Ли Майклс
У тебя есть сын
Глава 1
Сегодняшний день был первым по-настоящему весенним в этом году. Линдсей Гарднер широко раскрыла двери своего магазина подарков, чтобы впустить теплый свежий воздух. Особый, весенний запах придал новый оттенок ароматической смеси, называемой «Попурри», которая и дала название магазину Линдсей. Она с наслаждением вдохнула воздух полной грудью. Весна всегда была ее любимым временем года. Больше всего на свете она любила пройтись босиком по молодой траве, прохладной и приятно освежающей кожу.
Но сегодня, кроме нее, в магазине никого из работниц не было, и, как бы Линдсей ни хотелось вывесить на двери табличку «Закрыто» и пойти прогуляться по парку, нельзя было забывать, что ее ждало много неотложных дел. Парк и молодая трава пусть потерпят до воскресенья, когда «Попурри» будет закрыт, а его хозяйка — свободна.
Звонок, прикрепленный у входной двери, почему-то не сработал, а Линдсей была слишком занята осмотром китайского сервиза, поэтому не заметила вошедшую в магазин женщину, пока та не кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание.
— Извините…
Линдсей подпрыгнула от неожиданности и обернулась.
— О, простите меня. Миссис Харрисон, не так ли? Могу ли я чем-нибудь помочь?
Женщину, казалось, немало удивило то, что Линдсей помнит ее имя.
— Надеюсь, что можете. — Она поставила громоздкую хозяйственную сумку на прилавок. — Мне говорили, что вы берете на продажу разные поделки.
— Да… иногда. Когда у меня есть место, — уклончиво ответила Линдсей. Правда была гораздо более неприятной — большинство предлагаемых ей вещей не соответствовали по качеству тем требованиям, которые она предъявляла к своим товарам. — Какого же рода поделки вы предлагаете?
— Это не я, а моя дочь. Она работает у вашего отца на фабрике, а игрушки делает просто так, для собственного удовольствия. — Миссис Харрисон вынула из сумки большую игрушечную афганскую борзую и положила ее перед Линдсей на прилавок. — Вот, например, посмотрите. Дочь подумала, что, может быть, когда фабрика закроется, эти поделки помогут ей продержаться, пока она не найдет новую работу.
Линдсей удивленно заморгала. Значит, по округе уже распространился слух, что фабрика Арментраута закрывается. Сама Линдсей услышала об этом впервые, и от такой новости у нее засосало под ложечкой. Да, определенные трудности на фабрике действительно были, но не настолько, чтобы начать паниковать.
— Фабрика вовсе не закрывается, — сказала Линдсей. — Может быть, потребуется некоторая переорганизация производства, не более, но…
— Это они сейчас так говорят, — уверенно перебила ее миссис Харрисон. — Но когда на фабрике появляются посторонние люди и начинают решать, что нужно делать, можно поклясться чем угодно, что дела идут не лучшим образом. Я не хочу винить вашего отца — я уверена, что он отличный руководитель, и прекрасно понимаю, почему он предпочел передать дела этим экспертам и предоставить им прикончить фабрику, чем делать такую работку самому.
Линдсей подумала, что шансов переубедить собеседницу у нее нет, да и возражать против ее доводов не хотелось.
— Что ж, надеюсь, вы будете приятно удивлены, когда эксперты закончат работу, — мягко проговорила она и протянула руку, чтобы потрогать собаку. Игрушка была очень яркого цвета — длинные широкие светло-зеленые полосы чередовались с фиолетовыми, — но шерсть была мягкой на ощупь и годилась даже для маленького ребенка. Линдсей сразу распознала умелую руку. — А из чего это сделано? Ведь не из вязальной шерсти, насколько я понимаю.
— Нет, это синтетическое волокно. Теффи сказала, что может смастерить все, что вам потребуется.
С таким диковатым подбором цветов едва ли можно достичь большого успеха, мрачно подумала Линдсей.
— Если она будет брать непосредственные заказы от покупателей… то есть если люди сами выберут цвета… ну, чтобы игрушки вписывались в интерьер…
— Почему бы и нет? Какая разница! Ей ведь все равно, какого цвета делать игрушки.
Это-то как раз заметно. Может быть, девушка страдает дальтонизмом?
— Тогда передайте дочери, чтобы она зашла ко мне. Мы обсудим цену и еще кое-какие детали. Миссис Харрисон так и просияла.
— Это просто великолепно. Может, вы оставите игрушку у себя, чтобы прямо сразу и начать брать заказы?
— Вы правы. Так я и сделаю. — Линдсей подождала, пока миссис Харрисон не исчезнет из виду, потом завернула собаку в пакет и убрала на полку в задней комнате магазина. Без заключения договора она не имела права выставлять ее на прилавок. К тому же сначала надо было подумать над тем, куда ее поставить. Игрушка была слишком броской и могла затмить остальные товары.
Посетительница давно ушла, но беспокойство, вызванное ее словами, не проходило.
Сначала Линдсей хотела позвонить отцу и предупредить его, но, взглянув на часы, раздумала. Был самый разгар дня, а эксперты, приглашенные Беном Арментраутом, только сегодня начали работать. Пройдет не меньше недели, прежде чем они полностью ознакомятся с ситуацией на фабрике, и у отца сейчас и без нее хлопот по горло. Лучше вечером позвонить ему домой. Несколько часов все равно погоды не сделают; тем более что эти слухи наверняка бродят по округе не меньше недели.
Закончив упаковывать китайский сервиз, Линдсей принялась за переоформление витрины. День Святого Патрика[1] уже прошел, так что скалам из папье-маше и фарфоровым фигуркам предстояло отправиться на свою полку, а статуэткам эльфов и зеленому атласу, который она использовала как фон, — в заднюю комнату при магазине, чтобы дожидаться там следующего года. Теперь пора украсить витрину каким-нибудь весенним пейзажем.
День выдался замечательно тихим и спокойным — как и обещали в середине недели, — но стоило Линдсей начать заниматься витриной, как в магазин, словно нарочно, так и повалили посетители.
— Я не то чтобы жалуюсь, — сказала Линдсей большому черному коту, лениво спустившемуся со второго этажа, когда поток покупателей ненадолго прервался. — Все-таки каждый из них хоть что-нибудь да купил, так что на ближайшую неделю ты едой обеспечен, можешь не волноваться. Ну что, доволен, а, Спатс?
Кот в ответ только широко зевнул и принялся вылизывать свои и без того идеально чистые лапки.
Рассмеявшись, Линдсей снова взобралась по лесенке на витрину, чтобы усадить двух элегантных фарфоровых кукол за крошечный столик, но в это время пришла новобрачная за своим заказом.
