– Извини, – проговорила она, – я была как в полусне. Ты что-то сказал?
   – Я предложил пенни за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь.
   Его улыбка стала еще шире, он взял ее руку и поднес к своим губам:
   – Или ты предпочитаешь получить поцелуй?
   – Извини, – она улыбнулась. – Я думала… Я думала, что от этого свежего воздуха у меня, должно быть, помутилось в голове. Я пробыла на этих островах уже несколько дней, но никогда…
   – Что никогда? Оливия пожала плечами.
   – Я знаю, что это звучит смешно, но я по-настоящему и не видела их. Я… я была целиком поглощена другим…
   Он сжал ей руку.
   – С нынешнего дня ты должна быть поглощена только мной, – сказал он почти зло.
   Она ждала, что он продолжит, но он замолчал.
   Оливия прокашлялась.
   – Эдвард, как ты разыскал меня? Он отодвинул свою чашку кофе.
   – Ты оставила за собой пластиковый след шириной в милю, дорогая.
   – Что?!
   – Каждый раз, когда ты пользовалась своей кредитной карточкой, аккуратно отмечалось время и место покупки.
   – Ну да, конечно. – Она заколебалась. – И ты догадался, что я приехала сюда в поисках Риа? Он перегнулся и потрепал ее по щеке.
   – Естественно, я не подумал, что ты решила устроить себе каникулы посреди зимы.
   – Нет, – ответила она со слабой улыбкой, – нет. Я… я… – Она откашлялась. Она не могла не задать еще один вопрос, глупый, если учесть, что она знала ответ, но, тем не менее…
   – Эдвард, – с усилием выдавила она, – ты прилетел на острова, чтобы отыскать меня? Или… или Риа?
   Его глаза потемнели.
   – Но ведь ты заявила, что не намерена больше помогать мне в ее поисках.
   Она действительно говорила это. Но это было до того, как они стали любовниками. Тогда она хотела лишь одного: положить конец всему, что связывало их, и выбросить Эдварда из своей жизни раз и навсегда. И самый простой способ сделать это, – она была уверена, – отказаться принимать участие в его поисках Риа Боском.
   Но теперь все изменилось. Она любила Эдварда всем сердцем, и если даже предположить, что его чувство далеко не столь глубоко, то, во всяком случае, он испытывает нечто подобное, что пробуждает в нем горячую страсть к ней.
   И если она его любит, разве правильно отказывать ему в том, чего он хочет? Теперь его власть над ней была безраздельна. Все, что она должна сделать, это отдать ему открытку, оставшуюся в ее номере, и его поискам придет конец.
   – Оливия? – Она взглянула на него. – Ведь ты сказала так?
   Она облизнула губы.
   – Да… Но…
   – Никаких «но», – сказал он твердо, наклонился к ней и поцеловал. – Дискуссия окончена.
   – Но как быть с акциями, которые Чарлз оставил ей? Ты так жаждал вернуть их… Или ты хочешь сказать, что намерен о них забыть?
   Он покачал головой.
   – Я сказал, закончим дискуссию. – Он взял ее за руки и встал. – А теперь пошли. Нам предстоит сегодня сделать много дел.
   Она улыбнулась.
   – Правда?
   – Ага. Для начала мы должны поехать в то место, где ты живешь, и упаковать твои вещи.
   – Ах. – Она вздохнула, когда он привлек ее к себе. – Я совсем забыла, что надо возвращаться в Нью-Йорк.
   Руки Эдварда по-прежнему лежали на ее спине.
   – Нет, не надо.
   – Не надо? – Оливия откинулась и посмотрела ему в лицо. – Но я думала… Я имела в виду, что теперь, когда ты махнул рукой на Риа…
   – Почему мы должны возвращаться в холодную, серую зиму, когда можем остаться здесь, под теплым солнышком?
   – Мы? – машинально переспросила Оливия.
   – Да. Я думаю, мы можем перевезти сюда твои вещи и пожить здесь. Как тебе нравится моя идея?
   – Ты имеешь в виду, остаться здесь? Вместе?
