Страница:
Правда, многие люди об этом даже не знали, тогда ведь не было ни радио, ни телевидения, и многие десятки лет на Востоке еще молились за римского первосвященника, а на Западе молились за византийцев, но потом, постепенно, пути Западной и Восточной Церкви разошлись. И только спустя почти тысячу лет, в 1964 году, папа Римский встретился с византийским патриархом, который называется Константинопольским, они сделали копии отлучительных документов того времени и торжественно сожгли их одновременно в Риме и в Стамбуле, тогдашнем Константинополе. Фактически схизма была ликвидирована, но за истекшие столетия столь велико оказалось различие - ив догматах, и в управлении, что проблема христианского единства остается еще сложной, очень тяжелой.
Тем не менее, я должен вам напомнить слова известного русского святителя митрополита московского Платона, который говорил, что наши вероисповедные перегородки до неба не доходят. Вы понимаете, что он хотел сказать: это земное, политика, история, культура, распри, до неба это не доходит - это земные перегородки. И позднее, в XIX веке, П.Я.Чаадаев . показывал, какой ущерб получила Церковь от того, что Запад - с его активностью, Восток - с его созерцательностью лишились друг друга. Полнота церковного делания была нарушена на протяжении многих столетий.
И сегодня, посещая десятки католических храмов в Италии, я в каждом видел образ Владимирской Богоматери. Не было такого храма, где не было бы Владимирской Богоматери или же "Троицы" Рублева, я также часто встречал там образы наших святых. Я нашел в библиотеке Ватикана новые переводы на итальянский язык всего "Добротолюбия" православного, огромное количество книг православных Отцов, русских подвижников, десятки, сотни книг, - и католики все это включили в свое богатство, и им от этого не хуже, потому что Запад и Восток, отьединившись, терпели жестокие потери.
Правда, как говорит Николай Бердяев, Бог и это зло употребил в добро, дав возможность тем самым Западу и Востоку развиваться самостоятельно, чтобы не было в Церкви нивелировки, одного типа церковной культуры. За идею единства Церкви боролись Владимир Соловьев, великий русский философ; самый трудный церковный богослов XX века, отец Сергий Булгаков, был одним из первых православных представителей на всемирных съездах мирового Совета церквей. Даже священник Павел Флоренский, знаменитый философ и богослов, который в молодые годы относился к Западу негативно, изменил свою точку зрения, и недавно опубликованный его текст 23-го года свидетельствует о том, что он рассматривал разделение церквей как трагедию и грех и призывал христиан, не игнорируя различий, стремиться к взаимопониманию и сближению.
Таким образом, для Бога Церковь едина, у людей она разделена. Но если мы будем знать, что является в Церкви главным, то мы всегда найдем ее истинных представителей даже в инославии. Я думаю, вы слышали такое имя Франциск Ассизский. Это известный итальянский святой. На русском языке о нем существует богатая литература. Такие люди, как Франциск Ассизский или преподобный Серафим Саровский не принадлежат единой конфессии, одному кругу христианства - они принадлежат всему миру. В этом-то и проявляется всемирность Церкви истинной.
В Символе Веры далее сказано, что Церковь святая. Вот уж действительно странное слово: она ведь состоит из нас, грешников, как же может быть она святой? Я должен вам напомнить, что термины означают в Библии не нравственную категорию, а особую посвященность Богу. Церковь - это не политическая организация, не культурно-просветительская, не благотворительная организация, не какая-нибудь иная, даже самая замечательная, а она - святая.
Главная ее цель - служение Христу. И через эту цель осуществляется и милосердие, и искусство, и творчество, и охрана памятников, и даже политические дела религиозных деятелей. Только через это. Если это будет в центре - святое - тогда все остальное будет иметь смысл. Если будет забываться главное, Церковь будет лишаться своего бессмертного ядра, единственного в своем роде.
Кроме того, если говорить о святости, то она объясняет нам, как надо смотреть на грехи христиан в истории мира: на преследование еретиков, на жестокости, на недостоинство иерархов, которые часто вели себя как князья и владыки - все они люди, все человеки, и все это было, мы это знаем. Антирелигиозная пропаганда помогла, хорошо помогла нам увидеть свои грехи, за что мы ей благодарны. Я считаю, что это полезно было, потому что церковные историки часто замалчивали теневые стороны церковной истории, впрочем, не все.
Если человек, который считает себя церковным деятелем, идет против воли Христовой, то он уже не выражает волю Христа и Церкви, он как бы выпадает из нее. Это совершенно очевидно, у него остается только название. Если он говорит, что во имя Бога можно освящать зло и казнить людей, он уже вне святой Церкви, он уже выражает свое, человеческое, ограниченное, греховное, отягощенное злом свое сознание, но не Церкви. И нельзя сказать, что Церковь сожгла Жанну д'Арк или Яна Гуса. Истинная Церковь свята, она живет Христом, Христос ничего такого не может нам внушить и научить. Значит, те, кто убили Жанну д'Арк или Яна Гуса, несмотря на то, что они выступали от имени Церкви, ей не принадлежали.
Об этом прекрасно писал Бердяев в своей небольшой, но сильной книге, которая называлась "О достоинстве христианства и недостоинстве христиан". Бердяев, в частности, напоминает нам одну известную историю, которую сочинил Боккаччо в "Декамероне". Там рассказывается следующее. Жили в Италии два друга, оба купцы, один был христианин, католик, другой был иудеи" иудаист. И христианину очень хотелось, чтобы друг его принял христианство и крестился. Он ему часто давал читать Евангелие, говорил с ним об этом, в конце концов тот сказал: я вижу, что учение Христа самое прекрасное, я готов креститься и быть твоим братом не только по душе, но и по вере. Но сначала надо посмотреть, как живет руководство Церкви.