— Привет, Кэти. Что, занятия в школе уже закончились?
— Ой, я тебя не заметила. И что ты имеешь в виду под уже? Мне сегодняшний день показался целым годом.
— Думаю, при такой погоде у всех детей должна начаться весенняя лихорадка.
— Не только у детей — я едва дождалась, когда наконец отделаюсь от моих двадцати двух восьмилетних бандитов.
— Не будь я взрослой, непременно уговорила бы тебя пойти поиграть в «классики». — Линдсей принялась выбираться из витрины — уже в который раз за этот день.
Вдруг краем глаза Линдсей заметила, как какой-то мужчина пересекает улицу напротив магазина, а это означало, что он поставил машину около «Попурри» и теперь направляется к зданию городского управления, стоявшему в центре площади. Линдсей не увидела его лица, только широкие плечи, стройную фигуру, длинные ноги и темные волосы, но этого было достаточно, чтобы у нее перехватило дыхание, а сердце бешено застучало.
Какая чепуха, сердито подумала Линдсей. Прошло ведь почти девять лет, а она до сих пор болезненно реагирует на любого мужчину, хоть немного похожего на Гибсона Гарднера, ее бывшего мужа.
Кэти подошла к витрине, держа в руках красивую музыкальную шкатулку.
— Линдсей, ты в порядке? Мне показалось, ты сейчас упадешь.
— А… нет, все нормально. — Голос звучал глухо и дрожал, так что Кэти не очень ей поверила. Линдсей попыталась перевести все в шутку:
— Нет, все в порядке, правда. Просто я увидела на площади мужчину, немного похожего на Гибба, и на минуту мне показалось, что со мной сейчас случится сердечный приступ.
Стоило произнести эти слова, как Линдсей тут же о них пожалела. Она старалась никогда не говорить о Гиббе, и никто — при ней по крайней мере — не упоминал даже его имени. Порой Линдсей казалось, что его вообще никогда не существовало на свете. Меньше всего ей хотелось показать — даже своей лучшей подруге, — что Гибсон Гарднер по-прежнему что-то для нее значит.
— Ну да ладно, — как можно небрежнее добавила Линдсей, — моя галлюцинация уже прошла. — Она указала на изящную шкатулку, которую Кэти держала в руках:
— Здесь записана мелодия Моцарта. Если хочешь послушать, могу завести.
Кэти отдала ей коробочку, терпеливо прослушала всю мелодию и кивнула:
— Беру. Вместе с сервизом, конечно. Он как раз к новоселью, которое я устраиваю вечером в субботу. Ты ведь придешь, правда?
— Разумеется. — Линдсей тем временем заполняла чек. — Но я думала, это будет обычная вечеринка с бумажными тарелками.
— Может быть, ты и права. Я загляну по пути домой в супермаркет, куплю что-нибудь, и мы обновим сервиз прямо сегодня.
Линдсей улыбнулась:
— Отличная мысль. Если ты подождешь еще минутку, я найду коробку от музыкальной шкатулки.
Порывшись в ворохе новых картонных коробок, сваленных под лестницей, Линдсей отыскала нужную и уложила туда шкатулку.
— Ты еще не говорила со своим отцом насчет экскурсии по фабрике для моего класса? Мы как раз прошли по физике раздел «Электричество», и, думаю, им было бы очень интересно посмотреть, как выпускаются батарейки. Линдсей кивнула.
— Он сказал, что все устроит, но лучше привести их в конце следующей недели. Консультанты только начали работу…
— ..и два десятка третьеклассников, путающихся под ногами, отнюдь не помогут Бену в его делах. Понимаю. Тогда мы придем в пятницу вечером. Сможешь нам помочь?
— Да, конечно, я там буду. И скажу отцу, чтобы он попросил кого-нибудь взять на себя роль гида. — Она заколебалась. — Кэти, до тебя случайно не доходили слухи о том, что фабрика закрывается?
— Нет. А что?
Линдсей рассказала ей о визите миссис Харрисон.
— Не хотелось бы мне расстраивать отца подобными новостями, если это всего лишь болтовня матери одной из работниц. К тому же она совершенно ничего не понимает — думает, что раз уж позвали консультантов, значит, дела совсем плохи. Но…
— Если по округе пошли такие сплетни, Бену необходимо об этом знать, — согласилась Кэти. — Постараюсь что-нибудь узнать. Я ведь могу расспрашивать, не рискуя привлечь к себе внимание, в отличие от тебя.
Сунув в карман брюк радиотелефон, Линдсей помогла Кэти донести коробки с покупками до машины.
Обратно она шла не спеша, рассудив, что, раз у нее еще не было перерыва на обед, она заслужила небольшую передышку.
Перед витриной она остановилась, чтобы оценить новое оформление, и, отметив мелкие недостатки, стала раздумывать над их устранением.
Ее размышления прервал телефонный звонок.
— «Попурри». Линдсей Гарднер слушает.
— Доченька…
— О, привет, папа. Как идут дела?
— Ты не занята?
— Нет, сейчас — нет. — Линдсей нахмурилась. В голосе Бена Арментраута она отчетливо уловила беспокойство, и подумала, не дошли ли и до него известия о распространившихся по округе слухах. Или, может быть, его уже вывели из себя консультанты?
— Я пытался позвонить тебе раньше, но было занято, — сказал Бен. — Мне надо с тобой поговорить, дорогая. Ты ничего не слышала насчет Гибба?
Линдсей настороженно обернулась и посмотрела на улицу. Не может быть. Но на площади перед мэрией было около дюжины человек, и ни один из них даже отдаленно не напоминал человека, которого она видела сегодня. Он, конечно, уже давно ушел, да и едва ли это был на самом деле Гибб. Просто очередной случай телепатии — Линдсей с отцом нередко замечали, что одновременно думают об одном и том же.
Но почему о Гиббе?
Папа что-то о нем узнал, подумала она. Прежде этого не случалось, но ничего удивительного не было в том, что какой-нибудь их общий знакомый позвонил Бену Арментрауту и сообщил, что его бывший зять получил новую должность, или женился, или попал в автокатастрофу…
Внезапный леденящий ужас, охвативший Линдсей, застал ее врасплох. Они с Гиббом расстались девять лет назад, наговорив друг другу много резких и обидных слов, и с тех пор ни разу не виделись.
— Я ничего не слышала. А в чем дело, папа? Бен Арментраут вздохнул.
— Он здесь, Линдсей.
Гибсон Гарднер в Элмвуде.
У Линдсей кружилась голова, ее бросало то в жар, то в холод. Она с трудом сглотнула ком, вставший в горле, и опустилась на подоконник, сжимая в руке телефонную трубку.
