Людмила Матвеева
Успешный бизнес в 6 «Б»
В это утро Оля пришла в школу рано. Когда дома неприятности, лучшее в мире место – класс. Со всеми примочками и ехидством, весельем и дуростью. Класс отвлекает от грустных мыслей. Не уроки, конечно, а вот такой, полупустой и тихий. На окнах кактусы, за окнами зима.
Оля сидит и думает свою печальную думу. Народ потихоньку собирается.
– Оля, ты чего киснешь? – Агата улыбается ясной улыбкой. Настоящая подруга, все поняла без слов. – С Артемом поругалась? Мальчишки вечно людей расстраивают.
– Не ругались, мирно расстались. Но вообще настроение фиговое. – Оля вздохнула, сунула палец в рот, а потом написала на парте слюнями: «Артем».
– А у меня бывает фиговое, только если с Лехой раздрай – скандал или ревность. Да и то начала привыкать и в голову не брать. Он же со мной раза два в неделю ссорится, а то и три.
– У меня другие переживания, – жалуется Оля, – финансовый кризис.
– Ага! Мама денег не дает! – Агата сразу поняла и успокоила: – Моя тоже стала жадничать.
– Во-во! – Оля слегка утешилась, не у нее одной такие неприятности. – Она сегодня сказала: «Я не олигарх, каждый день давать тебе деньги на всякие капризы». Ну? Не хамство?
– Оля, не расстраивайся. Есть сто два способа выпрашивать у мамы деньги.
– Ну ты даешь! Сто два! Назови хоть один!
– Например, обещать стать круглой пятерочницей!
– Ха! Моя все наперед угадывает, научилась! Подлизываешься, намекаешь тонко, а она сразу спрашивает: «Чего тебе надо? Опять денег? Что-то ты многовато тратишь».
– Вот-вот! Я своей льщу мелкой лестью, пятерку свою единственную за всю неделю ей тычу, пиарю себя вовсю: «Я самая умная в классе. Я самая послушная на уроках, самая тихая на переменах».
– И я ей пятерку впариваю, – Оля вздыхает, – и про дисциплину напоминаю – я самая дисциплинированная девочка.
– А она? – смеется Агата.
– Она не мать, – Оля стукнула кулачком по парте, – она следователь. Говорит: «Ты прогульщица и халтурщица». – «Откуда ты, мама, знаешь?» – спрашиваю. – «Ты моя родная единственная дочь, я про тебя все знаю. Или догадываюсь». – «А если я такая единственная дочь, не жалей для меня денег». – «Не будь наглой, не хитри. У меня лишних денег нет».
– Моя тоже стала каменная, – кивает Агата, – а характер железный. Говорит твердо: «Кот у тебя слишком прожорливый, и на себя тратишь глупо – покупаешь всякую ерунду». И все мои пиарские штучки кончаются жалкой десяткой. Ну что такое десятка, Оля, в наше время? Обиднее всего знаешь что?
– Что? – Оля вникает в Агатины слова – легче становится, когда не только твоя мама жадина.
– Обидно то, что моя мама совсем не жадная! Всю эту муть она вывозит в воспитательных целях! Она ограничивает меня в деньгах, чтобы я росла скромной и не транжирила деньги по пустякам. Это разве воспитание? Я же тогда наоборот становлюсь невоспитанной, нескромной, пристаю и достаю.
Оля печально закатила глаза и вздохнула так сильно, что с парты слетела тетрадка по математике.
Все прислушивались к их разговору, математичка все не шла, разговор о финансовых проблемах продолжался.
Все молчали, но Агата заметила – многие согласны с ней и с Олей: все мамы ведут себя как жадины. Дети не могут себе позволить купить все необходимое.
Оля подобрала с пола улетевшую тетрадь и сообщила:
– Моя нудит: «Ты живешь не по средствам, слишком широкий размах у тебя, Оля. Живи скромнее». Ей хорошо говорить, она почти ничего не покупает, только еду, одежду, обувь. Ну еще косметику себе хорошую. И все! А мне новый диск Петрушечки надо? Или, может, не надо? И маечку с птичками-синичками, как у Ленки-ашницы, надо? Или, может, не надо? А уж на корм животным тем более необходимо, они не на диете, у них аппетит огромный. Один кролик Крошка может за раз слопать кочан капусты. А морские свинки? Даша и Саша, их двое. Но скоро у них будут морские поросятки, не знаю, сколько их родится – трое, пятеро. А еще у меня живет карликовый заяц, его зовут Мелкий, но ест он вполне крупно. Всем есть надо? Или, может, не надо? – Оля сама не заметила, как перешла на скандальный тон, голос стал громче и противнее, как будто мама могла услышать Олю. Но опомнилась – мама была далеко, на работе. Оля опять печально посмотрела на потолок, как будто там, на потолке, были ответы на ее трудные вопросы. Но на потолке, как на любом потолке обычного школьного класса, ответов не нашлось. Там Оля видела лишь лампы, которые светили в это хмурое зимнее утро. И больше ничего не светило голубоглазой девочке Оле. И Агате, ее приятельнице, не светило ничего. Да и всем другим, похоже, не светило.
– Выход единственный, – вмешалась в разговор Варвара, – хватит унижаться и клянчить! Мы взрослые люди! Правда, Сережа?
Сергей кивнул и обнял Варвару за плечи. Он проворчал:
– О трудных подростках без конца трындят родители, а о трудных родителях помалкивают!
– Потому что сговорились! – Барбосов тоже, значит, страдает. – Сговорились!
Агата достала из кармана кошелек, заглянула – там лежала десятка, это было очень немного.
– Сговорились, блин, – Барбосов страдает от своих мамочки и папочки. Тем более отец у него поддает чуть не каждый день, а мама ругается с отцом и дерется. – Денег ни фига не допросишься! – Барбосов не сказал «ни фига», он употребил более крепкое выражение. Но никто не обратил на это внимания: в серьезных разговорах не так уж важна форма выражения чувств и мыслей. Важна суть. И эту суть должен был кто-то высказать. Вот-вот кто-нибудь скажет самое важное слово, помогающее найти выход из финансового кризиса шестого «Б». Это всегда чувствуется: приближается решение проблемы.
Агата оглядывала лица: Олино – раскрасневшееся от возмущения, Барбосова – сердитое и непримиримое, Лехи – готовое к драке с кем придется. Нужное слово произнес Сергей. Он перестал обнимать Варвару и сказал, обращаясь ко всем сразу:
– Надо создавать свой бизнес. Малый и средний. Все!
– Идея носилась в воздухе, – важно поддержал Гриша, – другого выхода нет.
– Ага! Или клянчить, или зарабатывать!
– Бизнес на двоих! – Барбосов думал о своем мотоцикле – он послужит в этом деле.
– На двоих! – Надя-Сфинкс думала о них с Барбосовым и о мотоцикле. И никого больше она не собиралась подпускать близко к их с Барбосовым делу, малому или среднему.
– На двоих, – весело повторяла Оля, – это сближает!
