Почти тотчас же в соседнем окне тоже зажегся свет, и Брендон узнал рослую фигуру Эгана. Он задержал дыхание, боясь, как бы тот не направился в спальню супруги. Но оба окна погасли почти одновременно, у Присциллы даже чуть раньше. Может, Эган и вправду не спит с ней, или в эту ночь он слишком устал для визита.
   Брендон спросил себя, что бы сделал, если бы визит состоялся, – и не нашел ответа.
   Весь следующий день он провел так же, как и ночь, то есть, следуя за Эганом по пятам как тень. Брендон убеждал себя, что нужно только не спускать глаз с объекта наблюдения, и тогда рано или поздно удача улыбнется ему. Что-то должно случиться, должна потянуться ниточка, пусть даже чуть заметная, к тем людям, которые давно уже бесчинствовали на Миссисипи, держа в страхе всех, кто отваживался на речные путешествия – как по делам, так и для развлечения.
   Неожиданно для Брендона ему оказал большую помощь Крис Бенлерман. Оказывается, тот пристально следил за событиями на великой водной магистрали и теперь мог воссоздать полную картину грабежей в окрестностях Натчеза, расцветших пышным цветом за последние несколько лет. Крис обратился также к старшему констеблю, и тот любезно согласился предоставить ему информацию о ходе расследования. Интерес Криса не показался констеблю странным: этот деловой и светский человек искренне заботился о процветании своего города.
   Таким образом, задача Брендона заметно упростилась. Однако удача не заслонила от него образа Присциллы. Он мечтал о встрече, хотел все ей объяснить и заставить понять. Но как это устроить? Каждый раз, когда Эган покидал особняк один, Брендону приходилось следовать за ним, вместо того чтобы воспользоваться представившейся возможностью. Слежка была необходима, ибо давала шанс восстановить свое доброе имя. Пока тень виселицы падает на него, о счастье нечего и мечтать.
   – Пропади все пропадом, Крис! – воскликнул он однажды вечером, не в силах дольше скрывать разочарование. – Мне нужно ее повидать, а я понятия не имею, как это устроить!
   Друг успокаивающе похлопал его по плечу единственной рукой – другую он потерял, когда фургон на плантации в нескольких милях от города, опрокинувшись, размозжил ее.
   – Ничего нет проще, друг Брен. Вот послушай. Незаметно войти в дом ты сможешь только после наступления темноты, поэтому дождись, когда Эган отправится куда-нибудь вечером один. Проследи, где он окажется, а потом приезжай за мной. Я стану твоими глазами и ушами, пока ты будешь объясняться с Присциллой.
   Крис Бенлерман, привлекательный молодой человек лет тридцати пяти, и его жена Сью Элис всегда охотно принимали Брендона у себя. Трое их белокурых детишек души в нем не чаяли и считали дядей. Он и сам чувствовал себя почти членом этой дружной семьи.
   – Не хочу подвергать тебя опасности, – возразил Брендон. – Эган – ублюдок, незнакомый с чувством жалости. Если он заметит, что ты следишь за ним, тебе грозит опасность.
   – А как он это заметит? Я всю жизнь прожил в Натчезе и знаю город как свои пять пальцев. Где бы я ни оказался, никто не усмотрит в этом ничего странного.
   – И все же это слишком опасно, – упорствовал Брендон.
   – Потому что у меня одна рука? Однорукий мужчина не превращается в слабую женщину. К тому же детство у меня было бурное. Мой папаша не всегда купался в роскоши, и мне пришлось хлебнуть разного. – Он усмехнулся, вспоминая о чем-то. – Уж не знаю, какого ты обо мне мнения, но поверь, я не из тех, кого называют слабаками.
   Они сидели в кабинете Криса, который он предпочитал другим комнатам своего уютного дома. Степы здесь терялись за тесно заставленными книжными полками.
