— Вадим, пожалуйста, не обижайся… До свидания… — и положила трубку.
Феликс, пытаясь угадать смысл моего телефонного разговора, с интересом смотрел на меня.
— Зачем ты трогаешь меня, когда я разговариваю с ним?.. — крикнула я. — Нарочно?
— Мне не понравился тембр твоего голоса… — отозвался Феликс. — Одно дело, когда он — дичь, а ты охотница, но другое…
— Ты не поверишь, Феликс, но он — человек! Помолчав, Феликс придвинулся ко мне почти вплотную.
— Он — человек?.. — переспросил он. — Ты чувствуешь его тепло?.. Да?.. Боишься его обидеть?..
Это все, Полина! — отрезал он. — Можешь ставить точку на этой истории. И на всех своих планах. Феликс резко схватил меня за плечи.
— Больно! — охнула я.
Он холодно смотрел мне в глаза:
— Больно?.. Будет еще больнее… Когда завтра ему все надоест… Ты наскучишь… Я-то знаю, как это происходит… Милая любящая женщина. Преданная. Верная. Где положил, там и взял… Но от таких сокровищ, как правило ищут других. Парадокс!..
Я попыталась вырваться из его рук, но он крепко держал меня:
— Пойми, в этом и заключается суть этой вечной игры. Мы хотим превратить желанную женщину в уютное домашнее существо. Мы настаиваем на этом. Обижаемся. Выговариваем. Даже умоляем. Но как только она превращается, она перестает быть желанной.
Он опять просвещал меня и, просвещая, загонял в тупик.
— Уверен? — Да.
— А если ты ошибаешься?! — с отчаянием спросила я. — Если Вадиму действительно нужна любящая женщина?!
— Нет.
— Но почему?!
— Ответил бы я «по кочану», но слишком хорошо воспитан… — лучезарно улыбнулся Феликс. — Никто не желает того, что и так имеет. Все желают чего-то иного — несбыточного или уж, по крайней мере, труднодостижимого…
Его рука занялась пуговицами на моей рубахе.
— Послушай! Хватит! — я попыталась отвести его руку. — Оставь меня в покое!.. Я не собираюсь с тобой…
— А помнишь, как однажды ты лихо разделась сама? — перебил Феликс и, крепко сжав мои плечи, заставил опуститься на матрас.
— Да! И ты мне сказал, что это пошло! — отбиваясь, сказала я. — Что я должна быть робкой и нерешительной! Все, Феликс! Поезд ушел!!!
— Ушел из пункта «а», — согласился он, — но пришел в пункт «б»… Я не говорил тебе, что ты должна быть робкой и нерешительной всегда. Это тоже надоедает… Не дергайся, когда учитель излагает материал… Слушай внимательно… Ты должна постоянно меняться… Быть интересной… Непредсказуемой… И никогда не принадлежать никому полностью… Это трудно. Это почти искусство… Сумеешь — получишь все…
Его лицо становилось все ближе, все тяжелее. Он всем телом прижался ко мне. Стало трудно дышать.
— Эта твоя женщина была такой?!.. Да?! — крикнула я в последнем отчаянии и вдруг почувствовала, что попала в точку. Феликс вздрогнул, чуть отпрянул, хватка ослабла. — Поэтому ты до сих пор не можешь ее забыть?!.. — продолжала я, цепляясь за соломинку. — Эта твоя партнерша по бизнесу — она ушла от тебя — к своему депутату! Оставила тебя ни с чем! Я выкрикивала эти слова ему в лицо. Казалось, это были не слова, а плевки, пощечины, и каждое, достигнув цели, заставляло Феликса вздрагивать.
— И твоя книга! Ты просто хочешь им отомстить!.. Грязный пиар тут ни при чем!.. Ты любишь ее!.. И я знаю, почему!.. Потому что она тебя не любит!!!
— Замолчи!!! — наконец выдохнул Феликс и. поднявшись, отвернулся.
Я тоже вскочила, придерживая руками блузку у груди. Опираясь о стену, словно был ранен и шаги тяжело давались ему, Феликс медленно подошел к окну.
— Больше никогда не прикасайся ко мне, — сказала я ему вслед. — Ты понял?
Феликс кивнул:
— Я понял, Полина… Все. Мир. Ложись спать. Я поехал…
После того, как дверь за ним закрылась, я упала на матрас. Лежала так, лицом вниз, и думала о Вадиме, обо всем, что только что случилось со мной, о том, что, к счастью, не случилось…
Я скучала по Вадиму — я отчетливо это поняла… Феликс считал, что если я позволю себе влюбиться, то все рухнет… Ну, и пусть рухнет. Наплевать… Так мне казалось в тот момент, когда я была напугана и слаба. Возможно, это был момент истины. Но на то он и момент, чтобы закончиться, едва начавшись.
Через несколько дней от моих синяков и ссадин не осталось следа. И я поехала на квартиру Вадима.
Теперь квартира уже не казалась такой необжитой, как в первый раз. Наверное, Вадим приезжал сюда каждый день в надежде, что я уже вернулась. Через полчаса после моего возвращения зазвонил телефон. Я сняла трубку, но никто не отозвался.
— Алло, Вадим, это ты? — осторожно спросила я.
На том конце дали отбой. Но это был Вадим.
Он примчался через полчаса, хотя рабочий день был в самом разгаре.
Первым вошел телохранитель, он скользнул глазами по стенам — я, судя по его взгляду, была одной из них. После чего в квартиру вошел Вадим.
Я стояла на лестнице, готовая, перепрыгнув через ступени, броситься ему на шею. Но что-то в его взгляде остановило меня. Он был мрачен и, кажется, зол. Оглянулся на телохранителя. Тот, мгновенно уловив значение взгляда, бесшумно прикрыл за собой дверь. Вадим тяжело поднялся по ступеням, не менее тяжело посмотрел на меня, а потом вдруг, взяв меня руками за плечи, резко прижал к стене. О господи! Ну, уж этот-то не станет меня бить?!
Вадим молчал. Он то ли обнимал меня, то ли собирался задушить… Мне вдруг стало тоскливо: я не знала, что делать, как себя вести… Феликс был далеко и не мог дать мне совет. А я, увы, — я привыкла быть марионеткой в его умелых руках.
— Где ты была? — хрипло спросил Вадим.
Я вовремя вспомнила, что весела и беспечна, — улыбнулась, но Вадим вдруг приложил ладонь к моим губам:
— Только не ври, — сказал он таким тоном, словно предупредил, что мне будет плохо, если совру.
Я посмотрела на него растерянно, почти испуганно.
— Я ненавижу ложь, — прибавил он и опустил руку. — Ну? Где ты была?
Мне потребовалось некоторое время, чтобы решиться и не солгать:
— Я… Навещала сына…
Я ожидала чего угодно, но только не той реакции, которая последовала: Вадим недоверчиво хмыкнул:
— О! У тебя есть сын! Что же ты мне о нем не говорила?
— Ты не спрашивал… — Это не ответ!
— Ответ! — крикнула я, чувствуя, что закипаю.