Впервые за это утро Оля повеселела, глаза засветились ярким голубым светом.
Математичка Клизма все не приходила, хотя в других классах первый урок шел полным ходом.
– Мы станем богатыми, – пищала Варвара, – и мамы будут просить у нас деньги!
– А ты не поделишься с мамой? – с интересом спросила Агата.
– Подумаю! – Варвара вспомнила, как мама вчера врезала ей за похищенную дорогую косметику. И кричала: «Тратишь, как маляр – не умеешь краситься, а хапаешь!»
– Главное – придумать бизнес, – разумно охладил всех Гриша. Самый умный в шестом «Б» всегда прав, но иногда это неприятно.
– Какой ты скучный, Гриша, – отмахнулась Агата, – придумывать бизнес долго, а мечтать так весело. Когда я стану богатой, буду каждый день ходить в кафе «Бурый Миша» и есть мороженое порций по пять.
– Ангина – опасная болезнь, – Оля ехидно улыбнулась, – от нее может заболеть сердце, а для любви сердце очень нужно.
– Бизнес – это независимость! – заорал эмоциональный борец Леха. – Да здравствует свобода слова! – И вскочил на парту. Леха иногда забегает на митинги, он любит носиться не только по Лунному бульвару, а и по всему городу. – Двенадцать лет – здоровые подростки! Свой бизнес создадим! Правда, Агата? – Он готов на любые подвиги, только бы рядом была Агата.
– А какой, Леха? Бизнесы на каждом шагу, но многие прогорают. Вон у нас на первом этаже открыли магазин «Одежда-надежда» – через два месяца магазинчик накрылся. И все девицы-продавщицы стали парикмахерами. Босоножки и джинсы из магазина убрали, поставили зеркала – стригут. Плохо, но уверенно...
Это был очень долгий и очень важный разговор. И так удачно совпало – математичка Клизма не пришла на урок. Важный разговор прерывать ради какой-то математики – это было бы неправильно.
Выяснилось, что многие давно обдумывали идею создания своей фирмы. Сегодня они кричали наперебой:
– Буду репетитором! По английскому!
– Привет! Ты же английский не волокешь, еле-еле тройка!
– А я буду учить тупых за маленькие бабки. Все англичанки обдирают родителей на большие бабки, а тупые дети ко мне прибегут! – Варвара давно вынашивала эту идею. Ей казалось, что все продумано до мелочей. – Я к ним придираться не буду ни грамма, они за это будут меня ценить и любить и другим скажут: «Идите к Варваре – классная репетиторша, не прикалывается, не достает со своим английским». И у меня будет много учеников и много денежек!
– А мы будем за бабки на мотоцикле возить! – Надя-Сфинкс разошлась. – На вокзал срочно, в кафе не так срочно. А некоторых просто покататься! Наш мотоцикл быстрее и громче любой машины!
– «Наш мотоцикл», главное дело, – Лидка любит всех на каждом шагу выводить на чистую воду, – он не ваш мотоцикл, а Барбосова мотоцикл!
Барбосов толкнул Надю-Сфинкса, она отлетела к стене:
– Болтает Сфинкс отстойный нашу коммерческую тайну! Ты, Сфинкс, хреновый компаньон! – Он плюнул. Правда, не на нее, а в сторону. Как-никак у Барбосова к Наде-Сфинксу пламенная любовь.
Надя не обиделась, она мирно сказала:
– Больше не буду, Барбосик, разглашать коммерческие секреты.
Лидка Князева от важности говорила басом, почти как Экстрасенсиха:
– А у меня давно свой бизнес – гламурные журналы «Тетя», «Мотя», «Пудра», «Лахудра».
– Скажи, Князева, всю коммерческую тайну! – Леха любит заводить Князеву, это у него вредность. А может, другое чувство – никто не знает, да Леха и сам не знает. – Из своего фонда беспризорников натырила?
Надя-Сфинкс тоже не дает Лидке важничать:
– Фонд, главное дело! Журналы, главное дело! Бизнес требует затрат! А не тырить журналы гламурные!
Клизма все не приходила, шум стоял на всю школу.
Тут в класс заглянула завуч Оксана Тарасовна.
– Тише! – очень громко крикнула она. – Если не уйметесь, я сама лично дам вам урок!
– А нам, Оксана Тарасовна, химию изучать рано, – Агата вежливо улыбалась, – мы же еще маленькие.
– Молчать! – рявкнула Оксана. – Маленькие они! А крик такой, что на улице слышно, это что? Математичка звонила, она ушла в ветеринарную поликлинику. У нее кот зачихал. А там наверняка очередь.
– Учитель тоже человек, – кротко, скрывая ехидство, сказала Агата, – кота она жалеет.
– Рыжик тоже может заболеть, – добавила Оля.
– Мы будем сидеть тихо! – прокричал шестой «Б».
Оксана заткнула уши. Она постаралась поверить этой наглой неправде и ушла, хлопнув дверью. Этим хлопаньем она надеялась их устрашить.
К вечеру на Лунном бульваре все продолжали строить великие планы. Даже пес Степа не привлекал внимания шестиклассников. Агата небрежно поглаживала его кудрявую спину, а сама говорила Лехе:
– Любой бизнес надо хорошо придумать. Я, Леха, в тебя верю. Ты изобретательный.
– Все девчонки к мальчишкам подлизываются, – опять всех баламутила Лидка. Ее никто не любит, терять ей нечего, – Сфинкс к мотоциклу присоседилась, а он Барбосова, не твой, Наденька-Сфинксик!
– А я его девочка! – разъярилась на Лидку Надя. – У нас с ним много общего, правда, Барбосик? А ты, Князева, успокойся, до шестого класса дотащилась, а никто тебя не любит, нет любви. Вот ты и злишься.
– Моя любовь впереди, – не унималась Лидка, – а Барбосик твой, твой, кто же спорит? Но сегодня он твой, а завтра у него будет другая девчонка. Все может быть, Сфинкс.
– Другая? Уж не ты ли? – Надя пошла на Лидку, глаза сузила, щеки красные.
Лидка завизжала:
– Что такое я сказала? Все разговаривают, и я разговариваю! Всем можно, а мне почему-то нельзя!
– Потому что ты зануда корявая, – Надя кипит, – все, что скажешь, всегда не в кассу. И журналы твои отстой! «Клава», «Халява», «Зоя», «Помоя»! Читает она, главное дело! А где успех?
– Успех у меня есть, только я им не пользуюсь! – Идиотские слова Князевой развеселили всех. Громче других хохотал пес Степа. Скамейки Лунного бульвара дрожали, как при землетрясении.
Вдруг Агата стала серьезной, даже грустной.
– Агата, ты что? – Леха сразу все замечает. Может быть, это и есть любовь?
– Вспомнила один случай, – Агата улыбается, а глаза грустные.
