Страница:
– Ваша гипотеза несостоятельна, Муратов, – сказал Легерье. – Несостоятельна по двум причинам. Во-первых, никаких крупных метеоритов сейчас не пролетало. На том расстоянии, на котором произошел взрыв, наши локаторы заметили бы любой метеорит. А во-вторых, космический корабль, прилетевший в чужую планетную систему, должен быть защищен от опасности аннигиляции. Из какого вещества состоят наша планетная система, они должны были определить давно. Ведь мы встретились с ними не на окраине, а почти что в центре.
– Они могли и не пролетать всю нашу систему, а подойти к ней сверху или снизу относительно плоскости эклиптики.
– Немыслимо. Такое легкомыслие никак не вяжется…
Он не договорил, весь превратившись в слух.
Отчетливый стук послышался со стороны входной камеры – наружной двери обсерватории.
Кто мог стучать?
Если это был кто-нибудь из экипажей кораблей эскадрильи, ему незачем было прибегать к стуку. Существовала сигнализация, и она была известна всем. Да и не мог никто явиться, не предупредив заранее.
Одна и та же мысль мелькнула у всех. Стучали существа иного мира, высадившиеся с того самого корабля, который только что, несколько минут тому назад, погиб!
Но ведь этот корабль не опускался на поверхность Гермеса. Как же он мог высадить кого-нибудь?
Корабль улетел, и подобный «десант» был совершенно бессмыслен!
Стук повторился, четкий, настойчивый! Легерье включил экран наружного обзора. И они увидели… У самого входа стояла высокая человеческая фигура в скафандре. Обыкновенная человеческая фигура! Обыкновенная?.. Это было не так! Все сразу заметили еще и другое. Человек, стоявший у входа, был одет не в земной скафандр! Вот он поднял руку и явно нетерпеливо постучал металлической перчаткой в наружную дверь. Значит, все-таки… Все-таки великая встреча состоялась! У входа находилось существо с другой планеты – гость, прилетевший неведомо откуда, – стояло и настойчиво просило впустить его!
Трудно передать словами, что почувствовали люди Земли, когда поняли, с кем они имеют дело! Гость был один. Может быть, остальные прятались в скалах, ожидая? Может быть, пришельцы не были уверены в том, какой прием их ждет, и выслали вперед разведчика? Но ведь им некуда деваться с астероида. Высадивший их корабль улетел и погиб. Они не могли не знать этого. Странно, загадочно, непонятно! Легерье не колебался. Наружная дверь раздвинулась. Внутри выходной камеры вспыхнул свет, приглашая гостя войти. Он вошел, вошел уверенно и просто, видимо без всяких опасений. Начальник экспедиции медлил. Он ждал, не покажутся ли остальные. Никто не появлялся. По-видимому, как это ни невероятно, но гость был один. Наружная дверь закрылась.
Пришелец из космоса находился внутри обсерватории, он вступил в чуждый ему мир!
Заработали автоматы биологической защиты. Легерье включил максимальный режим.
– Догадается ли он снять скафандр?
– Должен догадаться. Это же космолетчик. Он сам понимает опасность.
И снова молчание, напряженное, почти мучительное.
– А если он не сможет дышать нашим воздухом?
Никто не отозвался. Эта тревожная мысль явилась всем.
Ничего уже нельзя было изменить. Процесс начался и не мог быть остановлен. Да и куда было деваться пришельцу?..
Он сжег за собой все мосты.
В выходной камере не было экрана. Невозможно было увидеть, что происходит там. Максимальный режим обработки продлится почти час. Живого или мертвого, но пришельца из космоса люди увидят только тогда, когда этот час пройдет.
Он тянулся невыносимо.
– Если бы можно было предвидеть такое, – сказал Вестон, – там был бы экран!
Еще бы! Если бы люди могли предвидеть появление такого гостя, телесвязь с выходной камерой была бы сделана самым тщательным образом. А так, в обычных условиях, в ней не было никакой нужды.
Прошло десять минут. Только десять!
Камера уже наполнилась воздухом. Дистиллированным, чистым воздухом космической обсерватории, без единой бактерии или микроба.
Но воздухом земного состава!
Как подействует на гостя этот воздух? Может быть, чужое Земле существо задохнется в нем и, когда откроется внутренняя дверь, люди увидят только холодный труп?
– Нет, невероятно! – сказал Легерье. – Он не вошел бы так спокойно.
– Мне кажется, – сказал Муратов, – что я понимаю. Это один из хозяев спутников-разведчиков. А они давно знают нашу планету, знают состав ее атмосферы. И, видимо, она им не опасна.
Такое предположение многое объясняло. Но не все!
– Как он очутился на Гермесе? – спросил один из астрономов.
– Очень просто. Спрыгнул. Прыжок со ста метров вполне безопасен на астероиде таких размеров.
– Но зачем?
– Это мы узнаем от него самого.
Прошло двадцать минут!
Потом полчаса!
Каюта Легерье опустела. Хотя до момента, когда откроется дверь, оставалось еще много времени, все, кроме Макарова, собрались перед выходной камерой. Заместитель Легерье остался в своей каюте, у обзорного экрана, и периодически сообщал о том, что он видит снаружи. Вернее, о том, что он ничего не видит. Не было никаких признаков присутствия возле обсерватории других звездолетчиков.
Становилось очевидным, что находившийся в камере пришелец действительно один. Это делало его появление на астероиде вдвойне непонятным.
Что нужно ему здесь? Зачем он спрыгнул с своего корабля? Почему его товарищи бросили его одного, а сами улетели? Они могли видеть обсерваторию, но не могли знать, есть ли внутри нее живые существа. Обсерватория могла быть давно брошена за ненадобностью, ее могли обслуживать кибернетические автоматы. А в этом случае одинокий человек обречен на скорую и мучительную смерть. Не могли они не понимать этого! А если они знали о скорой гибели звездолета, то почему не высадились все? Да и зачем было улетать навстречу смерти, если они знали? Но как они могли знать?!
Все, все загадочно, все непонятно!
Сорок минут!
На кораблях вспомогательной эскадрильи знали обо всем. Муратов не забыл о своих товарищах и рассказал им по радиофону о невероятном событии. Там, конечно, тоже волновались, но не так, как здесь. Ведь пришелец из космоса должен был появиться впервые именно здесь, на обсерватории!