В первый год после их развода она опасалась, что он вернется. Порой ее даже мучили ночные кошмары, в которых Гибб возвращался, а она не знала, что делать. Но уже очень давно она поняла, что Гибб не вернется никогда, потому что, какие бы чувства он ни питал к ней прежде, все они погибли в пылу их последней ссоры — так же, как исчезла и ее любовь к нему.
В этой уверенности Линдсей наконец смогла найти успокоение, эта уверенность помогла ей заново выстроить свою жизнь. Она даже сумела простить его, хотя и знала, что понять не сможет никогда.
Но появиться снова, через девять лет…
— Здесь? — Ее голос сорвался. — Ты уверен?
— Я видел его, Линдсей.
— Он приходил на фабрику? Чего он хотел? Зачем он приехал?
— Обсудим все это позднее, — отрезал Бен Арментраут. — Я позвонил тебе потому, что он спрашивал, по-прежнему ли ты живешь здесь. Не знаю, зачем ему это понадобилось, но если говорить начистоту, то…
Линдсей перебила:
— Папа, ты точно не рассказал ему о… Внезапно она похолодела и резко обернулась. Гибсон Гарднер стоял на улице у раскрытого окна ее магазина, опираясь одной рукой о раму, а другую засунув в карман светло-зеленых брюк. Он стоял небрежно и раскованно, как танцор, отдыхающий после выступления, и, прищурившись, смотрел на Линдсей.
Та облизнула пересохшие губы.
— Значит, это был ты, — пораженно прошептала она.
Его брови приподнялись.
— Так о чем твой отец не должен был мне говорить? — Его голос звучал в точности так, как тогда, в день их последней, самой горькой ссоры.
Тут Линдсей вспомнила, что до сих пор сжимает в руке телефонную трубку.
— Мне надо идти, папа. Поговорим позже. — Она выключила телефон и положила его на подоконник так осторожно, словно он был хрустальным.
— Так о чем я не должен был знать, Линдсей? — снова спросил Гибб.
В какой-то момент Линдсей отчаянно хотелось спастись бегством. Если она сейчас бросится через магазин, потом по лестнице наверх, в свою квартиру, и запрет дверь…
Но сделать это она не могла. Она отлично знала, что, несмотря на показную небрежность позы, Гибб был собран и напряжен. И, в любом случае, что ей даст это бегство? Лучше встретиться с ним лицом к лицу и не выказывать своей слабости. Больше ее дела его не касаются. Он отказался от этого права девять лет назад.
Линдсей распрямила плечи и подняла подбородок.
— Привет, Гибб. А ты совсем не изменился. Все те же подозрительность и нетерпимость.
Но он все-таки изменился. Ему ведь уже около тридцати пяти, тело по-прежнему стройное, мускулы не утратили былой упругости, однако вокруг глаз появились крошечные морщинки, а на висках засеребрилась седина.
— Ты не ответила на мой вопрос!
— А я не обязана тебе ни на что отвечать. Ты что, забыл? Или принести тебе свидетельство о разводе, чтобы напомнить? — для пущей убедительности добавила она. — Все-таки, зачем ты здесь?
— Твой отец сказал мне, где тебя найти.
— И ты примчался прямо сюда? Что ж, очень мило с твоей стороны зайти поздороваться, — с притворным равнодушием произнесла она. — Хотя после девяти лет не знаю, почему ты вдруг решил, что мне будет интересно узнать, как у тебя дела.
Линдсей и не думала, что его взгляд может стать еще тяжелее.
— Конечно, у тебя нет причин интересоваться мною, — сказал он ледяным голосом. — Но я здесь не для того, чтобы возобновлять прежние прекрасные дружеские отношения.
— Ты меня успокоил. Так чего же ты хочешь, Гибб? Или ты уже все обсудил с отцом и теперь решил заглянуть и ко мне, чтобы попрощаться?
— Ты имеешь в виду мои денежные затруднения, верно?
Она ожидала, что он обидится на ее намек, но его голос даже не дрогнул. Линдсей пожала плечами.
— Я этого не говорила.
— Однако очень похоже на то, что именно это ты и имела в виду. А что, разве Бен по-прежнему оплачивает твои ошибки, Линдсей?
Она стиснула зубы и, стараясь говорить как можно спокойнее, ответила:
— На твоем месте я не стала бы напоминать об этом. Да, он предложил тебе деньги, чтобы ты исчез из моей жизни, но ведь и ты от них не отказался.
— А теперь я приехал, чтобы шантажировать его — или тебя, — чтобы получить еще. Ты так думаешь?
— Другого повода для твоего появления я не вижу.
— Я зашел только из вежливости, чтобы ты узнала о моем приезде от меня самого, а не от местных кумушек-сплетниц.
— Ну что ж, теперь ты выполнил свой долг и можешь… — Она демонстративно подняла руку и посмотрела на часы.
Его карие глаза неотрывно смотрели на нее;
Линдсей буквально ощущала его взгляд кожей. Его голос, когда он заговорил, стал еще тише, но ни на йоту не мягче.
— Что ты хочешь от меня скрыть, Линдсей?
— Мне нечего от тебя скрывать.
— Твоя агрессия меня в этом не убедит, поверь.
А также не поможет от него избавиться, с запозданием подумала она. Он достаточно упрям, чтобы простоять тут хоть до ночи, дожидаясь, когда она ответит на его вопрос.
— Так что же ты хотела скрыть от меня? Она и сама хотела бы знать, что собирался сказать ей отец. Но было поздно об этом думать, так что Линдсей взглянула Гиббу прямо в лицо и солгала:
— Где меня найти. Мне не хотелось видеть тебя. Но теперь, раз уж ты тут, думаю, мы могли бы рассказать друг другу наши новости. Как поживаешь? — с деланной сердечностью спросила она. — Надеюсь, хорошо? Ты счастлив? Расскажи, как ты прожил эти девять лет.
— Спасибо, хорошо. Я с радостью — если у тебя на это есть время — расскажу тебе о своей жизни. Впрочем, думаю, время у тебя есть, потому что, если верить табличке на дверях, магазин закрывается только через час, а посетители, кажется, к тебе гурьбой не ломятся.
Линдсей едва сдержалась, чтобы не наговорить ему резкостей.
— Отлично, — сказала она, подходя к кассовому аппарату. По крайней мере нужно занять чем-нибудь руки, чтобы иметь возможность не смотреть на него.
Гибб последовал за ней.
— Симпатичный у тебя магазин.
— Тебя, кажется, это удивляет.
— О, нет. Что бы ты ни делала, Линдсей, можно ожидать, что все будет на высшем уровне. — В его голосе прозвучала едва заметная ирония, сводившая на нет весь комплимент. — У тебя всегда была тяга к самому лучшему.
