Страница:
– Нет, это посох Блатомира. Я же говорила, что сняла с него сапоги и… – я подтянул спадавшее с груди платье и нехотя продолжил объясняться с графом, все больше погружавшимся в пучину неприятной подозрительности: -…и посох прихватила. Точнее, я сумку его прихватила, а посох был в сумке, как вы видели.
– Посох в сумке? – с еще более заметным сомнением переспросил илиец.
– Ага. Я же его оттуда достала, когда ваши бобики начали меня за юбку трепать.
– Да… Только как он поместился там? – Конфуз наморщил свой лоб, полный дум, и слегка потряс моим саквояжем.
– А это складной такой посох, – соврал я, не желая посвящать графа в хитрости добавочных измерений, делавших мою сумочку вместительнее просторной кладовки. – Обычный складной посох. Мильдийцы еще три века назад изобрели. Такие сейчас в моде у магов.
– Пожалуйста, простите меня, госпожа Элсирика, но меня все это очень настораживает. Не могу я все это понять умом – уж слишком необычные вещи вы говорите, и слишком необычные события сегодня свалились на меня, – признался Пико, приглаживая оттопырившиеся усики.
– Да чего там! Ерунда, прощаю, – отозвался я.
– И еще один маленький вопрос… – неуверенно произнес илиец. – Скажите, госпожа Элсирика, какие отношения… – он замялся, опустив взгляд и робко продолжил: – Какие отношения вас связывают с вездесущим Блатомиром?
Этот «маленький вопрос», честно говоря, застал меня врасплох. Я так сразу и не мог сообразить, какие отношения связывают меня с самим собой. Наверное, очень личные отношения, крайне интимные и до охренения дружеские. Прежде чем ответить, я достал пачку «Честерфилд», философски хмыкнул и закурил.
– Деловые отношения, – наконец ответил я, покусывая фильтр. – Конечно, маг Блатомир, большой мерзавец, и не надо бы мне с ним водиться, только некоторые причины заставляют. Да… есть веские причины… Понимаете, я затеяла новый роман, в котором будет не только любовь, но и магия. Много магии и всяких волшебных страстей. Хочу я все это сполна пережить, и уже собственный опыт положить на бумагу.
– Дорогая моя Элсирика, вы не представляете, как рискуете. У меня такое ощущение, что общение с Блатомиром сильно изменило вас. В Фолене вы были совсем другой.
– Знаю, мой дорогой, – отозвался я, пуская в его сторону струйку табачного дыма. – Искусство требует жертв. Литература, кстати, тоже.
– Но разве можно приносить в жертву свою жизнь? Пусть даже часть жизни?
– Вся моя жизнь и есть сплошное самопожертвование, – с пафосом произнес я, отбрасывая окурок. – Идемте, господин Конфуз. В какой стороне гробница Сура Пориза?
– Там, – граф кивнул в темноту.
Мне показалось, что впереди колыхнулась чья-то тень. Опустив посох, я направился к арке, тускло освещенной магической сферой.
4
5
– Посох в сумке? – с еще более заметным сомнением переспросил илиец.
– Ага. Я же его оттуда достала, когда ваши бобики начали меня за юбку трепать.
– Да… Только как он поместился там? – Конфуз наморщил свой лоб, полный дум, и слегка потряс моим саквояжем.
– А это складной такой посох, – соврал я, не желая посвящать графа в хитрости добавочных измерений, делавших мою сумочку вместительнее просторной кладовки. – Обычный складной посох. Мильдийцы еще три века назад изобрели. Такие сейчас в моде у магов.
– Пожалуйста, простите меня, госпожа Элсирика, но меня все это очень настораживает. Не могу я все это понять умом – уж слишком необычные вещи вы говорите, и слишком необычные события сегодня свалились на меня, – признался Пико, приглаживая оттопырившиеся усики.
– Да чего там! Ерунда, прощаю, – отозвался я.
– И еще один маленький вопрос… – неуверенно произнес илиец. – Скажите, госпожа Элсирика, какие отношения… – он замялся, опустив взгляд и робко продолжил: – Какие отношения вас связывают с вездесущим Блатомиром?
Этот «маленький вопрос», честно говоря, застал меня врасплох. Я так сразу и не мог сообразить, какие отношения связывают меня с самим собой. Наверное, очень личные отношения, крайне интимные и до охренения дружеские. Прежде чем ответить, я достал пачку «Честерфилд», философски хмыкнул и закурил.
– Деловые отношения, – наконец ответил я, покусывая фильтр. – Конечно, маг Блатомир, большой мерзавец, и не надо бы мне с ним водиться, только некоторые причины заставляют. Да… есть веские причины… Понимаете, я затеяла новый роман, в котором будет не только любовь, но и магия. Много магии и всяких волшебных страстей. Хочу я все это сполна пережить, и уже собственный опыт положить на бумагу.
– Дорогая моя Элсирика, вы не представляете, как рискуете. У меня такое ощущение, что общение с Блатомиром сильно изменило вас. В Фолене вы были совсем другой.
– Знаю, мой дорогой, – отозвался я, пуская в его сторону струйку табачного дыма. – Искусство требует жертв. Литература, кстати, тоже.
– Но разве можно приносить в жертву свою жизнь? Пусть даже часть жизни?
– Вся моя жизнь и есть сплошное самопожертвование, – с пафосом произнес я, отбрасывая окурок. – Идемте, господин Конфуз. В какой стороне гробница Сура Пориза?
– Там, – граф кивнул в темноту.
Мне показалось, что впереди колыхнулась чья-то тень. Опустив посох, я направился к арке, тускло освещенной магической сферой.
4
Пико шел рядом со мной, посапывая и беспокойно озираясь на рельефы в верхней части стены. Две крысы, с писком выскочившие из темноты, заставили его замереть и прошептать моление Греду. Зверьки благополучно исчезли в трещине, а граф еще с минуту стоял испуганный, глядя туда, где мелькнули червеподобные хвосты. «Миленький мой, – подумал я, – что ж с тобой будет, когда появятся призраки или, спаси Вирг, восстанет какой-нибудь мертвяк? Небось, накакаешь в штанишки. А я – э-э… возвышенная и утонченная Элсирика – с засранцами целоваться не собираюсь».