Кто дал ему право сомневаться в том, что у меня есть Сережка?! Что он знал обо мне?! Предположим, немного, но что бы он хотел узнать обо мне?! Какую правду?! Он так убедительно и убежденно говорил о ней, об этой чертовой правде, но разве она понравилась бы ему?!
— Послушай, Вадим… — сказала я. — Мой сын — это моя жизнь… Другая… Отдельная от тебя… И не трогай ее. Договорились?!
Вадим с удивлением взглянул на меня — видимо, я выбилась из образа девочки-яхты, ну и ладно! Пусть буду похожа на броненосец! Ему полезно знать, что все не так просто…
— У тебя ведь тоже есть своя жизнь! — продолжала я. — Ну и что? Я ведь молчу. Так?.. Мы просто радуемся друг другу… И больше ничего… Нам хорошо вдвоем. Разве этого мало?..
Я почувствовала, что надо уйти. Немедленно. Слишком мрачен и растерян был его взгляд. Еще секунда — и все могло рухнуть.
Я повернулась и умчалась, перепрыгивая ступени, вверх по лестнице — к спальне. Я молила Бога, чтобы Вадим пошел за мной. И он пошел. Не сразу. Мне пришлось вынести несколько тяжелых минут — может быть, секунд, но они были слишком тяжелы, чтобы казаться мгновениями.
Он пришел, и на какое-то время я самой себе показалась самой счастливой и беспечной женщиной в мире…
Потом мы лежали рядом, обнявшись. То ли спали, то ли бодрствовали…
— Больше не уезжай… — попросил он, и это прозвучало как извинение за недавнюю грубость.
— Буду… — упрямо ответила я. — Просто не буду болеть… Понимаешь, я заболела…
— Ты часто ездишь туда?..
— Нет… Всего раз в две недели…
— На чем?
— На электричке… Потом на поезде…
— Я дам тебе машину…
Вот уж это было лишним — машина, его водитель…
— Не надо… — легко ответила я. — Я люблю электрички…
Он помолчал и спросил:
— Сколько лет твоему сыну?..
— Семь…
— Не ври…
— Честное слово.
— Сколько же лет тебе?
— Двадцать пять…
— Опять врешь?
— Нет…
— Ты… Знаешь, ты совсем ребенок…
Я не ликовала. Не праздновала победу… В тот момент я хотела только одного: чтобы время остановилось… Или так: пусть бы шло, но где-то там, помимо нас с Вадимом.
Моя победа была легкой, но впереди ожидались новые битвы, и, честно сказать, я не желала их. Мне хотелось хотя бы на время, обманывая саму себя, почувствовать себя обыкновенной счастливой женщиной. Больше ничего… Вот так, наверное, успокоилась в его объятиях Алена и решила, что подобное счастье стоит всего — и прошлого в том числе…
Мы с Феликсом условились встретиться около магазина, где впервые покупали одежду.
Я опоздала. Феликс недовольно посмотрел на меня, когда я нырнула к нему в машину. Шел дождь. Феликс включил дворники — и в машине сразу стало уютно. Пару минут мы посидели молча.
Феликс не смотрел на меня, я старалась соответствовать. В какой-то момент, мне показалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Завел машину, она резко сорвалась с места, обрызгав безликих прохожих. Мы ехали так же — молча, я решила начать разговор первой.
— Этот Ряжский хороший адвокат?
— Супер, — коротко ответил Феликс.
— Уверен?
— Он оставил меня с голой задницей, — помолчав, заметил он. — Мне ли не быть уверенным в его талантах!..
Я с интересом посмотрела на него — впервые он спокойно говорил о своей неудаче.
— Ряжский отсудил у меня все в ее пользу… — продолжал он. — Но если бы его нанял я, то все осталось бы у меня. Не сомневайся… А знаешь, кто он?
— Адвокат… — удивилась я.
— Кроме того!.. Он — муж Инги! Я напряглась:
— Инги?.. А это не опасно?.. Она ведь дружит с Аленой… с Вадимом… вдруг это как-то дойдет до него?
— Вероятность: один на миллион. Инга — домохозяйка. Насколько мне известно, она не суется в дела Ряжского… Он шикарный адвокат, Полина… Если возьмется, ты — в шоколаде… Приехали. Я припаркуюсь там, напротив…
Феликс улыбнулся мне. Кивнув, я побежала к дебаркадеру, на котором размещался адвокатский офис. Миновав решетчатую калитку, прикрывая голову от дождя папкой, я спустилась по ступеням.
Меня встретила черная квадратная фигура охранника. Неожиданно приветливым тенором он обратился ко мне.
— Извините, вы к кому?
— К адвокату Ряжскому.
— Позвольте паспорт.
Я протянула паспорт. Охранник кивнул:
— Проходите.
Дверь распахнулась. За ней был сияющий офис, молодые длинноногие девицы сновали по коридору с папками. На секунду мне даже показалось, что я попала не туда. Но все мигом разъяснилось, когда одна из девиц, дежурно кокетливая брюнетка, поинтересовалась не помочь ли мне и проводила меня до кабинета.
Ряжский был не молод, но и не стар. Роскошная седая шевелюра, оживленный взгляд, губы то и дело складывались в улыбку — не самую добрую на свете, как мне показалось.
Пока Ряжский изучал принесенные мной справки, я разглядывала его кабинет. На стиле была семейная фотография — он и жена, Инга. Ее я рассматривала с особым интересом. Она была яркой блондинкой с капризными губами и твердым ясным взглядом.
— Ну, что же… — проговорил Ряжский, заставив меня оторваться от фотографии. — История печальная… Печальная… Избивать такую женщину, как вы, — просто преступление… Однако вы должны понимать, что лишить вашего мужа родительских прав — не так просто…
— Мне сказали, что вы — один из лучших адвокатов в Москве, — заметила я.
— И один из самых дорогих. Это вам тоже сказали?
— Да.
— Иногда, впрочем, я делаю исключения… Учитывая жизненные обстоятельства клиента…
Значительно посмотрев на меня, Ряжский подошел к двери кабинета, приоткрыл ее и сказал громко:
— Наташенька, голубчик, скажи там, чтобы подали чай… И сама зайди на секундочку…
Он вернулся к столу. И следом вихрем влетела Наташенька, хорошенькая шатенка. Метнув в мою сторону настороженный взгляд, Наташенька подошла к мэтру.
— Приготовь для нас договор, — сказал Ряжский. — Сумму пока не указывай… — он взглянул на меня: — Где прописан ваш супруг?
— Калужская область.
Ряжский сделал страдальческую гримасу.
— Ох-хо-хо… — простонал он, и стон этот потянул как минимум на тысячу долларов. — Суд города Калуги!.. Не ближний свет… Это придется учесть.
— Я понимаю…
За его спиной стояла Наташенька, глядя на меня с откровенной неприязнью. Ряжский оглянулся на нее:
— Ну, так иди скажи по поводу чая…
Еще раз метнув в мою сторону злой взгляд, обиженная фаворитка ушла.