   – Не знаю, Крис, не знаю… кроме того, это ведь не имеет к тебе никакого отношения…
   – Что за глупости! Ко мне не имеют отношения проблемы того, чей брат не раз выручал меня? Теперь моя очередь помочь.
   Брендон внимательно вгляделся в честное и умное лицо друга. Он ни на минуту не сомневался в способности Криса постоять за себя, несмотря на увечье.
   – Договорились… Если место, куда направится Эган, покажется мне не слишком подозрительным, я позову тебя на помощь, обещаю.
   Этот разговор состоялся два дня назад, а с того вечера, когда Брендон и Присцилла украдкой провели несколько минут наедине, прошло уже четыре. Четыре дня тревоги за нее и желания… нет, даже не желания, а муки от того, что он не может видеть ее. Подобного он не испытывал ни к одной из женщин.
   Наконец настал день, когда Эган отбыл на деловую встречу с мэром Натчеза. Встреча, назначенная в офисе Эгана, не обещала Брендону ничего интересного для его задания. Стоя на противоположной стороне тротуара и глядя на закатное небо, он решил: сейчас или никогда.
   Наемная верховая лошадь была, конечно, не чета Блэки, оставленному в Галвестоне в очень приличной конюшне. Однако и она донесла Брендона до «Эвергрина» довольно быстро. Вскоре Крис уже направлялся к мэрии, а Брендон – к Северной Перл-стрит.
   Добравшись туда, он тут же занял привычное место за каретной, в густой тени. Присцилла была занята делом, несомненно, важным для супруги политика: с помощью горничной одевалась для вечернего выхода. Брендон вспомнил, какой увидел ее на балу в «Мелроузе». В роскошном бальном платье она танцевала то с одним, то с другим кавалером и улыбалась светской улыбкой, пустой и холодной. Она была совсем иной тогда, и он с болью подумал, что новая Присцилла больше под стать Эгану, чем ему.
   Улучив момент, Брендон проскользнул через вход, поднялся по черной лестнице и огляделся. Напротив спальни Присциллы находилась кладовая для хранения постельного белья, где он и укрылся, наблюдая за всем в щелку. Через некоторое время дверь открылась и горничная удалилась. Брендон мельком увидел Присциллу в темно-синем вечернем платье, отделанном серебристым кружевом, платье столь же прекрасном, как и изумрудное, и ощутил раздражение при мысли о том, что Эган не жалеет для нее денег.
   Он не мог обещать ей ничего подобного, потому что не имел такого богатства. Но Брендон не был и беден, поэтому поклялся быть щедрым, если уж красивые тряпки так много значат для нее. Однако прежде всего следовало завершить начатое. «Проклятый Эган, – думал он, кусая губы, – проклятый любовный треугольник!»
   Понимая, что времени терять нельзя, он, как только горничная скрылась из виду, покинул свое убежище, бесшумно открыл дверь и вошел в спальню Присциллы.
   Та стояла перед большим, в полный рост, зеркалом и смачивала французскими духами виски и впадинку между ключицами. Изысканный аромат наполнял комнату. Увидев ее безупречно уложенные волосы, глубокое декольте, дерзко открывающее грудь, Брендон вспомнил унылые, застегнутые до самой шеи платья, которые она когда-то носила. Женщина у зеркала была ослепительно красива, но он ощутил тоску по другой, трогательно наивной и скромной.
   – Ах эти светские обязанности, как они утомительны! – ехидно заметил Брендон, услышав легкий вздох.
   Присцилла рывком обернулась, инстинктивно прикрыв чрезмерно обнаженную грудь.
   – Как ты здесь оказался? Что тебе нужно?
   – По-моему, эту фазу мы уже прошли.
   – Немедленно уходи! Зачем ты пришел? Я же сказала, что не желаю тебя больше видеть!