Все было обыкновенно. «Мама, дай мне денег, – попросила Агата, – в Доме культуры концерт классный. Дашь?» Агата специально называет клуб «Ватрушку» Домом культуры, чтобы мама проявила отзывчивость. Ребенок стремится к интеллигентности, а не тусуется на громких отвязных вечерах группы «Бом-бим-бам» или «Зеленая селедка». «Мама, дашь денег?» – очень ласково обняла маму Агата. Но мама ответила не так уж ласково: «Я одолжила деньги тете Вере до зарплаты, ей очень нужно купить теплые сапоги. Без „Ватрушки“ жить можно, а без сапог моей подруге холодно». – «Для подруги нашлись деньги, а для родного ребенка не нашлись», – Агата завела тогда волынку, хотя все прекрасно понимала. Тогда мама рассердилась: «Подруге за квартиру платить, а родной ребенок перебьется – сыт, обут, одет красиво, – мама помолчала и добавила (часто в таких добавках и есть самое главное): – А ты, родная моя дочь, не выручила бы свою подругу?» – «Выручила бы, не волнуйся, мама. Но не из последних денег», – Агата зловредно ухмыльнулась. «Улыбочки твои насквозь ехидные, – засмеялась мама, – я же верю: ты растешь хорошим человеком. Прикол твой я разгадала. – И добавила задумчиво: – Бываешь противной, но это возраст, со временем пройдет».
Агата вспомнила этот вечер, они с мамой поняли друг дружку и в согласии поужинали. Но осадок оставался – денег Агата не выпросила, а они были нужны. И на следующий день Агата начала операцию «Добыча». Она больше не станет посвящать маму в свои планы, она добудет денег и пойдет на концерт и тусовку в «Ватрушку» и послушает группу «Катастрофа». И еще купит наконец сапожки, как у биологички Розы – каблучок невысокий и модный...
Сейчас, на бульваре, Агата опять вспомнила мамины довольно обидные слова: «Сапоги у тебя почти новенькие, носи и не хлопочи». – «Если они тебе нравятся, мама, возьми их и носи. Мне не жалко».
Почему-то свои хамства мы быстро забываем, а то, что нас задело, помним и жалеем себя вовсю. Хотя в том разговоре Агата затронула больную тему: у мамы нога на два номера больше, Агатины сапоги ей заведомо малы. Разве маме приятно об этом вспоминать? Но дочь безжалостно напомнила.
Мама не рассердилась, дочистила картошку, вымыла, поставила варить и сказала: «Агатище, веди себя скромнее, ты и так одета и обута стильно. – И неосторожно добавила: – Не могу же я ради твоих капризов нищенствовать в метро. Говорят, нищие – богатые люди. Может, вранье».
Эти слова запали в голову Агаты. Она вспомнила их на Лунном бульваре, но Лехе решила не говорить – нищие необаятельны, а перед Лехой ей хотелось выглядеть обаятельной, красивой и классной.
Агата отмахнулась:
– Ничего такого, Леха, просто так, магнитная буря. – И стала гладить по голове Леху, Степу и просить: – Степа, расскажи анекдот, умный пес.
– Нет настроения, – огрызнулся вдруг добродушный Степа, – магнитная буря.
– Я рассказу, – предложил Леха и рассказал: – «Встретились хомячок и крыса. Крыса спрашивает: „Почему тебя дети любят, а меня боятся?“ – „Все дело в пиаре“, – гордо ответил хомяк.
Все смеются громко. Нравится современное слово «пиар», и вообще смешно. Да и приятно похохотать, побыть несерьезным и легкомысленным. Никто и не заметил, что Агата, которая только что смеялась тут, рядом с ними, тихонько отошла в сторонку и быстро убежала. Даже Леха не обратил внимания.
...Агата никому не сказала об операции «Добыча», это было ее отдельное решение, она займется бизнесом в одиночку. А подтолкнули ее к такому решению случайные слова, сказанные мамой. Всегда человека что-то подталкивает на важный поступок. Иногда и слова, произнесенные между прочим.
И вот Агата спустилась в метро, встала в переходе, скроила жалобную мордочку и завела писклявым, довольно фальшивым голосом:
– Помогите, кто чем может. Я нездешняя, беспризорная, мама пьет, я голодная. – Агата мысленно представила свою маму – красивую, уважаемую журналистку, работающую в очень престижной редакции. Но отогнала образ мамы и продолжила громко ныть: – А в беспризорном фонде все раскрадывают – одежку, консервы, даже полезные гламурные журналы. Нам, бедным детям, ничего не достается. Сами едят шоколад и тортики. Ребенка каждый может обмануть...
Замедлила шаг женщина, достала из сумки батон, отломила горбушку:
– Покушай, деточка, свежий хлебушек. Хотя одета ты богаче меня, но ешь, не жалко.
Агата съела горбушку, хотя это было не то, что ей нужно. Денег никто не подавал.
Тут подошел мальчишка на вид лет двенадцати:
– Это ты классно придумала! Привольно! Я тоже буду клянчить. А чего? Чем я хуже? – Он состроил несчастное лицо и завопил на весь длинный переход: – Мы брат и сестра, а мама у нас легкого поведения! Она нас бросила на произвол судьбы, на все четыре стороны! – Он кричал весело, а морду корчил печальную. – Подайте скорее! Помогите материально! – Потом шепнул Агате: – Ты на что собираешь? На «Ватрушку», наверное? Угадал! Там увидимся вечером! – И опять обратился к народу: – Мы на Лунном бульваре ночуем с сестрой! Холодина, блин! Не проходите мимо!
Люди видели, что он дурачится, но подавали с улыбкой. Хотя и редко. Агата поняла лишний раз: любое дело надо делать с улыбкой и не грузить других своими рыданиями и трудностями.
Хорошо одетые дети не внушали жалости, но все-таки часа через два удалось набрать на билеты в «Ватрушку».
– Я Савелий, – гордо произнес мальчишка необычное имя, – мне на музыку пора, на скрипке, блин, учат родители отстойные! Я побежал. А тебя как звать? Агата? Красиво. А на самом деле небось Маша? Ну привет!
Савелий умчался, и тут к Агате подошел здоровенный дяденька:
– Вали отсюда, а то я тебя закажу.
– Как закажете? – в первую секунду растерялась Агата.
– Холодный труп будет валяться в парке. Отсюда вали, это наша точка. Весь переход наш, нам чужих не надо! А деньги отдай по-хорошему! – багровое лицо, багровый кулачище перед Агатиным носом.
Она отодвинулась:
– Скажите, пожалуйста, – вежливо спросила она, отводя кулак от своего лица, – вы мафия?
– А как же! Нищие – самая большая мафия. А вернее – корпорация!
– Корпорация? Это как адвокаты, как репетиторы?
– Адвокаты-прокуроры, блин! Они-то как раз мафия! Отвали и заглохни!
Агата стала пятиться, но любопытство у некоторых людей очень сильное чувство. Оно побеждает страх перед багровым кулаком, перед холодным трупом на любимом бульваре. Сильное любопытство иногда побеждает даже здравый смысл. И она опять шагнула к здоровенному дядьке:
– Значит, правду Суворовна рассказывала – вы заставляете бедных деток просить деньги? А после отбираете все до копейки? И вам не стыдно?
