Страница:
Дмитрий Николаевич Медведев
Сильные духом
СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ
У этой книги счастливая судьба. Первое ее издание вышло в 1951 году, и с тех пор только в СССР она издавалась более 50 раз. Книга переведена на многие языки, издана во многих странах.
В нашей стране роман Дмитрия Медведева «Сильные духом» знаком всем. Люди пожилые читают эту книгу как часть своей собственной жизни. Молодые черпают в ней силы для будущего. Юные поколения входят с ней в жизнь. Я видел ее в пионерском лагере и в геологической экспедиции. Она — на столе в комнате общежития строителей БАМа и в кабинете ученого. Она — на полках всех общественных библиотек.
Сильные духом шагают по планете. Как-то мне довелось выступать перед студентами ВГИКа в Москве. Ко мне подошел смуглый юноша, улыбаясь, протянул руку. Он еще плохо говорил по-русски. Но я понял: этот студент режиссерского факультета приехал на учебу из лагеря палестинских беженцев в Ливане.
— О, Дмитрий Медведев! Вы его знали! Завидую! В нашем лагере был один экземпляр его книги. Ее читали тысячи людей, по очереди. В ней мы находили и надежду и силу!
У юноши не хватило слов. Он долго тряс мою руку, а по щекам его текли слезы. Все в зале встали и зааплодировали. Не мне, ему, который сумел понять нашу историю, наши страдания и наши победы. И воспринять как свои.
В чем же причина долголетия этой книги? Ее особой притягательности?
Конечно, мне, участнику описанных в ней событий, нелегко отвлечься от личных оценок, взглянуть на книгу со стороны. Но с тех пор минуло столько лет, я слышал столько отзывов, что, кажется, могу выразить мнение многих, не только свое.
Главное в книге — правда жизни. Правда во всем: в документальной достоверности, в отсутствии домыслов, в простоте и точности языка, без литературных «красивостей» и тех излишне подробных описаний, которые вызывают недоверие. Правда в искренности и заинтересованности самого автора, ибо Медведев руководил теми людьми, о которых пишет, отвечал за них своей жизнью и честью. Эта заинтересованность, ощущаемая в каждом слове, в каждой интонации, приобщает читателя к происходящему, создает внутреннюю его связь с автором.
Правда в изображении духовного мира советских людей, волей обстоятельств объединенных в маленький коллектив, в военных документах называемый разведывательным отрядом «Победители». Читатель узнает свои собственные помыслы и побуждения, свое мировоззрение, весь строй нашей жизни, который этот маленький коллектив с такой чистотой пронес через все испытания войны — в неимоверно тяжких условиях партизанской борьбы, подполья, разведки.
И еще одно. В романе описаны события подчас удивительные, даже как будто исключительные. Сам автор в эпилоге восклицает: «Неужели все это происходило с нами?» И в то же время читатель ни на миг не утрачивает доверия к рассказу. Потому что в соответствии с жизненной правдой в этом рассказе исключительны не люди, а обстоятельства. Ну что ж, на войне исключительность в порядке вещей! Парадокс этот кажущийся. Литература — наша письменная память — собрала за сорок послевоенных лет огромное количество фактов об Отечественной войне. И каждый факт неповторим, каждый исключителен. Но факт этот тогда имеет право на место в истории, когда за ним человек. Переворачивая последнюю страницу книги, читатель уже ясно понимает, что ее название «Сильные духом» относится не только к героям романа, но и к каждому советскому человеку, а за маленьким отрядом «Победители» стоит вся страна, весь народ.
Жизнеутверждающий пафос этой книги в ее страстной партийности. И в этом тоже правда жизни. Не побоюсь сказать, что мы шли в бой не только за жизнь свою и своих близких, не только за свой дом, свою землю. Мы шли в бой за коммунизм. Мы это ясно понимали. И потому именно там, в кольце врагов, в тяжелейшие минуты борьбы вступали в партию. Об этом со сдержанной гордостью пишет Медведев. Ибо он был коммунистом в самом высоком значении этого слова.
Да, наш отряд был отрядом единомышленников. И в этом была его сила. Вот короткая предыстория отряда.
В первых числах июля 1941 года в течение нескольких дней все коридоры Центрального Комитета комсомола были буквально забиты молодежью. Сюда пришли комсомольцы с одним требованием — отправить поскорее на фронт, на самый ответственный участок фронта. Здесь были студенты, рабочие, спортсмены, даже несколько школьников старших классов московских школ.
Формировалась Отдельная мотострелковая бригада особого назначения. Кто мог тогда предвидеть будущую славу и бессмертие этих мальчишек и девчонок?
А в это время западная пресса, ссылаясь на гитлеровские источники, писала, что в Москве большевики организовали бригаду головорезов для выполнения секретных заданий.
800 комсомольцев вступили добровольцами в нашу бригаду. Пришли к нам и известные спортсмены: Шатов, Королев, Капчинский, Кудрявцев, Чихладзе, Тарачков, братья Знаменские и многие другие. Вскоре по предложению Георгия Димитрова в бригаде был сформирован интернациональный батальон из антифашистов почти всех стран Европы, нашедших в СССР политическое убежище.
Из состава этой бригады почти с первых дней ее существования формировались разведывательные группы и отряды, которые возглавляли чекисты.
Дмитрий Николаевич Медведев стал чекистом в 1920 году в Брянске в возрасте двадцати двух лет. Он родился в Бежице под Брянском в семье рабочего-сталевара. Старший брат Александр до революции был членом подпольного окружного комитета РСДРП, после революции возглавил брянскую ЧК. Обстановка в те годы в Брянске была весьма сложной: в городе действовали контрреволюционные группы, еще достаточно сильны были меньшевики, эсеры, анархисты. Большевики во главе со стойким ленинцем Игнатом Фокиным вели напряженную борьбу за упрочение Советской власти на Брянщине. Здесь Дмитрий Медведев под руководством брата прошел первую чекистскую школу, здесь вступил в Коммунистическую партию.
Вскоре по призыву Дзержинского Медведев едет добровольцем в Донбасс, где в течение нескольких лет ведет борьбу с бандами, белогвардейской агентурой, помогая восстановлению важнейшего промышленного района страны.
