Май Карл. Наследники Виннету

   Это было настоящее нахальство в обертке вежливости. Я взглянул на обоих профессоров, но ничего не ответил.
   — Вы ведь понимаете меня? — продолжал агент.
   — Конечно, — ответил я. — Все достаточно ясно.
   — Итак?
   — Вы желаете, чтобы мы удалились?
   — Да.
   — Мы все?
   — Все!
   — Как далеко?
   — Что за вопрос! Само собой, я имею в виду не десять и не двадцать шагов. Вы должны вообще уйти отсюда! Вообще!
   — Этого желают и господа профессора?
   Господа очень красноречиво подтвердили свое согласие, а агент подытожил:
   — Кажется, вы из тех, кому по нраву грубость и насилие. Наше дело, наоборот, очень деликатное, и вы определенно мешаете нам, оставаясь здесь.
   — Понимаю, мистер Ивнинг. Я в самом деле все понимаю. Итак, мы покидаем вас.
   — Совсем?
   — Да уж не вернемся.
   — И когда же?
   — Прямо сейчас. Прошу только дать нам время собрать палатку и оседлать лошадей.
   — С превеликим удовольствием. Я вижу, вы благоразумнее, чем мы думали.
   Вместе с женой я направился к палатке и попросил Энтерсов помочь нам.
   — Как жаль! — Душенька была готова заплакать. — Эти святые для нас места мы должны покинуть!
   — Успокойся, дорогая! — попросил я, — Мы вернемся сюда на обратном пути и, конечно, уже в другом сопровождении.
   — Но разве это справедливо? Почему мы должны уступать этим людям? Разве у нас не больше прав оставаться здесь? Это малодушие.
   — Наоборот, это наша победа.
   — Тогда я убедительно прошу тебя доказать это мне!
   — Ты поймешь все скоро сама. Сейчас мы навязали им первый, так сказать, авангардный бой в защиту нашего идеала. Ты скоро убедишься в победе, а может, и услышишь о ней. Прошу, как можно скорее поторопись с поклажей!
   С вещами мы управились быстрее, чем думали. Господа из комитета были так добры, что дали нам в помощь нескольких своих слуг, так что, когда Ашта-мать и Ашта-дочь вернулись из леса вместе с Папперманом, мы уже были готовы к отбытию. Они шли, взявшись за руки; он в середине между ними. Его доброе лицо светилось искренней радостью. Увидев нагруженных поклажей мулов и Молодого Орла в седле, он удивленно воскликнул:
   — Что это? Мы уезжаем?
   — Да, — ответил я. — Садитесь в седло!
   — Это невозможно! Я обещал остаться.
   — Тогда оставайтесь. Слово надо держать. А я обещал покинуть Наггит-циль немедленно.
 
   — Кому?
   — Вон тем джентльменам.
   — Мы для них слишком неотесанны! — добавил Гарриман Энтерс, дав волю своей досаде.
   — Да, это так, — с иронией проговорил Зебулон. — Они полагают, что мистер Бартон не украшение этих мест.
   — Это ложь, бесстыдная и грубая! — вскипел Папперман. — Мистер Бартон — джентльмен, второго такого среди нас, пожалуй…
   — Тихо! — прервал я его. — Кому вы обещали остаться?
   — Обеим леди.
   — На сколько?
   — Об этом я не говорил. Пока что до завтра. Нам столько еще надо рассказать друг другу! Неужели мы в самом деле должны уйти?
   — Да, безусловно. Оставайтесь здесь, а завтра нагоните нас.
   — Бросить вас одних — вас и миссис Бартон? Я был бы величайшим мерзавцем во всем мире! Нет, нет! Я поеду с вами. Я попрошу леди вернуть мне мое слово и пообещаю им, что скоро мы увидимся вновь!
   Он поцеловал их и направился к своему мулу. Тут старшая Ашта громко воскликнула:
   — Что здесь происходит? Я хочу знать! Я, жена неподкупного Вакона, который отказался быть членом комитета. Кто подтвердит это, кто?
   — Он, — ответила ее дочь, указав на Молодого Орла.