Мы продолжили неторопливое шествие к гробнице Сура Пориза. Наши осторожные шаги по квадратным плиткам громко разносились под сводами подземелья: цок… тук… цок… тук… – будто чьи-то дряхлые кости постукивали по камням. Волшебная сфера, которую в университете называли светляком, уже достигла арки. Голубое сияние рассеяло тьму, отодвинуло ее к дальним углам, и я увидел десятка три могильных плит, похожих на огромные серые книги, аккуратно разложенные на полу в два ряда. Илийские красно-черные орнаменты, длинной полосой проступавшие на стене, навевали какую-то особую печаль на это место, печаль, от которой хотелось горестно вздохнуть и тихо выругаться. Со стороны лестницы, приведшей нас сюда, донесся гаденький смех. Ему вторило чье-то жалобное завывание.
– Неуютненько здесь, госпожа Элсирика, – подал голос Конфуз, задержав мою руку. – Неудачное время мы выбрали. Может быть лучше наведаться сюда завтра с утра?
– Да ну его, граф. Я спать спокойно не смогу, если вдоволь не вкушу острых ощущений. А главное, все это необходимо для написания романа, – поправив локон, спавший рыжей волной на лицо, я ощутил, что волосы мои стали короче. А платье в талии, несмотря на разрывы, показалось тесным. У меня возникло беспокойство, что позаимствованный облик Рябининой исчезает, уступая место моему естеству.
– Вы хотите дойти до самой гробницы Сура Пориза? – делая осторожный шаг за мной под арку, спросил Пико.
– Конечно. Как же мы можем обойти вниманием уважаемого герцога – истинного героя Илорги и всей благословенной Илии?! – с притворным возмущением ответил я. – Чувствую себя обязанной всплакнуть возле его саркофага. В общем, ощущаю реальную потребность, как следует прослезиться, прижавшись щекой к холодной гробнице и вспоминая подвиги герцога. А вы разве нет? – спросил я, строго заглядывая в заметавшиеся глазки графа – в них не наблюдалось ни искорки илийского патриотизма, даже ни капли гордости за великих предков.
– Я… да ощущаю потребность, – закивал он. – Ежеминутно, но только в дневное время. Особенно в утренние часы меня так и несет сюда, чтобы уронить колени возле гробницы Сура и возрыдать. Я же именно из-за этого и приобрел его замок, – беззастенчиво соврал Конфуз, стискивая мою ладонь. – О, Элсирика! – с придыханием произнес он, приближаясь губами к моей щеке. – Как мы духовно близки с вами. Мы очень близки… Я так хочу, чтобы наша близость приобрела еще черты нежной телесности.
– Без проблем, – отталкивая его концом посоха, пообещал я. – Как только поклонимся могиле герцога.
– Элсирика, у вас что-то с лицом, – проговорил Конфуз, отступая к могильной плите. – Гред Праведный! У вас что-то здесь… с щекой и ниже что-то!
– И что там? – я схватился за скулу и обнаружил, что кожа Элсирики огрубела, а сквозь нее пробивается щетина.
И платье мне становилось все теснее. Я опасался, что при неосторожном движении лопнет последняя застежка на спине. Похоже, мой облик менялся к изначальному значительно быстрее, чем я мог того пожелать. И если изменения будут происходить дальше с такой же скоростью, то перед графом Пико через несколько минут вместо Элсирики предстанет маг Блатомир в разорванном на куски женском платье, волосатой грудью и поцелуями господина Конфуза, еще не высохшими на губах.
– Все в порядке с лицом. Это вам кажется, милый мой. Свет от волшебной сферы падает неровно, и мерещатся всякие чудеса. Пойдемте дальше. Далеко отсюда до усыпальницы Поризов?
– Она в самом конце подземелья, за дверью. А дверь та открывается с огромным трудом – видите ли, притолока покосилась, и петли заржавели. Мои слуги приложили много стараний прошлый раз, чтобы отворить ее. А сейчас я не уверен, что мы справимся с тяжелой створкой вдвоем.
– Мы попробуем, дорогой граф. Не забывайте, что в распоряжении Элсирики есть кое-какая магия. Так что смелее, – я зашагал дальше, оглядывая могильные плиты, из любопытства почитывая высеченные на них надписи.
Когда я остановился у одной из последних гробниц в этом зале, привлекавшей внимание глубокими трещинами и рыжими потеками на камне, похожими на кровь, илиец прочитал надпись за меня:
– Маенез Шмак.
– Чего «майонез шмак»? – переспросил я, счищая носком сапога сор с плиты.
– Как же вы не знаете? Маенез Шмак – повар, который совратил герцогиню Липаонику. Из-за их любовной связи и случилась эта историческая склока. Сур Пориз, узнав, что супруга изменяет ему самым развратным образом с поваришкой, совсем лишился рассудка. Для начала сварил Шмака вместе с кашей в котле. Случившееся блюдо подсунул Липаонике. И она, несчастная, кушала, ни о чем не подозревая, пока ложечкой среди распаренной крупы не расковыряла мутный глаз возлюбленного.
– Глаз возлюбленного? – рассмеялся я.
– Да, глаз. Видимо он, от долгого пребывания в кипятке выскочил из головы бедняги-Шмака. Лежал перед Липаоникой тусклый и мертвый, и не было в нем даже искры воспоминаний об ушедших счастливых ночах. Тут же погибла и Липаоника. Злые языки говорят, что герцог Сур убил ее, расчленив кухонным ножиком на разделочной доске, приговаривая: «моя курочка, теперь я твой повар – плов из тебя приготовлю». Но это все не правда: на самом деле герцогиня подавилась рвотными массами, при виде такого безобразия в собственной тарелке.
– Какое вранье! – раздался сердитый женский голос.
Мы с Конфузом одновременно встрепенулись и увидели полупрозрачную женщину в разодранном платье, края которого были влажными от крови.
– Не рвало меня ни разу. Хотя, признаюсь, видеть в тарелке глаз Шмака было очень неприятно, – сообщила госпожа-призрак, зависнув в полуметре над землей.
– О, герцогиня Липаоника! – догадался я, с восхищением рассматривая илийку: тонкую, бледненькую, с копной светло-русых волос и томным взглядом. Пожалуй, смерть только добавила ей очарования: тело молодой распутницы стало похожим на теплый воск, и, проступая сквозь невесомое платье, влекло несносно.
– Мой поклон, душа моя! – приветствовал я, приблизившись к ней.
Конфуз отчего-то не оценил красоты герцогини и, прижав сумку к груди, попятился назад по проходу.
– Очень рада вам! – отозвалась Липаоника, скользнув между мной и господином Пико. – Слов нет! Надеюсь, мы проведем веселенькую ночку! Только прошу, не шумите над могилой Маенеза. Не допусти Вирг, очнется он! Как мне надоел этот жирный боров за последние сотни лет! От него только сцены ревности и грохот кухонной утварью.