Почти двадцать лет работает на Украине чекист Дмитрий Медведев. Старобельск, Бахмут, Херсон, Одесса, Кировоград, Новоград-Волынский, Киев… (В те годы чекистов непрестанно переводили с места на место в связи с делами, которые они вели.) В этих городах помнят Дмитрия Медведева и как чекиста и как пламенного агитатора, комсомольского вожака, организатора спортивной работы. Стоило ему проработать в городе месяц-другой, и он уже поднимал общественность на строительство стадиона, проводил массовые соревнования, в которых непременно участвовал сам.
Война застала Дмитрия Николаевича под Москвой. По болезни он перешел на гражданскую работу, но в первые же дни войны Медведев обратился к командованию с просьбой снова призвать его и направить с партизанским отрядом в тыл врага.
В конце августа Медведев осуществляет остроумную операцию по переброске своего отряда через линию фронта среди бела дня, под носом у противника, без единого выстрела. Фронт проходил уже недалеко от Брянска. Начинается пятимесячный рейд отряда, заложивший основы будущего брянского партизанского края. Десятки успешных боевых операций, дерзкие партизанские налеты на гарнизоны, железнодорожные станции, аэродромы, взрывы мостов, нападения на военные транспорты… Где бы ни действовал отряд Медведева, он везде становился центром сопротивления оккупантам. Медведевцы связывали местные партизанские группы и отряды при помощи своей рации с Москвой, распространяли листовки, проводили в селах митинги. И это в самые тяжкие дни гитлеровского наступления на Москву, когда немцы то и дело объявляли о захвате столицы.
В январе 1942 года, выполнив задание, выросший вдесятеро отряд возвратился в Москву. «Правда» в передовой писала о славных делах медведевцев. Командир отряда Дмитрий Медведев и комиссар Георгий Кулаков за этот рейд были награждены орденами Ленина.
Накопив первый опыт партизанской и разведывательной работы, Дмитрий Николаевич разрабатывает план организации разведывательных действий в глубоком тылу врага. План принят, осуществление его в районе города Ровно поручается Дмитрию Николаевичу Медведеву.
В конце апреля я впервые встретился со своим будущим командиром. И первое впечатление об этом красивом, полном сдержанной энергии человеке, удивительной пластичности, лучистости его взгляда, о мужественности и благородстве его облика сохранилось у меня навсегда.
С будущим нашим комиссаром Сергеем Трофимовичем Стеховым я познакомился несколько ранее. Сергей Трофимович Стехов родился в сентябре того же 1898 года, что и Медведев. И так же прямо прошел свой жизненный путь. Он рано осиротел и с двух лет воспитывался у чужих людей. Приемным отцом его был кузнец, приемной матерью — прачка. Своих детей у них не было, они воспитали восьмерых приемышей.
Детство тяжелое — работал в кузнице, на кирпичных заводах. Учиться приходилось урывками, самостоятельно. И все же он окончил училище с отличием, поступил учеником телеграфиста. А в 1915 году сдал экзамен и стал работать в конторе связи города Георгиевска. Там его и застала революция.
Уже с февраля 1917 года Стехов — член большевистского ревкома работников связи. В 1918 году Стехов участвует в обороне города от белоказачьих банд полковника Агоева, тяжело ранен. В 1919 году, когда Северный Кавказ был захвачен деникинцами, Стехов, заболевший сыпным тифом, схвачен деникинской охранкой и закован в кандалы. Вызволила его из тюрьмы Красная Армия.
А потом командировка в Москву на учебу. Работа в Наркомате связи. Партийная мобилизация в Донбасс. Партийная мобилизация в Казахстан. С 1939 года он чекист. С первых дней Отечественной войны Стехов добровольно ушел на фронт. Затем комиссар полка ОМСБОН. К тому времени, когда Стехов был назначен комиссаром нашего отряда, он уже стал любимцем всей бригады.
И еще одна биография. В 1911 году в лесном уральском селе Зырянка в крестьянской семье родился мальчик, нареченный Никандром. Он рос, как все сельские ребята. Но одна черта отличала его с ранних лет: острое чувство справедливости. Может быть, поэтому среди сверстников он всегда казался старшим. И, может быть, потому через много лет он стал чекистом…
Но истинное призвание этого человека я понял лишь после войны, когда побывал на Урале, встретился с товарищами его детства, его юности. Больше всего на свете он любил лес! Любил нежно и глубоко, мудро и заботливо. Учась в лесном техникуме в Талице, он собрал гербарий. И потом всюду возил с собой. Как частицу родного леса. Как мечту. Недавно гербарий был обнаружен в Кудымкаре, где Кузнецов после окончания техникума работал таксатором леса. Оказывается, он подарил свой гербарий краеведческому музею, когда счел себя мобилизованным, стал чекистом и ушел воевать на невидимый фронт.
В Москве на улице Карла Маркса отмечен мемориальной доской дом № 20. С 1940 года здесь жил Николай Кузнецов (имя Никандр казалось ему громоздким, и, достигнув совершеннолетия, он изменил его на Николай). Жильцы дома не догадывались, что этот подтянутый, аккуратный и педантичный инженер — гроза гитлеровской шпионской агентуры, усиленно засылаемой в те годы в нашу страну.
Я коротко рассказал о трех биографиях, о трех жизненных дорогах, которые так закономерно привели трех человек в отряд «Победители». А нас в отряде было сто. Сто дорог, которые с такой железной закономерностью сошлись в одной точке. У всех у нас разница была лишь в возрасте, в длине пути, в опыте жизни…
В бригаде отмечали Первое мая. В большом клубном зале весь наличный состав (многие на задании — в тылу врага). Начальство из Москвы задерживается, командир бригады нервничает, поглядывает на часы. А у нас свободное время, можно поговорить. Мы, будущие партизаны-медведевцы, сидим в зале тесной группой. Вполголоса беседуем между собой — знакомимся. Несколько месяцев не был я в бригаде (находился в другой части). Оглядываю ребят. Как изменились, повзрослели! Ведь за спиной уже десять месяцев войны. И сколько потерь! Бригада участвовала в битве под Москвой. Мы минировали шоссейные дороги, по которым гитлеровцы рвались к столице. Шли с гранатами на вражеские танки. В ближних тылах у наступающих гитлеровцев рвали линии связи, пускали под откос поезда, били из засад по колоннам автомашин. И хоронили товарищей в заснеженных полях Подмосковья. Вся страна уже знала имена наших однополчан — героев-лыжников, погибших в неравном бою с фашистами под деревушкой Хлуднево. Там, над братской могилой, еще не было обелиска, но о них уже пели песни и художники писали картины. И одному из них уже было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза…
Но вот за окнами прошумели машины. В зал вошел генерал. За ним Медведев. Он сразу нашел нас глазами, радостно улыбнулся. Шепнул что-то подошедшему Стехову. Оказывается, задержал звонок из Главного штаба. Новые планы, новые задания.
