— Думаю, Молли хулиганила, чтобы привлечь внимание родителей, — сказала Джейн, описав, как ее кузина заперлась в морозильнике в торговом центре и отказывалась выходить, пока кто-то не разыскал ее родителей в Бали и не позвонил им, чтобы она попросила их приехать и забрать ее. Ей тогда было семь.
   Джон покачал головой:
   — Это грустно.
   — Я знаю. И мои родители знали, поэтому мы забирали ее каждое лето и два последних года старшей школы, когда она побывала в каждом интернате в пределах тысячи миль.
   — Теперь объясни про шантаж.
   — Ну, не совсем шантаж. Молли… Ну, у Молли есть способ превращать все в приключение. Ее родители умерли, и за счет доверительного фонда, который, кажется, неисчерпаем, она ведет неплохую жизнь. Я… я завидую ей немного. Отчасти ее безбедной жизни. Но ее родители наложили ограничение на фонд. Пока Молли не выйдет замуж, она должна сама зарабатывать деньги, по меньшей мере десять месяцев в году, чтобы получать доходы фонда. Хотели, чтобы она научилась ответственности.
   Джон внимательно слушал, и Джейн стала объяснять, что Молли проходит испытательный срок на последней работе, и ей пришла в голову отличная мысль…
   — Харрисон? — Джон вскочил на ноги так быстро, что Джейн даже не заметила, как он это сделал. — Она хочет, чтобы ты достала сенсацию о Харрисоне?
   Лакрица смешалась в желудке с розовым клубничным напитком, и внезапно Джейн почувствовала дурноту.
   — Я уеду завтра утром.
   — Заткнись, — тихо сказал Джон, меряя шагами ковер. — Молли работает на самую крупную газету в Вашингтоне, которая не слишком симпатизирует Харрисону. Информация, которую ты ей дашь — информация, которую тебе дам я, — может оказаться напечатанной в газете. Да, мне это нравится.
   — Тебе это нравится? Тебе нравится что? Я думала, ты хочешь написать книгу. — Джейн в конце концов не выдержала, подобрала фантик и выбросила его в мусорку. И всерьез подумала о том, чтобы вернуться в ванную: предположительно, чтобы снова почистить зубы, но более вероятно, чтобы крепко обнять фарфоровый унитаз. Вместо этого она опять заползла под одеяло и притворилась, будто ей хорошо.
   Он махнул рукой, словно позволял ей лечь, и продолжил вышагивать. Как лев в клетке, или пантера, или великолепный сексуальный мужчина. Наконец он повернулся к ней с улыбкой на лице, из-за которой Джейн захотелось дернуть носом и исчезнуть.
   — Я вшивый писатель, — он улыбнулся еще шире.
   — О, не говори так, Джон. У тебя уже была неудачная затея, — мягко сказала Джейн, заставляя себя сесть еще раз.
   — Нет, нет. Я вшивый писатель. Правда. Но меня очень увлек Харрисон. Думаю, я могу копнуть глубже, сорвать с него личину. Но я никогда не продам книгу. Кроме того, на издание уйдет слишком много времени, и Харрисон может уже выставить свою кандидатуру и даже быть избранным. Но если мы скормим твоей кузине то, что выясним, а она скормит это своему начальству в газете… Да. Да, Джейн, это может сработать.
   — Ты отказываешься от книги? Вот просто так?
   — Не раздумывая. Я говорил, мне не нравится Харрисон. Он какой-то… какой-то…
   — Скользкий? — предложила Джейн, кивая. И зря. Вместе с головой кивнул и желудок, а затем сделал полуоборот.
   — Ты тоже так считаешь?
   — Я вот что считаю, Джон. То, что мы с тобой приехали за одним и тем же, удивительное совпадение. Какова была вероятность?
   Джон опять присел на кровать.