   — Я «Виннету» из племени апачей! — громко крикнул юноша, и ему ответило эхо. — Из вигвамов бледнолицых я еду домой, в край моих предков. Называйте меня Молодым Орлом.
   — Молодой Орел! Молодой Орел! — полетело из уст в уста. Все знали это имя, несмотря на молодость его обладателя.
   — От имени всех «Виннету» племени апачей я утверждаю, что этот комитет недостоин того дела, ради которого мы собрались здесь! — продолжал между тем индеец. — Пощечина была заслуженной, она была единственно верным ответом. И ее получил не один Антоний Пэпер, а весь комитет. Я все сказал. Хуг! -Он взнуздал коня.
   — И ты тоже хочешь уехать? — спросила мать на языке апачей.
   — Я? Да прежде всех! Но мы еще увидимся, — ответил он.
   — Где и когда? — уточнила дочь.
   — На горе Виннету.
   Мать тихо добавила:
   — Ты любимец Вакона, моего супруга. Его ты тоже увидишь у горы Виннету. А может, ты встретишься с Тателла-Сатой еще до собрания?
   — Надеюсь на это.
   — Тогда скажи ему, что обе Ашты, жена и дочь Вакона, великого шамана сенека, встанут вместе со всеми женщинами красной расы на борьбу против глупости.
   — Как случилось, что вы все же оказались вместе с этим «комитетом по глупости»?
   — Нас свел случай. Они хотели узнать, о чем мы будем совещаться и что решать на лагерном сборе у горы Виннету. Этого мы им не сказали, поэтому они увязались за нами. Мы передаем тебе нашего друга и спасителя и просим охранять его. А кто этот бледнолицый, что находится среди вас со своей скво?
   — Разве Папперман не сказал вам?
   — Нет. Мы спросили, но он промолчал. Кажется, они оба очень почтенные люди.
   Мать, конечно, полагала, что я не понимаю, о чем они говорят. Юноша украдкой бросил на меня вопросительный взгляд. Он так хотел сказать женщинам, кто я такой. Слегка прикрыв веки, я дал ему разрешение, которым он тотчас же воспользовался.
   — Если вы хотите, чтобы этот белый и его скво не знали, о чем вы со мной разговариваете, вам следует говорить тихо.
   — Почему?
   — Он понимает язык апачей.
   Старшая Ашта смутилась.
   — Но это не страшно. Он друг Виннету, а значит, твой и ваш. Он хочет, чтобы остальные пока не знали его имя; но, если вы мне обещаете молчать, я назову его вам.
   — Мы будем молчать!
   — Ну хорошо, это Олд Шеттерхэнд.
   — Олд Шет… — От неожиданности она осеклась на полуслове. Ее лицо покраснело от прихлынувшей крови. — Это правда?
   — Да, правда, это он, — подтвердил Молодой Орел.
   — Верный друг и брат нашего Виннету! Первый раз в жизни вижу его. О, я могла бы… могла… А это его скво, его скво!
   — О, если бы не обещание молчать, я бы от радости ликовала! — крикнула дочь.
   Тут Душенька спрыгнула с лошади, обняла ее, расцеловала и сказала по-английски:
   — Не понимаю, что вы говорите, но догадываюсь по вашим лицам. Я люблю вас обеих! Я приветствую вас! Мы скоро увидимся, скоро! Но сейчас мы должны уехать. — Она трижды поцеловала дочь и мать и снова села в седло.
   — Вакон, неутомимый исследователь и первооткрыватель, высоко стоит в моих мыслях, а еще выше — в моей душе, потому что эта душа принадлежит его нации, — сказал я на прощание. — Я рад слышать, что увижу его на горе Виннету. И я горд тем, что уже сегодня встретил его скво и его дочь. Но больше всего я счастлив узнать, что мы союзники. Память о Виннету останется навечно в сердцах наших мужей и жен, в душах наших народов, а не в каменных изваяниях на голых вершинах. О том, что вы встретили меня здесь, я попрошу молчать. Мы увидимся снова в назначенное время, в назначенном месте.
