– И ты удрала тогда ночью на Багамах.
– Господи, Эдвард! Что за патологическое у тебя самолюбие! В чем проблема, а? Неужели я первая женщина, которая ушла от тебя?
– Черт возьми, Оливия, может, ты перестанешь вести себя как идиотка и выслушаешь меня?
– Выслушать тебя? Надменного негодяя, который не останавливается ни перед чем, когда становятся у него на пути!
– Да я пытаюсь сказать, что влюблен в тебя, проклятая дурочка! – Пальцы Эдварда сжали ее тело. – Бог знает почему, – может быть, ты превратишь мою жизнь в несчастье, а меня сделаешь развалиной, из-за тебя я могу спиться, или что похуже… Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю тебя, люблю все эти недели. Черт побери, я знаю, что влюбился в тебя еще тогда, когда ты облила меня виски в ресторане. – Его голос звучал ожесточенно. – В тот день, когда я засек, как мой отчим опутывал тебя.
– Он не опутывал меня, – с замершим сердцем возразила Оливия. – Я же говорила тебе…
– Да. Ты говорила. Но я слишком ревновал, чтобы верить. – Эдвард обнял ее. – Я думал, что ты тоже любишь меня. Ты сказала, что любишь, в ту ночь, на Багамах.
– Эдвард…
– Так ты меня любишь? – настаивал он. – И не думай, что удерешь раньше, чем ответишь мне, Оливия. Если надо будет, я запру тебя здесь, пока не добьюсь ответа!
Ее сердце колотилось, но теперь уже иначе, более спокойно. Неужели он и в самом деле?.. Оливия взглянула ему в лицо. Он смотрел на нее потемневшими глазами, но в его взгляде было… Было что-то говорившее о том, что он сейчас стремится удержать в своих руках самое для него дорогое, что он жаждет поцеловать ее, и целовать, целовать, целовать…
И это было то, чего она сама подсознательно хотела все эти дни и недели…
– Ну? – сердито торопил Эдвард. – Я хочу услышать «да» или «нет». Оливия, любишь ли ты меня?
Она глубоко вздохнула.
– Почему ты выкрал у меня ту открытку, Эдвард? Я бы и так отдала ее тебе. Я как раз собиралась отдать ее в тот вечер.
– Вспомни, что ты сказала, когда я нашел тебя. «Я не буду помогать тебе в поисках Риа» – вот что ты сказала мне. – Его глаза потемнели. – А затем ты спросила меня, прилетел ли я на Багамы для того, чтобы отыскать тебя, или же потому, что хотел найти Риа. – Он перевел дыхание. – Ты задала этот вопрос очень легко, моя дорогая, но он был такой же неразрешимый, как загадка Сфинкса. И я опасался, что, как ни отвечу, могу разрушить наше счастье. Оливия покачала головой.
– Эдвард, – прошептала она. – Я не понимаю. Он вздохнул.
– Я готов был отправиться за тобой на край света, родная. Но правда и то, что мне пришлось отправиться на острова, чтобы отыскать Риа. У меня не было выбора. Эти проклятые акции… Они не так уж много значили в финансовом отношении, но если бы моя мать узнала, что Райт оставил их Риа…
Эдвард вновь перевел дыхание.
– Уже и так было достаточно скверно, что она прочитала всю эту чепуху об его «любовном гнездышке». Но открыть, что он отдал кому-то акции, которые она некогда вручила ему как знак своей любви…
– Ты не хотел огорчать ее? Эдвард угрюмо кивнул.
– Я приложил массу усилий, чтобы уговорить маму после смерти Райта поехать к ее сестре во Флориду. Но я знал, что рано или поздно завещание будет официально оглашено. Я не мог думать ни о чем другом, кроме того, чтобы срочно вернуть акции.
– Но как возвращение акций могло изменить смысл завещания? Я имею в виду, что если будет обнародовано завещание, то дополнительные распоряжения ведь все равно останутся действительны?
Эдвард натянуто улыбнулся.
– Нет никакого смысла оглашать дополнительные распоряжения, если они уже не имеют значения. Не без труда я уговорил юриста Райта согласиться со мной.
– Да, – сказала, слегка улыбнувшись, Оливия, – могу представить. Ты можешь быть очень убедителен, когда хочешь.
Он охватил ее лицо ладонями.
– Тогда позволь мне сейчас убедить тебя, – сказал он тихо. – Я люблю тебя, Оливия. Люблю всем сердцем. Скажи же мне, что тоже любишь меня.
– Но почему же ты не рассказал мне все это в то утро на Багамах? Я бы поняла…
– Может быть. – Эдвард поджал губы. – Но я не мог рисковать. Я слишком боялся потерять тебя.
– Но в тот, последний, вечер, когда ты признался, что взял эту открытку… – Она перевела дух. – Ты выглядел таким холодным, Эдвард, таким чужим.