Ряжский гостеприимным жестом указал мне на угловой диван:
— Располагайтесь… Помедлив, я пересела на диван.
Ряжский подошел ко мне, бесшумно ступая по ковровому полу, склонился надо мной и сказал нежно:
— Ну?.. Рассказывайте…
— О чем? — уточнила я, с интересом разглядывая его.
Он с его ухватками то ли кота, то ли стареющего соблазнителя, был настолько очевидным персонажем, что не пугал и даже не возмущал, а только вызывал интерес — почти зоологический. До какой же степени надо устать, чтобы не иметь не только сил, но даже и желания скрывать свои намерения. Может быть, это от старости — экономия времени?..
— Расскажите, каковы ваши жизненные обстоятельства… — почти пропел Ряжский. — От этого будет зависеть сумма моего гонорара…
Я улыбнулась. Было слегка противно, но все-таки интересно: он сам был дурак или меня считал дурой?..
Ряжский, между тем, откровенно любовался мною, благосклонной улыбкой давая понять, что этот осмотр доставляет ему удовольствие.
— В настоящий момент мои жизненные обстоятельства прекрасны, — спокойно сказала я. — Грех жаловаться. Я заплачу вам, сколько вы скажете…
Судя по блуждающей улыбке, Ряжский испытал два противоположных чувства: с одной стороны, разочарование в клиентке, не заинтересовавшейся его мужским обаянием, с другой стороны — очарование ее готовностью платить, не обсуждая суммы.
Мы условились о следующей встрече, когда будет готово исковое заявление, которое должно быть подписано мною.
Если бы я знала, что к следующей встрече с Рижским не смогу повторить своих собственных слов:
— Мои жизненные обстоятельства прекрасны…
Мои жизненные обстоятельства пошатнулись через несколько дней. Неожиданно позвонил Вадим и, ничего не объясняя, сказал, что не появится в ближайшее время. Он был сдержан и немногословен. И поспешно дал отбой.
В моей трубке зазвучали короткие гудки. Я уселась на постели и замерла. Неужели система Феликса не работает? Или дело в том, что я не старательная ученица, хуже того — бездарная? Что случилось? Где и когда я совершила ошибку?.. Вдруг я больше не увижу Вадима? От этой мысли мне стало холодно…
Я бродила по квартире до утра. Холодно было и в квартире — не думаю, что в этом было виновато отопление. Неизвестность — вот самое страшное…
Позднее я узнала, в чем было дело. Его смутила Настя, дочь Алены, которая считалась и его дочерью тоже. Она задала ему прямой вопрос, который никогда не решилась бы задать Алена. Вопрос был сформулирован вполне по-детски:
— У тебя что — есть девица?
Но он попал точно в цель. Этот вопрос означал для Вадима, что все происходящее с ним — не тайна для окружающих. Что его общепризнанное умение владеть собой — не так уж виртуозно. Что, наконец, ему придется делать выбор рано или поздно — а это открытие не может обрадовать мужчину. Он поступил вполне стандартно: позвонил мне и оборвал наши отношения. Впрочем, он не сказал, что я должна уйти. Он сказал:
— Я не появлюсь какое-то время… — и в этом, конечно, была лазейка для него самого.
Эта мысль успокаивала меня. Но чем больше проходило времени, тем скорее таяла моя убежденность в том, что это еще не конец.
Я была почти счастлива, когда увидела Феликса, — он ждал меня в машине, чтобы отвезти к Ряжскому.
— А вдруг Вадим никогда не появится? — спросила я.
— Что значит «не появится»? — отозвался Феликс. — Это его квартира. Не забывай.
— Помню… Ну, предположим, он появится и скажет, что все кончено… Что тогда?.. Выметаться?.. И все сначала?..
Феликс внимательно посмотрел на меня:
— Ты паникуешь. Это плохо. >
— А что мне делать? Надо что-то придумать… Как-то встряхнуть все это… Может быть, мне исчезнуть? — предложила я.
— Это уже было. Не повторяйся.
— Тогда — я обижусь!.. Я ведь имею право обидеться на него?
— О, нет! — Феликс покачал головой. — Это — поза… Плохо.
— Значит, сидеть и ждать? Феликс пожал плечами:
— Переключись на что-нибудь. Делай что хочешь!.. Главное, не души мужика своими ожиданиями… Мы чуем это на расстоянии… Перестань ждать… Не торчи дома… Приходи только переночевать…
— Спасибо, учитель, — съязвила я. Совет, который дал мне Феликс, ломаного гроша не стоил — хотя бы потому, что был мне известен и без него.
— Кстати, чуть не забыл… — вдруг сказал Феликс. — У меня кончаются деньги…
— Почему «кстати»? — поинтересовалась я, открывая сумку.
Феликс рассмеялся:
— Ну, учитель — частные уроки — оплата труда…
— Ты, как адвокат Ряжский, берешь почасовую оплату?
— Нет! — он покачал головой. — Аккордно. Как все шабашники.
Я молча открыла барадачок и положила туда деньги.
— О!.. — заметил Феликс. — Мы во всем подражаем Алене!..
— Нет, просто не хочу отвлекать тебя на дороге… Если бы Феликс знал, как я тоскую по Вадиму, он бы, наверное, прочел мне лекцию или, хуже того, выкинул бы меня пинком из машины. Но он не знал. Он не знал, до какой степени я боялась, что больше не увижу Вадима. Как я хотела избавиться от этой тоски.
Подходя к офису Ряжского, я уже знала, что если мэтр захочет, я буду с ним — лишь бы только не это одиночество, не эти постоянные мысли о Вадиме… Забыться — больше ничего я не хотела! Чугунная калитка, лязгнув, захлопнулась за мной.
В офисе Ряжского, сидя на угловом диване, я быстро подписала исковые заявления.
— Но вы не дочитали, — заметил Ряжский.
— Я все равно не понимаю в этом… Давайте я просто буду доверять вам…
Ряжский посмотрел на меня значительным глубоким взглядом. Я подумала, что в конце концов он не так уж противен. И потом у него есть одно безусловное достоинство — он муж Инги, Инга — подруга Алены, Алена — жена Вадима, которого я люблю… Это было ужасно…
Ряжский склонился надо мной и запечатлел на моей руке неуместно влажный поцелуй.
— Благодарю вас… — выдохнул он.
Я молча, смотрела на него, не понимая, за что он меня благодарит… Потом вспомнила — за то, что я сказала:
— Я просто буду доверять вам…
Ряжский выпрямился. Не отрывая от меня глаз, подошел к двери. Приоткрыл ее:
— Наташенька, голубчик, зайди…
Вошла Наташенька. Метнула в мою сторону колючий взгляд. Бедняжка боялась, что я отобью у нее патрона. Именно это я и собиралась сделать.
— Наташенька, берешь машину, — задыхаясь, распорядился Ряжский, — и быстренько едешь Калугу, подаешь исковые…
— Прямо сейчас? — выразительно спросила Наташенька.
