Страница:
— Нет-нет, ты не поняла! — быстро сказал Подметала. — Здесь как раз вся прелесть в том, что никаких правил не существует! Какой простор для фантазии, для творческого полёта мысли! Я ведь так ещё и не решил, каким способом я устрою ему каюк!
— Какая разница, чем угандошить придурка? Главное, чтобы понадёжнее.
Подметала сморщился, как от кислого.
— Я тебя умоляю: не употребляй таких грубых выражений! Это оскорбляет мой слух, а кроме того, является нарушением профессиональной этики. Почему бы тебе не пользоваться термином «каюк»? Во всём должен быть стиль!
— Ага. Я вот попыталась укаючить его со своими волками и обломалась, — ведьма смачно сплюнула. — Смотри, ты не облажайся, спицилист!
Подметала раздражённо замолчал и отвернулся.
«Спорю на что угодно, он сейчас думает о том, с каким удовольствием меня пришьёт, когда всё будет закончено, — подумала ведьма. — Не спеши, милок. У меня тоже найдётся, чем тебя удивить. Медиатор ему не нужен, ишь ты! Так я тебе и поверила!»
Хлюпик уже подходил к дому, предвкушая удовольствие от книги, когда ему на глаза попалось странное существо. Маленькая и, судя по всему, женская фигурка, сердито вертя головой, высматривала что-то на стенах домов. За спиной у неё висел плоский круглый рюкзачок, а на плече лежал длиннющий чехол — в таких местные рыбаки носили свои удочки.
— Ищешь чего-то? — спросил он, подойдя поближе.
Незнакомка обернулась. Она примерно моего возраста, подумал Хлюпик, чувствуя, что краснеет. Девушка была чудо как хороша — тоненькая, дочерна загорелая, с огромными зелёными глазами и густой копной серебристо-пепельных волос. На ногах у неё были плетёные сандалии, а всю одежду составляла короткая кожаная юбочка и просторный, грубой вязки жилет — размера на четыре больше, чем надо.
— Ух, слушай, хорошо, что ты подошёл! Я уже битый час ищу дом шестьдесят четыре «А». Но никто не знает, где тут такой.
— Шестьдесят четыре «А»?! Так это же тот самый, где я живу! — обрадовался Хлюпик. — Пошли, покажу!
— Спасибочки. Представляешь, я сегодня только приехала, стала себе квартирку подыскивать. Днём в газете нашла объявление и вот до сих пор тут болтаюсь.
— Приехала? Откуда?
— Из Леса, конечно, откуда же ещё? — усмехнулась девушка.
— Правда? А ты совсем не похожа на куки!
— На кого я не похожа?!
— На куки. Ну, то есть на человека из Леса. Я думал, ты вавилонянка.
— Почему это?
— Ну, просто ты так себя ведёшь…
— Как — «так»?
— Я хотел сказать — очень самоуверенно.
— Разве быть самоуверенным — это плохо? Слушай, а у вас тут людей Леса называют куки? Всех подряд, что ли?
— Ну да.
— Странно! — девушка пожала плечами. — Так где же этот дом?
— Вот он.
— Ёлки-палки! Я пятый раз мимо него прохожу! Номер трудно повесить, что ли!
— Там номер нарисован со стороны двора.
— Ну замечательно! Чтобы жильцы не забыли! А те, кто первый раз на этой улице, и так, значит, найдут! — в сердцах сказала девушка.
— Да, номера здесь ставятся по-дурацки, — согласился Хлюпик. — И не только здесь. Мы с моим товарищем сегодня целый день пытались найти один дом — и ничего!
— Ну да, целый день! — недоверчиво сказала девушка. — Заливай больше!
— Честно! — обиделся Хлюпик. — Не веришь — спроси моего друга. Он скоро подойдёт. Мы с ним вон там живём. — И Хлюпик показал на окошко мансарды.
Девушка, задрав голову, посмотрела наверх.
— Слушай, ты не в курсе, можно тут ещё одну такую квартирку снять? Я тоже люблю жить повыше. И потом, знаешь, вдруг город затопит? Я ещё в прошлый приезд заметила: вода в каналах всё прибывает и прибывает, только никто почему-то не замечает этого.
— Да, верно… Знаешь, наверное, тебе надо поговорить с домовладельцем, — сказал Хлюпик. — Видишь там сбоку небольшое крылечко? Там он и живёт. Постучись и скажи, что по поводу жилья.
— Отлично, я так и сделаю. — Девушка поправила лямку чехла на плече и решительно зашагала в указанном направлении.
— Заходи в гости! — крикнул Хлюпик в спину незнакомке.
— Обязательно! — Она обернулась. — А как тебя зовут, кстати?
— Хлю… Хлю из племени смоукеров.
— Очень приятно, Хлю, — улыбнулась девушка. — А я Адирроза. Адирроза Сипапоккула.
Результат превзошёл все мои ожидания. Нет, спящий никак не прореагировал. Как я узнал позднее, для его пробуждения подходило только одно средство — ведро холодной воды. Зато храпящий под столом проснулся и попытался принять стойку «смирно». Учитывая, что над ним находилась столешница, это оказалось нелегко; но он был упорен. Бильярдисты, поддерживая друг друга, старались принять вертикальное положение. Очевидно, для одного из них это усилие оказалось чрезмерным — по его глазам я понял, что его сейчас стошнит.
«Простите, — вежливо обратился я к нему, — где я могу увидеть старшего офицера воздушного корабля „Быстрый Как Ветер“?»
«В сортире», — сдавленно отозвался бильярдист и, прикрывая рот, помчался в означенное место. Спустя мгновение оттуда донеслись недвусмысленные звуки. Я покачал головой. Ничего другого я и не ожидал. Пьяные в дым офицеры, обкурившиеся низкосортным кумаром матросы и парочка-другая совершенно невменяемых куки из аэродромной обслуги — такова была типичная картина военной базы в те времена. Очевидно, у наших врагов дела обстояли не лучше — иначе как объяснить тот факт, что война затянулась надолго?
Итак, я принял командование. К тому моменту, как взошло солнце, я успел убедиться в верности своих оценок относительно состояния техники и боеготовности экипажа. Старший офицер — лейтенант Тьер Доцу, — как самый трезвый, получил нагоняй. Остальных я отправил отсыпаться, поскольку понимать человеческую речь они были не в состоянии. Боцман Вайфел Гасила постоянно пытался отдать честь первому попавшемуся на глаза вертикальному предмету. Его товарищ просто использовал плечо боцмана как подпорку для собственного туловища.