   Эдвард улыбнулся.
   – Да, и, конечно, в компании этой ящерки. – Он нежно поцеловал Оливию. – О\'кей?
   Оливия с изумлением взирала на него. Он хотел перевезти ее сюда, остаться с ней? Одно дело – провести вместе ночь, и совсем другое – вместе жить.
   – ТЫ думаешь о том, чтобы снова открыть «Мечту Оливии»?
   Она не думала об этом. Она вообще не думала о «Мечте Оливии» с тех пор, как Эдвард взял ее на руки в прошлый вечер.
   – Скоро тебе нужно будет подумать об этом, – спокойно продолжал Эдвард. – Люди позабудут, пройдет время, но пока…
   – ..Пока еще рано, – кивнула Оливия, – я знаю. Но переезд сюда, к тебе…
   – И к ящерице. Не забудь про ящерицу. Она не ответила, и его улыбка немного потускнела.
   – Хм… Слишком много моря, песка и уединения? Что ж, мы можем, в таком случае, подыскать отель. Я знаю один в Элеутере, который…
   – ..Нет, нет, – быстро сказала она. – Ее щеки порозовели. – Я полагаю, что жить здесь с тобой в уединении – это… это… – Мужество оставило ее. – Это очень мило, – закончила она неуверенно.
   – Очень мило? – Эдвард засмеялся. Потом повернулся к ящерице. – Ты слышал, приятель? Я здесь готовлю великолепный завтрак для этой женщины…
   – Эдвард!
   – Я провожу всю ночь, занимаясь с ней бешеной, страстной любовью…
   – Эдвард, – повторила она, стараясь удержаться от смеха, – послушай…
   – Что скажешь на это, приятель? – Он нахмурился. – Ящерица говорит, что у тебя не может быть никаких претензий к тому, как я занимался с тобой любовью…
   Оливия засмеялась.
   – Это правда.
   – ..Что тебя беспокоит одно: как ты будешь жить на подгоревшем беконе и переваренных яйцах.
   – Эдвард, честное слово…
   – К тому же ящерица хочет сказать, что тут есть прислуга, которая приходит каждый день, делает уборку и готовит пишу. – Он привлек ее ближе к себе, его голос снизился до шепота. – Так ты хочешь остаться здесь со мной, дорогая?
   Оливия колебалась. Конечно же, она хотела. Но что-то пуританское, впитанное с молоком матери шептало ей, представительнице добропорядочного среднего класса, что в том, чтобы так жить с мужчиной, есть что-то неприличное.
   Оливия опустила голову на плечо Эдварда. А разве не этот средний класс совсем недавно позволял себе незаслуженно травить ее?
   – Оливия?
   Она подняла голову. Эдвард наблюдал за ней с забавной улыбкой на губах, и в глазах его было выражение, какого она ни разу не видела. «Почему он боялся, что я откажу ему?» – изумленно подумала Оливия, и сердце ее затрепетало от радости.
   – А ты уверен, что я не удеру от твоей стряпни? – спросила она, притворно хмурясь.
   Его глаза прояснились, и он ухмыльнулся:
   – Даю руку на отсечение! Оливия вздохнула.
   – Ты невозможен, – сказала она ласково.
   – Итак, ты остаешься?
   – Разве можно было сомневаться в том, что ты добьешься своего?
   – Никогда, – ответил Эдвард, потом притянул ее к себе и целовал так долго, пока солнце над ними не остановилось на месте…

Глава 11

   К «вечеру вещи Оливии были размещены в гардеробе дома Эдварда на берегу. Их вид пробудил в Оливии странное чувство, что-то среднее между радостью и болью.
   Ей очень хотелось быть с ним. Да и как могло быть иначе? Но переехать в его дом таким образом… Она и представить не могла, что когда-нибудь позволит себе совершить нечто подобное.
   Пожалуй, ничего аморального в этом не было. В современном мире то и дело встречаются мужчины и женщины, живущие совместно вне брака. Но Эдвард не просил ее жить с ним, он просил ее лишь остаться на какое-то время. В этом-то и была разница. А что будет, когда они вернутся в Нью-Йорк и снова окунутся в будничную жизнь?