— А когда же?.. — изумился Ряжский. — В судах сегодня прием после обеда… Так что самый раз… — он подал ей папку, сказал скороговоркой: — Все. До завтра.
— Но…
— Какие «но»?.. — строго спросил Ряжский. — Ну, какие «но»?.. Что за споры на работе?.. Иди!!! Да, и скажи там всем, чтобы нас не беспокоили… Поняла?
— Поняла!.. — с отчаянием выкрикнула Наташенька. — Да!..
Взяв папку, она стремительно выбежала из кабинета. Мне даже стало жаль ее.
Ряжский, виновато взглянув на меня, развел руками и благодушно улыбнулся, всем своим видом давая понять, что есть вещи, перед которыми даже он бессилен.
— Хотите коньяку? — спросил он. И я ответила:
— С удовольствием…
Ряжский открыл дверцу шкафа, за которой среди папок стояли бутылки коньяка и бокалы. Оглянувшись, он снова одарил меня глубоким, понимающим взглядом.
Предложенный мне коньяк я выпила залпом. Попросила еще и снова выпила. Голова закружилась…
Не то, чтобы я не помнила дальнейшего. Разумеется, помню. Но все это было так пошло, так бездарно, что, ей-богу, я даже не умею об этом написать. Неловкое раздевание в служебном кабинете, смущенное хихиканье, комплименты Ряжского, которые скорее напоминали анатомические комментарии…
И все же случилось нечто невероятное — в самый разгар событий вдруг хлопнула дверь. Ряжский встрепенулся, напрягся, прорычал:
— Какого черта?! Я же просил не беспокоить… — и — осекся.
А женский голос растерянно произнес:
— Ряжский, это ты?.. Я мимо проезжала… Из-за высокого подлокотника я не видела обладательницу голоса, но уже знала, что это Инга.
— Инга… — запоздало простонал Ряжский.
— Ради бога… — пробормотала она. — Извините… Извините…
Снова хлопнула дверь, и все стихло. Ряжский сполз на пол и сидел неподвижно.
— Простите меня… — сказала я. Он поднял голову, вздохнул:
— Вы здесь ни при чем…
— Но у вас будут неприятности, — заметила я, поразившись его мужеству.
— Ничего. Как-нибудь оправдаюсь.
— Получится?
— Профессия такая… — вздохнул Ряжский. — Ну, ничего… Одевайтесь.
Как у врача на приеме, я оделась по его команде и покинула кабинет.
Феликс, ждавший меня на набережной, был в ярости. Он видел Ингу, которая выскочила из офиса, как ошпаренная, заливаясь слезами со смехом пополам. Со свойственной Феликсу проницательностью он мгновенно понял все. Я не стала отпираться.
Я сидела в машине, откинувшись на спинку сиденья, и молча слушала, как Феликс отчитывает меня.
— Может быть, все-таки объяснишь?.. Зачем ты это сделала?.. — спросил Феликс.
— Не знаю, — выдохнула я.
— Бездарный ответ.
— Плевать!
Лучше бездарный ответ, чем правда, которой он мне не простит.
Я одним рывком открыла дверцу. Феликс тоже выскочил из машины.
— Нет! Не плевать, моя милая! — хрипло, сдерживая бешенство, проговорил он. — Я убиваю на тебя свое время!..
— Заткнись! — крикнула я. — Я плачу тебе бабки!
— Копейки!
— Рассчитываешь на большее, да?!
— Да! — ответил он. — И поэтому вожусь с тобой! Учу! А ты ведешь себя как поселковая дешевка! Которая лезет в постель к адвокату, сама не зная зачем!.. Не знаешь?!
Я молчала. Я впервые видела его таким — с лицом, побелевшим от ярости.
— Не знаешь? — повторил он и, не дождавшись ответа, выдохнул: — Пошла вон.
— Феликс, — позвала я.
Но он уже захлопнул дверцу, газанул, и машина, сорвавшись с места, умчалась по набережной.
— Феликс! — крикнула я, понимая, что кричать бессмысленно.
Я осталась одна. В полной растерянности я побрела вдоль каменного парапета набережной. Я опять не знала, что мне делать, куда идти, к чему стремиться. Потерянная марионетка. Казалось, нитки, брошенные мастером, волочились за мной.
Мне даже плакать не хотелось и не было жаль себя — я разрушила все собственными руками.
Побродив по улицам, зайдя в какое-то кафе, я все-таки решила поехать к Феликсу, объясниться с ним — во всяком случае, попытаться вернуть все на круги своя. Я понимала, что без него мне сейчас не справиться.
Мы столкнулись в арке. Машина Феликса ослепила меня на мгновение, потом дальний свет погас, Феликс не спеша подошел ко мне. Скрестив руки на груди, присел на капот.
— Феликс, мне очень плохо… — сказала я и почувствовала мгновенное облегчение — хотя бы оттого, что сказанное было правдой.
— Это твои проблемы, — ответил он.
Я выпрямила спину. Что же, если так — если моя слабость не вызвала у него желания пожалеть меня, побыть просто человеком, а не вечным учителем, — то я не буду расслабляться. Я скажу ему то, что он хочет услышать:
— Послушай, я сделала это из-за денег!..
— Врешь!
— Нет, это правда. Феликс прищурился:
— Ты полагаешь, что именно это я хочу услышать, да?..
Я вздрогнула и растерянно молчала. Слишком точно, почти слово в слово он повторил мои мысли. Но самое страшное было еще впереди.
— Ты многому научилась, конечно, — продолжал Феликс. — Но не думай, что стала умнее меня… Сказать тебе, почему ты бросилась на Ряженого?..
— Феликс…
— Ты просто влюбилась в своего Вадима.
— Нет! — не слишком уверенно возразила я.
— Влюбилась. А ведь я предупреждал тебя!..
— Ерунда… — уныло проговорила я. — При чем здесь Рижский?..
— При том, что ты испугалась, — объяснил Феликс. — Испугалась, что больше не увидишь Вадима, останешься одна. И бросилась к Ряжскому — от страха!..
Я замолчала. Что я могла ему возразить?.. Я стояла перед ним, чувствуя себя провинившейся ученицей… В арке гулял ледяной ветер, губы стыли, слезились глаза… Господи, даже в Рабочем поселке мне не было так плохо!..
— От меня-то ты чего хочешь? — поинтересовался Феликс.
— Я не знаю, что мне делать, Феликс… Куда идти… Как себя вести…
Феликс холодно взглянул на меня и тут же отвернулся.
— Ладно, — помолчав, сказал он. — Иди. Увидимся.
Его машина, наполнив грохотом арку, пролетела мимо меня — мне пришлось прижаться к кирпичной стене… С тоской я смотрела ему вслед. Я еще не знала, что через пару часов многое пойму о Феликсе и многое пересмотрю в своем отношении к нему.
Он не был так могуществен и дальновиден, как это казалось ему, да и мне тоже. Он унизил меня, полагая, что держит в руках все нити. Между тем моя ситуация с Вадимом разрешилась неожиданно и во многом благодаря тем ошибкам, которые я, как считала, совершила и в которых каялась под ледяным ветром арки.
