Медведев Александр Николаевич. Тайное учение даосских воинов

    Люди пищи учатся наслаждаться физической нагрузкой, воспринимать восемь стихий, воспринимать красоту мира, любоваться им, питаться им.
    Общение - это тоже пища, и, следуя по пути пищи, искусство общения доводят до совершенства.
    Постижение Знания, в том числе и воинского искусства - тоже пища, причем самая изысканная из всех, которые тебе когда-либо доводилось вкушать...

Глава IV

   Когда я поступил в институт, меня, как и всех остальных абитуриентов, отправили на общественно полезные работы. Мне предложили выбирать между работой в саду и ремонтом общежития. Я предпочел работать в общежитии и, быстро перезнакомившись там со студентами, собрал у них старые конспекты лекций и первоисточников на все пять лет предстоящего мне обучения. Это избавило меня от необходимости слушать и записывать лекции, и если мне не удавалось сбежать с занятий, чтобы потренироваться около могилы Болгарева, я во время лекций подробно описывал технику прыжков, которую показывал мой новый знакомый, имя которого мне до сих пор так и не удалось узнать. Каждый раз, когда я спрашивал его имя, он заставлял меня называть его по-другому. Мне было немного трудно привыкнуть к этому, и я чувствовал определенную неловкость, обращаясь к корейцу под разными именами.
   - Для чего ты это делаешь? - спросил я.
   - Я поступаю так, - ответил кореец, - чтобы твоя привязанность была направлена не на имя, а на человека. Большинство людей привязываются к имени, но связь с человеком гораздо важнее. Имя - это не более чем инструмент, который нужно использовать, а не довлеющая над человеком абстрактная субстанция. Когда имя довлеет над человеком, оно управляет его судьбой, если же человек довлеет над своим именем, он распоряжается и именем, и судьбой, связанной с этим именем.
   Во время одной из наших встреч я решил похвастаться результатами своих трудов и с гордостью продемонстрировал азиату толстую общую тетрадь с описанием техники прыжков. Кореец выглядел очень заинтересованным, он похвалил меня и забрал конспект, сказав, что внесет кое-какие поправки.
   Очень торжественным тоном он заявил, что этот конспект является определенным переломным пунктом в наших отношениях, доказывая то, что он был на верном пути, выбрав меня в ученики, чтобы сделать меня Хранителем знания.
   Лицо корейца стало таинственным и торжественным, и он замолчал, выдерживая паузу, чтобы подчеркнуть важность такого решения.
   - Хранителем какого знания ты хочешь меня сделать? - спросил я.
   - Ты будешь Хранителем знания учения "Вкус плода с дерева жизни". И первое, что я сделаю, - я открою тебе свое имя.
   Я напрягся, ожидая, что сейчас я наконец-то услышу то, что он скрывал от меня столько времени, но кореец сделал жест подбородком, указывающий направление движения, и скомандовал:
   - Следуй за мной.
   Он быстро пошел по улице, и по его виду я понял, что в данный момент он не хочет, чтобы я задавал какие-то вопросы. Мы дошли до Неаполя Скифского, прошли по нему и оказались около какой-то свалки. Кореец нагнулся и двумя пальцами левой руки поднял с земли здоровенную кость, скорее всего коровью, и, раскачивая ее, как маятник, поднес кость к моему лицу.
   - Тебе это ничего не напоминает? - спросил он.
   - Нет, - ответил я, теряясь в догадках. - А что мне это должно напоминать?
   - А сейчас?
   Он отступил на шаг и, продолжая раскачивать кость, молниеносным ударом пальца правой руки перерубил ее пополам.
   - И сейчас тебе это ничего не напоминает? - спросил он.
   - Здорово у тебя получилось! - восхитился я. - Никогда не видел чего-либо подобного.
   - Меня зовут Ли Намсараев, - сказал кореец. - Это имя тебе тоже ни о чем не говорит? Я думал, что твой отец рассказывал тебе о моем отце.
   - Как, неужели ты сын Намсараева, друга моего отца? - изумленно воскликнул я.
   Отец часто вспоминал о своем приятеле - буряте Намсараеве, с которым он вместе учился в Тимирязевской академии. Этот бурят владел каким-то национальным видом борьбы и показывал отцу, как он может одним пальцем перебить пополам баранью лопатку, которую раскачивал, как маятник, в пальцах другой руки.