Вот только муж ей достался не самый лучший, едва не вырвалось у нее.
— И благодаря этому могу покупать оптом разные безделушки, — с усмешкой ответила она. — Это помогает мне сэкономить много денег.
— И позволяет чем-нибудь занять свободное время.
Если бы он только знал, что на самом деле работа была единственным, что спасало ее от долгих часов отчаяния… Но Линдсей вовсе не собиралась сообщать ему об этом.
— Да. Этот магазин — прекрасное для меня занятие. Гораздо интереснее, чем, к примеру, сидеть за вышиванием у окошка. — Она вынула из аппарата кассовые чеки и принялась их пересчитывать.
Гибб подошел к прилавку с хрусталем и принялся что-то на нем разглядывать.
— Удивительно, что у тебя нет помощников.
— К твоему сведению, помощники у меня есть.
Так что тебе очень повезло, что ты застал меня здесь одну.
Прямо около магазина хлопнула дверца машины, и это прозвучало словно выстрел в тишине. У Линдсей замерло сердце, она подняла голову.
Мальчик, выбравшийся из машины, вихрем взбежал по ступенькам и шумно ворвался в магазин. Его светлые волосы были растрепаны, а пиджак застегнут криво, да и то не на все пуговицы. Он затормозил только у самого прилавка и бросил на пол школьный рюкзак.
— Мам, можно мне пойти покататься с Джошем на роликах? А потом мы у него поужинаем. Его мама разрешила, она меня ждет в машине, а потом привезет обратно, к началу занятий в хоре, так что можно я пойду, мам?
Линдсей тихо промолвила:
— У меня посетитель, Бип.
Мальчик оглянулся и наконец увидел Гибба.
— О, простите, сэр.
Линдсей одобрительно кивнула.
— Молодец, солнышко.
Гибб обогнул прилавок и остановился у кассы с хрустальным кубком в руках, переводя взгляд с Линдсей на Бипа и обратно.
Если и прежде его взгляд трудно было назвать теплым, то теперь от него веяло просто арктическим холодом.
— Так вот что ты хотела скрыть от меня, Линдсей, — что у тебя есть сын. Она облизнула губы.
— Да, у меня есть сын, и обсуждать это с тобой я не намерена. То, что касается Бипа, — не твое дело.
Мальчик смотрел на взрослых, стоящих друг перед другом, наморщив лоб.
— Ты назвала его Бипом? — спросил Гибб. — Что это за имя?
Бип с легким недовольством оглядел посетителя, но ответил вежливо:
— Это уменьшительное имя. На самом деле меня зовут Бенджамен Патрик, но, когда я был маленьким, я этого выговорить не мог, так что получалось просто Бип. А теперь уже все привыкли. — Он пристально осмотрел Гибба с ног до головы. — А вас как зовут?
Линдсей затаила дыхание, пока Гибб думал, что ответить. Хотя его замешательство еще ничего не значит, попробовала она успокоить себя. Он может просто размышлять, стоит ли вообще утруждать себя ответом. Гибб не особенно жаловал детей, а с таким, как Бип, явно ему сталкиваться не приходилось.
— Меня зовут Гибб Гарднер, — сказал он, и Линдсей втайне вздохнула с облегчением. Бип протянул ему руку для приветствия.
— Очень рад с вами познакомиться, сэр. — Улыбнувшись, он добавил:
— Какое интересное совпадение — у всех нас одинаковые фамилии.
Лицо Гибба словно окаменело. Значит, известие о том, что его бывшая жена до сих пор носит его фамилию и даже передала ее своему сыну, явилось для него неожиданностью.
Бип повернулся к матери:
— Так как же, мам? Можно я пойду? Линдсей кивнула. Слов у нее не было. Бип радостно забросил рюкзак за прилавок и бросился к выходу, к ожидавшей его машине, не обратив внимания на застывших в напряженном молчании взрослых. Вместе с ним из магазина словно вылетел весь кислород, потому что Линдсей стало трудно дышать, а когда она взглянула на Гибба, его лицо показалось ей странно посеревшим.
В молчании прошла еще одна бесконечно долгая минута. Наконец он спросил:
— Зачем ты сохранила мою фамилию, Линдсей?
Она пожала плечами:
— А разве не ясно? Мне она нравится больше, чем Арментраут. А поскольку с тобой я связаться не могла… Я думала, ты об этом знаешь.
— Твой отец ничего не сказал мне.
— Полагаю, он счел, что тебя это не касается.
— Как и то, что у тебя есть сын.
— Бип уж точно к тебе не имеет никакого отношения.
— Сколько ему лет?
— Восемь.
— Это становится любопытным. Полагаю, сейчас ты сообщишь мне, что он — мой сын.
— Даже и не собираюсь. Просто ему исполнилось восемь лет. — Линдсей так и видела, как в его голове крутятся цифры и значки математических вычислений. — Помнишь, Гибб? Я развелась с тобой потому, что ты был до такой степени Против того, чтобы иметь ребенка, что не желал это даже обсуждать. Так зачем же мне тратить время и убеждать тебя, что Бип — твой сын? Может быть, для того, чтобы получать с тебя алименты? — Сарказм в ее голосе ясно говорил о том, что она даже не думала ждать от Гибба какой-либо денежной поддержки.
Снова повисла долгая мучительная тишина. Когда Гибб наконец заговорил, к удивлению Линдсей, в его тоне не было ни злости, ни облегчения — только хладнокровное спокойствие.
— Тебе, вероятно, не составило труда найти другого мужчину после того, как я убрался из твоей жизни.
Линдсей кивнула.
— К тому же роль мужчины здесь не столь велика.
— Это заметно — поскольку он даже не позаботился о том, чтобы жениться на тебе.
— А я этого и не хотела. После опыта с тобой у меня пропала всякая охота выходить замуж.
Он снова обошел прилавок и аккуратно поставил хрустальный кубок на место.
— Я знаю его? Отца твоего ребенка? Он спрашивал как бы из простого любопытства, но Линдсей это не убедило.
— Не думаю, что тебя это должно волновать. Все в моей жизни, что касалось тебя, кончилось с нашим разводом, Гибб. — Она застегнула сумку. — А теперь, если ты не против, у меня есть еще кое-какие дела перед закрытием магазина. Приятно было повидаться с тобой, но не думаю, что нам стоит возвращаться к этому разговору. И ты можешь со спокойной душой уезжать к себе домой.
Гибб перегнулся через прилавок.
— А кто тебе сказал, что я здесь только проездом?
— Но мне показалось… папа… Приподняв одну бровь, он сухо спросил:
— Полагаю, твой отец считает, что и тебе не нужно знать кое-что обо мне?