А в те времена Римский первосвященник и его двор находились в Авиньоне, во Франции, куда они переехали во время войн и смятений. Были очень плохие времена для папства, оно находилось в состоянии разложения. Это был светский феодальный замок, в котором люди собирались только пировать, охотиться, в общем, как раз ничего святого там и не было. И этот друг приуныл и подумал: если иудаист поедет туда, в Авиньон, увидит все, конечно, едва ли он захочет вступить в нашу Церковь. Прошло некоторое время, тот съездил в Авиньон по своим торговым делам. Христианин ни о чем его не спрашивает, а потом приехавший говорит: "Я готов креститься, ты будешь моим крестным, назначай день".
И вот был назначен торжественный день, и оба друга теперь могли соединить свои жизни как христиане. И праздник, который они устроили, завершился их откровенным разговором.
- Скажи, - ты ведь не был в Авиньоне?
- Да нет, я был.
- Но ты не был, наверно, во дворце папском?
- Был я в папском дворце. У меня там есть знакомые, и я проник в самые глубинки.
- И что же ты там увидел?
- Многое там увидел. Но когда я увидел такое, я подумал: если эта Церковь управляется такими людьми и она еще не провалилась сквозь землю, значит, поистине, ею управляет Бог, а не люди.
Вот это и синтезирует тайну великого достоинства христианства и недостоинства нас, христиан, грешных.
Церковь называется соборной, далее апостольской. Соборная Церковь - это своеобразный церковнославянский перевод с греческого оригинала, в греческом оригинале она называется "кафолика", кафолическая церковь, или в латинском произношении "католическая", - значит, универсальная Церковь, вселенская, как единый организм, как нечто целостное.
Церковь не просто подобна войску или какой-то организации, а представляет некое таинственное мистическое единство. Это, как учил нас апостол Павел, - "тело Христово". И она не ограничена ничем: ни временем, ни пространством. Если будут открыты другие планеты, и придут туда люди, они и там будут продолжать ту же вселенскую Церковь, и, как я уже . говорил, нет ни народа, ни племени, ни состояния человеческого, которого не охватила бы Церковь.
В древние общины Ветхий Завет запрещал вступать уродам, калекам, душевнобольным, людям с разными изъянами - Церковь открыта всем, каждый человек может пойти по пути Христову, если он захочет. Она - вселенская, и в географическом, и в историческом, и в духовном смысле слова.
Мне было радостно, когда я был в Риме в Соборе Святого Петра на торжественном богослужении, где провозглашали двух новых святых: чешскую средневековую монахиню и польского монаха конца XIX века. Храм был наполнен тысячами людей: там была масса негров, были священники, кардиналы чернокожие, люди пели на самых разных языках. Богослужение совершалось на шести языках, все мы держали книжечки, где были ноты и текст, на польском, чешском, итальянском, латинском. И потом, когда на площадь вышел народ и заполнил всю эту колоссальную площадь, было видно, что здесь присутствуют люди самых разных культур, разных племен, народов, исторических традиций, и они не теряли своего облика, они имели свою традицию, но стержень оставался единым. В этом тайна Церкви - единство в большом многообразии.
Наконец, "апостольская церковь". Появление этого термина объясняется двумя причинами. Первая: Христос Церковь основал на апостолах, они родоначальники Церкви. И мы не должны изобретать какую-то другую Церковь. Некоторые люди говорят, что создадут свою Церковь - пожалуйста, создавайте, но та Церковь, которая существует, основана Христом на апостолах. Вот ее и надо держаться, всегда! И вторая причина - это то, что Церковь призвана возвещать слово Божие. Как апостолы проповедовали это слово народам, так и Церковь призвана быть свидетельницей Христа перед народами. И когда она является такой свидетельницей, тогда она в своей Силе и Славе. Не земной силе и славе, а божественной, духовной.
И, несмотря на то, что часто мы, христиане, забываем о своем апостольском служении, несмотря на то, что мы часто замыкаемся в своих национальных предрассудках, несмотря на то, что мы часто бываем захвачены светскими движениями, перестаем ощущать святость Церкви и ее единство, - все равно она духовно, незримо, силой Божией, остается - единой, святой, соборной и апостольской - Церковью. Она есть таинственное продолжение дела Христова на земле, и осуществляется это особенно полно через церковные таинства. Поэтому сразу после определения Церкви "единой, святой, соборной и апостольской" говорится "исповедую едино крещение", - первое таинство Церкви.
Лекция была прочитана 14 ноября 1989 г. в Доме культуры фабрики "Дукат"
БЕСЕДА ПЯТАЯ
"Исповедую едино крещение во оставление грехов"... Человек всегда понимал, что есть некая тайна второго рождения. Задолго до христианства люди глубокого ума, мистически одаренные, обладающие мудростью, переживали тайну какого-то внутреннего переворота. Самые выдающиеся из них и стали основателями философских учений, религиозных доктрин, мистических систем. Второе рождение стало обрядом инициации, посвящения. Этот обряд мы находим в самых элементарных, казалось бы, первобытных культурах. Нередко эти обряды были связаны с водой.