   Отец рассказывал мне много историй о Намсараеве, например, как он по каким-то религиозным соображениям отказался есть ежика. Однажды летом они оба подрабатывали на лесосплаве, и мой отец спас жизнь своему другу, когда тот провалился в зазор между бревнами и его чуть не задавило. Мне показалось невероятным, что теперь я вижу перед собой сына старого друга моего отца. Лицо Ли снова приняло очень торжественное выражение.
   - То, что я прибыл сюда и сделал тебя своим учеником, - это оплата моего долга, - провозгласил Намсараев. - По нашим обычаям отец не платит долг отцу. Долги отцов платит сын сыну. Дочери вообще не платят никаких долгов, они сохраняют накопленное. Женщина является хранительницей материальных ценностей, мужчинам же завещают духовное наследие и честь.
   Слова Ли произвели желаемый эффект. Меня поразила идея того, что сын давно потерянного из виду друга моего отца явился сюда, чтобы отдать мне долг чести и сделать меня Хранителем неведомого знания. Почему-то я полностью и безоговорочно поверил ему.
   Через несколько лет во время одной из наших последних встреч Ли дал мне понять, что он вовсе не является Намсараевым.
   - Сейчас мы с тобой стали ближе, чем родственники, - сказал он, - потому что сильнее, чем узы крови, нас связывает приобщенность к знанию. Но пока для тебя должно оставаться тайной, как и почему я тебя избрал, ибо в нынешней ситуации я таким образом ограждаю тебя от неприятностей и опасности, которые могут навлечь на тебя эти лишние знания.
   Тогда же он объяснил, что наше знакомство не было случайным и что он специально подружился с Роговым (приятелем, который познакомил нас около аптеки) и попросил его свести нас вместе. Взамен он обещал Рогову познакомить его с народными целителями, которые жили в Хабаровском крае. Нас с Роговым в свое время объединял сильный интерес к народной медицине, лечению травами, и мы вместе и по отдельности объехали многих травников, знахарей и народных целителей, пытаясь изучить их секреты и методы лечения. По рекомендации Ли Рогов через некоторое время уехал в Хабаровск. Я рассказывал ему истории о Намсараеве, друге моего отца, а Рогов уже пересказал Ли все, что слышал от меня.
   Но тогда я ни о чем не подозревал и забросал Ли вопросами о его отце, семье, детстве, где он жил раньше и где находятся его родственники.
   Иногда он обрывал меня, не желая отвечать на вопросы, но, чтобы не вызвать подозрений, все-таки изложил мне достаточно правдоподобную версию своей жизни.
   Его мать якобы была кореянкой. Она поссорилась с отцом Ли, когда Ли был совсем маленьким, и увезла его и его младшего брата в Корею, где жили ее родственники. Там он рос вместе со своими двоюродными братьями, которые изучали корейское воинское искусство и обучали его. Недалеко от них жил старик китаец, друживший с его старшими двоюродными братьями и дядьями. Этот старик китаец был одним из воинов жизни, он сделал Ли своим учеником и направил его на путь учения "Вкус плода с дерева жизни". Отказавшись рассказывать что-либо еще о своем прошлом. Ли сказал мне:
   - Я взял тебя в ученики, оплачивая долг моего отца твоему, но ты должен доказать, что достоин быть моим учеником. Несколько испытаний ты уже прошел, но завтра тебе предстоит еще одно испытание, и твое будущее будет зависеть от того, сможешь ли ты с честью выйти из него. Если же ты не выдержишь испытания, наши встречи прекратятся.
   Я сильно встревожился от этого заявления и попытался выяснить, что это за испытание, что я должен буду сделать, но Ли оборвал меня и сказал, что завтра я и сам все пойму.
   С самого утра следующего дня я был в напряженном состоянии, ожидая чего-то непредвиденного, но день был самым обычным, и до позднего вечера ничего странного не произошло. В тот день мы с Ли не должны были встречаться.
   Я возвращался домой, собираясь почитать книгу и лечь спать, как вдруг, когда я уже поднимался по ступенькам своего подъезда, меня окликнул Сергей, мой сосед по двору.
   - Саша, подойди сюда, - крикнул он.
   Он стоял рядом со своим приятелем и какой-то женщиной.
   - У тебя есть ключи от красного уголка? - спросил Сергей.
   - Наверно, они у матери, - ответил я.