Феликс, пытаясь угадать смысл моего телефонного разговора, с интересом смотрел на меня.
— Зачем ты трогаешь меня, когда я разговариваю с ним?.. — крикнула я. — Нарочно?
— Мне не понравился тембр твоего голоса… — отозвался Феликс. — Одно дело, когда он — дичь, а ты охотница, но другое…
— Ты не поверишь, Феликс, но он — человек! Помолчав, Феликс придвинулся ко мне почти вплотную.
— Он — человек?.. — переспросил он. — Ты чувствуешь его тепло?.. Да?.. Боишься его обидеть?..
Это все, Полина! — отрезал он. — Можешь ставить точку на этой истории. И на всех своих планах. Феликс резко схватил меня за плечи.
— Больно! — охнула я.
Он холодно смотрел мне в глаза:
— Больно?.. Будет еще больнее… Когда завтра ему все надоест… Ты наскучишь… Я-то знаю, как это происходит… Милая любящая женщина. Преданная. Верная. Где положил, там и взял… Но от таких сокровищ, как правило ищут других. Парадокс!..
Я попыталась вырваться из его рук, но он крепко держал меня:
— Пойми, в этом и заключается суть этой вечной игры. Мы хотим превратить желанную женщину в уютное домашнее существо. Мы настаиваем на этом. Обижаемся. Выговариваем. Даже умоляем. Но как только она превращается, она перестает быть желанной.
Он опять просвещал меня и, просвещая, загонял в тупик.
— Уверен? — Да.
— А если ты ошибаешься?! — с отчаянием спросила я. — Если Вадиму действительно нужна любящая женщина?!
— Нет.
— Но почему?!
— Ответил бы я «по кочану», но слишком хорошо воспитан… — лучезарно улыбнулся Феликс. — Никто не желает того, что и так имеет. Все желают чего-то иного — несбыточного или уж, по крайней мере, труднодостижимого…
Его рука занялась пуговицами на моей рубахе.
— Послушай! Хватит! — я попыталась отвести его руку. — Оставь меня в покое!.. Я не собираюсь с тобой…
— А помнишь, как однажды ты лихо разделась сама? — перебил Феликс и, крепко сжав мои плечи, заставил опуститься на матрас.
— Да! И ты мне сказал, что это пошло! — отбиваясь, сказала я. — Что я должна быть робкой и нерешительной! Все, Феликс! Поезд ушел!!!
— Ушел из пункта «а», — согласился он, — но пришел в пункт «б»… Я не говорил тебе, что ты должна быть робкой и нерешительной всегда. Это тоже надоедает… Не дергайся, когда учитель излагает материал… Слушай внимательно… Ты должна постоянно меняться… Быть интересной… Непредсказуемой… И никогда не принадлежать никому полностью… Это трудно. Это почти искусство… Сумеешь — получишь все…
Его лицо становилось все ближе, все тяжелее. Он всем телом прижался ко мне. Стало трудно дышать.
— Эта твоя женщина была такой?!.. Да?! — крикнула я в последнем отчаянии и вдруг почувствовала, что попала в точку. Феликс вздрогнул, чуть отпрянул, хватка ослабла. — Поэтому ты до сих пор не можешь ее забыть?!.. — продолжала я, цепляясь за соломинку. — Эта твоя партнерша по бизнесу — она ушла от тебя — к своему депутату! Оставила тебя ни с чем! Я выкрикивала эти слова ему в лицо. Казалось, это были не слова, а плевки, пощечины, и каждое, достигнув цели, заставляло Феликса вздрагивать.
— И твоя книга! Ты просто хочешь им отомстить!.. Грязный пиар тут ни при чем!.. Ты любишь ее!.. И я знаю, почему!.. Потому что она тебя не любит!!!
— Замолчи!!! — наконец выдохнул Феликс и. поднявшись, отвернулся.
Я тоже вскочила, придерживая руками блузку у груди. Опираясь о стену, словно был ранен и шаги тяжело давались ему, Феликс медленно подошел к окну.
— Больше никогда не прикасайся ко мне, — сказала я ему вслед. — Ты понял?
Феликс кивнул:
— Я понял, Полина… Все. Мир. Ложись спать. Я поехал…
После того, как дверь за ним закрылась, я упала на матрас. Лежала так, лицом вниз, и думала о Вадиме, обо всем, что только что случилось со мной, о том, что, к счастью, не случилось…
Я скучала по Вадиму — я отчетливо это поняла… Феликс считал, что если я позволю себе влюбиться, то все рухнет… Ну, и пусть рухнет. Наплевать… Так мне казалось в тот момент, когда я была напугана и слаба. Возможно, это был момент истины. Но на то он и момент, чтобы закончиться, едва начавшись.
Через несколько дней от моих синяков и ссадин не осталось следа. И я поехала на квартиру Вадима.
Теперь квартира уже не казалась такой необжитой, как в первый раз. Наверное, Вадим приезжал сюда каждый день в надежде, что я уже вернулась. Через полчаса после моего возвращения зазвонил телефон. Я сняла трубку, но никто не отозвался.
— Алло, Вадим, это ты? — осторожно спросила я.
На том конце дали отбой. Но это был Вадим.
Он примчался через полчаса, хотя рабочий день был в самом разгаре.
Первым вошел телохранитель, он скользнул глазами по стенам — я, судя по его взгляду, была одной из них. После чего в квартиру вошел Вадим.
Я стояла на лестнице, готовая, перепрыгнув через ступени, броситься ему на шею. Но что-то в его взгляде остановило меня. Он был мрачен и, кажется, зол. Оглянулся на телохранителя. Тот, мгновенно уловив значение взгляда, бесшумно прикрыл за собой дверь. Вадим тяжело поднялся по ступеням, не менее тяжело посмотрел на меня, а потом вдруг, взяв меня руками за плечи, резко прижал к стене. О господи! Ну, уж этот-то не станет меня бить?!
Вадим молчал. Он то ли обнимал меня, то ли собирался задушить… Мне вдруг стало тоскливо: я не знала, что делать, как себя вести… Феликс был далеко и не мог дать мне совет. А я, увы, — я привыкла быть марионеткой в его умелых руках.
— Где ты была? — хрипло спросил Вадим.
Я вовремя вспомнила, что весела и беспечна, — улыбнулась, но Вадим вдруг приложил ладонь к моим губам:
— Только не ври, — сказал он таким тоном, словно предупредил, что мне будет плохо, если совру.
Я посмотрела на него растерянно, почти испуганно.
— Я ненавижу ложь, — прибавил он и опустил руку. — Ну? Где ты была?
Мне потребовалось некоторое время, чтобы решиться и не солгать:
— Я… Навещала сына…
Я ожидала чего угодно, но только не той реакции, которая последовала: Вадим недоверчиво хмыкнул:
— О! У тебя есть сын! Что же ты мне о нем не говорила?
— Ты не спрашивал… — Это не ответ!
— Ответ! — крикнула я, чувствуя, что закипаю.