– Не стыдно, – он захохотал, – стыдно, у кого видно! – вспомнил он идиотскую поговорку своего далекого глупого детства. – А у меня ничего не видно! Ха-ха-ха!
Агата набралась смелости:
– Деньги не отдам! Я их честно выпросила! Мне они самой нужны! – Агата зажмурилась, чтобы не видеть страшной морды, злобной и наглой.
– Нужны? У мамки проси! Вас мамки балуют. – Он схватил ее за шиворот и затряс. Мимо спешили равнодушные люди, Агата приоткрыла один глаз, увидела этих мужчин, женщин, детей. Даже два милиционера прошли совсем рядом с Агатой и злодеем, мирно разговаривая о своем. Они смеялись и не взглянули на здоровенного дядьку, который безжалостно тряс за шиворот хрупкую интеллигентную девочку. Один милиционер сказал другому:
– Да ну? Врешь!
Другой ответил:
– Ну да! Не вру.
Агата пискнула:
– Милиция! – И сама себя еле услышала, ворот куртки врезался в горло.
– Ха-ха! У нашей корпорации вся милиция схвачена! И ОМОН! И другие силовые структуры! – Он повыше приподнял Агату над полом, курточка затрещала.
– Отпустите по-хорошему, – брыкалась она.
– Бабки отдай – отпущу! Все до копейки из принципа отберу!
Агата поняла, что не отбрыкается, она зажмурилась посильнее и заверещала:
– Помогите, кто чем может! Не проходите мимо! Он мне угрожает!
Все проходили мимо. Это было так несправедливо, что Агата всхлипнула. Это не помогло.
И тут появился человек, он прыгнул к злому мужику, оторвал его от тоненькой девочки Агаты и грозно крикнул:
– Вали отсюда, нищий гад! Я борец высшего разряда, могу замочить тебя одним ударом. Нам не разрешают драться – бьем насмерть! На поражение, понял?
– Вольная борьба, блин! Развели террористов! – Дядька стал уходить. Он не желал удара на поражение и по лицу борца понял: не шутит.
Наглые и злые часто трусливы.
Этот вольный борец был, конечно, Леха. И никакой здоровый мужик ему не страшен, когда надо спасать свою любимую Агату, красивую, нежную девочку. Леха испытал любовь и ласковые чувства. Поэтому он рявкнул:
– А ты дура ненормальная! Совсем безбашенная! Придумала бизнес, блин! И не посоветовалась, главное дело.
Агата рассмеялась. Открыла глаза и увидела, что этот отважный, бесстрашный человек – Леха! Самый настоящий Леха! Он появился в нужное время в нужном месте. А иначе неизвестно, чем закончился бы весь этот кошмар. Леха крепко и сердито схватил Агату за руку и увел из опасного места на Лунный бульвар.
Они шли среди скамеек со старушками, перед ними были спокойные дорожки, по которым спокойные бабушки и мамы катили нарядные детские коляски. Бегали породистые, ухоженные собаки. Кое-где мелькали шестиклассники, у них всегда есть дела на Лунном бульваре – встретиться с другом, подраться с врагом или посплетничать о чем-то важном.
– А с каким ты парнем, Агата, вместе нищенствовала? Мне плевать, конечно. Просто интересно – кто он такой? Не успеешь отвернуться, а она уже с нищим познакомилась.
– Леха, – засмеялась она, – он вовсе не нищий! Ему на «Ватрушку» денег не дали дома! И мне не дали! И он решил заработать своим трудом. И я решила своим трудом.
– Родство душ! – криво усмехнулся Леха – такая Лехина улыбка не предвещала ничего хорошего. Он злился и ревновал. – Как его хоть звать? – грозно спросил Леха.
– Не знаю, откуда я знаю? – быстро соврала Агата.
– Врет и не краснеет! Не знает она, главное дело. Больше не смей ходить в метро! Это не бизнес, а криминальная мафия! Я придумал настоящий бизнес. И скоро мы разбогатеем, я и ты. Бизнес классный!
– Какой? Ну, Леха, скажи поскорее! – Она запрыгала вокруг Лехи, от любопытства вытянула шею, от нетерпения у нее зашевелились уши. – На какую хоть букву, Леха.
– Коммерческая тайна. Обо всем узнаешь в свое время. А пока не скажу.
Так закончилось Агатино приключение в метро. Благополучно завершилось, а могло бы и не так благополучно – риск был большой.
...Клизма опять не появилась в школе. Она в это утро сидела в поликлинике, на коленях держала сумку, а которой нервничал кот Рыжик. В очереди перед ними было много посетителей. Через маленькую щелку не застегнутой до конца молнии Рыжик видел ежика с аккуратно покрашенными в зеленый цвет иголками. Он понравился Рыжику – зелененький еж – это редкость. Еще в очереди сидела боксериха Сури, здоровая и злая, она считала себя хрупкой и слабенькой и любила только себя, а еще сливы. И сейчас ела сливы из мешочка, который держала перед ней хозяйка, красивая девочка с длинными ресницами. Косточки Сури сплевывала прямо на пол, а девочка с ресницами их безропотно подбирала и заворачивала в бумажку. «Собака хамка, – подумал Рыжик, – а девочка милая». Тут на всю поликлинику заорала ворона:
– Караул! Красота! – каркающие слова она любила. Из кабинета выглянула медсестра Зина и погрозила вороне пальцем:
– Клара! Прекрати шум! Ты не на бульваре!
Ворона притихла, опустила голову на грудь и стала размышлять, как отпереть клетку и улететь на волю. Там ее никто не угощал мясом, не лечил и не гладил по спине. Но там была свобода, вопли ранним утром, когда за каждым окном спят люди. Будить и доставать их Кларе было приятно.
«У каждого живого существа свой смысл жизни, – философствовала про себя Клизма. – У собаки-боксерихи – пугать людей, честных и воров, всех подряд. У вороны – орать и ссориться с подругами, доказывая всем, что она лучше других. А у Рыжика смысл жизни – радовать свою хозяйку». Так думала Клизма, а что в это время думал сам кот, было неизвестно.
Вдруг все люди и животные вздрогнули – кот Рыжик громко чихнул.
– Будь здоров, – сказал говорящий попугайчик, других слов он не знал и был рад, что его высказывание пришлось кстати.
– У моего кота простуда, – вежливо объяснила Клизма, – он не ест, орет по ночам, нервничает.
Клизма не стала говорить, что ее возненавидели соседи. Суворовна стучала в стенку и кричала:
– А ведь была интеллигентная женщина, учительница математики! Но завела этого паразита кота и стала нарушать все правила жизни! Кот орет, как припадочный. Она мечется, как припадочная. На работу не ходит, и ученики исхулиганились.
Суворовна даже треснула кулаком в стену, хотя за этой стеной жили вовсе не Клизма и не Рыжик. Там жили очень молодые и совсем не шумные люди – художник Славик с бородой, перемазанной красками, и его подруга Соня, мечтательная и доверчивая. Славик тоже треснул кулаком в стену, чтобы осадить зарвавшуюся бабку Суворовну. Нежная Соня, его подруга, не понадеялась на свой слабый кулачок и схватила утюг. Она саданула в стену со всего размаха.