Человек древности не знал таинственных свойств воды, не чувствовал их. Вода - это загадка, вода - это не вещь, необходимая для жизни, вода - это сама жизнь, каждый из нас состоит из воды на 70%, если не более. Жизнь зародилась в воде. Как вы, наверное, уже слышали или читали, вода сохраняет информацию каким-то загадочным образом: у воды как бы есть своя память. Вода обладает своеобразной устойчивостью, ее молекула уникальна. Вода, обнимая нашу землю, дает возможность существования на ней и человека, и животного, и растения, и всего. Поэтому омовение водой было очень важным символом в древности.
В языческом мире существовали обряды, связанные с водой. В Ветхом Завете вода употреблялась для обряда твилы. "Твила" в переводе означает "священное омовение". Когда это было нужно? Когда человек, язычник, обращался к единому истинному Богу, когда он входил в ветхозаветную общину, хотя она, как вы уже знаете, в древности была ограничена этническими рамками израильско-иудейского и соседних народов. Но со времени эллинизма, скажем, со II века до Рождества Христова, до нашей эры, уже множество сирийцев, греков, римлян принимали религию Ветхого Завета. И когда они входили в эту общину ветхозаветную, они получали название "гярим" - пришельцы, по-гречески они назывались прозелитами.
Об их участии в духовной жизни общины говорится в очень ранних книгах Библии, в частности, в книге "Руфь", которая сейчас есть в хорошем новом переводе, в первом томе "Библиотеки всемирной литературы". Есть рассказ в Книге Царств про больного человека Наимаана, сирийца, которого пророк отправил омыться на Иордан и, когда он пошел, омылся, у него прошла болезнь, проказа. Это не просто лечение.
Иордан - священная река. Больной принял веру в единого Бога и, омывшись, фактически совершил твилу - омовение. "Твила" на греческом языке произносится как "баптисма" - омовение, священное омовение.
И вот, Иоанн Креститель предсказывал людям, что наступает новая эра и идет в мир Спаситель. Он проповедовал на Иордане и призвал уже не язычников, а всех людей, верующих в единого Бога, иудеев, прийти к нему на Иордан и совершать баптизму, твилу на Иордане, после того, как они покаются в своих грехах. И люди приходили к нему и произносили перед лицом Бога покаяние, слова покаяния. А Он им говорил: принесите и плоды покаяния. Он говорил: никого не обижайте, а плод покаяния - это значит вернуть тем, у кого ты отнял.
В русском переводе Евангелия баптизма называется уже крещение, чтобы подчеркнуть, что это было священное омовение. В оригинале евангельском было написано, что пришел Иоанн Креститель совершать баптизму, священное омовение. По-французски Креститель звучит как "Баптист", по-английски "Баптайс".
Откуда происходит русское слово "крещение"? Уже от слова крест, от другого крещения, истинного крещения, когда человек уже надевает на себя крест Христов. То крещение было крещением покаяния, но связь между ними существует совершенно определенная. Иоанн Креститель говорил перед пришествием Христа: вы должны оглядеть свою жизнь. "Опомнитесь, - говорил он, - опомнитесь и обдумайте всю свою жизнь". По-гречески этот призыв звучит как "метаноите" - передумайте все, по-русски - покайтесь.
И люди, действительно, передумывали, они взвешивали свои отношения к родителям, к членам своей семьи, свои поступки в сфере социальной, свои мысли, чувства, что они сделали для других людей, сколько принесли добра и зла. Есть вещи, которые нельзя изменить, которые преследуют нас, и мы чувствуем, что мы не в состоянии их исправить, потому что это уже необратимо. Только один Бог может принять, когда есть покаяние.
И когда Иисус Христос основал свою Церковь, Он принял как вступительный знак в нее священное омовение, баптизму, но уже христианскую, которая совершается как таинство, и мы его уже называем по праву крещением, а не просто священным омовением. Крещением, потому что это сопровождается, повторяю, возложением креста на грудь новокрещаемого.
"Исповедую едино крещение"... Почему единое, почему это подчеркивается? Было множество людей, различных групп и сект, которые совершали неоднократно священное омовение в те древние времена. Христос заповедовал единственное крещение, и в апостольские времена крестились только один раз. Единое крещение - единая вера. "Одно крещение", - говорит апостол Павел. Оно не повторяется, оно неповторимо.
Сразу оговорюсь: среди вас встречаются люди, которые не знают, крестили ли их в детстве. И вот они приходят ко мне и говорят: как нам быть, креститься второй раз? На этот случай предусмотрено правило Церкви такое: крещение повторяется с добавлением формулы: "крещается такой-то, аще не крещен", ( если не крещен ).
Крещение является таинством Церкви, таинством вхождения человека в тот духовный организм, о котором я говорил прежде. Вы спросите, а как может быть вхождение для ребенка - ребенок же не понимает ничего. Действительно, первоначально крестили преимущественно взрослых людей. Иисус Христос говорит апостолам: "Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам". То есть два элемента, научение и крещение, неотделимы. Ребенка совсем маленького нельзя научить. Поэтому все великие Отцы Церкви были крещены во взрослом возрасте, иногда даже в довольно зрелом возрасте, после 30 лет, тогда это считалось чуть ли не старостью. Но потом сложилась особая практика - крещение младенца. Чем она объясняется?
Она объясняется тем, что Церковь, став духовным единством, как некий организм, способна принимать в свое лоно ребенка, который еще не является отдельной личностью, а как бы составляет одно целое с семьей и, если эта семья христианская, то Церковь принимает своей любовью вот этих маленьких детей, но залогом того, что научение будет. Должно было быть ручательство родителей, которые были вначале крестными, потом появились крестные, которые, присутствуя при крещении, ручаются за то, что они потом будут воспитывать ребенка в христианской вере. К сожалению, в наших уродливых условиях все это сильно расшаталось, но все равно будет восстановлено.