Впервые!
Каждый про себя, они готовились к сверхсенсационному событию – к моменту встречи лицом к лицу обитателей разных миров!
Впервые в истории!
…Пятьдесят минут!
Волнение нарастало. А тот, кто находился за толстой непроницаемой дверью, волнуется ли он? Доступно ли ему подобное чувство?
Он должен волноваться! Нельзя себе представить разумное, мыслящее существо без нервной системы!
Они уже видели, что внешние формы пришельца очень похожи на формы людей Земли. Но что окажется под скафандром?
Никто не ожидал появления какого-нибудь чудовища. У гостя из космоса была голова, руки и ноги. Он был одет в скафандр, подобный земным. Он, видимо, мог свободно дышать воздухом Земли. Это говорило за то, что планета, бывшая его родиной, однотипна с Землей. Так почему же сходные условия развития должны привести не к сходным результатам?..
Прошло пятьдесят пять минут!
…Еще одна минута!
И такая глубокая тишина (люди сдерживали даже дыхание) царила вокруг, что все отчетливо услышали, как там, в центральном павильоне, где были сосредоточены все агрегаты управления, щелкнул выключившийся автомат биологической защиты.
Обработка закончилась.
Если пришелец снял с себя скафандр, а он должен был это сделать, если думал логически, то ни на поверх ности его тела, ни внутри него не осталось уже ничего, что могло бы заразить воздух обсерватории.
А если нет?
Но и тогда не было опасности. Скафандр был чист. Гостю жестами объяснят, что нужно снять его, и подвергнут вторичной обработке.
Долгожданный момент приблизился вплотную!
Легерье, внешне спокойный, но с сильно побледневшим лицом, нажал на кнопку.
Дверь раздвинулась.
Каждый из них представлял себе гостя по-своему. Каждый рисовал в воображении свой облик, подсказанный индивидуальной фантазией. Но все ожидали увидеть космолетчика, одетого соответственно понятию о космическом полете. Пусть не в комбинезоне, как земные астролетчики, пусть в самом невероятном по покрою и материалу костюме, с любыми чертами лица, любого цвета кожи!
Но того, что они увидели в действительности, не ожидал никто!
Гость снял скафандр; он догадался это сделать, как и ожидали.
Но!..
Всеобщий возглас изумления встретил появление пришельца.
Перед ними, близко от двери, стояла высокая девушка в коротком, сильно открытом платье золотого цвета. Густые иссиня-черные волосы обрамляли ее лицо со странным зеленоватым оттенком кожи. Большие, косо расположенные, очень удлиненные глаза пытливо, но совершенно спокойно смотрели на людей Земли.
Она подняла руку открытой ладонью вперед и произнесла мягким, певучим голосом, растягивая слоги:
– Гийанэйа!
9
10
– Они могли и не пролетать всю нашу систему, а подойти к ней сверху или снизу относительно плоскости эклиптики.
– Немыслимо. Такое легкомыслие никак не вяжется…
Он не договорил, весь превратившись в слух.
Отчетливый стук послышался со стороны входной камеры – наружной двери обсерватории.
Кто мог стучать?
Если это был кто-нибудь из экипажей кораблей эскадрильи, ему незачем было прибегать к стуку. Существовала сигнализация, и она была известна всем. Да и не мог никто явиться, не предупредив заранее.
Одна и та же мысль мелькнула у всех. Стучали существа иного мира, высадившиеся с того самого корабля, который только что, несколько минут тому назад, погиб!
Но ведь этот корабль не опускался на поверхность Гермеса. Как же он мог высадить кого-нибудь?
Корабль улетел, и подобный «десант» был совершенно бессмыслен!
Стук повторился, четкий, настойчивый! Легерье включил экран наружного обзора. И они увидели… У самого входа стояла высокая человеческая фигура в скафандре. Обыкновенная человеческая фигура! Обыкновенная?.. Это было не так! Все сразу заметили еще и другое. Человек, стоявший у входа, был одет не в земной скафандр! Вот он поднял руку и явно нетерпеливо постучал металлической перчаткой в наружную дверь. Значит, все-таки… Все-таки великая встреча состоялась! У входа находилось существо с другой планеты – гость, прилетевший неведомо откуда, – стояло и настойчиво просило впустить его!
Трудно передать словами, что почувствовали люди Земли, когда поняли, с кем они имеют дело! Гость был один. Может быть, остальные прятались в скалах, ожидая? Может быть, пришельцы не были уверены в том, какой прием их ждет, и выслали вперед разведчика? Но ведь им некуда деваться с астероида. Высадивший их корабль улетел и погиб. Они не могли не знать этого. Странно, загадочно, непонятно! Легерье не колебался. Наружная дверь раздвинулась. Внутри выходной камеры вспыхнул свет, приглашая гостя войти. Он вошел, вошел уверенно и просто, видимо без всяких опасений. Начальник экспедиции медлил. Он ждал, не покажутся ли остальные. Никто не появлялся. По-видимому, как это ни невероятно, но гость был один. Наружная дверь закрылась.
Пришелец из космоса находился внутри обсерватории, он вступил в чуждый ему мир!
Заработали автоматы биологической защиты. Легерье включил максимальный режим.
– Догадается ли он снять скафандр?
– Должен догадаться. Это же космолетчик. Он сам понимает опасность.
И снова молчание, напряженное, почти мучительное.
– А если он не сможет дышать нашим воздухом?
Никто не отозвался. Эта тревожная мысль явилась всем.
Ничего уже нельзя было изменить. Процесс начался и не мог быть остановлен. Да и куда было деваться пришельцу?..
Он сжег за собой все мосты.
В выходной камере не было экрана. Невозможно было увидеть, что происходит там. Максимальный режим обработки продлится почти час. Живого или мертвого, но пришельца из космоса люди увидят только тогда, когда этот час пройдет.
Он тянулся невыносимо.
– Если бы можно было предвидеть такое, – сказал Вестон, – там был бы экран!
Еще бы! Если бы люди могли предвидеть появление такого гостя, телесвязь с выходной камерой была бы сделана самым тщательным образом. А так, в обычных условиях, в ней не было никакой нужды.
Прошло десять минут. Только десять!