– Извините, мы никого не собирались беспокоить. Извините, – не прекращая нервно раскланиваться, Конфуз пятился маленькими шажками к дальней арке, и я забеспокоился, что он сейчас повернется и даст деру.
Бегство Пико было бы очень не к стати. У меня не имелось ни капли уверенности, что Липаоника поможет мне найти саркофаг своего деспотичного супруга, тем более что она поможет отворить дверь, которая со слов Конфуза была не слишком податлива. И потом, я опасался, что без Пико у меня может возникнуть куча других проблем уже на территории замка. Отрезая ему пути к отступлению, я быстренько занял средину прохода и взял посох наперевес.
– Куда же вы, мои милые мужчины?! – вскрикнула Липаоника, заподозрив, что мы не принимаем ее предложение «провести веселенькую ночку».
В это время над потрескавшейся плитой могилы Маенеза Шмака возникло синеватое сияние, незамедлительно обратившееся в одноглазого толстяка, одетого в белую замусоленную рубаху. В левой руке он держал медный черпак, в правой – грязное полотенце, заляпанное жиром и всевозможными соусами.
– Госпожа Липаоника! – проговорил он, размахивая полотенцем и воспарив к потолку. – Любовь моя, ну почему вы так бессердечны! У меня кровь стынет, когда вы любезничаете с этими живыми! Тем более, сегодня здесь такая дурная компания. Граф Пико и маг Блатомир – что может быть омерзительнее для нашего тихого подземелья!
– Маг Блатомир?! – шуршащим шепотом вопросил Конфуз, озираясь. – Уважаемый, где вы видите мага Блатомира?! Великодушно простите, но у вас что-то со зрением.
– Со зрением?! Да, я одноглазый, милостью Сура Пориза! Да, я жалкий, сваренный в каше и одноглазый! – Маенез Шмак – а это, конечно, был он – сунул под мышку черпак и пальцем освободившейся руки поковырялся в пустой глазнице. – Только не надо, граф, низменных намеков! Я слишком много сносил оскорблений от всяких титулованных особ вроде вас! Но больше не собираюсь терпеть! Не те времена и условия не те!
– О-о! Великодушно простите! – заскулил Конфуз, старясь протиснуться между мной и могильным камнем. – У меня и в мыслях не было оскорблять вас! Я очень хорошо отношусь к привидениям. Особенно к поварам. С детства обожаю одноглазых поваров-привидений.
– Это что, такая насмешка? – Шмак свел брови и покраснел в гневе, как рак в кипятке.
Липаоника залилась смехом, похожим на звон хрусталя.
– Никакой насмешки! Истинно говорю вам! Готов поклясться на камне Греда! – простонал Пико.
– О, боги! Почему же вы, живые, так часто лжете?! – потрясая черпаком, вопросил Маенез. – Какое искушение сварить из вас луковый супчик! Этим мы сейчас же займемся. Вы первый нырнете в мой котел, маг Блатомир!
– Пальчики об меня обожжешь, мой толстенький, – ответил я, изготовив посох. Платье Рябининой разорвалось клочьями, и образ кенесийской писательницы окончательно слетел с моего расширившегося торса.
Липаоника опять рассмеялась, наполняя суровое пространство подземелья хрустальным перезвоном. Над тремя соседними с герцогиней гробницами появились синеватые облачка, – беспокойные души умерших спешили нарядиться в жиденькую плоть.
– Блатомир?! – воскликнул граф Конфуз, ставший свидетелем моих превращений. Лицо его дернулось, издав вопль ужаса, он метнулся к выходу, перепрыгивая через могильные плиты, нещадно мотая моим саквояжем.
– Сумку отдай, сволочь! – закричал я, бросаясь за ним вслед.
Однако настигнуть графа оказалось делом совершенно невозможным: когда я, сопровождаемый хохотом Липаоники, добежал до арки, илиец уже исчез за поворотом. Еще с полминуты слышались шаги его быстрых ног, отсчитывавший ступени лестницы. Потеря такого союзника, как Конфуз в нынешней ситуации не слишком много значила для меня, однако он унес волшебную сумку, стоившую целого замка Поризов, половинки ключа от тайника и всей вместе взятой затеи с Сапожком Пелесоны. Бежать за ним наверх было не совсем умно – ведь там меня бы наверняка взяли в оборот слуги Пико и многочисленные работники замка. Сжав кулаки, я произнес два нецензурных слова и повернул назад, где меня ждала покойная герцогиня, Маенез Шмак, намеривавшийся сварить из меня луковый супчик и еще какие-то полупрозрачные личности, лихие физиономии которых обещали веселую и незабвенную ночь.
Прежде чем продолжить путь к усыпальнице Сура, я решил обдумать план дальнейших действий и, связав повыше талии остатки модного платья, сел на крайнее надгробье. Мысли, буйным потоком проистекавшие в моей голове, были такими: «Конфуз! Жалкая сволочь! Какая сволочь граф Конфуз! Сволочь! Сволочь! Сволочь! И мерзавец! Мерзавец в квадрате! Так вероломно удрать с моей сумкой! И это после всего, что связывало нас! После объяснений в любви! После поцелуев! Стоп! Это к делу не относится… Мне надо думать о половинке ключа… О том как выудить ее из костлявой руки Сура, а главное, как потом отсюда выбраться, чтобы прислужники Пико не вскормили кусками моего тела дворовых псов…». Но думать об этом у меня не получалось: мешала герцогиня Липаоника, парившая невдалеке и бросавшая то томные взгляды в мою сторону, то игривые реплики и смешки. А еще больше мне мешал Маенез Шмак с кучкой столпившихся возле него призраков. Между гробниц он умудрился развести огонь и установить на него большой медный котел, из которого уже доносилось зловещее бульканье. Я-то понимал, что и огонь, и посудина, продукты для варева и всякая утварь ненастоящие, но стоило мне хоть на секунду усомниться в их нереальности, как дело могло принять трагический оборот. Поглядывая на меня, повар-развратник приговаривал:
– Эй, пацан! – окликнул я его. – Как насчет проводить меня к гробнице Сура Пориза?
Мальчишка завис возле котла с деревянной плошкой в гибких ручонках. Маенез прекратил ворочать кушанье черпаком. И другие привидения, участливо наблюдавшие за приготовлениями господина Шмака, замерли в немом напряжении. А потом все разом подняли вой, от которого даже у покойника встали бы дыбом волосы. Мне показалось, что скромное намерение – навестить гробницу герцога с мальчишкой – здесь не находит поддержки.