   Брендон молча подошел ближе. На нем были темные брюки и белая сорочка, распахнутая на груди, – все это прежде Присцилла находила волнующим. Похоже, так было и теперь, потому что она окинула его взглядом с головы до ног и облизнула губы. «Все тот же огонь в крови!» – подумал он, возбуждаясь.
   – Я пришел, чтобы наконец объяснить тебе все, Присцилла. Ты должна знать, что на самом деле случилось на индейской территории. Тот человек, сын чиновника… это не было убийством, клянусь.
   – Тебе не следовало приходить.
   – Я хотел рассказать тебе правду.
   «Я хотел, чтобы все у нас было как раньше».
   Почувствовав, что ее решимость слабеет, Присцилла попыталась собраться с силами. Брендон стоял так близко, в этой распахнутой сорочке, приоткрывающей завитки волос на его груди… Он смотрел так, словно имел право сердиться, но прощал ей все.
   – Мне безразлично, было это убийством или не было. – Она ужаснулась робости своего тона. – Все изменилось, Брендон, и назад пути нет. Я – жена Стюарта…
   – Да ну?
   – Да!
   – Только на бумаге.
   – Теперь уже нет! – в отчаянии воскликнула она, сознавая, что только это заставит его отказаться от опасного преследования.
   – Что ты хочешь этим сказать? – Брендон сжал кулаки. – Что в одну из этих четырех ночей Эган посетил тебя? Что он принудил тебя…
   – Он не принуждал меня, – уже спокойнее проговорила она, собравшись с духом. – Мы оба хотели того, что случилось.
   Тень легла на лицо, все такое же красивое и желанное для нее вопреки доводам рассудка.
   – Я тебе не верю. Зачем ты лжешь? После того, что случилось между нами в саду…
   – Именно после того, что между нами случилось, я и сделала это. Не Стюарт провел ночь в моей спальне, а я была у него до утра. Я хотела стереть раз и навсегда память о том, что было у нас с тобой, и избавиться от прошлого. – Его взгляд пронзил ее как кинжал, но Присцилла не опустила глаз. – Пока это тянулось, я не знала покоя, но теперь освободилась от тебя, Брендон.
   – Все это ложь, – повторил он, схватив ее за плечи и стиснув их до боли.
   – Это правда.
   – Но ведь ты не любишь его, – задумчиво проговорил он после короткого молчания. – Возможно, ты вообще ничего к нему не чувствуешь. Как же ты могла?
   – Откуда тебе знать мои чувства к Стюарту? К твоему сведению, он мне очень дорог. Впрочем, тебе не понять.
   На миг Брендон сжал губы в тонкую злую линию. Но потом провел кончиком пальца по шее Присциллы, и она затрепетала.
   – Да уж, мне не понять. Не понять, почему ты такая разная. Если ты способна испытывать что-то к такому, как Эган, то почему и я небезразличен тебе? Разве это не так? В саду ты едва не позволила мне все, ты хотела этого, не отрицай. Ты и сейчас меня хочешь.
   – Ты заблуждаешься. – Она облизнула губы. Взгляд Брендона на несколько мгновений задержался на ее приоткрытых губах, потом он быстро наклонился. На этот раз это был удивительно страстный поцелуй, с такой жаждой припадают к чаше с водой в жаркий день. Не только тело, но и душа Присциллы откликнулась на него. Не в силах бороться с собой, забыв все свои благие намерения, она ответила и словно раскрылась для него.
   Боже милостивый, что же он за человек, если имеет над ней власть, против которой она бессильна?
   Как и тогда, в саду, рука сдвинула плечико платья и высвободила грудь из тесно затянутой клетки. Пальцы сжали сосок, и ощущение неописуемого блаженства пронзило ее всю. Присцилла пошатнулась и застонала.
   – Но ведь Стюарт… – невнятно пролепетала она. – Стюарт может вернуться… что тогда будет?..
   – Говоришь, может вернуться? – повторил Брендон, отстраняясь. – Тогда нам нужно поспешить.