Камера уже наполнилась воздухом. Дистиллированным, чистым воздухом космической обсерватории, без единой бактерии или микроба.
Но воздухом земного состава!
Как подействует на гостя этот воздух? Может быть, чужое Земле существо задохнется в нем и, когда откроется внутренняя дверь, люди увидят только холодный труп?
– Нет, невероятно! – сказал Легерье. – Он не вошел бы так спокойно.
– Мне кажется, – сказал Муратов, – что я понимаю. Это один из хозяев спутников-разведчиков. А они давно знают нашу планету, знают состав ее атмосферы. И, видимо, она им не опасна.
Такое предположение многое объясняло. Но не все!
– Как он очутился на Гермесе? – спросил один из астрономов.
– Очень просто. Спрыгнул. Прыжок со ста метров вполне безопасен на астероиде таких размеров.
– Но зачем?
– Это мы узнаем от него самого.
Прошло двадцать минут!
Потом полчаса!
Каюта Легерье опустела. Хотя до момента, когда откроется дверь, оставалось еще много времени, все, кроме Макарова, собрались перед выходной камерой. Заместитель Легерье остался в своей каюте, у обзорного экрана, и периодически сообщал о том, что он видит снаружи. Вернее, о том, что он ничего не видит. Не было никаких признаков присутствия возле обсерватории других звездолетчиков.
Становилось очевидным, что находившийся в камере пришелец действительно один. Это делало его появление на астероиде вдвойне непонятным.
Что нужно ему здесь? Зачем он спрыгнул с своего корабля? Почему его товарищи бросили его одного, а сами улетели? Они могли видеть обсерваторию, но не могли знать, есть ли внутри нее живые существа. Обсерватория могла быть давно брошена за ненадобностью, ее могли обслуживать кибернетические автоматы. А в этом случае одинокий человек обречен на скорую и мучительную смерть. Не могли они не понимать этого! А если они знали о скорой гибели звездолета, то почему не высадились все? Да и зачем было улетать навстречу смерти, если они знали? Но как они могли знать?!
Все, все загадочно, все непонятно!
Сорок минут!
На кораблях вспомогательной эскадрильи знали обо всем. Муратов не забыл о своих товарищах и рассказал им по радиофону о невероятном событии. Там, конечно, тоже волновались, но не так, как здесь. Ведь пришелец из космоса должен был появиться впервые именно здесь, на обсерватории!
Впервые!
Каждый про себя, они готовились к сверхсенсационному событию – к моменту встречи лицом к лицу обитателей разных миров!
Впервые в истории!
…Пятьдесят минут!
Волнение нарастало. А тот, кто находился за толстой непроницаемой дверью, волнуется ли он? Доступно ли ему подобное чувство?
Он должен волноваться! Нельзя себе представить разумное, мыслящее существо без нервной системы!
Они уже видели, что внешние формы пришельца очень похожи на формы людей Земли. Но что окажется под скафандром?
Никто не ожидал появления какого-нибудь чудовища. У гостя из космоса была голова, руки и ноги. Он был одет в скафандр, подобный земным. Он, видимо, мог свободно дышать воздухом Земли. Это говорило за то, что планета, бывшая его родиной, однотипна с Землей. Так почему же сходные условия развития должны привести не к сходным результатам?..
Прошло пятьдесят пять минут!
…Еще одна минута!
И такая глубокая тишина (люди сдерживали даже дыхание) царила вокруг, что все отчетливо услышали, как там, в центральном павильоне, где были сосредоточены все агрегаты управления, щелкнул выключившийся автомат биологической защиты.
Обработка закончилась.
Если пришелец снял с себя скафандр, а он должен был это сделать, если думал логически, то ни на поверх ности его тела, ни внутри него не осталось уже ничего, что могло бы заразить воздух обсерватории.
А если нет?
Но и тогда не было опасности. Скафандр был чист. Гостю жестами объяснят, что нужно снять его, и подвергнут вторичной обработке.
Долгожданный момент приблизился вплотную!
Легерье, внешне спокойный, но с сильно побледневшим лицом, нажал на кнопку.
Дверь раздвинулась.
Каждый из них представлял себе гостя по-своему. Каждый рисовал в воображении свой облик, подсказанный индивидуальной фантазией. Но все ожидали увидеть космолетчика, одетого соответственно понятию о космическом полете. Пусть не в комбинезоне, как земные астролетчики, пусть в самом невероятном по покрою и материалу костюме, с любыми чертами лица, любого цвета кожи!
Но того, что они увидели в действительности, не ожидал никто!
Гость снял скафандр; он догадался это сделать, как и ожидали.
Но!..
Всеобщий возглас изумления встретил появление пришельца.
Перед ними, близко от двери, стояла высокая девушка в коротком, сильно открытом платье золотого цвета. Густые иссиня-черные волосы обрамляли ее лицо со странным зеленоватым оттенком кожи. Большие, косо расположенные, очень удлиненные глаза пытливо, но совершенно спокойно смотрели на людей Земли.
– Гийанэйа!
9
– Из всей этой загадочной истории самым странным мне кажется ее внешний вид, я говорю о Гианэе, – сказал Муратов. – Я не думал, что мы увидим такое полное сходство с земными людьми. Это просто невероятно. И как хотите, но в моем сознании не укладывается, что она – житель иного мира.
– А кем иным она может быть? – спросил Легерье.
– Я понимаю это. Как и все, я вынужден признать факт. Но, право, не знаю, как вам объяснить, что-то во мне протестует, даже возмущается…
– Тут нет ничего удивительного, – сказал Легерье. – Ваше состояние понятно. Люди приучили себя к мысли, что обитатели других миров не могут быть в точности похожими на нас. Но почему? Вселенная безгранична, и среди бесчисленного количества обитаемых миров должны встречаться любые внешние формы жизни, вплоть до мыслящей плесени, как писал один ученый в середине прошлого века. Существуют мыслящие организмы всевозможных форм. Но не надо забывать, что доступная нам часть вселенной состоит из тех же веществ, из тех же элементов, что и наша Солнечная система. Установлено, что планетные системы, повторяю, – в доступной нашему исследованию части вселенной, окружают звезды, по спектральному классу подобные Солнцу. Отсюда логический вывод: условия жизни примерно одинаковы. А что такое человек, как не продукт долгого, томительно долгого процесса приспособления к окружающим условиям? Внешние формы тела не могут быть нерациональными. Тело – исполнительный орган мозга. Природа выработала органы, наиболее приспособленные к выполнению определенных функций. А природа всегда идет по самому простому пути. Тело человека – это самый простой из теоретически возможных вариантов. Так почему же на других планетах, где условия жизни подобны нашим, этот процесс должен привести к иному результату? Другое дело, если в основе жизни лежит не углерод и кислород, а что-нибудь другое. Тогда самый мозг может оказаться иным и, как следствие, получит иные органы. Но с подобными существами у нас не будет ничего общего и никакой контакт немыслим.