   Моя мать, убежденная коммунистка, несмотря на то, что была инвалидом I группы и много лет болела раком, испытывала неумолимую страсть к общественной деятельности, была активисткой, и ключи от красного уголка, где проводились партсобрания, хранились у нее.
   - А зачем вам ключи от красного уголка? - поинтересовался я.
   - Мы хотим поиграть там в шахматы, - с невинным выражением лица ответил Сергей.
   Эта причина показалась мне достаточно убедительной, и я даже не предположил, что здесь может быть что-то не так.
   - А ты уверен, что там закрыто? - спросил я. Мы подошли к красному уголку.
   Сергей попробовал открыть дверь, но она оказалась запертой.
   - Может быть, не стоит беспокоить твою мать, - сказал Сергей. - Попробуй нажать на дверь посильнее. Мне кажется, она откроется.
   Я надавил на дверь плечом, Сергей мне помог, и действительно она распахнулась. Мы вошли внутрь полуподвального помещения, спустились вниз по лестнице, включили свет. Приятель Сергея и женщина пошли вперед. Я хотел пойти за ними, но Сергей меня остановил, сказав:
   - Не ходи туда, они хотят побыть вместе.
   - Вы собираетесь играть в шахматы или совсем в другие игры? - поинтересовался я.
   - Подожди, я сейчас вернусь, - сказал Сергей.
   Он подбежал к распределительному щитку и вывернул пробки. Свет погас. В темноте Сергей вернулся ко мне. В соседней комнате послышался стук падающей мебели, что-то разбилось, и я услышал раздраженные крики женщины:
   - Нет, нет! Всем я не дам. Я договорилась с тобой одним, а там два таких здоровенных кобеля. Они мне всю матку вывернут наизнанку.
   Сергей липкими вспотевшими руками вцепился мне в плечи, потряс и срывающимся голосом сказал:
   - Подожди, сейчас она даст ему, а потом и нам даст, обязательно даст...
   На это я ответил:
   - Ты что, свихнулся? Это же изнасилование. Что ты затеял, идиот?
   Только тут я понял, что, похоже, начинаются неприятности.
   - Да ты не волнуйся, сейчас, сейчас... - бормотал Сергей. Я развернулся и оттолкнул его.
   - Сейчас я включу свет и уйду отсюда, - сказал я. Нащупывая распределительный щиток, я вдруг подумал о том, что хорошо, что я в перчатках. На улице уже было прохладно, и я так и не успел снять перчатки, войдя в подвал.
   Я ввернул пробки, вспыхнул свет, и в этот момент в дверь, которую Сергей предусмотрительно запер изнутри на крючок, кто-то начал ломиться. Раздался командирский голос моей матери:
   - Бандиты! Немедленно откройте! Хотите изнасиловать бедную девочку! Я этого не допущу! Со мной наряд милиции.
   Милиция, обескураженная таким ураганным натиском, как впоследствии выяснилось, держалась от матери на почтительном расстоянии сзади.
   - Вот испытание, предсказанное Ли! - мелькнуло у меня в голове.
   Я заскочил в актовый зал, включил там свет, приоткрыл дверь примерно на одну треть и прижался к стене около двери таким образом, чтобы она, если ее кто-нибудь откроет, скрыла меня.
   Сергей побежал туда, где ссорились его приятель и женщина.
   Не выдержав напора, дверь распахнулась, вошли двое в штатском, несколько милиционеров в форме, любопытные жители двора и, естественно, моя мать.
   Один из людей в штатском, открыв дверь в актовый зал почти полностью, вошел, окинул комнату взглядом и ушел, не заметив меня, в комнату, где играли в шахматы и где милиция задержала героев несостоявшегося изнасилования.
   Я аккуратно прикрыл дверь, выключил свет, хотя понимал, что это небезопасно, взял лежавшую на одном из стульев газету, положил ее на подоконник, открыл окно, убедился, что никто не видит, как я вылезаю, вылез через окно, наступив на газету, чтобы не оставить следов, забрал газету и, аккуратно закрыв окно, бегом бросился по улице к остановке автобуса, идущего в сельхозинститут. Там я открыл своим ключом комнату ДНД и записал в журнале, что в такое-то время находился на дежурстве там-то и там-то, обеспечив себе таким образом пусть не очень надежное, но все же алиби.
   Показавшись в общежитии и прогулявшись по городу, я вернулся домой и застал мою маму в очень возбужденном состоянии.
