Мастертон Грэхэм. Дьяволы судного дня

   Мадлен прошептала:
   — Дьяволы были зашиты в сумки— мешки. Как вот этот.
   Отец Антуан ничего не ответил, подняв руки, словно соглашаясь: да, возможно.
   Долгое время мы стояли вокруг костей, храня молчание.
   Затем Мадлен спросила:
   — Что необходимо сделать?
   Отец Антуан сжал свои больные пальцы.
   — Мы должны распространить кости по всей местности, как рекомендует Каббалах. Но мы не можем заниматься этим сегодня. Я должен буду позвонить каждому церковному настоятелю и испросить ею разрешения на захоронение дьявольских останков подобным образом.
   — Это займет целую вечность, — сказал я ему.
   Священник согласно кивнул:
   — Знаю, но, боюсь, это необходимо. Я не могу просто похоронить останки создания, подобного этому, на святой земле без уведомления церкви.
   Мадлен взяла мою руку. Очень естественно, очень легко, очень нежно. Она сказала:
   — Дан, наверно, ты должен побыть с отцом Антуаном сегодня. Я бы не хотела, чтобы он оставался наедине с этим.
   Старый священник улыбнулся:
   — Это очень похвально с вашей стороны, проявлять такое внимание. Но вам действительно не о чем беспокоиться.
   — Нет, нет, — возразил я. — Я тоже этого не хочу. Я останусь, если вы не возражаете.
   — Конечно, нет. Мы с вами обязательно сыграем в шахматы после обеда.
   — Я отвезу тебя домой, — сказал я Мадлен.
   Отец Антуан выключил свет в комнате, где лежали останки демона. На несколько секунд мы задержались у двери, пристально вглядываясь в темноту. Я мог бы поклясться, что почувствовал дуновение легкого ветерка, пронесшегося мимо меня и несущего тот же самый запах, что исходил из танка. Конечно, это было невозможно. В комнате не было окон. Но все равно осталось странное, неприятное чувство, как будто вы проснулись среди ночи, обеспокоенные дыханием какого— то существа, холодящего ваши щеки.
   Отец Антуан закрыл тяжелую дверь и запер. Затем он остановился, перекрестился и произнес молитву, которую я не слышал ни разу в жизни.
   — О, дьявол, — прошептал он, — ты, который не ест пищи, не пьет воды, ты, не пробовавший святого хлеба и не хлебнувший святого вина, останься там, я повелеваю тебе. О, ворота, не распахивайтесь от толчков демона, о, замок, не поддавайся, о, косяк, стой непоколебимо. До дня, когда Господь придет к нам, когда мертвые восстанут и будут жить среди живых, ею светлым именем, аминь!
   Старый священник вновь перекрестил себя, то же самое сделала Мадлен. Я горько пожалел, что у меня нет такой веры — веры, которая бы дала мне силы и подсказала слова, способные защитить от дьяволов ночи.
   — Идем, — скомандовал отец Антуан. — Вам необходимо выпиты кальвадоса перед тем, как вы отвезете мадемуазель Пассерель домой.
   — Не откажусь, — ответил я, и мы начали подниматься наверх, бросив последний взгляд на дверь, за которой находились останки демона.
   После того, как мы выпили и перекусили, я повез Мадлен по улицам Пуан— де— Куильи на ферму. Снег прекратился, и сейчас долина Орне лежала молчаливая и замерзшая, Холмы, окруженные рекой, казались засыпанными белой пылью. Взошла бледная луна, более яркая, чем в прошлую ночь, И серые поля запестрели темными отпечатками лапок птиц и животных.
   Я остановил машину у ворот. Мадлен накинула На плечи пальто и спросила:
   — Ты не хочешь зайти?
   — Может быть, завтра? Я обещал отцу Антуану сыграть с ним в шахматы. Думаю, он ждет меня.
   Она кивнула.
   — Я не знаю, как мне вас обоих благодарить. Тяжелый камень свалился с наших плеч, с нашей семьи.