– Я понимаю вас, – сказал Муратов, – и согласен с вами. Но тут не подобие, а полное сходство.
– И это не удивительно. Я с самого начала был абсолютно убежден, что мы увидим человека. Так и оказалось. И вот почему я был в этом уверен. Я разделяю вашу точку зрения. Корабль, который подлетал к Гермесу, принадлежал именно хозяевам разведчиков. Они знают, и знают хорошо, нашу Землю. И они решились, в данный момент не важно, по каким причинам, решились высадить на астероид одного из экипажа своего корабля. Мы не знаем, зачем они это сделали, но можем быть совершенно уверены в том, что они не сомневались: их товарищ найдет общий язык с нами. А такая уверенность никак не могла возникнуть, если бы мы и они не были подобны. К существам, отличным от них самих, никогда не послали бы одного человека.
– Все это так, – с оттенком досады сказал Муратов. – Но вы говорите – подобие, подобие! Откуда же не подобие, а абсолютное тождество? Нельзя же считать, что зеленый налет на коже – решающее различие. На Земле между расами большее различие.
Легерье пожал плечами.
– Удивляюсь, – сказал он, – откуда у вас такой атавизм? Подсознательно вы повторяете то, что говорили и писали десятки лет назад. Тогда это было понятно. Слишком близки были еще века владычества религиозных верований. Человек казался самому себе чем-то исключительным в природе. Трудно было допустить, что где-нибудь может существовать такое же «совершенное», подобное божеству, существо, как человек Земли. Отсюда теории о возможности для природы создавать бесконечные формы – вместилища мозга. Подчеркиваю – создавать в одинаковых условиях. А если стать, стать твердо на точку зрения, что человек – создание природы, то нетрудно понять и то, что природа везде, где условия одинаковы, создает одно и то же. У природы нет разума, она действует, если можно так выразиться, «интуитивно». Действует просто и, самое главное, естественно.
– Все не то, – сказал Муратов. – То, что вы говорите, я и сам знаю.
– Вас смущает, что Гианэя – копия земной женщины, и притом женщины белой расы. Так ведь? Давайте подойдем к вопросу с другой стороны. Поменяемся ролями. Пусть не они, а мы сами исследовали пространство вокруг нашей планетной системы. И обнаружили несколько населенных миров. Пусть обитатели этих миров различны по внешности. Есть совсем не похожие на нас, есть подобные нам. А есть и совсем тождественные. С кем же мы свяжемся первыми? С кем произойдет первая встреча?
– На Земле несколько рас.
– Совершенно верно. Естественно ожидать понимания от подобных самому себе. Гианэя принадлежит к человечеству или части человечества такой планеты, где мыслящий разум облекся в ту же форму, что и на Земле, и притом наибольшее сходство у них и у людей белой расы на Земле.
– Значит, все-таки это случайность?
– Да, но случайность закономерная и естественная. Ничего странного я здесь не вижу. Скажу более; я был бы очень удивлен, если бы случилось иначе.
– Значит, по-вашему, они имели выбор?
– Похоже на то. Но может, конечно, и так случиться, что они и не имели выбора. Просто первая же населенная планета, которую они нашли, оказалась населенной одинаковыми с ними людьми. Тот факт, что Гианэя свободно дышит нашим воздухом, доказывает тождество Земли и ее родины. А такое тождество, по моему глубокому убеждению, не исключение, а правило в близкой к нам области вселенной. Я говорю о звездах класса нашего Солнца. У других звезд планетных систем не обнаружено. С их стороны было совершенно естественно и логично искать населенные миры возле звезд, подобных их солнцу.
– Вы думаете, что ее родина где-то близко?
– Это вытекает из предположения, что разведчики посланы ими. Нельзя допустить, что их послали к нам из туманности Андромеды. Должна быть цель. Другое дело, если мы ошибаемся и Гианэя не имеет никакого отношения к разведчикам. Тогда она могла явиться откуда угодно.
– А чем вы объясняете зеленый оттенок ее кожи? – спросил Муратов, желая переменить разговор и оставить тему, где он чувствовал превосходство собеседника.
Легерье улыбнулся.
– Вы сами понимаете, что на этот вопрос я не могу ответить сейчас, – сказал он. – Происхождение зеленого оттенка выяснится, когда Гианэю обследуют медики. Если она согласится на это.
– Если согласится? – удивленно спросил Муратов. – Как можно даже допускать возможность отказа? Это же совершенно нелепо со стороны разумного существа, попавшего на другую планету. Не может же она не понимать, что наука Земли захочет ознакомиться с ее организмом? Содействовать в этом – ее нравственный долг.
Несколько минут Легерье молчал.
– Вот что, Муратов, – сказал он наконец. – Я рад, что вы заговорили об этом. Я не хотел ни с кем делиться своими наблюдениями, чтобы не создавать впечатления, которое может оказаться ложным. Но раз мы затронули эту тему… Скажите, вы не заметили в поведении Гианэи ничего особенного?
– Я заметил только, что она держится с поразительным спокойствием. В ее положении это даже неестественно.
– Да, конечно. Оказаться в чужом мире, среди чуждых не только ей, но и всему человечеству, к которому она принадлежит, людей и держать себя так, как она, – неестественно. Вы правы. Но мне кажется, что тут другое. – Легерье в волнении прошелся по каюте. – Очень бы хотелось, чтобы вы доказали мне мою неправоту. Буду говорить прямо. Вам не кажется, что Гианэя держится не спокойно, а высокомерно?