   Мы ускакали, учтиво распрощавшись с женщинами и не удостоив взглядом мужчин. Потом мы медленно двинулись вниз по крутому склону. Когда дорога стала ровнее и мы выбрались из леса, мы пришпорили животных. Надо было как можно скорее добраться до Деклил-То, Темной Воды — нашей ближайшей цели, поскольку большая часть пути проходила по опасным местам. Кровавые времена миновали, и слава Богу! Но ненависть, рожденная тогда, еще не угасла, она жива и поныне. Это четко прослеживалось в письмах вождей То-Кей-Хуна и Тангуа. Я осознавал, что пересекать земли их племен с женой, которой могут быть не по плечу всевозможные опасности, довольно рискованно. На душе у меня было неспокойно.
   Душенька же оставалась в неведении и пребывала в отличном настроении. Пока мы превосходным галопом летели по равнине, она бросала на меня быстрые взгляды, которые я не мог не заметить. Я понял ее. Она не выносит несправедливости даже тогда, когда несправедливость проявляется не в делах, а лишь в мыслях. В таких случаях ее чувства должны найти выход. Наконец, когда она в очередной раз исподтишка взглянула на меня, я придержал лошадь и с улыбкой проговорил:
   — Ну ладно, говори напрямик!
   — Что? — удивилась она.
   — Давай, признавайся!
   — Да? Ну, тогда слушай! Что ты скажешь о браке, в котором бедная, несчастная женщина не может даже взглянуть на своего мужа, поскольку тот при каждом ее взгляде полагает, что она должна сделать ему какое-нибудь признание?
   — Эта бедная женщина вовсе не так несчастна, так как муж видит ее насквозь и угадывает все ее желания.
   — Хм! Но вопреки этому она правда не знает, в чем должна ему признаться или сознаться. Но буду откровенна: предчувствия тебя не обманули, и теперь я обязана попросить у тебя прощения. Ведь я была не согласна с тобой.
   — Не согласна?
   — Да, я охотно осталась бы там, наверху. Я не хотела уступать и считала, что освобождать наше место для этих нахалов было далеко не лучшим твоим решением.
   — И сейчас тоже так считаешь?
   — Да, так! — Душенька нахмурила брови, но тут же улыбнулась: — Но ты был прав! Останься мы там, это только усилило бы взаимную неприязнь. О спокойном просмотре манускриптов нечего было бы и думать! А теперь мы избавились от ссор.
   — Значит, все же ты согласна со мной?
   — Полностью. Где наш лагерь сегодня вечером?
   — У северного рукава Ред-Ривер. Завтра мы доберемся до Соленой протоки этой реки, где стояла когда-то деревня кайова. Там давно уже все не так. Но мы все равно обойдем это место, чтобы исключить возможность встречи с кем-либо. Я предполагаю, что Вакон во главе молодых сиу придет к горе Виннету, как и Киктахан Шонка, ведущий старых воинов сиу к Темной Воде. Две враждебные группы одного племени столкнутся на чужой территории! Вот так и гибнет раса. Но этому нужно помешать.
 
   Все произошло так, как я и говорил. Вечером мы достигли северного рукава Ред-Ривер и сделали привал. Любопытные сведения узнали мы во время разговора с Папперманом. Беседуя с Аштами, он сделал вывод, что Антоний Пэпер пытается добиться руки дочери. Мать наотрез ему отказала, и теперь он пользовался любой возможностью, чтобы отомстить.
   Когда старик это рассказывал, я наблюдал за Молодым Орлом. Тот делал вид, будто ничего не слышал, ни один мускул на его лице не дрогнул. Но эта невозмутимость говорила больше, чем ярость и гнев.
   Прежде чем мы легли спать, я описал спутникам тот путь, который я проделал когда-то, преследуя Сантэра. От лагеря кайова — на Рио-Пекос, потом вверх, к Темной Воде. От места нашего привала шла более короткая дорога туда. Если мы отправимся по ней, то сразу сможем свернуть на запад, оставив в стороне Соленую протоку. В те давние времена я выбрал длинную дорогу только потому, что по ней двинулся Сантэр, которого я догонял. Теперь я предоставил моим спутникам самим выбрать один из маршрутов. Они выбрали короткий.