Оля сидит и думает свою печальную думу. Народ потихоньку собирается.
– Оля, ты чего киснешь? – Агата улыбается ясной улыбкой. Настоящая подруга, все поняла без слов. – С Артемом поругалась? Мальчишки вечно людей расстраивают.
– Не ругались, мирно расстались. Но вообще настроение фиговое. – Оля вздохнула, сунула палец в рот, а потом написала на парте слюнями: «Артем».
– А у меня бывает фиговое, только если с Лехой раздрай – скандал или ревность. Да и то начала привыкать и в голову не брать. Он же со мной раза два в неделю ссорится, а то и три.
– У меня другие переживания, – жалуется Оля, – финансовый кризис.
– Ага! Мама денег не дает! – Агата сразу поняла и успокоила: – Моя тоже стала жадничать.
– Во-во! – Оля слегка утешилась, не у нее одной такие неприятности. – Она сегодня сказала: «Я не олигарх, каждый день давать тебе деньги на всякие капризы». Ну? Не хамство?
– Оля, не расстраивайся. Есть сто два способа выпрашивать у мамы деньги.
– Ну ты даешь! Сто два! Назови хоть один!
– Например, обещать стать круглой пятерочницей!
– Ха! Моя все наперед угадывает, научилась! Подлизываешься, намекаешь тонко, а она сразу спрашивает: «Чего тебе надо? Опять денег? Что-то ты многовато тратишь».
– Вот-вот! Я своей льщу мелкой лестью, пятерку свою единственную за всю неделю ей тычу, пиарю себя вовсю: «Я самая умная в классе. Я самая послушная на уроках, самая тихая на переменах».
– И я ей пятерку впариваю, – Оля вздыхает, – и про дисциплину напоминаю – я самая дисциплинированная девочка.
– А она? – смеется Агата.
– Она не мать, – Оля стукнула кулачком по парте, – она следователь. Говорит: «Ты прогульщица и халтурщица». – «Откуда ты, мама, знаешь?» – спрашиваю. – «Ты моя родная единственная дочь, я про тебя все знаю. Или догадываюсь». – «А если я такая единственная дочь, не жалей для меня денег». – «Не будь наглой, не хитри. У меня лишних денег нет».
– Моя тоже стала каменная, – кивает Агата, – а характер железный. Говорит твердо: «Кот у тебя слишком прожорливый, и на себя тратишь глупо – покупаешь всякую ерунду». И все мои пиарские штучки кончаются жалкой десяткой. Ну что такое десятка, Оля, в наше время? Обиднее всего знаешь что?
– Что? – Оля вникает в Агатины слова – легче становится, когда не только твоя мама жадина.
– Обидно то, что моя мама совсем не жадная! Всю эту муть она вывозит в воспитательных целях! Она ограничивает меня в деньгах, чтобы я росла скромной и не транжирила деньги по пустякам. Это разве воспитание? Я же тогда наоборот становлюсь невоспитанной, нескромной, пристаю и достаю.
Оля печально закатила глаза и вздохнула так сильно, что с парты слетела тетрадка по математике.
Все прислушивались к их разговору, математичка все не шла, разговор о финансовых проблемах продолжался.
Все молчали, но Агата заметила – многие согласны с ней и с Олей: все мамы ведут себя как жадины. Дети не могут себе позволить купить все необходимое.
Оля подобрала с пола улетевшую тетрадь и сообщила:
– Моя нудит: «Ты живешь не по средствам, слишком широкий размах у тебя, Оля. Живи скромнее». Ей хорошо говорить, она почти ничего не покупает, только еду, одежду, обувь. Ну еще косметику себе хорошую. И все! А мне новый диск Петрушечки надо? Или, может, не надо? И маечку с птичками-синичками, как у Ленки-ашницы, надо? Или, может, не надо? А уж на корм животным тем более необходимо, они не на диете, у них аппетит огромный. Один кролик Крошка может за раз слопать кочан капусты. А морские свинки? Даша и Саша, их двое. Но скоро у них будут морские поросятки, не знаю, сколько их родится – трое, пятеро. А еще у меня живет карликовый заяц, его зовут Мелкий, но ест он вполне крупно. Всем есть надо? Или, может, не надо? – Оля сама не заметила, как перешла на скандальный тон, голос стал громче и противнее, как будто мама могла услышать Олю. Но опомнилась – мама была далеко, на работе. Оля опять печально посмотрела на потолок, как будто там, на потолке, были ответы на ее трудные вопросы. Но на потолке, как на любом потолке обычного школьного класса, ответов не нашлось. Там Оля видела лишь лампы, которые светили в это хмурое зимнее утро. И больше ничего не светило голубоглазой девочке Оле. И Агате, ее приятельнице, не светило ничего. Да и всем другим, похоже, не светило.
– Выход единственный, – вмешалась в разговор Варвара, – хватит унижаться и клянчить! Мы взрослые люди! Правда, Сережа?
Сергей кивнул и обнял Варвару за плечи. Он проворчал:
– О трудных подростках без конца трындят родители, а о трудных родителях помалкивают!
– Потому что сговорились! – Барбосов тоже, значит, страдает. – Сговорились!
Агата достала из кармана кошелек, заглянула – там лежала десятка, это было очень немного.
– Сговорились, блин, – Барбосов страдает от своих мамочки и папочки. Тем более отец у него поддает чуть не каждый день, а мама ругается с отцом и дерется. – Денег ни фига не допросишься! – Барбосов не сказал «ни фига», он употребил более крепкое выражение. Но никто не обратил на это внимания: в серьезных разговорах не так уж важна форма выражения чувств и мыслей. Важна суть. И эту суть должен был кто-то высказать. Вот-вот кто-нибудь скажет самое важное слово, помогающее найти выход из финансового кризиса шестого «Б». Это всегда чувствуется: приближается решение проблемы.
Агата оглядывала лица: Олино – раскрасневшееся от возмущения, Барбосова – сердитое и непримиримое, Лехи – готовое к драке с кем придется. Нужное слово произнес Сергей. Он перестал обнимать Варвару и сказал, обращаясь ко всем сразу:
– Надо создавать свой бизнес. Малый и средний. Все!
– Идея носилась в воздухе, – важно поддержал Гриша, – другого выхода нет.
– Ага! Или клянчить, или зарабатывать!
– Бизнес на двоих! – Барбосов думал о своем мотоцикле – он послужит в этом деле.
– На двоих! – Надя-Сфинкс думала о них с Барбосовым и о мотоцикле. И никого больше она не собиралась подпускать близко к их с Барбосовым делу, малому или среднему.
– На двоих, – весело повторяла Оля, – это сближает!
Впервые за это утро Оля повеселела, глаза засветились ярким голубым светом.
Математичка Клизма все не приходила, хотя в других классах первый урок шел полным ходом.