– Не надо ходить в усыпальницу Сура, – подлетев ко мне, прошипела Липаоника. – Мой дорогой, ничего хорошего из этого не выйдет.
Ее слова подтвердила новая волна воя, накрывшая меня с оглушительной силой.
– Ну, ладно, ладно, – ответил я, тыкая пальцем в ухо, где застрял отвратительный звук. – Как бы таймаут. Только скажите этому жирному пузырю, – я кивнул на повара, – чтобы вычеркнул меня из своего меню, иначе будете собирать его брызги по всему подземелью.
– Успокойтесь, вы под моей защитой, господин Блатомир, – сообщила герцогиня, усаживаясь рядом со мной на могильный камень. – Забудьте про этот страшный котел. Обещаю вам, что еще никто из моих друзей не удосуживался угодить в суп.
– В суп нет – только в кашу! – визгливо рассмеялся седой призрак в блестящей серебром ливрее, явно намекая на печальную кончину Маенеза Шмака.
– Замолчите, Профанаж! – сердито отозвалась Липаоника. – Шмак сам виноват, не послушав меня в ту ночь. Я ведь предупреждала: Сур не спит и что-то затевает. Иначе с чего бы герцог прогонял повара с кухни и сам возился допоздна с кастрюлями? Ладно, муженька моего давно с нами нет и нечего ворошить прошлое, – она махнула рукой и повернулась ко мне, изучая мое лицо большими карими глазами.
На несколько мгновений в зале повисла тишина. Даже адский котел перестал булькать, и мальчишка-призрак прекратил нырять в могилку за продуктами.
– Блатомир… – тихо произнесла покойница.
– Липаоника… – едва слышно ответил я, зачарованный ее взглядом, полным тепла и тайного желания.
– Блатомир… – повторила герцогиня, наклоняя свою прелестную головку ко мне.
– Липаоника… – отозвался я, ощущая, как меня влечет это волшебное существо.
Я подался вперед, и наши губы нежно прикоснулись. Илийка обвила мою шею невесомой рукой, прохладным ветерком ее пальцы прошлись по моим волосам.
– Ах! – сказала пожилая дама-призрак, зашуршав накрахмаленным платьем.
Тут же снова забулькал котел. Мальчишка нырнул в могилу за добавками к супу, а Маенез, потрясая черпаком, закричал:
– Липаоника! За что вы так мучаете меня?! Вы режете по живому! Прямо в сердце! Прямо в сердце! О-о! – раздав в стороны руки, он застыл в трагической позе, будто ему действительно воткнули в сердце нож, а потом заорал еще более дико и громко: – Блатомир, ха-ха! Волоките этого мерзавца сюда! В кипяточек его! В котел!
Герцогиня вскочила с места, и призраки во главе с господином Профанажем, с особым рвением готовым исполнить приказ повара, остановились посреди зала.
– Как ты надоел мне, Шмак! Толстый брюзга! – воскликнула Липаоника, проплывая над серыми, похожими на книги, надгробьями. – То тебе не нравится, что я летаю на свидание с покойным виконтом в соседний замок, то тебя раздражает, что я целуюсь с конюхом Лезира. Все, хватит! – она вытянула палец к его картофелеподобному носу. – Занудством ты превзошел все семейство Поризов! Сыта я твоей ревностью и твоей гадкой стряпней! – герцогиня сердито пнула ногой котел и, взвизгнув, согнулась к ушибленной ножке.
Котел тем временем не удержался на плитах, угрожающе наклонился в одну сторону. Потом в другую, плеснув варевом, в котором плавали распаренные корешки и зелень. И вовсе перевернулся, звеня на каменном полу.
– Вы погубили меня, Липаоника! – хватаясь за голову, закричал Маенез Шмак. – Хуже того – вы погубили мой суп!
– Караул! – пискнул какой-то слабонервный призрак, бледнея от ужаса и закрывая лицо саваном.
И все остальные полупрозрачные сущности пришли в движение, оглашая подземные залы визгом и бранью. Кто ругал герцогиню, кто повара, кто просто матерился от души и всласть. А варево, щедро разлившееся из котла, просочилось в ближайшие могилки, и из них с воплями вылетали светящиеся облачка, еще не обретшие нормальную призрачную плоть, но уже испытавшие на своей шкуре свойства горячего супчика.
Пока в зале царила столь забавная суматоха, я решил воспользоваться моментом. Тихонько обошел могильные плиты и направился на поиски усыпальницы Сура Пориза Рыжего.
Мы продолжили неторопливое шествие к гробнице Сура Пориза. Наши осторожные шаги по квадратным плиткам громко разносились под сводами подземелья: цок… тук… цок… тук… – будто чьи-то дряхлые кости постукивали по камням. Волшебная сфера, которую в университете называли светляком, уже достигла арки. Голубое сияние рассеяло тьму, отодвинуло ее к дальним углам, и я увидел десятка три могильных плит, похожих на огромные серые книги, аккуратно разложенные на полу в два ряда. Илийские красно-черные орнаменты, длинной полосой проступавшие на стене, навевали какую-то особую печаль на это место, печаль, от которой хотелось горестно вздохнуть и тихо выругаться. Со стороны лестницы, приведшей нас сюда, донесся гаденький смех. Ему вторило чье-то жалобное завывание.
– Неуютненько здесь, госпожа Элсирика, – подал голос Конфуз, задержав мою руку. – Неудачное время мы выбрали. Может быть лучше наведаться сюда завтра с утра?
– Да ну его, граф. Я спать спокойно не смогу, если вдоволь не вкушу острых ощущений. А главное, все это необходимо для написания романа, – поправив локон, спавший рыжей волной на лицо, я ощутил, что волосы мои стали короче. А платье в талии, несмотря на разрывы, показалось тесным. У меня возникло беспокойство, что позаимствованный облик Рябининой исчезает, уступая место моему естеству.
– Вы хотите дойти до самой гробницы Сура Пориза? – делая осторожный шаг за мной под арку, спросил Пико.
– Конечно. Как же мы можем обойти вниманием уважаемого герцога – истинного героя Илорги и всей благословенной Илии?! – с притворным возмущением ответил я. – Чувствую себя обязанной всплакнуть возле его саркофага. В общем, ощущаю реальную потребность, как следует прослезиться, прижавшись щекой к холодной гробнице и вспоминая подвиги герцога. А вы разве нет? – спросил я, строго заглядывая в заметавшиеся глазки графа – в них не наблюдалось ни искорки илийского патриотизма, даже ни капли гордости за великих предков.
