Мартынов Георгий Сергеевич. Гианэя

   Дерзкий замысел Легерье был преддверием близкого уже времени, когда человек властной рукой вмешается в космический порядок Солнечной системы, порядок, во многих отношениях не удовлетворяющий людей Земли. Успешное выполнение задачи Муратова будет началом новой эры в истории человечества – эры переделки не только своей планеты, но и всего окружающего ее пространства, началом грандиозной работы, конец которой скрывался в туманной дали веков.
   История знает много таких событий, событий, знаменующих собой первое проникновение в неведомое. Экспедиция Колумба, отплытие кораблей Магеллана, первая попытка проникнуть к Северному полюсу, полет Юрия Гагарина, первая экспедиция на Луну, а затем и на все планеты. И каждый из этих дней, дней старта, золотыми буквами вписан в историю.
   Экспедиция Муратова сама по себе не представляла ничего выдающегося – люди много раз посещали другие небесные тела. Ее историческое значение заключалось именно в том, что это было началом, первым камнем фундамента, исполинской работы по перестройке «Большого Дома» людей Земли – Солнечной системы.
   И не удивительно, что эта экспедиция находилась в центре внимания всего населения земного шара.
   Самого Муратова провожали только двое – Сергей и Марина. Со своей младшей сестрой Виктор не виделся около года, и ее приезд на Пиренейский полуостров был для него приятной неожиданностью.
   Марина передала брату пожелания успеха от всех родных, которые сами не смогли проводить его.
   – Отец просил, – сказала она, – чтобы ты не забыл захватить образцы горных пород Гермеса для его коллекции.
   – Как же я могу забыть об этом, – улыбнулся Виктор.
   Старший Муратов был известным геологом. Еще в дни юности, в эпоху первых полетов человека на планеты Солнечной системы, он начал собирать коллекцию минералов других миров, и сейчас эта своеобразная коллекция была чуть ли не лучшей в мире, служа украшением геологического музея в Ленинграде.
   – Мне бы очень хотелось лететь с тобой, – сказала Марина, с интересом всматриваясь в огромные силуэты кораблей эскадрильи, тускло блестевшие под лучами низкого уже Солнца в центре гигантского ракетодрома. – Ведь подумать только, что я ни разу не была в космосе.
   – Как так? А Луна?
   – Ну! – Девушка пренебрежительно усмехнулась. – Луна! Это не космос.
   – Видал? – Снницын от души рассмеялся. – Полет на Луну она не считает космическим. Скоро дойдет до того, что космосом станут называть только пространство за пределами нашей системы.
   – А где сам Легерье? – спросила Марина.
   – Его давно нет на Земле, – ответил Виктор. Семеро участников полета на Гермесе две недели тому назад отправились на Луну, чтобы оттуда перебраться на спутник-обсерваторию и уже на нем совершить перелет на астероид, когда он подойдет к Земле.
   Гермес был уже близко. Наступали последние дни существования Гермеса как небесного тела, чуждого Земле и ее обитателям. Отныне он превратится в летающую обсерваторию, космический филиал астрономического института, движущийся в пространство по желанию людей, грандиозный по размерам звездолет. Над полем прозвучал низкий протяжный гудок.
   – Время! – сказал Муратов. – До свидания! Если бы ты, – обратился он к сестре, – раньше сказала о своем желании, я взял бы тебя с собой.
   – Это я так! – Марина поцеловала брата. – Сейчас у меня все равно нет времени.
   – Я хорошо помню твои слова, что тебе не нравится летать в космосе, – сказал Синицын, в свою очередь прощаясь с другом. – Интересно, что ты скажешь по возвращении.
   – Будь уверен, что скажу то же самое.
   – Сомневаюсь. Космос затягивает.
   Второй гудок призывно пронесся над ракетодромом.
   – Он должен вернуться через две недели, – сказала Марина, пристально всматриваясь в небо, где уже ничего не было видно. – Я буду очень беспокоиться все это время. Да и не только я, – прибавила она, имея в виду своих родителей, сестер и братьев. – Все же такие полеты опасны.
   – Ну, какая же опасность, – ответил Синицын. – Звездолеты надежны. Идем, Мариночка! А то на лайнер опоздаем.
   Она еще раз взглянула в ясную даль неба, словно надеясь увидеть далекие уже корабли эскадрильи.