   Территория, которую мы пересекали, была пустынной и безводной. Ни деревца, ни кустика, ни стебелька, только камни и скалы. В полдень вдалеке замаячила фигура всадника. Он двигался навстречу. Почему он не спрятался за холм? Почему не боялся показаться нам на глаза? Он ведь не мог издали узнать, кто мы. Любой опытный воин подождал бы, пока мы приблизимся. А может, старые времена миновали и соблюдать осторожность нынче не в правилах?
   Это был индеец. Человек этот, уже в годах, был одет в пестрое покрывало. Длинные черные волосы спадали ему на спину. Голову покрывала шляпа, сплетенная из волокон агавы ³⁶. Из-за пояса виднелся нож, из-за плеча — легкое ружье. Его лошадь, похоже, была породистых кровей, в посадке всадника чувствовалось достоинство, как, в общем-то, и подобает истинному индейцу. Лицо, разумеется лишенное растительности, показалось мне знакомым; только я не сразу понял, откуда. Серьезный взгляд его широко открытых глаз, очень напоминавших глаза Ншо-Чи, вдруг подсказал мне, где и когда я виделся с этим индейцем… В тот же миг и он узнал меня. Щеки воина порозовели, как у юной девушки, которую любая неожиданность вгоняет в краску. Он силился скрыть это, но не смог к тому же я ничем не выдал, что узнал его.
   Теперь я понял, почему он вопреки здравому смыслу, не остался в укрытии, а поскакал прямо к нам. Он выглядел смущенным и даже забыл о приветствии. Тем временем Папперман, ехавший во главе отряда, задал вопрос в своей излюбленной манере англо-индейско-испанской тарабарщины:
 
   — Мы приветствуем нашего красного брата. Это дорога на Па-Виконте?
   — Я из племени кайова, — ответил индеец на сносном английском. — «Па-Виконте» — слово из языка сиу, и я не знаю его. Эта дорога ведет к озеру. Моим братьям нужно туда?
   — Да.
   — Тогда я хочу предупредить их, — оживился индеец.
   — А что случилось?
   — То, что вы называете Па-Виконте, по-нашему означает Вода Смерти. Если вы поскачете туда, озеро может погубить вас.
   Голос кайова напоминал голос женщины, пытавшейся говорить как мужчина.
   — Почему ты угрожаешь нам смертью? — обратился к нему старый охотник.
   — Я не угрожаю, а предупреждаю, — возразил краснокожий.
   — Это одно и то же. Нам нужно знать причину! Мы твои друзья.
   — Это все слова. Я не знаю тебя.
   — Меня зовут Макш Папперман, и вот уже сорок лет я вестмен. Те двое джентльменов — Гарриман и Зебулон Энтерсы. Вот тот, третий джентльмен — мистер Бартон, а леди, что стоит здесь, — миссис Бартон, его жена. Рядом со мной — наш красный брат, сын апачей. Зовут его Молодой Орел.
   Кайова окинул нас испытующим взором в той последовательности, в которой нас представили. Когда он взглянул на меня, то сразу опустил глаза. Моей жене он уделил больше времени. Потом, подъехав ближе к Молодому Орлу, он спросил:
   — У нас рассказывают о Молодом Орле из племени Виннету. Говорят, он даже его родственник. Может, это о тебе ходит такая добрая молва?
   — Молодой Орел — это я, — простодушно ответил наш спутник.
 
   — Ты получил свое имя еще ребенком, потому что поймал большого орла и заставил его перенести тебя по воздуху из гнезда на землю. Это правда?
   — Правда.
   — Тогда вот тебе моя рука. Я вижу звезду «Виннету» на твоей груди. Я тоже «Виннету», но не показываю это каждому встречному. Смотри! Ты мне веришь?
   Он распахнул куртку, и нашим взглядам открылась двенадцатиконечная звезда.
   — Я доверяю тебе, — ответил Молодой Орел.
