– Послушайте, капитан Карраско, если таково ваше звание, – ответил я. – Я не собираюсь тратить время на разговоры с вами. Предлагаю вам сдаться и немедленно!
– А если я не соглашусь?
– Можете не рассчитывать на наше милосердие.
– Я не собираюсь просить милосердия у вас, кабаллеро.
– Попросите, если не хотите умереть. У вас нет ни малейшего шанса на спасение. Говорю это серьезно и без мыслей о торжестве. Мои люди перекрыли все пути отхода с этого места. Они вооружены пистолетами и ружьями.
– Прислушайтесь к голосу разума! – продолжал я горячо, убедившись, что допустил ошибку: мог вынудить разбойника на отчаянные меры. – Отдайте пленных, и я обещаю сохранить жизнь вам и вашим товарищам.
– Айе, Диос ! Как вы великодушны! Ха-ха-ха! Это все, что вы можете пообещать, благородный капитан?
– Нет, не все! – ответил я, задетый его насмешливым тоном. – Кое-что еще. Если вы откажетесь от предложенных условий, я обещаю, что через десять минут вы отойдете в вечность, и ваше тело будет свисать вон с того дерева!
Я указал на одну из сосен, растущих на утесе.
– Так скоро? – последовал холодный ответ. – Вам потребуется больше десяти минут, чтобы взять нашу крепость. Не примите ее за джакале (хижина, крытая пальмовыми листьями). Хотя крепость деревянная, она крепче, чем вы предполагаете, сеньор капитан.
– Мы можем ее поджечь!
– А вот этого вы не сделаете! Пока я в таком хорошем обществе, я не боюсь сгореть или задохнуться в дыму.
Его насмешка вызвала у меня бешеный гнев; в то же самое время я понял, что не в силах выполнить свое хвастливое обещание.
– Нам не обязательно поджигать дом, – был мой ответ. – Мы доберемся до вас и без этого. У моих людей есть топоры. Они опытные лесорубы и умеют ими пользваться. Нам не потребуется десяти минут, чтобы взломать вашу дверь.
– Попробуйте, – прервал меня грабитель, – и половина из вас не доживет до того, чтобы перешагнуть через порог. А те, кто перешагнет через него, увидят сцену, которая, я уверен, вам не понравится, благородный капитан.
– Какую сцену? – невольно спросил я, и в моем воображении возникли ужасные картины.
– Женщину, прекрасную женщину, с кинжалом в груди! Клянусь святой девой, вы увидите это!
Я почувствовал себя так, словно кинжал пронзил мне грудь. Я знал,что это не пустая похвальба. Голос разбойника звучал твердо и говорил о решимости выполнить обещание.
– Позвольте мне выстрелить в него, – прошептал рядом сержант. – Я думаю, что сумею попасть в него, не задев девушку.
– Нет, нет! – торопливо ответил я. – Предоставьте это мне. Ради вашей жизни, не стреляйте! Еще рано!
Я стоял в нерешительности. В руке у меня было ружье, и я сам взвешивал риск выстрела в негодяя. В других обстоятельствах я уверен, что попал бы; но сейчас я был слишком возбужден. Ужасное положение! Мышцы Вильгельма Телля не могли быть больше напряжены, когда он накладывал стрелу на тетиву.
Разбойник, казалось, вполне понимает мои колебания.
– А теперь, сеньор янки, – продолжал он, не дожидаясь ответа, – надеюсь, вы готовы удовлетворить мою просьбу. Если так, сформулируйте условия нашего освобождения. И помните: условия должны быть легкими, иначе мы их не примем. Не хочу вас торопить. Дело важное для нас обоих и для нее тоже, – он кивком указал на Мерседес, – поэтому прошу вас, продумайте все тщательно. А мы тем временем уйдем и будем терпеливо ждать ваш ответ.
Говоря это, он опустился за парапет. Я решил, что он остается на азотее.
Вместе с ним опустился и белый щит; снова Мерседес исчезла из виду; со мной остались только воображаемые сцены, более мучительные, чем укус тарантула.
Глава XXXVIII
Висячий мост
Некоторое время я стоял в нерешительности.