   – Нужно время, и немалое, – сказала она, – чтобы люди привыкли относиться к звездолетам так, как относятся к самолетам. А ведь было время, и совсем не так давно, когда и самолеты казались опасными.
   – Конечно! Так всегда бывает. А потом появится что-нибудь новое, не известное нам сейчас, и тогда люди станут говорить о звездолетах, как ты говоришь о самолетах. Ну, и так далее, – закончил Сергей.

7

   Ходить было трудно. Сильно намагниченные подошвы ботинок плотно прилипали к металлическому полу, и для того чтобы сделать шаг, приходилось применять значительное мускульное усилие. Но и это не создавало устойчивости. Почти полное отсутствие веса давало себя чувствовать. Словно на палубе судна в сильную бурю, люди качались на ходу, принимая самые причудливые положения. Но и немыслимый на Земле наклон тела не приводил к падению – падать было некуда. Гермес притягивал к себе с ничтожной силой. Легкое усилие – и человек выпрямлялся, чтобы через секунду начать новое «падение». И так без конца.
   Подобная ходьба утомляла больше, чем самые длительные пешеходные прогулки на Земле.
   А если сбросить обувь, человек мог летать. Ничего не стоило подняться к самой верхней точке сферического купола в помещении обсерватории. Для этого нужно было только слегка оттолкнуться от пола. А спуск, под действием силы тяжести, происходил так невыносимо медленно, что Виктор Муратов, из любопытства испробовавший однажды такой «полет», не испытывал никакого желания повторить его. Беспомощно висеть в воздухе, не имея ни малейшей возможности что-либо изменить, было очень неприятно.
   Виктору вообще не нравилось пребывание на Гермесе. Он с нетерпением ожидал старта в обратный путь. С удивлением наблюдал он, с каким интересом и даже энтузиазмом воспринимали все окружающее его спутники, и не понимал их. Космос не оказывал на него никакого «притягивающего» действия, как это было с другими. Картины звездного неба казались ему однообразными и скучными, невесомость – тягостной, условия быта – раздражающими. Он с улыбкой вспоминал предсказание Сергея. Старый друг ошибался. Ни на какой космос он, Виктор, не променяет родную Землю.
   Еще четверо суток этой пытки, и он будет дома!
   Шли последние контрольные наблюдения. Уже более ста часов Гермес летел по новой орбите, постепенно приближаясь к Венере. А затем он обогнет Меркурии и начнет долгий, на годы, полет в глубь Солнечной системы, к ее окраинам, к самой отдаленной из планет – Плутону.
   Изменение траектории полета астероида прошло в полном соответствии с расчетами. Виктор гордился этим. С Земли было получено множество поздравительных радиограмм. Вся планета радовалась достигнутому успеху.
   Да, сделано большое и нужное дело! Но ведь оно сделано. Значит, можно со спокойной совестью покинуть неуютный космос, вернуться на Землю, взяться за новую, не менее нужную и интересную работу. На родине тысячи дел!
   Муратова нисколько не беспокоили результаты последних вычислений, производимых на этот раз самим Жаном Легерье. Все правильно! Астероид летит так, как это было рассчитано еще на Земле. Достигнув Юпитера, он повернет, повинуясь могучей силе притяжения гиганта Солнечной системы, к Сатурну, а тот, в свою очередь, изменит траекторию, направив ее к Урану. И так далее. Планеты будут передавать астероид-обсерваторию друг другу, как эстафету. Нет никакой необходимости в повторных проверках. Вспомогательная эскадрилья могла бы еще вчера вылететь на родину. Но, мучимый нетерпением, Муратов хорошо понимал, что осторожность Легерье обоснованна и необходима. В сравнении с исполинским расстоянием, которое предстояло пролететь Гермесу, уже проделанный путь – ничтожен. Четыре проверки, по четырем данным наблюдений, произведенные четырьмя математиками независимо друг от друга, – это уже полная гарантия!
   Но завтра… впрочем, какое же завтра, когда нет ни дня, ни ночи, ни восхода, ни захода Солнца… через восемнадцать часов все будет кончено. Легерье скажет долгожданные слова: «Все в порядке» – и Муратов будет свободен.
   Ни за что на свете он не задержится здесь ни на одну минуту!