Ребенку, когда он рожден, мы даем имя. Спрашиваем мы его: "Как тебя назвать?" Нет. Гражданство он получает тоже без своей воли, отечество получает тоже без своей воли. Многие вещи дитя получает помимо своей воли, это естественная сторона жизни. Когда человек вырастает, он в принципе может изменить свое имя, он может изменить гражданство, он может очень многое изменить в своей жизни, если захочет, если будут к тому условия. Но первоначально он является частью своей семьи, и если он родился здесь, ему дают советское гражданство не потому что он выбрал его, а потому что он родился в этой стране.
И если человек родился в христианской семье, он становится через детское крещение членом Церкви. Другое дело потом, научение. Вот тут-то у Церкви есть некий рубеж: первая исповедь ребенка, когда ему исполняется 7 лет. К сожалению, мы не имели возможности проводить такую подготовку раньше, теперь будем.
Крещение состоит из двух элементов: первое - это оглашение, научение истине, толкование Символа Веры, произнесение этого Символа Веры, торжественное слово человека, который готов соединиться с Христом, и потом само таинство, когда Господь принимает человека к Себе. Крестит не священник, а крестит Христос руками своей Церкви. И таинство совершает Церковь сама.
Теперь мы подходим к проблеме таинств. Это священнодействие, которое знаменует продолжающееся присутствие Христа на земле. Из таких важнейших священнодействий в середине века на Западе выделили семь; семь это библейское число полноты, потом на Востоке это число тоже усвоили.
Вот первое таинство - крещение: человек входит в Церковь. Вслед за ним идет таинство миропомазания, в нашей практике, православной, оно совершается тут же при крещении. Это призывание Духа Божия на крещаемого с тем, чтобы он получил вместе с крещением некую особую, иногда ощутимую, иногда явно не ощутимую силу действия.
Христианство - это Сила, и если мы этого не получаем, мы просто проходим мимо этого дара. Дух Божий - это Сила Божия, она преображает человека, она делает его способным осуществлять то, что в обычном состоянии он осуществить не способен. Это называется миропомазанием. Почему? В древности епископ, апостол, священник возлагал руки на новокрещаемого, и Дух Божий благословением исходил на человека. Это древний жест, потому что руки - это антенны. Потом, когда число верующих увеличилось, епископ давал священникам, своим исполнителям, особое освященное ароматное вещество, которое называлось мирро. Его изготавливает глава Церкви, обычно сам патриарх или митрополит; у нас в Донском монастыре обычно его приготавливали из благовонных восточных масел. И на престоле хранится вот это мирро.
Далее, таинство Евхаристии. Это продолжение Тайной Вечери, то, что мы называем причастием, когда вновь и вновь в храме звучат слова Христа, сказанные в ночь перед его смертью, когда пища человеческая, хлеб и вино, становятся реально присутствующим Христом. Он сказал: "Я с вами буду, Я есть хлеб, который пришел на землю, небесный хлеб". Подобно тому, как человек не может жить без пищи телесной, дух его не может жить без этого хлеба.
Трапеза Господня - это есть таинство Евхаристии. Его называют также обедня, на Западе мессой, но это все единое - совершается таинство. Христос присутствует, не в книге, не в памяти только, а в реальной Силе, здесь и теперь. Эта Святая Чаша, трапеза Нового Завета, продолжается.
Таинство священства это есть таинство продолжения деятельности Христа, Его служения через функцию служителя Церкви. В Церкви каждый христианин, получивший при миропомазании печать дара Духа Святого, каждый христианин является служителем Божиим. "Мы царское священство", -говорит апостол Павел, повторяя древние слова Ветхого Завета. У нас нет жрецов, которые были бы кастой, которая стоит над миром остальных людей. Священник лишь голос Церкви, он как бы делегирован от Церкви, от всей общины, и, когда совершается таинство, он произносит эти слова священные от лица всех, от лица каждого из вас.
Апостол Павел в своем Послании говорит: "Не я живу, но живет во мне Христос", - тем самым он открывает тайну священства. Священник может быть и слаб, и немощен, и иметь множество недостатков, но через него действует Христос.
В истории Церкви неоднократно поднимался вопрос: действительно реально таинство литургии, если совершает ее недостойный священник? И на это Церковь отвечала всегда так: может, и не достоин, но не он совершает таинство, а все христиане.
В связи с этим я вспоминаю один западный фильм, который шел после войны. Там показывается тюрьма нацистская, в которой еще была Церковь, где заключенные могли молиться. И там был старичок-священник, который служил литургию. И каждый день, когда Церковь была открыта, люди, ожидавшие сурового приговора, часто смертного, шли молиться в этот храм. И только один человек был, который отвергал все это.
И вот момент, когда совершалась литургия, старый священник почувствовал, что сердце ему отказывает. Он вынес Чашу и сказал громким голосом: "Вы можете подойти к этой Чаше, но мои руки уже не могут ее держать, ее может держать только священник - вон он", - и указал как раз на того, кто никогда не участвовал в богослужении. Поставив Чашу на престол, священник упал и тут же скончался. И весь народ повернулся к этому человеку, и тот был смущен и сказал: "Я же не имею с этим ничего общего".