Муратов вздрогнул. То, что сказал Легерье, сходилось с его собственными мыслями. Ему самому часто казалось, что в поведении чужеземки проступает сознание своего превосходства над окружающими, но он старался не поддаваться этому впечатлению.
– Да, – ответил он, – казалось, и не раз. Но, может быть, это не высокомерие, для него нет причин, а просто манера держаться, свойственная этим людям. Ведь они не люди Земли.
– Возможно. Мы не знаем их. Но при таком полном внешнем сходстве не только тела, но даже одежды, психика должна быть тоже сходной. Но оставим это. Почему она приняла все наши заботы о ней как должное? Никаких признаков благодарности. Вы помните, когда Вестон повторил сказанное ею слово «Гийанейа», полагая, что оно означает приветствие, она гордо, именно гордо вскинула голову и снова сказала то же слово, указывая на себя. Это было ее имя. Она сделала это так, словно ее оскорбило непонимание. Разве человеку Земли, впервые встретившемуся с обитателями иного мира, придет в голову сразу же назвать свое имя? Мне кажется, что это именно высокомерие, сознание своего превосходства. Но допустим, что у них так принято. Когда наш врач, выполняя программу биологической защиты, предложил ей сесть в бассейн, она хорошо поняла, поняла сразу и беспрекословно выполнила требуемое. И разделась, не ожидая, когда выйдут присутствующие, при всех. Вы скажете, что в их мире нет женской стыдливости, что у них опять-таки так принято. Сопоставим это с другим фактом. Она явилась к нам в женском платье, и покрой этого платья отнюдь не говорит об отсутствии в их мире таких женских свойств, как кокетливость и стыдливость. Вспомните – спина совершенно открыта платьем, но прикрыта волосами. Это очень характерно. Даже самой кокетливой женщине Земли не придет в голову явиться в чужой мир одетой таким образом. Почему она не в костюме астролетчика? Почему она посчитала нужным показаться нам «во всем блеске красоты»? И после этого она раздевается при всех. Здесь уместно вспомнить глубокую старину. Римские патрицианки раздевались при своих рабах, не считая их людьми.
– Вы впадаете в противоречие, – сказал Муратов. – Если она не считает нас равными ей людьми, то зачем же было «поражать» нас «блеском красоты», как вы сказали?
– Никакого противоречия. Как раз наоборот. Явиться перед нами не рядовым астролетчнком, а именно «госпожой» – вот, по-моему, мотивы ее поведения.
– Госпожой, – повторил Муратов. – Разве в мире, техника которого дошла до межзвездных полетов, могут сохраниться понятия «господин» и «раб»? Вы ошибаетесь, Легерье. Все это можно объяснить гораздо проще, одним словом – обычай. У них такие обычаи. Отличные от наших и потому не понятные нам.
– Буду рад, если это так. Но для меня несомненно, что их психология родственна нашей. Иначе не может быть при таком сходстве. Представьте себе, что вы на ее месте. Вы назвали свое имя – Виктор. И вдруг вас стали бы называть, например, Вико. Разве вы не поправили бы? А она? Тот же Вестон, а затем наш врач, обратились к ней, произнеся ее имя «Гианэя», вместо «Гийанейа». Как она поступила? Улыбнулась, и, как хотите, улыбнулась пренебрежительно и не возразила. Ей все равно. От низших существ нельзя требовать правильного произношения.
– Увлекаетесь, Легерье. Я отчасти с вами согласен. В ней чувствуется сознание своего превосходства, это верно. По-видимому, такое чувство у нее действительно есть. Но относиться к нам, как низшим существам, у нее нет никаких оснований. Может быть, она думает, что мы затрудняемся произнести Гийанейа. Если бы на чужой планете меня назвали Вико, я не стал бы требовать правильного произношения. Раз им так легче, то не все ли равно?
– Любой факт можно объяснить с любой точки зрения. Но в совокупности они дают определенную картину, и ее труднее объяснить, как нам хочется. Увидим! Все это выяснится со временем. Мне очень жаль, – прибавил Легерье, круто меняя разговор, – что я не буду присутствовать при ее прилете на Землю. Как она поведет себя? Когда вы вылетаете?
– Завтра. То есть через двадцать четыре часа. Ведь у вас тут нет суток. Янсен считает, что Гианэя достаточно привыкла к нашей пище за эти два дня. Кстати, не странно ли, что она так охотно и без опасений приняла предложенный ей завтрак?
– Это лишнее доказательство правильности вашей же гипотезы, Муратов. Она принадлежит к тем, кто запустил к нам разведчиков. А они знают Землю, ее атмосферу, ее людей, а также и нашу пищу.
– И к тому же ей ничего другого не оставалось, если она не намеревалась умереть с голоду, – задумчиво сказал Муратов.
– А кем иным она может быть? – спросил Легерье.
– Я понимаю это. Как и все, я вынужден признать факт. Но, право, не знаю, как вам объяснить, что-то во мне протестует, даже возмущается…
– Тут нет ничего удивительного, – сказал Легерье. – Ваше состояние понятно. Люди приучили себя к мысли, что обитатели других миров не могут быть в точности похожими на нас. Но почему? Вселенная безгранична, и среди бесчисленного количества обитаемых миров должны встречаться любые внешние формы жизни, вплоть до мыслящей плесени, как писал один ученый в середине прошлого века. Существуют мыслящие организмы всевозможных форм. Но не надо забывать, что доступная нам часть вселенной состоит из тех же веществ, из тех же элементов, что и наша Солнечная система. Установлено, что планетные системы, повторяю, – в доступной нашему исследованию части вселенной, окружают звезды, по спектральному классу подобные Солнцу. Отсюда логический вывод: условия жизни примерно одинаковы. А что такое человек, как не продукт долгого, томительно долгого процесса приспособления к окружающим условиям? Внешние формы тела не могут быть нерациональными. Тело – исполнительный орган мозга. Природа выработала органы, наиболее приспособленные к выполнению определенных функций. А природа всегда идет по самому простому пути. Тело человека – это самый простой из теоретически возможных вариантов. Так почему же на других планетах, где условия жизни подобны нашим, этот процесс должен привести к иному результату? Другое дело, если в основе жизни лежит не углерод и кислород, а что-нибудь другое. Тогда самый мозг может оказаться иным и, как следствие, получит иные органы. Но с подобными существами у нас не будет ничего общего и никакой контакт немыслим.