   Если бы Виктор мог знать сейчас, что задержится в этом, неприятном ему, месте на целых трое суток!
   Необъяснимое, чудовищно неправдоподобное событие было совсем, совсем близко!
   Но будущее скрыто от человека законом причинности.
   Держась за многочисленные стенные ремни, всеми силами удерживая тело в вертикальном положении, Муратов медленно шел в кают-компанию спутника. Это старинное название, взятое из лексикона давно исчезнувшего военно-морского флота, прочно держалось у космолетчиков, и казалось Муратову нелепым. Какие каюты, когда все помещения, примыкающие к центральному павильону, представляли собой обыкновенные комнаты. Правда, у них были прозрачные потолки, но этого не было на морских кораблях. В каютах должны быть иллюминаторы, а здесь никаких окон вообще не было.
   При этой мысли Виктор невольно посмотрел вверх и, конечно, ничего не увидел, кроме полукруглого потолка. Коридоры не имели прозрачных стенок.
   Он усмехнулся своей рассеянности. За две недели почти можно было бы уже привыкнуть.
   Часы, идущие по-земному, показывали восемь вечера по московскому времени. Было время ужина. В столовой («Ну, пусть будет кают-компания», – подумал он) его, Виктора, наверное, уже ждут. Одна минута девятого. Он знал по опыту, что Легерье и его шесть товарищей решительно во всем были пунктуальны.
   Семь членов экспедиции, инженер Вестон и человек восемь из состава вспомогательной эскадрильи «сидели» у круглого стола. На Гермесе все же существовала какая-то сила тяжести и были стулья. Можно было принять сидячее положение, но, чтобы удержаться на стуле и не взлететь при неосторожном движении, приходилось прикрепляться ремнем к сиденью.
   Муратов извинился за опоздание и занял свое место.
   Кают-компания была расположена с краю огромного дискообразного корпуса искусственного спутника. Потолок и наружная стена были прозрачны. Над головой раскинулось матово-черное небо с бесчисленными звездами. Среди них ослепительно сияло Солнце. Его лучи заливали внутренность каюты, но тепла не ощущалось. Пластмассовое «стекло» не пропускало инфракрасные лучи.
   За бортом – панорама Гермеса. Мрачные, какого-то неопределенно-бурого цвета, бесформенные скалы. Безжизненный, тоску наводящий пейзаж!
   Космическая обсерватория, бывший искусственный спутник Земли, стояла на дне неглубокой котловины. Со всех сторон ее окружали постепенно поднимающиеся гранитные стены. Горизонт ограничивался кругом около трехсот метров в диаметре. А так как сам спутник имел поперечник в сто метров, глазам открывался ничтожно малый «внешний мир».
   Муратов вздрогнул при мысли, что восемь человек долгие годы не увидят ничего, кроме этой безрадостной картины. Какую все поглощающую любовь надо иметь к своей науке, чтобы добровольно обречь себя на такое испытание!
   Нет, сам он не был бы способен на такой подвиг!
   Выбор места для обсерватории был не случаен. Именно такой рельеф местности лучше всего соответствовал целям защиты. Метеоритная опасность, существующая даже для небольших звездолетов, была в тысячи раз более грозной для Гермеса, огромная масса которого притягивала к себе блуждающие в пространстве обломки. Тем более, что предстояло пересечь пояс астероидов между Марсом и Юпитером – самое опасное место на межпланетных трассах.
   В скалах, кольцом окружая обсерваторию, были вмонтированы мощные установки. Какую бы скорость ни имел метеорит, магнитное поле заставит его уклониться в сторону от единственного обитаемого места на астероиде. Потому и возможно было существование сравнительно тонких прозрачных стенок и огромного купола, под которым располагались телескопы и другие многочисленные астрономические приборы и инструменты. Если же встречный метеорит окажется не железным, а каменным, то его отклонит в сторону вихревое антигравитонное поле, дополняющее магнитное.
   Астрономы могли работать спокойно.
   После ужина Муратов задержался в кают-компании, беседуя с Вестоном. В этот вечер он решил не возвращаться на свой звездолет, а переночевать на спутнике, благо в этом странном мире без тяжести можно было спать на чем угодно, как на мягчайшем тюфяке. Четыре стула, крепкий ремень, чтобы не проснуться под потолком, и постель готова. Намагниченные металлические ножки стульев, прилипающие к полу, гарантировали неподвижность ложа.