Но люди ответили ему: "Мы идем к Святой Чаше, а не к тебе". И тот вынужден был подойти к Святому престолу, взять эту Чашу, поднять ее, и люди подходили и причащались Тайной Вечере один за другим, и не замечали его, потому что он здесь был только служащим, только исполняющим какую-то функцию. Они понимали, что таинство совершается, они инстинктивно, перед лицом опасности, смерти, в этих экстремальных условиях, пережили опыт того, что все совершается реально.
Есть также таинство брака. Вокруг него существует много суеверий. Например, иные люди считают, что если они повенчались, это будет крепче и надежней. Попытка превратить таинство в волшебство, чтобы без нас, автоматически все срабатывало, - это ложный, неправильный подход к таинству. Что такое таинство брака? Из семи христианских таинств оно единственное, которое установлено не Христом, а еще в Ветхом Завете. Его чудо заключается в словах Божиих: "Да будут двое плоть едина". Вот когда люди столь близки друг другу, что становятся одной плотью, одним существом, - вот это и есть Божие благословение и таинство.
Естественные чувства играют здесь роль дополнения, а на самом деле это глубинная тайна, потому что настоящая человеческая любовь глубоко духовна. Поэтому в Церкви не существовало специального обряда венчания: двое, мужчина и женщина, признаваемые языческим римским муниципалитетом как муж и жена, если они христиане, приходили в храм, вместе причащались, и священник объявлял их мужем и женой - все.
И только в Х веке впервые появляются те слова и обряды, которые мы имеем сейчас. Что они обозначают? Они обозначают призывание Духа Божия на этот подвиг, чтобы люди учились любить друг друга, потому что, оказывается, это совсем не так просто.
Почему появились эти молитвы? Потому что в каждом столетии личностное начало становилось все более важным. Если, скажем, в раннем средневековье в семье не было проблемы: женщина знала свое место, мужчина - свое, он охотник, он воин, он хозяин во дворе, она хозяйка в доме, социальная структура была довольно прочной. Но потом, когда она стала меняться, любовь подвергалась серьезным испытаниям.
И вот для укрепления ее, для того, чтобы дать любящим, вступающим на общий путь, пищу для новых размышлений, был увеличен обряд таинства и были введены символы: кольца, обозначающие бесконечность любви, общая чаша, которая с древних ветхозаветных времен обозначала единство жизни, и добра, и зла, и испытаний, и радостей, и, наконец, - венец из цветов, который возлагался на брачующихся, что всегда было знаком праздника. Но поскольку цветы не во всякой стране и не во всякое время можно было найти, то в древней Церкви появились венцы в виде обруча, небольшой короны, а в дальнейшей традиции они увеличились, и сегодня это корона, напоминающая старинные царские короны. Но это только обряд, он напоминает нам о самой сути веры, потому что это и венец радости, и терновый венец суровой жизни.
Тем не менее, я должен вам напомнить слова известного русского святителя митрополита московского Платона, который говорил, что наши вероисповедные перегородки до неба не доходят. Вы понимаете, что он хотел сказать: это земное, политика, история, культура, распри, до неба это не доходит - это земные перегородки. И позднее, в XIX веке, П.Я.Чаадаев . показывал, какой ущерб получила Церковь от того, что Запад - с его активностью, Восток - с его созерцательностью лишились друг друга. Полнота церковного делания была нарушена на протяжении многих столетий.
И сегодня, посещая десятки католических храмов в Италии, я в каждом видел образ Владимирской Богоматери. Не было такого храма, где не было бы Владимирской Богоматери или же "Троицы" Рублева, я также часто встречал там образы наших святых. Я нашел в библиотеке Ватикана новые переводы на итальянский язык всего "Добротолюбия" православного, огромное количество книг православных Отцов, русских подвижников, десятки, сотни книг, - и католики все это включили в свое богатство, и им от этого не хуже, потому что Запад и Восток, отьединившись, терпели жестокие потери.
Правда, как говорит Николай Бердяев, Бог и это зло употребил в добро, дав возможность тем самым Западу и Востоку развиваться самостоятельно, чтобы не было в Церкви нивелировки, одного типа церковной культуры. За идею единства Церкви боролись Владимир Соловьев, великий русский философ; самый трудный церковный богослов XX века, отец Сергий Булгаков, был одним из первых православных представителей на всемирных съездах мирового Совета церквей. Даже священник Павел Флоренский, знаменитый философ и богослов, который в молодые годы относился к Западу негативно, изменил свою точку зрения, и недавно опубликованный его текст 23-го года свидетельствует о том, что он рассматривал разделение церквей как трагедию и грех и призывал христиан, не игнорируя различий, стремиться к взаимопониманию и сближению.
Таким образом, для Бога Церковь едина, у людей она разделена. Но если мы будем знать, что является в Церкви главным, то мы всегда найдем ее истинных представителей даже в инославии. Я думаю, вы слышали такое имя Франциск Ассизский. Это известный итальянский святой. На русском языке о нем существует богатая литература. Такие люди, как Франциск Ассизский или преподобный Серафим Саровский не принадлежат единой конфессии, одному кругу христианства - они принадлежат всему миру. В этом-то и проявляется всемирность Церкви истинной.
В Символе Веры далее сказано, что Церковь святая. Вот уж действительно странное слово: она ведь состоит из нас, грешников, как же может быть она святой? Я должен вам напомнить, что термины означают в Библии не нравственную категорию, а особую посвященность Богу. Церковь - это не политическая организация, не культурно-просветительская, не благотворительная организация, не какая-нибудь иная, даже самая замечательная, а она - святая.