   — Тогда позволь мне быть вашим проводником! Я ждал вас.
   — Ты? Нас? — удивился апач. — Не может быть!
   — Не только может быть, но так и есть. Поверь мне.
   Молодой Орел, казалось, был сбит с толку. Перед ним был представитель враждебных кайова. Звезда могла маскировать дурные намерения. Я уловил его молниеносный, вопросительный взгляд и тайно дал согласие, опустив веки. Тогда Молодой Орел решился:
   — Хорошо. Будь нашим проводником!
   Он хотел еще что-то сказать, но его перебил Зебулон Энтерс:
   — Сиу уже там?
   — Какие сиу? — удивился индеец.
   — Которых ведет старый вождь Киктахан Шонка и которые едут к Па-Виконте. А юта со своим предводителем Тусагой Саричем?
   Тут дружелюбие исчезло с лица нашего нового знакомого. Он спросил:
   — Вы знаете этих двух вождей?
   — Да, — ответил Энтерс.
   — Я слышал, вы с ними братья. Это так?
   — Да, мы братья.
   — Это вас Киктахан Шонка выслал к Па-Виконте?
   — Да.
   — Тогда поторопитесь! Вас там уже ждут. Представьтесь Пиде, вождю кайова, сыну старого и знаменитого вождя Тангуа! Он приведет вас к Киктахану Шонке и Тусаге Саричу.
   — Нам надо спешить? Но почему?
   — Этого я не знаю. Мне так сказали.
   — А что будет потом с вами? Где и когда мы встретимся вновь? — Вопрос был обращен ко мне и моей жене.
   — О нас не беспокойтесь, — ответил я. — Если я сейчас пообещаю вам, что мы встретимся в определенное время и в условленном месте, то я сдержу слово, как сдержал его в отношении Утеса Дьявола. А потому спокойно поезжайте дальше. Вы можете положиться на каждое слово, сказанное здесь вам кайова.
   — Па-Виконте в самом деле та Темная Вода, в которой погиб наш отец?
   — Да. Вы же читали описание в моей книге. Вы сразу узнаете озеро.
   — Но дорога нам неизвестна. Сколько нам еще скакать вместе?
   Тут кайова быстро ответил вместо меня:
   — Отсюда вы поедете одни. Остальные отклонятся от прежнего направления. Так хочет Киктахан Шонка, и вы должны ему подчиниться! Вам не нужно заботиться о дороге. Она идет прямо. Как только окажетесь вблизи озера, вы наткнетесь на часовых, которые и приведут вас к Пиде.
   Он сказал это тоном, не терпящим возражений. Оба Энтерса молча подчинились. Они отделились от нас и двинулись своим путем. Мне показалось, что они покидали нас очень неохотно, хотя все же понимали: расстаться с нами придется, иначе их план не осуществится. Когда они удалились за пределы слышимости, кайова обратился к Молодому Орлу:
 
   — Знает ли мой брат этих людей?
   — Мы их хорошо знаем, — кивнул тот.
   — Знает он, что это ваши враги?
   — Да.
   — Что они выдали вас Киктахану Шонке?
   — И это мы знаем
   — И все же вы едете вместе с ними? Уфф, уфф! Как когда-то Виннету и Олд Шеттерхэнд: лучше находиться в центре опасности, чем на краю! — Тут его теплый взгляд вновь скользнул по моему лицу. Кайова продолжал: — Но почему вы сопровождаете их к озеру, которое грозит вам гибелью? Может, для того, чтобы сорвать с них маску лжи, а потом наказать? Нет! У вас есть другие, более важные причины. Смогу ли я их разгадать?
   — Попробуй!
   — Вы собираетесь подслушать встречу кайова и команчей с сиу и юта. Я прав?
   — Мой красный брат, похоже, очень проницателен.