   — Джейн, по моим подсчетам, на конференции шесть журналистов. Ты правда думаешь, что они собираются обсуждать глобальное потепление или политическую мораль? Нет. Они здесь потому, что нынешний президент не может снова баллотироваться, вице-президент отказался по состоянию здоровья, так что Харрисон победит наверняка — если решит выставить свою кандидатуру.
   — А как насчет другой партии? Он покачал головой:
   — Оппозиция в замешательстве, они заявили восьмерых, которых никто не знает, так что многие месяцы там не будет ничего дельного, пока один или двое не оторвутся от остальных. Харрисон — не только самая крупная шишка в городе, Джейн, но и единственная. Так что совпадение не слишком большое. Тут половина людей, по умеренным подсчетам, наблюдают за сенатором Обри Харрисоном.
   — Даже Брэнди Хаит? Джон пожал плечами:
   — Может быть. Она не единственная актриса, которая стремится в высшие круги. Посмотри на Мэрилин Монро, Грейс Келли, Барбру Стрейзанд, Лиз Тэйлор. Можно жениться или содержать, пока ты в политике, рука руку моет. Может, Брэнди Хаит подумывает стать Первой Леди» Ради славы или настоящей политической программы. Тут многие женщины страстно желают стать следующей Джеки Кеннеди или Хил лари Клинтон.
   Джейн прижала пальцы к вискам. Она почти обрадовалась головной боли. Это отвлекало от тошноты.
   — Я не создана для всех этих интриг. Политика такая запутанная.
   — Нет. Просто следи за властью и за деньгами. А сейчас следи за Обри Харрисоном и посмотри, куда он ведет. Из двух сотен участников по крайней мере три четверти здесь только для того, чтобы разузнать, в чем замешан Харрисон. Остальные уже знают, и я хочу разведать, что именно.
   — И ты хочешь, чтобы я скормила это Молли… Я думала, ты убьешь меня.
   — Нет. Мы команда, Джейн. Пока ты не истекаешь слюной по Диллону Холмсу.
   — Я не истекаю… Грубиян.
   — Извини. В общем, приключение продолжается, Джейн. Веселись до упаду, пусти все на самотек. Поиграй недельку в свою кузину Молли. Но запомни одну вещь — Диллон Холмс влюблен в Диллона Холмса. Так что поищи кого-нибудь другого.
   — Я не такого приключения хотела. В твоих устах все звучит так грязно, словно я мечтаю прыгнуть в постель к первому встречному.
   — Мечтай — не мечтай, Джейни Престон, но ты уже спишь с таким в одном номере.
   Она пристально посмотрела на него и повернулась на бок.
   — Да, надо поспать.
   Джон обошел комнату и выключил все лампочки.
   — Не забудь почистить зубы, — он забрался в постель, а Джейн натянула одеяло на голову.
   — Ты какой-то довольный, — Обри Харрисон повернулся от импровизированного бара со стаканом скотча в руке.
   Диллон Холмс пересек гостиную маленького люкса, ослабляя галстук, и забрал у сенатора стакан.
   — Спасибо, я с удовольствием выпью. Как ты догадался?
   Харрисон пару раз надул щеки, повернулся и налил себе виски в другой стакан. Двойную порцию.
   — Я только что видел Тоби Паттерсона, — Диллон аккуратно сел, слегка подтянув брюки, чтобы не мялись на коленях. — Он начинает волноваться.
   — Почему? Какая муха его укусила?
   Д ил лон изящно пожал плечами. Он все делал изящно.
   — Он хочет, чтобы ты объявил прямо на этой неделе. А лучше вчера. Я бы сказал ему, когда, но мне спокойнее, когда он вне игры. К тому же некоторые его сотрудники начинают шуметь о Клакстоне, о том, чтобы Паттерсон поддержал его. В конце концов, Клакстон очень популярный губернатор штата.
   — Губернатор Пенсильвании? Ну-ка, Диллон, назови имена президентов из Пенсильвании. Я могу привести тебе только одно, потому что больше нет. Бьюкэнен[14]. Старина Джимми даже не мог удержать Южную Каролину, и мы все знаем, что случилось потом.