Кто дал ему право сомневаться в том, что у меня есть Сережка?! Что он знал обо мне?! Предположим, немного, но что бы он хотел узнать обо мне?! Какую правду?! Он так убедительно и убежденно говорил о ней, об этой чертовой правде, но разве она понравилась бы ему?!
— Послушай, Вадим… — сказала я. — Мой сын — это моя жизнь… Другая… Отдельная от тебя… И не трогай ее. Договорились?!
Вадим с удивлением взглянул на меня — видимо, я выбилась из образа девочки-яхты, ну и ладно! Пусть буду похожа на броненосец! Ему полезно знать, что все не так просто…
— У тебя ведь тоже есть своя жизнь! — продолжала я. — Ну и что? Я ведь молчу. Так?.. Мы просто радуемся друг другу… И больше ничего… Нам хорошо вдвоем. Разве этого мало?..
Я почувствовала, что надо уйти. Немедленно. Слишком мрачен и растерян был его взгляд. Еще секунда — и все могло рухнуть.
Я повернулась и умчалась, перепрыгивая ступени, вверх по лестнице — к спальне. Я молила Бога, чтобы Вадим пошел за мной. И он пошел. Не сразу. Мне пришлось вынести несколько тяжелых минут — может быть, секунд, но они были слишком тяжелы, чтобы казаться мгновениями.
Он пришел, и на какое-то время я самой себе показалась самой счастливой и беспечной женщиной в мире…
Потом мы лежали рядом, обнявшись. То ли спали, то ли бодрствовали…
— Больше не уезжай… — попросил он, и это прозвучало как извинение за недавнюю грубость.
— Буду… — упрямо ответила я. — Просто не буду болеть… Понимаешь, я заболела…
— Ты часто ездишь туда?..
— Нет… Всего раз в две недели…
— На чем?
— На электричке… Потом на поезде…
— Я дам тебе машину…
Вот уж это было лишним — машина, его водитель…
— Не надо… — легко ответила я. — Я люблю электрички…
Он помолчал и спросил:
— Сколько лет твоему сыну?..
— Семь…
— Не ври…
— Честное слово.
— Сколько же лет тебе?
— Двадцать пять…
— Опять врешь?
— Нет…
— Ты… Знаешь, ты совсем ребенок…
Я не ликовала. Не праздновала победу… В тот момент я хотела только одного: чтобы время остановилось… Или так: пусть бы шло, но где-то там, помимо нас с Вадимом.
Моя победа была легкой, но впереди ожидались новые битвы, и, честно сказать, я не желала их. Мне хотелось хотя бы на время, обманывая саму себя, почувствовать себя обыкновенной счастливой женщиной. Больше ничего… Вот так, наверное, успокоилась в его объятиях Алена и решила, что подобное счастье стоит всего — и прошлого в том числе…
Мы с Феликсом условились встретиться около магазина, где впервые покупали одежду.
Я опоздала. Феликс недовольно посмотрел на меня, когда я нырнула к нему в машину. Шел дождь. Феликс включил дворники — и в машине сразу стало уютно. Пару минут мы посидели молча.
Феликс не смотрел на меня, я старалась соответствовать. В какой-то момент, мне показалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Завел машину, она резко сорвалась с места, обрызгав безликих прохожих. Мы ехали так же — молча, я решила начать разговор первой.
— Этот Ряжский хороший адвокат?
— Супер, — коротко ответил Феликс.
— Уверен?
— Он оставил меня с голой задницей, — помолчав, заметил он. — Мне ли не быть уверенным в его талантах!..
Я с интересом посмотрела на него — впервые он спокойно говорил о своей неудаче.
— Ряжский отсудил у меня все в ее пользу… — продолжал он. — Но если бы его нанял я, то все осталось бы у меня. Не сомневайся… А знаешь, кто он?
— Адвокат… — удивилась я.
— Кроме того!.. Он — муж Инги! Я напряглась:
— Инги?.. А это не опасно?.. Она ведь дружит с Аленой… с Вадимом… вдруг это как-то дойдет до него?
— Вероятность: один на миллион. Инга — домохозяйка. Насколько мне известно, она не суется в дела Ряжского… Он шикарный адвокат, Полина… Если возьмется, ты — в шоколаде… Приехали. Я припаркуюсь там, напротив…
Феликс улыбнулся мне. Кивнув, я побежала к дебаркадеру, на котором размещался адвокатский офис. Миновав решетчатую калитку, прикрывая голову от дождя папкой, я спустилась по ступеням.
Меня встретила черная квадратная фигура охранника. Неожиданно приветливым тенором он обратился ко мне.
— Извините, вы к кому?
— К адвокату Ряжскому.
— Позвольте паспорт.
Я протянула паспорт. Охранник кивнул:
— Проходите.
Дверь распахнулась. За ней был сияющий офис, молодые длинноногие девицы сновали по коридору с папками. На секунду мне даже показалось, что я попала не туда. Но все мигом разъяснилось, когда одна из девиц, дежурно кокетливая брюнетка, поинтересовалась не помочь ли мне и проводила меня до кабинета.
Ряжский был не молод, но и не стар. Роскошная седая шевелюра, оживленный взгляд, губы то и дело складывались в улыбку — не самую добрую на свете, как мне показалось.
Пока Ряжский изучал принесенные мной справки, я разглядывала его кабинет. На стиле была семейная фотография — он и жена, Инга. Ее я рассматривала с особым интересом. Она была яркой блондинкой с капризными губами и твердым ясным взглядом.
— Ну, что же… — проговорил Ряжский, заставив меня оторваться от фотографии. — История печальная… Печальная… Избивать такую женщину, как вы, — просто преступление… Однако вы должны понимать, что лишить вашего мужа родительских прав — не так просто…
— Мне сказали, что вы — один из лучших адвокатов в Москве, — заметила я.
— И один из самых дорогих. Это вам тоже сказали?
— Да.
— Иногда, впрочем, я делаю исключения… Учитывая жизненные обстоятельства клиента…
Значительно посмотрев на меня, Ряжский подошел к двери кабинета, приоткрыл ее и сказал громко:
— Наташенька, голубчик, скажи там, чтобы подали чай… И сама зайди на секундочку…
Он вернулся к столу. И следом вихрем влетела Наташенька, хорошенькая шатенка. Метнув в мою сторону настороженный взгляд, Наташенька подошла к мэтру.
— Приготовь для нас договор, — сказал Ряжский. — Сумму пока не указывай… — он взглянул на меня: — Где прописан ваш супруг?
— Калужская область.
Ряжский сделал страдальческую гримасу.
— Ох-хо-хо… — простонал он, и стон этот потянул как минимум на тысячу долларов. — Суд города Калуги!.. Не ближний свет… Это придется учесть.
— Я понимаю…
За его спиной стояла Наташенька, глядя на меня с откровенной неприязнью. Ряжский оглянулся на нее:
— Ну, так иди скажи по поводу чая…
Еще раз метнув в мою сторону злой взгляд, обиженная фаворитка ушла.