   - Как хорошо, что ты вернулся, сыночек! - захлебываясь от переполнявших ее чувств, причитала она. - Представляешь, какой ужас. Сергей со своим приятелем затащили в красный уголок какую-то проститутку и захотели ее выебать, а она им не дала, и их забрали в милицию за изнасилование. Ко мне прибежал сосед, которого они не взяли с собой, и сказал, что они собираются изнасиловать бедную девочку. Я думала, что там действительно маленькая девочка, вызвала милицию, а там оказалась такая прошмондовка, что на ней клейма негде ставить.
   На следующий день я узнал, что Сергея отпустили благодаря тому, что его мать работала в милиции. Женщину смогли уговорить не подавать заявления, хотя она некоторое время отказывалась это делать, ссылаясь на то, что их там было трое, целая банда, и особенно страшным был последний, который потом исчез, это бы для нее добром не кончилось, и т.д.
   Но Сергей с приятелем решили, что лучше про меня не упоминать, чтобы им не "пришили" групповое изнасилование, и стояли на своем, утверждая, что их было только двое. Дело замяли, и они отделались легким испугом.
   Через пару дней я узнал, что та же самая женщина, немного подвыпив, добровольно отдалась сразу семерым знакомым Сергея в какой-то подворотне.
   Я вспомнил, как Ли, предрекая испытание, которое я должен выдержать, сказал:
   - Ты еще наивен как ребенок, но в тяжелой ситуации ты будешь вести себя как муж, и от того, насколько ты будешь умен и ловок, зависит, сможешь ли ты в дальнейшем продолжать обучение или нет.
   В то время я очень смутно представлял, что такое учение "Вкус плода с дерева жизни", считая, что мне придется изучать только философию и теоретические разработки недоступных мне техник прыжков, которые, чтобы освоить, нужно изучать с раннего детства. Но воинское искусство в любой его форме настолько сильно увлекало меня, что я был готов изучать даже то, что, как мне казалось, не сможет принести мне практической пользы как бойцу.
   Через день Ли отыскал меня в городе. Мы заранее разработали маршрут, по которому я должен был проходить в определенные часы, и в какой-нибудь точке этого маршрута Ли присоединялся ко мне.
   Я рассказал со всеми подробностями о том, что произошло, и, наконец, задал мучивший меня вопрос о том, как он смог предугадать эти события.
   - При переходе человеческой личности на более высокий уровень, - ответил Ли, - когда личность проникает в сферы, которые ранее были ей недоступны и которые в некотором смысле поднимают ее над самой собой, всегда начинается цепь испытаний, преодолев которые, эта личность или утверждается на новом уровне, или скатывается на свой старый уровень, а возможно, и еще ниже, если не сможет их преодолеть.
   - Но ты знал заранее в деталях то, что произойдет? - спросил я.
   - Я знал, что тебя ждет испытание, но в чем точно оно заключается, мне было неизвестно, - отрезал Ли таким тоном, что дальше я спрашивать не стал.
   В течение двух следующих месяцев Ли регулярно встречался со мной в парке, показывая технику прыжков. Иногда мы на целый день уезжали в лес и тренировались там.
   Почти все время, которое я проводил на лекциях в институте, я посвящал детальному конспектированию его уроков.
   Наконец, я принес Ли несколько тетрадей с описанием и систематизацией того, что он мне показывал. Ли забрал тетради, и, когда через несколько дней я спросил о них, он мне ответил, что сжег все мои конспекты, включая ту тетрадь, которую я ему дал перед историей с изнасилованием. Я почувствовал ужасную обиду и злость.
   - Как ты мог так поступить! - закричал я. - Ты даже представить себе не можешь, сколько времени и труда мне стоило написать все это!
   - Написанное привязывает к себе, - спокойно сказал Ли. - Ты должен все держать в голове, а не в тетрадях. Нет никакого смысла делать конспекты.
   Через некоторое время Учитель объяснил, что, запрещая мне делать конспекты, он тем самым побуждал меня еще более старательно записывать то, что он говорит.
   - Твой первый удачный опыт охладил бы твой пыл, - сказал он, - и если бы я просто похвалил твои конспекты и вернул их тебе, ты в дальнейшем уже не писал бы их с таким усердием и чувством. С другой стороны, ты бы привязывался к написанному, не стараясь запомнить, успокаивая себя тем, что все знания хранятся в твоих тетрадях. Я же заставил тебя и запоминать и записывать, стараясь делать и то и другое наилучшим образом. Записи могут пропасть, но память твоя не исчезнет, пока ты жив.