   — Зато Клакстон абсолютно чист, и многим он нравится. Я бы посоветовал протолкнуть его на пост твоего вице-президента, но только никто не захочет президента из Нью-Джерси, а вице — из Пенсильвании. Тебе нужен кто-то из Калифорнии.
   Сенатор отодвинул от маленького столика стул с прямой спинкой и оседлал его.
   — Ты так уверен, что я буду баллотироваться?
   — Все уверены, Обри. Ты бы слышал нашу маленькую мисс Престон, которая воспевала тебя. По ее словам, ты любимец каждого, включая Романовски, а мы знаем, что он — фуфло. Он до сих пор меня беспокоит, но уже меньше. Наверное, он просто хотел повидать тебя, посмотреть, помнишь ли ты его. И на твоем месте я бы снизил обороты с Брэнди. Нам нужен кто-то из Калифорнии, конечно, но из округа Оранж, а не из Голливуда. Мне не нравится даже намек на связь с Голливудом.
   — Может, мне наплевать, что тебе нравится, — сенатор облокотился на спинку стула.
   — А мне, может, наплевать, что тебе нравится, или нравлюсь ли я. Ты лучше вспомни, кто здесь командует, Обри.
   — А ты об этом никогда не забываешь, да? Сегодня вечером я говорил не всерьез, черт побери. Я просто выпускал пары.
   — Журналисты наверняка поверят тебе, если ты захочешь созвать пресс-конференцию, объяснить свои слова, посмотреть, что происходит, — проговорил Диллон без запинки. — Извини, я пойду возьму распечатку.
   — Нет, сядь. Ты до сих пор носишь это с собой? Диллон вернулся через пять секунд, помахивая двумя скрепленными листами.
   — Как всегда, просто памятка, чтобы ты не забыл. Но не пленка, дядя. Мы с тобой знаем это, — и он улыбнулся. — Я решил сегодня организовать небольшой коктейль. Просто вечер знакомств. Будет обычная группа, плюс несколько человек для отвлечения внимания, на случай если кто-то слишком заинтересуется и запишет имена. И обрати больше внимания на эту бабу, Престон, как мы договаривались. Она совершенна, Обри, даже лучше, чем рекламировали. Молодая, миленькая и поразительно наивная. Подарок судьбы.
   Сенатор потер шею.
   — Хорошо, хорошо. Фотографы будут?
   — Конечно. Вы с барышней улыбаетесь в камеры. Она будет большой подмогой с мамашами. Но не переборщи, Обри. Она слишком молода. Улыбайся ей, но обращайся по-отечески. Ты знаешь, что значит по-отечески? Это значит, что ты, черт подери, не лезешь к ней в трусики.
   — Ну ты и скотина, Диллон. Сын моей сестры. Как же я не знал… Она тоже скотина.
   — Да, да, конечно, — Диллон сделал еще один глоток. — Фотографии. Возможно, местное телевидение. Будет хорошо. Мы можем нанять несколько детей…

Глава 8

   Ранним воскресным утром в Кейп-Мэй было солнечно и уже тепло, хотя морской ветерок, продувавший балкон в номере Джона, обещал, что день будет вполне приятным.
   Возможно, приятнее, чем сейчас, — он сидел в плетеном кресле-качалке на балконе. Его выставила из собственной комнаты самая невероятная соседка на свете.
   Она выглядела крайне аккуратной даже во сне: лежала на боку, ни одно из покрывал не смято, рука под щекой. Когда он проснулся в шесть, пришлось напомнить себе, что в его планы не входит забраться к ней в постель и посмотреть, как она будет выглядеть, запутавшись в простынях… в его руках…
   — Все? — позвал он через открытую дверь. — Я уже насмотрелся на природу, и тут сидит чайка, которая так на меня уставилась, что я либо отдам ей завтрак, либо стану им.
   — Не дури, — Джейн вышла на балкон. — Чайки не нападают на людей.