   Он повернул Присциллу лицом к туалетному столику, заставил наклониться, упираясь ладонями в край, и бесцеремонно задрал повыше подол элегантного вечернего платья.
   – Что все это значит? Что ты собираешься делать?
   – Откуда тебе знать, Присцилла? – прошептал Брендон, склоняясь к ее уху. – Я почти ничему не успел научить тебя, потому что времени было слишком мало… Откуда тебе знать всю полноту отношений между мужчиной и женщиной…
   Его ласки стали настойчивее, даже грубее, но это только сильнее волновало. В ягодицы Присциллы упиралось что-то твердое, пальцы Брендона сжимали груди, он легонько покусывал ее шею. Подол платья поднялся еще выше и оказался наконец на талии вместе с нижними юбками. Она не видела, что Брендон расстегивает брюки, но шестое чувство подсказало ей это, и Присцилла попыталась выпрямиться. Однако Брендон только сильнее навалился на нее. А потом, когда пальцы заскользили по телу, прикрытому лишь тончайшими панталонами, когда рука протиснулась между сжатыми ногами, ей уже не хотелось вырываться.
   – Не сжимай так ноги, любовь моя. Ведь ты и сама желаешь того же…
   Она не в силах была отвечать, лишь сглотнула с трудом. Пальцы Брендона нашли отверстие в панталонах, проскользнули внутрь и начали двигаться.
   – Тебе это нравится… я знаю, что нравится… тогда раздвинь ноги, – услышала она словно издалека.
   Присцилла не могла ни шевельнуться, ни вздохнуть. Она оказалась словно посреди огромного костра, и пламя лизало ее сверху и снизу. С каждым движением Брендона Присцилла ощущала все более испепеляющее желание и наконец громко застонала, уже не владея собой.
   Брендон развязал узелок на панталонах, потянул за шнурок – и не успела она и глазом моргнуть, как нижнее белье соскользнуло на пол к ее ногам.
   – А теперь раздвинь ноги!
   Словно помимо ее воли, бедра раздвинулись. Присцилла лишь тихо стонала, всем своим существом прислушиваясь к ощущениям, казалось бы, уже достигшим пика, но все еще нараставшим. Она дрожала всем телом, изнемогая от желания и наслаждения, налетавшего океанскими волнами. Руки Брендона! Руки волшебника, давшие ей познать рай! Ноги Присциллы сводили слабые судороги, испарина покрывала все тело.
   – Вот видишь, ты моя… – шептал и шептал ей на ухо знакомый голос, – и тебе не дано этого изменить…
   И неумолимо, не позволяя ей прийти в себя, он продолжал ласкать ее, заставляя издавать невнятные звуки наслаждения и мольбы. Внезапно одним движением он проник в нее.
   Присцилла почти потеряла сознание и осела бы на пол, если бы бедра ее не стиснула стальная хватка. Вместе с этим неожиданным вторжением тело словно наполнилось огненной влагой, на несколько мгновений сладостно онемело, потом расцвело неистовыми в своей силе ощущениями. Толчок за толчком, то часто и с силой, то упоительно медленно эти движения усиливали уже едва выносимую жажду.
   Присцилла не осознавала, что снова и снова повторяет имя Брендона, выгибается, склоняясь ниже к столу, стараясь отвечать на каждый толчок. Ладони ее так увлажнились, что уже скользили по столу, и она впилась в дерево ногтями. Забыв о своем дорогом наряде и тщательно уложенной прическе, она раскачивалась в такт неизъяснимо сладостным движениям Брендона. Только не до конца заснувший страх перед Стюартом не позволял ей кричать в полный голос. Наконец в какой-то момент этой сладкой пытки голова ее запрокинулась и весь мир вокруг нее взорвался и рассыпался разноцветными звездами.