   Тут кайова улыбнулся, заметив:
   — Пида, друг Олд Шеттерхэнда, еще более проницателен! — С этими словами индеец поднял на меня свои прекрасные, честные глаза: — Нет, он ничего не знает и не узнает о том, что я делаю. Он вождь своего племени и сын своего отца. Как и эти двое, он должен быть вашим врагом. Но он любит Олд Шеттерхэнда, как никого другого. Потому в душе он хочет одного: чтобы Олд Шеттерхэнд вновь смог победить врагов, как прежде, но на сей раз не оружием, а любовью и примирением. Он не узнает, что я сейчас делаю, поэтому я поступаю как хочу, не спрашивая у него на то разрешения. Я отведу вас на то место, которое поистине создано для осуществления ваших намерений.
   — Не к Воде Смерти?
   — Нет! Мы пойдем кружным путем, чтобы никто нас не видел. Так вы доберетесь не только до Воды Смерти, но и до Дома Смерти. Вы боитесь духов?
   — Бояться надо живых, а не мертвых. Никогда раньше не слышал о Доме Смерти. Где он находится?
   — Его обнаружили лишь два года назад. Там нашли останки, сохранившиеся с древних времен, бесчисленные тотемы, вампумы и другие святыни. Все это тщательно изучали много недель. Потом была выкурена трубка тайны, и никто теперь не имеет права ступить туда. Тот, кто все-таки отважится, тотчас будет сражен духами умерших.
   — И ты хочешь рискнуть?
   — Да.
   — Вот это мужество!
   Мне трудно было понять, серьезно или с иронией издал это восклицание наш друг Молодой Орел. А кайова между тем с улыбкой продолжал:
   — Один я бы на такое не решился, но с вами мне ничего не страшно. В этом я убежден, словно услышал завет Великого Маниту. Вы не знаете меня. Вы, конечно, можете мне не доверять. Но я прошу вас все же следовать за мной. Знаете ли вы Кольму Пуши?
   — Конечно.
   — Она мой друг. А Ашту, скво Вакона, самого знаменитого мужа племени дакота?
   — Ее тоже.
   — Мы живем далеко друг от друга, но часто посылаем друг к другу гонцов. Надеюсь увидеть обеих в ближайшее время вопреки вражде между нашими народами. Вы верите мне?
   Его желание вселить в нас уверенность в нем было очень трогательно. Кто знает, чем он рисковал, служа нам! А самое главное, он, похоже, даже не подозревал, что, назвав этих женщин своими друзьями, он невольно раскрыл свою принадлежность к женскому роду…
   — Верим, — ответил я. — Итак, веди нас! Мы последуем за тобой.
   Оба Энтерса удалились уже на приличное расстояние. Мы медленно последовали за ними, чтобы братья не смогли нас заметить, а когда они исчезли за горизонтом, мы взяли вправо, чтобы сразу добраться до Дома Смерти. Кайова скакал впереди, а Папперман держался рядом — наверняка чтобы порасспрашивать индейца и познакомиться поближе. Прежде всего он справился, откуда тот знает Энтерсов.
   — Я не знаю их, — заявил индеец. — Но Киктахан Шонка выслал гонца, чтобы сообщить о их прибытии. От посланца я услышал, что двое бледнолицых, которые должны приехать, — братья, а их задача — выдать сиу Олд Шеттерхэнда, его скво, старого белого охотника с синей половиной лица и Молодого Орла из племени апачей. Всех четверых ждет неминуемая смерть! Тогда я решил спасти вас. Удалившись от озера на полдня пути, я спрятался в том месте, где вы должны были проехать. Я ждал вчера и сегодня. И вот наконец я увидел вас. Количество соответствовало: один индеец, четверо белых и одна белая скво. Я поскакал к вам и прежде всего постарался разъединить вас с этими опасными братьями. Это мне удалось.
   — Значит, ты веришь, что мистер Бартон и Олд Шеттерхэнд — одно лицо?
   — Да. Разве я ошибся?
   — Спроси его сам!
   — Не стоит. Если бы это был не он, вы сразу ответили бы «нет».
   Я больше ничего не услышал, поскольку оба пришпорили лошадей. Но Душенька не преминула вставить:
   — Вот и все! Кончилось твое инкогнито!
   — Еще нет, — ответил я с улыбкой.
   — Думаешь, кайова смолчит?