Да, уже зреют планы будущих победоносных кампаний. И для этого уже работают наши товарищи в немыслимо тяжких условиях подполья в Одессе, Киеве, Харькове, Минске… Имен их еще не знает народ. И лишь после победы, из протоколов допроса, станут известны гордые слова Молодцова, схваченного одесскими гестаповцами. На предложение подать просьбу о помиловании он ответил: «Я на своей земле и пощады у врагов не прошу!» А когда Лягину, работавшему в Николаеве, перед расстрелом гестаповцы зачитывали смертный приговор и перечисляли ущерб, нанесенный им рейху, он воскликнул: «Жалко, что мало, надо было сделать еще больше!»
То были наши товарищи. Такие же простые ребята, как и те, что сидят сейчас рядом с нами в зале, шагают в одном строю, стоят в очереди за котелком каши, по вечерам пишут домой письма… И когда приходит час испытаний, находят в себе силы оставаться людьми!
Готовились и мы.
Но вот торжественное заседание началось. Доклад был посвящен войне. Потом пели «Интернационал». Пели на десятках языков. А затем, начиная концерт, вышел на эстраду наш однополчанин Семен Гудзенко. И прочитал только что написанное им стихотворение. Я помню последние строки. Мне они представляются лучшим предисловием к этой книге:
В нашей стране роман Дмитрия Медведева «Сильные духом» знаком всем. Люди пожилые читают эту книгу как часть своей собственной жизни. Молодые черпают в ней силы для будущего. Юные поколения входят с ней в жизнь. Я видел ее в пионерском лагере и в геологической экспедиции. Она — на столе в комнате общежития строителей БАМа и в кабинете ученого. Она — на полках всех общественных библиотек.
— О, Дмитрий Медведев! Вы его знали! Завидую! В нашем лагере был один экземпляр его книги. Ее читали тысячи людей, по очереди. В ней мы находили и надежду и силу!
У юноши не хватило слов. Он долго тряс мою руку, а по щекам его текли слезы. Все в зале встали и зааплодировали. Не мне, ему, который сумел понять нашу историю, наши страдания и наши победы. И воспринять как свои.
В чем же причина долголетия этой книги? Ее особой притягательности?
Конечно, мне, участнику описанных в ней событий, нелегко отвлечься от личных оценок, взглянуть на книгу со стороны. Но с тех пор минуло столько лет, я слышал столько отзывов, что, кажется, могу выразить мнение многих, не только свое.
Главное в книге — правда жизни. Правда во всем: в документальной достоверности, в отсутствии домыслов, в простоте и точности языка, без литературных «красивостей» и тех излишне подробных описаний, которые вызывают недоверие. Правда в искренности и заинтересованности самого автора, ибо Медведев руководил теми людьми, о которых пишет, отвечал за них своей жизнью и честью. Эта заинтересованность, ощущаемая в каждом слове, в каждой интонации, приобщает читателя к происходящему, создает внутреннюю его связь с автором.
Правда в изображении духовного мира советских людей, волей обстоятельств объединенных в маленький коллектив, в военных документах называемый разведывательным отрядом «Победители». Читатель узнает свои собственные помыслы и побуждения, свое мировоззрение, весь строй нашей жизни, который этот маленький коллектив с такой чистотой пронес через все испытания войны — в неимоверно тяжких условиях партизанской борьбы, подполья, разведки.
И еще одно. В романе описаны события подчас удивительные, даже как будто исключительные. Сам автор в эпилоге восклицает: «Неужели все это происходило с нами?» И в то же время читатель ни на миг не утрачивает доверия к рассказу. Потому что в соответствии с жизненной правдой в этом рассказе исключительны не люди, а обстоятельства. Ну что ж, на войне исключительность в порядке вещей! Парадокс этот кажущийся. Литература — наша письменная память — собрала за сорок послевоенных лет огромное количество фактов об Отечественной войне. И каждый факт неповторим, каждый исключителен. Но факт этот тогда имеет право на место в истории, когда за ним человек. Переворачивая последнюю страницу книги, читатель уже ясно понимает, что ее название «Сильные духом» относится не только к героям романа, но и к каждому советскому человеку, а за маленьким отрядом «Победители» стоит вся страна, весь народ.
Жизнеутверждающий пафос этой книги в ее страстной партийности. И в этом тоже правда жизни. Не побоюсь сказать, что мы шли в бой не только за жизнь свою и своих близких, не только за свой дом, свою землю. Мы шли в бой за коммунизм. Мы это ясно понимали. И потому именно там, в кольце врагов, в тяжелейшие минуты борьбы вступали в партию. Об этом со сдержанной гордостью пишет Медведев. Ибо он был коммунистом в самом высоком значении этого слова.
Да, наш отряд был отрядом единомышленников. И в этом была его сила. Вот короткая предыстория отряда.
В первых числах июля 1941 года в течение нескольких дней все коридоры Центрального Комитета комсомола были буквально забиты молодежью. Сюда пришли комсомольцы с одним требованием — отправить поскорее на фронт, на самый ответственный участок фронта. Здесь были студенты, рабочие, спортсмены, даже несколько школьников старших классов московских школ.
Формировалась Отдельная мотострелковая бригада особого назначения. Кто мог тогда предвидеть будущую славу и бессмертие этих мальчишек и девчонок?
А в это время западная пресса, ссылаясь на гитлеровские источники, писала, что в Москве большевики организовали бригаду головорезов для выполнения секретных заданий.