   Я отвел глаза, чувствуя усталость от того, что мы сегодня совершили, — и моральную, и физическую. Мои руки болели от работы зубилом и молотком, и я почти физически ощущал те ужасные мгновения, которые пережил внутри танка.
   Я сказал:
   — Поблагодаришь меня завтра, когда я пойму, с какой стати ввязался в это дело.
   Она улыбнулась:
   — Мне кажется, американцы просто переполнены желанием помочь кому— то.
   — Да, они не любят пустой болтовни.
   Она потянулась ко мне, но в «Ситроене» был настолько маленький салон, что сидящие в нем были почти лишены возможности двигаться. Ее губы коснулись моей щеки, затем мы стали целоваться. И вдруг я сделал открытие! Оказывается, дочери фермеров в Нормандии — потрясающие женщины, ради них можно всю свою жизнь посвятить изгнанию демонов.
   Я спокойно сказал:
   — Я думал, французские девушки целуют только в щеку.
   Она взглянула мне в глаза и ответила:
   — Только тогда, когда награждают медалями.
   — Но не это же ты делаешь сейчас?
   Долгое время она ничего не отвечала, но затем произнесла:
   — Может быть, мсье, кто знает?
   Она открыла дверцу и ступила на снег. Так она постояла некоторое время, поглядывая на белую и безмолвную дорогу, затем заглянула в машину и спросила:
   — Так я увижу тебя завтра?
   — Конечно. У нас завтра будет очень много дел. Обзвонить священников в округе и избавиться от этих чертовых костей.
   Пар от ее дыхания поблескивал кристалликами в свете фар «Ситроена».
   — Спокойной ночи, Дан, — пожелала она. — И еще раз — спасибо.
   Мадлен захлопнула дверцу машины и пошла через засыпанные снегом ворота во двор фермы. Некоторое время я смотрел ей вслед, но она не оглядывалась. Я развернул машину и поехал к Пуан— де— Куильи, бросив один— единственный взгляд на громаду «шермана», белевшую под снегом, как гигантское насекомое.
   Библиотека с высокими потолками, до отказа забитая книгами в кожаных переплетах и писанными маслом портретами, была холодной. Поэтому, когда мы после обеда сели играть в шахматы, отец Антуан бросил в камин два длинных толстых полена. На столике стояли два стакана с коньяком «Наполеон». Разговаривая и не спеша играя, мы засиделись до полуночи.
   — Вы играете довольно хорошо, — заключил отец Антуан, объявив шах моему королю в третий раз. — Хотя видно, что у вас нет практики, вы играете слишком импульсивно. Перед тем, как сделаете ход, думайте и еще раз думайте.
   — Я стараюсь. Просто в моей голове очень много мыслей, помимо игры.
   — Вроде нашего демона? Так вы не думайте об этом.
   — Такие вещи очень сложно забыть.
   Отец Антуан взял понюшку табаку и церемонно положил в обе ноздри.
   — Дьявол питается страхами, мой друг. Чем больше вы боитесь его, тем страшнее он становится. Вы должны думать о том, что лежит в кладовке, лишь как об обычном мешке с гниющими костями, которые вскоре будут захоронены.
   — Хорошо, я постараюсь.
   Отец Антуан передвинул своего ферзя и откинулся на Кожаную спинку стула. Пока я смотрел на доску и обдумывал сложившуюся ситуацию, где, по— моему, назревал мат через три хода, он отхлебнул немного коньяку и сказал:
   — Вы удивлены, что демоны могут жить на земле? Имеют плоть, кости?
   Я поднял глаза. Священник смотрел в огонь, пламя отражалось в его очках.
   — Не знаю, — ответил я. — Похоже, что да. Я не верил в это, пока не увидел собственными глазами.
   Отец Антуан пожал плечами.
   — Это выглядит странно для меня. В нашем прагматическом веке, когда все ищут доказательств и подтверждений, нет места явлениям от религии, вроде демонов и дьяволов. И совершенно зря.