Нет, она не хотела ничего знать. Но вопрос вырвался сам:
— Например?
Гибб медленно окинул ее взглядом.
— Например, то, что здесь я задержусь надолго. По меньшей мере на пару месяцев. А может быть, и дольше.
Но сегодня, кроме нее, в магазине никого из работниц не было, и, как бы Линдсей ни хотелось вывесить на двери табличку «Закрыто» и пойти прогуляться по парку, нельзя было забывать, что ее ждало много неотложных дел. Парк и молодая трава пусть потерпят до воскресенья, когда «Попурри» будет закрыт, а его хозяйка — свободна.
Звонок, прикрепленный у входной двери, почему-то не сработал, а Линдсей была слишком занята осмотром китайского сервиза, поэтому не заметила вошедшую в магазин женщину, пока та не кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание.
— Извините…
Линдсей подпрыгнула от неожиданности и обернулась.
— О, простите меня. Миссис Харрисон, не так ли? Могу ли я чем-нибудь помочь?
Женщину, казалось, немало удивило то, что Линдсей помнит ее имя.
— Надеюсь, что можете. — Она поставила громоздкую хозяйственную сумку на прилавок. — Мне говорили, что вы берете на продажу разные поделки.
— Да… иногда. Когда у меня есть место, — уклончиво ответила Линдсей. Правда была гораздо более неприятной — большинство предлагаемых ей вещей не соответствовали по качеству тем требованиям, которые она предъявляла к своим товарам. — Какого же рода поделки вы предлагаете?
— Это не я, а моя дочь. Она работает у вашего отца на фабрике, а игрушки делает просто так, для собственного удовольствия. — Миссис Харрисон вынула из сумки большую игрушечную афганскую борзую и положила ее перед Линдсей на прилавок. — Вот, например, посмотрите. Дочь подумала, что, может быть, когда фабрика закроется, эти поделки помогут ей продержаться, пока она не найдет новую работу.
Линдсей удивленно заморгала. Значит, по округе уже распространился слух, что фабрика Арментраута закрывается. Сама Линдсей услышала об этом впервые, и от такой новости у нее засосало под ложечкой. Да, определенные трудности на фабрике действительно были, но не настолько, чтобы начать паниковать.
— Фабрика вовсе не закрывается, — сказала Линдсей. — Может быть, потребуется некоторая переорганизация производства, не более, но…
— Это они сейчас так говорят, — уверенно перебила ее миссис Харрисон. — Но когда на фабрике появляются посторонние люди и начинают решать, что нужно делать, можно поклясться чем угодно, что дела идут не лучшим образом. Я не хочу винить вашего отца — я уверена, что он отличный руководитель, и прекрасно понимаю, почему он предпочел передать дела этим экспертам и предоставить им прикончить фабрику, чем делать такую работку самому.
Линдсей подумала, что шансов переубедить собеседницу у нее нет, да и возражать против ее доводов не хотелось.
— Что ж, надеюсь, вы будете приятно удивлены, когда эксперты закончат работу, — мягко проговорила она и протянула руку, чтобы потрогать собаку. Игрушка была очень яркого цвета — длинные широкие светло-зеленые полосы чередовались с фиолетовыми, — но шерсть была мягкой на ощупь и годилась даже для маленького ребенка. Линдсей сразу распознала умелую руку. — А из чего это сделано? Ведь не из вязальной шерсти, насколько я понимаю.
— Нет, это синтетическое волокно. Теффи сказала, что может смастерить все, что вам потребуется.
С таким диковатым подбором цветов едва ли можно достичь большого успеха, мрачно подумала Линдсей.
— Если она будет брать непосредственные заказы от покупателей… то есть если люди сами выберут цвета… ну, чтобы игрушки вписывались в интерьер…
— Почему бы и нет? Какая разница! Ей ведь все равно, какого цвета делать игрушки.
Это-то как раз заметно. Может быть, девушка страдает дальтонизмом?
— Тогда передайте дочери, чтобы она зашла ко мне. Мы обсудим цену и еще кое-какие детали. Миссис Харрисон так и просияла.
— Это просто великолепно. Может, вы оставите игрушку у себя, чтобы прямо сразу и начать брать заказы?
— Вы правы. Так я и сделаю. — Линдсей подождала, пока миссис Харрисон не исчезнет из виду, потом завернула собаку в пакет и убрала на полку в задней комнате магазина. Без заключения договора она не имела права выставлять ее на прилавок. К тому же сначала надо было подумать над тем, куда ее поставить. Игрушка была слишком броской и могла затмить остальные товары.
Посетительница давно ушла, но беспокойство, вызванное ее словами, не проходило.
Сначала Линдсей хотела позвонить отцу и предупредить его, но, взглянув на часы, раздумала. Был самый разгар дня, а эксперты, приглашенные Беном Арментраутом, только сегодня начали работать. Пройдет не меньше недели, прежде чем они полностью ознакомятся с ситуацией на фабрике, и у отца сейчас и без нее хлопот по горло. Лучше вечером позвонить ему домой. Несколько часов все равно погоды не сделают; тем более что эти слухи наверняка бродят по округе не меньше недели.
Закончив упаковывать китайский сервиз, Линдсей принялась за переоформление витрины. День Святого Патрика[1] уже прошел, так что скалам из папье-маше и фарфоровым фигуркам предстояло отправиться на свою полку, а статуэткам эльфов и зеленому атласу, который она использовала как фон, — в заднюю комнату при магазине, чтобы дожидаться там следующего года. Теперь пора украсить витрину каким-нибудь весенним пейзажем.
День выдался замечательно тихим и спокойным — как и обещали в середине недели, — но стоило Линдсей начать заниматься витриной, как в магазин, словно нарочно, так и повалили посетители.
— Я не то чтобы жалуюсь, — сказала Линдсей большому черному коту, лениво спустившемуся со второго этажа, когда поток покупателей ненадолго прервался. — Все-таки каждый из них хоть что-нибудь да купил, так что на ближайшую неделю ты едой обеспечен, можешь не волноваться. Ну что, доволен, а, Спатс?
Кот в ответ только широко зевнул и принялся вылизывать свои и без того идеально чистые лапки.
Рассмеявшись, Линдсей снова взобралась по лесенке на витрину, чтобы усадить двух элегантных фарфоровых кукол за крошечный столик, но в это время пришла новобрачная за своим заказом.
— Привет, Кэти. Что, занятия в школе уже закончились?
— Ой, я тебя не заметила. И что ты имеешь в виду под уже? Мне сегодняшний день показался целым годом.
— Думаю, при такой погоде у всех детей должна начаться весенняя лихорадка.