   И действительно, я, несмотря на запрет Ли записывать, старался конспектировать все еще подробнее и лучше, одновременно запоминая то, что он мне показывал.
   - Я знал, что твоя натура европейца упряма, - посмеивался надо мной Учитель, - и был уверен, что, отняв твои драгоценные записи, заставлю тебя создавать новые шедевры.
   Но в тот момент объяснение Ли, что написанное привязывает к себе, меня абсолютно не удовлетворило и не вдохновило. Мои конспекты представлялись мне такой драгоценной сокровищницей знаний, что их уничтожение можно было сравнить по уровню ощущений с потерей близкого человека. Обида и злость нарастали так, что я почти не мог контролировать их. То, что Ли относился к моим страданиям с насмешливым безразличием, их ничуть не облегчало.
   Выбрав момент, когда моя злость достигла пика. Ли весело предложил мне:
   - А ну-ка, ударь меня. Я попробую увернуться, стоя на земле. Только одно условие: ты должен ударить очень сильно - и я покажу тебе технику, которая сметет боль утраты твоих конспектов.
   Я ударил его изо всей силы несколько раз. Ли уходил от ударов, стоя на месте, неуловимыми движениями туловища, шеи и плеч, так что очень быстрая серия ударов словно повисла в воздухе - я промахивался каждый раз, несмотря на то, что Ли оставался на том же месте, не отступая ни на шаг. Тогда я попробовал схватить его, но Ли безо всяких усилий отвел мои руки. Я набросился на него, как бешеный, с единственной целью - хотя бы прикоснуться к нему, но он начал уходить, оказываясь то у меня за спиной, то сбоку, а один раз умудрился даже пролезть у меня между ног в очень низкой стойке в момент, когда я хотел ударить его ногой.
   Наконец я остановился и сказал:
   - Ли, но ведь ты же не прыгаешь!
   - А как ты думал, мой маленький друг, - усмехнулся он. - Разве можно научиться прыгать, не научившись стоять на земле? Конечно же, прежде чем освоить искусство прыжков, я долгие годы изучал бой на земле.
   - Почему ты скрывал это от меня? - спросил я. - И зачем просил обучать тебя карате?
   - Потому что ты еще не был готов воспринять, а я не был готов передать тебе эти знания.
   Позабыв о конспектах, я с воодушевлением спросил:
   - С чего мы начнем наш урок?
   - Первый урок уже был, - ответил Ли. - А начнем мы с того, что стоять на земле как раз и не нужно.
   - Ты противоречишь себе, - заметил я. - Только что ты говорил, что учился стоять на земле, а теперь утверждаешь, что стоять на земле не нужно.
   - На самом деле мы не стоим на земле, - сказал он и прошелся передо мной на полусогнутых ногах, потом застыл на носке ноги, перекатился с носка на пятку и застыл на ней. Его туловище совершало мелкие колебательные движения из стороны в сторону. Он снова прошелся, перекатываясь с пятки на носок, его руки замелькали в непонятном хаотическом рисунке непрерывных движений. Когда он поворачивался вокруг своей оси, в движении участвовали руки и все тело.
   - Видишь, я не стою на земле, - сказал Ли. - Я все время нахожусь в движении, потому что это дает мне основные преимущества.
   - Какие преимущества?
   - Если ты не имеешь равновесия, то его нельзя нарушить. Если ты не имеешь стойки, ты непредсказуем. Если ты не выполняешь конкретного движения, ты неуязвим. Не существует ни поз, ни стоек, ни движений, ведь движение - это лишь ряд застывших поз. а поза представляет собой непрерывное движение. Как бы ты ни старался быть неподвижным, в тебе не затухают внутренние движения. Он вытянул руку вперед и спросил меня:
   - Скажи, эта рука движется или нет?
   - С точки зрения законов физики она может двигаться относительно каких-то точек отсчета, - осторожно ответил я.
   - Она движется относительно земли? Сейчас она движется или нет, если исключить мелкие ее колебания? Понятно, что она делает какие-то микроскопические движения, но их мы не будем принимать в расчет.
   - Нет.
   - Ты неправ. А сейчас?
   Я внимательно посмотрел на его руку. Ли не изменил ее положение, но что-то в его руке изменилось. Вдруг я понял, что он имеет в виду.
   - Сейчас она не движется, а тогда она двигалась, - сказал я.