   — Да ну! Не так уж много людей когда— либо видели демонов.
   Отец Антуан повернул голову и серьезно посмотрел на меня:
   — Они тоже, наверное, были удивлены. Демоны и дьяволы выглядят как и все мы, и невозможно вычислить, сколько их ходит по земле.
   — А ангелов это касается? — спросил я. — Я имею, в виду, являются ли они нам?
   Отец, Антуан отрицательно покачал головой:
   — Ангелы не могут существовать в образе живых творений. Название «ангел» обозначает состояние высвободившейся энергии, и это, как правило, ужасно. Я знаю, что ангелы являются посланниками Бога и часто они защищают нас от угроз и от искушения Сатаны. Но мне известно о них слишком много, и поэтому я предпочитаю не встречаться с ними в моей жизни. Они просто ужасны.
   — Их можно вызвать, подобно демонам?
   — Да, но иным способом. Если вас интересует, у меня есть книга В библиотеке по заклинанию ангелов. Она была самой любимой книгой преподобного Тейлора, когда он находился здесь во время войны, вот что удивительно. Возможно, его заклинания для этого демона требовали противоположных по смыслу для защиты от Бога.
   Несколько минут мы сидели молча, пока я делал свой следующий ход на доске. На улице, за высокими окнами, вновь пошел снег, он уже засыпал, наверно, всю Северную Францию, делая ее холодной и неуютной. Восточный ветер гнал по небу низкие облака и приносил суровый зимний холод.
   Отец Антуан изучал положение фигур.
   — Интересная ситуация, — сказал он, в задумчивости покачивая головой. Но затем его костлявая, с пергаментной кожей рука подвинула ферзя к моему королю, и он заявил: — Вам мат.
   Одним ходом он уничтожил моего короля, и мне ничего не оставалось делать, как беспомощно поднять руки.
   — Учение мне дается нелегко. Никогда не играл в шахматы с профессионалом.
   Он улыбнулся:
   — Мы будем играть намного больше, если вы останетесь в Нормандии. Вы — достойный соперник.
   — Благодарю, — сказал я, зажигая сигарету, — но думаю, что мне больше пристало играть в бейсбол.
   Мы покончили с «Наполеоном», когда старые настенные часы пробили полночь. Поленья в камине догорели и рассыпались на угли, и нас окружала только безмолвная тишина особняка священника, находящегося в глубине зимней деревни, затерянной в холмах Нормандии. Отец Антуан заговорил:
   — Ваш поступок был поступком храброго человека. Я знаю, что Мадлен по достоинству оценила это. Я тоже. Сейчас сожалею, что за все эти годы среди нас не оказалось никого, кто решился бы сделать это.
   — Вы знаете, какие ходили слухи. Знаете пословицу «счастлив тот, кто не ведает» или «дуракам везет»? Если бы я знал о дьяволах и демонах столько, сколько знаете вы, возможно, я бы и близко к танку не подошел.
   — Все равно, мсье, я потрясен. И хочу надеть на вас распятие как защиту на эту ночь.
   Он снял большой серебряный крест со своей шеи и протянул его мне. Крест был тяжелым, с фигурой Христа. Я подержал его несколько секунд в руке, затем протянул обратно:
   — Я не могу надеть его. Он ваш. Вы так же, как и я, нуждаетесь в защите.
   Отец Антуан улыбнулся:
   — Нет, мсье. У меня много других предметов, которые могут защитить, и, помимо всего прочего, у меня есть мой Бог.
   — Вы полагаете, что это… ну, он может напасть на нас?
   Старый священник пожал плечами:
   — Невозможно предугадать поведение дьявола. Я до сих пор не знаю точно, что это за дьявол, хотя мы поняли, что, по— видимому, он — один из тех тринадцати демонов Руана. Он может быть и сильным, и слабым. Может быть мрачным, а может — яростным. Чтобы это выяснить, мы должны его семь раз проверить.
   — Семь проверок?