— Не только у детей — я едва дождалась, когда наконец отделаюсь от моих двадцати двух восьмилетних бандитов.
— Не будь я взрослой, непременно уговорила бы тебя пойти поиграть в «классики». — Линдсей принялась выбираться из витрины — уже в который раз за этот день.
Вдруг краем глаза Линдсей заметила, как какой-то мужчина пересекает улицу напротив магазина, а это означало, что он поставил машину около «Попурри» и теперь направляется к зданию городского управления, стоявшему в центре площади. Линдсей не увидела его лица, только широкие плечи, стройную фигуру, длинные ноги и темные волосы, но этого было достаточно, чтобы у нее перехватило дыхание, а сердце бешено застучало.
Какая чепуха, сердито подумала Линдсей. Прошло ведь почти девять лет, а она до сих пор болезненно реагирует на любого мужчину, хоть немного похожего на Гибсона Гарднера, ее бывшего мужа.
Кэти подошла к витрине, держа в руках красивую музыкальную шкатулку.
— Линдсей, ты в порядке? Мне показалось, ты сейчас упадешь.
— А… нет, все нормально. — Голос звучал глухо и дрожал, так что Кэти не очень ей поверила. Линдсей попыталась перевести все в шутку:
— Нет, все в порядке, правда. Просто я увидела на площади мужчину, немного похожего на Гибба, и на минуту мне показалось, что со мной сейчас случится сердечный приступ.
Стоило произнести эти слова, как Линдсей тут же о них пожалела. Она старалась никогда не говорить о Гиббе, и никто — при ней по крайней мере — не упоминал даже его имени. Порой Линдсей казалось, что его вообще никогда не существовало на свете. Меньше всего ей хотелось показать — даже своей лучшей подруге, — что Гибсон Гарднер по-прежнему что-то для нее значит.
— Ну да ладно, — как можно небрежнее добавила Линдсей, — моя галлюцинация уже прошла. — Она указала на изящную шкатулку, которую Кэти держала в руках:
— Здесь записана мелодия Моцарта. Если хочешь послушать, могу завести.
Кэти отдала ей коробочку, терпеливо прослушала всю мелодию и кивнула:
— Беру. Вместе с сервизом, конечно. Он как раз к новоселью, которое я устраиваю вечером в субботу. Ты ведь придешь, правда?
— Разумеется. — Линдсей тем временем заполняла чек. — Но я думала, это будет обычная вечеринка с бумажными тарелками.
— Может быть, ты и права. Я загляну по пути домой в супермаркет, куплю что-нибудь, и мы обновим сервиз прямо сегодня.
Линдсей улыбнулась:
— Отличная мысль. Если ты подождешь еще минутку, я найду коробку от музыкальной шкатулки.
Порывшись в ворохе новых картонных коробок, сваленных под лестницей, Линдсей отыскала нужную и уложила туда шкатулку.
— Ты еще не говорила со своим отцом насчет экскурсии по фабрике для моего класса? Мы как раз прошли по физике раздел «Электричество», и, думаю, им было бы очень интересно посмотреть, как выпускаются батарейки. Линдсей кивнула.
— Он сказал, что все устроит, но лучше привести их в конце следующей недели. Консультанты только начали работу…
— ..и два десятка третьеклассников, путающихся под ногами, отнюдь не помогут Бену в его делах. Понимаю. Тогда мы придем в пятницу вечером. Сможешь нам помочь?
— Да, конечно, я там буду. И скажу отцу, чтобы он попросил кого-нибудь взять на себя роль гида. — Она заколебалась. — Кэти, до тебя случайно не доходили слухи о том, что фабрика закрывается?
— Нет. А что?
Линдсей рассказала ей о визите миссис Харрисон.
— Не хотелось бы мне расстраивать отца подобными новостями, если это всего лишь болтовня матери одной из работниц. К тому же она совершенно ничего не понимает — думает, что раз уж позвали консультантов, значит, дела совсем плохи. Но…
— Если по округе пошли такие сплетни, Бену необходимо об этом знать, — согласилась Кэти. — Постараюсь что-нибудь узнать. Я ведь могу расспрашивать, не рискуя привлечь к себе внимание, в отличие от тебя.
Сунув в карман брюк радиотелефон, Линдсей помогла Кэти донести коробки с покупками до машины.
Обратно она шла не спеша, рассудив, что, раз у нее еще не было перерыва на обед, она заслужила небольшую передышку.
Перед витриной она остановилась, чтобы оценить новое оформление, и, отметив мелкие недостатки, стала раздумывать над их устранением.
Ее размышления прервал телефонный звонок.
— «Попурри». Линдсей Гарднер слушает.
— Доченька…
— О, привет, папа. Как идут дела?
— Ты не занята?
— Нет, сейчас — нет. — Линдсей нахмурилась. В голосе Бена Арментраута она отчетливо уловила беспокойство, и подумала, не дошли ли и до него известия о распространившихся по округе слухах. Или, может быть, его уже вывели из себя консультанты?
— Я пытался позвонить тебе раньше, но было занято, — сказал Бен. — Мне надо с тобой поговорить, дорогая. Ты ничего не слышала насчет Гибба?
Линдсей настороженно обернулась и посмотрела на улицу. Не может быть. Но на площади перед мэрией было около дюжины человек, и ни один из них даже отдаленно не напоминал человека, которого она видела сегодня. Он, конечно, уже давно ушел, да и едва ли это был на самом деле Гибб. Просто очередной случай телепатии — Линдсей с отцом нередко замечали, что одновременно думают об одном и том же.
Но почему о Гиббе?
Папа что-то о нем узнал, подумала она. Прежде этого не случалось, но ничего удивительного не было в том, что какой-нибудь их общий знакомый позвонил Бену Арментрауту и сообщил, что его бывший зять получил новую должность, или женился, или попал в автокатастрофу…
Внезапный леденящий ужас, охвативший Линдсей, застал ее врасплох. Они с Гиббом расстались девять лет назад, наговорив друг другу много резких и обидных слов, и с тех пор ни разу не виделись.
— Я ничего не слышала. А в чем дело, папа? Бен Арментраут вздохнул.
— Он здесь, Линдсей.
Гибсон Гарднер в Элмвуде.
У Линдсей кружилась голова, ее бросало то в жар, то в холод. Она с трудом сглотнула ком, вставший в горле, и опустилась на подоконник, сжимая в руке телефонную трубку.
В первый год после их развода она опасалась, что он вернется. Порой ее даже мучили ночные кошмары, в которых Гибб возвращался, а она не знала, что делать. Но уже очень давно она поняла, что Гибб не вернется никогда, потому что, какие бы чувства он ни питал к ней прежде, все они погибли в пылу их последней ссоры — так же, как исчезла и ее любовь к нему.