Покончив с воспитательной работой среди офицерского состава, я занялся проверкой судна. Состояние баллона можно было с некоторой натяжкой назвать условно удовлетворительным; однако парусная часть явно недотягивала до этого определения. Половины парусов не было вообще. Те же, что имелись, пестрели таким количеством прорех, словно дирижабль только что побывал в жестоком бою. Кроме того, необходимо было произвести замену всех металлических частей — нам предстояло пересечь зону Мооса. Приведение корабля в порядок заняло время до полудня. Большинство матросов — обезьянцы первого года службы, ещё не успевшие морально разложиться, ловко залатали дыры и раздобыли недостающие детали такелажа. Пытавшегося протестовать интенданта я лично пообещал утопить в одном из корабельных гальюнов, после чего безо всяких проблем получил всё требуемое. После ремонта дирижабль преобразился. Теперь он куда больше соответствовал своему гордому имени, и я от души надеялся, что «Быстрый Как Ветер» сможет развить хотя бы половину расчётной скорости. Последние доводки корабельной механики и такелажа я намеревался произвести уже в воздухе. Это будет неплохой тренировкой для матросов и командного состава, решил я и приказал отдать якоря. Согласно полученным в штабе распоряжениям, мы должны были идти на соединение с эскадрой адмирала Швага. Мы поднялись на полмили и взяли курс норд-норд-ост. Я лично не поленился проверить управляемость судна. «Быстрый Как Ветер» слушался руля на удивление неплохо. Кроме того, на дирижаблях этого типа впервые стал использоваться для ускорения подъёма и спуска так называемый «скользящий балансир». Он представлял собой длинную свинцовую или медную гирю, укреплённую на системе тросов внутри корпуса гондолы. В позиционном состоянии она находилась по мидель-шпангоуту, однако при спуске или подъёме, соответственно, перемещалась к носу или корме, сообщая судну необходимый дифферент. Перемещение это осуществлялось при помощи лебёдки. У наших врагов это изобретение ещё не вошло в обиход. Вооружение «Быстрый Как Ветер» имел по тем временам стандартное: две поворотные баллисты на носу и на корме, а также четыре бомбер-гальюна с каждого борта. Для баллист имелось по три ящика зарядов — бутылки с запечатанным внутри сгущённым флогистоном. Одна такая бутылка при некоторой удаче могла превратить вражеский корабль в облако пылающих обломков. В три часа пополудни марсовый крикнул, что видит у горизонта справа по курсу неизвестное судно, идущее встречным галсом. Директива Штаба предписывала капитанам военных дирижаблей уничтожать врага при любой возможности, и полученный мною приказ её никак не отменял. Я отдал распоряжение изменить курс и разбудить, наконец, спящих в своих каютах господ офицеров. «Если эти жертвы преждевременных родов не появятся на палубе через минуту, я совершу с ними противоестественный акт при помощи абордажного якоря, после чего использую в качестве начинки бомбер-гальюнов» — примерно так я охарактеризовал свои намерения в отношении нарушителей воинской дисциплины. Спустя некоторое время передо мной предстал офицерский состав «Быстрого Как Ветер». Для господ офицеров факт нахождения их на летящем аппарате оказался, мягко говоря, неожиданным. «Вы кто? Пират? Вы захватили наш дирижабль?» — родил, наконец, «гениальную» мысль боцман. Мне пришлось заново представиться, а заодно в подробностях объяснить им, что не всякий обезьянец является пиратом, точно так же, как не всякий куки, напяливший мятую офицерскую форму, — офицером. «Готовьтесь к бою, господа, — сказал я. — Сейчас мы проверим, кто из вас чего стоит». В это время вахтенный матрос закричал: «Красный флаг!» Это означало, что перед нами враги. Практически одновременно я заметил, что пятнышко дирижабля разделяется надвое. Очевидно, второй, меньших размеров, шёл в кильватере первого. «Их двое!» — с идиотским удивлением в голосе доложил вахтенный, не сообщив, в общем, ничего нового присутствующим. Спустя минуту стало ясно, что враги начали набирать высоту. Благодаря скользящему балансиру мы имели преимущество в скорости подъёма, однако расстояние между нашими дирижаблями сводило его на нет. Потолок и у нас, и у них был примерно один и тот же — около двух миль. Враги расходились, беря наш корабль в клещи. «Курс бакштаг!» — завопил лейтенант Доцу. «Отставить! — скомандовал я. — Продолжаем идти прежним курсом. Зарядить баллисты!» — «Но, капитан! Они же возьмут нас в оборот!» — «Выполняйте приказание». В это время боцман Гасила вдруг закатил глаза и мягко рухнул на палубу. «Что это с ним?» — удивлённо спросил я. Дело в том, что некоторые люди от резкого подъёма иногда теряют сознание. Но мы поднимались не торопясь, я даже не задействовал балансир — времени у нас было вполне достаточно. «Боцман страдает фобией, — пояснил лейтенант. — Не выносит высоты. Падает в обморок от страха. Он сейчас просто случайно взглянул за борт». — «Какой ублюдок направил этого недоноска во флот?! — заорал я. — И кто ещё тут чем страдает?! Отвечайте, да поживее — через восемь минут мы вступим в бой! И это экипаж „Быстрого Как Ветер“ — лучшего корабля Коалиции! Позор!» Тут я немного преувеличил, конечно, — ради красного словца. «Как это — „Быстрый Как Ветер“?! Разве это не „Голубая Нематода“?! — с несказанным удивлением в голосе спросил мичман. „Нет, старина, „Голубая Нематода“ ушла ещё вчера“, — сочувственно ответил лейтенант. „То-то я смотрю, у нас мачт вроде больше стало, — упавшим голосом простонал тот. — Ну, теперь я точно пойду под трибунал“. — „Что там дальше?“ — ни к кому особенно не обращаясь, спросил я. „На передней баллисте тетива слабая“, — идиотски хихикнув, сообщил один из матросов. „Да я вас всех, кто сейчас останется в живых, под трибунал отдам!!!“ В это время с носовой надстройки раздался резкий хлопок. „Тетива лопнула!“ — панически завопило несколько голосов на баке. Времени оставалось в обрез…»
Хлюпик захлопнул «Парусные дирижабли в атаке и обороне» Нафанаила Пангваи и аккуратно отложил книгу в сторону. Иннот расхаживал по кухне с чашкой обязательного вечернего чая.