   Было десять часов, когда Муратов, перед тем как лечь спать, зашел в каюту Легерье.
   Он любил беседовать с умным, энциклопедически образованным начальником экспедиции. Казалось, не существовало вопроса, в котором французский ученый не чувствовал бы себя как рыба в воде. С ним можно было говорить обо всем.
   Таким и должен быть настоящий астроном. Ведь астрономия – наука всеобъемлющая. Она затрагивает все области человеческого знания, от медицины до философии.
   Легерье ложился поздно, и Муратов не боялся, что явится не вовремя.
   «Командир Гермеса», как прозвали Легерье с чьей-то легкой руки, стоял у стены и внимательно рассматривал один из приборов, расположенных на большом, во всю стену, щите. Он обернулся при входе Муратова.
   – Посмотрите! – сказал он, снова поворачиваясь к прибору. – Стрелка гравиометра не стоит на нуле. Никак не пойму, что это может значить.
   Муратов подошел ближе.
   С гравиометрами он познакомился во время экспедиции на «Титове». Но прибор в каюте Легерье имел уже мало общего с теми. Два года – огромный срок для техники. Знакомыми оставались только шкала и стрелка.
   Муратов вгляделся.
   – Мне кажется, – сказал он, – что стрелка не только не стоит на нуле, как вы сказали, но и движется. Очень медленно, но движется.
   – Да, да, вы правы, – в голосе Легерье чувствовалось беспокойство. – Это очень странно. Прибор показывает наличие какой-то массы недалеко от нас. Но что это может быть?
   – Встречный метеорит… – нерешительно предположил Муратов.
   Он тут же мысленно выругал сам себя. Что за наивная реплика! Не мог же Легерье не подумать о такой возможности.
   Вместо ответа астроном молча указал на экран локатора. Ровная черная линия не имела никаких неровностей или выступов. Радиолучи, непрерывно ощупывающие пространство вокруг астероида, не встречали препятствий.
   – Испортился…
   Легерье нажал на одну из бесчисленных кнопок. Засветился маленький экран, и на нем появилась внутренность каюты, занимаемой Александром Макаровым – заместителем начальника экспедиции.
   – Саша! – сказал Легерье. – Посмотри на гравиометр.
   Было видно, как Макаров подошел к щиту, точно такому же, какой был здесь. Раздалось удивленное восклицание.
   – А теперь обрати внимание на локационный экран.
   – Да, вижу! Макаров обернулся.
   – Что ты на это скажешь? – спросил Легерье.
   – Очень странно, даже слишком. А у тебя то же самое?
   – Конечно! Я подумал было, что гравиометр в моей каюте испортился. Но не могли же испортиться оба сразу.
   – В чем же дело?
   – Зайди ко мне.
   – Иду!
   Легерье и Муратов не спускали глаз со стрелки. Она двигалась, теперь в этом невозможно было сомневаться. Что-то, не отражающее лучей локаторов, приближалось к Гермесу. Это не мог быть небольшой обломок, настолько малый, что его не «видели» мощные локационные установки. В этом случае его не заметил бы и гравиометр. Загадочное тело имело довольно значительную массу.
   – Все ближе и ближе! – прошептал Легерье. – И что самое удивительное – оно летит очень медленно.
   Раздался тихий гудок радиофона.
   Легерье даже не обернулся.
   Гудок повторился. Муратов подошел к аппарату.
   Дежурный на командном пункте флагманского корабля эскадрильи взволнованным голосом доложил о странном «поведении» гравиометра.
   – Со всех наших кораблей сообщают то же самое, – сказал он.
   – Знаю, – ответил Муратов. – Продолжайте вести наблюдения.
   Вошедший Макаров молча подошел к Легерье. Они напряженно всматривались в гравиометр. Стрелка уже далеко отошла от нуля и продолжала медленно, крайне медленно, но неуклонно ползти дальше.
   Линия на экране локатора по-прежнему оставалась невозмутимо ровной. Легерье топнул ногой.
   – Да что же это такое, наконец? – раздраженно сказал он. – Общую тревогу!
   Макаров нажал на красную кнопку в центре щита. Муратов знал, что в этот момент во всех помещениях спутника-обсерватории раздался дробный звонок, извещая об опасности.
