Страница:
– Будем делать это вот, – утвердился я, держа палец на первой строке.
– Барахарам Хренс Сатир, – прочитала Рябинина.
– Точно. А ты молодец, хотя бы правила чтения таких вещей помнишь, – похвалил я писательницу, сел поудобнее и сказал Дереваншу. – Мой друг, станьте напротив меня. Сейчас мы вам вырастим, по меньшей мере, волосы. Уж с хорошими волосами вас никто точно не узнает, даже родная мать. Прямо станьте, говорю, – повторил я архивариусу согнувшемуся, словно ему сейчас кто-то собирался вылить за воротник ведро кипятка. – Еще прямее. Вот так. И замрите, не двигайтесь. Да не тряситесь вы, как нервный паралитик! И сосредоточьтесь. Слушайте меня внимательно. Полностью погрузитесь в мелодию волшебных слов.
Когда кенесиец окончательно замер и прикрыл глаза, я вернулся к записям Сорокиной.
– Барахарам мебеме барахарам, – начал я.
Казалось, слова заклятия и каждая буква были материальны. Разбуженные властью моего голоса они двигались через комнату и погружались туда, куда их вела моя могучая воля – в опущенную, блестящую плешью голову Дереванша. Заклятие оказалось довольно длинным: оно занимало всего полстранички, но многие строки требовалось повторять семь и даже девять раз. Под конец у меня язык устал произносить заковыристую формулу Сорокиной. Но все-таки, ради верного соратника Дереванша, я проявил героическое терпение и дочитал все до конца. Когда последний звук сорвался с моих губ, в комнате повисла тишина. И не произошло ничего. Только огоньки в светильниках мигнули два раза.
– Нужно обозначить точку приложения, – шепотом напомнила Рябинина.
– Точно, – спохватился я. Взял посох и тихонько тюкнул им архивариуса в темечко.
После этого магия стопроцентно сработала: Дереванш схватился за голову и заорал голосом кота, страдающего мигренью. Не отрывая рук от черепушки, он повалился на пол, и принялся кататься по ковру, не прекращая издавать омерзительные звуки. Лицо его, насколько было видно за растопыренными ладонями, потемнело. Лоб, полный книжных дум, тоже потемнел, потемнели макушка и затылок – из них обильно лезли черные курчавые волосы.
– Господин Дереванш, немедленно успокойтесь, – я стал на четвереньки и потряс его за плечо. – Замолчите, наконец! Чего вы развели истерику?! Все с вами в порядке. Вот, появились волосы, – я потрепал его за свежевыращенные кудряшки. Мои пальцы нащупали две подозрительные шишечки повыше его лба. Сначала я подумал, что это те самые шишки, которые остались от знакомства с вазой и моим посохом еще в Рориде, однако застарелые шишки бугрились по соседству, а новые вели себя странно – из них пробивались какие-то твердые образования.
– Вы же сказали, что это не опасно для здоровья! – простонал архивариус, приподнимаясь на локте.
– Ну да, – подтвердил я. – А что, собственно, с вами случилось. Живы и прекрасно выглядите, – я оглянулся на Рябинину – она молчала, глядя расширившимися зрачками на нового Дереванша.
– Можете подойти к зеркалу, мой очаровательный друг. Теперь виконт вас точно не узнает, – я помог ему подняться с пола, и кенесиец сделал несколько робких шагов к огромному зеркалу возле шифоньера.
Увидев свое отражение, архивариус едва сдержал вскрик, вздрогнул и вытянул вперед руки, будто защищаясь от кошмара, возникшего перед ним.
– Сами видите, теперь вас никак нельзя спутать с прежним плешивым и жалким библиотекарем, – сказал я, останавливаясь рядом. – Теперь вы, точно ночной демон: с первого взгляда внушаете уважение и трепет. Клянусь, у вас очень смелая, впечатляющая внешность.
– О, Вирг Несчастный! Да, очень смелая! И впечатляющая! По сумасшедшему впечатляющая! – прошептал Дереванш, ощупывая свое лицо, покрытое мелкими волосками, трогая темный крючковатый нос и впалые щеки. – Немедленно отмените это, господин Блатомир! Я таким быть не согласен! О-о! Я не хочу быть таким! – тут он увидел свои огромные кривые зубы, случайно мелькнувшие в приоткрытом рту, и у него возник повод произнести еще одно долгое и печальное: – О-о-о!
– Сделанного не воротишь. Поймите же, магия – это не похлебка, вылившаяся на штаны, которую можно просто так стряхнуть или смыть, – спокойно объяснил я. – Если вам уж так не нравится новый облик, то… единственное, что я могу сделать, это наложить какое-нибудь другое заклятие.
– Не надо другое! – теперь кенесиец вытянул руки в мою сторону, будто я стал для него олицетворением кромешного ужаса.
– Жаль, конечно, что так получилось. Но вы особо не расстраивайтесь, господин Дереванш. Это заклятие нестойкое и скоро оно исчезнет без следа, – успокоила его Элсирика, рассматривая мою Книгу.
– И когда «скоро»? – библиотекарь чуть приободрился. – Надеюсь, к утру я смогу появиться на людях в нормальном облике?
– Трудно сказать. Подобные заклятия действуют от нескольких часов, до… нескольких дней, – Рябинина перевернула страничку, что-то отмечая на ее обороте ногтем.
– А некоторые действуют несколько лет, – добавил я. – Но не волнуйтесь – надо верить в лучшее.
Я взял его за рукав и настойчиво отвел от зеркала: среди смоляных кудрей библиотекаря начали пробиваться рожки и еще какое-то образование, похожее на сморщенный огурец розового цвета. Мне не хотелось, чтобы кенесиец видел все это, и я решил увлечь его работой.
– Приступим, уважаемый. Займемся важным делом: освобождением половинки ключа из плена каменой руки! – сказал я с пафосом, который должен был завести Дереванша на трудовые подвиги.
– Как хотите, господин Блатомир, но я не буду ломать кулак герцога, – воспротивился архивариус. – Не могу я. У меня руки после вашей магии трясутся, и все трясется. Случайно ударю себя молотком по пальцам, что тогда будет?
Он обижено сел за стол и уставился на банку шпрот из-под кудрей, обильно свисавших со лба.
– Булатов, – тихо сказала Рябинина, остановившись с Книгой возле меня, – это заклятие не на голову надо было направлять, а чуточку ниже пояса. Вот что теперь с ним будет?
– Нормально все будет, – огрызнулся я, понимая, что извлекать ключ из каменной хватки герцога придется мне самому.
– Я уже вижу как «нормально»! Посмотри, что у него с головой творится!
– Отстань, – сказал я и взялся за молоток.