— Хорошо, возможно, она не врёт и действительно только что прибыла из Леса. А зачем, в таком случае, она искала именно наш дом? Совпадение? Я не очень-то в них верю, знаешь ли.
— Давай лучше рассуждать наоборот, — сказал Хлюпик. — Допустим, это именно она укаючила беднягу Морберта. Зачем ей искать ещё и нас?
— Может быть, мы следующие в её списке.
— В таком случае, она нас будет подкарауливать, чтобы застать врасплох, верно?
— Вроде бы… — Иннот почесал нос. — Так что следи за крышами.
— Но ведь она могла и не говорить мне, как её зовут! Я бы ни за что не догадался, кто она такая!
— Возможно, она рассчитывала, что мы ничего не знаем о сипапоккулах — всё-таки они живут далеко на юге. Да мы и в самом деле не знали — до последнего времени.
— Какой-то у нас странный разговор получается. Так или иначе — какая разница?
— Огромная, старина, огромная! Если исходить из предположения, что она заключила на нас контракт, мы должны как можно скорее отсюда смотаться. Причём втихаря.
— А если нет?
Иннот надолго задумался.
— Похоже, всё равно должны — из осторожности.
Хлюпик вздохнул. Он безоговорочно доверял товарищу, но ему очень не хотелось съезжать с такой уютной квартиры. И кроме того…
— Давай немного повременим, — наконец, сказал он. — Посмотрим, как дальше будут развиваться события.
— Это может дорого нам обойтись, — мрачно ответил Иннот.
— Слушай, я тебя не узнаю! Ты же каюкер! Да и я не лыком шит, между прочим.
— Это всё так. Но ни ты, ни я не способны положить за двести шагов отравленную стрелку точно в цель.
— Я не буду с тобой спорить. Но останусь при своём мнении — она нам не опасна. В конце концов, ты её даже не видел!
— Вот тут ты прав. И только поэтому мы остаёмся ночевать. — Иннот аккуратно задёрнул занавеску. — На всякий случай, не зажигай на кухне свет и не подходи к окну. Меня очень тревожит твоя новая знакомая, Хлю. Учти: монстру необязательно выглядеть монстром.
— Да никакой она не монстр! — горячо сказал Хлю.
Иннот хмыкнул.
— Ладно, завтра я сам посмотрю, что она собой представляет.
«…на баке. Времени оставалось в обрез. Переставить исправную тетиву с кормы на нос мы уже не успевали. Оставался только один выход — неожиданным манёвром попытаться выиграть в высоте. К этому времени корабли сблизились настолько, что уже можно было различить на палубе фигурки врагов. Минуты через две — понял я — мы подойдём на дистанцию эффективного огня. „Всем привязаться! — скомандовал я. — И держитесь покрепче! Двое матросов — на лебёдку балансира. Вращать только по моей команде!“ Сейчас наша высота была примерно одинаковой с большим кораблем. Меньший, как более лёгкий, набирал высоту быстрее. Сменив в очередной раз галс, мы нацелились в скулу противника. Маленький дирижабль сильно отклонился в сторону. Ну да, понял я, — они хотят встать носом к нашему борту, чтобы уменьшить нам сектор обстрела и при этом иметь возможность бить прицельно в любую точку палубы. Враги медлили открывать огонь. Расстояние между нами сократилось до двух кабельтовых, потом до полутора. Ещё немного, решил я. В этот момент со стороны врага послышался хлопок. Бутыль с флогистоном сорвалась с направляющих баллисты и, оставляя за собой дымный след, полетела нам навстречу. К счастью, прицел был не совсем точен — просвистев над палубой, снаряд канул за борт. Второй дирижабль успел развернуться и теперь под всеми парусами шёл на нас. „Балансир на корму! — крикнул я. — До упора!“ Застрекотала лебёдка. Нос нашего корабля стал задираться. Высота уже сказывалась — дышать становилось трудно. Дифферент достиг тридцати градусов. Вскоре мы оказались выше врага — теперь на нас работала не только подъёмная сила баллона, но и ветер! „Балансир по миделю! Выровнять дифферент!“ В этот момент я услышал гулкий удар в днище, из-за борта полыхнул огонь — вражеский снаряд попал в наш корабль. Попадание в корпус, конечно, вещь неприятная, но корпус — это всё же не баллон. Матросы, не дожидаясь приказа, схватили пожарный брезент и, наспех примотав страховочные тросы к леерам ограждения, попрыгали вниз — сбивать пламя. В это время мы находились примерно в полукабельтове над врагом. Канониры кормовой баллисты, задыхаясь от недостатка воздуха, мужественно вели дуэль с маленьким дирижаблем. Большой был в точности под нами. Я побежал на бак, выхватил из зарядного ящика бутылку с флогистоном и, срезав кортиком половину октограммы с пробки, швырнул её вниз. Это был рискованный шаг — обычно канониры лишь чуть-чуть повреждают магическую печать. Этого вполне достаточно, чтобы флогистон начал жечь пробку и снаряд в полёте оставлял бы за собой дымный шлейф — по нему удобнее пристреливаться. Смахнув сразу половину удерживающей печати, я рисковал тем, что бутыль взорвётся у меня в руках. Решение принималось в считаные секунды — и, как выяснилось, оно было верным. Я боялся, что снаряд попросту отскочит от упругой оболочки баллона, не разбившись. Но сгущённый флогистон вырвался на свободу ещё в воздухе — и огненным дождём осыпал вражеский корабль. Рядом со мной появился лейтенант. Он широко замахнулся и кинул вниз вторую бутыль. Новые огненные кляксы усеяли поверхность баллона. Примерно через минуту защитные оболочки не выдержали, и газ сдетонировал. Взрывом нас здорово тряхнуло. Наш корабль завертелся волчком в потоках обжигающего воздуха. Маленький дирижабль в момент взрыва находился дальше, чем мы, от эпицентра, но ему тоже досталось — я заметил, что фигурка какого-то бедолаги мотнулась через фальшборт и, корчась, полетела вниз. Высота наша в этот момент достигала опасной отметки — горячий вихрь подкинул дирижабль ещё на четверть мили вверх. Люди задыхались. Чувствуя, что сейчас потеряю сознание, я успел крикнуть: „Стравите из баллона!“ Перед глазами запрыгали кровавые пятна, стрелка альтиметра в нактоузе, давно перескочившая в красный сектор, расплылась во всю шкалу. Я без сил опустился на палубу. Сознание вернулось через несколько минут. В ушах противно пищало, китель был испачкан вытекшей из носа кровью. Цепляясь за ванты, я с трудом поднялся на ноги и осмотрелся. Маленький корабль был далеко внизу и на всех парусах улепётывал. Хорошо понимая, что сил на преследование у наших людей уже не хватит, я приказал спуститься и лечь на прежний курс. Всем нуждающимся была оказана медицинская помощь. В этом бою мы потеряли только одного человека — матроса Воблина Плиза. В момент взрыва он висел на страховочном тросе, сбивая с днища остатки пламени, — и, когда корабль закрутило взрывной волной, узел не выдержал. „Кто успел стравить газ? Где этот герой?“ — спросил я. Матросы зашушукались и, наконец, вытолкнули вперёд красного, как свёкла, боцмана. „Вайфел Гасила! Ты спас корабль и экипаж! От лица командования выражаю тебе благодарность! И извини, что плохо о тебе подумал, — ты настоящий офицер воздушного флота Коалиции!“ Боцман, по-видимому, человек очень скромный, не знал, куда девать глаза от смущения. К сожалению, торжественность момента была немного испорчена — случайно он бросил взгляд за борт…»
Иннот откашлялся.