В этой уверенности Линдсей наконец смогла найти успокоение, эта уверенность помогла ей заново выстроить свою жизнь. Она даже сумела простить его, хотя и знала, что понять не сможет никогда.
Но появиться снова, через девять лет…
— Здесь? — Ее голос сорвался. — Ты уверен?
— Я видел его, Линдсей.
— Он приходил на фабрику? Чего он хотел? Зачем он приехал?
— Обсудим все это позднее, — отрезал Бен Арментраут. — Я позвонил тебе потому, что он спрашивал, по-прежнему ли ты живешь здесь. Не знаю, зачем ему это понадобилось, но если говорить начистоту, то…
Линдсей перебила:
— Папа, ты точно не рассказал ему о… Внезапно она похолодела и резко обернулась. Гибсон Гарднер стоял на улице у раскрытого окна ее магазина, опираясь одной рукой о раму, а другую засунув в карман светло-зеленых брюк. Он стоял небрежно и раскованно, как танцор, отдыхающий после выступления, и, прищурившись, смотрел на Линдсей.
Та облизнула пересохшие губы.
— Значит, это был ты, — пораженно прошептала она.
Его брови приподнялись.
— Так о чем твой отец не должен был мне говорить? — Его голос звучал в точности так, как тогда, в день их последней, самой горькой ссоры.
Тут Линдсей вспомнила, что до сих пор сжимает в руке телефонную трубку.
— Мне надо идти, папа. Поговорим позже. — Она выключила телефон и положила его на подоконник так осторожно, словно он был хрустальным.
— Так о чем я не должен был знать, Линдсей? — снова спросил Гибб.
В какой-то момент Линдсей отчаянно хотелось спастись бегством. Если она сейчас бросится через магазин, потом по лестнице наверх, в свою квартиру, и запрет дверь…
Но сделать это она не могла. Она отлично знала, что, несмотря на показную небрежность позы, Гибб был собран и напряжен. И, в любом случае, что ей даст это бегство? Лучше встретиться с ним лицом к лицу и не выказывать своей слабости. Больше ее дела его не касаются. Он отказался от этого права девять лет назад.
Линдсей распрямила плечи и подняла подбородок.
— Привет, Гибб. А ты совсем не изменился. Все те же подозрительность и нетерпимость.
Но он все-таки изменился. Ему ведь уже около тридцати пяти, тело по-прежнему стройное, мускулы не утратили былой упругости, однако вокруг глаз появились крошечные морщинки, а на висках засеребрилась седина.
— Ты не ответила на мой вопрос!
— А я не обязана тебе ни на что отвечать. Ты что, забыл? Или принести тебе свидетельство о разводе, чтобы напомнить? — для пущей убедительности добавила она. — Все-таки, зачем ты здесь?
— Твой отец сказал мне, где тебя найти.
— И ты примчался прямо сюда? Что ж, очень мило с твоей стороны зайти поздороваться, — с притворным равнодушием произнесла она. — Хотя после девяти лет не знаю, почему ты вдруг решил, что мне будет интересно узнать, как у тебя дела.
Линдсей и не думала, что его взгляд может стать еще тяжелее.
— Конечно, у тебя нет причин интересоваться мною, — сказал он ледяным голосом. — Но я здесь не для того, чтобы возобновлять прежние прекрасные дружеские отношения.
— Ты меня успокоил. Так чего же ты хочешь, Гибб? Или ты уже все обсудил с отцом и теперь решил заглянуть и ко мне, чтобы попрощаться?
— Ты имеешь в виду мои денежные затруднения, верно?
Она ожидала, что он обидится на ее намек, но его голос даже не дрогнул. Линдсей пожала плечами.
— Я этого не говорила.
— Однако очень похоже на то, что именно это ты и имела в виду. А что, разве Бен по-прежнему оплачивает твои ошибки, Линдсей?
Она стиснула зубы и, стараясь говорить как можно спокойнее, ответила:
— На твоем месте я не стала бы напоминать об этом. Да, он предложил тебе деньги, чтобы ты исчез из моей жизни, но ведь и ты от них не отказался.
— А теперь я приехал, чтобы шантажировать его — или тебя, — чтобы получить еще. Ты так думаешь?
— Другого повода для твоего появления я не вижу.
— Я зашел только из вежливости, чтобы ты узнала о моем приезде от меня самого, а не от местных кумушек-сплетниц.
— Ну что ж, теперь ты выполнил свой долг и можешь… — Она демонстративно подняла руку и посмотрела на часы.
Его карие глаза неотрывно смотрели на нее;
Линдсей буквально ощущала его взгляд кожей. Его голос, когда он заговорил, стал еще тише, но ни на йоту не мягче.
— Что ты хочешь от меня скрыть, Линдсей?
— Мне нечего от тебя скрывать.
— Твоя агрессия меня в этом не убедит, поверь.
А также не поможет от него избавиться, с запозданием подумала она. Он достаточно упрям, чтобы простоять тут хоть до ночи, дожидаясь, когда она ответит на его вопрос.
— Так что же ты хотела скрыть от меня? Она и сама хотела бы знать, что собирался сказать ей отец. Но было поздно об этом думать, так что Линдсей взглянула Гиббу прямо в лицо и солгала:
— Где меня найти. Мне не хотелось видеть тебя. Но теперь, раз уж ты тут, думаю, мы могли бы рассказать друг другу наши новости. Как поживаешь? — с деланной сердечностью спросила она. — Надеюсь, хорошо? Ты счастлив? Расскажи, как ты прожил эти девять лет.
— Спасибо, хорошо. Я с радостью — если у тебя на это есть время — расскажу тебе о своей жизни. Впрочем, думаю, время у тебя есть, потому что, если верить табличке на дверях, магазин закрывается только через час, а посетители, кажется, к тебе гурьбой не ломятся.
Линдсей едва сдержалась, чтобы не наговорить ему резкостей.
— Отлично, — сказала она, подходя к кассовому аппарату. По крайней мере нужно занять чем-нибудь руки, чтобы иметь возможность не смотреть на него.
Гибб последовал за ней.
— Симпатичный у тебя магазин.
— Тебя, кажется, это удивляет.
— О, нет. Что бы ты ни делала, Линдсей, можно ожидать, что все будет на высшем уровне. — В его голосе прозвучала едва заметная ирония, сводившая на нет весь комплимент. — У тебя всегда была тяга к самому лучшему.
Вот только муж ей достался не самый лучший, едва не вырвалось у нее.
— И благодаря этому могу покупать оптом разные безделушки, — с усмешкой ответила она. — Это помогает мне сэкономить много денег.