   - Как ты догадался?
   - Сначала она была напряжена, а теперь рука расслаблена.
   - И что из этого?
   - Я не могу четко объяснить это словами, но мне кажется, что я понимаю, что ты хочешь сказать.
   - Ты прав. Напряженные мышцы уже избрали направление. Рука как бы движется, хотя это движение и незаметно.
   Чтобы выбрать новое направление, рука должна сначала расслабиться, а потом начать новое движение. Когда же рука расслаблена и нет чрезмерно напряженных групп мышц, она может начать двигаться в любом направлении. В момент расслабления она неподвижна. Но существует еще один тип неподвижности - когда рука движется во всех направлениях. Если в первом случае она могла начать движение только после того, как она расслабилась и превратилась в неподвижную руку, после того как был создан импульс силы для движения в каком-либо направлении, то во втором случае надо было лишь создать импульс силы для движения руки.
   Существует еще и третий случай, когда рука движется все время и уже имеет импульс силы, перемещаясь во всех направлениях.
   - Как это может быть?
   - Вот так, - сказал он и сделал быстрое восьмеркообразное движение рукой, хаотически прерывающееся какими-то подергиваниями и отдергиваниями руки в разных направлениях.
   - Сейчас я смогу ответить на любую агрессию гораздо быстрее, чем я смог бы это сделать, имея руку напряженной или расслабленной. Моя рука уже движется. Она уже имеет импульс силы, но движется она во всех направлениях и может в любой момент выбрать необходимое мне усилие и направление. Поэтому я владею и силой, и пространством, и временем, а это - источник победы.
   В тот день Ли впервые показал мне технику взвешенного шага и облачных движений. "Взвешенный шаг", или "катящийся камушек", начинается из исходной позиции "согнутый палец", в которой, совместив ступни ног и колени, чуть наклонившись вперед и присев, исполнитель становится на голову ниже своего роста. По мере повышения мастерства стойка понижается, доходя до уровня на две головы ниже своего роста.
   "Взвешенный шаг" выполняется на полусогнутых ногах с чуть наклоненным вперед туловищем и постоянным легким ощущением потери равновесия в ту сторону, куда совершается движение, с поочередной сменой стоп, перекатывающихся с пятки на носок при движении вперед и с носка на пятку при движении назад. Стопы выносятся, как правило, на произвольное расстояние, зависящее от конкретной ситуации или предполагаемого маневра, и ставятся одна перед другой на одну и ту же линию либо на одну и ту же сторону воображаемого круга. "Взвешенный шаг" выполняется вперед и назад с поворотами во всех направлениях.
   Облачные движения основываются на восьмерко- и кругообразном движении рук в различных плоскостях и направлениях в сочетании со своеобразными подергиваниями. Эти движения, непредсказуемые и хаотичные, создают словно облачную завесу вокруг исполнителя, двигающегося в технике "катящийся камушек". Эти движения отвлекают противника, скрывают начальный момент и направление удара и являются великолепной защитой, так как перекрывают практически все уязвимые части тела исполнителя, и удар противника, не достигнув тела, блокируется и отводится облачными движениями почти автоматически.
   Мы выезжали в лес и там проводили долгие часы, когда я повторял движения за Учителем, отрабатывая координацию и скорость. Ли еще не называл свою школу Шоу-Дао, но уже рассказал мне о том, что в древности члены клана, к которому он принадлежит, называли себя Спокойными или Бессмертными.
   Облачные движения базировались на обширном теоретическом материале, включая теорию инь и ян, слегка отличающуюся от традиционных представлений, теорию пяти первоэлементов, теорию триграмм, кругов и плоскостей. Существовало множество комплексов облачных движений в зависимости от той или иной ситуации, роста противника, уровня его подготовленности, позиции и множества других факторов. Некоторые из этих комплексов и типов движений я описывал в других моих книгах. Их можно увидеть и в многочисленных учебных видеопрограммах, число которых все время пополняется. Моя мечта - отснять 600 часов учебных видеофильмов, чтобы таким образом познакомить многочисленных поклонников этого вида боевого искусства с основами боевых, медицинских и медитативных практик. Осуществится ли она? Это покажет время.

Глава V

   - Помнишь, ты как-то сказал, что я отмечен печатью судьбы, - спросил я. - Тогда ты не захотел объяснить мне, что это значит. Может быть, объяснишь сейчас?