— Извини, старина. Но я собирался завтра поднять тебя пораньше. Я понимаю, книга очень интересная…
Хлюпик с сожалением вздохнул.
— Я-то думал завтра отоспаться…
— К трём часам мы идём в университет, помнишь? А до того хотелось бы успеть ещё раз провентилировать дом-невидимку и кое-куда съездить.
— Куда же?
Иннот достал из-за пазухи свёрнутый пожелтевший газетный лист.
— Вот что мне дал Громила. «Вечерний Бэбилон» со статьёй о загадочной смерти в ночлежке. У меня есть все основания полагать, что погибшим был мой старый кореш Кашлюн.
— Я давно хотел тебя спросить… — Хлюпик замялся. — Ты только не обижайся, ладно?
— Не буду, — улыбнулся Иннот.
— Почему ты ищешь виновных в смерти своего друга один? А как же Громила, Джихад и прочие?
— Понимаешь ли… Он был моим другом, но не их. Вот если бы что-нибудь случилось со мной — тогда другое дело. А Кашлюн, по большому счёту, был для моей компании чужим. Они помогают мне по мере сил; но сунуть голову в пасть тигра — это уж моя забота.
— Понятно… Я покурю, ты не возражаешь?
— Как это я могу возражать, интересно? Ты у себя дома, кури сколько влезет. Я, пожалуй, тоже составлю тебе компанию. На редкость прилипчивая привычка…
Отдёрнув занавеску, Хлюпик полюбовался жемчужным небом и поставил на плиту кофе. Он так и не научился всем тонкостям заварки, однако лелеял надежду в один прекрасный день освоить и это мастерство. Он положил в джезву молотый кардамон, опустил палочку корицы и стручок ванили, после чего уселся рядом, чтобы успеть погасить огонь до того, как кофе побежит через край. Вскоре по квартире поплыли восхитительные ароматы. В дверях появился, щурясь спросонья, Иннот.
— Доброе утро…
— Привет! Слушай, я тут подумал немного… Ты говорил, что твой приятель словил каюк в ночлежке. Это такое место, где ночуют? Вроде гостиницы?
— Да, что-то вроде. Вообще любое временное жильё подразделяется на три категории. Первая — это хотэли. Там останавливается всякая шикарная публика вроде нашего бывшего знакомого Морберта. Вторая категория — гостиницы. Они бывают получше и похуже, тут уж как повезёт. Ну, и наконец, ночлежки — самая скверная категория. Как правило, это одна большая комната, уставленная кроватями или даже просто нарами. Там ночует всякое отребье — нищие, бандиты, скрывающиеся от стражи, всё в таком духе.
— А ты когда-нибудь ночевал там?
— В ночлежках? Да, было в моей жизни и такое… Правда, очень давно. Если бы мне пришлось сейчас выбирать, где провести ночь, я бы скорее забрался в развалины какого-нибудь заброшенного дома или нашёл бы местечко на чердаке…
— Давай рассуждать: ты ведь каюкер, так? — продолжил Хлюпик, когда они с приятелем напились кофе и вышли на улицу.
— Ну?
— И твой приятель Кашлюн тоже был каюкером, верно?
— К чему ты клонишь?
— Просто я подумал, что у вас с ним наверняка кое-какие привычки должны быть одинаковыми. Тем более в ночлежках водится опасная публика. Так почему он не спрятался где-нибудь на чердаке, а пошёл туда?
Иннот даже остановился.
— Ну и дела, Хлю! Ты просто растёшь в моих глазах! Или это я падаю в своих собственных, не знаю. Хочешь верь, хочешь нет, но до такой простой мысли я не додумался! Действительно, у парня была масса возможностей найти себе безопасное место. И всё же он попёрся в эту трущобу! Ну, Хлю, ты всё-таки великий человек!
Хлюпик покраснел от удовольствия.
— Да ладно тебе!
— Нет, в самом деле. Ты далеко пойдёшь! Давай теперь рассуждать логически: допустим, я удираю от нехороших парней, единственная задача которых — ухайдакать меня. И тем не менее я оказываюсь в таком месте, где меня видит сотня самых разных глаз. Что могло бы подвигнуть меня на это? — Иннот на мгновение задумался. — Только одно: я узнал нечто, способное резко изменить положение вещей в мою пользу. А в данном случае это может быть…
— Какая разница, чем угандошить придурка? Главное, чтобы понадёжнее.
Подметала сморщился, как от кислого.
— Я тебя умоляю: не употребляй таких грубых выражений! Это оскорбляет мой слух, а кроме того, является нарушением профессиональной этики. Почему бы тебе не пользоваться термином «каюк»? Во всём должен быть стиль!
— Ага. Я вот попыталась укаючить его со своими волками и обломалась, — ведьма смачно сплюнула. — Смотри, ты не облажайся, спицилист!
Подметала раздражённо замолчал и отвернулся.
«Спорю на что угодно, он сейчас думает о том, с каким удовольствием меня пришьёт, когда всё будет закончено, — подумала ведьма. — Не спеши, милок. У меня тоже найдётся, чем тебя удивить. Медиатор ему не нужен, ишь ты! Так я тебе и поверила!»
Хлюпик уже подходил к дому, предвкушая удовольствие от книги, когда ему на глаза попалось странное существо. Маленькая и, судя по всему, женская фигурка, сердито вертя головой, высматривала что-то на стенах домов. За спиной у неё висел плоский круглый рюкзачок, а на плече лежал длиннющий чехол — в таких местные рыбаки носили свои удочки.
