте.
— Все хорошо, мальчик, — успокаивал лошадь Сэм. — Молли! Молли! Слышишь меня? Это Сэм.
Он подошел совсем близко к Эль Труэно и принялся снимать девушку со спины коня, как вдруг понял, что ее пальцы мертвой хваткой сжимают гриву лошади.
Густые слипшиеся от крови волосы, свисая, доходили до колен коня.
— Боже милостивый! — ахнул Сэм. — Какой зверь мог сделать это?
Он увидел окровавленную спину Молли, синяки на лице, разбитую и вспухшую губу. Проглотив проклятья, он разжал ее пальцы и взял девушку на руки.
— Сэм? — еле слышно прошептала она.
— Я здесь, Молли.
Ее лицо спряталось на его груди. Он почувствовал, как свежая кровь из ран на ее спине затекает в рукава его рубашки.
Сэм понес Молли к дому, испытывая беспомощную ярость, столь сильного приступа которой у него не было с того самого дня, когда ему стало известно о смерти отца.
Эммит и Питер шли позади, молчаливые, бледные.
— Эммит, пошли кого-нибудь за доктором Уэстоном, — распорядился Сэм.
— Не надо доктора! — неожиданно резко крикнула Молли, вскидывая голову.
— Молли, не глупи!
— Не надо доктора, Сэм, — она облизала пересохшие губы. — Или… или я снова вернусь на лошадь, клянусь!
Сэм глубоко вздохнул и заговорил с Эммитом, уставившимся на Молли в крайнем изумлении.
— Наверняка, мы сможем и сами сделать то, что сделал бы доктор. Хорошо, пусть будет так, как она хочет.
Он обошел багаж Питера и, поднявшись по лестнице, сапогом открыл дверь спальни. Питер бросился вперед, чтобы отвернуть полог.
Сэм положил Молли на кровать лицом вниз и начал осторожно снимать с нее сапоги.
— Скажи Ли Чину, чтобы принес спирт, свиное сало, таз с водой и несколько полотенец. Да! Еще и ножницы, а также марлю!
— Кто она? — спросил Питер, когда Эммит вышел из комнаты.
— Мисс Джеймс, — кратко ответил Сэм, снимая с Молли второй сапог.
Ли Чин прибежал с водой и полотенцами, его черные раскосые глаза стали почти круглыми, когда он увидел на кровати Сэма окровавленную девушку.
— Вот полотенца и вода.
Сэм кивнул, и маленький китаец выскользнул за дверь, покинув комнату.
— Что, черт возьми, по-твоему случилось? — спросил Эммит, подходя к постели.
— Не знаю, но намерен выяснить.
— Пейшенс сейчас у миссис Колби, Сэм, — сказал Эммит. — Похоже, тут без помощи женщины не обойтись… или, быть может, ты прикажешь Ли Чину обработать раны девушки?
— Я сам обо всем позабочусь, — бесстрастно сказал Сэм.
— Но… — возразил Эммит и осекся, встретив взгляд, полный решимости.
Даже если бы у Сэма и не возникло подозрение, что избиение девушки как-то связано с их поцелуем, то и тогда он не позволил бы никому другому позаботиться о ней. Мысль о своей причастности к ее несчастью не давала ему покоя.
— Мы подождем внизу, — сказал Питер.
Бледность лица молодого человека свидетельствовала, что Молли выглядит даже хуже, чем показалось его старшему брату, который в лице не переменился.
Сэм кивнул, и Эммит с Питером вышли. Когда за ними закрылась дверь, Сэм склонился над девушкой, тихо лежавшей на кровати. Молли открыла глаза. Она смотрела прямо перед собой — в пустоту. Как хотелось Сэму знать, о чем она думает!
— Все будет хорошо, детка. Сейчас я промою раны и смажу их.
— Можно мне немного воды? — спросила она, с трудом сглатывая слюну.
— Конечно.
Он приподнял ей голову, поднес чашку к ее губам и слегка наклонил. Прохладная вода освежила Молли.
— Спасибо, — прошептала она, закрыла глаза и погрузилась в блаженное забытье.
Сэм воздал хвалу Господу за то, что он ниспослал ей сон и тем самым облегчил ее страдания. Он ловко отрезал куски окровавленной ткани, некогда бывшей одеждой. Сэм старался сохранять спокойствие и присутствие духа, но руки у него дрожали.
Перевернув Молли на спину, чтобы снять остатки рубашки, он задержал взгляд на ее полной, красивой формы груди. Ароматные розовые соски, словно нежные бутоны, увенчивали вершину каждого холма, и, несмотря на то, что Сэм изо всех сил противился, образ увиденного не покидал его даже после того, как девушка снова легла на живот.
Он осторожно стянул грубые бриджи с ее ягодиц и постарался не замечать их округлости. Решив как можно меньше задевать девичью скромность, он оставил неснятыми кружевные трусики, но заметил, что и под ними хлыст разрезал нежную плоть.