   — Да? А ты пробовала когда-нибудь пройтись по пляжу с пакетиком картошки-фри в руке? — Джон поднялся с качалки. — Ты все? Я хоть что-нибудь смогу найти?
   Джейн закатила глаза.
   — Хватит жаловаться. И поверь мне, я не хотела разбирать твой кавардак. Просто осознала, что еще день, и нам придется ползать по полу, карабкаясь через горы твоей одежды. Между прочим, ты сам сказал, что не можешь смотреть, как я развешиваю твою одежду.
   — Меня однажды напугала вешалка. Или брови Джоан Кроуфорд, точно не помню, — он вернулся в комнату, которая выглядела так, будто в ней никто не жил.
   — Куда ты, черт возьми, все засунула?
   Она прошмыгнула мимо него, подошла к комоду и стала выдвигать ящики.
   — Два верхних — твои, два нижних — мои. Ты выше, поэтому так будет справедливо.
   — Справедливо. Но я думаю, тебе нужно три, чтобы было справедливее всего. Где мой ноутбук?
   — На столе рядом с тобой. Вместе с книгами, папками, ручкой и блокнотом. И я нашла твой шнур от модема и воткнула в телефон. Туалетные принадлежности в ванной, ярлыки с одежды срезаны, а чемоданы аккуратно вложены, один в другой. Они в шкафу.
   Джон поежился. Она управилась со всем этим за пятнадцать минут?
   — Я просто в ужасе от тебя. Как я теперь жить буду? Мне нужен… мне нужен развал.
   — А мне нужен порядок. Порядок побеждает, потому что всегда может превратиться в развал, но в развале очень сложно навести порядок, когда он… развален.
   Джон ущипнул переносицу и состроил рожу.
   — И я даже кофе еще не попил. Давай, чистюля, пойдем раздобудем чего-нибудь поесть.
   Джейн взяла сумочку и папки с материалами конференции, которые они получили вчера вечером.
   — Я уже посмотрела, завтрак накроют в банкетном зале, который потом поделят раздвижными дверями на три отдельные комнаты для собраний. Там три заседания по полтора часа с девяти до пяти. И ты, наверное, захочешь побывать на семинаре по работе правительства: «Ограничение власти федерального правительства. Удачная затея или путь к всеобщей коррупции?» Харрисон обязательно придет, верно? Если только ты не считаешь, что сенатора больше интересуют проблемы кислотных дождей или авторского права.
   — Уж точно не кислотных дождей. Он не верит в такие вещи, которые, по мнению его сообщников, могут ударить по их карманам. Хотя мне интересен семинар по авторским правам. — Они вышли в коридор, дверь захлопнулась и заперлась за ними. — Черт. Я забыл свою карточку-ключ.
   Джейн протянула ему ключ вместе с наклейкой, на которой было напечатано: «Профессор Джон Романовски ».
   Он пришлепнул ее на грудь, потому что уже выяснил, что споры с его «товарищем по комнате» напоминают попытки ставить друг на друга стеклянные шарики.
   — Ты начинаешь меня раздражать, Джейн. Прекрати быть такой чертовски совершенной.
   Джейн нажала кнопку лифта.
   — Я не совершенна. Я нервничала и слишком много вчера выпила, и уже проглотила три таблетки аспирина, а то голова раскалывается. Я живу в комнате с ворчливым неряхой, который явно не любит утро, даже прекрасное, и у меня ощущение, что если тебя, такого большого, волосатого и мужественного, не держать на коротком поводке, ты разрушишь себя за десять минут.
   — Отлично. Истинная тетушка Мэрион. Не хватает только фартука, — пробормотал Джон, сворачивая за угол, и увидел сенатора Харрисона с его верным Тонто[15], то есть Диллоном Холмсом, которые уже стояли у лифта.
   — Доброе утро, дорогая Джейни, рад встрече. И вам доброе утро, Джон. Прекрасный день, верно? — Сенатор Харрисон уж точно любил утро, потому что был причесан, ухожен, и от него пахло так, словно кто-то опрокинул на него полфлакона дорогого одеколона. — Вы позавтракаете с нами?