Бил я по илийскому камню со всей силы. Он хрустел, крошился, но при этом проявлял удивительную стойкость. При каждом моем ударе, Дереванш подпрыгивал, будто я молотил по его собственной конечности, а не по кулаку Сура Пориза.
– Булатов, давай к столу, – позвала Элсирика. – Ну, сколько можно! Кушать сильно хочется.
– Пива мне, – отозвался я, стирая рукавом пот. – Пока ключ не извлеку, ужинать не будем.
Глотнув из горлышка «Клинского», я набросился на неподатливый кулак с новой силой, размахивая во всю ширь и беспощадно опуская молоток. Илийский камень брызгал крошкой, скрипел, пол под ним заметно вздрагивал, и я опасался, как бы не осыпалась штукатурка этажом ниже. Наконец я добился кое-какого успеха – мизинец герцога, треснул и отлетел к шкафу, а оставшуюся часть десницы великого Пориза пронзила трещина. В ту же минуту кто-то грозно постучал в дверь.
Элсирика и Дереванш молча уставились на меня – я, подняв молоток, смотрел на них.
Стук нагло повторился.
– Господин Дереванш, будьте любезны, узнайте, что нужно нахалам, – вежливо попросил я.
Архивариус замотал головой, разбрасывая по плечам черные кудряшки.
– Ну, может быть вы, Элсирика, имеете хоть каплю смелости? – осведомился я.
– Смелости, но не глупости, – Рябинина поджала губы и отвернулась к окну, за которым сверкала серебром половинка Виолы.
– Видите, Дереванш, Элсирика не может открыть. Так что, у вас нет другого выхода, – подытожил я. – Или я зря вам менял внешность?
Кенесиец очень неохотно встал и направился к двери. Я отметил, что рожки его подросли еще на пару сантиметров, а странное розовое образование стало длиннее и толще – что и говорить, выглядел он миленько. Пока архивариус перешагивал через булаву, постучали в третий раз: теперь уже совсем грубо, словно стараясь сломать замок.
– Открывайте, Дереванш, – приободрил я кенесийца, а сам взял посох и стал ближе к стене.
Он открыл.
Из-за шторы я успел увидеть, гильдийца с красным разгневанным лицом и надетой набекрень шляпой.
– Что вы себе позволяете!… – вскричал гильдиец, поднимая дерзкие глазки от башмаков Дереванша выше.
– Я? – испугано спросил библиотекарь.
Гильдиец не успел ответить утвердительно, его дерзкие глазки, наконец, поднялись до физиономии Дереванша. Мгновенно расширились, едва не лопнув брызгами ужаса. Красное разгневанное лицо тут же стало бледным-бледным и жалобным. Испустив вопль раненой мартышки, он метнулся по коридору прочь от наших апартаментов.
– Вот видите, мой очаровательный друг, какие чудеса может творить ваша внешность, – заметил я, отводя архивариуса от двери. – Теперь можете не бояться никакого Марга – пусть он вас боится. Хоть мы пол здесь проломим, хоть разрушим с грохотом стены, никто сюда не пожалует.
– Легко вам говорить, господин Блатомир. Сами бы вы попробовали на себя налепить такую внешность, – простонал кенесиец.
Я хотел возразить ему, объяснить, что в его нынешнем облике есть много преимуществ, но в этот момент кто-то опять постучал.
– Я больше не выйду! Что хотите делайте, но я больше из комнаты носа не высуну, – решительно заявил архивариус и стал за шифоньер.
Ничего не оставалось, как открыть двери мне самому.
4
– Барахарам Хренс Сатир, – прочитала Рябинина.
– Точно. А ты молодец, хотя бы правила чтения таких вещей помнишь, – похвалил я писательницу, сел поудобнее и сказал Дереваншу. – Мой друг, станьте напротив меня. Сейчас мы вам вырастим, по меньшей мере, волосы. Уж с хорошими волосами вас никто точно не узнает, даже родная мать. Прямо станьте, говорю, – повторил я архивариусу согнувшемуся, словно ему сейчас кто-то собирался вылить за воротник ведро кипятка. – Еще прямее. Вот так. И замрите, не двигайтесь. Да не тряситесь вы, как нервный паралитик! И сосредоточьтесь. Слушайте меня внимательно. Полностью погрузитесь в мелодию волшебных слов.
Когда кенесиец окончательно замер и прикрыл глаза, я вернулся к записям Сорокиной.
– Барахарам мебеме барахарам, – начал я.
Казалось, слова заклятия и каждая буква были материальны. Разбуженные властью моего голоса они двигались через комнату и погружались туда, куда их вела моя могучая воля – в опущенную, блестящую плешью голову Дереванша. Заклятие оказалось довольно длинным: оно занимало всего полстранички, но многие строки требовалось повторять семь и даже девять раз. Под конец у меня язык устал произносить заковыристую формулу Сорокиной. Но все-таки, ради верного соратника Дереванша, я проявил героическое терпение и дочитал все до конца. Когда последний звук сорвался с моих губ, в комнате повисла тишина. И не произошло ничего. Только огоньки в светильниках мигнули два раза.
– Нужно обозначить точку приложения, – шепотом напомнила Рябинина.
– Точно, – спохватился я. Взял посох и тихонько тюкнул им архивариуса в темечко.
После этого магия стопроцентно сработала: Дереванш схватился за голову и заорал голосом кота, страдающего мигренью. Не отрывая рук от черепушки, он повалился на пол, и принялся кататься по ковру, не прекращая издавать омерзительные звуки. Лицо его, насколько было видно за растопыренными ладонями, потемнело. Лоб, полный книжных дум, тоже потемнел, потемнели макушка и затылок – из них обильно лезли черные курчавые волосы.
– Господин Дереванш, немедленно успокойтесь, – я стал на четвереньки и потряс его за плечо. – Замолчите, наконец! Чего вы развели истерику?! Все с вами в порядке. Вот, появились волосы, – я потрепал его за свежевыращенные кудряшки. Мои пальцы нащупали две подозрительные шишечки повыше его лба. Сначала я подумал, что это те самые шишки, которые остались от знакомства с вазой и моим посохом еще в Рориде, однако застарелые шишки бугрились по соседству, а новые вели себя странно – из них пробивались какие-то твердые образования.
– Вы же сказали, что это не опасно для здоровья! – простонал архивариус, приподнимаясь на локте.
– Ну да, – подтвердил я. – А что, собственно, с вами случилось. Живы и прекрасно выглядите, – я оглянулся на Рябинину – она молчала, глядя расширившимися зрачками на нового Дереванша.
– Можете подойти к зеркалу, мой очаровательный друг. Теперь виконт вас точно не узнает, – я помог ему подняться с пола, и кенесиец сделал несколько робких шагов к огромному зеркалу возле шифоньера.
Увидев свое отражение, архивариус едва сдержал вскрик, вздрогнул и вытянул вперед руки, будто защищаясь от кошмара, возникшего перед ним.