– Я… да ощущаю потребность, – закивал он. – Ежеминутно, но только в дневное время. Особенно в утренние часы меня так и несет сюда, чтобы уронить колени возле гробницы Сура и возрыдать. Я же именно из-за этого и приобрел его замок, – беззастенчиво соврал Конфуз, стискивая мою ладонь. – О, Элсирика! – с придыханием произнес он, приближаясь губами к моей щеке. – Как мы духовно близки с вами. Мы очень близки… Я так хочу, чтобы наша близость приобрела еще черты нежной телесности.
– Без проблем, – отталкивая его концом посоха, пообещал я. – Как только поклонимся могиле герцога.
– Элсирика, у вас что-то с лицом, – проговорил Конфуз, отступая к могильной плите. – Гред Праведный! У вас что-то здесь… с щекой и ниже что-то!
– И что там? – я схватился за скулу и обнаружил, что кожа Элсирики огрубела, а сквозь нее пробивается щетина.
И платье мне становилось все теснее. Я опасался, что при неосторожном движении лопнет последняя застежка на спине. Похоже, мой облик менялся к изначальному значительно быстрее, чем я мог того пожелать. И если изменения будут происходить дальше с такой же скоростью, то перед графом Пико через несколько минут вместо Элсирики предстанет маг Блатомир в разорванном на куски женском платье, волосатой грудью и поцелуями господина Конфуза, еще не высохшими на губах.
– Все в порядке с лицом. Это вам кажется, милый мой. Свет от волшебной сферы падает неровно, и мерещатся всякие чудеса. Пойдемте дальше. Далеко отсюда до усыпальницы Поризов?
– Она в самом конце подземелья, за дверью. А дверь та открывается с огромным трудом – видите ли, притолока покосилась, и петли заржавели. Мои слуги приложили много стараний прошлый раз, чтобы отворить ее. А сейчас я не уверен, что мы справимся с тяжелой створкой вдвоем.
– Мы попробуем, дорогой граф. Не забывайте, что в распоряжении Элсирики есть кое-какая магия. Так что смелее, – я зашагал дальше, оглядывая могильные плиты, из любопытства почитывая высеченные на них надписи.
Когда я остановился у одной из последних гробниц в этом зале, привлекавшей внимание глубокими трещинами и рыжими потеками на камне, похожими на кровь, илиец прочитал надпись за меня:
– Маенез Шмак.
– Чего «майонез шмак»? – переспросил я, счищая носком сапога сор с плиты.
– Как же вы не знаете? Маенез Шмак – повар, который совратил герцогиню Липаонику. Из-за их любовной связи и случилась эта историческая склока. Сур Пориз, узнав, что супруга изменяет ему самым развратным образом с поваришкой, совсем лишился рассудка. Для начала сварил Шмака вместе с кашей в котле. Случившееся блюдо подсунул Липаонике. И она, несчастная, кушала, ни о чем не подозревая, пока ложечкой среди распаренной крупы не расковыряла мутный глаз возлюбленного.
– Глаз возлюбленного? – рассмеялся я.
– Да, глаз. Видимо он, от долгого пребывания в кипятке выскочил из головы бедняги-Шмака. Лежал перед Липаоникой тусклый и мертвый, и не было в нем даже искры воспоминаний об ушедших счастливых ночах. Тут же погибла и Липаоника. Злые языки говорят, что герцог Сур убил ее, расчленив кухонным ножиком на разделочной доске, приговаривая: «моя курочка, теперь я твой повар – плов из тебя приготовлю». Но это все не правда: на самом деле герцогиня подавилась рвотными массами, при виде такого безобразия в собственной тарелке.
– Какое вранье! – раздался сердитый женский голос.
Мы с Конфузом одновременно встрепенулись и увидели полупрозрачную женщину в разодранном платье, края которого были влажными от крови.
– Не рвало меня ни разу. Хотя, признаюсь, видеть в тарелке глаз Шмака было очень неприятно, – сообщила госпожа-призрак, зависнув в полуметре над землей.
– О, герцогиня Липаоника! – догадался я, с восхищением рассматривая илийку: тонкую, бледненькую, с копной светло-русых волос и томным взглядом. Пожалуй, смерть только добавила ей очарования: тело молодой распутницы стало похожим на теплый воск, и, проступая сквозь невесомое платье, влекло несносно.
– Мой поклон, душа моя! – приветствовал я, приблизившись к ней.
Конфуз отчего-то не оценил красоты герцогини и, прижав сумку к груди, попятился назад по проходу.
– Очень рада вам! – отозвалась Липаоника, скользнув между мной и господином Пико. – Слов нет! Надеюсь, мы проведем веселенькую ночку! Только прошу, не шумите над могилой Маенеза. Не допусти Вирг, очнется он! Как мне надоел этот жирный боров за последние сотни лет! От него только сцены ревности и грохот кухонной утварью.
– Извините, мы никого не собирались беспокоить. Извините, – не прекращая нервно раскланиваться, Конфуз пятился маленькими шажками к дальней арке, и я забеспокоился, что он сейчас повернется и даст деру.
Бегство Пико было бы очень не к стати. У меня не имелось ни капли уверенности, что Липаоника поможет мне найти саркофаг своего деспотичного супруга, тем более что она поможет отворить дверь, которая со слов Конфуза была не слишком податлива. И потом, я опасался, что без Пико у меня может возникнуть куча других проблем уже на территории замка. Отрезая ему пути к отступлению, я быстренько занял средину прохода и взял посох наперевес.
– Куда же вы, мои милые мужчины?! – вскрикнула Липаоника, заподозрив, что мы не принимаем ее предложение «провести веселенькую ночку».
В это время над потрескавшейся плитой могилы Маенеза Шмака возникло синеватое сияние, незамедлительно обратившееся в одноглазого толстяка, одетого в белую замусоленную рубаху. В левой руке он держал медный черпак, в правой – грязное полотенце, заляпанное жиром и всевозможными соусами.
– Госпожа Липаоника! – проговорил он, размахивая полотенцем и воспарив к потолку. – Любовь моя, ну почему вы так бессердечны! У меня кровь стынет, когда вы любезничаете с этими живыми! Тем более, сегодня здесь такая дурная компания. Граф Пико и маг Блатомир – что может быть омерзительнее для нашего тихого подземелья!
– Маг Блатомир?! – шуршащим шепотом вопросил Конфуз, озираясь. – Уважаемый, где вы видите мага Блатомира?! Великодушно простите, но у вас что-то со зрением.