Главная ее цель - служение Христу. И через эту цель осуществляется и милосердие, и искусство, и творчество, и охрана памятников, и даже политические дела религиозных деятелей. Только через это. Если это будет в центре - святое - тогда все остальное будет иметь смысл. Если будет забываться главное, Церковь будет лишаться своего бессмертного ядра, единственного в своем роде.
Кроме того, если говорить о святости, то она объясняет нам, как надо смотреть на грехи христиан в истории мира: на преследование еретиков, на жестокости, на недостоинство иерархов, которые часто вели себя как князья и владыки - все они люди, все человеки, и все это было, мы это знаем. Антирелигиозная пропаганда помогла, хорошо помогла нам увидеть свои грехи, за что мы ей благодарны. Я считаю, что это полезно было, потому что церковные историки часто замалчивали теневые стороны церковной истории, впрочем, не все.
Если человек, который считает себя церковным деятелем, идет против воли Христовой, то он уже не выражает волю Христа и Церкви, он как бы выпадает из нее. Это совершенно очевидно, у него остается только название. Если он говорит, что во имя Бога можно освящать зло и казнить людей, он уже вне святой Церкви, он уже выражает свое, человеческое, ограниченное, греховное, отягощенное злом свое сознание, но не Церкви. И нельзя сказать, что Церковь сожгла Жанну д'Арк или Яна Гуса. Истинная Церковь свята, она живет Христом, Христос ничего такого не может нам внушить и научить. Значит, те, кто убили Жанну д'Арк или Яна Гуса, несмотря на то, что они выступали от имени Церкви, ей не принадлежали.
Об этом прекрасно писал Бердяев в своей небольшой, но сильной книге, которая называлась "О достоинстве христианства и недостоинстве христиан". Бердяев, в частности, напоминает нам одну известную историю, которую сочинил Боккаччо в "Декамероне". Там рассказывается следующее. Жили в Италии два друга, оба купцы, один был христианин, католик, другой был иудеи" иудаист. И христианину очень хотелось, чтобы друг его принял христианство и крестился. Он ему часто давал читать Евангелие, говорил с ним об этом, в конце концов тот сказал: я вижу, что учение Христа самое прекрасное, я готов креститься и быть твоим братом не только по душе, но и по вере. Но сначала надо посмотреть, как живет руководство Церкви.
А в те времена Римский первосвященник и его двор находились в Авиньоне, во Франции, куда они переехали во время войн и смятений. Были очень плохие времена для папства, оно находилось в состоянии разложения. Это был светский феодальный замок, в котором люди собирались только пировать, охотиться, в общем, как раз ничего святого там и не было. И этот друг приуныл и подумал: если иудаист поедет туда, в Авиньон, увидит все, конечно, едва ли он захочет вступить в нашу Церковь. Прошло некоторое время, тот съездил в Авиньон по своим торговым делам. Христианин ни о чем его не спрашивает, а потом приехавший говорит: "Я готов креститься, ты будешь моим крестным, назначай день".
И вот был назначен торжественный день, и оба друга теперь могли соединить свои жизни как христиане. И праздник, который они устроили, завершился их откровенным разговором.
- Скажи, - ты ведь не был в Авиньоне?
- Да нет, я был.
- Но ты не был, наверно, во дворце папском?
- Был я в папском дворце. У меня там есть знакомые, и я проник в самые глубинки.
- И что же ты там увидел?
- Многое там увидел. Но когда я увидел такое, я подумал: если эта Церковь управляется такими людьми и она еще не провалилась сквозь землю, значит, поистине, ею управляет Бог, а не люди.
Вот это и синтезирует тайну великого достоинства христианства и недостоинства нас, христиан, грешных.
Церковь называется соборной, далее апостольской. Соборная Церковь - это своеобразный церковнославянский перевод с греческого оригинала, в греческом оригинале она называется "кафолика", кафолическая церковь, или в латинском произношении "католическая", - значит, универсальная Церковь, вселенская, как единый организм, как нечто целостное.
Церковь не просто подобна войску или какой-то организации, а представляет некое таинственное мистическое единство. Это, как учил нас апостол Павел, - "тело Христово". И она не ограничена ничем: ни временем, ни пространством. Если будут открыты другие планеты, и придут туда люди, они и там будут продолжать ту же вселенскую Церковь, и, как я уже . говорил, нет ни народа, ни племени, ни состояния человеческого, которого не охватила бы Церковь.
В древние общины Ветхий Завет запрещал вступать уродам, калекам, душевнобольным, людям с разными изъянами - Церковь открыта всем, каждый человек может пойти по пути Христову, если он захочет. Она - вселенская, и в географическом, и в историческом, и в духовном смысле слова.
Мне было радостно, когда я был в Риме в Соборе Святого Петра на торжественном богослужении, где провозглашали двух новых святых: чешскую средневековую монахиню и польского монаха конца XIX века. Храм был наполнен тысячами людей: там была масса негров, были священники, кардиналы чернокожие, люди пели на самых разных языках. Богослужение совершалось на шести языках, все мы держали книжечки, где были ноты и текст, на польском, чешском, итальянском, латинском. И потом, когда на площадь вышел народ и заполнил всю эту колоссальную площадь, было видно, что здесь присутствуют люди самых разных культур, разных племен, народов, исторических традиций, и они не теряли своего облика, они имели свою традицию, но стержень оставался единым. В этом тайна Церкви - единство в большом многообразии.