   О, как это прекрасно! Как прекрасно и как невозможно, потому что такого наслаждения, конечно же, в реальной жизни не существует…
   Эта странная мысль на миг ослепительно блеснула в ее сознании – и все исчезло, кроме постепенно стихающих содроганий мужской плоти внутри ее. Наконец Присцилла услышала частое и тяжелое дыхание. Она ощутила, что бедра ее все еще стиснуты, но тут объятия разомкнулись. Упали вниз, шурша, накрахмаленные нижние юбки и подол платья.
   Когда Присцилла нашла в себе силы выпрямиться и повернуться, Брендон уже успел застегнуться и имел вполне благопристойный вид. Лицо его стало суровым, глаза непроницаемыми.
   – Ну, что скажешь? – спросил он насмешливо, хотя голос все еще был низким, страстным. – С Эганом тебе лучше, чем со мной?
   Что могла она ответить на это? Нельзя солгать, но нельзя и сказать правду о том, что Эган никогда и не попытается ласкать ее. Он никогда не подумает о том, чтобы она разделила с ним наслаждение. Ее ждет чисто формальный супружеский акт. Что до Брендона… то после случившегося она, как никогда, чувствовала, что принадлежит ему.
   – Что ж, – сказал он, не дождавшись ответа, – возможно, особой разницы между мужчинами нет. Вам виднее, миссис Эган. Прощайте… и спасибо за этот маленький подарок.
   Он направился к двери. Присциллу охватило отчаянное желание броситься за ним и взмолиться: «Возьми меня с собой!» Так уже было однажды, и последовать за ним сейчас означало снова – уже навсегда – распроститься с мечтами о спокойной и достойной жизни. Поэтому она молча проводила его взглядом. Дверь закрылась, но Присцилла смотрела на темный прямоугольник, не видя его за пеленой слез.
   Ноги сами понесли ее к кровати, на которую она не опустилась, а рухнула, съежившись и уткнувшись лицом в ладони. Гнев и отчаяние охватили ее, и Присцилла более не могла сдерживаться. Она множество раз подавляла слезы после приезда в Натчез, но сейчас отказалась от борьбы.
   Нет, она не рыдала. Просто в ней вдруг что-то будто прорвалось, и слезы хлынули неудержимым потоком. Присцилла села, уронив руки на колени и глядя перед собой, а слезы все текли и текли, и не было им конца. Почему она продолжает тосковать о том, кто не даст ей ничего, кроме проблем и тревог… возможно, даже горя? Он звал ее с собой, но куда? Бродяжничать, скрываться от закона, созерцать все новые и новые смерти «в целях самозащиты»?
   Никогда!
   Оба мужчины, с которыми ее столкнула судьба, утверждали, что говорят правду, и только она могла решить, кому верить. Стюарт называл Брендона хладнокровным убийцей, а тот считал ее мужа беспринципным лжецом. Но жизнь сама давала понять, кто из них прав. Стюарт вел жизнь джентльмена, достойную и уважаемую, а вот Брендон бежал и бежал, словно подгоняемый чувством тайной вины. И если даже каким-то чудом он лучше и порядочнее, чем думает Присцилла, у нее с ним нет будущего, ибо такие не меняются.
   Да и как обмануть еще раз доверие Стюарта? Он вызволил ее из тяжелейшей ситуации, простил измену и, несмотря ни на что, готов дать ей дом и семью.
   «Боже, Боже, какая я порочная женщина! А ведь поклялась, что никогда больше не позволю Брендону прикоснуться к себе, – и что же? Стоило ему появиться, как я отдалась ему слепо, как самка животного!»
   Не зная, найдет лив себе силы посмотреть в глаза мужу, Присцилла поднялась. Она испытывала неприятную заторможенность, безнадежную апатию, но все-таки вымыла лицо, привела в порядок прическу и одежду. Присцилла убеждала себя, что не так уж, в сущности, виновата. Ведь она делала все, чтобы отвадить Брендона, разве нет? Она даже солгала, желая заставить его уйти. И как будто добилась своего – он ушел, сказав «прощай», возможно, ушел навсегда. Однако Брендон сделал это не раньше, чем снова доказал свою власть над ней, притом самым низменным образом.