– Со зрением?! Да, я одноглазый, милостью Сура Пориза! Да, я жалкий, сваренный в каше и одноглазый! – Маенез Шмак – а это, конечно, был он – сунул под мышку черпак и пальцем освободившейся руки поковырялся в пустой глазнице. – Только не надо, граф, низменных намеков! Я слишком много сносил оскорблений от всяких титулованных особ вроде вас! Но больше не собираюсь терпеть! Не те времена и условия не те!
– О-о! Великодушно простите! – заскулил Конфуз, старясь протиснуться между мной и могильным камнем. – У меня и в мыслях не было оскорблять вас! Я очень хорошо отношусь к привидениям. Особенно к поварам. С детства обожаю одноглазых поваров-привидений.
– Это что, такая насмешка? – Шмак свел брови и покраснел в гневе, как рак в кипятке.
Липаоника залилась смехом, похожим на звон хрусталя.
– Никакой насмешки! Истинно говорю вам! Готов поклясться на камне Греда! – простонал Пико.
– О, боги! Почему же вы, живые, так часто лжете?! – потрясая черпаком, вопросил Маенез. – Какое искушение сварить из вас луковый супчик! Этим мы сейчас же займемся. Вы первый нырнете в мой котел, маг Блатомир!
– Пальчики об меня обожжешь, мой толстенький, – ответил я, изготовив посох. Платье Рябининой разорвалось клочьями, и образ кенесийской писательницы окончательно слетел с моего расширившегося торса.
Липаоника опять рассмеялась, наполняя суровое пространство подземелья хрустальным перезвоном. Над тремя соседними с герцогиней гробницами появились синеватые облачка, – беспокойные души умерших спешили нарядиться в жиденькую плоть.
– Блатомир?! – воскликнул граф Конфуз, ставший свидетелем моих превращений. Лицо его дернулось, издав вопль ужаса, он метнулся к выходу, перепрыгивая через могильные плиты, нещадно мотая моим саквояжем.
– Сумку отдай, сволочь! – закричал я, бросаясь за ним вслед.
Однако настигнуть графа оказалось делом совершенно невозможным: когда я, сопровождаемый хохотом Липаоники, добежал до арки, илиец уже исчез за поворотом. Еще с полминуты слышались шаги его быстрых ног, отсчитывавший ступени лестницы. Потеря такого союзника, как Конфуз в нынешней ситуации не слишком много значила для меня, однако он унес волшебную сумку, стоившую целого замка Поризов, половинки ключа от тайника и всей вместе взятой затеи с Сапожком Пелесоны. Бежать за ним наверх было не совсем умно – ведь там меня бы наверняка взяли в оборот слуги Пико и многочисленные работники замка. Сжав кулаки, я произнес два нецензурных слова и повернул назад, где меня ждала покойная герцогиня, Маенез Шмак, намеривавшийся сварить из меня луковый супчик и еще какие-то полупрозрачные личности, лихие физиономии которых обещали веселую и незабвенную ночь.
Прежде чем продолжить путь к усыпальнице Сура, я решил обдумать план дальнейших действий и, связав повыше талии остатки модного платья, сел на крайнее надгробье. Мысли, буйным потоком проистекавшие в моей голове, были такими: «Конфуз! Жалкая сволочь! Какая сволочь граф Конфуз! Сволочь! Сволочь! Сволочь! И мерзавец! Мерзавец в квадрате! Так вероломно удрать с моей сумкой! И это после всего, что связывало нас! После объяснений в любви! После поцелуев! Стоп! Это к делу не относится… Мне надо думать о половинке ключа… О том как выудить ее из костлявой руки Сура, а главное, как потом отсюда выбраться, чтобы прислужники Пико не вскормили кусками моего тела дворовых псов…». Но думать об этом у меня не получалось: мешала герцогиня Липаоника, парившая невдалеке и бросавшая то томные взгляды в мою сторону, то игривые реплики и смешки. А еще больше мне мешал Маенез Шмак с кучкой столпившихся возле него призраков. Между гробниц он умудрился развести огонь и установить на него большой медный котел, из которого уже доносилось зловещее бульканье. Я-то понимал, что и огонь, и посудина, продукты для варева и всякая утварь ненастоящие, но стоило мне хоть на секунду усомниться в их нереальности, как дело могло принять трагический оборот. Поглядывая на меня, повар-развратник приговаривал:
Варить адский супчик Шмаку помогал призрак-мальчишка. Полупрозрачный пострел в желтой хламиде то и дело нырял в могилку, скрытую гранитной плитой, и являлся из нее то со щепоткой перца, то со связкой корешков, то с миской, полной неизвестного продукта. Создавалось впечатление, что в той могилке содержался не гроб с трухлявыми костями, а продовольственный склад.
– Мы положим ложку соли,
размешаем черпачком,
горсти резаной моркови
пережарим мы с лучком.
В бульон кинем Блатомира
и добавим чесноку и сыра.
– Эй, пацан! – окликнул я его. – Как насчет проводить меня к гробнице Сура Пориза?
Мальчишка завис возле котла с деревянной плошкой в гибких ручонках. Маенез прекратил ворочать кушанье черпаком. И другие привидения, участливо наблюдавшие за приготовлениями господина Шмака, замерли в немом напряжении. А потом все разом подняли вой, от которого даже у покойника встали бы дыбом волосы. Мне показалось, что скромное намерение – навестить гробницу герцога с мальчишкой – здесь не находит поддержки.
– Не надо ходить в усыпальницу Сура, – подлетев ко мне, прошипела Липаоника. – Мой дорогой, ничего хорошего из этого не выйдет.
Ее слова подтвердила новая волна воя, накрывшая меня с оглушительной силой.
– Ну, ладно, ладно, – ответил я, тыкая пальцем в ухо, где застрял отвратительный звук. – Как бы таймаут. Только скажите этому жирному пузырю, – я кивнул на повара, – чтобы вычеркнул меня из своего меню, иначе будете собирать его брызги по всему подземелью.
– Успокойтесь, вы под моей защитой, господин Блатомир, – сообщила герцогиня, усаживаясь рядом со мной на могильный камень. – Забудьте про этот страшный котел. Обещаю вам, что еще никто из моих друзей не удосуживался угодить в суп.
– В суп нет – только в кашу! – визгливо рассмеялся седой призрак в блестящей серебром ливрее, явно намекая на печальную кончину Маенеза Шмака.