Наконец, "апостольская церковь". Появление этого термина объясняется двумя причинами. Первая: Христос Церковь основал на апостолах, они родоначальники Церкви. И мы не должны изобретать какую-то другую Церковь. Некоторые люди говорят, что создадут свою Церковь - пожалуйста, создавайте, но та Церковь, которая существует, основана Христом на апостолах. Вот ее и надо держаться, всегда! И вторая причина - это то, что Церковь призвана возвещать слово Божие. Как апостолы проповедовали это слово народам, так и Церковь призвана быть свидетельницей Христа перед народами. И когда она является такой свидетельницей, тогда она в своей Силе и Славе. Не земной силе и славе, а божественной, духовной.
И, несмотря на то, что часто мы, христиане, забываем о своем апостольском служении, несмотря на то, что мы часто замыкаемся в своих национальных предрассудках, несмотря на то, что мы часто бываем захвачены светскими движениями, перестаем ощущать святость Церкви и ее единство, - все равно она духовно, незримо, силой Божией, остается - единой, святой, соборной и апостольской - Церковью. Она есть таинственное продолжение дела Христова на земле, и осуществляется это особенно полно через церковные таинства. Поэтому сразу после определения Церкви "единой, святой, соборной и апостольской" говорится "исповедую едино крещение", - первое таинство Церкви.
Лекция была прочитана 14 ноября 1989 г. в Доме культуры фабрики "Дукат"
БЕСЕДА ПЯТАЯ
"Исповедую едино крещение во оставление грехов"... Человек всегда понимал, что есть некая тайна второго рождения. Задолго до христианства люди глубокого ума, мистически одаренные, обладающие мудростью, переживали тайну какого-то внутреннего переворота. Самые выдающиеся из них и стали основателями философских учений, религиозных доктрин, мистических систем. Второе рождение стало обрядом инициации, посвящения. Этот обряд мы находим в самых элементарных, казалось бы, первобытных культурах. Нередко эти обряды были связаны с водой.
Человек древности не знал таинственных свойств воды, не чувствовал их. Вода - это загадка, вода - это не вещь, необходимая для жизни, вода - это сама жизнь, каждый из нас состоит из воды на 70%, если не более. Жизнь зародилась в воде. Как вы, наверное, уже слышали или читали, вода сохраняет информацию каким-то загадочным образом: у воды как бы есть своя память. Вода обладает своеобразной устойчивостью, ее молекула уникальна. Вода, обнимая нашу землю, дает возможность существования на ней и человека, и животного, и растения, и всего. Поэтому омовение водой было очень важным символом в древности.
В языческом мире существовали обряды, связанные с водой. В Ветхом Завете вода употреблялась для обряда твилы. "Твила" в переводе означает "священное омовение". Когда это было нужно? Когда человек, язычник, обращался к единому истинному Богу, когда он входил в ветхозаветную общину, хотя она, как вы уже знаете, в древности была ограничена этническими рамками израильско-иудейского и соседних народов. Но со времени эллинизма, скажем, со II века до Рождества Христова, до нашей эры, уже множество сирийцев, греков, римлян принимали религию Ветхого Завета. И когда они входили в эту общину ветхозаветную, они получали название "гярим" - пришельцы, по-гречески они назывались прозелитами.
Об их участии в духовной жизни общины говорится в очень ранних книгах Библии, в частности, в книге "Руфь", которая сейчас есть в хорошем новом переводе, в первом томе "Библиотеки всемирной литературы". Есть рассказ в Книге Царств про больного человека Наимаана, сирийца, которого пророк отправил омыться на Иордан и, когда он пошел, омылся, у него прошла болезнь, проказа. Это не просто лечение.
Иордан - священная река. Больной принял веру в единого Бога и, омывшись, фактически совершил твилу - омовение. "Твила" на греческом языке произносится как "баптисма" - омовение, священное омовение.
И вот, Иоанн Креститель предсказывал людям, что наступает новая эра и идет в мир Спаситель. Он проповедовал на Иордане и призвал уже не язычников, а всех людей, верующих в единого Бога, иудеев, прийти к нему на Иордан и совершать баптизму, твилу на Иордане, после того, как они покаются в своих грехах. И люди приходили к нему и произносили перед лицом Бога покаяние, слова покаяния. А Он им говорил: принесите и плоды покаяния. Он говорил: никого не обижайте, а плод покаяния - это значит вернуть тем, у кого ты отнял.
В русском переводе Евангелия баптизма называется уже крещение, чтобы подчеркнуть, что это было священное омовение. В оригинале евангельском было написано, что пришел Иоанн Креститель совершать баптизму, священное омовение. По-французски Креститель звучит как "Баптист", по-английски "Баптайс".
Откуда происходит русское слово "крещение"? Уже от слова крест, от другого крещения, истинного крещения, когда человек уже надевает на себя крест Христов. То крещение было крещением покаяния, но связь между ними существует совершенно определенная. Иоанн Креститель говорил перед пришествием Христа: вы должны оглядеть свою жизнь. "Опомнитесь, - говорил он, - опомнитесь и обдумайте всю свою жизнь". По-гречески этот призыв звучит как "метаноите" - передумайте все, по-русски - покайтесь.
И люди, действительно, передумывали, они взвешивали свои отношения к родителям, к членам своей семьи, свои поступки в сфере социальной, свои мысли, чувства, что они сделали для других людей, сколько принесли добра и зла. Есть вещи, которые нельзя изменить, которые преследуют нас, и мы чувствуем, что мы не в состоянии их исправить, потому что это уже необратимо. Только один Бог может принять, когда есть покаяние.
И когда Иисус Христос основал свою Церковь, Он принял как вступительный знак в нее священное омовение, баптизму, но уже христианскую, которая совершается как таинство, и мы его уже называем по праву крещением, а не просто священным омовением. Крещением, потому что это сопровождается, повторяю, возложением креста на грудь новокрещаемого.