   — О, спасибо, сенатор. Но в программе сказано, что будет шведский стол, и места не фиксированы, так что вы вовсе не должны…
   Она замолкла, когда Джон украдкой наступил ей на ногу и заявил:
   — С удовольствием, сенатор. Вот и лифт. Диллон, ты тоже завтракаешь или просто хочешь проехаться с нами на лифте?
   — Очень смешно, Джон, — натянуто улыбнулся Диллон.
   Джон отвесил ему презрительный поклон и подождал, когда тот войдет в лифт. Стыд и позор. Всякий раз при виде Диллона он не мог справиться с собой и начинал острить. Нет, ему никогда не сыграть чудаковатого профессора.
   В тишине они спустились на первый этаж.
   Все расступились, пропуская Джейн вперед, и Джон поспешил за ней. Харрисон и Холмс шли позади.
   — Эй, притормози, куда бежишь?
   — Ты просто несносен. Подлизываешься к Харрисону, ехидничаешь с Диллоном, который ведет себя исключительно по-джентльменски со мной — и с тобой. И вообще, с чего ты решил, что я хочу позавтракать с ними? Разве не достаточно того, что всю неделю мы будем сидеть за одним столом во время ланча и ужина? Сегодня воскресенье, а воскресенье — мой выходной. Могу я хоть немного развлечься?
   — Я думал, ты уже развлеклась, расставив мои туалетные принадлежности по алфавиту. Или по размеру? Назначению?
   Она повернула голову и пристально посмотрела на него, не останавливаясь.
   — Не смешно. И я не развлекаюсь. Знаешь, утром я говорила с родителями, пока ты принимал душ. К счастью для тебя, вчера они позвонили Молли. Иначе приехали бы уже этим утром, как раз вовремя, чтобы услышать твое жалкое подражание Спрингстину. Было бы чудесно, верно? И знаешь, плохой голос в ванной лучше не становится.
   — Значит, все дело в родителях? — Джон попытался пропустить мимо ушей нападки на его вокальные данные. Вдобавок маленькая Джейни Престон понемногу выползает из панциря примерной девочки. Если еще подтолкнуть ее, она может даже обругать его… или выяснить, что нет, милочка, мы не товарищи. — Они задали жару своей дочурке?
   — Нет. Они все поняли, когда Молли объявила им, что в Кейп-Мэй внезапно началась буря, и телефонные линии вышли из строя вчера днем, как раз когда на самом деле я разговаривала с ней.
   — Быстро соображает твоя кузина, — сказал Джон, когда они встали в очередь к шведскому столу.
   — Быстро, но не более того. Ее вранье продержалось ровно до тех пор, как папа сегодня утром посмотрел погоду в Интернете и не нашел ни одного упоминания о буре в Кейп-Мэй. Так что я сказала ему правду. Ну, вроде.
   — Вроде? — переспросил Джон, протягивая ей еще теплую тарелку и наблюдая, как она загружает на нее фрукты. Она даже взяла толстенную ветку петрушки или еще какой-то зеленой кудрявой штуковины, которую он не стал бы есть, даже умирая с голода, и водрузила ее сверху.
   — Я сказала, что машина сломалась, и когда я добралась, то так устала, что упала на кровать и проспала до самого утра. Хочешь мускусную дыню?
   — Нет, спасибо. Ты строишь пирамиду или собираешься все это съесть?
   — Съесть все это? Нет, конечно, нет. Я просто подумала, что было бы неплохо сделать тарелку с фруктами для нашего столика. На всех.
   — Повторяю, Джейн. От тебя в дрожь бросает, — Джон положил себе яичницу-болтунью. — Ты все умеешь организовать. Готов поспорить, ты сможешь заставить кошек ходить строем.
   Она наконец-то улыбнулась.