   — Семь древних проверок, которые покажут, что за дьявол явился из ада на землю, распространяет он свое зло в виде чумы или огня, дьявол он высшего ранга и творит большое зло или он просто незначительное насекомое, ползающее по земле.
   Я поднялся со стула и прошелся по комнате.
   — Вы боитесь? — спросил отец Антуан загадочно.
   Я помолчал, анализируя. Потом ответил:
   — Да, думаю, что боюсь.
   — Тогда встаньте здесь на колени, мсье, если хотите, и я помолюсь за вас.
   Я оглянулся. Он сидел у мертвого огня с озабоченным лицом. Я мягко возразил:
   — Нет, спасибо, отец. Сегодня я всецело положусь на мою удачу.

Глава III

   Я лежал на высокой зеленой кровати в маленькой комнате на первом этаже. Отец Антуан прислал мне белую ночную рубашку и белые носки, а также попахивающую пылью книгу копию «Заклинаний ангелов» в кожаном переплете, для чтения перед сном
   Мы пожелали друг другу спокойной ночи и расстались на втором этаже, где находилась спальня отца Антуана, и затем я направился по длинному низкому коридору в комнату, где мне предстояло провести ночь. Антуанетта, несмотря на бережливость отца Антуана, оставила наверху свет, и я был благодарен ей за это. Я пронесся по этому коридору так, словно по меньшей мере десять злых демонов гнались за мной, чтобы вцепиться мне в шею, закрыл дверь и запер ее на ключ.
   Комната была неплохой. Рядом с кроватью стоял дешевый деревянный шкаф с зеркалом, один из тех, в которые французы помещали свои куртки и кримпленовые пальто. В углу висел умывальник. В стене было круглое окно с видом на засыпанные снегом крыши Пуан— де— Куильи. Я вымыл руки грубым хозяйственным мылом, прополоскал рот водой и натянул на себя ночную рубашку отца Антуана. Я напоминал себе Стана Лаурела в одной из бесконечных серий фильма, где Лаурел и Харди должны были провести ночь в доме, полном опасностей.
   Пружины громко заскрипели, когда я опустился на кровать.
   Некоторое время я просидел не двигаясь, прислушиваясь к звукам в доме и снаружи, потом открыл книгу, данную мне отцом Антуаном, и начал читать.
   Мой французский был так плох, что чтение первой страницы заняло полчаса, это был длинный пролог от автора Анри Сент— Эрмина. Меня утомил его тяжелый стиль и словесные выкрутасы. Я с ним во многом был не согласен. Поэтому я отставил чтение и начал рассматривать гравюры.
   Я начинал понимать, что имел в виду отец Антуан, когда говорил, что ангелы ужасны. В книге были представлены разные типы ангелов: одни выглядели как сгустки света с распростертыми крыльями, другие были подобны сильным, гордым зверям. Некоторые ангелы вообще невидимы, они являются ночью в виде страшной бури и заглядывают в дома испорченных злых людей. Под картинками было соответствующее пояснение, где говорилось о предназначении каждого типа ангелов, как будто речь шла об устройстве какой— то сложной машины. В одной из подписей разъяснялось, например, что этот ангел приходит в виде облаков, которые превращаются в лицо того, кто грешил и искупил свои грехи.
   Снаружи церковные часы пробили два, я закрыл книгу, выключил свет и решил уснуть. В темноте, казалось, дом был более живым, чем при свете, — что— то щелкало и поскрипывало наверху на чердаке, слышался чей— то кашель и хрипы, как будто старая женщина, страдающая астмой, ждала своей очереди, в приемной врача.