   Теперь Присцилла познала себя до конца. Этот человек – ее слабость, такого же рода, как опиум или гашиш для людей, которые не могут обойтись без этих веществ. Она видела таких здесь, в Нижнем Натчезе.
   Думать так о себе было унизительно, и она вонзила ногти в ладони, приказав себе найти выход – немедленно. «Нельзя, – лихорадочно думала она, – никак нельзя допустить, чтобы этот пропащий человек испортил мне жизнь. Если я еще раз позволю ему увезти себя, это будет окончательно и бесповоротно и никакие мольбы об отпущении грехов не помогут. Наступило время выбора».
   Необходимость принять решение благотворно подействовала на Присциллу. Постепенно все представилось ей в несколько ином свете, в более светлых красках. Она была уверена теперь, что Брендон не вернется. Он принял ее ложь, поверил в нее, потому и обошелся с ней таким непристойным образом.
   Мысль о том, что она никогда больше его не увидит, причиняла боль, но и внушала надежду. Да, она пала сегодня, она еще раз изменила Стюарту уже после того, как поклялась, что этого не случится, но теперь это в прошлом и не повторится, Брендон уже не станет домогаться ее.
   И Присцилла выше подняла голову. Глаза ее высохли. «Брендон красив, – размышляла она отстранение, – и он волнует меня до потери рассудка, но это не означает, что я стану рисковать своим будущим ради сладких минут наедине с ним. Я не позволю страстям завладеть мною».
   Считая самым главным дом и семью, Присцилла безжалостно отвергла мысль о том, что настоящий дом может быть основан только на любви.

Глава 15

   Брендон сидел на диване в гостиной особняка Бенлерманом, уставившись невидящим взглядом на циферблат старинных часов. Они тикали громко и назойливо в полной тишине спящего дома, в унисон с глухими и тревожными ударами его сердца. Время от времени он вскакивал и начинал ходить, ероша и без того взлохмаченные волосы.
   Расставшись с Присциллой, Брендон, столь же недовольный собой, как и ею, направился в мэрию, где выяснил, что встреча Стюарта с мэром уже закончилась и он удалился в неизвестном направлении. Со Стюартом исчез и Крис Бенлерман.
   Тревога за друга почти вытеснила из головы недавнюю встречу с Присциллой и горечь, оставленную ею. Покинув офис мэра, Эган не вернулся на Северную Перл-стрит, значит, он мог быть где угодно. Это не так уж плохо, поскольку он не застал Брендона в своем доме и все обошлось, по ведь Крис, этот добровольный сыщик, возможно, сейчас подвергается опасности. Он не знал, где они, и ему оставалось только ждать.
   Час показался Брендону бесконечным. Время словно остановилось. Он садился, снова вставал, бродил по комнате и несчетное число раз выглядывал в окно. Когда наконец Брендон решил вернуться в дом Эгана и ждать его возвращения там, дверь открылась и появился Крис.
   – Это ты! – Крик облегчения вырвался из груди Брендона. – Все в порядке? Слава Богу!
   – Неужто ты так осунулся только от беспокойства за меня? – с добродушной насмешкой спросил Крис, заметив мрачное выражение его лица. – Полагаю, дело все-таки не во мне. Встреча прошла не самым лучшим образом?
   – Да уж, хуже некуда. Сдается мне, я здорово опоздал, пытаясь оправдаться перед Присциллой. Эган хорошо поработал, и теперь она считает меня исчадием ада. И даже если до сегодняшнего вечера еще оставалась надежда, то на этот раз я превзошел самого себя и так обращался с девушкой, что окончательно потерял ее.
   – Сочувствую, Брен. Жаль. Я надеялся, что все у вас устроится.