– Сами видите, теперь вас никак нельзя спутать с прежним плешивым и жалким библиотекарем, – сказал я, останавливаясь рядом. – Теперь вы, точно ночной демон: с первого взгляда внушаете уважение и трепет. Клянусь, у вас очень смелая, впечатляющая внешность.
– О, Вирг Несчастный! Да, очень смелая! И впечатляющая! По сумасшедшему впечатляющая! – прошептал Дереванш, ощупывая свое лицо, покрытое мелкими волосками, трогая темный крючковатый нос и впалые щеки. – Немедленно отмените это, господин Блатомир! Я таким быть не согласен! О-о! Я не хочу быть таким! – тут он увидел свои огромные кривые зубы, случайно мелькнувшие в приоткрытом рту, и у него возник повод произнести еще одно долгое и печальное: – О-о-о!
– Сделанного не воротишь. Поймите же, магия – это не похлебка, вылившаяся на штаны, которую можно просто так стряхнуть или смыть, – спокойно объяснил я. – Если вам уж так не нравится новый облик, то… единственное, что я могу сделать, это наложить какое-нибудь другое заклятие.
– Не надо другое! – теперь кенесиец вытянул руки в мою сторону, будто я стал для него олицетворением кромешного ужаса.
– Жаль, конечно, что так получилось. Но вы особо не расстраивайтесь, господин Дереванш. Это заклятие нестойкое и скоро оно исчезнет без следа, – успокоила его Элсирика, рассматривая мою Книгу.
– И когда «скоро»? – библиотекарь чуть приободрился. – Надеюсь, к утру я смогу появиться на людях в нормальном облике?
– Трудно сказать. Подобные заклятия действуют от нескольких часов, до… нескольких дней, – Рябинина перевернула страничку, что-то отмечая на ее обороте ногтем.
– А некоторые действуют несколько лет, – добавил я. – Но не волнуйтесь – надо верить в лучшее.
Я взял его за рукав и настойчиво отвел от зеркала: среди смоляных кудрей библиотекаря начали пробиваться рожки и еще какое-то образование, похожее на сморщенный огурец розового цвета. Мне не хотелось, чтобы кенесиец видел все это, и я решил увлечь его работой.
– Приступим, уважаемый. Займемся важным делом: освобождением половинки ключа из плена каменой руки! – сказал я с пафосом, который должен был завести Дереванша на трудовые подвиги.
– Как хотите, господин Блатомир, но я не буду ломать кулак герцога, – воспротивился архивариус. – Не могу я. У меня руки после вашей магии трясутся, и все трясется. Случайно ударю себя молотком по пальцам, что тогда будет?
Он обижено сел за стол и уставился на банку шпрот из-под кудрей, обильно свисавших со лба.
– Булатов, – тихо сказала Рябинина, остановившись с Книгой возле меня, – это заклятие не на голову надо было направлять, а чуточку ниже пояса. Вот что теперь с ним будет?
– Нормально все будет, – огрызнулся я, понимая, что извлекать ключ из каменной хватки герцога придется мне самому.
– Я уже вижу как «нормально»! Посмотри, что у него с головой творится!
– Отстань, – сказал я и взялся за молоток.
Бил я по илийскому камню со всей силы. Он хрустел, крошился, но при этом проявлял удивительную стойкость. При каждом моем ударе, Дереванш подпрыгивал, будто я молотил по его собственной конечности, а не по кулаку Сура Пориза.
– Булатов, давай к столу, – позвала Элсирика. – Ну, сколько можно! Кушать сильно хочется.
– Пива мне, – отозвался я, стирая рукавом пот. – Пока ключ не извлеку, ужинать не будем.
Глотнув из горлышка «Клинского», я набросился на неподатливый кулак с новой силой, размахивая во всю ширь и беспощадно опуская молоток. Илийский камень брызгал крошкой, скрипел, пол под ним заметно вздрагивал, и я опасался, как бы не осыпалась штукатурка этажом ниже. Наконец я добился кое-какого успеха – мизинец герцога, треснул и отлетел к шкафу, а оставшуюся часть десницы великого Пориза пронзила трещина. В ту же минуту кто-то грозно постучал в дверь.
Элсирика и Дереванш молча уставились на меня – я, подняв молоток, смотрел на них.
Стук нагло повторился.
– Господин Дереванш, будьте любезны, узнайте, что нужно нахалам, – вежливо попросил я.
Архивариус замотал головой, разбрасывая по плечам черные кудряшки.
– Ну, может быть вы, Элсирика, имеете хоть каплю смелости? – осведомился я.
– Смелости, но не глупости, – Рябинина поджала губы и отвернулась к окну, за которым сверкала серебром половинка Виолы.
– Видите, Дереванш, Элсирика не может открыть. Так что, у вас нет другого выхода, – подытожил я. – Или я зря вам менял внешность?
Кенесиец очень неохотно встал и направился к двери. Я отметил, что рожки его подросли еще на пару сантиметров, а странное розовое образование стало длиннее и толще – что и говорить, выглядел он миленько. Пока архивариус перешагивал через булаву, постучали в третий раз: теперь уже совсем грубо, словно стараясь сломать замок.
– Открывайте, Дереванш, – приободрил я кенесийца, а сам взял посох и стал ближе к стене.
Он открыл.
Из-за шторы я успел увидеть, гильдийца с красным разгневанным лицом и надетой набекрень шляпой.
– Что вы себе позволяете!… – вскричал гильдиец, поднимая дерзкие глазки от башмаков Дереванша выше.
– Я? – испугано спросил библиотекарь.
Гильдиец не успел ответить утвердительно, его дерзкие глазки, наконец, поднялись до физиономии Дереванша. Мгновенно расширились, едва не лопнув брызгами ужаса. Красное разгневанное лицо тут же стало бледным-бледным и жалобным. Испустив вопль раненой мартышки, он метнулся по коридору прочь от наших апартаментов.
– Вот видите, мой очаровательный друг, какие чудеса может творить ваша внешность, – заметил я, отводя архивариуса от двери. – Теперь можете не бояться никакого Марга – пусть он вас боится. Хоть мы пол здесь проломим, хоть разрушим с грохотом стены, никто сюда не пожалует.
– Легко вам говорить, господин Блатомир. Сами бы вы попробовали на себя налепить такую внешность, – простонал кенесиец.
Я хотел возразить ему, объяснить, что в его нынешнем облике есть много преимуществ, но в этот момент кто-то опять постучал.
– Я больше не выйду! Что хотите делайте, но я больше из комнаты носа не высуну, – решительно заявил архивариус и стал за шифоньер.
Ничего не оставалось, как открыть двери мне самому.