– Я понимаю вас, – сказал Муратов, – и согласен с вами. Но тут не подобие, а полное сходство.
– И это не удивительно. Я с самого начала был абсолютно убежден, что мы увидим человека. Так и оказалось. И вот почему я был в этом уверен. Я разделяю вашу точку зрения. Корабль, который подлетал к Гермесу, принадлежал именно хозяевам разведчиков. Они знают, и знают хорошо, нашу Землю. И они решились, в данный момент не важно, по каким причинам, решились высадить на астероид одного из экипажа своего корабля. Мы не знаем, зачем они это сделали, но можем быть совершенно уверены в том, что они не сомневались: их товарищ найдет общий язык с нами. А такая уверенность никак не могла возникнуть, если бы мы и они не были подобны. К существам, отличным от них самих, никогда не послали бы одного человека.
– Все это так, – с оттенком досады сказал Муратов. – Но вы говорите – подобие, подобие! Откуда же не подобие, а абсолютное тождество? Нельзя же считать, что зеленый налет на коже – решающее различие. На Земле между расами большее различие.
Легерье пожал плечами.
– Удивляюсь, – сказал он, – откуда у вас такой атавизм? Подсознательно вы повторяете то, что говорили и писали десятки лет назад. Тогда это было понятно. Слишком близки были еще века владычества религиозных верований. Человек казался самому себе чем-то исключительным в природе. Трудно было допустить, что где-нибудь может существовать такое же «совершенное», подобное божеству, существо, как человек Земли. Отсюда теории о возможности для природы создавать бесконечные формы – вместилища мозга. Подчеркиваю – создавать в одинаковых условиях. А если стать, стать твердо на точку зрения, что человек – создание природы, то нетрудно понять и то, что природа везде, где условия одинаковы, создает одно и то же. У природы нет разума, она действует, если можно так выразиться, «интуитивно». Действует просто и, самое главное, естественно.
– Все не то, – сказал Муратов. – То, что вы говорите, я и сам знаю.
– Вас смущает, что Гианэя – копия земной женщины, и притом женщины белой расы. Так ведь? Давайте подойдем к вопросу с другой стороны. Поменяемся ролями. Пусть не они, а мы сами исследовали пространство вокруг нашей планетной системы. И обнаружили несколько населенных миров. Пусть обитатели этих миров различны по внешности. Есть совсем не похожие на нас, есть подобные нам. А есть и совсем тождественные. С кем же мы свяжемся первыми? С кем произойдет первая встреча?
– На Земле несколько рас.
– Совершенно верно. Естественно ожидать понимания от подобных самому себе. Гианэя принадлежит к человечеству или части человечества такой планеты, где мыслящий разум облекся в ту же форму, что и на Земле, и притом наибольшее сходство у них и у людей белой расы на Земле.
– Значит, все-таки это случайность?
– Да, но случайность закономерная и естественная. Ничего странного я здесь не вижу. Скажу более; я был бы очень удивлен, если бы случилось иначе.
– Значит, по-вашему, они имели выбор?
– Похоже на то. Но может, конечно, и так случиться, что они и не имели выбора. Просто первая же населенная планета, которую они нашли, оказалась населенной одинаковыми с ними людьми. Тот факт, что Гианэя свободно дышит нашим воздухом, доказывает тождество Земли и ее родины. А такое тождество, по моему глубокому убеждению, не исключение, а правило в близкой к нам области вселенной. Я говорю о звездах класса нашего Солнца. У других звезд планетных систем не обнаружено. С их стороны было совершенно естественно и логично искать населенные миры возле звезд, подобных их солнцу.
– Вы думаете, что ее родина где-то близко?
– Это вытекает из предположения, что разведчики посланы ими. Нельзя допустить, что их послали к нам из туманности Андромеды. Должна быть цель. Другое дело, если мы ошибаемся и Гианэя не имеет никакого отношения к разведчикам. Тогда она могла явиться откуда угодно.
– А чем вы объясняете зеленый оттенок ее кожи? – спросил Муратов, желая переменить разговор и оставить тему, где он чувствовал превосходство собеседника.
Легерье улыбнулся.
– Вы сами понимаете, что на этот вопрос я не могу ответить сейчас, – сказал он. – Происхождение зеленого оттенка выяснится, когда Гианэю обследуют медики. Если она согласится на это.
– Если согласится? – удивленно спросил Муратов. – Как можно даже допускать возможность отказа? Это же совершенно нелепо со стороны разумного существа, попавшего на другую планету. Не может же она не понимать, что наука Земли захочет ознакомиться с ее организмом? Содействовать в этом – ее нравственный долг.
Несколько минут Легерье молчал.
– Вот что, Муратов, – сказал он наконец. – Я рад, что вы заговорили об этом. Я не хотел ни с кем делиться своими наблюдениями, чтобы не создавать впечатления, которое может оказаться ложным. Но раз мы затронули эту тему… Скажите, вы не заметили в поведении Гианэи ничего особенного?
– Я заметил только, что она держится с поразительным спокойствием. В ее положении это даже неестественно.
– Да, конечно. Оказаться в чужом мире, среди чуждых не только ей, но и всему человечеству, к которому она принадлежит, людей и держать себя так, как она, – неестественно. Вы правы. Но мне кажется, что тут другое. – Легерье в волнении прошелся по каюте. – Очень бы хотелось, чтобы вы доказали мне мою неправоту. Буду говорить прямо. Вам не кажется, что Гианэя держится не спокойно, а высокомерно?
Муратов вздрогнул. То, что сказал Легерье, сходилось с его собственными мыслями. Ему самому часто казалось, что в поведении чужеземки проступает сознание своего превосходства над окружающими, но он старался не поддаваться этому впечатлению.
– Да, – ответил он, – казалось, и не раз. Но, может быть, это не высокомерие, для него нет причин, а просто манера держаться, свойственная этим людям. Ведь они не люди Земли.