– Замолчите, Профанаж! – сердито отозвалась Липаоника. – Шмак сам виноват, не послушав меня в ту ночь. Я ведь предупреждала: Сур не спит и что-то затевает. Иначе с чего бы герцог прогонял повара с кухни и сам возился допоздна с кастрюлями? Ладно, муженька моего давно с нами нет и нечего ворошить прошлое, – она махнула рукой и повернулась ко мне, изучая мое лицо большими карими глазами.
На несколько мгновений в зале повисла тишина. Даже адский котел перестал булькать, и мальчишка-призрак прекратил нырять в могилку за продуктами.
– Блатомир… – тихо произнесла покойница.
– Липаоника… – едва слышно ответил я, зачарованный ее взглядом, полным тепла и тайного желания.
– Блатомир… – повторила герцогиня, наклоняя свою прелестную головку ко мне.
– Липаоника… – отозвался я, ощущая, как меня влечет это волшебное существо.
Я подался вперед, и наши губы нежно прикоснулись. Илийка обвила мою шею невесомой рукой, прохладным ветерком ее пальцы прошлись по моим волосам.
– Ах! – сказала пожилая дама-призрак, зашуршав накрахмаленным платьем.
Тут же снова забулькал котел. Мальчишка нырнул в могилу за добавками к супу, а Маенез, потрясая черпаком, закричал:
– Липаоника! За что вы так мучаете меня?! Вы режете по живому! Прямо в сердце! Прямо в сердце! О-о! – раздав в стороны руки, он застыл в трагической позе, будто ему действительно воткнули в сердце нож, а потом заорал еще более дико и громко: – Блатомир, ха-ха! Волоките этого мерзавца сюда! В кипяточек его! В котел!
Герцогиня вскочила с места, и призраки во главе с господином Профанажем, с особым рвением готовым исполнить приказ повара, остановились посреди зала.
– Как ты надоел мне, Шмак! Толстый брюзга! – воскликнула Липаоника, проплывая над серыми, похожими на книги, надгробьями. – То тебе не нравится, что я летаю на свидание с покойным виконтом в соседний замок, то тебя раздражает, что я целуюсь с конюхом Лезира. Все, хватит! – она вытянула палец к его картофелеподобному носу. – Занудством ты превзошел все семейство Поризов! Сыта я твоей ревностью и твоей гадкой стряпней! – герцогиня сердито пнула ногой котел и, взвизгнув, согнулась к ушибленной ножке.
Котел тем временем не удержался на плитах, угрожающе наклонился в одну сторону. Потом в другую, плеснув варевом, в котором плавали распаренные корешки и зелень. И вовсе перевернулся, звеня на каменном полу.
– Вы погубили меня, Липаоника! – хватаясь за голову, закричал Маенез Шмак. – Хуже того – вы погубили мой суп!
– Караул! – пискнул какой-то слабонервный призрак, бледнея от ужаса и закрывая лицо саваном.
И все остальные полупрозрачные сущности пришли в движение, оглашая подземные залы визгом и бранью. Кто ругал герцогиню, кто повара, кто просто матерился от души и всласть. А варево, щедро разлившееся из котла, просочилось в ближайшие могилки, и из них с воплями вылетали светящиеся облачка, еще не обретшие нормальную призрачную плоть, но уже испытавшие на своей шкуре свойства горячего супчика.
Пока в зале царила столь забавная суматоха, я решил воспользоваться моментом. Тихонько обошел могильные плиты и направился на поиски усыпальницы Сура Пориза Рыжего.
5
Ни герцогиня, ни Шмак с компанией не заметили, как я прокрался в следующий зал и исчез в темноте. Пройдя сотню шагов на ощупь вдоль стены, я создал новую осветительную сферу, взамен той, что пришлось оставить под сводами, сотрясавшимися от скандальных воплей. Малиновый отблеск волшебного шара выхватил из тьмы два ряда колонн и печальные статуи в нишах. Под ними выделялись какие-то надписи, которые трудно было прочитать, мраморные подставки для светильников и низкие молельные столики. Не задерживаясь, я шел дальше и скоро выбрался в помещение, откуда в разные стороны расходились три коридора. Мой выбор пал на средний проход – он был шире других, стены и пол его покрывали квадраты полированного камня. Что-то подсказывало мне: именно этот путь ведет к усыпальнице известного герцога.
Я подумал, что если мне удастся добраться до саркофага достаточно быстро, то уже ничто не помешает завладеть половинкой ключа, открывающего путь к Сапожку Пелесоны и ставящего точку в этой дурацкой истории, в которую я по недоразумению впутался. Конечно, благодаря личной отваге и смекалке, я спасу этот несчастный мир – Гильду, заодно и пустую голову короля Люпика, и получу жалкую награду в пятьсот гавров. Конечно, все это не стоило моих трудов и моего драгоценного времени, но что делать – такой я великодушный и бескорыстный человек.
Где-то впереди замаячил жиденький свет, и я ускорил шаг, гадая, что же могло светиться в мертвых закоулках подземелья. Лишь через полсотни шагов, я разглядел, что светящаяся субстанция похожа на человеческую фигуру. Скорее всего, там меня поджидал один из заблудших призраков, по каким-то причинам сторонившийся компании госпожи Липаоники и толстяка Маенеза. «Тем лучше, – подумал я, поправляя лохмотья, недавно бывшие роскошным платьем великой кенесийской писательницы. – Он-то и подскажет, как скорее добраться до усыпальницы герцога Сура».
Призрак тоже заметил меня и двинулся навстречу, расставив широко руки, покачиваясь из стороны в сторону, словно перебравший в кабаке матрос.
– Эй, уважаемый! – крикнул я издалека. – А не подскажите…
«Уважаемый», вместо того чтобы учтиво выслушать меня и должным образом ответить, повел себя подобно пациенту психушки. Взвыв, как ужаленный в задницу, он воспарил к потолку и принялся корчить идиотские рожи, то растягивая на половину прохода и без того безобразные ушки, то скаля кривые зубы и заливаясь истерическим хохотом. Я даже не сразу догадался, что это забавное чудовище, всеми силами пыталось напугать меня, не подозревая, что перед ним маг Блатомир.
– Уважаемый, Вирга ради, прекратите паясничать и ответьте на простой вопрос, – попробовал я еще раз, когда он поперхнулся дурацким хохотом, и в подземелье наступила минутная тишина. – Подскажите, как пройти к гробнице Сура Пориза?
– Сура Пориза? – стряхнув пыль с огромного балахона, призрак чуть более осмысленно посмотрел на меня.