   — Если захочу, да.
   — Значит, он тебе понравился?
   — Конечно!
   — Мне тоже. Знаешь, я подметила в нем искренность и печаль. Как будто этот человек постоянно о чем-то тоскует. Не в ваших ли силах помочь ему? Как ты думаешь?
   — Хм! Милая, ты хотела бы помочь всем людям на свете, но эту вековую печаль не так легко извести, как тебе кажется. Сначала нужно поближе узнать его, а ведь индейцы очень молчаливы.
   — Да, но ты меня знаешь, то, что я захочу узнать, я выпытаю!
   — Конечно, конечно! Я это знаю. Ты выспросишь все досконально, будь то белый человек или красный, желтый или зеленый! Но этот парень будет молчать.
   — Ты так думаешь?
   — Да. Он ничего не скажет!
   — Хм! Давай поспорим?
   — Я никогда не бьюсь об заклад, ты же знаешь.
   Но Душенька не слушала меня:
   — Сколько ты заплатишь, если я уже завтра узнаю всю подноготную его печали?
   — Сколько ты хочешь?
   — Еще пятьдесят марок для нашей радебойльской больницы.
 
   — Дитя, это слишком много! Лучше скажи, сколько заплатишь ты, если к завтрашнему утру ничего не узнаешь?
   — Двойную цену! Штраф — сто марок!
   — Ты, конечно, щедра! Больница от этого спора только выиграет. Но откуда ты возьмешь сто марок?
   — Из моего кредита, который возьму у тебя, мой дорогой!
   — Я не дам взаймы ни гроша! Попробуй поговори со старым Папперманом. Может, тебе удастся заинтриговать его.
   — Он гол как сокол! У него ничего нет. Отель, и тот уж не его! Впрочем, я прошу тебя убрать его подальше от кайова.
   — Почему?
   — Потому что с сего момента индейцем буду заниматься я!
   — А? Ты хочешь начать дознание прямо сейчас?
   — Да. Я должна узнать, что у этого индейца на душе. Вдруг ему можно помочь? Итак, прошу тебя, отзови Паппермана!
   Я выполнил ее просьбу, и с этого момента до конца дня моя жена и индеец не расставались. Они явно испытывали друг к другу симпатию. И у меня не было оснований вмешиваться в их отношения.
   Мы приближались к горам, среди которых пряталась Темная Вода. К вечеру далеко впереди обозначилась полоска леса, который окружал озеро. Там тридцать лет назад остановились мы на ночлег, прежде чем на рассвете вышли на берег. Сегодня мы обогнули лес и озеро, перешли неглубокий ручей и направили лошадей к нашей цели. Двигаться к Дому Смерти мы не рискнули из-за темноты. Мы разбили палатку и соорудили из камней очаг, пламя которого должно было оставаться для других невидимым. Впрочем, кайова заверил нас, что здесь, наверху, нет ни одной живой души. Внизу, у озера, стояли лагерем кайова и команчи, отдельно друг от друга. Сиу и юта пока не было, но их прибытие ожидалось в любой момент.
   Пока Молодой Орел занимался лошадьми, мы с Папперманом добрались до палатки. Старый вестмен был в скверном расположении духа и постоянно ворчал что-то под нос, словно никак не мог найти слов. В конце концов я спросил его, что с ним.
   — Что со мной? — Он огляделся и добавил так, чтобы слышал один только я: — Я боюсь.
   — Чего?
   — И вообще не верю! — повысил он голос, не отвечая мне.
   — Кому?
   — Кайова!
   — Но почему?
   — Вы еще спрашиваете? Вы что — ничего не видите? У вас нет глаз?
   — Да что такое?
   — Странные вопросы! «Чего»… «Кому»… Знаете ли вы, сколько прошло времени, с тех пор как мы повстречали этого кайова?
   — Почти шесть часов.
   — Верно. А что он сделал за эти шесть часов?
   — Привел нас сюда.
   — Я не это имею в виду — это его долг. Дело в том, что он занялся кое-какими делами, которые совершенно не входят в его обязанности. Вы этого не опасаетесь?