   Оливия присела на край кровати. Что будет, если он предложит ей переехать в его апартаменты? Сможет ли она, захочет ли она сделать это? Если бы только она знала, что он в действительности испытывает к ней… Он занимался с ней чудесной, радостной любовью, но ни разу не произнес слов, которые она надеялась от него услышать.
   – ..На обед? Оливия обернулась.
   Эдвард высунул голову из дверей ванной, на его щеках еще оставалась мыльная пена.
   – Извини, – быстро ответила она, улыбнувшись, – я не расслышала.
   – Я спросил: мы отправимся обедать в город или пообедаем здесь?
   – Здесь, – быстро ответила Оливия, – на террасе. Тогда мы увидим закат. – Она взглянула на него и рассмеялась. – Если, конечно, у тебя нет других планов.
   – Нет, нет, все в порядке. – Улыбаясь, он подошел к ней, вытирая лицо концами полотенца, висящего на шее. – Так тебе нравится мой домик?
   – Очень, – ответила Оливия. – Он принадлежит тебе?
   Эдвард кивнул.
   – Целиком и полностью, включая белый песок, который мы таскаем внутрь на подошвах. К сожалению, я не могу бывать здесь так часто, как хотелось бы. Пару недель или около того каждую зиму, но… Родная, что с тобой?
   – Мне просто трудно привыкнуть ко всему этому, только и всего. К тому, что это место принадлежит тебе, так же, как апартаменты на Манхэттене и тот дом в Ист-Хэмптоне.
   – И еще есть квартира в Лондоне, если тебя интересует, – добавил Эдвард с озорной улыбкой. – Я совершаю в год несколько деловых поездок, понимаешь, и… – Он посмотрел на нее и покачал головой. – Оливия, может, я чего-то не понял, у тебя возникли какие-то вопросы по поводу моих мест обитания?
   – Нет, конечно, нет. – Она встала. – Просто-Просто я думаю, какие мы разные, ты и я.
   «Разные, как день и ночь», – шепнул ей тихо внутренний голос, но рука Эдварда, скользнувшая под ее майку, тут же заглушила его.
   – Да, – произнес он хриплым шепотом.
   Она обмерла, почувствовав его пальцы на своей коже.
   – О, да, конечно, мы очень разные, дорогая. И, черт побери, это здорово. – Он взглянул на распахнутые дверцы гардероба и улыбнулся:
   – Я вижу, ты использовала все свободные вешалки? Оливия улыбнулась.
   – Это было твое предложение, Эдвард, или ты забыл? Это глупо, конечно, – сказала она, запнувшись на мгновенье, – но я… я чувствую себя немного странно. Я имею в виду, что нахожусь здесь, с тобой.
   Он улыбнулся:
   – Находиться со мной – это ужасно, да? Ее сердце вздрогнуло. Она представила, что они могут расстаться, и это ее тревожило. Но Эдвард не предлагал расстаться, пока еще не предлагал… Но он может, о, да! Он может… «Такие мужчины, как он, так и поступают с такими девушками, как ты», – шепнул ей трезвый внутренний голос. Эдвард обнял ее:
   – У тебя такое невеселое лицо, – произнес он нежно.
   Оливия покачала головой.
   – Извини, Эдвард, я только…
   – Если ты думаешь, что я позволю тебе скрыться, после всех тех трудностей, которые мне пришлось преодолеть, чтобы найти тебя…
   Она не могла удержаться от улыбки, когда он с шутливым рычанием нежно пощекотал ее шею.
   – Ты попалась, – сказал Эдвард, – и я не собираюсь выпускать тебя на волю.
   От его дразнящих слов она вдруг почувствовала себя дурочкой. Почему она отравляет свое счастье, радость обретения друг друга мрачными мыслями? Она вздохнула и опустила голову на его плечо.
   – Да, попалась, – сказала она, – ты заманил меня в свою берлогу и…
   – И теперь намерен удержать тебя. Да. Она прижалась губами к его щеке.