– Ага, Сура Пориза – героя Северного похода. Дело у меня к его косточкам, – пояснил я.
– Герцогиня Липаоника этого не одобрит, – мигнув розовым глазом, сообщил псих в балахоне. – Какого демона вы здесь делаете в этот час? Нужно срочно доложить ей! Ей и господину Маенезу! Миго-о-ом!
Взвыв, он метнулся вперед по проходу, пролетел сквозь меня и растворился в темноте.
Я догадался, что времени на поиски усыпальницы остается мало. Против меня здесь было все: и стены, и неподатливая дверь, о которой говорил Конфуз, и обитатели подземелья. Теперь я мог надеяться только на свои ноги и заклятия, хранившиеся в посохе. Ни секунды не задерживаясь, я побежал вперед. Осветительная сфера едва успевала за мной, цепляясь за выступы свода, шипя и брызгая малиновыми искрами. Я добежал до пересечения коридоров, и дальше двинулся наугад, спотыкаясь в полумраке о неровности пола, куски штукатурки и рухнувшие сверху камни. Вскоре я очутился в небольшом зале, имевшем три высокие двери. Все они вполне походили на описанную графом Пико: старые, просевшие и, несомненно, очень тяжелые. При попытке открыть ближнюю из них, я понял, что справиться с такой задачей за раз мне не по силам. Оставалось только сожалеть, что посох не был заряжен заклятием громового удара, способным разнести препятствие в щепки. Ведь я рассчитывал на Книгу, думал, что у меня будет возможность догрузить в посох необходимую магию в зависимости от возникших нужд и обстоятельств. Увы, Книги при мне не было, драгоценная сумка стала добычей Пико. Поразмыслив немного, я попробовал использовать волшебное орудие как рычаг: просунул его конец в щель и подложил камни, а затем налег изо всех сил, упираясь ногами в угол стены. В ответ на мое старание дверь жалобно скрипела, но не двигалась с места. Пожалуй, справиться с неподатливой створкой можно было только с помощью хорошего тарана или дюжины мастеровых, вооруженных топорами. Не представляю, как слуги Конфуза открывали проход в усыпальницу! А может, передо мной были вовсе не те двери?
Я подумал, что если мне удастся добраться до саркофага достаточно быстро, то уже ничто не помешает завладеть половинкой ключа, открывающего путь к Сапожку Пелесоны и ставящего точку в этой дурацкой истории, в которую я по недоразумению впутался. Конечно, благодаря личной отваге и смекалке, я спасу этот несчастный мир – Гильду, заодно и пустую голову короля Люпика, и получу жалкую награду в пятьсот гавров. Конечно, все это не стоило моих трудов и моего драгоценного времени, но что делать – такой я великодушный и бескорыстный человек.
Где-то впереди замаячил жиденький свет, и я ускорил шаг, гадая, что же могло светиться в мертвых закоулках подземелья. Лишь через полсотни шагов, я разглядел, что светящаяся субстанция похожа на человеческую фигуру. Скорее всего, там меня поджидал один из заблудших призраков, по каким-то причинам сторонившийся компании госпожи Липаоники и толстяка Маенеза. «Тем лучше, – подумал я, поправляя лохмотья, недавно бывшие роскошным платьем великой кенесийской писательницы. – Он-то и подскажет, как скорее добраться до усыпальницы герцога Сура».
Призрак тоже заметил меня и двинулся навстречу, расставив широко руки, покачиваясь из стороны в сторону, словно перебравший в кабаке матрос.
– Эй, уважаемый! – крикнул я издалека. – А не подскажите…
«Уважаемый», вместо того чтобы учтиво выслушать меня и должным образом ответить, повел себя подобно пациенту психушки. Взвыв, как ужаленный в задницу, он воспарил к потолку и принялся корчить идиотские рожи, то растягивая на половину прохода и без того безобразные ушки, то скаля кривые зубы и заливаясь истерическим хохотом. Я даже не сразу догадался, что это забавное чудовище, всеми силами пыталось напугать меня, не подозревая, что перед ним маг Блатомир.
– Уважаемый, Вирга ради, прекратите паясничать и ответьте на простой вопрос, – попробовал я еще раз, когда он поперхнулся дурацким хохотом, и в подземелье наступила минутная тишина. – Подскажите, как пройти к гробнице Сура Пориза?
– Сура Пориза? – стряхнув пыль с огромного балахона, призрак чуть более осмысленно посмотрел на меня.
– Ага, Сура Пориза – героя Северного похода. Дело у меня к его косточкам, – пояснил я.
– Герцогиня Липаоника этого не одобрит, – мигнув розовым глазом, сообщил псих в балахоне. – Какого демона вы здесь делаете в этот час? Нужно срочно доложить ей! Ей и господину Маенезу! Миго-о-ом!
Взвыв, он метнулся вперед по проходу, пролетел сквозь меня и растворился в темноте.
Я догадался, что времени на поиски усыпальницы остается мало. Против меня здесь было все: и стены, и неподатливая дверь, о которой говорил Конфуз, и обитатели подземелья. Теперь я мог надеяться только на свои ноги и заклятия, хранившиеся в посохе. Ни секунды не задерживаясь, я побежал вперед. Осветительная сфера едва успевала за мной, цепляясь за выступы свода, шипя и брызгая малиновыми искрами. Я добежал до пересечения коридоров, и дальше двинулся наугад, спотыкаясь в полумраке о неровности пола, куски штукатурки и рухнувшие сверху камни. Вскоре я очутился в небольшом зале, имевшем три высокие двери. Все они вполне походили на описанную графом Пико: старые, просевшие и, несомненно, очень тяжелые. При попытке открыть ближнюю из них, я понял, что справиться с такой задачей за раз мне не по силам. Оставалось только сожалеть, что посох не был заряжен заклятием громового удара, способным разнести препятствие в щепки. Ведь я рассчитывал на Книгу, думал, что у меня будет возможность догрузить в посох необходимую магию в зависимости от возникших нужд и обстоятельств. Увы, Книги при мне не было, драгоценная сумка стала добычей Пико. Поразмыслив немного, я попробовал использовать волшебное орудие как рычаг: просунул его конец в щель и подложил камни, а затем налег изо всех сил, упираясь ногами в угол стены. В ответ на мое старание дверь жалобно скрипела, но не двигалась с места. Пожалуй, справиться с неподатливой створкой можно было только с помощью хорошего тарана или дюжины мастеровых, вооруженных топорами. Не представляю, как слуги Конфуза открывали проход в усыпальницу! А может, передо мной были вовсе не те двери?