— Ищешь чего-то? — спросил он, подойдя поближе.
Незнакомка обернулась. Она примерно моего возраста, подумал Хлюпик, чувствуя, что краснеет. Девушка была чудо как хороша — тоненькая, дочерна загорелая, с огромными зелёными глазами и густой копной серебристо-пепельных волос. На ногах у неё были плетёные сандалии, а всю одежду составляла короткая кожаная юбочка и просторный, грубой вязки жилет — размера на четыре больше, чем надо.
— Ух, слушай, хорошо, что ты подошёл! Я уже битый час ищу дом шестьдесят четыре «А». Но никто не знает, где тут такой.
— Шестьдесят четыре «А»?! Так это же тот самый, где я живу! — обрадовался Хлюпик. — Пошли, покажу!
— Спасибочки. Представляешь, я сегодня только приехала, стала себе квартирку подыскивать. Днём в газете нашла объявление и вот до сих пор тут болтаюсь.
— Приехала? Откуда?
— Из Леса, конечно, откуда же ещё? — усмехнулась девушка.
— Правда? А ты совсем не похожа на куки!
— На кого я не похожа?!
— На куки. Ну, то есть на человека из Леса. Я думал, ты вавилонянка.
— Почему это?
— Ну, просто ты так себя ведёшь…
— Как — «так»?
— Я хотел сказать — очень самоуверенно.
— Разве быть самоуверенным — это плохо? Слушай, а у вас тут людей Леса называют куки? Всех подряд, что ли?
— Ну да.
— Странно! — девушка пожала плечами. — Так где же этот дом?
— Вот он.
— Ёлки-палки! Я пятый раз мимо него прохожу! Номер трудно повесить, что ли!
— Там номер нарисован со стороны двора.
— Ну замечательно! Чтобы жильцы не забыли! А те, кто первый раз на этой улице, и так, значит, найдут! — в сердцах сказала девушка.
— Да, номера здесь ставятся по-дурацки, — согласился Хлюпик. — И не только здесь. Мы с моим товарищем сегодня целый день пытались найти один дом — и ничего!
— Ну да, целый день! — недоверчиво сказала девушка. — Заливай больше!
— Честно! — обиделся Хлюпик. — Не веришь — спроси моего друга. Он скоро подойдёт. Мы с ним вон там живём. — И Хлюпик показал на окошко мансарды.
Девушка, задрав голову, посмотрела наверх.
— Слушай, ты не в курсе, можно тут ещё одну такую квартирку снять? Я тоже люблю жить повыше. И потом, знаешь, вдруг город затопит? Я ещё в прошлый приезд заметила: вода в каналах всё прибывает и прибывает, только никто почему-то не замечает этого.
— Да, верно… Знаешь, наверное, тебе надо поговорить с домовладельцем, — сказал Хлюпик. — Видишь там сбоку небольшое крылечко? Там он и живёт. Постучись и скажи, что по поводу жилья.
— Отлично, я так и сделаю. — Девушка поправила лямку чехла на плече и решительно зашагала в указанном направлении.
— Заходи в гости! — крикнул Хлюпик в спину незнакомке.
— Обязательно! — Она обернулась. — А как тебя зовут, кстати?
— Хлю… Хлю из племени смоукеров.
— Очень приятно, Хлю, — улыбнулась девушка. — А я Адирроза. Адирроза Сипапоккула.
* * *
«…В двенадцатый день второго месяца сезона дождей года Водяного Дракона меня вызвали в штаб дивизии и предложили принять командование боевым дирижаблем „Быстрый Как Ветер“. Экипаж — 15 человек команды, из них четверо офицеров. На военно-воздушную базу „Гармония“ я прибыл ранним утром. Стоял густой туман, было довольно прохладно. Видны были только мокрые цементные плиты под ногами — всё остальное исчезало в светло-серой пелене. Ориентируясь на глухие звуки патефона, я двинулся наугад сквозь туман. Предчувствия меня не обманули: низенькое дощатое строение на краю взлётного поля оказалось офицерским клубом. Где ещё может играть музыка в половине пятого утра! Только у господ офицеров Белой Коалиции. Тут вся соль в том, что она ещё играет, а не уже играет. Различие вроде бы довольно тонкое, однако понять это можно было с одного взгляда. Итак, первое, что я увидел, войдя в клуб, были замечательно, до зеркального блеска начищенные офицерские сапоги. К сожалению, это было единственное, что находилось на виду. Всё остальное, то есть собственно офицер, лежало под столом и, судя по звукам, то ли спало, то ли страдало жестоким приступом астмы. Ещё один представитель нашей славной и победоносной армии застыл на стуле в позе человека, сражённого внезапным ударом боевой дубинки по затылку — его лицо было погружено в остатки салата. Две унылые личности сражались на бильярде. „До чего же всё-таки силён воинский дух!“ — подумал я. Оба едва держались на ногах, но, несмотря на это, упрямо цеплялись за бортик и налитыми кровью глазами взирали вдоль киев, очевидно, пытаясь усилием воли свести два древка в одно. На меня никто не обратил внимания. Ну что же, решил я, осмотрев погоны присутствующих. Самое время для маленькой шутки. И, приблизив губы к уху спящего в тарелке, громко крикнул: „Смирно! Равнение на меня!“Результат превзошёл все мои ожидания. Нет, спящий никак не прореагировал. Как я узнал позднее, для его пробуждения подходило только одно средство — ведро холодной воды. Зато храпящий под столом проснулся и попытался принять стойку «смирно». Учитывая, что над ним находилась столешница, это оказалось нелегко; но он был упорен. Бильярдисты, поддерживая друг друга, старались принять вертикальное положение. Очевидно, для одного из них это усилие оказалось чрезмерным — по его глазам я понял, что его сейчас стошнит.
«Простите, — вежливо обратился я к нему, — где я могу увидеть старшего офицера воздушного корабля „Быстрый Как Ветер“?»
«В сортире», — сдавленно отозвался бильярдист и, прикрывая рот, помчался в означенное место. Спустя мгновение оттуда донеслись недвусмысленные звуки. Я покачал головой. Ничего другого я и не ожидал. Пьяные в дым офицеры, обкурившиеся низкосортным кумаром матросы и парочка-другая совершенно невменяемых куки из аэродромной обслуги — такова была типичная картина военной базы в те времена. Очевидно, у наших врагов дела обстояли не лучше — иначе как объяснить тот факт, что война затянулась надолго?