– Чужим? – У Оливии перехватило дыхание, когда он притянул к себе ее лицо и крепко поцеловал; их обоих била дрожь. – Я никогда не мог сдержать себя, когда был с тобой, Оливия. Черт побери, я был в отчаянии. Я собирался сделать тебе предложение в тот вечер, но только представь, в чем я должен был тебе сначала признаться: что я рылся в твоих вещах, нашел эту открытку и взял ее…
– ..И что ты оставляешь меня и отправляешься в Нью-Йорк.
– Это касалось моего дела с Риа. Мои люди могли не учесть, что ты тоже находишься на островах, разыскивая ее, и я подумал, что она придет в неистовство от мысли, что может встретиться с тобой лицом к лицу. Она соглашалась на встречу со мной только наедине, в Нью-Йорке.
– А опротестование завещания? Почему ты сделал это?
– Ты не отвечала на мои звонки. Я хотел встретиться с тобой и провел несколько вечеров на холоде у твоего дома. – Он улыбнулся. – Но я решил не полагаться на случай. Я хотел увидеть тебя на своей территории, дорогая, чтобы все козыри были у меня.
Глаза Оливии наполнились слезами радости.
– О, Эдвард, – прошептала она. – Я была такой дурой…
– Просто ты совершенно невозможная женщина, – произнес он. – Целую вечность назад я задал тебе два простых вопроса, и до сих пор не получил никакого ответа.
Оливия привстала на носках и прижалась губами к его губам.
– Повтори их, – шепнула она. Эдвард посмотрел в потолок.
– Какая же она забывчивая! Ну, что мне с ней делать?
– А ты подумай, – ответила она с улыбкой. – Ну, задавай мне свои вопросы. Эдвард снова обнял ее.
– Вопрос номер один, мисс Харрис. Вы меня любите?
– Да, – тяжело вздохнула она, – хотя вы самый надменный, самый невыносимый мужчина, которого я…
– И вы выйдете за меня замуж? Сердце Оливии бешено забилось.
– Когда? – растерянно спросила она. Эдвард улыбнулся, охватил ее руками и поднял.
– Сейчас, – сказал он, – сию же минуту, или как только ты дашь согласие оставить «Мечту Оливии».
Оливия обняла его.
– Ты дурачок, – прошептала она. – Разве ты не знаешь? Ведь ты и есть мечта Оливии. И всегда останешься ею…
– Господи, Эдвард! Что за патологическое у тебя самолюбие! В чем проблема, а? Неужели я первая женщина, которая ушла от тебя?
– Черт возьми, Оливия, может, ты перестанешь вести себя как идиотка и выслушаешь меня?
– Выслушать тебя? Надменного негодяя, который не останавливается ни перед чем, когда становятся у него на пути!
– Да я пытаюсь сказать, что влюблен в тебя, проклятая дурочка! – Пальцы Эдварда сжали ее тело. – Бог знает почему, – может быть, ты превратишь мою жизнь в несчастье, а меня сделаешь развалиной, из-за тебя я могу спиться, или что похуже… Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю тебя, люблю все эти недели. Черт побери, я знаю, что влюбился в тебя еще тогда, когда ты облила меня виски в ресторане. – Его голос звучал ожесточенно. – В тот день, когда я засек, как мой отчим опутывал тебя.
– Он не опутывал меня, – с замершим сердцем возразила Оливия. – Я же говорила тебе…
– Да. Ты говорила. Но я слишком ревновал, чтобы верить. – Эдвард обнял ее. – Я думал, что ты тоже любишь меня. Ты сказала, что любишь, в ту ночь, на Багамах.
– Эдвард…
– Так ты меня любишь? – настаивал он. – И не думай, что удерешь раньше, чем ответишь мне, Оливия. Если надо будет, я запру тебя здесь, пока не добьюсь ответа!
Ее сердце колотилось, но теперь уже иначе, более спокойно. Неужели он и в самом деле?.. Оливия взглянула ему в лицо. Он смотрел на нее потемневшими глазами, но в его взгляде было… Было что-то говорившее о том, что он сейчас стремится удержать в своих руках самое для него дорогое, что он жаждет поцеловать ее, и целовать, целовать, целовать…
И это было то, чего она сама подсознательно хотела все эти дни и недели…
– Ну? – сердито торопил Эдвард. – Я хочу услышать «да» или «нет». Оливия, любишь ли ты меня?
Она глубоко вздохнула.
– Почему ты выкрал у меня ту открытку, Эдвард? Я бы и так отдала ее тебе. Я как раз собиралась отдать ее в тот вечер.
– Вспомни, что ты сказала, когда я нашел тебя. «Я не буду помогать тебе в поисках Риа» – вот что ты сказала мне. – Его глаза потемнели. – А затем ты спросила меня, прилетел ли я на Багамы для того, чтобы отыскать тебя, или же потому, что хотел найти Риа. – Он перевел дыхание. – Ты задала этот вопрос очень легко, моя дорогая, но он был такой же неразрешимый, как загадка Сфинкса. И я опасался, что, как ни отвечу, могу разрушить наше счастье. Оливия покачала головой.
– Эдвард, – прошептала она. – Я не понимаю. Он вздохнул.