800 комсомольцев вступили добровольцами в нашу бригаду. Пришли к нам и известные спортсмены: Шатов, Королев, Капчинский, Кудрявцев, Чихладзе, Тарачков, братья Знаменские и многие другие. Вскоре по предложению Георгия Димитрова в бригаде был сформирован интернациональный батальон из антифашистов почти всех стран Европы, нашедших в СССР политическое убежище.
Из состава этой бригады почти с первых дней ее существования формировались разведывательные группы и отряды, которые возглавляли чекисты.
Дмитрий Николаевич Медведев стал чекистом в 1920 году в Брянске в возрасте двадцати двух лет. Он родился в Бежице под Брянском в семье рабочего-сталевара. Старший брат Александр до революции был членом подпольного окружного комитета РСДРП, после революции возглавил брянскую ЧК. Обстановка в те годы в Брянске была весьма сложной: в городе действовали контрреволюционные группы, еще достаточно сильны были меньшевики, эсеры, анархисты. Большевики во главе со стойким ленинцем Игнатом Фокиным вели напряженную борьбу за упрочение Советской власти на Брянщине. Здесь Дмитрий Медведев под руководством брата прошел первую чекистскую школу, здесь вступил в Коммунистическую партию.
Вскоре по призыву Дзержинского Медведев едет добровольцем в Донбасс, где в течение нескольких лет ведет борьбу с бандами, белогвардейской агентурой, помогая восстановлению важнейшего промышленного района страны.
Почти двадцать лет работает на Украине чекист Дмитрий Медведев. Старобельск, Бахмут, Херсон, Одесса, Кировоград, Новоград-Волынский, Киев… (В те годы чекистов непрестанно переводили с места на место в связи с делами, которые они вели.) В этих городах помнят Дмитрия Медведева и как чекиста и как пламенного агитатора, комсомольского вожака, организатора спортивной работы. Стоило ему проработать в городе месяц-другой, и он уже поднимал общественность на строительство стадиона, проводил массовые соревнования, в которых непременно участвовал сам.
Война застала Дмитрия Николаевича под Москвой. По болезни он перешел на гражданскую работу, но в первые же дни войны Медведев обратился к командованию с просьбой снова призвать его и направить с партизанским отрядом в тыл врага.
В конце августа Медведев осуществляет остроумную операцию по переброске своего отряда через линию фронта среди бела дня, под носом у противника, без единого выстрела. Фронт проходил уже недалеко от Брянска. Начинается пятимесячный рейд отряда, заложивший основы будущего брянского партизанского края. Десятки успешных боевых операций, дерзкие партизанские налеты на гарнизоны, железнодорожные станции, аэродромы, взрывы мостов, нападения на военные транспорты… Где бы ни действовал отряд Медведева, он везде становился центром сопротивления оккупантам. Медведевцы связывали местные партизанские группы и отряды при помощи своей рации с Москвой, распространяли листовки, проводили в селах митинги. И это в самые тяжкие дни гитлеровского наступления на Москву, когда немцы то и дело объявляли о захвате столицы.
В январе 1942 года, выполнив задание, выросший вдесятеро отряд возвратился в Москву. «Правда» в передовой писала о славных делах медведевцев. Командир отряда Дмитрий Медведев и комиссар Георгий Кулаков за этот рейд были награждены орденами Ленина.
Накопив первый опыт партизанской и разведывательной работы, Дмитрий Николаевич разрабатывает план организации разведывательных действий в глубоком тылу врага. План принят, осуществление его в районе города Ровно поручается Дмитрию Николаевичу Медведеву.
В конце апреля я впервые встретился со своим будущим командиром. И первое впечатление об этом красивом, полном сдержанной энергии человеке, удивительной пластичности, лучистости его взгляда, о мужественности и благородстве его облика сохранилось у меня навсегда.
С будущим нашим комиссаром Сергеем Трофимовичем Стеховым я познакомился несколько ранее. Сергей Трофимович Стехов родился в сентябре того же 1898 года, что и Медведев. И так же прямо прошел свой жизненный путь. Он рано осиротел и с двух лет воспитывался у чужих людей. Приемным отцом его был кузнец, приемной матерью — прачка. Своих детей у них не было, они воспитали восьмерых приемышей.
Детство тяжелое — работал в кузнице, на кирпичных заводах. Учиться приходилось урывками, самостоятельно. И все же он окончил училище с отличием, поступил учеником телеграфиста. А в 1915 году сдал экзамен и стал работать в конторе связи города Георгиевска. Там его и застала революция.
Уже с февраля 1917 года Стехов — член большевистского ревкома работников связи. В 1918 году Стехов участвует в обороне города от белоказачьих банд полковника Агоева, тяжело ранен. В 1919 году, когда Северный Кавказ был захвачен деникинцами, Стехов, заболевший сыпным тифом, схвачен деникинской охранкой и закован в кандалы. Вызволила его из тюрьмы Красная Армия.
А потом командировка в Москву на учебу. Работа в Наркомате связи. Партийная мобилизация в Донбасс. Партийная мобилизация в Казахстан. С 1939 года он чекист. С первых дней Отечественной войны Стехов добровольно ушел на фронт. Затем комиссар полка ОМСБОН. К тому времени, когда Стехов был назначен комиссаром нашего отряда, он уже стал любимцем всей бригады.
И еще одна биография. В 1911 году в лесном уральском селе Зырянка в крестьянской семье родился мальчик, нареченный Никандром. Он рос, как все сельские ребята. Но одна черта отличала его с ранних лет: острое чувство справедливости. Может быть, поэтому среди сверстников он всегда казался старшим. И, может быть, потому через много лет он стал чекистом…
Но истинное призвание этого человека я понял лишь после войны, когда побывал на Урале, встретился с товарищами его детства, его юности. Больше всего на свете он любил лес! Любил нежно и глубоко, мудро и заботливо. Учась в лесном техникуме в Талице, он собрал гербарий. И потом всюду возил с собой. Как частицу родного леса. Как мечту. Недавно гербарий был обнаружен в Кудымкаре, где Кузнецов после окончания техникума работал таксатором леса. Оказывается, он подарил свой гербарий краеведческому музею, когда счел себя мобилизованным, стал чекистом и ушел воевать на невидимый фронт.