Итак, я принял командование. К тому моменту, как взошло солнце, я успел убедиться в верности своих оценок относительно состояния техники и боеготовности экипажа. Старший офицер — лейтенант Тьер Доцу, — как самый трезвый, получил нагоняй. Остальных я отправил отсыпаться, поскольку понимать человеческую речь они были не в состоянии. Боцман Вайфел Гасила постоянно пытался отдать честь первому попавшемуся на глаза вертикальному предмету. Его товарищ просто использовал плечо боцмана как подпорку для собственного туловища.
Покончив с воспитательной работой среди офицерского состава, я занялся проверкой судна. Состояние баллона можно было с некоторой натяжкой назвать условно удовлетворительным; однако парусная часть явно недотягивала до этого определения. Половины парусов не было вообще. Те же, что имелись, пестрели таким количеством прорех, словно дирижабль только что побывал в жестоком бою. Кроме того, необходимо было произвести замену всех металлических частей — нам предстояло пересечь зону Мооса. Приведение корабля в порядок заняло время до полудня. Большинство матросов — обезьянцы первого года службы, ещё не успевшие морально разложиться, ловко залатали дыры и раздобыли недостающие детали такелажа. Пытавшегося протестовать интенданта я лично пообещал утопить в одном из корабельных гальюнов, после чего безо всяких проблем получил всё требуемое. После ремонта дирижабль преобразился. Теперь он куда больше соответствовал своему гордому имени, и я от души надеялся, что «Быстрый Как Ветер» сможет развить хотя бы половину расчётной скорости. Последние доводки корабельной механики и такелажа я намеревался произвести уже в воздухе. Это будет неплохой тренировкой для матросов и командного состава, решил я и приказал отдать якоря. Согласно полученным в штабе распоряжениям, мы должны были идти на соединение с эскадрой адмирала Швага. Мы поднялись на полмили и взяли курс норд-норд-ост. Я лично не поленился проверить управляемость судна. «Быстрый Как Ветер» слушался руля на удивление неплохо. Кроме того, на дирижаблях этого типа впервые стал использоваться для ускорения подъёма и спуска так называемый «скользящий балансир». Он представлял собой длинную свинцовую или медную гирю, укреплённую на системе тросов внутри корпуса гондолы. В позиционном состоянии она находилась по мидель-шпангоуту, однако при спуске или подъёме, соответственно, перемещалась к носу или корме, сообщая судну необходимый дифферент. Перемещение это осуществлялось при помощи лебёдки. У наших врагов это изобретение ещё не вошло в обиход. Вооружение «Быстрый Как Ветер» имел по тем временам стандартное: две поворотные баллисты на носу и на корме, а также четыре бомбер-гальюна с каждого борта. Для баллист имелось по три ящика зарядов — бутылки с запечатанным внутри сгущённым флогистоном. Одна такая бутылка при некоторой удаче могла превратить вражеский корабль в облако пылающих обломков. В три часа пополудни марсовый крикнул, что видит у горизонта справа по курсу неизвестное судно, идущее встречным галсом. Директива Штаба предписывала капитанам военных дирижаблей уничтожать врага при любой возможности, и полученный мною приказ её никак не отменял. Я отдал распоряжение изменить курс и разбудить, наконец, спящих в своих каютах господ офицеров. «Если эти жертвы преждевременных родов не появятся на палубе через минуту, я совершу с ними противоестественный акт при помощи абордажного якоря, после чего использую в качестве начинки бомбер-гальюнов» — примерно так я охарактеризовал свои намерения в отношении нарушителей воинской дисциплины. Спустя некоторое время передо мной предстал офицерский состав «Быстрого Как Ветер». Для господ офицеров факт нахождения их на летящем аппарате оказался, мягко говоря, неожиданным. «Вы кто? Пират? Вы захватили наш дирижабль?» — родил, наконец, «гениальную» мысль боцман. Мне пришлось заново представиться, а заодно в подробностях объяснить им, что не всякий обезьянец является пиратом, точно так же, как не всякий куки, напяливший мятую офицерскую форму, — офицером. «Готовьтесь к бою, господа, — сказал я. — Сейчас мы проверим, кто из вас чего стоит». В это время вахтенный матрос закричал: «Красный флаг!» Это означало, что перед нами враги. Практически одновременно я заметил, что пятнышко дирижабля разделяется надвое. Очевидно, второй, меньших размеров, шёл в кильватере первого. «Их двое!» — с идиотским удивлением в голосе доложил вахтенный, не сообщив, в общем, ничего нового присутствующим. Спустя минуту стало ясно, что враги начали набирать высоту. Благодаря скользящему балансиру мы имели преимущество в скорости подъёма, однако расстояние между нашими дирижаблями сводило его на нет. Потолок и у нас, и у них был примерно один и тот же — около двух миль. Враги расходились, беря наш корабль в клещи. «Курс бакштаг!» — завопил лейтенант Доцу. «Отставить! — скомандовал я. — Продолжаем идти прежним курсом. Зарядить баллисты!» — «Но, капитан! Они же возьмут нас в оборот!» — «Выполняйте приказание». В это время боцман Гасила вдруг закатил глаза и мягко рухнул на палубу. «Что это с ним?» — удивлённо спросил я. Дело в том, что некоторые люди от резкого подъёма иногда теряют сознание. Но мы поднимались не торопясь, я даже не задействовал балансир — времени у нас было вполне достаточно. «Боцман страдает фобией, — пояснил лейтенант. — Не выносит высоты. Падает в обморок от страха. Он сейчас просто случайно взглянул за борт». — «Какой ублюдок направил этого недоноска во флот?! — заорал я. — И кто ещё тут чем страдает?! Отвечайте, да поживее — через восемь минут мы вступим в бой! И это экипаж „Быстрого Как Ветер“ — лучшего корабля Коалиции! Позор!» Тут я немного преувеличил, конечно, — ради красного словца. «Как это — „Быстрый Как Ветер“?! Разве это не „Голубая Нематода“?! — с несказанным удивлением в голосе спросил мичман. „Нет, старина, „Голубая Нематода“ ушла ещё вчера“, — сочувственно ответил лейтенант. „То-то я смотрю, у нас мачт вроде больше стало, — упавшим голосом простонал тот. — Ну, теперь я точно пойду под трибунал“. — „Что там дальше?“ — ни к кому особенно не обращаясь, спросил я. „На передней баллисте тетива слабая“, — идиотски хихикнув, сообщил один из матросов. „Да я вас всех, кто сейчас останется в живых, под трибунал отдам!!!“ В это время с носовой надстройки раздался резкий хлопок. „Тетива лопнула!“ — панически завопило несколько голосов на баке. Времени оставалось в обрез…»
Хлюпик захлопнул «Парусные дирижабли в атаке и обороне» Нафанаила Пангваи и аккуратно отложил книгу в сторону. Иннот расхаживал по кухне с чашкой обязательного вечернего чая.