   – Что насчет Эгана?
   – Недолгая встреча с мэром закончилась минут через пять после того, как я заступил в дозор. Я боялся, что Эган направится домой и наткнется на тебя, но он поехал в «Железную бабочку».
   – Куда?! Что такое, скажи на милость, «Железная бабочка»?
   – Самый дорогой публичный дом в Натчезе – можно сказать, фешенебельный, – объяснил Крис, усмехнувшись. – Прикрывается вывеской ресторана. Его посещают только состоятельные клиенты, заинтересованные в полной секретности. Даже Эган, хоть и трясется над своей репутацией, может посещать это заведение, не опасаясь последствий.
   – Он провел там много времени?
   – Столько, сколько нужно в таких случаях, не больше и не меньше. В ресторане он не рассиживался. Уходя, потрепал свою девочку по заду с таким видом, словно хорошо знал ее. Пари держу, он туда захаживает. Я проследил за ним до самого дома, но увидел, что ты успел убраться, и тоже не стал задерживаться.
   Брендон начал расхаживать взад-вперед по комнате.
   – Какая-то нелепица, – заметил он, помолчав. – Что делать Эгану в публичном доме? Ему что, Присциллы мало?
   Он снова умолк и задумался. Очевидно, она солгала, утверждая, что у нее с мужем уже установились полноценные супружеские отношения.
   – Значит, еще не все потеряно, – заметил Крис, как бы откликаясь на его мысли. – Похоже, ему отказано в супружеских правах.
   – Если Эган захочет осуществить их, он не будет спрашивать разрешения. Но речь не об этом. Она сказала, что…
   – Что? – заинтересовался Крис, когда Брендон умолк на полуслове.
   Ответа не последовало. Брендон заново прокручивал в памяти недавнюю ссору с Присциллой, стараясь не упустить ни единого слова, даже самого незначительного. Внезапно он улыбнулся.
   – Она солгала мне, Крис, когда сказала, что сама, добровольно стала фактической женой Эгана. Если бы меня не охватило такое бешенство, я сразу бы все понял. У нее на лице была написана правда. Кто-кто, а Присцилла никогда не сумела бы выиграть в покер.
   – Может, ты принимаешь желаемое за действительное? Такое часто случается, сам знаешь.
   – Послушай, Крис, как обстоят дела. Я знаю со слов Присциллы, что Эган хочет детей, и не просто детей, а сыновей, наследников и продолжателей его дела. Похоже, он и женился вторично только ради этого. После ее побега со мной он вряд ли поспешил в ее постель, ибо хочет убедиться, что она не носит моего ребенка. Такой, как Эган, не потерпит ни малейшей неопределенности.
   – А теперь ты послушай, Брен. – Крис покачал головой. – Зачем Присцилла солгала тебе? Зачем она хочет, чтобы ты считал, будто она для тебя потеряна? Возможно, лучше оставить ее в покое…
   – Это все доводы рассудка, – упрямо возразил Брендон. – Если бы ты знал Присциллу так, как знаю ее я, ты бы увидел все в другом свете. Да, она поверила Эгану и считает меня бог знает кем, мерзавцем и убийцей. У нее нет никого на всем свете, нет ни пенни денег. Более того, Присцилла, неопытная и наивная, не в силах осмыслить того, что происходит между нами каждый раз, когда мы встречаемся наедине. Ей кажется, что это унижает ее, что это стыдно и греховно. Возможно, она раскаивается в случившемся уже через пять минут после расставания. И, наконец, она свято верит, что изменяет некоему идеалу добродетели, тогда как Эган манипулирует ею как ему заблагорассудится.
   – Ну и какой вывод из твоей пылкой тирады? Что она любит тебя, но не осознает этого?
   – Думаю, да.
   – Раз так, вызволяй ее оттуда, и поскорее. Ведь время работает против тебя. Присцилла может совершить что-то непоправимое.