Сэму с трудом удавалось сдерживать ярость, но пока что другого выхода у него не было. Однако, когда он узнает, кто посмел так жестоко обойтись с девушкой, изобьет этого человека до полусмерти!
Сэм смыл кровь со спины Молли, осторожно прополоскал слипшиеся концы рыжих локонов и отодвинул в сторону густую массу волос, чтобы обработать раны и под ними.
Вода в тазу стала красной. Предвидя необходимость менять воду, Ли Чин несколько раз появлялся с тазиком чистой воды и полотенцем, затем принес свиное сало, спирт и бутылку виски.
Снова оставив Сэма наедине с девушкой, Ли Чин в очередной раз закрыл за собой дверь.
Молли подскочила при первом же мучительно обжигающем прикосновении ткани, смоченной в спирте, к израненной спине, и во второй раз Сэм увидел ее пышную грудь
— Извини, детка, — сказал он, мягко укладывая снова девушку на постель.
На мгновение Молли пришла в замешательство. Где она? И почему ее спина горит, как в аду? Но она узнала бородатое лицо Сэма и слегка расслабилась, почувствовав себя в безопасности, хотя сама не понимала — почему.
Вместе с воспоминанием о том, что произошло, к ней вернулось немного сил. Опустив глаза, Молли увидела свою обнаженную грудь и, крепко прижав к себе подушку, покраснела с головы до пят.
Сэм до пояса натянул на нее простыню.
— Выпейте, это поможет вам уснуть, — сказал он ей, протягивая виски. — Я знаю, сейчас вас, как адское пламя, жжет боль, но, боюсь, у нас нет выбора. Мы должны промыть и обработать ваши раны, чтобы не осталось сомнений насчет того, попала ли в них инфекция. Так сделайте же несколько глотков. Я помогу вам приподняться.
Молли подчинилась, проглотив немного виски из чашки, которую Сэм держал перед ней, и поморщилась, когда от огненной жидкости загорелось у нее все внутри. Однако, хотя спину по-прежнему жгло, головокружение отступило. От одного того, что она в безопасности, Молли уже чувствовала себя лучше.
— Не подпускает меня к себе, — сказал Эммит, мягко заговаривая с лошадью: — Тпру, мальчик, успокойся. Мы не причиним тебе зла.
— Дай-ка я попробую, Эммит.
Сэм почувствовал, как сжимается его сердце, его взгляд упал на маленькую рыжеволосую девушку, изо всех сил вцепившуюся в гриву коня.
— Лошадь знает меня. Может, Эль Труэно позволит мне приблизиться.
Сэм стал осторожно подходить к коню, опасаясь, как бы животное не убежало и не скинуло по случайности свою ношу.
— Спокойно, Эль Труэно. Позволь-ка мне снять с тебя всадницу. Я позабочусь о ней, обещаю, ну же…
Он погладил шею коня и почувствовал, как задрожал Эль Труэно. Конь выкатил глаза, но остался стоять на месте.
— Все хорошо, мальчик, — успокаивал лошадь Сэм. — Молли! Молли! Слышишь меня? Это Сэм.
Он подошел совсем близко к Эль Труэно и принялся снимать девушку со спины коня, как вдруг понял, что ее пальцы мертвой хваткой сжимают гриву лошади.
Густые слипшиеся от крови волосы, свисая, доходили до колен коня.
— Боже милостивый! — ахнул Сэм. — Какой зверь мог сделать это?
Он увидел окровавленную спину Молли, синяки на лице, разбитую и вспухшую губу. Проглотив проклятья, он разжал ее пальцы и взял девушку на руки.
— Сэм? — еле слышно прошептала она.
— Я здесь, Молли.
Ее лицо спряталось на его груди. Он почувствовал, как свежая кровь из ран на ее спине затекает в рукава его рубашки.
Сэм понес Молли к дому, испытывая беспомощную ярость, столь сильного приступа которой у него не было с того самого дня, когда ему стало известно о смерти отца.
Эммит и Питер шли позади, молчаливые, бледные.
— Эммит, пошли кого-нибудь за доктором Уэстоном, — распорядился Сэм.
— Не надо доктора! — неожиданно резко крикнула Молли, вскидывая голову.
— Молли, не глупи!
— Не надо доктора, Сэм, — она облизала пересохшие губы. — Или… или я снова вернусь на лошадь, клянусь!
Сэм глубоко вздохнул и заговорил с Эммитом, уставившимся на Молли в крайнем изумлении.
— Наверняка, мы сможем и сами сделать то, что сделал бы доктор. Хорошо, пусть будет так, как она хочет.
Он обошел багаж Питера и, поднявшись по лестнице, сапогом открыл дверь спальни. Питер бросился вперед, чтобы отвернуть полог.
Сэм положил Молли на кровать лицом вниз и начал осторожно снимать с нее сапоги.
— Скажи Ли Чину, чтобы принес спирт, свиное сало, таз с водой и несколько полотенец. Да! Еще и ножницы, а также марлю!