   Я спал минут десять и проснулся от громкого тиканья моих часов на тумбочке. Дом был спокоен, и сон быстро вернулся ко мне. Снилось, что я открываю последовательно все двери в мрачном здании, и за каждой дверью меня ожидало нечто ужасное. Я с трудом заставлял себя прикоснутся к каждой следующей дверной ручке и повернуть ее, но у меня было ощущение, что я обязан непременно выяснить, что там. Открыв последовательно одиннадцать дверей, я увидел низкий коридор. В самом конце его, спиной ко мне, стоял кто— то маленький, как ребенок. Я медленно двинулся по коридору, чтобы посмотреть, кто же там находится, будучи при этом абсолютно уверенным, что это нечто ужасное. Но мне хотелось выяснить все до конца, и потому я продолжал идти.
   Когда я приблизился, маленькая фигурка повернулась ко мне, и я увидел лицо, вытянутое, как у козы, с ухмылкой и ужасными желтыми глазами. От испуга я проснулся и сел на постели, запутавшись ногами в ночной рубашке, весь дрожащий и в поту. Как раз в это время часы пробили три.
   Я включил ночник и встал с постели, прислушался, но в доме, казалось, было тихо. Может быть, события этого дня сделали меня таким впечатлительным. Я подошел к двери и прижался ухом к дереву, но услышал только бьющиеся о стены порывы ветра, завывающего вокруг дома, тонкое позвякивание оконных: рам и обычный скрип половиц.
   Дом был словно старый корабль, тяжело плывущий по черному безмолвному океану.
   Вдруг некий голос прошептал:
   — Мсье…
   Я отшатнулся от двери. Я был уверен, что голос раздавался из— за двери. Это был сухой, тонкий голос, голос евнуха. Я подался еще назад, ища опоры, нащупывая кровать, когда голос вновь позвал:
   — Мсье…
   Я спросил сухим голосом:
   — Кто там? Это вы, отец Антуан?
   — Конечно, — ответил голос, — кто же еще?
   — Что вы хотите? Уже поздно…
   — Это мой дом. Я гуляю там, где мне хочется.
   Я уже догадывался, кто это.
   — Послушайте, — сказал я, — думаю, что вы — не отец Антуан.
   — Ну а кто же еще может быть?
   — Не знаю. Вельзевул?
   Голос хихикнул:
   — Возможно, но ты должен открыть дверь, чтобы в этом убедиться…
   Я в ужасе ждал; сердце мое бешено колотилось. Из— под двери послышались фыркающие звуки, и голос вновь позвал:
   — Мсье…
   — В чем дело?
   — Откройте, мсье. Я должен показать вам кое— что.
   — Я не хочу, спасибо. Послушайте, я уже лег спать, мы поговорим утром.
   — Вы боитесь, мсье?
   На этот вопрос я не ответил. Что или кто бы там ни был, я не хотел, чтобы он увидел, до какой степени я напуган. Я осмотрел комнату в поисках какого— нибудь оружия и на конец обнаружил дешевый подсвечник на книжной полке. Он был не слишком тяжелым, но с ним я почувствовал себя увереннее.
   Голос вновь заговорил:
   — А девушка хорошенькая, да?
   — Какая девушка?
   — Мадлен.
   — А не могли бы мы поговорить об этом завтра? Я устал. И как бы там ни было, я хочу знать — кто вы.
   Голос засмеялся:
   — Я сказал тебе. Я — отец Антуан.
   — Я не верю вам.
   — Ты не веришь, что священники наслаждаются сексом, как и все остальные? Ты не веришь, что, когда я смотрю на Мадлен, я могу думать об ее теле? Она меня возбуждает, мсье. О да, она возбуждает меня, как коза в период течки. Ну, а ты ничего подобного не испытываешь?
   Это привело меня в бешенство. Я сделал шаг к двери, пнул ее изо всех сил и заорал как можно громче:
   — Убирайся! Быстро убирайся отсюда! Я не хочу слушать!
   Последовала пауза. Звенящая тишина. Я на минуту подумал, что это исчезло. Но затем оно заговорило сладким, страстным тоном:
   — Я напугал тебя, да? Я действительно напугал тебя?
   — Ты не напугал меня ни капли! Ты просто мешаешь мне, спать!