— Хорошо, возможно, она не врёт и действительно только что прибыла из Леса. А зачем, в таком случае, она искала именно наш дом? Совпадение? Я не очень-то в них верю, знаешь ли.
— Давай лучше рассуждать наоборот, — сказал Хлюпик. — Допустим, это именно она укаючила беднягу Морберта. Зачем ей искать ещё и нас?
— Может быть, мы следующие в её списке.
— В таком случае, она нас будет подкарауливать, чтобы застать врасплох, верно?
— Вроде бы… — Иннот почесал нос. — Так что следи за крышами.
— Но ведь она могла и не говорить мне, как её зовут! Я бы ни за что не догадался, кто она такая!
— Возможно, она рассчитывала, что мы ничего не знаем о сипапоккулах — всё-таки они живут далеко на юге. Да мы и в самом деле не знали — до последнего времени.
— Какой-то у нас странный разговор получается. Так или иначе — какая разница?
— Огромная, старина, огромная! Если исходить из предположения, что она заключила на нас контракт, мы должны как можно скорее отсюда смотаться. Причём втихаря.
— А если нет?
Иннот надолго задумался.
— Похоже, всё равно должны — из осторожности.
Хлюпик вздохнул. Он безоговорочно доверял товарищу, но ему очень не хотелось съезжать с такой уютной квартиры. И кроме того…
— Давай немного повременим, — наконец, сказал он. — Посмотрим, как дальше будут развиваться события.
— Это может дорого нам обойтись, — мрачно ответил Иннот.
— Слушай, я тебя не узнаю! Ты же каюкер! Да и я не лыком шит, между прочим.
— Это всё так. Но ни ты, ни я не способны положить за двести шагов отравленную стрелку точно в цель.
— Я не буду с тобой спорить. Но останусь при своём мнении — она нам не опасна. В конце концов, ты её даже не видел!
— Вот тут ты прав. И только поэтому мы остаёмся ночевать. — Иннот аккуратно задёрнул занавеску. — На всякий случай, не зажигай на кухне свет и не подходи к окну. Меня очень тревожит твоя новая знакомая, Хлю. Учти: монстру необязательно выглядеть монстром.
— Да никакой она не монстр! — горячо сказал Хлю.
Иннот хмыкнул.
— Ладно, завтра я сам посмотрю, что она собой представляет.
«…на баке. Времени оставалось в обрез. Переставить исправную тетиву с кормы на нос мы уже не успевали. Оставался только один выход — неожиданным манёвром попытаться выиграть в высоте. К этому времени корабли сблизились настолько, что уже можно было различить на палубе фигурки врагов. Минуты через две — понял я — мы подойдём на дистанцию эффективного огня. „Всем привязаться! — скомандовал я. — И держитесь покрепче! Двое матросов — на лебёдку балансира. Вращать только по моей команде!“ Сейчас наша высота была примерно одинаковой с большим кораблем. Меньший, как более лёгкий, набирал высоту быстрее. Сменив в очередной раз галс, мы нацелились в скулу противника. Маленький дирижабль сильно отклонился в сторону. Ну да, понял я, — они хотят встать носом к нашему борту, чтобы уменьшить нам сектор обстрела и при этом иметь возможность бить прицельно в любую точку палубы. Враги медлили открывать огонь. Расстояние между нами сократилось до двух кабельтовых, потом до полутора. Ещё немного, решил я. В этот момент со стороны врага послышался хлопок. Бутыль с флогистоном сорвалась с направляющих баллисты и, оставляя за собой дымный след, полетела нам навстречу. К счастью, прицел был не совсем точен — просвистев над палубой, снаряд канул за борт. Второй дирижабль успел развернуться и теперь под всеми парусами шёл на нас. „Балансир на корму! — крикнул я. — До упора!“ Застрекотала лебёдка. Нос нашего корабля стал задираться. Высота уже сказывалась — дышать становилось трудно. Дифферент достиг тридцати градусов. Вскоре мы оказались выше врага — теперь на нас работала не только подъёмная сила баллона, но и ветер! „Балансир по миделю! Выровнять дифферент!“ В этот момент я услышал гулкий удар в днище, из-за борта полыхнул огонь — вражеский снаряд попал в наш корабль. Попадание в корпус, конечно, вещь неприятная, но корпус — это всё же не баллон. Матросы, не дожидаясь приказа, схватили пожарный брезент и, наспех примотав страховочные тросы к леерам ограждения, попрыгали вниз — сбивать пламя. В это время мы находились примерно в полукабельтове над врагом. Канониры кормовой баллисты, задыхаясь от недостатка воздуха, мужественно вели дуэль с маленьким дирижаблем. Большой был в точности под нами. Я побежал на бак, выхватил из зарядного ящика бутылку с флогистоном и, срезав кортиком половину октограммы с пробки, швырнул её вниз. Это был рискованный шаг — обычно канониры лишь чуть-чуть повреждают магическую печать. Этого вполне достаточно, чтобы флогистон начал жечь пробку и снаряд в полёте оставлял бы за собой дымный шлейф — по нему удобнее пристреливаться. Смахнув сразу половину удерживающей печати, я рисковал тем, что бутыль взорвётся у меня в руках. Решение принималось в считаные секунды — и, как выяснилось, оно было верным. Я боялся, что снаряд попросту отскочит от упругой оболочки баллона, не разбившись. Но сгущённый флогистон вырвался на свободу ещё в воздухе — и огненным дождём осыпал вражеский корабль. Рядом со мной появился лейтенант. Он широко замахнулся и кинул вниз вторую бутыль. Новые огненные кляксы усеяли поверхность баллона. Примерно через минуту защитные оболочки не выдержали, и газ сдетонировал. Взрывом нас здорово тряхнуло. Наш корабль завертелся волчком в потоках обжигающего воздуха. Маленький дирижабль в момент взрыва находился дальше, чем мы, от эпицентра, но ему тоже досталось — я заметил, что фигурка какого-то бедолаги мотнулась через фальшборт и, корчась, полетела вниз. Высота наша в этот момент достигала опасной отметки — горячий вихрь подкинул дирижабль ещё на четверть мили вверх. Люди задыхались. Чувствуя, что сейчас потеряю сознание, я успел крикнуть: „Стравите из баллона!“ Перед глазами запрыгали кровавые пятна, стрелка альтиметра в нактоузе, давно перескочившая в красный сектор, расплылась во всю шкалу. Я без сил опустился на палубу. Сознание вернулось через несколько минут. В ушах противно пищало, китель был испачкан вытекшей из носа кровью. Цепляясь за ванты, я с трудом поднялся на ноги и осмотрелся. Маленький корабль был далеко внизу и на всех парусах улепётывал. Хорошо понимая, что сил на преследование у наших людей уже не хватит, я приказал спуститься и лечь на прежний курс. Всем нуждающимся была оказана медицинская помощь. В этом бою мы потеряли только одного человека — матроса Воблина Плиза. В момент взрыва он висел на страховочном тросе, сбивая с днища остатки пламени, — и, когда корабль закрутило взрывной волной, узел не выдержал. „Кто успел стравить газ? Где этот герой?“ — спросил я. Матросы зашушукались и, наконец, вытолкнули вперёд красного, как свёкла, боцмана. „Вайфел Гасила! Ты спас корабль и экипаж! От лица командования выражаю тебе благодарность! И извини, что плохо о тебе подумал, — ты настоящий офицер воздушного флота Коалиции!“ Боцман, по-видимому, человек очень скромный, не знал, куда девать глаза от смущения. К сожалению, торжественность момента была немного испорчена — случайно он бросил взгляд за борт…»
Иннот откашлялся.