– Возможно. Мы не знаем их. Но при таком полном внешнем сходстве не только тела, но даже одежды, психика должна быть тоже сходной. Но оставим это. Почему она приняла все наши заботы о ней как должное? Никаких признаков благодарности. Вы помните, когда Вестон повторил сказанное ею слово «Гийанейа», полагая, что оно означает приветствие, она гордо, именно гордо вскинула голову и снова сказала то же слово, указывая на себя. Это было ее имя. Она сделала это так, словно ее оскорбило непонимание. Разве человеку Земли, впервые встретившемуся с обитателями иного мира, придет в голову сразу же назвать свое имя? Мне кажется, что это именно высокомерие, сознание своего превосходства. Но допустим, что у них так принято. Когда наш врач, выполняя программу биологической защиты, предложил ей сесть в бассейн, она хорошо поняла, поняла сразу и беспрекословно выполнила требуемое. И разделась, не ожидая, когда выйдут присутствующие, при всех. Вы скажете, что в их мире нет женской стыдливости, что у них опять-таки так принято. Сопоставим это с другим фактом. Она явилась к нам в женском платье, и покрой этого платья отнюдь не говорит об отсутствии в их мире таких женских свойств, как кокетливость и стыдливость. Вспомните – спина совершенно открыта платьем, но прикрыта волосами. Это очень характерно. Даже самой кокетливой женщине Земли не придет в голову явиться в чужой мир одетой таким образом. Почему она не в костюме астролетчика? Почему она посчитала нужным показаться нам «во всем блеске красоты»? И после этого она раздевается при всех. Здесь уместно вспомнить глубокую старину. Римские патрицианки раздевались при своих рабах, не считая их людьми.
– Вы впадаете в противоречие, – сказал Муратов. – Если она не считает нас равными ей людьми, то зачем же было «поражать» нас «блеском красоты», как вы сказали?
– Никакого противоречия. Как раз наоборот. Явиться перед нами не рядовым астролетчнком, а именно «госпожой» – вот, по-моему, мотивы ее поведения.
– Госпожой, – повторил Муратов. – Разве в мире, техника которого дошла до межзвездных полетов, могут сохраниться понятия «господин» и «раб»? Вы ошибаетесь, Легерье. Все это можно объяснить гораздо проще, одним словом – обычай. У них такие обычаи. Отличные от наших и потому не понятные нам.
– Буду рад, если это так. Но для меня несомненно, что их психология родственна нашей. Иначе не может быть при таком сходстве. Представьте себе, что вы на ее месте. Вы назвали свое имя – Виктор. И вдруг вас стали бы называть, например, Вико. Разве вы не поправили бы? А она? Тот же Вестон, а затем наш врач, обратились к ней, произнеся ее имя «Гианэя», вместо «Гийанейа». Как она поступила? Улыбнулась, и, как хотите, улыбнулась пренебрежительно и не возразила. Ей все равно. От низших существ нельзя требовать правильного произношения.
– Увлекаетесь, Легерье. Я отчасти с вами согласен. В ней чувствуется сознание своего превосходства, это верно. По-видимому, такое чувство у нее действительно есть. Но относиться к нам, как низшим существам, у нее нет никаких оснований. Может быть, она думает, что мы затрудняемся произнести Гийанейа. Если бы на чужой планете меня назвали Вико, я не стал бы требовать правильного произношения. Раз им так легче, то не все ли равно?
– Любой факт можно объяснить с любой точки зрения. Но в совокупности они дают определенную картину, и ее труднее объяснить, как нам хочется. Увидим! Все это выяснится со временем. Мне очень жаль, – прибавил Легерье, круто меняя разговор, – что я не буду присутствовать при ее прилете на Землю. Как она поведет себя? Когда вы вылетаете?
– Завтра. То есть через двадцать четыре часа. Ведь у вас тут нет суток. Янсен считает, что Гианэя достаточно привыкла к нашей пище за эти два дня. Кстати, не странно ли, что она так охотно и без опасений приняла предложенный ей завтрак?
– Это лишнее доказательство правильности вашей же гипотезы, Муратов. Она принадлежит к тем, кто запустил к нам разведчиков. А они знают Землю, ее атмосферу, ее людей, а также и нашу пищу.
– И к тому же ей ничего другого не оставалось, если она не намеревалась умереть с голоду, – задумчиво сказал Муратов.
10
Радиограмма с Гермеса, извещавшая о появлении Гианэи и обстоятельствах, предшествующих этому появлению, как и следовало ожидать, взволновала все население земного шара.
Возвращения эскадрильи ожидали с огромным нетерпением.
Автоматические радиоустановки обсерватории приняли огромное количество радиограмм с Земли, Марса, Венеры – отовсюду, где были люди, приветствующие Гианэю. Все человечество с восторгом восприняло ее приход – первой представительницы иного разума на Земле!
Встреча обещала вылиться в грандиозную демонстрацию.
Гианэе показали ворох радиограмм, жестами постарались объяснить, что все это адресовано ей, что ее с нетерпением ждут на Земле.
Поняла ли она? Всем почему-то казалось, что да, поняла. Но внешне отнеслась равнодушно.
Сообщение о том, что ей надо вылететь на Землю, загадочная пришелица встретила так же равнодушно.
Объяснения давал Вестон. На специально для этого вычерченной звездной карте он указал Гианэе на кружок, изображавший Гермес, потом на Землю. Она явно поняла его жесты. Потом инженер начертил стрелу – знак, который трудно было не понять любому мыслящему существу, тем более астролетчику. Острие стрелы упиралось в Землю.
Гианэя посмотрела на Легерье, стоявшего рядом. А затем она сделала рукой плавный жест, очень выразительный, могущий означать только одно: «Летим туда!». В значении этого жеста нельзя было ошибиться.
Каждая мелочь в поведении гостьи вызывала пристальное внимание. Все заметили, что, хотя пояснения давал Вестон, Гианэя «обращалась» исключительно к Легерье. Неужели она догадалась, что именно он является здесь старшим? В поведении начальника экспедиции не было ничего, что выделяло бы его среди других. Казалось, что ничто не могло навести Гианэю на правильную догадку.
И все же она явно догадалась.
После разговора с Легерье Муратов вспомнил об этом странном факте. Поведение Гианэи как будто подтверждало слова французского ученого. Гостья вынуждена была к кому-то обращаться, и она выбрала начальника экспедиции, игнорируя остальных.
«Но как могла она догадаться, что Легерье начальник?» – думал Муратов.