В Москве на улице Карла Маркса отмечен мемориальной доской дом № 20. С 1940 года здесь жил Николай Кузнецов (имя Никандр казалось ему громоздким, и, достигнув совершеннолетия, он изменил его на Николай). Жильцы дома не догадывались, что этот подтянутый, аккуратный и педантичный инженер — гроза гитлеровской шпионской агентуры, усиленно засылаемой в те годы в нашу страну.
Я коротко рассказал о трех биографиях, о трех жизненных дорогах, которые так закономерно привели трех человек в отряд «Победители». А нас в отряде было сто. Сто дорог, которые с такой железной закономерностью сошлись в одной точке. У всех у нас разница была лишь в возрасте, в длине пути, в опыте жизни…
В бригаде отмечали Первое мая. В большом клубном зале весь наличный состав (многие на задании — в тылу врага). Начальство из Москвы задерживается, командир бригады нервничает, поглядывает на часы. А у нас свободное время, можно поговорить. Мы, будущие партизаны-медведевцы, сидим в зале тесной группой. Вполголоса беседуем между собой — знакомимся. Несколько месяцев не был я в бригаде (находился в другой части). Оглядываю ребят. Как изменились, повзрослели! Ведь за спиной уже десять месяцев войны. И сколько потерь! Бригада участвовала в битве под Москвой. Мы минировали шоссейные дороги, по которым гитлеровцы рвались к столице. Шли с гранатами на вражеские танки. В ближних тылах у наступающих гитлеровцев рвали линии связи, пускали под откос поезда, били из засад по колоннам автомашин. И хоронили товарищей в заснеженных полях Подмосковья. Вся страна уже знала имена наших однополчан — героев-лыжников, погибших в неравном бою с фашистами под деревушкой Хлуднево. Там, над братской могилой, еще не было обелиска, но о них уже пели песни и художники писали картины. И одному из них уже было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза…
Но вот за окнами прошумели машины. В зал вошел генерал. За ним Медведев. Он сразу нашел нас глазами, радостно улыбнулся. Шепнул что-то подошедшему Стехову. Оказывается, задержал звонок из Главного штаба. Новые планы, новые задания.
Да, уже зреют планы будущих победоносных кампаний. И для этого уже работают наши товарищи в немыслимо тяжких условиях подполья в Одессе, Киеве, Харькове, Минске… Имен их еще не знает народ. И лишь после победы, из протоколов допроса, станут известны гордые слова Молодцова, схваченного одесскими гестаповцами. На предложение подать просьбу о помиловании он ответил: «Я на своей земле и пощады у врагов не прошу!» А когда Лягину, работавшему в Николаеве, перед расстрелом гестаповцы зачитывали смертный приговор и перечисляли ущерб, нанесенный им рейху, он воскликнул: «Жалко, что мало, надо было сделать еще больше!»
То были наши товарищи. Такие же простые ребята, как и те, что сидят сейчас рядом с нами в зале, шагают в одном строю, стоят в очереди за котелком каши, по вечерам пишут домой письма… И когда приходит час испытаний, находят в себе силы оставаться людьми!
Готовились и мы.
Но вот торжественное заседание началось. Доклад был посвящен войне. Потом пели «Интернационал». Пели на десятках языков. А затем, начиная концерт, вышел на эстраду наш однополчанин Семен Гудзенко. И прочитал только что написанное им стихотворение. Я помню последние строки. Мне они представляются лучшим предисловием к этой книге:
Был путь как Млечный —
раскален и долог.
Упрямо выл над соснами металл.
Обветренный,
прокуренный филолог
военную науку постигал.
Он становился старше и спокойней
и чаще письма матери писал.
Мы говорили:
«Отбушуют войны,
мы по-другому взглянем в небеса.
Сильней полюбим
и сильней подружим.
Наш путь, как Млечный,
вечно раскален.
Нам дня не жить
без битвы и оружия,
и будет порох
словом заменен».
А. Ц е с с а р с к и й
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В лесах под Ровно
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Есть в жизни у каждого из нас минуты наивысшего подъема всех сил, незабываемые минуты вдохновения. В моей жизни, жизни рядового коммуниста, минуты эти неизменно связаны с получением заданий партии. Каждый раз, получая очередное задание — а из этих «очередных заданий» и состоит вся биография людей моего поколения, — я испытывал это непередаваемое состояние внутренней мобилизованности. Мысль работает в одном направлении; планы, развиваясь, вырастают в мечты; мечты, в свою очередь, обретают зримую реальность планов, с поразительной ясностью видишь свой завтрашний день, трудный и радостный, и хочется приступать немедленно к делу, каждая минута промедления кажется невыносимой.
Именно такое состояние испытывал я апрельским вечером сорок второго года, идя по молчаливым, рано обезлюдевшим, затемненным улицам Москвы.
Незадолго перед тем я вернулся из Брянских лесов, где в течение полугода командовал партизанским отрядом. И вот теперь мне поручено сформировать новый отряд — группу людей, которая выбросится на парашютах в глубоком тылу противника, в лесах Западной Украины, осядет там, сплотит вокруг себя местное население и поведет активную борьбу против немецких оккупантов.
…Сурова и необычно тиха вечерняя, затемненная Москва, но такая она еще дороже. На улице Горького, у Центрального телеграфа, меня останавливают красноармейцы с автоматами — комендантский патруль. Мимо проносятся грузовики с бойцами. «Идет война народная, священная война…» — долетает до слуха их песня.
Дорога кажется нескончаемо долгой.
Впереди ночь, томительная, бесконечная… Теперь уже не уляжется беспокойство, не перестанет томить бездействие, пока не окунешься с головой в новую, как всегда захватывающую, волнующую своим высоким назначением работу, порученную партией.
Утром следующего дня в номере гостиницы «Москва», где я тогда жил, появляется Саша Творогов. С ним мы знакомы по Брянским лесам. Саша еще очень молод, ему немногим больше двадцати, а выглядит он и того моложе. Он в новом летнем обмундировании, которое ему не по росту и топорщится. Стриженный под машинку, с пухлым юным лицом, успевшим уже загореть, Саша похож на школьника или, вернее, на юношу — воспитанника воинской части. Кто бы сказал, что у этого юноши за плечами опыт бывалого партизана!