– Мы станем богатыми, – пищала Варвара, – и мамы будут просить у нас деньги!
– А ты не поделишься с мамой? – с интересом спросила Агата.
– Подумаю! – Варвара вспомнила, как мама вчера врезала ей за похищенную дорогую косметику. И кричала: «Тратишь, как маляр – не умеешь краситься, а хапаешь!»
– Главное – придумать бизнес, – разумно охладил всех Гриша. Самый умный в шестом «Б» всегда прав, но иногда это неприятно.
– Какой ты скучный, Гриша, – отмахнулась Агата, – придумывать бизнес долго, а мечтать так весело. Когда я стану богатой, буду каждый день ходить в кафе «Бурый Миша» и есть мороженое порций по пять.
– Ангина – опасная болезнь, – Оля ехидно улыбнулась, – от нее может заболеть сердце, а для любви сердце очень нужно.
– Бизнес – это независимость! – заорал эмоциональный борец Леха. – Да здравствует свобода слова! – И вскочил на парту. Леха иногда забегает на митинги, он любит носиться не только по Лунному бульвару, а и по всему городу. – Двенадцать лет – здоровые подростки! Свой бизнес создадим! Правда, Агата? – Он готов на любые подвиги, только бы рядом была Агата.
– А какой, Леха? Бизнесы на каждом шагу, но многие прогорают. Вон у нас на первом этаже открыли магазин «Одежда-надежда» – через два месяца магазинчик накрылся. И все девицы-продавщицы стали парикмахерами. Босоножки и джинсы из магазина убрали, поставили зеркала – стригут. Плохо, но уверенно...
Это был очень долгий и очень важный разговор. И так удачно совпало – математичка Клизма не пришла на урок. Важный разговор прерывать ради какой-то математики – это было бы неправильно.
Выяснилось, что многие давно обдумывали идею создания своей фирмы. Сегодня они кричали наперебой:
– Буду репетитором! По английскому!
– Привет! Ты же английский не волокешь, еле-еле тройка!
– А я буду учить тупых за маленькие бабки. Все англичанки обдирают родителей на большие бабки, а тупые дети ко мне прибегут! – Варвара давно вынашивала эту идею. Ей казалось, что все продумано до мелочей. – Я к ним придираться не буду ни грамма, они за это будут меня ценить и любить и другим скажут: «Идите к Варваре – классная репетиторша, не прикалывается, не достает со своим английским». И у меня будет много учеников и много денежек!
– А мы будем за бабки на мотоцикле возить! – Надя-Сфинкс разошлась. – На вокзал срочно, в кафе не так срочно. А некоторых просто покататься! Наш мотоцикл быстрее и громче любой машины!
– «Наш мотоцикл», главное дело, – Лидка любит всех на каждом шагу выводить на чистую воду, – он не ваш мотоцикл, а Барбосова мотоцикл!
Барбосов толкнул Надю-Сфинкса, она отлетела к стене:
– Болтает Сфинкс отстойный нашу коммерческую тайну! Ты, Сфинкс, хреновый компаньон! – Он плюнул. Правда, не на нее, а в сторону. Как-никак у Барбосова к Наде-Сфинксу пламенная любовь.
Надя не обиделась, она мирно сказала:
– Больше не буду, Барбосик, разглашать коммерческие секреты.
Лидка Князева от важности говорила басом, почти как Экстрасенсиха:
– А у меня давно свой бизнес – гламурные журналы «Тетя», «Мотя», «Пудра», «Лахудра».
– Скажи, Князева, всю коммерческую тайну! – Леха любит заводить Князеву, это у него вредность. А может, другое чувство – никто не знает, да Леха и сам не знает. – Из своего фонда беспризорников натырила?
Надя-Сфинкс тоже не дает Лидке важничать:
– Фонд, главное дело! Журналы, главное дело! Бизнес требует затрат! А не тырить журналы гламурные!
Клизма все не приходила, шум стоял на всю школу.
Тут в класс заглянула завуч Оксана Тарасовна.
– Тише! – очень громко крикнула она. – Если не уйметесь, я сама лично дам вам урок!
– А нам, Оксана Тарасовна, химию изучать рано, – Агата вежливо улыбалась, – мы же еще маленькие.
– Молчать! – рявкнула Оксана. – Маленькие они! А крик такой, что на улице слышно, это что? Математичка звонила, она ушла в ветеринарную поликлинику. У нее кот зачихал. А там наверняка очередь.
– Учитель тоже человек, – кротко, скрывая ехидство, сказала Агата, – кота она жалеет.
– Рыжик тоже может заболеть, – добавила Оля.
– Мы будем сидеть тихо! – прокричал шестой «Б».
Оксана заткнула уши. Она постаралась поверить этой наглой неправде и ушла, хлопнув дверью. Этим хлопаньем она надеялась их устрашить.
К вечеру на Лунном бульваре все продолжали строить великие планы. Даже пес Степа не привлекал внимания шестиклассников. Агата небрежно поглаживала его кудрявую спину, а сама говорила Лехе:
– Любой бизнес надо хорошо придумать. Я, Леха, в тебя верю. Ты изобретательный.
– Все девчонки к мальчишкам подлизываются, – опять всех баламутила Лидка. Ее никто не любит, терять ей нечего, – Сфинкс к мотоциклу присоседилась, а он Барбосова, не твой, Наденька-Сфинксик!
– А я его девочка! – разъярилась на Лидку Надя. – У нас с ним много общего, правда, Барбосик? А ты, Князева, успокойся, до шестого класса дотащилась, а никто тебя не любит, нет любви. Вот ты и злишься.
– Моя любовь впереди, – не унималась Лидка, – а Барбосик твой, твой, кто же спорит? Но сегодня он твой, а завтра у него будет другая девчонка. Все может быть, Сфинкс.
– Другая? Уж не ты ли? – Надя пошла на Лидку, глаза сузила, щеки красные.
Лидка завизжала:
– Что такое я сказала? Все разговаривают, и я разговариваю! Всем можно, а мне почему-то нельзя!
– Потому что ты зануда корявая, – Надя кипит, – все, что скажешь, всегда не в кассу. И журналы твои отстой! «Клава», «Халява», «Зоя», «Помоя»! Читает она, главное дело! А где успех?
– Успех у меня есть, только я им не пользуюсь! – Идиотские слова Князевой развеселили всех. Громче других хохотал пес Степа. Скамейки Лунного бульвара дрожали, как при землетрясении.
Вдруг Агата стала серьезной, даже грустной.
– Агата, ты что? – Леха сразу все замечает. Может быть, это и есть любовь?
– Вспомнила один случай, – Агата улыбается, а глаза грустные.