Роальда Янсена – астронома, медика и биолога, исполнявшего на Гермесе обязанности врача, очень беспокоил предстоявший Гианэе перелет на Землю.
– Здесь, – говорил он, – воздух чист. В нем нет ни одного микроба. А ведь на Земле они есть. Как подействует это на организм Гианэи? Не заболеет ли она сразу по прилете?
На эту тему состоялся специальный разговор с Землей. Там разделяли опасения Янсена.
Гианэе некуда было деваться. Оставить ее на Гермесе было невозможно. Не оставалось другого выхода, кроме отправки на Землю.
Казалось бы – о чем думать?
Но никому не хотелось действовать без ведома Гианэи. Она согласилась лететь, но надо объяснить ей грозящую опасность. Может быть, она не знает о ней, не подозревает, что, ступив на Землю, подвергнет себя большому риску.
Было решено во что бы то ни стало попытаться узнать мнение гостьи.
Но как это сделать?
– У нас нет иного пути, – сказал Янсен, – как только объяснить ей все с помощью рисунков, схем и биологических таблиц – обмена веществ, дыхания и так далее. Если она знакома с биологией, то поймет. Если не знакома, – не поймет ничего. Товарищ Вестон прекрасно рисует. Я попрошу его изготовить несколько рисунков по моему указанию. А затем попробуем.
– Думаю, что это объяснение должны давать двое, – сказал Легерье, – я и Янсен. Остальных прошу не присутствовать. Надо учитывать возможность, что Гианэя не поймет, и пощадить ее самолюбие.
Опыт произвели накануне отлета.
– А что будем делать, если Гианэя поймет и откажется лететь на Землю?
– спросил Муратов в самый последний момент, когда Легерье и Янсен готовились пойти к гостье.
Гианэе отдали каюту одного из астрономов, и она почти безотлучно находилась там.
– Сообщим на Землю, – ответил Легерье. – Но я думаю, что она не может отказаться. Она должна понимать, что у нас нет другого выхода.
– Может случиться и так, – добавил Янсен, – что Гианэе придется на Земле ходить в скафандре. А жить она будет в специальном помещении с дистиллированным воздухом.
Возвращения эскадрильи ожидали с огромным нетерпением.
Автоматические радиоустановки обсерватории приняли огромное количество радиограмм с Земли, Марса, Венеры – отовсюду, где были люди, приветствующие Гианэю. Все человечество с восторгом восприняло ее приход – первой представительницы иного разума на Земле!
Встреча обещала вылиться в грандиозную демонстрацию.
Гианэе показали ворох радиограмм, жестами постарались объяснить, что все это адресовано ей, что ее с нетерпением ждут на Земле.
Поняла ли она? Всем почему-то казалось, что да, поняла. Но внешне отнеслась равнодушно.
Сообщение о том, что ей надо вылететь на Землю, загадочная пришелица встретила так же равнодушно.
Объяснения давал Вестон. На специально для этого вычерченной звездной карте он указал Гианэе на кружок, изображавший Гермес, потом на Землю. Она явно поняла его жесты. Потом инженер начертил стрелу – знак, который трудно было не понять любому мыслящему существу, тем более астролетчику. Острие стрелы упиралось в Землю.
Гианэя посмотрела на Легерье, стоявшего рядом. А затем она сделала рукой плавный жест, очень выразительный, могущий означать только одно: «Летим туда!». В значении этого жеста нельзя было ошибиться.
Каждая мелочь в поведении гостьи вызывала пристальное внимание. Все заметили, что, хотя пояснения давал Вестон, Гианэя «обращалась» исключительно к Легерье. Неужели она догадалась, что именно он является здесь старшим? В поведении начальника экспедиции не было ничего, что выделяло бы его среди других. Казалось, что ничто не могло навести Гианэю на правильную догадку.
И все же она явно догадалась.
После разговора с Легерье Муратов вспомнил об этом странном факте. Поведение Гианэи как будто подтверждало слова французского ученого. Гостья вынуждена была к кому-то обращаться, и она выбрала начальника экспедиции, игнорируя остальных.
«Но как могла она догадаться, что Легерье начальник?» – думал Муратов.
Роальда Янсена – астронома, медика и биолога, исполнявшего на Гермесе обязанности врача, очень беспокоил предстоявший Гианэе перелет на Землю.
– Здесь, – говорил он, – воздух чист. В нем нет ни одного микроба. А ведь на Земле они есть. Как подействует это на организм Гианэи? Не заболеет ли она сразу по прилете?
На эту тему состоялся специальный разговор с Землей. Там разделяли опасения Янсена.
Гианэе некуда было деваться. Оставить ее на Гермесе было невозможно. Не оставалось другого выхода, кроме отправки на Землю.
Казалось бы – о чем думать?
Но никому не хотелось действовать без ведома Гианэи. Она согласилась лететь, но надо объяснить ей грозящую опасность. Может быть, она не знает о ней, не подозревает, что, ступив на Землю, подвергнет себя большому риску.
Было решено во что бы то ни стало попытаться узнать мнение гостьи.
Но как это сделать?
– У нас нет иного пути, – сказал Янсен, – как только объяснить ей все с помощью рисунков, схем и биологических таблиц – обмена веществ, дыхания и так далее. Если она знакома с биологией, то поймет. Если не знакома, – не поймет ничего. Товарищ Вестон прекрасно рисует. Я попрошу его изготовить несколько рисунков по моему указанию. А затем попробуем.
– Думаю, что это объяснение должны давать двое, – сказал Легерье, – я и Янсен. Остальных прошу не присутствовать. Надо учитывать возможность, что Гианэя не поймет, и пощадить ее самолюбие.
Опыт произвели накануне отлета.
– А что будем делать, если Гианэя поймет и откажется лететь на Землю?
– спросил Муратов в самый последний момент, когда Легерье и Янсен готовились пойти к гостье.
Гианэе отдали каюту одного из астрономов, и она почти безотлучно находилась там.
– Сообщим на Землю, – ответил Легерье. – Но я думаю, что она не может отказаться. Она должна понимать, что у нас нет другого выхода.
– Может случиться и так, – добавил Янсен, – что Гианэе придется на Земле ходить в скафандре. А жить она будет в специальном помещении с дистиллированным воздухом.