   — Ты когда-нибудь видел ораву четырехлетних детей, которые держатся за бечевку на прогулке? Это хорошо в теории. Длинная веревка с лямками, за которые держатся дети, пока старший ведет их за собой. Но если один ребенок решает ее отпустить, то отпускают все, и поэтому я строю кошек. Вернее, строила, пока не запаслась веревкой с маленькими браслетами.
   — Собственная группа ясельников, скованных одной цепью. Очень славно, прости за выражение. А теперь ты строишь меня, и, судя по виду этой тарелки с фруктами, также сенатора и Холмса. Постарайся не забывать, что у тебя приключение, Джейн. Никто не говорил, что ты должна все время цепляться за поручни. Ты можешь швырять одежду на пол. Оставлять открытой зубную пасту. Есть вкусную еду, не только здоровую. Я серьезно. Попробуй.
   Она посмотрела на него, на тарелку, потом снова на него. После чего отставила тарелку и взяла новую, из стопки около горячей еды.
   — Я буду яичницу, бекон и немного ветчины, и два ломтика поджаренного белого хлеба, не зернового, а потом вернусь за блинами.
   — Вот-вот, Джейн, дай себе волю. Блины с клубничным сиропом? — спросил Джон, ухмыляясь.
   Джейн с ужасом посмотрела на него.
   — О боже, нет. Я больше никогда не буду есть клубнику.
   — Хорошо. Начнем с малого. Потом ты раскрепостишься еще больше, перестанешь подписывать открытки, может, встанешь на пляже без крема от солнца или шляпы и споешь несколько куплетов из «Рожденной свободной»[16].
   — По твоим словам, я получаюсь зажатой психичкой. — Джейн несла до краев полную тарелку. Они направлялись к их постоянному столику. И так слишком много отклонений от расписания, и он боялся, что она взорвется.
   — Не зажатой. Сдержанной. Подавленной. Чересчур правильной. Хорошей девочкой. Я до сих пор не пойму, как твоя кузина уговорила тебя сюда приехать.
   Она опустила голову.
   — Я этого хотела, вот почему. Ты правда думаешь, что Молли может уломать меня шантажом? Я ведь еще ничего не совершила.
   — До сегодняшнего дня. Вернее, вчерашнего. И вчерашней ночи. Все у тебя будет хорошо. Только завязывай с пьянками.
   — Я думала, это меня раскрепостит. А вместо этого стало плохо, и тогда я тебе все выложила, — она вздохнула и положила на колени салфетку. — Мне до сих пор не верится, что ты действительно рад, что Молли работает на…
   — Сенатор! Вы нашли тарелку Джейни с фруктами? — выпалил Джон. — Мы разговаривали, а она все громоздила и громоздила и наконец поняла, что туда никак не поместится яичница.
   — Это ваша работа? — Харрисон указал на тарелку с фруктами перед тем, как поставить ее в центр стола. — Очень художественно.
   — Правда ведь? Страшно подумать, что она могла бы сотворить из кубиков «Лего».
   — Сенатор, — Диллон отодвинул свой стул, — мы должны поспешить, если вы собираетесь встретиться с конгрессменом Паттерсоном.
   — Да-да, я помню, — Харрисон наклонился к Джейн. — Он такой организованный. Я просто с ума схожу. Вы ведь предпочитаете свободу, Джейни? Я-то уж точно.
   Джон прикусил нижнюю губу. Джейн вспыхнула, пытаясь ответить.
   — О, Джейни свободная личность. Верно, Джейни? На самом деле она только что уговаривала меня прогулять утренние семинары, чтобы мы сходили на пляж. Будем строить замок из песка.
   — Правда? — спросила Джейн, ее прекрасные карие глаза расширились.
   — Правда, — Джон удивился тому, как обрадовался ее радости. — Обязательно.
   — Я вам завидую, Джон, — вздохнул Харрисон. — Я уже не помню, когда в последний раз что-то делал только потому, что хотел. Я бы присоединился к вам, но должен провести эту встречу. Диллон, ты бы сходил с ними. В беседе с конгрессменом ты мне не нужен.