Казалось, нет иного выхода, кроме согласия на условия бандита. Бревенчатую хижину не возьмешь штурмом, не потеряв нескольких людей. А на такую жертву я не был согласен.
Дело не в том, что они отказывались. Напротив. Оскорбленные насмешливым тоном главаря разбойников, они готовы были устремиться вперед и умереть в мщении.
Но они помнили гнусную угрозу разбойника, и только она сдерживала их. И меня тоже. Никто не сомневался в том, что бандит говорил серьезно; мы знали, что, доведенный до отчаяния, он свою угрозу осуществит.
Ничего не оставалось, как принять его условия.
Отойдя за деревья и подозвав к себе с полдюжины самых опытных своих солдат, я начал обсуждать с ними условия капитуляции.
Мы не тратили времени. Меня по-прежнему мучили картины: прекрасная фигура в грязных объятиях разбойника. Поэтому я не стал спрашивать мнения каждого.
Я был старшим, все согласились со мной. Разбойникам следует позволить покинуть это место без помех. Пленницы останутся с нами.
Все испытвали раздражение при мысли о том, что нам придется отпустить негодяев, когда они уже у нас в руках. Это все равно что отказаться от цели нашей экспедиции. Но судя по тону Карраско, я предполагал, что более строгие условия будут отвергнуты; я не был убежден, что он вообще согласится на наши. Мне казалось – и товарищи согласились со мной, – что за всеми этими переговорами скрывается какой-то замысел. Какая-то была в его словах двусмысленность, которую я никак не мог разгадать. Несмотря на все свое профессиональное бесстрашие, предводитель разбойников должен был сознавать, в каком опасном положении оказался; но его поведение явно не соответствовало ситуации.
Возможно, именно сейчас он осуществляет какой-то свой тайный замысел, какую-то дьявольскую хитрость!
Мы не могли понять, в чем этот замысел, но все испытывали смутные подозрения. Какое-то неясное предчувствие.
Тем не менее опасения заставили нас поторопиться, чтобы заставить разбойников быстрее дать свое согласие.
Договорившись об условиях, я снова выступил вперед, чтобы сообщить их врагу.
Никого не было видно, но я полагал, что бандит все еще на крыше, скорчился за парапетом.
Я крикнул, чтобы привлечь его внимание.
Ответа не было, кроме эха моего голоса, отразившегося от утесов.
Я крикнул вторично, еще громче.
По-прежнему только эхо, смешанное с криками орла каракара , который испуганно взлетел в воздух.
Снова я крикнул – назвал разбойника по имени и предложил выслушать наши предложения.
Ответа не было – не было даже ответного восклицания!
Снизу по-прежнему слышался рев водопада, наверху кричал каракара; но в доме царила тишина, зловещая, подобная смерти, ужасающая!
Я не мог выдержать этого дольше.
Приказав половине людей оставаться на местах и прикрывать нас огнем ружей, я с остальными направился к дому.
Мы добежали до дома и остановились перед дверью.
Но можно было и не торопиться. Нам разрешили подойти беспрепятственно. Ни крика, ни выстрела, ни камней сверху!
Мы не стали терять времени на выражения удивления: вскоре дверь подалась ударам топора и с грохотом упала.
Мы вошли в дом, не встретив сопротивления и не ожидая его. Несмотря на полную невероятность происшедшего, мы были готовы к тому, что найдем крепость пустой.
Так и оказалось. Разбойники исчезли; и, о Боже! они снова увели ссобой пленниц!
И исчезновение их не было загадкой. Как только мы вошли, увидели, как им это удалось. В доме был еще один выход, сзади, и дверь осталась полураскрытой.
Подойдя к ней и распахнув, я выглянул.
Один взглляд все объяснил.
Над пропастью висел мост, сплетенный из лиан. Один его конец был привязан к косяку двери; другой – к дереву на противоположной стороне пропасти.
У дальнего конца стояли два человека; они торопливо работали, словно колотили молотами по наковальне. Но в руках у них были не молоты, а мачете; я видел, что они перерезают веревку, поддерживающую мост.
Им удалось завершить свою работу, хотя мы начали стрелять, чтобы помешать им.