   Не прошло и двух минут, как в каюте начальника собрались все бывшие на борту спутника.
   Не нужно было никаких пояснений. Эти люди хорошо понимали язык приборов.
   Наступило тревожное, полное скрытого напряжения молчание.
   Неизвестная опасность – самое неприятное испытание для психики. Самый храбрый человек невольно поддается смутному чувству страха. Что предпринять, если неизвестно, от чего надо защищаться?
   И вдруг в памяти Муратова всплыло воспоминание. Он мысленно увидел напряженные лица Вересова и Стоуна, с глазами, устремленными на тот же гравио-метр. И ему показалось, что он понял, что происходит.
   – А не тот ли это загадочный спутник-разведчик, за которым охотились на «Титове» два года назад? – сказал он.
   Легерье резко обернулся.
   – Так далеко от Земли?
   – Никто же не знает, куда они исчезли.
   – Но ведь радиолокаторы в то время нащупывали эти спутники?
   – Это было тогда. Существует предположение, что они каким-то образом сменили систему своей «защиты».
   – Возможно, что вы правы, – сказал Легерье. – Увидим!
   Если Муратов угадал, то стрелка гравиометра должна была скоро прекратить движение вправо. Спутники-разведчики не могли подойти к такой большой массе, как Гермес, слишком близко. Астероид полутора километров в диаметре – это не маленький звездолет!
   Догадка была настолько правдоподобной, что все сразу успокоились. Двое астрономов, получив разрешение Легерье (на обсерватории была объявлена тревога, и никто не имел права действовать самостоятельно), ушли, чтобы попытаться увидеть приближающееся тело в большой телескоп. Макаров вернулся к себе в каюту, чтобы вести параллельное наблюдение по своим приборам.
   Но спокойствие продолжалось недолго. Прошло пять, потом десять минут, а стрелка все продолжала ползти вправо, угрожающе приближаясь к крайней точке, означающей соприкосновение двух масс – Гермеса и неизвестного тела. Близилось столкновение. До красной черточки на шкале оставалось совсем немного.
   – Оно летит прямо на нас, – взволнованно сказал Легерье.
   Усовершенствованный гравиометр давал возможность определять не только массу, но и направление ее движения и расстояние.
   Локационный экран по-прежнему не показывал ничего. А, судя по гравиометру, приближающееся тело было весьма крупным.
   Муратову казалось, что прибор показывает уже гораздо большую массу, чем тогда, на «Титове».
   Слова Легерье подтвердили, что это было так.
   – Масса неизвестного тела, – сказал астроном, – во много раз превышает массу разведчиков.
   Еще несколько томительных минут, и не осталось никаких сомнений – что-то летело прямо на обсерваторию.

8

   Легерье бросился к щиту.
   Одно движение его руки – и на всем спутнике тяжелые герметические двери опустились в свои пазы, отрезав всякий доступ из одного помещения в другое. Обсерватория разделилась на изолированные друг от друга отсеки.
   Теперь можно было надеяться, что катастрофа не приведет к общей гибели.
   Куда же обрушится страшный удар столкновения космических тел?
   Люди замерли в ожидании…
   В эти секунды Муратов почему-то подумал не о себе и не о находившихся, с ним людях, а о кораблях своей эскадрильи. Они стояли сравнительно близко за гребнем гранитной воронки, окружающей обсерваторию. Догадались ли там сделать то, что только что сделал здесь Легерье?
   Отдать приказ по радиофону было уже поздно.
   «Впрочем, – подумал Виктор, – если тело ударит по звездолету, от корабля ничего не останется. Масса этого тела слишком велика. Никакие отсеки не спасут людей».
   А стрелка гравиометра продолжала неумолимое приближение к красной черте, означающее катастрофу. Защитные, антигравитонные и магнитные, поля были совершенно бесполезны. Они слишком слабы, чтобы воздействовать на такую громадину. Смерть, случайная и нелепая, вплотную подошла к людям, и они не в силах были предотвратить ее.
   – Смотрите! – сказал Легерье, протянув руку к гравиометру.
   Это было более чем странно, необъяснимо, то, что они увидели.
   Стрелка еще более замедлила свое движение. Вопреки законам тяготения, она не ускорила его, а именно замедлила, и двигалась теперь едва заметно.