— Кто она? — спросил Питер, когда Эммит вышел из комнаты.
— Мисс Джеймс, — кратко ответил Сэм, снимая с Молли второй сапог.
Ли Чин прибежал с водой и полотенцами, его черные раскосые глаза стали почти круглыми, когда он увидел на кровати Сэма окровавленную девушку.
— Вот полотенца и вода.
Сэм кивнул, и маленький китаец выскользнул за дверь, покинув комнату.
— Что, черт возьми, по-твоему случилось? — спросил Эммит, подходя к постели.
— Не знаю, но намерен выяснить.
— Пейшенс сейчас у миссис Колби, Сэм, — сказал Эммит. — Похоже, тут без помощи женщины не обойтись… или, быть может, ты прикажешь Ли Чину обработать раны девушки?
— Я сам обо всем позабочусь, — бесстрастно сказал Сэм.
— Но… — возразил Эммит и осекся, встретив взгляд, полный решимости.
Даже если бы у Сэма и не возникло подозрение, что избиение девушки как-то связано с их поцелуем, то и тогда он не позволил бы никому другому позаботиться о ней. Мысль о своей причастности к ее несчастью не давала ему покоя.
— Мы подождем внизу, — сказал Питер.
Бледность лица молодого человека свидетельствовала, что Молли выглядит даже хуже, чем показалось его старшему брату, который в лице не переменился.
Сэм кивнул, и Эммит с Питером вышли. Когда за ними закрылась дверь, Сэм склонился над девушкой, тихо лежавшей на кровати. Молли открыла глаза. Она смотрела прямо перед собой — в пустоту. Как хотелось Сэму знать, о чем она думает!
— Все будет хорошо, детка. Сейчас я промою раны и смажу их.
— Можно мне немного воды? — спросила она, с трудом сглатывая слюну.
— Конечно.
Он приподнял ей голову, поднес чашку к ее губам и слегка наклонил. Прохладная вода освежила Молли.
— Спасибо, — прошептала она, закрыла глаза и погрузилась в блаженное забытье.
Сэм воздал хвалу Господу за то, что он ниспослал ей сон и тем самым облегчил ее страдания. Он ловко отрезал куски окровавленной ткани, некогда бывшей одеждой. Сэм старался сохранять спокойствие и присутствие духа, но руки у него дрожали.
Перевернув Молли на спину, чтобы снять остатки рубашки, он задержал взгляд на ее полной, красивой формы груди. Ароматные розовые соски, словно нежные бутоны, увенчивали вершину каждого холма, и, несмотря на то, что Сэм изо всех сил противился, образ увиденного не покидал его даже после того, как девушка снова легла на живот.
Он осторожно стянул грубые бриджи с ее ягодиц и постарался не замечать их округлости. Решив как можно меньше задевать девичью скромность, он оставил неснятыми кружевные трусики, но заметил, что и под ними хлыст разрезал нежную плоть.
Сэму с трудом удавалось сдерживать ярость, но пока что другого выхода у него не было. Однако, когда он узнает, кто посмел так жестоко обойтись с девушкой, изобьет этого человека до полусмерти!
Сэм смыл кровь со спины Молли, осторожно прополоскал слипшиеся концы рыжих локонов и отодвинул в сторону густую массу волос, чтобы обработать раны и под ними.
Вода в тазу стала красной. Предвидя необходимость менять воду, Ли Чин несколько раз появлялся с тазиком чистой воды и полотенцем, затем принес свиное сало, спирт и бутылку виски.
Снова оставив Сэма наедине с девушкой, Ли Чин в очередной раз закрыл за собой дверь.
Молли подскочила при первом же мучительно обжигающем прикосновении ткани, смоченной в спирте, к израненной спине, и во второй раз Сэм увидел ее пышную грудь
— Извини, детка, — сказал он, мягко укладывая снова девушку на постель.
На мгновение Молли пришла в замешательство. Где она? И почему ее спина горит, как в аду? Но она узнала бородатое лицо Сэма и слегка расслабилась, почувствовав себя в безопасности, хотя сама не понимала — почему.
Вместе с воспоминанием о том, что произошло, к ней вернулось немного сил. Опустив глаза, Молли увидела свою обнаженную грудь и, крепко прижав к себе подушку, покраснела с головы до пят.
Сэм до пояса натянул на нее простыню.
— Выпейте, это поможет вам уснуть, — сказал он ей, протягивая виски. — Я знаю, сейчас вас, как адское пламя, жжет боль, но, боюсь, у нас нет выбора. Мы должны промыть и обработать ваши раны, чтобы не осталось сомнений насчет того, попала ли в них инфекция. Так сделайте же несколько глотков. Я помогу вам приподняться.
Молли подчинилась, проглотив немного виски из чашки, которую Сэм держал перед ней, и поморщилась, когда от огненной жидкости загорелось у нее все внутри. Однако, хотя спину по-прежнему жгло, головокружение отступило. От одного того, что она в безопасности, Молли уже чувствовала себя лучше.