Но это было последнее действие в их жизни. Оба упали в пропасть; однако вместе с их телами обрушился и мост, который они так торопились уничтожить.
С их последними криками смешался хохот с противоположной стороны. Он был бы дьявольским и без этого. Исходил он из горла Торреано Карраско!
Я увидел, что он стоит на протиповоположной стороне, у выступа утеса. Но не прячется за ним. Как и в прошлый раз, в качестве щита он использовал Мерседес. Рукой он удерживал ее за талию. Он крепко прижимал ее к себе.
Рядом стояла Долорес, защищая таким же образом второго негодяя.
– Эй! – крикнул предводитель разбойников, прекращая смеяться и говоря громко и возбужденно. – Эй, мио амиго (друг мой)! Как умно, что вы догадались заглянуть в мое жилище. И долго вам потребовалось ломать дверь? Впрочем, вы все равно опоздали. Но неважно. Можете нанести мне утренний визит по какому-нибудь другому случаю; возможно, тогда застанете меня дома. Тем временем у меня есть дело к этой леди, донье Мерседес Вилла-Сеньор. Это дело уводит нас дальше в горы. Если хотите снова увидеть ее, приходите позже – если сумеете!
Новый взрыв хриплого хохота, к которому присоединились товарищи, прервал его насмешливую речь.
– Хаста луего (до свидания)! – снова крикнул Карраско. – Всего хорошего, благородный капитан! Можете помолиться, пока я наслаждаюсь небольшой прогулкой в обществе прекрасной Мерседес. Ва кон Диос – о сигустаал демонио! (Идите с Богом или к дьяволу, как вам больше понравится!)
Закончив эту богохульственную речь, он скрылся за скалой, утащив за собой Мерседес.
С ружьем в руке я смотрел ему вслед. Не могу передать, какие чувства я при этом испытывал. Отдаленное представление об этом может дать лихорадочная тревога, с какой охотник следит за движениями оленя.
Я надеялся,что трус хоть на мгновение отделиться от красавицы, которую использовал как щит. Мне хватило бы шести дюймов: последние грубые слова требовали немедленных действий; если бы он отделился хоть на шесть дюймов, я бы рискнул и выстрелил.
Но нет! Он не допустил даже такой возможности. Казалось, он догадывается о моем намерении; и передвигался он дюйм за дюймом, все время держа Мерседес перед собой… О Боже, каково видеть ее в его объятиях! И вот он скрылся за камнем. Второй последовал его примеру, взяв с собой Долорес; и прежде чем мы успели сказать слово, оба разбойника и пленницы исчезли.
Мгновение спустя над кустами на краю противоположного утеса показалось с полдюжины шляп, и на нас обрушился ружейный залп.
Солдат рядом со мной, вскрикнув, раскинул руки и полетел вниз.
Я схватил его, не давая упасть, и что-то горячее коснулось моей щеки.
Это была кровь моего товарища: пуля из ружья убила его.
Я видел, что держу мертвое тело, и разжал руку.
Тело скользнуло вниз и с плеском упало далеко внизу в воду.
К этому времени мою люди совершенно разъярились. Не нужно было и смерти товарища, чтобы побудить их к лихорадочным действиям. Вид пленных женщин; разочарование, вызванное неспособностью освободить их – ведь мы были в этом так уверены – и, возможно, хитрость, на которую мы попались, – все это требовало мести.
Не нужно добавлять, что я разделял общую жажду мести – разделял настолько, что больше не думал о последствиях и перестал думать об опасности.
Я стоял в раскрытой двери и смотрел не на упавшее тело, а на противоположную сторону в надежде увидеть разбойников. Но они исчезли. Я понял, что их предводителя мне увидеть тем более не удастся.
Я не обращал вниманяи на пули, свистевшие над головой, и, вероятно, разделил бы судьбу товарища, если бы оставался на месте.
Но я не остался. Сзади меня схватила сильная рука – это был сержант – и втащила в дом. Толстые деревянные стены хижины способны были защитить от пуль.
Глава XXXIX
По подсказке предателя
Несколько секунд мы молчали. Это была та тишина, когда нечего сказать друг другу.
Объяснять происшедшее не было необходимости. Все видели, что нас обманули; и что пес, который так нас провел, теперь для нас недосягаем, словно между нами двадцать миль.
Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть вниз, на дно обрыва – пятьдесят футов крутого спуска до потока, покрытого белой пеной!
И совсем не нужно было Сэму Брауну заверять нас, что на милю вверх и вниз нет возможности пересечь эту пропасть. Утесы, мрачно смотревшие друг на друга, словно разошлись в гневе и не собираются встречаться!
Миля в любом направлении – все равно что десять или двадцать миль по обычной дороге. Мерседес погибнет!
– О Боже! – с болью воскликнул я. – Неужели нет возможности перебраться?
Ответом мне служил лишь рев потока внизу и безумный крик орла над головой: и тот и другой словно смеялись над бессилием людей.
– Тысяча долларов! – крикнул я так громко, чтобы услышали самые далекие от меня люди. – Тысяча долларов тому, кто найдет способ перебраться через пропасть!
– Пор Диос, кабаллеро ! – откликнулся голос с совершенно неожиданного направления. – За десятую часть этой суммы я готов заложить душу, особенно если при этом смогу освободить тело.
Это было произнесено по-испански. Я повернулся в том направлении, откуда доносился голос. И увидел, что говорил один из пленников, которых мы захватили в первом нападении.
Говорящий встал на ноги и делал жесты, привлекая наше внимание.
Я быстро подошел к нему и приказал развязать.
Это было сделано.
– Ты знаешь… – хотел я спросить.
– Способ перебраться через квебрада (расселину), – прервал меня разбойник. – Я вам покажу, если позволите. Я только ставлю условие…
– К дьяволу твои услвоия! – вмешался один из моих людей. – Мы тебя повесим, если не покажешь! Я сам пристрелю тебя, как собаку!
Я резко оборвал солдата, и это подействовало на бандолеро. Он почувствовал уверенность и укрепился в своем предательском намерении.
– Сеньор капитан, – сказал он, – я вижу, вы истинный кабаллеро и вам можно доверить тайну. Сколько вы дадите, если я вас переведу? Я знаю, насчет тысячи песо вы говорили не серьезно. Скажем, сто – и мы договорились. Я не говорю о своей жизни. Это, естественно, входит в плату за мои услуги.
– Твоя жизнь и тысяча долларов, если за десять минут проведешь нас на ту сторону!
– Десять минут! – задумчиво сказал разбойник. – Десять! Этого слишком мало. Скажем, двадцать, сеньор капитан.
– Хорошо, пусть будет двадцать.
– Договорились. И не думайте, что я получу награду без всякого риска. Каррамбо ! Я рискую своей жизнь. Силенсия, сеньорес (Тишина, сеньоры!)! – продолжал он тоном приказа. – Я должен послушать, прежде чем мы сможем продолжать.
Мы освободили пленника и провели его в дом.
Войдя, он сразу осторожно подошел к задней двери; встав за одним из косяков, несколько секунд прислушивался. Я приказал всем не шуметь. Ничего не было слышно, кроме шума потока и резкого крика орла.
– Эста буэно (Все в порядке!)! – наконец воскликнул он. – Мавры ушли, берег чист.
– Правда? – машинально спросил я.
– Син дуда (несомненно), сеньор. Мои камарадос ушли. Если хотите перейти на ту сторону, сейчас это не опасно.
– Да, хотим! Быстрей! Покажи нам дорогу!
– Сейчас!
Разбойник переступил через порог – там оказалось нечто вроде карниза – и встал на колени.
Обманутый прошлым своим опытом, я решил, что он собирается помолиться за успех своего предательского предприятия.
Но я ошибся. Разбойник начал плавно опускаться за порог.
Я заглянул вниз.
Он был уже на полпути к дну пропасти, держась за лианы, из которых был сплетен висячий мост.
И продолжал быстро опускаться.
Еще через несколько секунд он добрался до дна ущелья; узкая полоска камня позволяла ему стоять на краю ручья.
Встав на камень, он посмотрел вверх и крикнул:
– Эй, сеньор капитан! Я забыл вам сказать, что мне потребуется помощник. Сам я не смогу поднять мост. Дайте мне одного из ваших людей или кого-нибудь из моих старых камарадос !