Ряжский гостеприимным жестом указал мне на угловой диван:
— Располагайтесь… Помедлив, я пересела на диван.
Ряжский подошел ко мне, бесшумно ступая по ковровому полу, склонился надо мной и сказал нежно:
— Ну?.. Рассказывайте…
— О чем? — уточнила я, с интересом разглядывая его.
Он с его ухватками то ли кота, то ли стареющего соблазнителя, был настолько очевидным персонажем, что не пугал и даже не возмущал, а только вызывал интерес — почти зоологический. До какой же степени надо устать, чтобы не иметь не только сил, но даже и желания скрывать свои намерения. Может быть, это от старости — экономия времени?..
— Расскажите, каковы ваши жизненные обстоятельства… — почти пропел Ряжский. — От этого будет зависеть сумма моего гонорара…
Я улыбнулась. Было слегка противно, но все-таки интересно: он сам был дурак или меня считал дурой?..
Ряжский, между тем, откровенно любовался мною, благосклонной улыбкой давая понять, что этот осмотр доставляет ему удовольствие.
— В настоящий момент мои жизненные обстоятельства прекрасны, — спокойно сказала я. — Грех жаловаться. Я заплачу вам, сколько вы скажете…
Судя по блуждающей улыбке, Ряжский испытал два противоположных чувства: с одной стороны, разочарование в клиентке, не заинтересовавшейся его мужским обаянием, с другой стороны — очарование ее готовностью платить, не обсуждая суммы.
Мы условились о следующей встрече, когда будет готово исковое заявление, которое должно быть подписано мною.
Если бы я знала, что к следующей встрече с Рижским не смогу повторить своих собственных слов:
— Мои жизненные обстоятельства прекрасны…
Мои жизненные обстоятельства пошатнулись через несколько дней. Неожиданно позвонил Вадим и, ничего не объясняя, сказал, что не появится в ближайшее время. Он был сдержан и немногословен. И поспешно дал отбой.
В моей трубке зазвучали короткие гудки. Я уселась на постели и замерла. Неужели система Феликса не работает? Или дело в том, что я не старательная ученица, хуже того — бездарная? Что случилось? Где и когда я совершила ошибку?.. Вдруг я больше не увижу Вадима? От этой мысли мне стало холодно…
Я бродила по квартире до утра. Холодно было и в квартире — не думаю, что в этом было виновато отопление. Неизвестность — вот самое страшное…
Позднее я узнала, в чем было дело. Его смутила Настя, дочь Алены, которая считалась и его дочерью тоже. Она задала ему прямой вопрос, который никогда не решилась бы задать Алена. Вопрос был сформулирован вполне по-детски:
— У тебя что — есть девица?
Но он попал точно в цель. Этот вопрос означал для Вадима, что все происходящее с ним — не тайна для окружающих. Что его общепризнанное умение владеть собой — не так уж виртуозно. Что, наконец, ему придется делать выбор рано или поздно — а это открытие не может обрадовать мужчину. Он поступил вполне стандартно: позвонил мне и оборвал наши отношения. Впрочем, он не сказал, что я должна уйти. Он сказал:
— Я не появлюсь какое-то время… — и в этом, конечно, была лазейка для него самого.
Эта мысль успокаивала меня. Но чем больше проходило времени, тем скорее таяла моя убежденность в том, что это еще не конец.
Я была почти счастлива, когда увидела Феликса, — он ждал меня в машине, чтобы отвезти к Ряжскому.
— А вдруг Вадим никогда не появится? — спросила я.
— Что значит «не появится»? — отозвался Феликс. — Это его квартира. Не забывай.
— Помню… Ну, предположим, он появится и скажет, что все кончено… Что тогда?.. Выметаться?.. И все сначала?..
Феликс внимательно посмотрел на меня:
— Ты паникуешь. Это плохо. >
— А что мне делать? Надо что-то придумать… Как-то встряхнуть все это… Может быть, мне исчезнуть? — предложила я.
— Это уже было. Не повторяйся.
— Тогда — я обижусь!.. Я ведь имею право обидеться на него?
— О, нет! — Феликс покачал головой. — Это — поза… Плохо.
— Значит, сидеть и ждать? Феликс пожал плечами:
— Переключись на что-нибудь. Делай что хочешь!.. Главное, не души мужика своими ожиданиями… Мы чуем это на расстоянии… Перестань ждать… Не торчи дома… Приходи только переночевать…
— Спасибо, учитель, — съязвила я. Совет, который дал мне Феликс, ломаного гроша не стоил — хотя бы потому, что был мне известен и без него.
— Кстати, чуть не забыл… — вдруг сказал Феликс. — У меня кончаются деньги…
— Почему «кстати»? — поинтересовалась я, открывая сумку.
Феликс рассмеялся:
— Ну, учитель — частные уроки — оплата труда…
— Ты, как адвокат Ряжский, берешь почасовую оплату?
— Нет! — он покачал головой. — Аккордно. Как все шабашники.
Я молча открыла барадачок и положила туда деньги.
— О!.. — заметил Феликс. — Мы во всем подражаем Алене!..
— Нет, просто не хочу отвлекать тебя на дороге… Если бы Феликс знал, как я тоскую по Вадиму, он бы, наверное, прочел мне лекцию или, хуже того, выкинул бы меня пинком из машины. Но он не знал. Он не знал, до какой степени я боялась, что больше не увижу Вадима. Как я хотела избавиться от этой тоски.
Подходя к офису Ряжского, я уже знала, что если мэтр захочет, я буду с ним — лишь бы только не это одиночество, не эти постоянные мысли о Вадиме… Забыться — больше ничего я не хотела! Чугунная калитка, лязгнув, захлопнулась за мной.
В офисе Ряжского, сидя на угловом диване, я быстро подписала исковые заявления.
— Но вы не дочитали, — заметил Ряжский.
— Я все равно не понимаю в этом… Давайте я просто буду доверять вам…
Ряжский посмотрел на меня значительным глубоким взглядом. Я подумала, что в конце концов он не так уж противен. И потом у него есть одно безусловное достоинство — он муж Инги, Инга — подруга Алены, Алена — жена Вадима, которого я люблю… Это было ужасно…
Ряжский склонился надо мной и запечатлел на моей руке неуместно влажный поцелуй.
— Благодарю вас… — выдохнул он.
Я молча, смотрела на него, не понимая, за что он меня благодарит… Потом вспомнила — за то, что я сказала:
— Я просто буду доверять вам…
Ряжский выпрямился. Не отрывая от меня глаз, подошел к двери. Приоткрыл ее:
— Наташенька, голубчик, зайди…
Вошла Наташенька. Метнула в мою сторону колючий взгляд. Бедняжка боялась, что я отобью у нее патрона. Именно это я и собиралась сделать.
— Наташенька, берешь машину, — задыхаясь, распорядился Ряжский, — и быстренько едешь Калугу, подаешь исковые…
— Прямо сейчас? — выразительно спросила Наташенька.
— А когда же?.. — изумился Ряжский. — В судах сегодня прием после обеда… Так что самый раз… — он подал ей папку, сказал скороговоркой: — Все. До завтра.