   – Как? – прошептала она.
   После небольшой паузы Эдвард улыбнулся.
   – Всеми способами, какие мне только доступны, дорогая.
   В его голосе прозвучала жесткость, и Оливия быстро взглянула на него, немного напуганная, не превратился ли он снова в того мрачного и сурового незнакомца, каким ворвался в ее жизнь всего несколько недель назад.
   – Что это значит, Эдвард?
   Он взглянул на нее, и ее сердце дрогнуло, потому что глаза его показались ей пустыми и темными; потом он снова заулыбался и откинул пряди волос с ее висков.
   – Так, что-то взбрело в голову, дорогая. Честно говоря, я не имею понятия, есть ли в доме что-нибудь съестное.
   Оливия засмеялась:
   – Мужчины всегда в первую очередь заботятся о своем желудке.
   – Это мне и предстоит, если ты будешь забирать все мои силы и днем, и ночью. – Он улыбнулся. – Я не говорил тебе, что моя домоправительница предупредила меня, что, так как я не сообщил ей заблаговременно о своем прибытии, она может выйти на работу лишь на следующей неделе?
   – Ага, – ядовито сказала Оливия, – теперь я понимаю. Ты уговорил меня остаться с тобой, чтобы избавиться от необходимости самому готовить себе еду.
   – Ну, насколько мне известно, ты умеешь готовить только кофе.
   – Если хочешь знать, я первоклассный повар, – Оливия улыбнулась, – во всяком случае, если есть, чем открывать консервы и имеется небольшой холодильник. А теперь пошли в кухню и…
   Эдвард покачал головой.
   – Я вернусь через две минуты. Сначала мне нужно побриться.
   – Ты уже брился, – Оливия театрально вздохнула, – ты согласен на все, лишь бы отвертеться от кухонных обязанностей, не так ли?
   – Ты подловила меня, дорогая, – он легонько ткнул ее кулаком в спину. – Ладно, я только приму душ, натяну джинсы и присоединюсь к тебе. О\'кей?
   Она вздернула подбородок:
   – Ты просто хочешь выставить меня из комнаты.
   – Что? – Он замер.
   Она нежно засмеялась, целуя его в губы.
   – Ты просто боишься, что я… как это ты сказал? – что я снова высосу из тебя все силы. Он громко выдохнул.
   – Совершенно верно, дорогая. Ну, а теперь, давай оба станем паиньками, отправимся в кухню и бросим на огонь половину бычка.
   Оливия улыбнулась и прошептала:
   – Не задерживайся долго, ладно?
   – Пять минут, – пообещал он. – И ни секундой больше.
   Готовя обед, Оливия напевала. Кухня была красиво отделана и хорошо оборудована. В холодильнике она нашла стейки, разморозила их в микроволновой печи, положила на электрический гриль, приготовив тем временем зеленый салат. Через полчаса обед был готов, но Эдвард все еще не появлялся. Она подошла к лестнице и позвала его. Но он не ответил, и она поднялась по лестнице в спальню.
   – Эдвард? – позвала она и толкнула полуоткрытую дверь.
   Он сидел на краю постели, спиной к ней, с телефонной трубкой, прижатой к уху.
   – Эдвард? – повторила она. Он оглянулся через плечо, и, натолкнувшись на его холодный, гневный взгляд, Оливия отпрянула.
   – Немедленно займитесь этим, – сказал он в трубку, – и сделайте все быстро.
   Эдвард опустил трубку на рычаг и перевел дыхание. Когда он снова обернулся к ней, к нему уже вернулось его обычное самообладание.
   – Я не хотела быть навязчивой, – произнесла Оливия, не спуская с него глаз, – но…
   – Дела, – он натянуто улыбнулся и подошел к ней, – они преследуют меня повсюду.
   Она кивнула:
   – Ты выглядел таким… таким разгневанным. Его улыбка исчезла, потом он снова повеселел.