   Я ощутил ветерок, который пронесся от двери, и явственно почувствовал уже знакомый гнилостный запах. Но, возможно, это просто показалось. А если это сон? Но нет, я стоял, запутавшись в ночной рубашке, и в чертовых вязаных носках, сжимая блестящий медный подсвечник и отчаянно надеясь, что тот, кто стоит за дверью, там и останется. А еще лучше, если он оставит меня в покое.
   — Мы должны поговорить, мсье, — произнес голос.
   — Думаю, нам не о чем говорить.
   — Ну как же! Мы должны побеседовать о девушке. Разве ты не хочешь посидеть часок— другой и поговорить о ее грудях, ягодицах, а возможно, и о сексе?
   — Убирайся отсюда! Я не желаю слушать!
   — Будешь. Ты наслаждаешься. Ты полон страха, но все равно наслаждаешься. Мы должны поговорить о нитях, которыми женщина связана с различными животными и рептилиями. Более того, о чертовском наслаждении! Мы не можем обойтись без этой женщины…
   Дрожа я плюхнулся на кровать. Нагнулся и нащупал под кроватью книгу для заклинания ангелов, а также выудил локон, который мне дала Элоиза, как защиту от дьяволов и демонов.
   Я поднял книгу и твердо произнес:
   — Я приказываю тебе — убирайся отсюда. Если ты не исчезнешь, я призову ангела убрать тебя. Неважно, что это сопряжено с опасностью, все равно я сделаю это.
   Голос хмыкнул:
   — Ты сам не знаешь, что несешь. Вызвать ангела! С каких это пор ты стал верить в ангелов?
   — С того момента, как поверил в существование дьявола.
   — А ты думаешь, что я дьявол? Я докажу, что ты не прав. Просто открой дверь, И я сумею убедить тебя.
   Я держал книгу, поднятую вверх.
   — И не подумаю. Если хочешь поговорить, давай сделаем, это утром. Но сейчас я требую, чтобы ты ушел. Меня не волнует, отец Антуан ты или нет. Убирайся!
   Последовало долгое и выразительное молчание. Затем я услышал щелкающие звуки. Я не понял, что это такое, но когда глянул на дверь, то к своему ужасу увидел, что в замке медленно поворачивается ключ.
   Мое, горло пересохло. Я сжал подсвечник и занес его над головой, готовый ударить любого, кто посмеет зайти. Ручка пошевелилась. Дверь открылась, и густой отвратительный запах распространился по всей комнате.
   В коридоре было абсолютно темно. Дом скрипел и вздыхал.
   Я ждал, сжав подсвечник, но ничего не происходило. Никто не появился, никто не разговаривал.
   — Вы здесь? — спросил я.
   Мне никто не ответил. Я хмыкнул, и этот звук показался мне оглушительным. Я шагнул к двери. Может быть, он ждет, когда я выйду? В конце концов, демон — это всего лишь демон, и только. Был только голос в ночи, отвратительный голос. Только шепот в старом танке. Ничего, кроме полусгнившего мешка костей, который отец Антуан запер в старой кладовке.
   Я потянулся к косяку. Лучше всего было бы выпрыгнуть на середину коридора. Тогда то, что, спряталось за дверью, отпрянет и у меня будет возможность ударить первым.
   Я спросил громко:
   — Вы там? Отвечайте!
   Молчание. Было так тихо, что я услышал даже тиканье часов на тумбочке. Я прочистил горло.
   Перехватив поудобнее подсвечник в руке, я выскочил в дверь на середину коридора и огляделся, готовый начать борьбу.
   Но коридор был пуст. Я почувствовал дрожь, от страха и от облегчения одновременно.
   Сейчас следовало спуститься вниз и проверить, в порядке ли отец Антуан. В конце концов, если угрожали и ему, если открыты все замки в доме, то и его дверь должна быть открыта. Я подтянул носки, которые уже совсем сползли, и направился по темному коридору к лестнице.