– Я знаю, о чем он говорит, – сказал кучер, выступая вперед добровольцем и берясь за лианы. – Может, он задумал предательство. Но я так не думаю. На всякий случай следите за ним, капитан, и угостите свинцом, если понадобится. Я достаточно знаю ваших людей: они в меня не попадут. Ну, займемся гимнастикой!
И прежде чем я смог ответить на эту необыкновенную речь, Сэм Браун исчез за дверью. Когда я увидел его в следующий раз, он стоял на карнизе внизу, по колени погрузившись в пену ручья.
Глава XL
Завершение
Хотя к этому времени уже взошло солнце, на дне ущелья было темно. Я с трудом различал фигуры Сэма Брауна и рабойника.
Теперь я убедился, что пленник не задумал предательство – по крайней мере относительно нас; а измена старым друзьям нас не трогала. Это дело их и совести, какая у него еще осталась.
На одну-две секунды оба: и кучер, и разбойник – исчезли из виду.
Когда я увидел их в следующий раз, они были на противоположном берегу ручья и поднимались по склону. Там оказалась извилистая тропа, ведущая к вершине.
На подъем им понадобилось несколько минут. И вот они на том самом месте, где стояли двое рубившие мост.
Вскоре я увидел, как они тянут руками веревку; заглянув вниз, я понял, что они медленно поднимают мост.
Мост поднимался осторожно и постепенно, но наконец повис над пропастью точно так, как когда я впервые его увидел.
Еще небольшой интервал; наконец с той стороны послышался голос разбойника.
– Не бойтесь! – успокаивающе крикнул он. – Мост не опасен. Если перейдете быстро, сможете догнать…
Больше я не стал его слушать. Задумал ли он предательство или нет, я должен быть на той стороне. Схватившись за веревку, служившую чем-то вроде перил, я перебрался через пропасть.
Товарищи не менее проворно устремились за мной; два или три человека остались сторожить пленных.
– А теперь, сэр! – сказал я разбойнику, как только мы оказались на противоположной стороне. – Вы заслужили тысячу долларов, переведя нас через пропасть. Даю слово американского офицера, что заплачу вам; заплачу еще столько же, если вы поможете нам найти Торреано Карраско.
Я говорил серьезно и уверенно, стараясь воспользоваться жадностью бандита.
И не ошибся. Мои слова вызвали нужный эффект.
– Буэно! – отозвался тот, согласно кивнув головой. – Это совсем недалеко отсюда, – продолжал он сценическим шепотом. – Наш предводитель считает себя в безопасности, потому что никто, кроме одного из нас, не смог бы перебраться через овраг. Через двадцать минут вы увидите вашу Мерседес!
Нетерпение помешало мне расспросить его о последнем замечании; впрочем, мне показалось, что он должен знать о моем отношении к пленнице Карраско. Я совершенно забыл, что кричал предводитель разбойников с той стороны пропасти. А он кричал достаточно громко, чтобы его услышали и пленники.
– Вперед! – нетерпеливо ответил я. – Отведи меня к ней, и можешь сам назвать сумму!
В моем распоряжении целых десять тысяч долларов. Правда, это не мои деньги. Они принадлежат дону Эусебио Вилла-Сеньору. Но разве они не предназначены в качестве выкупа за его дочерей? И разве не для этого я их использую?
Мексиканец как будто понял меня. Он охотно пошел вперед; мы все – за ним.
Путь действительно оказался недолгим. Перевалив через вершину хребта, мы увидели поросшее лесом плоскогорье и дорогу через лес. Сразу за лесом начинался вечный снег.
Проводник указал в ту сторону и сказал, что там мы найдем человека, которого ищем. Там среди сосен ранчо. И там же Карраско!
Ранчо и есть главное убежище разбойников; хижина перед пропастью – всего лишь аванпост и использовалась только в случаях близкой погони. Сальтеадоры задерживались здесь в ожидании утра: переходить по мосту в темноте опасно.
Настоящее место встречи – ранчо, большой дом в центре соснового леса; изменник заверил нас, что именно там мы найдем предводителя разбойников вместе с его спутниками и пленницами.