4
В этот раз на пороге стояло два неприятных типчика: один с морщинистым ртом, приземистый и с виду крепкий, другой высокий с удлиненной физиономией и быстрыми цепкими глазками, так и норовившими проникнуть вглубь наших апартаментов.
– Уважаемый, ваш невежливый стук очень мешает работе одного важного господина, – сказал тот, чьи глазки все пытались узреть происходящее за моим плечом.
– Да! Очень мешает, работе самого виконта Марга! – подчеркнул субъект с морщинистым ртом.
– Неужели? – я блаженно усмехнулся. – В таком случае, передайте виконту Маргу, чтобы он сходил в задницу самого вонючего демона. Там точно ему будет тишина и покой, если, конечно, демон не отведает горохового супа.
– Что?! – высокий, не ожидая такого оборота, явно растерялся.
– Что слышали. Уши мыть надо, – небрежно бросил я, помахивая посохом.
– И кто это сказал такое самому виконту Маргу? – осведомился его дружок.
– Это сказал сам Блато… – тут я подумал, что не стоит называть имя, которое виконт уже хорошо знает. – Сам Блат. Да просто Блат. Великий Блат!
– Отлично, я передам ему ваши слова, – язвительно произнес гильдиец, сверкнув быстрыми глазками, и отступил на ковровую дорожку.
– Уж, будьте любезны, – бросил я ему вслед. – А еще поинтересуйтесь, как прошла его брачная ночь с госпожой Клококо. Не выгнала ли она его пинками из постели.
Последнее я, наверное, сказал зря: не то чтобы я боялся гнева рыжего виконта – с виду хлюпика и жалкого педанта, – но знать ему, что по соседству находятся люди, знакомые с ним лично и с интимной частью его дел, было лишне. Когда я вернулся к столу, Элсирика и Дереванш встретили меня трагическим молчанием. Лишь после того, как я взялся за молоток, Рябинина сказала:
– Обалдеть, Булатов, как ты поговорил с людьми господина Аракоса! О, Юния Небесная, лучше бы я сама вышла к ним!
– Действительно, господин Блатомир, обалдеть! – последнее слово для Дереванша было новым, и он произнес его неуверенно, а может его языку помешали длинные кривые зубы.
– Вот и хорошо, – обрадовался я, становясь на четвереньки. – Если еще кто-то станет ломиться в дверь, ты, Элсирика, пойдешь, поговоришь, как тебе заблагорассудится.
Вздохнув, я занес молоток над обломком памятника и принялся наносить им удар за ударом. Вскоре отлетел средний палец герцога, подпрыгнул на ковре и откатился к ногам Дереванша. Трещина в камне существенно увеличилась. Казалось, еще несколько взмахов молотком, и вторая половинка ключа счастливо соединится с первой. Я начал колотить с демоническим энтузиазмом: пол гудел подо мной, и Дереванш вздрагивал при каждом ударе.
– Булатов, хватит уже! Хватит! – раздраженно сказала Элсирика. – Мы хотим есть. Прошу, иди к столу или хотя бы не мешай нам свом грохотом!
И в этот момент кулак Сура Прайза разлетелся на куски. Из него выскочил небольшой цилиндрик. Позвякивая, покатился под шкаф. Не вставая с четверенек, я поспешил за ним. И даже мои хмурые друзья выбежали из-за стола. Через секунду вторая половинка ключа была в моей руке.
Уже не спеша, я открыл сумку, достал первую часть ключа и сел за стол. Теперь требовалось понять, как соединяются серебряный и медный цилиндрики. С виду они казались совсем несоединимы: серебряный был несколько толще и имел снизу много всяких выступов и впадинок, а медный походил на обычную ружейную гильзу, только один его конец был округлым, другой замазан чем-то вроде сургуча или смолы.
– Дайте мне нож, – вытянув руку, попросил я Дереванша.
В очередной раз и мгновенно меня посетил пророческий дар. Теперь глас его был печален и неразборчив. Мне показалось, что он говорит, будто мы не на верном пути. Я внимательно осмотрел медную штуковину, ища на ней тайные знаки или какие-нибудь надписи, стиснул рукоять ножа и начал отколупывать вязкую массу с верхней части цилиндрика. Кенесиец и Элсирика напряженно ждали.
Вскоре острие ножа вскрыло неглубокую полость. Я ковырнул еще, и на стол вывалился желтый рулончик.
– Знаешь, Булатов, не хочу тебя огорчать, но эта штука – не есть вторая половинка ключа, – невесело проговорила Рябинина.
– Без тебя вижу, – сквозь зубы ответил я, разворачивая рулончик.
На кусочке пергамента было начертано: «Хрен Падлен 5926 год».
– Хрен Падлен… Хрен Падлен… – я задумался, что могли значить два таинственных слова.
– Падлен – известный илийский скульптор, – не без ехидства сообщил архивариус. – Родился в пять тысяч восемьсот восемьдесят третьем году в семье…
– Заткнитесь Дереванш, – попросил я. – Меня не волнует, где он родился и кто его грешная мать.
– А меня, господин Блатомир, все это очень волнует, – выглядывая из под смоляных кудряшек, проговорил кенесиец. – Мы разрушили величайший монумент гениального скульптора. Мы оскорбили лучшие чувства жителей Илорги. И память о герцоге Суре Поризе опорочили тоже мы, благодаря вашим крайне неудачным, вредоносным идеям. При этом мы не добились ничего. У нас нет второй половинки ключа!
– Дереванш, не усугубляйте мою скорбь, – я глотнул из горлышка «Клинского» и потянулся к банке с ветчиной.
– Вашу скорбь! Вы лучше подумайте о скорби тысяч и тысяч горожан, когда они узнают, что памятник Суру Поризу навсегда разрушен, и никто не собирается возводить новый ни из серебра с бронзой, ни даже из глины! – горестно проговорил архивариус. – И зачем вам потребовалось ломать памятник?! С чего вы взяли, что ключ именно там?!
– Дереванш, вы вообще обнаглели что ли?! Видимо весь ваш ум в эти кучеряшки вышел. Насчет памятника была лишь моя догадка, а в идею ее превратили вы. Вы начали орать, как петух на рассвете: «И как раз в нужном году его установили! И глазики памятнику выковыряли! Все сходиться – вот вам ослепленный герцог!», – я положил на хлеб ломоть ветчины и грозно сказал кенесийцу: – Лучше не злите меня – опасно для вашей внешности!
Архивариус надулся, ковыряясь в банке со шпротами. И Рябинина разожгла свечи в драконоподобном подсвечнике на столе, потушила два ярких светильника и уже в интимном полумраке начала проявлять интерес к утренним пирожкам. Скоро все молча заработали челюстями, хватая со стола то зачерствевший хлеб, то колбасу, то угрюмо поглядывая друг на друга. Я достал бутылку водки и без слов налил в пластиковые стаканчики, призрачно мерцавшие в блеске свечей.