В начале войны воинская часть, в которой сражался Творогов, попала в окружение. Молодой боец не растерялся. Вместе с товарищами он направился из лесов Белоруссии к линии фронта, уничтожая по дороге вражеские автомашины. Осенью 1941 года группа оказалась в Брянских лесах, где и присоединилась к моему отряду. Так произошло наше знакомство.
В первой же операции Саша зарекомендовал себя отважным воином: оказавшись в сложной обстановке, он проявил выдержку, находчивость и незаурядные способности разведчика. Скоро он окончательно расположил всех нас к себе своей скромностью и старанием. Саша стал начальником разведки отряда. На этом посту он работал очень успешно.
Желание казаться старше выработало у Саши привычку морщить лоб и какую-то особую сдержанность. Явившись ко мне, он деловито справляется, когда и куда нам предстоит лететь. Что его участие в отряде — вопрос решенный, это для Саши вне сомнений.
— А ребят возьмете? — спрашивает он, имея в виду наших брянских партизан, и тут же советует: — Хорошо бы Дарбека Абдраимова, и еще найдется человек двадцать. Списочек я вам составлю…
Вскоре приходит майор Пашун, начальник штаба отряда, за ним майор Стехов, назначенный заместителем командира по политической части. Он подтянут, тщательно выбрит. В армии Стехов недавно, но чувствует себя уже кадровым военным. Он охвачен тем же нетерпением, что и мы с Твороговым.
— Местом базирования отряда намечены леса в районе города Ровно, — объясняю я, отвечая на вопрос Творогова. — Выбор не случайный. В Ровно фашисты устроили «столицу» оккупированной ими территории Украины. В этой «столице» находится со своим рейхскомиссариатом наместник Гитлера, имперский комиссар Эрих Кох, здесь сходятся все нити управления гитлеровцев на украинских землях.
— Почему именно здесь? — спрашивает Творогов. — Почему не в Киеве?
— Они, видимо, полагают, что в Ровно, за полторы тысячи километров от фронта, им будет спокойнее. Ведь Западная Украина — это, если можно так выразиться, младшая сестра в нашей большой советской семье. Не год, не два, а много лет она находилась на чужбине. Здесь долгое время хозяйничали австрийцы, а после первой мировой войны — польские паны. Сохранилось кулачество, бывшие помещики с их прихвостнями; сохранились осколки петлюровцев, буржуазных националистов и другие матерые враги нашей Родины. Эти люди, верные своей подлой натуре, служат теперь гитлеровцам. Поэтому-то гаулейтер Кох предпочитает сидеть в Ровно, а не в Киеве. Но и здесь ему не должно быть покоя!..
Все согласились, что следует включить в отряд несколько уроженцев Западной Украины, хорошо знающих ее. Найти и подобрать этих товарищей было поручено Творогову.
…Наш отряд — пока еще московский — рос не по дням, а по часам. Люди шли и шли — мы со Стеховым не успевали принимать всех желающих. Каждый из новичков просил к тому же, чтобы приняли в отряд одного-двух его знакомых. Иногда эти знакомые звонили и являлись сами.
Так, позвонил мне однажды молодой человек, назвавшийся доктором Цессарским. Он явился сразу же после телефонного звонка и заявил, что просит зачислить его в отряд.
— Вы очень молоды для врача, — сказал я, выслушав его просьбу.
— Я окончил медицинский институт. Будучи студентом, практиковался в институте имени Склифосовского.
— Вы хирург?
— Да. Знаю полевую хирургию.
— Это хорошо, что вы хирург, но нам нужен врач по всем болезням, да такой, чтобы в него бойцы верили…
— Понимаю… Хвалить себя трудно. Спросите обо мне товарищей из отряда, они меня знают.
— Кто именно?
— Шмуйловский, Селескериди, Базанов — многие!.. От них я и узнал, что вы формируете отряд.
Я внимательно рассматривал своего собеседника. Высокий, стройный юноша с темными вьющимися волосами, правильные черты лица… Держался он просто, с достоинством, и только глаза выдавали глубокое внутреннее волнение, с каким он ждал моего ответа. Юноша мне нравился. Я чувствовал, как искренне стремится он на опасный участок борьбы с врагами.
Я готов был уже согласиться, но меня остановило то, что молодой врач стоял передо мной в военной форме — в шинели с петлицами и пилотке.
— Вы служите в армии?
— Да. В первые дни войны я подал заявление в Московский комитет комсомола. Просил направить на фронт, а меня взяли да и заперли во внутренние войска.
— Но теперь вас оттуда не отпустят!
— По вашему ходатайству… — Юноша замялся. — Я не хочу сидеть в тылу. Очень прошу вас добиться…
Через полчаса я был в кабинете командующего внутренними войсками, генерал-полковника.
— Врач Цессарский из вашей дивизии просится в отряд полковника Медведева, — сказал кому-то по телефону генерал, пробегая глазами рапорт Цессарского. — Как вы на это смотрите?
Выслушав ответ, он решил:
— Здесь можно сделать исключение.
И написал на рапорте: «Откомандировать Цессарского в распоряжение тов. Медведева».
…Подготовка отряда заняла около месяца. В окрестностях Москвы, в лесу, был разбит лагерь. Живя там, мы ежедневно тренировались в стрельбе, изучали тактику. Вблизи лагеря находилось озеро, и, воспользовавшись этим, мы стали практиковаться в постройке плотов, переправлялись на них с берега на берег.
В свободные часы разучивали песни. Не просто пели, а именно разучивали. Большими энтузиастами и мастерами этого дела оказались Цессарский и его друг Гриша Шмуйловский. Они как никто любили песню, понимали в ней толк, а главное — отдавали себе отчет в том, что она должна сослужить хорошую службу в нашей партизанской жизни. Они так и говорили: «Нужно взять с собой туда побольше песен!»
Цессарский появлялся в лагере только по вечерам. Целыми днями он носился по городу, запасаясь в больших количествах перевязочным материалом, медикаментами — всем, что могло понадобиться с первого же дня пребывания во вражеском тылу…
Впоследствии я узнал еще об одном занятии, которому наш доктор посвящал это время. Он совершенствовался в хирургии, читал медицинские книги, консультировался у профессора своего мединститута. Шутка ли — ему предстояло быть врачом по всем болезням.