— Извини, старина. Но я собирался завтра поднять тебя пораньше. Я понимаю, книга очень интересная…
Хлюпик с сожалением вздохнул.
— Я-то думал завтра отоспаться…
— К трём часам мы идём в университет, помнишь? А до того хотелось бы успеть ещё раз провентилировать дом-невидимку и кое-куда съездить.
— Куда же?
Иннот достал из-за пазухи свёрнутый пожелтевший газетный лист.
— Вот что мне дал Громила. «Вечерний Бэбилон» со статьёй о загадочной смерти в ночлежке. У меня есть все основания полагать, что погибшим был мой старый кореш Кашлюн.
— Я давно хотел тебя спросить… — Хлюпик замялся. — Ты только не обижайся, ладно?
— Не буду, — улыбнулся Иннот.
— Почему ты ищешь виновных в смерти своего друга один? А как же Громила, Джихад и прочие?
— Понимаешь ли… Он был моим другом, но не их. Вот если бы что-нибудь случилось со мной — тогда другое дело. А Кашлюн, по большому счёту, был для моей компании чужим. Они помогают мне по мере сил; но сунуть голову в пасть тигра — это уж моя забота.
— Понятно… Я покурю, ты не возражаешь?
— Как это я могу возражать, интересно? Ты у себя дома, кури сколько влезет. Я, пожалуй, тоже составлю тебе компанию. На редкость прилипчивая привычка…
* * *
Хлюпик потянулся и сел. Утро выдалось сереньким — большая редкость в Вавилоне, где солнце обычно жарит с утра до вечера. На разложенном в углу диванчике дрых Иннот. Друг наотрез отказался от кровати, которую Хлюпик из чувства гостеприимства предложил гостю. Заменить двери в квартире Иннота и уничтожить следы пожара оказалось куда более хлопотным делом, чем они предполагали. С въевшимся в стены запахом гари обещал помочь Афинофоно — «но ты ведь понимаешь, старина, сколько у меня дел». Найти приличного столяра тоже было нелегко. В результате дверной проём заколотили досками, а Иннот временно переселился к приятелю.Отдёрнув занавеску, Хлюпик полюбовался жемчужным небом и поставил на плиту кофе. Он так и не научился всем тонкостям заварки, однако лелеял надежду в один прекрасный день освоить и это мастерство. Он положил в джезву молотый кардамон, опустил палочку корицы и стручок ванили, после чего уселся рядом, чтобы успеть погасить огонь до того, как кофе побежит через край. Вскоре по квартире поплыли восхитительные ароматы. В дверях появился, щурясь спросонья, Иннот.
— Доброе утро…
— Привет! Слушай, я тут подумал немного… Ты говорил, что твой приятель словил каюк в ночлежке. Это такое место, где ночуют? Вроде гостиницы?
— Да, что-то вроде. Вообще любое временное жильё подразделяется на три категории. Первая — это хотэли. Там останавливается всякая шикарная публика вроде нашего бывшего знакомого Морберта. Вторая категория — гостиницы. Они бывают получше и похуже, тут уж как повезёт. Ну, и наконец, ночлежки — самая скверная категория. Как правило, это одна большая комната, уставленная кроватями или даже просто нарами. Там ночует всякое отребье — нищие, бандиты, скрывающиеся от стражи, всё в таком духе.
— А ты когда-нибудь ночевал там?
— В ночлежках? Да, было в моей жизни и такое… Правда, очень давно. Если бы мне пришлось сейчас выбирать, где провести ночь, я бы скорее забрался в развалины какого-нибудь заброшенного дома или нашёл бы местечко на чердаке…
— Давай рассуждать: ты ведь каюкер, так? — продолжил Хлюпик, когда они с приятелем напились кофе и вышли на улицу.
— Ну?
— И твой приятель Кашлюн тоже был каюкером, верно?
— К чему ты клонишь?
— Просто я подумал, что у вас с ним наверняка кое-какие привычки должны быть одинаковыми. Тем более в ночлежках водится опасная публика. Так почему он не спрятался где-нибудь на чердаке, а пошёл туда?
Иннот даже остановился.
— Ну и дела, Хлю! Ты просто растёшь в моих глазах! Или это я падаю в своих собственных, не знаю. Хочешь верь, хочешь нет, но до такой простой мысли я не додумался! Действительно, у парня была масса возможностей найти себе безопасное место. И всё же он попёрся в эту трущобу! Ну, Хлю, ты всё-таки великий человек!
Хлюпик покраснел от удовольствия.
— Да ладно тебе!
— Нет, в самом деле. Ты далеко пойдёшь! Давай теперь рассуждать логически: допустим, я удираю от нехороших парней, единственная задача которых — ухайдакать меня. И тем не менее я оказываюсь в таком месте, где меня видит сотня самых разных глаз. Что могло бы подвигнуть меня на это? — Иннот на мгновение задумался. — Только одно: я узнал нечто, способное резко изменить положение вещей в мою пользу. А в данном случае это может быть…