– Не надо ссориться, – подала голос Рябинина. – Думайте лучше, что нам теперь делать.
– Пусть Дереванш думает. Я вообще не собирался заниматься поисками дрянного Сапожка. Мне с самого начала было наплевать на нужды вашего Люпика и всю эту историю. Эх, сердце мое доброе! Вот так вот пойди людям навстречу, – осушив стаканчик, я закусил кругляшом колбасы и чуть подобрев, сказал: – Думайте, господин архивариус. Думайте, какие герцоги топтали землю в те времена. Особо нас интересуют герцоги-калеки: слепые, одноглазые, с отсохшими или отрубленными руками.
– Паль Моноколь, – после минутного раздумья отозвался кенесиец. – Ему в пять тысяч семьсот тридцать втором году выбили глаз на королевском балу. В драке за госпожу Пилирину. А через три года выбили камнем второй во время уличных беспорядков в Илорге.
– Записывайте, Элсирика, – я протянул ей блокнот и ручку. – Записывайте все, что скажет Дереванш. Эту информацию нам потребуется как следует обмозговать.
– Еще граф Курлык – он был слепым от рождения, – продолжил библиотекарь.
– При чем здесь граф? Нас интересуют герцоги. Только герцоги! – напомнил я.
– Ах, да, – спохватился Дереванш. – Тогда Пян Калекоз. Конечно, Пян Калекоз! В пять тысяч девятьсот восьмидесятом году, возвращаясь со свадьбы кузена в нетрезвом виде, он оступился и упал в ров под собственным замком. Хорошо упал, так что сломал обе руки, расшиб голову и проколол о корягу левый глаз.
Он назвал еще насколько известных особ, которые в свою бытность лишились зрения или конечностей. Только все упомянутые герцоги едва ли могли обладать второй половинкой ключа: одни жили и умерли в не совсем подходящие времена и слишком далеко от Илорги, другие по некоторым иным причинам как-то не соотносились с историей вокруг Сапожка Пелесоны и указаниями Мертаруса.
– Я думаю, нам нужно подойти к проблеме с другой стороны, – высказалась Рябинина после третьей порции водки, когда в памяти Дереванша уже не осталось герцогов-калек. – Давайте на время забудем о ключе и сосредоточимся на поисках самого места, где может находиться тайник.
– Пожалуй, это единственное, что мы в состоянии сейчас сделать, – согласился я, глядя на трепещущие огоньки свечей. – Завтра же выедем за город и обследуем берег Алраки. И еще надо опросить кого-нибудь из знающих, где здесь места связанные с Виргом и где находятся старые святилища.
– При этом у нас имеется мало времени, – напомнил Дереванш. – Ведь ваш знакомый демон именно так сказал? Копатели разгадали оба Клочка и могут опередить нас в поисках?
– Мне плевать, что там сказал Варшпагран, – я откинулся на спинку стула и закурил. – К речам потусторонних субъектов прислушиваться, конечно, надо. Но ни в коем случае им нельзя доверяться с вашей детской наивностью. Подвесить бы его за хвост и устроить допрос с пристрастием, тогда бы ясно стало, чего стоит его треп.
Я затянулся и выпустил тугую струю дыма, заклубившуюся серыми кольцами над свечами и растворившуюся в темноте. Тут же мне померещилось вращение слабосветящегося круга посреди комнаты. Дереванш говорил что-то об опасных вмешательствах демонов в истории Гильды, но я не слушал его – глядел, как вращающийся круг, обретает более плотные формы и сквозь него пробивается багровое свечение. У меня уже не было сомнений: сейчас нас навестит Варшпагран. И действительно посреди комнаты повисла огромная золотистая руна Арж. Архивариус мгновенно замолчал, опасливо поджал ноги и наклонился поближе к столу, пытаясь спрятаться за подсвечником. Элсирика, сидевшая вполоборота к двери на балкон, последней заметила происходящее над ковром. Когда она повернула голову, Варшпагран уже сидел на нижнем завитке руны, помахивая кожистыми крылышками и исследуя комнату ядовито-желтым взглядом.
– Приветствую, почтеннейшие, – мявкул демон и спрыгнул на пол. – Слышу я, что здесь высказываются сомнения, по поводу правдивости моих слов.
– Не только сомнения, – я выпустил облачко табачного дыма и подумал, что явление демоненка случилось очень кстати. – А, пожалуй, утверждения, что ваша нечистая братия никогда не говорит правду.
– Ну, что вы меня совсем за брехуна то принимаете? – возмутился Варшпагран. – Я же к вам с наилучшими намерениями. Помочь хочу. Из кожи лезу, чтобы тайна Сапожка открылась вам, а не обществу нижайших копателей, с которыми приличному демону позорно даже обмолвиться словом.
Здесь он вдруг замер, испугано дернул крылышками и попятился назад. Его желтые глазища покраснели, и челюсть отвисла, обнажая острые зубки.
– Шорпиндруз?! – проговорил он с придыханием, глядя на Дереванша, лицо которого до сих пор скрывало широкое основание подсвечника. – Откуда ты здесь взялся?!
– А? – произнес кенесиец, догадываясь, что слова демона обращены к нему.
– Откуда ты здесь, мой друг? Разве не ты сегодня варишь зелье Горя? И разве не сегодня твоя очередь охранять ворота Проклятой башни? – спросил Варшпагран, делая робкий шажок к столу.
Наступило долгое молчание. Элсирика допила глоток водки, остававшийся в стакане. Библиотекарь попытался снова спрятаться за подсвечником.
– Отвечайте, Дереванш, – поторопил я, толкнув архивариуса ногой под столом. – Почему до сих пор вы не сварили зелье Горя и почему не охраняете ворота башни? И вообще, какие у вас дела с этим синеухим чучелом?
– Никаких дел! Клянусь вам, никаких дел! – разнервничался кенесиец. – И не должен сегодня охранять ворота этой башни. Честное слово! Я даже не знаю, где ваша проклятая башня!
– Так ты не Шорпиндруз? – демон сделал еще один шаг, чтобы лучше рассмотреть физиономию библиотекаря и выросты на его голове. – Надо же, как похож! – восхитился Варшпагран. – Извини, обознался. В темноте ты с моим приятелем точно одно лицо!
– Это не твой приятель, и даже не демон – это наш обычный Дереванш, – сердито объяснил я. – Ты здесь по какому делу? Как я понимаю, убедить нас в своей исключительной правдивости?