   Я начал спускаться. Моя ночная рубашка издавала мягкий шуршащий звук, задевая ступени. Один раз я даже остановился, прислушиваясь к этому необычному звуку. Настенные часы внезапно пробили полчаса. Я вздрогнул. Когда они замолкли, вновь воцарилась тишина. Я направился к спальне отца Антуана.
   В коридоре была абсолютная темнота. Но я ощущал, что кто— то только что прошел здесь, мне почудилось легкое колебание воздуха. Я старался ступать как можно тише, но собственное дыхание казалось мне оглушающим, а доски пола противно скрипящими.
   Я прошел уже половину коридора, когда вдруг увидел что— то в дальнем конце. Я остановился и пригляделся. Но сколько ни напрягал зрение, определить, что там стоит, было трудно. Это очень напоминало ребенка. Существо стояло спиной ко мне, уставившись в маленькое окошко, выходящее на засыпанный снегом сад. Я замер. Ребенок — наверняка иллюзия, не более чем странная игра света и тьмы. Но после пройденных еще тридцати футов он стал казаться вполне реальным, и я сразу представил, как это существо оборачивается ко мне. На мгновение открылось лицо, вытянутое, как у козы, с ужасными желтыми глазами.
   Я сделал осторожный шаг вперед. Фигура с расстояния одного ярда была отчетливо видна. Она стояла не двигаясь, не оборачиваясь, не говоря ни слова.
   Я приблизился на шаг, затем еще на один и спросил:
   — Это вы?
   Фигура казалась объемной и реальной, но, когда я подошел еще ближе, склоненная голова оказалась тенью от верхнего угла рамы, а маленькое тело — причудливой игрой света, отраженного от снега за окном. Я почти подбежал к окну, чтобы удостовериться, что там никого нет.
   Я еще раз огляделся, хотя уже был уверен, что это обман зрения. Предчувствия и страхи настолько замучили меня, что я уже галлюцинировал. Вернувшись к спальне отца Антуана, я осторожно постучал в дверь.
   — Отец Антуан? Это Мак Кук.
   Ответа не последовало. Через некоторое время я постучал, вновь.
   — Отец Антуан? Вы проснулись?
   Молчание. Я толкнул дверь. Она оказалась незапертой.
   Я уставился в темноту спальни. На одной стене смутно виднелось множество церковной утвари и громадная фигура Христа. Дубовая кровать стояла у дальней стены, и я явственно видел белую руку на одеяле и седые волосы на подушке.
   На цыпочках я дошел до середины комнаты и остановился в нескольких футах от кровати. Он лежал спиной ко мне, и на первый взгляд все было в порядке. Я начал думать, что страдаю от ночных кошмаров и бессонницы и мне давно уже пора идти спать. Я прошептал:
   — Отец Антуан…
   Он не обернулся, но ответил:
   — Да?
   Я крепче сжал подсвечник. Это звучало как голос отца Антуана, но вроде бы и нет. Он был каким— то сухим, сардоническим, похожим на тот, что я слышал наверху. Я подошел еще ближе к кровати и постарался заглянуть в лицо.
   — Отец Антуан! Это вы?
   Пауза. Отец Антуан рывком поднялся на постели, словно его тело подкинула вверх мощная пружина, повернулся ко мне лицом — с остекленевшими глазами. Волосы на голове были взлохмачены. Он сказал тем же, не свойственным ему голосом:
   — В чем дело? Почему вы меня разбудили?
   Я почувствовал какую— то фальшь и пугающую неестественность всей этой ситуации. Он сидел на постели в белой ночной рубашке, и казалось, что его фигура не подвластна гравитации, не подвластна ничему вообще. Его поведение, обычно спокойное и неторопливое, очень изменилось. В нем не осталось ничего от того старого священника, которого я знал. Казалось, в него вселилось нечто странное, глаза смотрели на меня так, как будто кто— то находился позади и разглядывал меня сквозь него.
   Я отшатнулся.
   — Наверное, я ошибся. Просто ночной кошмар, вот и все.
   — Ты испуган, — сказал он. — Я вижу, что испуган. Но почему?