– Веди нас! – воскликнул я, ощутив прилив сил. – Сто песо за каждую сбереженную минуту! Вперед!
Ни слова не добавив, мексиканец двинулся вперед, сержант все время держался рядом с ним.
Уже стало светло; но спустя еще пять минут мы снова оказались в темноте.
Мы вступили с сосновый лес и шли между стволами, которые тесно обступили нас; их густые ветви, смыкаясь над головой, образовали непроницаемый полог, который не могли пробить лучи солнца.
Тропа вилась меж стволами, еще более причудливо огибая упавшие деревья.
Строго говоря, никакой тропы не было: проводник вел нас по пути, которым сальтеадоры обычно не пользовались. Он поступил так на случай засады.
Если разбойники не позаботились расставить повсюду часовых, нам не грозила особая опасность; их бывший товарищ заверил, что они обычно так не поступают. Он был уверен, что посты не расставлены: сальтеадоры считают себя в безопасности после перехода через пропасть.
Несмотря на его уверения, мы продвигались осторожно. И не из-за меня – я для этого был слишком возбужден, – а благодаря предусмотрительному сержанту.
Он по-прежнему держался вблизи предателя, приготовив пистолет: решил застрелить его при первых же признаках второй измены!
Кучер не проявлял такой озабоченности. Он был лучше знаком с состоянием морали у мексиканцев и был уверен в преданности нашего проводника: у него был только один мотив, чтобы изменить, и целых две тысячи, чтобы оставаться верным.
– Пусть идет один! – прошептал Сэм, обращаясь к сержанту. – Оставьте его! Ручаюсь, он нас приведет в нужное место. Если что-то случится, то не по его вине. Он останется нам верен, пока кто-нибудь не пообещает ему больше двух тысяч. А в этих горах такое совершенно невероятно. Пусть действует по-своему. Он приведет нас к этому Карраско.
***
Предположения Сэма Брауна оправдались лишь частично; хотя в частичной неудаче виноват не изменник.
Он сделал все, что было в его власти, чтобы заслужить обещанную награду, и в конце концов получил ее. Он ведь пообещал только привести меня к предводителю сальтеадоров и сдержал свое обещание.
С его помощью я оказался лицом к лицу с Торреано Карраско, а мои товарищи – с остальными разбойниками.
Читатель! Не стану терзать твое сердце описанием схватки. Она оказалась слишком кровавой для твоего изнеженного вкуса, и ее тяжело вспоминать.
Достаточно сказать, что треть моих верных сподвижников, сопровождавших меня в этой экспедиции, спит вечным сном на холодном склоне Икстисихуатла, темные сосны поют над ними свой вечный реквием; погибли и две трети наших противников; а остальные, включая предводителя, умудрились уйти в горы.
Но поскольку Мерседес оказалась в безопасности, меня это не огорчало. Она была спасена, и я оставался доволен.
Бандолерос , захваченные врасплох, не успели ни спрятать пленниц, ни увести их. Каждый думал только о своем спасении; и после первого же рывка в сторону ранчо Мерседес стала моей!
Она со слезами прижалась к моей груди, а я чувствовал себя так, словно поймал прекрасную птицу; мне было страшно прикоснуться к ней, чтобы не повредить великолепное оперение; но наконец я заключил ее в объятия с решимостью больше никогда не расставаться с обретенным сокровищем!
Впервые держал я ее в объятиях, впервые мы обменялись словами, но нам казалось, что воскресла старая любовь, которую прервал какой-то зловещий случай!
Мы говорили так, словно знаем друг друга много лет; любовь, подобная нашей, не нуждается во времени, чтобы перейти в испепеляющую страсть.
Тут же на месте я назвал Мерседес моей, а она в ответ одарила меня титулом «кверидо»!
Больше не «кверидо Франсиско»! Мою радость не омрачало то, что Франсиско провел ужасную ночь; вместе с Долорес мы дожили до того, что брак в горах, так грубо прерванный, был наконец заключен.
Я имел удовольствие присутствовать на этой церемонии. Происходила она в столице, в небольшой тихой церкви капуцинов; здесь дон Эусебио, не настаивая больше на том, чтобы его дочь стала Христовой невестой, отдал ее в жены Франсиско Морено.