– Я готов был отправиться за тобой на край света, родная. Но правда и то, что мне пришлось отправиться на острова, чтобы отыскать Риа. У меня не было выбора. Эти проклятые акции… Они не так уж много значили в финансовом отношении, но если бы моя мать узнала, что Райт оставил их Риа…
Эдвард вновь перевел дыхание.
– Уже и так было достаточно скверно, что она прочитала всю эту чепуху об его «любовном гнездышке». Но открыть, что он отдал кому-то акции, которые она некогда вручила ему как знак своей любви…
– Ты не хотел огорчать ее? Эдвард угрюмо кивнул.
– Я приложил массу усилий, чтобы уговорить маму после смерти Райта поехать к ее сестре во Флориду. Но я знал, что рано или поздно завещание будет официально оглашено. Я не мог думать ни о чем другом, кроме того, чтобы срочно вернуть акции.
– Но как возвращение акций могло изменить смысл завещания? Я имею в виду, что если будет обнародовано завещание, то дополнительные распоряжения ведь все равно останутся действительны?
Эдвард натянуто улыбнулся.
– Нет никакого смысла оглашать дополнительные распоряжения, если они уже не имеют значения. Не без труда я уговорил юриста Райта согласиться со мной.
– Да, – сказала, слегка улыбнувшись, Оливия, – могу представить. Ты можешь быть очень убедителен, когда хочешь.
Он охватил ее лицо ладонями.
– Тогда позволь мне сейчас убедить тебя, – сказал он тихо. – Я люблю тебя, Оливия. Люблю всем сердцем. Скажи же мне, что тоже любишь меня.
– Но почему же ты не рассказал мне все это в то утро на Багамах? Я бы поняла…
– Может быть. – Эдвард поджал губы. – Но я не мог рисковать. Я слишком боялся потерять тебя.
– Но в тот, последний, вечер, когда ты признался, что взял эту открытку… – Она перевела дух. – Ты выглядел таким холодным, Эдвард, таким чужим.
– Чужим? – У Оливии перехватило дыхание, когда он притянул к себе ее лицо и крепко поцеловал; их обоих била дрожь. – Я никогда не мог сдержать себя, когда был с тобой, Оливия. Черт побери, я был в отчаянии. Я собирался сделать тебе предложение в тот вечер, но только представь, в чем я должен был тебе сначала признаться: что я рылся в твоих вещах, нашел эту открытку и взял ее…
– ..И что ты оставляешь меня и отправляешься в Нью-Йорк.
– Это касалось моего дела с Риа. Мои люди могли не учесть, что ты тоже находишься на островах, разыскивая ее, и я подумал, что она придет в неистовство от мысли, что может встретиться с тобой лицом к лицу. Она соглашалась на встречу со мной только наедине, в Нью-Йорке.
– А опротестование завещания? Почему ты сделал это?
– Ты не отвечала на мои звонки. Я хотел встретиться с тобой и провел несколько вечеров на холоде у твоего дома. – Он улыбнулся. – Но я решил не полагаться на случай. Я хотел увидеть тебя на своей территории, дорогая, чтобы все козыри были у меня.
Глаза Оливии наполнились слезами радости.
– О, Эдвард, – прошептала она. – Я была такой дурой…
– Просто ты совершенно невозможная женщина, – произнес он. – Целую вечность назад я задал тебе два простых вопроса, и до сих пор не получил никакого ответа.
Оливия привстала на носках и прижалась губами к его губам.
– Повтори их, – шепнула она. Эдвард посмотрел в потолок.
– Какая же она забывчивая! Ну, что мне с ней делать?
– А ты подумай, – ответила она с улыбкой. – Ну, задавай мне свои вопросы. Эдвард снова обнял ее.
– Вопрос номер один, мисс Харрис. Вы меня любите?
– Да, – тяжело вздохнула она, – хотя вы самый надменный, самый невыносимый мужчина, которого я…
– И вы выйдете за меня замуж? Сердце Оливии бешено забилось.
– Когда? – растерянно спросила она. Эдвард улыбнулся, охватил ее руками и поднял.
– Сейчас, – сказал он, – сию же минуту, или как только ты дашь согласие оставить «Мечту Оливии».
Оливия обняла его.
– Ты дурачок, – прошептала она. – Разве ты не знаешь? Ведь ты и есть мечта Оливии. И всегда останешься ею…
Примечания
1
«Плаза» – один из самых красивых и дорогих отелей в центре Нью-Йорка, напротив Центрального парка.
2
«Болтун» (англ.).
3
Самые роскошные квартиры или номера в отелях, расположенные на верхнем этаже высоких зданий, обычно с садом на крыше.
4
Непереводимая игра слов. Stock (англ.) – может означать и бульон, и акцию.
1
«Плаза» – один из самых красивых и дорогих отелей в центре Нью-Йорка, напротив Центрального парка.
2
«Болтун» (англ.).
3
Самые роскошные квартиры или номера в отелях, расположенные на верхнем этаже высоких зданий, обычно с садом на крыше.
4
Непереводимая игра слов. Stock (англ.) – может означать и бульон, и акцию.