– Ага, за этим самым, – демон очаровательно улыбнулся, показав маленькие зубки и красный язык. – Я ж врать вам никак не могу. Всеми силами стараюсь, что бы вы поскорее Сапожок Пелесоны отыскали. Всеми силами! Вот и получается, что врать вам, для меня никакой пользы нет. Что копатели разгадали оба Клочка – честнейшая правда. Клянусь всеми известными богами. Иначе отчего, по-вашему, виконт Марг сюда прибыл? Как раз поэтому: знают подлые братья, что тайник пелесоновский где-то в этих краях. Точно уже знают, поэтому сюда слетаются, как мухи на соответствующий запах.
– Послушай, Варшпагран, – я придвинул сумку, одновременно размышляя, а не испытать ли на нем рунную цепь из сундучка Марга, – а как же братья-копатели опередят нас, если у них нет ни одной половинки ключа? Без ключа тайник они как бы не откроют, следовательно, опередить нас у них нет никакой возможности. А? Получается, врешь ты, мартышка крылатая.
– Сейчас объясню. Сейчас, – демоненок придвинул руну хвостом и уселся на один из ее изгибов. – Во-первых, ходят такие слухи, что при достаточной сноровке тайник можно открыть лишь второй половинкой ключа. Будто, она главная открывалка: она в тот хитрый замочек входит с легкостью, а первая половинка служит только вспомогательной частью, вроде ручки. И если кто-то с устройством этих половинок разобрался, то тому человеку тайниковый запор вполне может поддаться. А во-вторых, братство господина Селлы – мир его праху – за многие века ограбления гробниц и тайничков, защищенных всякими ловушками и особыми замочками, имеет большой опыт на этот счет. О-о! В Мильдии они в такие схроны проникали, что немыслимым кажется! В общем, есть у них люди, которые в случае нужды и без ключа куда надо пролезут. Ну, может, потеряют копатели в смертельных западнях несколько братьев, только цели все равно добьются. Поэтому, я вас тороплю, уважаемые. Поэтому, вам поскорее место, указанное Мертарусом отыскать надо. Если вы не поспеете к тайнику раньше других, то все – миру крышка. Кстати, по моим сведеньям и Вдовы Вирга сюда, в Илогру прибывают. Уже нет никаких сомнений, что именно здесь что-то затевается.
– Складно врешь, – усмехнулся я, подумав, что в словах демона может быть довольно много правды. – Но даже если так, мы-то в тайник без целого ключа не сунемся.
– Да, вторую половинку искать надо, – согласился Варшпагран. – Для вас это сейчас наиважнейшая задача. Только хрен знает, где ее искать. Вроде бы вы и правильно начали – с милейшего Сура Пориза, а видите, что получилось, – он покосился на осколки памятника. – Облом получился. И куча бесполезных осколков.
– А почему ты думаешь, что надо было начинать именно с этого герцога? – спросил я, переглянувшись с Рябининой.
– Как же… Ну правильно все: именно у памятника герцогу Суру глаз не было – выковыряли их. Правильно вы рассудили. И чего я сам раньше до этого не додумался! – покачиваясь на руне, сказал Варшпагран. – К тому же у господина Сура Пориза один раз глаза действительно чуть не лопнули. Это когда он свою жену в постели с поваром застукал. Хе-хе-хе… Много раз ему знающие люди говорили, мол, не верна тебе возлюбленная Липаоника. А он, дурак, не верил, пока собственным зрением не убедился, что с ней вытворял поваришка в постели.
– И что после этого хуже видеть стал? – с надеждой спросил я.
– Нет, не хуже, но умом основательно повредился. Стал крайне агрессивно относиться к поварам. Многих убил. И в замке многих порезал, включая Липаонику и всю ее свиту – их призраки до сих пор по ночам живых беспокоят, – сообщил демон.
– Уважаемый, ваш невежливый стук очень мешает работе одного важного господина, – сказал тот, чьи глазки все пытались узреть происходящее за моим плечом.
– Да! Очень мешает, работе самого виконта Марга! – подчеркнул субъект с морщинистым ртом.
– Неужели? – я блаженно усмехнулся. – В таком случае, передайте виконту Маргу, чтобы он сходил в задницу самого вонючего демона. Там точно ему будет тишина и покой, если, конечно, демон не отведает горохового супа.
– Что?! – высокий, не ожидая такого оборота, явно растерялся.
– Что слышали. Уши мыть надо, – небрежно бросил я, помахивая посохом.
– И кто это сказал такое самому виконту Маргу? – осведомился его дружок.
– Это сказал сам Блато… – тут я подумал, что не стоит называть имя, которое виконт уже хорошо знает. – Сам Блат. Да просто Блат. Великий Блат!
– Отлично, я передам ему ваши слова, – язвительно произнес гильдиец, сверкнув быстрыми глазками, и отступил на ковровую дорожку.
– Уж, будьте любезны, – бросил я ему вслед. – А еще поинтересуйтесь, как прошла его брачная ночь с госпожой Клококо. Не выгнала ли она его пинками из постели.
Последнее я, наверное, сказал зря: не то чтобы я боялся гнева рыжего виконта – с виду хлюпика и жалкого педанта, – но знать ему, что по соседству находятся люди, знакомые с ним лично и с интимной частью его дел, было лишне. Когда я вернулся к столу, Элсирика и Дереванш встретили меня трагическим молчанием. Лишь после того, как я взялся за молоток, Рябинина сказала:
– Обалдеть, Булатов, как ты поговорил с людьми господина Аракоса! О, Юния Небесная, лучше бы я сама вышла к ним!
– Действительно, господин Блатомир, обалдеть! – последнее слово для Дереванша было новым, и он произнес его неуверенно, а может его языку помешали длинные кривые зубы.
– Вот и хорошо, – обрадовался я, становясь на четвереньки. – Если еще кто-то станет ломиться в дверь, ты, Элсирика, пойдешь, поговоришь, как тебе заблагорассудится.
Вздохнув, я занес молоток над обломком памятника и принялся наносить им удар за ударом. Вскоре отлетел средний палец герцога, подпрыгнул на ковре и откатился к ногам Дереванша. Трещина в камне существенно увеличилась. Казалось, еще несколько взмахов молотком, и вторая половинка ключа счастливо соединится с первой. Я начал колотить с демоническим энтузиазмом: пол гудел подо мной, и Дереванш вздрагивал при каждом ударе.
– Булатов, хватит уже! Хватит! – раздраженно сказала Элсирика. – Мы хотим есть. Прошу, иди к столу или хотя бы не мешай нам свом грохотом!
И в этот момент кулак Сура Прайза разлетелся на куски. Из него выскочил небольшой цилиндрик. Позвякивая, покатился под шкаф. Не вставая с четверенек, я поспешил за ним. И даже мои хмурые друзья выбежали из-за стола. Через секунду вторая половинка ключа была в моей руке.
Уже не спеша, я открыл сумку, достал первую часть ключа и сел за стол. Теперь требовалось понять, как соединяются серебряный и медный цилиндрики. С виду они казались совсем несоединимы: серебряный был несколько толще и имел снизу много всяких выступов и впадинок, а медный походил на обычную ружейную гильзу, только один его конец был округлым, другой замазан чем-то вроде сургуча или смолы.