— Но…
— Какие «но»?.. — строго спросил Ряжский. — Ну, какие «но»?.. Что за споры на работе?.. Иди!!! Да, и скажи там всем, чтобы нас не беспокоили… Поняла?
— Поняла!.. — с отчаянием выкрикнула Наташенька. — Да!..
Взяв папку, она стремительно выбежала из кабинета. Мне даже стало жаль ее.
Ряжский, виновато взглянув на меня, развел руками и благодушно улыбнулся, всем своим видом давая понять, что есть вещи, перед которыми даже он бессилен.
— Хотите коньяку? — спросил он. И я ответила:
— С удовольствием…
Ряжский открыл дверцу шкафа, за которой среди папок стояли бутылки коньяка и бокалы. Оглянувшись, он снова одарил меня глубоким, понимающим взглядом.
Предложенный мне коньяк я выпила залпом. Попросила еще и снова выпила. Голова закружилась…
Не то, чтобы я не помнила дальнейшего. Разумеется, помню. Но все это было так пошло, так бездарно, что, ей-богу, я даже не умею об этом написать. Неловкое раздевание в служебном кабинете, смущенное хихиканье, комплименты Ряжского, которые скорее напоминали анатомические комментарии…
И все же случилось нечто невероятное — в самый разгар событий вдруг хлопнула дверь. Ряжский встрепенулся, напрягся, прорычал:
— Какого черта?! Я же просил не беспокоить… — и — осекся.
А женский голос растерянно произнес:
— Ряжский, это ты?.. Я мимо проезжала… Из-за высокого подлокотника я не видела обладательницу голоса, но уже знала, что это Инга.
— Инга… — запоздало простонал Ряжский.
— Ради бога… — пробормотала она. — Извините… Извините…
Снова хлопнула дверь, и все стихло. Ряжский сполз на пол и сидел неподвижно.
— Простите меня… — сказала я. Он поднял голову, вздохнул:
— Вы здесь ни при чем…
— Но у вас будут неприятности, — заметила я, поразившись его мужеству.
— Ничего. Как-нибудь оправдаюсь.
— Получится?
— Профессия такая… — вздохнул Ряжский. — Ну, ничего… Одевайтесь.
Как у врача на приеме, я оделась по его команде и покинула кабинет.
Феликс, ждавший меня на набережной, был в ярости. Он видел Ингу, которая выскочила из офиса, как ошпаренная, заливаясь слезами со смехом пополам. Со свойственной Феликсу проницательностью он мгновенно понял все. Я не стала отпираться.
Я сидела в машине, откинувшись на спинку сиденья, и молча слушала, как Феликс отчитывает меня.
— Может быть, все-таки объяснишь?.. Зачем ты это сделала?.. — спросил Феликс.
— Не знаю, — выдохнула я.
— Бездарный ответ.
— Плевать!
Лучше бездарный ответ, чем правда, которой он мне не простит.
Я одним рывком открыла дверцу. Феликс тоже выскочил из машины.
— Нет! Не плевать, моя милая! — хрипло, сдерживая бешенство, проговорил он. — Я убиваю на тебя свое время!..
— Заткнись! — крикнула я. — Я плачу тебе бабки!
— Копейки!
— Рассчитываешь на большее, да?!
— Да! — ответил он. — И поэтому вожусь с тобой! Учу! А ты ведешь себя как поселковая дешевка! Которая лезет в постель к адвокату, сама не зная зачем!.. Не знаешь?!
Я молчала. Я впервые видела его таким — с лицом, побелевшим от ярости.
— Не знаешь? — повторил он и, не дождавшись ответа, выдохнул: — Пошла вон.
— Феликс, — позвала я.
Но он уже захлопнул дверцу, газанул, и машина, сорвавшись с места, умчалась по набережной.
— Феликс! — крикнула я, понимая, что кричать бессмысленно.
Я осталась одна. В полной растерянности я побрела вдоль каменного парапета набережной. Я опять не знала, что мне делать, куда идти, к чему стремиться. Потерянная марионетка. Казалось, нитки, брошенные мастером, волочились за мной.
Мне даже плакать не хотелось и не было жаль себя — я разрушила все собственными руками.
Побродив по улицам, зайдя в какое-то кафе, я все-таки решила поехать к Феликсу, объясниться с ним — во всяком случае, попытаться вернуть все на круги своя. Я понимала, что без него мне сейчас не справиться.
Мы столкнулись в арке. Машина Феликса ослепила меня на мгновение, потом дальний свет погас, Феликс не спеша подошел ко мне. Скрестив руки на груди, присел на капот.
— Феликс, мне очень плохо… — сказала я и почувствовала мгновенное облегчение — хотя бы оттого, что сказанное было правдой.
— Это твои проблемы, — ответил он.
Я выпрямила спину. Что же, если так — если моя слабость не вызвала у него желания пожалеть меня, побыть просто человеком, а не вечным учителем, — то я не буду расслабляться. Я скажу ему то, что он хочет услышать:
— Послушай, я сделала это из-за денег!..
— Врешь!
— Нет, это правда. Феликс прищурился:
— Ты полагаешь, что именно это я хочу услышать, да?..
Я вздрогнула и растерянно молчала. Слишком точно, почти слово в слово он повторил мои мысли. Но самое страшное было еще впереди.
— Ты многому научилась, конечно, — продолжал Феликс. — Но не думай, что стала умнее меня… Сказать тебе, почему ты бросилась на Ряженого?..
— Феликс…
— Ты просто влюбилась в своего Вадима.
— Нет! — не слишком уверенно возразила я.
— Влюбилась. А ведь я предупреждал тебя!..
— Ерунда… — уныло проговорила я. — При чем здесь Рижский?..
— При том, что ты испугалась, — объяснил Феликс. — Испугалась, что больше не увидишь Вадима, останешься одна. И бросилась к Ряжскому — от страха!..
Я замолчала. Что я могла ему возразить?.. Я стояла перед ним, чувствуя себя провинившейся ученицей… В арке гулял ледяной ветер, губы стыли, слезились глаза… Господи, даже в Рабочем поселке мне не было так плохо!..
— От меня-то ты чего хочешь? — поинтересовался Феликс.
— Я не знаю, что мне делать, Феликс… Куда идти… Как себя вести…
Феликс холодно взглянул на меня и тут же отвернулся.
— Ладно, — помолчав, сказал он. — Иди. Увидимся.
Его машина, наполнив грохотом арку, пролетела мимо меня — мне пришлось прижаться к кирпичной стене… С тоской я смотрела ему вслед. Я еще не знала, что через пару часов многое пойму о Феликсе и многое пересмотрю в своем отношении к нему.
Он не был так могуществен и дальновиден, как это казалось ему, да и мне тоже. Он унизил меня, полагая, что держит в руках все нити. Между тем моя ситуация с Вадимом разрешилась неожиданно и во многом благодаря тем ошибкам, которые я, как считала, совершила и в которых каялась под ледяным ветром арки.