   И вдруг… остановилась совсем, замерла неподвижно в каком-нибудь миллиметре от черты.
   Это означало, что неизвестное тело прекратило падение и повисло неподвижно над Гермесом на расстоянии, самое большее, ста метров от его поверхности.
   Шумный вздох облегчения вырвался одновременно из груди всех, находившихся в каюте.
   Спасены! Опасность, только что казавшаяся непредотвратимой, непонятно как миновала.
   – Это мог сделать только управляемый корабль, – сказал Легерье.
   – Каковы же тогда его размеры! – изумленно воскликнул Муратов.
   Сомневаться было невозможно. Все, что было непонятно в поведении неведомого тела, становилось вполне понятным, если это космический корабль с мощными двигателями.
   Но откуда он мог взяться? Земля не сообщала о полете какого-либо корабл-я в этом районе. Любой звездолет давно дал бы свои позывные, если бы его командиру понадобилось по той или иной причине опуститься на астероид. Его давно бы заметили локаторы. И, самое главное, ни один из существующих космических кораблей не имел таких огромных размеров и не обладал «способностью» полностью поглощать радиоизлучение.
   Неведомый звездолет, судя по его массе, был гигантом, но сквозь прозрачный потолок каюты ничего не было видно, кроме звезд.
   – Он остановился немного в стороне, – сказал Легерье, и его голос заметно дрожал от волнения. – Но сомнений нет. Это звездолет, но не наш!
   Он еще говорил, когда стрелка гравометра снова дрогнула и быстро пошла влево.
   Космический корабль удалялся.
   Зачем же он подлетал к Гермесу? Если неизвестные астролетчики заметили на астероиде искусственное сооружение, они должны были заинтересоваться и постараться выяснить, что же это такое. Но они задержались меньше чем на минуту и улетели. За это время ничего нельзя было хорошо рассмотреть. Пусть не очень большая, но на проделанный маневр требовалась затрата энергии.
   В чем причина столь странного поведения?
   Инженеры и ученые молча переглядывались. Никто ничего не понимал, и люди невольно задавали себе вопрос: не почудилось ли им это посещение?
   Легерье нарушил длительное молчание.
   – Корабль удаляется по прямой линии, постепенно увеличивая скорость, – сказал он. – Зачем было замедлять ее и полностью останавливаться? Более чем непонятно.
   Внезапно блеснул яркий свет. Те, кто успели поднять голову, заметили, как на черном бархате неба, прямо над ними, вспыхнул облаком пламени вихрь чудовищного взрыва.

   Он произошел очень далеко, но именно там, где должен был находиться улетевший корабль. Каюта осветилась мертвенным белым светом на одно мгновение.
   И все погасло.
   Стрелка гравиометра, словно в бессилии, упала к нулю. Действующая на нее масса, масса космического корабля другого мира, только что подлетевшего к Гермесу, исчезла – внезапно, сразу!
   – Катастрофа! – вскричал Муратов. – Корабль взорвался!
   – Да, он взорвался, – медленно и грустно сказал Легерье. – Это аннигиляция. И мы никогда уже не узнаем, что произошло на наших глазах.
   – И кому, какому человечеству он принадлежал, – добавил Муратов.
   Неожиданная катастрофа глубоко потрясла всех. Люди задыхались от волнения. Пусть неизвестно, кто находился в этом корабле, пусть они были существами, чуждыми людям Земли. Это были разумные представители единого человечества вселенной!
   Так близко, рядом, находился разум иного мира, вот только что сейчас могла состояться долгожданная встреча людей-братьев! Впервые в истории! И не состоялась! Вестник иного мира, быть может, прилетевший из далеких глубин пространства, бесследно исчез.
   Это было так нелепо, так невыносимо обидно, так бессмысленно!
   Легерье машинально нажал на кнопку, восстанавливая сообщение между отсеками обсерватории.
   – Но почему, почему они не опустились? – сказал Вестон. – Они не могли не заметить нашу обсерваторию. Почему же они так поспешно ушли от нас?
   – Может быть, именно потому, – ответил Муратов, – что эти существа прибыли к нам из антимира. Они убедились в том, что наш астероид, относительно них, из антивещества, и поспешили уйти от опасности. А удалившись, столкнулись с метеоритом. И произошла аннигиляция, которой они опасались.