   – Неужели? Да, очень может быть. Чудесный запах стейка звал меня побыстрее спуститься вниз, когда раздался этот проклятый звонок. – Он поцеловал ее в лоб. – Разве мужчина с горячей кровью не может при таких обстоятельствах разозлиться?
   Оливия подняла голову.
   – Но, Эдвард…
   – Ш-ш… – прошептал он, привлек ее к себе и стал целовать снова и снова, так что становилось ясно, что к тому времени, когда они спустятся в кухню, стейк совершенно сгорит; но не это беспокоило Оливию – ее поразила ложь Эдварда, – никакого телефонного звонка не было, она бы обязательно его услышала. Вот что было важно, поскольку прямо касалось сгорающего от тревоги сердца Оливии и ее надежды на счастье.
   Время тянулось медленно: долгие тропические дни с солнцем и морем, еще более длинные ночи лунного света и любви. Ничто не нарушало их уединения, даже добродушная домоправительница, которая приходила рано утром и уходила в полдень. Все, что они делали, было обыденным, но то, что они это делали вместе, – пусть даже только наблюдали за рыбацкими судами, следующими в Поттерс-Кей, или за дельфинами, выпрыгивающими из воды в лагуне у Парадиз-Бич, становилось необычным и радостным.
   Иногда ночью, просыпаясь в объятиях Эдварда, Оливия слышала тихий шепот моря и еще более тихое его дыхание; тогда она старалась не думать о том, что это чудо может когда-нибудь кончиться.
   Но всему на свете бывает конец. Настал день, внешне ничем не отличающийся от других, когда Эдвард нанял судно, двухмачтовую шхуну, на которой они уже совершили плавания на Кэт-Айленд и прекрасный Сан-Сальвадор, чтобы посетить Эксумас, один из цепочки островков и коралловых рифов, который, как утверждал Эдвард, был не правдоподобно прекрасен.
   На полпути туда один из матросов вышел на палубу и сообщил Эдварду, что ему звонят по радиотелефону.
   Оливия заметила, как он сразу напрягся.
   – Дела, – сказал он натянуто, и она вспомнила тот телефонный разговор, который недавно прервала.
   Она кивнула и дотронулась до его щеки.
   – Все в порядке, – сказала она, – я понимаю.
   Она ждала на палубе, ее волосы теребил теплый бриз, белые паруса шхуны плескались на фоне синего неба. Оливия полюбила эти острова. Вначале она видела их лишь на глянцевых туристских проспектах, теперь уже воспринимала их такими, какими они были на самом деле, – яркими драгоценными камнями в лазоревом море. Как, трудно было ей упрашивать Эдварда, чтобы он не покупал каждый понравившийся ей сувенир; как прекрасно было в полдень нырять к розовым коралловым рифам у побережья, такого пустынного, что думалось, что никто и никогда до нее с Эдвардом их не видел. Как Оливия любила его! Как начинало биться ее сердце каждый раз, когда он входил в комнату или когда она слышала его голос: невольная радостная улыбка сразу освещала ее лицо. Как учащалось ее дыхание, когда она встречала его взгляд и на его губах появлялась эта знакомая страстная улыбка, которая означала, что он хочет ее…
   Она услышала какие-то звуки, повернулась и увидела Эдварда, выходящего из рубки.
   – Эй, – махнула ему рукой Оливия, но он даже не взглянул в ее сторону. Вместо этого он отрешенно подошел к борту, засунув руки в карманы короткой хлопчатобумажной куртки, и уставился вдаль.
   Улыбка исчезла с лица Оливии. Она не видела его глаз, но почувствовала напряжение во всем его облике. Где-то внутри она ощутила неприятный холодок. Оливия встала и медленно подошла к нему.
   – Эдвард? – она немного подождала, а потом подошла к нему. – Эдвард, случилось что-нибудь?
   Он медленно повернулся и взглянул на нее. У Оливии упало сердце, когда она увидела его глаза.
   Ярость, Господи, какая ярость…
   Но вот он улыбнулся, напряжение исчезло.
   – Извини, дорогая, что меня не было так долго.
   – Что-нибудь случилось?
   – Что?..
   Оливия положила ладонь на его руку.