Все было обыкновенно. «Мама, дай мне денег, – попросила Агата, – в Доме культуры концерт классный. Дашь?» Агата специально называет клуб «Ватрушку» Домом культуры, чтобы мама проявила отзывчивость. Ребенок стремится к интеллигентности, а не тусуется на громких отвязных вечерах группы «Бом-бим-бам» или «Зеленая селедка». «Мама, дашь денег?» – очень ласково обняла маму Агата. Но мама ответила не так уж ласково: «Я одолжила деньги тете Вере до зарплаты, ей очень нужно купить теплые сапоги. Без „Ватрушки“ жить можно, а без сапог моей подруге холодно». – «Для подруги нашлись деньги, а для родного ребенка не нашлись», – Агата завела тогда волынку, хотя все прекрасно понимала. Тогда мама рассердилась: «Подруге за квартиру платить, а родной ребенок перебьется – сыт, обут, одет красиво, – мама помолчала и добавила (часто в таких добавках и есть самое главное): – А ты, родная моя дочь, не выручила бы свою подругу?» – «Выручила бы, не волнуйся, мама. Но не из последних денег», – Агата зловредно ухмыльнулась. «Улыбочки твои насквозь ехидные, – засмеялась мама, – я же верю: ты растешь хорошим человеком. Прикол твой я разгадала. – И добавила задумчиво: – Бываешь противной, но это возраст, со временем пройдет».
Агата вспомнила этот вечер, они с мамой поняли друг дружку и в согласии поужинали. Но осадок оставался – денег Агата не выпросила, а они были нужны. И на следующий день Агата начала операцию «Добыча». Она больше не станет посвящать маму в свои планы, она добудет денег и пойдет на концерт и тусовку в «Ватрушку» и послушает группу «Катастрофа». И еще купит наконец сапожки, как у биологички Розы – каблучок невысокий и модный...
Сейчас, на бульваре, Агата опять вспомнила мамины довольно обидные слова: «Сапоги у тебя почти новенькие, носи и не хлопочи». – «Если они тебе нравятся, мама, возьми их и носи. Мне не жалко».
Почему-то свои хамства мы быстро забываем, а то, что нас задело, помним и жалеем себя вовсю. Хотя в том разговоре Агата затронула больную тему: у мамы нога на два номера больше, Агатины сапоги ей заведомо малы. Разве маме приятно об этом вспоминать? Но дочь безжалостно напомнила.
Мама не рассердилась, дочистила картошку, вымыла, поставила варить и сказала: «Агатище, веди себя скромнее, ты и так одета и обута стильно. – И неосторожно добавила: – Не могу же я ради твоих капризов нищенствовать в метро. Говорят, нищие – богатые люди. Может, вранье».
Эти слова запали в голову Агаты. Она вспомнила их на Лунном бульваре, но Лехе решила не говорить – нищие необаятельны, а перед Лехой ей хотелось выглядеть обаятельной, красивой и классной.
Агата отмахнулась:
– Ничего такого, Леха, просто так, магнитная буря. – И стала гладить по голове Леху, Степу и просить: – Степа, расскажи анекдот, умный пес.
– Нет настроения, – огрызнулся вдруг добродушный Степа, – магнитная буря.
– Я рассказу, – предложил Леха и рассказал: – «Встретились хомячок и крыса. Крыса спрашивает: „Почему тебя дети любят, а меня боятся?“ – „Все дело в пиаре“, – гордо ответил хомяк.
Все смеются громко. Нравится современное слово «пиар», и вообще смешно. Да и приятно похохотать, побыть несерьезным и легкомысленным. Никто и не заметил, что Агата, которая только что смеялась тут, рядом с ними, тихонько отошла в сторонку и быстро убежала. Даже Леха не обратил внимания.
...Агата никому не сказала об операции «Добыча», это было ее отдельное решение, она займется бизнесом в одиночку. А подтолкнули ее к такому решению случайные слова, сказанные мамой. Всегда человека что-то подталкивает на важный поступок. Иногда и слова, произнесенные между прочим.
И вот Агата спустилась в метро, встала в переходе, скроила жалобную мордочку и завела писклявым, довольно фальшивым голосом:
– Помогите, кто чем может. Я нездешняя, беспризорная, мама пьет, я голодная. – Агата мысленно представила свою маму – красивую, уважаемую журналистку, работающую в очень престижной редакции. Но отогнала образ мамы и продолжила громко ныть: – А в беспризорном фонде все раскрадывают – одежку, консервы, даже полезные гламурные журналы. Нам, бедным детям, ничего не достается. Сами едят шоколад и тортики. Ребенка каждый может обмануть...
Замедлила шаг женщина, достала из сумки батон, отломила горбушку:
– Покушай, деточка, свежий хлебушек. Хотя одета ты богаче меня, но ешь, не жалко.
Агата съела горбушку, хотя это было не то, что ей нужно. Денег никто не подавал.
Тут подошел мальчишка на вид лет двенадцати:
– Это ты классно придумала! Привольно! Я тоже буду клянчить. А чего? Чем я хуже? – Он состроил несчастное лицо и завопил на весь длинный переход: – Мы брат и сестра, а мама у нас легкого поведения! Она нас бросила на произвол судьбы, на все четыре стороны! – Он кричал весело, а морду корчил печальную. – Подайте скорее! Помогите материально! – Потом шепнул Агате: – Ты на что собираешь? На «Ватрушку», наверное? Угадал! Там увидимся вечером! – И опять обратился к народу: – Мы на Лунном бульваре ночуем с сестрой! Холодина, блин! Не проходите мимо!
Люди видели, что он дурачится, но подавали с улыбкой. Хотя и редко. Агата поняла лишний раз: любое дело надо делать с улыбкой и не грузить других своими рыданиями и трудностями.
Хорошо одетые дети не внушали жалости, но все-таки часа через два удалось набрать на билеты в «Ватрушку».
– Я Савелий, – гордо произнес мальчишка необычное имя, – мне на музыку пора, на скрипке, блин, учат родители отстойные! Я побежал. А тебя как звать? Агата? Красиво. А на самом деле небось Маша? Ну привет!
Савелий умчался, и тут к Агате подошел здоровенный дяденька:
– Вали отсюда, а то я тебя закажу.
– Как закажете? – в первую секунду растерялась Агата.
– Холодный труп будет валяться в парке. Отсюда вали, это наша точка. Весь переход наш, нам чужих не надо! А деньги отдай по-хорошему! – багровое лицо, багровый кулачище перед Агатиным носом.
Она отодвинулась:
– Скажите, пожалуйста, – вежливо спросила она, отводя кулак от своего лица, – вы мафия?
– А как же! Нищие – самая большая мафия. А вернее – корпорация!
– Корпорация? Это как адвокаты, как репетиторы?
– Адвокаты-прокуроры, блин! Они-то как раз мафия! Отвали и заглохни!
Агата стала пятиться, но любопытство у некоторых людей очень сильное чувство. Оно побеждает страх перед багровым кулаком, перед холодным трупом на любимом бульваре. Сильное любопытство иногда побеждает даже здравый смысл. И она опять шагнула к здоровенному дядьке:
– Значит, правду Суворовна рассказывала – вы заставляете бедных деток просить деньги? А после отбираете все до копейки? И вам не стыдно?
– Не стыдно, – он захохотал, – стыдно, у кого видно! – вспомнил он идиотскую поговорку своего далекого глупого детства. – А у меня ничего не видно! Ха-ха-ха!