– Дайте мне нож, – вытянув руку, попросил я Дереванша.
В очередной раз и мгновенно меня посетил пророческий дар. Теперь глас его был печален и неразборчив. Мне показалось, что он говорит, будто мы не на верном пути. Я внимательно осмотрел медную штуковину, ища на ней тайные знаки или какие-нибудь надписи, стиснул рукоять ножа и начал отколупывать вязкую массу с верхней части цилиндрика. Кенесиец и Элсирика напряженно ждали.
Вскоре острие ножа вскрыло неглубокую полость. Я ковырнул еще, и на стол вывалился желтый рулончик.
– Знаешь, Булатов, не хочу тебя огорчать, но эта штука – не есть вторая половинка ключа, – невесело проговорила Рябинина.
– Без тебя вижу, – сквозь зубы ответил я, разворачивая рулончик.
На кусочке пергамента было начертано: «Хрен Падлен 5926 год».
– Хрен Падлен… Хрен Падлен… – я задумался, что могли значить два таинственных слова.
– Падлен – известный илийский скульптор, – не без ехидства сообщил архивариус. – Родился в пять тысяч восемьсот восемьдесят третьем году в семье…
– Заткнитесь Дереванш, – попросил я. – Меня не волнует, где он родился и кто его грешная мать.
– А меня, господин Блатомир, все это очень волнует, – выглядывая из под смоляных кудряшек, проговорил кенесиец. – Мы разрушили величайший монумент гениального скульптора. Мы оскорбили лучшие чувства жителей Илорги. И память о герцоге Суре Поризе опорочили тоже мы, благодаря вашим крайне неудачным, вредоносным идеям. При этом мы не добились ничего. У нас нет второй половинки ключа!
– Дереванш, не усугубляйте мою скорбь, – я глотнул из горлышка «Клинского» и потянулся к банке с ветчиной.
– Вашу скорбь! Вы лучше подумайте о скорби тысяч и тысяч горожан, когда они узнают, что памятник Суру Поризу навсегда разрушен, и никто не собирается возводить новый ни из серебра с бронзой, ни даже из глины! – горестно проговорил архивариус. – И зачем вам потребовалось ломать памятник?! С чего вы взяли, что ключ именно там?!
– Дереванш, вы вообще обнаглели что ли?! Видимо весь ваш ум в эти кучеряшки вышел. Насчет памятника была лишь моя догадка, а в идею ее превратили вы. Вы начали орать, как петух на рассвете: «И как раз в нужном году его установили! И глазики памятнику выковыряли! Все сходиться – вот вам ослепленный герцог!», – я положил на хлеб ломоть ветчины и грозно сказал кенесийцу: – Лучше не злите меня – опасно для вашей внешности!
Архивариус надулся, ковыряясь в банке со шпротами. И Рябинина разожгла свечи в драконоподобном подсвечнике на столе, потушила два ярких светильника и уже в интимном полумраке начала проявлять интерес к утренним пирожкам. Скоро все молча заработали челюстями, хватая со стола то зачерствевший хлеб, то колбасу, то угрюмо поглядывая друг на друга. Я достал бутылку водки и без слов налил в пластиковые стаканчики, призрачно мерцавшие в блеске свечей.
– Не надо ссориться, – подала голос Рябинина. – Думайте лучше, что нам теперь делать.
– Пусть Дереванш думает. Я вообще не собирался заниматься поисками дрянного Сапожка. Мне с самого начала было наплевать на нужды вашего Люпика и всю эту историю. Эх, сердце мое доброе! Вот так вот пойди людям навстречу, – осушив стаканчик, я закусил кругляшом колбасы и чуть подобрев, сказал: – Думайте, господин архивариус. Думайте, какие герцоги топтали землю в те времена. Особо нас интересуют герцоги-калеки: слепые, одноглазые, с отсохшими или отрубленными руками.
– Паль Моноколь, – после минутного раздумья отозвался кенесиец. – Ему в пять тысяч семьсот тридцать втором году выбили глаз на королевском балу. В драке за госпожу Пилирину. А через три года выбили камнем второй во время уличных беспорядков в Илорге.
– Записывайте, Элсирика, – я протянул ей блокнот и ручку. – Записывайте все, что скажет Дереванш. Эту информацию нам потребуется как следует обмозговать.
– Еще граф Курлык – он был слепым от рождения, – продолжил библиотекарь.
– При чем здесь граф? Нас интересуют герцоги. Только герцоги! – напомнил я.
– Ах, да, – спохватился Дереванш. – Тогда Пян Калекоз. Конечно, Пян Калекоз! В пять тысяч девятьсот восьмидесятом году, возвращаясь со свадьбы кузена в нетрезвом виде, он оступился и упал в ров под собственным замком. Хорошо упал, так что сломал обе руки, расшиб голову и проколол о корягу левый глаз.
Он назвал еще насколько известных особ, которые в свою бытность лишились зрения или конечностей. Только все упомянутые герцоги едва ли могли обладать второй половинкой ключа: одни жили и умерли в не совсем подходящие времена и слишком далеко от Илорги, другие по некоторым иным причинам как-то не соотносились с историей вокруг Сапожка Пелесоны и указаниями Мертаруса.
– Я думаю, нам нужно подойти к проблеме с другой стороны, – высказалась Рябинина после третьей порции водки, когда в памяти Дереванша уже не осталось герцогов-калек. – Давайте на время забудем о ключе и сосредоточимся на поисках самого места, где может находиться тайник.
– Пожалуй, это единственное, что мы в состоянии сейчас сделать, – согласился я, глядя на трепещущие огоньки свечей. – Завтра же выедем за город и обследуем берег Алраки. И еще надо опросить кого-нибудь из знающих, где здесь места связанные с Виргом и где находятся старые святилища.
– При этом у нас имеется мало времени, – напомнил Дереванш. – Ведь ваш знакомый демон именно так сказал? Копатели разгадали оба Клочка и могут опередить нас в поисках?
– Мне плевать, что там сказал Варшпагран, – я откинулся на спинку стула и закурил. – К речам потусторонних субъектов прислушиваться, конечно, надо. Но ни в коем случае им нельзя доверяться с вашей детской наивностью. Подвесить бы его за хвост и устроить допрос с пристрастием, тогда бы ясно стало, чего стоит его треп.