   – Я спросила: этот звонок означал плохие новости?
   – Да нет… нет, вовсе не плохие новости. Всего лишь… – Он перевел дыхание. – Дела, – сказал он коротко, – ты знаешь, как это бывает.
   Точно так же Эдвард отвечал ей и в прошлый раз.
   – Твой купальный костюм сводит меня с ума. – Эдвард обнял ее за талию. – Надо, чтобы был принят закон, запрещающий красивым женщинам носить такие вещи.
   Оливия поняла, что он умышленно сменил тему разговора, и это встревожило ее: Эдвард словно отгораживался, стремясь избежать дальнейших вопросов; но какие вопросы могла она задать о его делах?
   – Как ты называешь этот кусочек черного нейлона? Купальным костюмом?
   Оливия заставила себя улыбнуться.
   – Да, да, именно купальным костюмом. Эдвард тоже улыбнулся, но она видела, что это удалось ему не без труда.
   – Ну, – спросил он, – и что же мы будем с ним делать?
   – Я… я не знаю, – ответила Оливия, а он наклонился к ней и что-то шепнул на ухо, указав на остров, который, как он уверял, был необитаем.
   А потом, потом, спустя некоторое время, она забыла обо всем, чувствуя лишь поглощающее ее всю желание.
   Вечером этого дня Оливия и Эдвард стояли на террасе, потягивая ананасовый прохладительный напиток.
   – Никогда в жизни я не чувствовала себя такой расслабленной, – вздохнула Оливия. – Хорошо, что твоя домоправительница оставила холодный салат и…
   – Нет.
   Она взглянула на Эдварда. Он стоял на террасе спиной к ней, опираясь руками на перила.
   – Ладно, тогда я могу поджарить на гриле…
   – Сегодня мы должны съездить в одно место…
   – Как? Но…
   – Мы должны туда съездить сегодня. Я хочу, чтобы ты осталась со мной.
   «Осталась со мной». Не жила, но осталась со мной. Оливия перевела дух.
   – Но мы не можем, в самом деле… Он улыбнулся.
   – Если ты хочешь сказать, что тебе нечего надеть… – Он взял ее за руку и провел через прохладные, затененные комнаты в спальню. – ...То вот, – сказал он, легонько подтолкнув ее. – Тебе нравится это?
   «Это» оказалось красивым розовым шелковым платьем с узкими бретельками. Оно лежало, раскинутое на кровати вместе с гармонирующими с ним атласными туфлями и сумочкой. Этот комплект они видели два дня назад в витрине шикарного магазина на Парадиз-Айленд.
   – Почему-то мне показалось, что это платье тебе подойдет, – сказал тогда Эдвард, обнимая ее за плечи; Оливия только вздохнула.
   – Тот, кто изготовил все это, – ответила она, – должно быть, работал на супругу царя Мидаса. Кто еще может потратить столько денег на платье?
   – Я, – последовал быстрый ответ; но только тогда, когда Оливия наотрез отказалась даже зайти в магазин, Эдвард неохотно оторвался от витрины.
   Значит, он все-таки купил это платье, и теперь оно лежало перед ней.
   Но Оливия не испытала ни малейшей радости при виде этого подарка: ей пришла в голову мысль о том, что этот дорогой подарок чем-то напоминает подарки Чарлза Райта Риа.
   Господи, да что это сегодня с ней творится?
   – Тебе не нравится платье?
   – Конечно, нравится. Но, Эдвард, ты не должен был покупать его, ты…
   Но ее рассудительные слова застряли у нее в горле. Что могла она сказать ему, когда Эдвард так на нее смотрел? Она никогда не видела, никогда даже не представляла, что у него может быть такое растерянное выражение лица, словно…
   – Не отказывайся от него, дорогая. – Эдвард положил руки ей на плечи и взглянул в глаза. – Сегодня особенный вечер. Я заказал столик в отеле на побережье и номер…
   – Но у нас уже есть столик на побережье, – сказала она, улыбаясь в ответ, – и апартаменты тоже. Какое место может быть прекраснее этого?