   Джон скрыл свое изумление — на лице Диллона Холмса сначала проступило ошеломление, затем подавленный гнев.
   — Правда, сенатор, мне несложно. И я сделал несколько записей…
   — Нет, нет, иди. Я серьезно. Иди! Политика, замки из песка… Почти одно и то же, вам не кажется? Только, — добавил он, подмигнув Джейн, — песок не такой зыбкий.
   — Извините, сенатор Харрисон, — Джон поставил на стол чашку кофе. — Но это не слова будущего президента. Может, я чего-то не понимаю, но это слова человека, изрядно разочаровавшегося в политике.
   — Нет, Джон, — возразил Харрисон, намазывая маслом ржаной тост. — Это слова человека, который разбирается в политике. Политика — грязь, но, когда страна взывает к тебе, приходится отвечать. — Он быстро взглянул на Диллона. — В конечном счете у меня просто нет выбора.
   Остаток завтрака прошел довольно тихо, пока Джейн не перевела разговор на вечерний коктейль, задав извечный женский вопрос:
   — Что мне надеть?
   — Что-нибудь яркое, Джейн. То, что хорошо выйдет на фотографиях, — ответил Диллон. — Мы пригласили прессу.
   Джон почувствовал, что ему надо бы кое-что выяснить и для себя.
   — Прессу? Я думал, эти конференции проходят более… уединенно. Не для прессы.
   — И вы преподаете политологию? — произнес Диллон так снисходительно, что Джону захотелось ему врезать. — До президентских выборов осталось меньше двух лет, профессор. Все, что делает потенциальный кандидат, — достояние общественности.
   — А вы говорили, что не знаете, собираетесь ли баллотироваться, — быстро вставила Джейн. — Но все же решили выставить свою кандидатуру?
   Диллон рассмеялся:
   — Все задают один и тот же вопрос. Если бы это зависело от меня, дядя объявил бы о своей кандидатуре сегодня же. Но мы еще следим за неофициальным подсчетом голосов, обдумываем сложности. Все это требует времени, Джейн.
   — И денег, — добавил Джон, набивая рот яичницей, — не будем забывать про деньги.
   — Всем доброе утро, — Генри Брюстер отодвинул стул рядом с Джоном. — Прекрасный денек, не правда ли? Я уже позавтракал и погулял по пляжу.
   Джон посмотрел на полную тарелку Генри:
   — И снова нагулял себе аппетит?
   — Конечно, это я зря, но как можно устоять? — вопросил издатель, толстым слоем намазывая сливочный сыр на подрумяненный бублик с изюмом и корицей.
   На стол рядом с собой он положил книгу, и Джейн выглянула из-за Джона, чтобы прочитать название.
   — «Пустая земля»? Дж.П. Роман? Я думала, у меня есть все его книги.
   В голове Джона нарисовался образ Генри, висящего на ближайшем флагштоке. Он быстро расслабил пальцы, сжимающие чашку с кофе, чтобы не отломать ручку.
   — А, это? Это пресс-тираж, Джейни. Книга в твердом переплете выйдет лишь через два месяца. Я уже читал ее несколько раз, во всех воплощениях, но сейчас читаю готовую продукцию исключительно для удовольствия. Вы читали Романа?
   Джон метнул взгляд влево и увидел, как Джейн кивнула.
   — О, да. Мне нравится. Но я читаю его в мягкой обложке, значит, всегда отстаю на год, так? Наверху у меня лежит его последняя книга, между прочим.
   Ненадолго, решил Джон, хоть на задней обложке и неузнаваемая фотография, чьи-то голова и плечи.
   — Ну, достаточно холестерина, — он поднялся. — Генри, хочешь построить замок из песка?
   Генри посмотрел на свои модельные брюки.
   — Не очень. Я собираюсь участвовать в дискуссии об авторских правах. Я совсем спятил, хочу выслушать, по каким причинам Конгресс не принял ни одного нового закона о защите авторских прав, при том, что у них хватило времени объявить официальный День дурака.