Я затянулся и выпустил тугую струю дыма, заклубившуюся серыми кольцами над свечами и растворившуюся в темноте. Тут же мне померещилось вращение слабосветящегося круга посреди комнаты. Дереванш говорил что-то об опасных вмешательствах демонов в истории Гильды, но я не слушал его – глядел, как вращающийся круг, обретает более плотные формы и сквозь него пробивается багровое свечение. У меня уже не было сомнений: сейчас нас навестит Варшпагран. И действительно посреди комнаты повисла огромная золотистая руна Арж. Архивариус мгновенно замолчал, опасливо поджал ноги и наклонился поближе к столу, пытаясь спрятаться за подсвечником. Элсирика, сидевшая вполоборота к двери на балкон, последней заметила происходящее над ковром. Когда она повернула голову, Варшпагран уже сидел на нижнем завитке руны, помахивая кожистыми крылышками и исследуя комнату ядовито-желтым взглядом.
– Приветствую, почтеннейшие, – мявкул демон и спрыгнул на пол. – Слышу я, что здесь высказываются сомнения, по поводу правдивости моих слов.
– Не только сомнения, – я выпустил облачко табачного дыма и подумал, что явление демоненка случилось очень кстати. – А, пожалуй, утверждения, что ваша нечистая братия никогда не говорит правду.
– Ну, что вы меня совсем за брехуна то принимаете? – возмутился Варшпагран. – Я же к вам с наилучшими намерениями. Помочь хочу. Из кожи лезу, чтобы тайна Сапожка открылась вам, а не обществу нижайших копателей, с которыми приличному демону позорно даже обмолвиться словом.
Здесь он вдруг замер, испугано дернул крылышками и попятился назад. Его желтые глазища покраснели, и челюсть отвисла, обнажая острые зубки.
– Шорпиндруз?! – проговорил он с придыханием, глядя на Дереванша, лицо которого до сих пор скрывало широкое основание подсвечника. – Откуда ты здесь взялся?!
– А? – произнес кенесиец, догадываясь, что слова демона обращены к нему.
– Откуда ты здесь, мой друг? Разве не ты сегодня варишь зелье Горя? И разве не сегодня твоя очередь охранять ворота Проклятой башни? – спросил Варшпагран, делая робкий шажок к столу.
Наступило долгое молчание. Элсирика допила глоток водки, остававшийся в стакане. Библиотекарь попытался снова спрятаться за подсвечником.
– Отвечайте, Дереванш, – поторопил я, толкнув архивариуса ногой под столом. – Почему до сих пор вы не сварили зелье Горя и почему не охраняете ворота башни? И вообще, какие у вас дела с этим синеухим чучелом?
– Никаких дел! Клянусь вам, никаких дел! – разнервничался кенесиец. – И не должен сегодня охранять ворота этой башни. Честное слово! Я даже не знаю, где ваша проклятая башня!
– Так ты не Шорпиндруз? – демон сделал еще один шаг, чтобы лучше рассмотреть физиономию библиотекаря и выросты на его голове. – Надо же, как похож! – восхитился Варшпагран. – Извини, обознался. В темноте ты с моим приятелем точно одно лицо!
– Это не твой приятель, и даже не демон – это наш обычный Дереванш, – сердито объяснил я. – Ты здесь по какому делу? Как я понимаю, убедить нас в своей исключительной правдивости?
– Ага, за этим самым, – демон очаровательно улыбнулся, показав маленькие зубки и красный язык. – Я ж врать вам никак не могу. Всеми силами стараюсь, что бы вы поскорее Сапожок Пелесоны отыскали. Всеми силами! Вот и получается, что врать вам, для меня никакой пользы нет. Что копатели разгадали оба Клочка – честнейшая правда. Клянусь всеми известными богами. Иначе отчего, по-вашему, виконт Марг сюда прибыл? Как раз поэтому: знают подлые братья, что тайник пелесоновский где-то в этих краях. Точно уже знают, поэтому сюда слетаются, как мухи на соответствующий запах.
– Послушай, Варшпагран, – я придвинул сумку, одновременно размышляя, а не испытать ли на нем рунную цепь из сундучка Марга, – а как же братья-копатели опередят нас, если у них нет ни одной половинки ключа? Без ключа тайник они как бы не откроют, следовательно, опередить нас у них нет никакой возможности. А? Получается, врешь ты, мартышка крылатая.
– Сейчас объясню. Сейчас, – демоненок придвинул руну хвостом и уселся на один из ее изгибов. – Во-первых, ходят такие слухи, что при достаточной сноровке тайник можно открыть лишь второй половинкой ключа. Будто, она главная открывалка: она в тот хитрый замочек входит с легкостью, а первая половинка служит только вспомогательной частью, вроде ручки. И если кто-то с устройством этих половинок разобрался, то тому человеку тайниковый запор вполне может поддаться. А во-вторых, братство господина Селлы – мир его праху – за многие века ограбления гробниц и тайничков, защищенных всякими ловушками и особыми замочками, имеет большой опыт на этот счет. О-о! В Мильдии они в такие схроны проникали, что немыслимым кажется! В общем, есть у них люди, которые в случае нужды и без ключа куда надо пролезут. Ну, может, потеряют копатели в смертельных западнях несколько братьев, только цели все равно добьются. Поэтому, я вас тороплю, уважаемые. Поэтому, вам поскорее место, указанное Мертарусом отыскать надо. Если вы не поспеете к тайнику раньше других, то все – миру крышка. Кстати, по моим сведеньям и Вдовы Вирга сюда, в Илогру прибывают. Уже нет никаких сомнений, что именно здесь что-то затевается.
– Складно врешь, – усмехнулся я, подумав, что в словах демона может быть довольно много правды. – Но даже если так, мы-то в тайник без целого ключа не сунемся.
– Да, вторую половинку искать надо, – согласился Варшпагран. – Для вас это сейчас наиважнейшая задача. Только хрен знает, где ее искать. Вроде бы вы и правильно начали – с милейшего Сура Пориза, а видите, что получилось, – он покосился на осколки памятника. – Облом получился. И куча бесполезных осколков.
– А почему ты думаешь, что надо было начинать именно с этого герцога? – спросил я, переглянувшись с Рябининой.
– Как же… Ну правильно все: именно у памятника герцогу Суру глаз не было – выковыряли их. Правильно вы рассудили. И чего я сам раньше до этого не додумался! – покачиваясь на руне, сказал Варшпагран. – К тому же у господина Сура Пориза один раз глаза действительно чуть не лопнули. Это когда он свою жену в постели с поваром застукал. Хе-хе-хе… Много раз ему знающие люди говорили, мол, не верна тебе возлюбленная Липаоника. А он, дурак, не верил, пока собственным зрением не убедился, что с ней вытворял поваришка в постели.
– И что после этого хуже видеть стал? – с надеждой спросил я.
– Нет, не хуже, но умом основательно повредился. Стал крайне агрессивно относиться к поварам. Многих убил. И в замке многих порезал, включая Липаонику и всю ее свиту – их призраки до сих пор по ночам живых беспокоят, – сообщил демон.