Агата набралась смелости:
– Деньги не отдам! Я их честно выпросила! Мне они самой нужны! – Агата зажмурилась, чтобы не видеть страшной морды, злобной и наглой.
– Нужны? У мамки проси! Вас мамки балуют. – Он схватил ее за шиворот и затряс. Мимо спешили равнодушные люди, Агата приоткрыла один глаз, увидела этих мужчин, женщин, детей. Даже два милиционера прошли совсем рядом с Агатой и злодеем, мирно разговаривая о своем. Они смеялись и не взглянули на здоровенного дядьку, который безжалостно тряс за шиворот хрупкую интеллигентную девочку. Один милиционер сказал другому:
– Да ну? Врешь!
Другой ответил:
– Ну да! Не вру.
Агата пискнула:
– Милиция! – И сама себя еле услышала, ворот куртки врезался в горло.
– Ха-ха! У нашей корпорации вся милиция схвачена! И ОМОН! И другие силовые структуры! – Он повыше приподнял Агату над полом, курточка затрещала.
– Отпустите по-хорошему, – брыкалась она.
– Бабки отдай – отпущу! Все до копейки из принципа отберу!
Агата поняла, что не отбрыкается, она зажмурилась посильнее и заверещала:
– Помогите, кто чем может! Не проходите мимо! Он мне угрожает!
Все проходили мимо. Это было так несправедливо, что Агата всхлипнула. Это не помогло.
И тут появился человек, он прыгнул к злому мужику, оторвал его от тоненькой девочки Агаты и грозно крикнул:
– Вали отсюда, нищий гад! Я борец высшего разряда, могу замочить тебя одним ударом. Нам не разрешают драться – бьем насмерть! На поражение, понял?
– Вольная борьба, блин! Развели террористов! – Дядька стал уходить. Он не желал удара на поражение и по лицу борца понял: не шутит.
Наглые и злые часто трусливы.
Этот вольный борец был, конечно, Леха. И никакой здоровый мужик ему не страшен, когда надо спасать свою любимую Агату, красивую, нежную девочку. Леха испытал любовь и ласковые чувства. Поэтому он рявкнул:
– А ты дура ненормальная! Совсем безбашенная! Придумала бизнес, блин! И не посоветовалась, главное дело.
Агата рассмеялась. Открыла глаза и увидела, что этот отважный, бесстрашный человек – Леха! Самый настоящий Леха! Он появился в нужное время в нужном месте. А иначе неизвестно, чем закончился бы весь этот кошмар. Леха крепко и сердито схватил Агату за руку и увел из опасного места на Лунный бульвар.
Они шли среди скамеек со старушками, перед ними были спокойные дорожки, по которым спокойные бабушки и мамы катили нарядные детские коляски. Бегали породистые, ухоженные собаки. Кое-где мелькали шестиклассники, у них всегда есть дела на Лунном бульваре – встретиться с другом, подраться с врагом или посплетничать о чем-то важном.
– А с каким ты парнем, Агата, вместе нищенствовала? Мне плевать, конечно. Просто интересно – кто он такой? Не успеешь отвернуться, а она уже с нищим познакомилась.
– Леха, – засмеялась она, – он вовсе не нищий! Ему на «Ватрушку» денег не дали дома! И мне не дали! И он решил заработать своим трудом. И я решила своим трудом.
– Родство душ! – криво усмехнулся Леха – такая Лехина улыбка не предвещала ничего хорошего. Он злился и ревновал. – Как его хоть звать? – грозно спросил Леха.
– Не знаю, откуда я знаю? – быстро соврала Агата.
– Врет и не краснеет! Не знает она, главное дело. Больше не смей ходить в метро! Это не бизнес, а криминальная мафия! Я придумал настоящий бизнес. И скоро мы разбогатеем, я и ты. Бизнес классный!
– Какой? Ну, Леха, скажи поскорее! – Она запрыгала вокруг Лехи, от любопытства вытянула шею, от нетерпения у нее зашевелились уши. – На какую хоть букву, Леха.
– Коммерческая тайна. Обо всем узнаешь в свое время. А пока не скажу.
Так закончилось Агатино приключение в метро. Благополучно завершилось, а могло бы и не так благополучно – риск был большой.
...Клизма опять не появилась в школе. Она в это утро сидела в поликлинике, на коленях держала сумку, а которой нервничал кот Рыжик. В очереди перед ними было много посетителей. Через маленькую щелку не застегнутой до конца молнии Рыжик видел ежика с аккуратно покрашенными в зеленый цвет иголками. Он понравился Рыжику – зелененький еж – это редкость. Еще в очереди сидела боксериха Сури, здоровая и злая, она считала себя хрупкой и слабенькой и любила только себя, а еще сливы. И сейчас ела сливы из мешочка, который держала перед ней хозяйка, красивая девочка с длинными ресницами. Косточки Сури сплевывала прямо на пол, а девочка с ресницами их безропотно подбирала и заворачивала в бумажку. «Собака хамка, – подумал Рыжик, – а девочка милая». Тут на всю поликлинику заорала ворона:
– Караул! Красота! – каркающие слова она любила. Из кабинета выглянула медсестра Зина и погрозила вороне пальцем:
– Клара! Прекрати шум! Ты не на бульваре!
Ворона притихла, опустила голову на грудь и стала размышлять, как отпереть клетку и улететь на волю. Там ее никто не угощал мясом, не лечил и не гладил по спине. Но там была свобода, вопли ранним утром, когда за каждым окном спят люди. Будить и доставать их Кларе было приятно.
«У каждого живого существа свой смысл жизни, – философствовала про себя Клизма. – У собаки-боксерихи – пугать людей, честных и воров, всех подряд. У вороны – орать и ссориться с подругами, доказывая всем, что она лучше других. А у Рыжика смысл жизни – радовать свою хозяйку». Так думала Клизма, а что в это время думал сам кот, было неизвестно.
Вдруг все люди и животные вздрогнули – кот Рыжик громко чихнул.
– Будь здоров, – сказал говорящий попугайчик, других слов он не знал и был рад, что его высказывание пришлось кстати.
– У моего кота простуда, – вежливо объяснила Клизма, – он не ест, орет по ночам, нервничает.
Клизма не стала говорить, что ее возненавидели соседи. Суворовна стучала в стенку и кричала:
– А ведь была интеллигентная женщина, учительница математики! Но завела этого паразита кота и стала нарушать все правила жизни! Кот орет, как припадочный. Она мечется, как припадочная. На работу не ходит, и ученики исхулиганились.
Суворовна даже треснула кулаком в стену, хотя за этой стеной жили вовсе не Клизма и не Рыжик. Там жили очень молодые и совсем не шумные люди – художник Славик с бородой, перемазанной красками, и его подруга Соня, мечтательная и доверчивая. Славик тоже треснул кулаком в стену, чтобы осадить зарвавшуюся бабку Суворовну. Нежная Соня, его подруга, не понадеялась на свой слабый кулачок и схватила утюг. Она саданула в стену со всего размаха.