   – Надень это платье, – сказал он нежно. – Скоро прилетит самолет, и…
   – Что?! – Оливия взглянула на него в изумлении. – Ты хочешь сказать, что мы отправимся ужинать на самолете? Эдвард, ты с ума сошел?
   – Я же говорил тебе, – сказал он, – что сегодня особенный вечер.
   – Ладно, – сказала Оливия, встретив его взгляд. – Если ты так хочешь…
   – Да, я так хочу, – ответил он, и как она могла не согласиться?
   Платье сделало Оливию похожей на принцессу из волшебной сказки.
   – Ты прекрасна, – прошептал Эдвард, увидев ее в нем.
   «Ты тоже» – подумала она, глядя на него, – смуглый, ослепительно красивый в белом вечернем пиджаке и темных брюках.
   – Повернись, – попросил он и, когда она это сделала, приподнял ей сзади волосы: она почувствовала прикосновение его пальцев к своей коже, – а теперь взгляни на себя в зеркало, дорогая.
   – О, Эдвард! – И она замолкла. У нее не было слов, чтобы описать изумрудное ожерелье, переливающееся на ее шее. Их взгляды встретились в зеркале. – Эдвард, – прошептала она, – я не могу…
   Он взял ее за плечи и повернул к себе.
   – Можешь! – сказал он настойчиво и поцеловал Оливию. Он целовал ее до тех пор, пока она не стала задыхаться и у нее не начали подгибаться ноги. Он подхватил ее на руки и, невзирая на мольбы опустить ее на пол, вынес из дома на берег, где их уже поджидал у пристани маленький самолет-амфибия.
   Самолет доставил их на Элеутеру, где на самом берегу высилась гостиница, украшенная белыми колоннами. Эдвард говорил ей, что их ожидает красивое здание, но требовалось подыскать другое слово, чтобы описать это место, которое – со свечами, цветами, нежным звучанием скрипок, музыкантами, метрдотелем, официантами и стюардами, – было только для них.
   – А где остальные посетители? – тихо спросила Оливия через стол. Эдвард взял ее руку и поднес к губам.
   – Ужинают дома, я полагаю, – сказал он и подмигнул ей.
   – Но… – Ее глаза расширились. – Эдвард! Неужели ты снял для нас весь ресторан?! Он улыбнулся и встал из-за стола.
   – Давай потанцуем, дорогая, – произнес он нежно, и, не веря своим глазам, Оливия с улыбкой отдалась его объятиям.
   Когда они вернулись к столу, на нем уже стояло искрящееся шампанское, золотистое над вид и восхитительное на вкус; но что за нужда была в нем, когда она уже была пьяна от объятий Эдварда?
   «Особенный вечер», – говорил он, и вдруг все ее сомнения сразу отпали. Ее сердце так отчаянно забилось, что она едва не задохнулась.
   Все это означало, что Эдвард влюблен в нее. Он влюблен в нее и сегодня вечером скажет ей об этом. Вот почему весь день он был так напряжен.
   У Оливии сжалось горло. «Эдвард, любовь моя, – подумала она, – я так люблю тебя! Как я могу выразить, насколько ты мне дорог?»
   – Добрый вечер, мадам! – Она подняла глаза. Возле них стоял метрдотель, вежливо улыбаясь. – Как вам у нас нравится?
   «Я счастлива, – подумала она, и все вокруг плыло, – счастлива, счастлива…»
   – Дорогая, – наклонился к ней Эдвард. – С тобой все в порядке?
   – О, да! – ответила она нежно. – Да. Мне так хорошо!
   Метрдотель деликатно откашлялся.
   – Мы можем предложить на ваше усмотрение, мадам, несколько наших фирменных блюд. Наш шеф-повар приготовил речных раков и похлебку из морского окуня…
   Оливия кивнула.
   – Отлично.
   – ..Или, может быть, мадам предпочитает дыню с ветчиной?
   «Мадам предпочла бы, – нетерпеливо подумала Оливия, – остаться наедине с Эдвардом, чтобы сказать, как много он значит для нее».