Как командир отряда, я пользовался каждым случаем, чтобы поговорить с людьми о предстоящей нам жизни. Полугодовой опыт командования партизанским отрядом в Брянских лесах позволял предвидеть условия, в которых придется работать, трудности, которые нас ожидают. Я рассказывал о них товарищам, ничего не утаивая, предупреждая о лишениях, о постоянном риске, с которым связана жизнь партизана. И видел по глазам молча слушавших людей, что опасности и лишения ни в ком не вызывают страха.
Перелететь сразу в намеченное место, в Сарненские леса Ровенской области, оказалось делом весьма трудным. Сарненские леса были слишком далеко. Лететь над оккупированной территорией можно только ночью, а весной ночи короткие: самолет не успеет затемно сделать рейс и вернуться обратно. К тому же появление советских самолетов могло привлечь внимание гитлеровцев к Сарненским лесам, и это сразу же подвергало отряд большой опасности. Мы решили поэтому лететь ближе — не в Сарненские, а в Мозырские леса, оттуда к месту назначения добираться пешком. Наметили для приземления район села Мухоеды, расположенного на границе Ровенской области.
В конце мая вылетела первая группа из четырнадцати человек. Во главе группы полетел Саша Творогов. В списках бойцов отряда он стоял первым.
— Что бы ни случилось, мы встречаемся у села Мухоеды, — предупредил я его перед вылетом.
Через два дня пришла радиограмма, в которой Творогов сообщал, что вместо Мозырских лесов группа оказалась южнее Житомира. Это почти за триста километров! Мало того, местность оказалась безлесной, укрыться негде.
Еще через день Саша сообщил о своем решении, невзирая ни на какие трудности, пробираться в Мозырские леса, к назначенному месту сбора. Во время передачи этого сообщения связь неожиданно прервалась.
Мы ждали день, два, три — связи все нет и нет. Что могло случиться?
Решили отправить вторую группу. Виктору Васильевичу Кочеткову, возглавившему ее, было поручено во что бы то ни стало разыскать Творогова и обеспечить прием всего отряда. Но и на этот раз нас подстерегала неудача: Кочетков и его товарищи оказались тоже не у села Мухоеды, а севернее на двести километров.
Именно такое состояние испытывал я апрельским вечером сорок второго года, идя по молчаливым, рано обезлюдевшим, затемненным улицам Москвы.
Незадолго перед тем я вернулся из Брянских лесов, где в течение полугода командовал партизанским отрядом. И вот теперь мне поручено сформировать новый отряд — группу людей, которая выбросится на парашютах в глубоком тылу противника, в лесах Западной Украины, осядет там, сплотит вокруг себя местное население и поведет активную борьбу против немецких оккупантов.
…Сурова и необычно тиха вечерняя, затемненная Москва, но такая она еще дороже. На улице Горького, у Центрального телеграфа, меня останавливают красноармейцы с автоматами — комендантский патруль. Мимо проносятся грузовики с бойцами. «Идет война народная, священная война…» — долетает до слуха их песня.
Дорога кажется нескончаемо долгой.
Впереди ночь, томительная, бесконечная… Теперь уже не уляжется беспокойство, не перестанет томить бездействие, пока не окунешься с головой в новую, как всегда захватывающую, волнующую своим высоким назначением работу, порученную партией.
Утром следующего дня в номере гостиницы «Москва», где я тогда жил, появляется Саша Творогов. С ним мы знакомы по Брянским лесам. Саша еще очень молод, ему немногим больше двадцати, а выглядит он и того моложе. Он в новом летнем обмундировании, которое ему не по росту и топорщится. Стриженный под машинку, с пухлым юным лицом, успевшим уже загореть, Саша похож на школьника или, вернее, на юношу — воспитанника воинской части. Кто бы сказал, что у этого юноши за плечами опыт бывалого партизана!
В начале войны воинская часть, в которой сражался Творогов, попала в окружение. Молодой боец не растерялся. Вместе с товарищами он направился из лесов Белоруссии к линии фронта, уничтожая по дороге вражеские автомашины. Осенью 1941 года группа оказалась в Брянских лесах, где и присоединилась к моему отряду. Так произошло наше знакомство.
В первой же операции Саша зарекомендовал себя отважным воином: оказавшись в сложной обстановке, он проявил выдержку, находчивость и незаурядные способности разведчика. Скоро он окончательно расположил всех нас к себе своей скромностью и старанием. Саша стал начальником разведки отряда. На этом посту он работал очень успешно.
Желание казаться старше выработало у Саши привычку морщить лоб и какую-то особую сдержанность. Явившись ко мне, он деловито справляется, когда и куда нам предстоит лететь. Что его участие в отряде — вопрос решенный, это для Саши вне сомнений.
— А ребят возьмете? — спрашивает он, имея в виду наших брянских партизан, и тут же советует: — Хорошо бы Дарбека Абдраимова, и еще найдется человек двадцать. Списочек я вам составлю…
Вскоре приходит майор Пашун, начальник штаба отряда, за ним майор Стехов, назначенный заместителем командира по политической части. Он подтянут, тщательно выбрит. В армии Стехов недавно, но чувствует себя уже кадровым военным. Он охвачен тем же нетерпением, что и мы с Твороговым.
— Местом базирования отряда намечены леса в районе города Ровно, — объясняю я, отвечая на вопрос Творогова. — Выбор не случайный. В Ровно фашисты устроили «столицу» оккупированной ими территории Украины. В этой «столице» находится со своим рейхскомиссариатом наместник Гитлера, имперский комиссар Эрих Кох, здесь сходятся все нити управления гитлеровцев на украинских землях.
— Почему именно здесь? — спрашивает Творогов. — Почему не в Киеве?
— Они, видимо, полагают, что в Ровно, за полторы тысячи километров от фронта, им будет спокойнее. Ведь Западная Украина — это, если можно так выразиться, младшая сестра в нашей большой советской семье. Не год, не два, а много лет она находилась на чужбине. Здесь долгое время хозяйничали австрийцы, а после первой мировой войны — польские паны. Сохранилось кулачество, бывшие помещики с их прихвостнями; сохранились осколки петлюровцев, буржуазных националистов и другие матерые враги нашей Родины. Эти люди, верные своей подлой натуре, служат теперь гитлеровцам. Поэтому-то гаулейтер Кох предпочитает сидеть в Ровно, а не в Киеве. Но и здесь ему не должно быть покоя!..