— И позволяет чем-нибудь занять свободное время.
Если бы он только знал, что на самом деле работа была единственным, что спасало ее от долгих часов отчаяния… Но Линдсей вовсе не собиралась сообщать ему об этом.
— Да. Этот магазин — прекрасное для меня занятие. Гораздо интереснее, чем, к примеру, сидеть за вышиванием у окошка. — Она вынула из аппарата кассовые чеки и принялась их пересчитывать.
Гибб подошел к прилавку с хрусталем и принялся что-то на нем разглядывать.
— Удивительно, что у тебя нет помощников.
— К твоему сведению, помощники у меня есть.
Так что тебе очень повезло, что ты застал меня здесь одну.
Прямо около магазина хлопнула дверца машины, и это прозвучало словно выстрел в тишине. У Линдсей замерло сердце, она подняла голову.
Мальчик, выбравшийся из машины, вихрем взбежал по ступенькам и шумно ворвался в магазин. Его светлые волосы были растрепаны, а пиджак застегнут криво, да и то не на все пуговицы. Он затормозил только у самого прилавка и бросил на пол школьный рюкзак.
— Мам, можно мне пойти покататься с Джошем на роликах? А потом мы у него поужинаем. Его мама разрешила, она меня ждет в машине, а потом привезет обратно, к началу занятий в хоре, так что можно я пойду, мам?
Линдсей тихо промолвила:
— У меня посетитель, Бип.
Мальчик оглянулся и наконец увидел Гибба.
— О, простите, сэр.
Линдсей одобрительно кивнула.
— Молодец, солнышко.
Гибб обогнул прилавок и остановился у кассы с хрустальным кубком в руках, переводя взгляд с Линдсей на Бипа и обратно.
Если и прежде его взгляд трудно было назвать теплым, то теперь от него веяло просто арктическим холодом.
— Так вот что ты хотела скрыть от меня, Линдсей, — что у тебя есть сын. Она облизнула губы.
— Да, у меня есть сын, и обсуждать это с тобой я не намерена. То, что касается Бипа, — не твое дело.
Мальчик смотрел на взрослых, стоящих друг перед другом, наморщив лоб.
— Ты назвала его Бипом? — спросил Гибб. — Что это за имя?
Бип с легким недовольством оглядел посетителя, но ответил вежливо:
— Это уменьшительное имя. На самом деле меня зовут Бенджамен Патрик, но, когда я был маленьким, я этого выговорить не мог, так что получалось просто Бип. А теперь уже все привыкли. — Он пристально осмотрел Гибба с ног до головы. — А вас как зовут?
Линдсей затаила дыхание, пока Гибб думал, что ответить. Хотя его замешательство еще ничего не значит, попробовала она успокоить себя. Он может просто размышлять, стоит ли вообще утруждать себя ответом. Гибб не особенно жаловал детей, а с таким, как Бип, явно ему сталкиваться не приходилось.
— Меня зовут Гибб Гарднер, — сказал он, и Линдсей втайне вздохнула с облегчением. Бип протянул ему руку для приветствия.
— Очень рад с вами познакомиться, сэр. — Улыбнувшись, он добавил:
— Какое интересное совпадение — у всех нас одинаковые фамилии.
Лицо Гибба словно окаменело. Значит, известие о том, что его бывшая жена до сих пор носит его фамилию и даже передала ее своему сыну, явилось для него неожиданностью.
Бип повернулся к матери:
— Так как же, мам? Можно я пойду? Линдсей кивнула. Слов у нее не было. Бип радостно забросил рюкзак за прилавок и бросился к выходу, к ожидавшей его машине, не обратив внимания на застывших в напряженном молчании взрослых. Вместе с ним из магазина словно вылетел весь кислород, потому что Линдсей стало трудно дышать, а когда она взглянула на Гибба, его лицо показалось ей странно посеревшим.
В молчании прошла еще одна бесконечно долгая минута. Наконец он спросил:
— Зачем ты сохранила мою фамилию, Линдсей?
Она пожала плечами:
— А разве не ясно? Мне она нравится больше, чем Арментраут. А поскольку с тобой я связаться не могла… Я думала, ты об этом знаешь.
— Твой отец ничего не сказал мне.
— Полагаю, он счел, что тебя это не касается.
— Как и то, что у тебя есть сын.
— Бип уж точно к тебе не имеет никакого отношения.
— Сколько ему лет?
— Восемь.
— Это становится любопытным. Полагаю, сейчас ты сообщишь мне, что он — мой сын.
— Даже и не собираюсь. Просто ему исполнилось восемь лет. — Линдсей так и видела, как в его голове крутятся цифры и значки математических вычислений. — Помнишь, Гибб? Я развелась с тобой потому, что ты был до такой степени Против того, чтобы иметь ребенка, что не желал это даже обсуждать. Так зачем же мне тратить время и убеждать тебя, что Бип — твой сын? Может быть, для того, чтобы получать с тебя алименты? — Сарказм в ее голосе ясно говорил о том, что она даже не думала ждать от Гибба какой-либо денежной поддержки.
Снова повисла долгая мучительная тишина. Когда Гибб наконец заговорил, к удивлению Линдсей, в его тоне не было ни злости, ни облегчения — только хладнокровное спокойствие.
— Тебе, вероятно, не составило труда найти другого мужчину после того, как я убрался из твоей жизни.
Линдсей кивнула.
— К тому же роль мужчины здесь не столь велика.
— Это заметно — поскольку он даже не позаботился о том, чтобы жениться на тебе.
— А я этого и не хотела. После опыта с тобой у меня пропала всякая охота выходить замуж.
Он снова обошел прилавок и аккуратно поставил хрустальный кубок на место.
— Я знаю его? Отца твоего ребенка? Он спрашивал как бы из простого любопытства, но Линдсей это не убедило.
— Не думаю, что тебя это должно волновать. Все в моей жизни, что касалось тебя, кончилось с нашим разводом, Гибб. — Она застегнула сумку. — А теперь, если ты не против, у меня есть еще кое-какие дела перед закрытием магазина. Приятно было повидаться с тобой, но не думаю, что нам стоит возвращаться к этому разговору. И ты можешь со спокойной душой уезжать к себе домой.
Гибб перегнулся через прилавок.
— А кто тебе сказал, что я здесь только проездом?
— Но мне показалось… папа… Приподняв одну бровь, он сухо спросил:
— Полагаю, твой отец считает, что и тебе не нужно знать кое-что обо мне?
Нет, она не хотела ничего знать. Но вопрос вырвался сам:
— Например?
Гибб медленно окинул ее взглядом.
— Например, то, что здесь я задержусь надолго. По меньшей мере на пару месяцев. А может быть, и дольше.