Все согласились, что следует включить в отряд несколько уроженцев Западной Украины, хорошо знающих ее. Найти и подобрать этих товарищей было поручено Творогову.
…Наш отряд — пока еще московский — рос не по дням, а по часам. Люди шли и шли — мы со Стеховым не успевали принимать всех желающих. Каждый из новичков просил к тому же, чтобы приняли в отряд одного-двух его знакомых. Иногда эти знакомые звонили и являлись сами.
Так, позвонил мне однажды молодой человек, назвавшийся доктором Цессарским. Он явился сразу же после телефонного звонка и заявил, что просит зачислить его в отряд.
— Вы очень молоды для врача, — сказал я, выслушав его просьбу.
— Я окончил медицинский институт. Будучи студентом, практиковался в институте имени Склифосовского.
— Вы хирург?
— Да. Знаю полевую хирургию.
— Это хорошо, что вы хирург, но нам нужен врач по всем болезням, да такой, чтобы в него бойцы верили…
— Понимаю… Хвалить себя трудно. Спросите обо мне товарищей из отряда, они меня знают.
— Кто именно?
— Шмуйловский, Селескериди, Базанов — многие!.. От них я и узнал, что вы формируете отряд.
Я внимательно рассматривал своего собеседника. Высокий, стройный юноша с темными вьющимися волосами, правильные черты лица… Держался он просто, с достоинством, и только глаза выдавали глубокое внутреннее волнение, с каким он ждал моего ответа. Юноша мне нравился. Я чувствовал, как искренне стремится он на опасный участок борьбы с врагами.
Я готов был уже согласиться, но меня остановило то, что молодой врач стоял передо мной в военной форме — в шинели с петлицами и пилотке.
— Вы служите в армии?
— Да. В первые дни войны я подал заявление в Московский комитет комсомола. Просил направить на фронт, а меня взяли да и заперли во внутренние войска.
— Но теперь вас оттуда не отпустят!
— По вашему ходатайству… — Юноша замялся. — Я не хочу сидеть в тылу. Очень прошу вас добиться…
Через полчаса я был в кабинете командующего внутренними войсками, генерал-полковника.
— Врач Цессарский из вашей дивизии просится в отряд полковника Медведева, — сказал кому-то по телефону генерал, пробегая глазами рапорт Цессарского. — Как вы на это смотрите?
Выслушав ответ, он решил:
— Здесь можно сделать исключение.
И написал на рапорте: «Откомандировать Цессарского в распоряжение тов. Медведева».
…Подготовка отряда заняла около месяца. В окрестностях Москвы, в лесу, был разбит лагерь. Живя там, мы ежедневно тренировались в стрельбе, изучали тактику. Вблизи лагеря находилось озеро, и, воспользовавшись этим, мы стали практиковаться в постройке плотов, переправлялись на них с берега на берег.
В свободные часы разучивали песни. Не просто пели, а именно разучивали. Большими энтузиастами и мастерами этого дела оказались Цессарский и его друг Гриша Шмуйловский. Они как никто любили песню, понимали в ней толк, а главное — отдавали себе отчет в том, что она должна сослужить хорошую службу в нашей партизанской жизни. Они так и говорили: «Нужно взять с собой туда побольше песен!»
Цессарский появлялся в лагере только по вечерам. Целыми днями он носился по городу, запасаясь в больших количествах перевязочным материалом, медикаментами — всем, что могло понадобиться с первого же дня пребывания во вражеском тылу…
Впоследствии я узнал еще об одном занятии, которому наш доктор посвящал это время. Он совершенствовался в хирургии, читал медицинские книги, консультировался у профессора своего мединститута. Шутка ли — ему предстояло быть врачом по всем болезням.
Как командир отряда, я пользовался каждым случаем, чтобы поговорить с людьми о предстоящей нам жизни. Полугодовой опыт командования партизанским отрядом в Брянских лесах позволял предвидеть условия, в которых придется работать, трудности, которые нас ожидают. Я рассказывал о них товарищам, ничего не утаивая, предупреждая о лишениях, о постоянном риске, с которым связана жизнь партизана. И видел по глазам молча слушавших людей, что опасности и лишения ни в ком не вызывают страха.
Перелететь сразу в намеченное место, в Сарненские леса Ровенской области, оказалось делом весьма трудным. Сарненские леса были слишком далеко. Лететь над оккупированной территорией можно только ночью, а весной ночи короткие: самолет не успеет затемно сделать рейс и вернуться обратно. К тому же появление советских самолетов могло привлечь внимание гитлеровцев к Сарненским лесам, и это сразу же подвергало отряд большой опасности. Мы решили поэтому лететь ближе — не в Сарненские, а в Мозырские леса, оттуда к месту назначения добираться пешком. Наметили для приземления район села Мухоеды, расположенного на границе Ровенской области.
В конце мая вылетела первая группа из четырнадцати человек. Во главе группы полетел Саша Творогов. В списках бойцов отряда он стоял первым.
— Что бы ни случилось, мы встречаемся у села Мухоеды, — предупредил я его перед вылетом.
Через два дня пришла радиограмма, в которой Творогов сообщал, что вместо Мозырских лесов группа оказалась южнее Житомира. Это почти за триста километров! Мало того, местность оказалась безлесной, укрыться негде.
Еще через день Саша сообщил о своем решении, невзирая ни на какие трудности, пробираться в Мозырские леса, к назначенному месту сбора. Во время передачи этого сообщения связь неожиданно прервалась.
Мы ждали день, два, три — связи все нет и нет. Что могло случиться?
Решили отправить вторую группу. Виктору Васильевичу Кочеткову, возглавившему ее, было поручено во что бы то ни стало разыскать Творогова и обеспечить прием всего отряда. Но и на этот раз нас подстерегала неудача: Кочетков и его товарищи оказались тоже не у села Мухоеды, а севернее на двести километров.