"Исповедую едино крещение"... Почему единое, почему это подчеркивается? Было множество людей, различных групп и сект, которые совершали неоднократно священное омовение в те древние времена. Христос заповедовал единственное крещение, и в апостольские времена крестились только один раз. Единое крещение - единая вера. "Одно крещение", - говорит апостол Павел. Оно не повторяется, оно неповторимо.
Сразу оговорюсь: среди вас встречаются люди, которые не знают, крестили ли их в детстве. И вот они приходят ко мне и говорят: как нам быть, креститься второй раз? На этот случай предусмотрено правило Церкви такое: крещение повторяется с добавлением формулы: "крещается такой-то, аще не крещен", ( если не крещен ).
Крещение является таинством Церкви, таинством вхождения человека в тот духовный организм, о котором я говорил прежде. Вы спросите, а как может быть вхождение для ребенка - ребенок же не понимает ничего. Действительно, первоначально крестили преимущественно взрослых людей. Иисус Христос говорит апостолам: "Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам". То есть два элемента, научение и крещение, неотделимы. Ребенка совсем маленького нельзя научить. Поэтому все великие Отцы Церкви были крещены во взрослом возрасте, иногда даже в довольно зрелом возрасте, после 30 лет, тогда это считалось чуть ли не старостью. Но потом сложилась особая практика - крещение младенца. Чем она объясняется?
Она объясняется тем, что Церковь, став духовным единством, как некий организм, способна принимать в свое лоно ребенка, который еще не является отдельной личностью, а как бы составляет одно целое с семьей и, если эта семья христианская, то Церковь принимает своей любовью вот этих маленьких детей, но залогом того, что научение будет. Должно было быть ручательство родителей, которые были вначале крестными, потом появились крестные, которые, присутствуя при крещении, ручаются за то, что они потом будут воспитывать ребенка в христианской вере. К сожалению, в наших уродливых условиях все это сильно расшаталось, но все равно будет восстановлено.
Ребенку, когда он рожден, мы даем имя. Спрашиваем мы его: "Как тебя назвать?" Нет. Гражданство он получает тоже без своей воли, отечество получает тоже без своей воли. Многие вещи дитя получает помимо своей воли, это естественная сторона жизни. Когда человек вырастает, он в принципе может изменить свое имя, он может изменить гражданство, он может очень многое изменить в своей жизни, если захочет, если будут к тому условия. Но первоначально он является частью своей семьи, и если он родился здесь, ему дают советское гражданство не потому что он выбрал его, а потому что он родился в этой стране.
И если человек родился в христианской семье, он становится через детское крещение членом Церкви. Другое дело потом, научение. Вот тут-то у Церкви есть некий рубеж: первая исповедь ребенка, когда ему исполняется 7 лет. К сожалению, мы не имели возможности проводить такую подготовку раньше, теперь будем.
Крещение состоит из двух элементов: первое - это оглашение, научение истине, толкование Символа Веры, произнесение этого Символа Веры, торжественное слово человека, который готов соединиться с Христом, и потом само таинство, когда Господь принимает человека к Себе. Крестит не священник, а крестит Христос руками своей Церкви. И таинство совершает Церковь сама.
Теперь мы подходим к проблеме таинств. Это священнодействие, которое знаменует продолжающееся присутствие Христа на земле. Из таких важнейших священнодействий в середине века на Западе выделили семь; семь это библейское число полноты, потом на Востоке это число тоже усвоили.
Вот первое таинство - крещение: человек входит в Церковь. Вслед за ним идет таинство миропомазания, в нашей практике, православной, оно совершается тут же при крещении. Это призывание Духа Божия на крещаемого с тем, чтобы он получил вместе с крещением некую особую, иногда ощутимую, иногда явно не ощутимую силу действия.
Христианство - это Сила, и если мы этого не получаем, мы просто проходим мимо этого дара. Дух Божий - это Сила Божия, она преображает человека, она делает его способным осуществлять то, что в обычном состоянии он осуществить не способен. Это называется миропомазанием. Почему? В древности епископ, апостол, священник возлагал руки на новокрещаемого, и Дух Божий благословением исходил на человека. Это древний жест, потому что руки - это антенны. Потом, когда число верующих увеличилось, епископ давал священникам, своим исполнителям, особое освященное ароматное вещество, которое называлось мирро. Его изготавливает глава Церкви, обычно сам патриарх или митрополит; у нас в Донском монастыре обычно его приготавливали из благовонных восточных масел. И на престоле хранится вот это мирро.
Далее, таинство Евхаристии. Это продолжение Тайной Вечери, то, что мы называем причастием, когда вновь и вновь в храме звучат слова Христа, сказанные в ночь перед его смертью, когда пища человеческая, хлеб и вино, становятся реально присутствующим Христом. Он сказал: "Я с вами буду, Я есть хлеб, который пришел на землю, небесный хлеб". Подобно тому, как человек не может жить без пищи телесной, дух его не может жить без этого хлеба.
Трапеза Господня - это есть таинство Евхаристии. Его называют также обедня, на Западе мессой, но это все единое - совершается таинство. Христос присутствует, не в книге, не в памяти только, а в реальной Силе, здесь и теперь. Эта Святая Чаша, трапеза Нового Завета, продолжается.
Таинство священства это есть таинство продолжения деятельности Христа, Его служения через функцию служителя Церкви. В Церкви каждый христианин, получивший при миропомазании печать дара Духа Святого, каждый христианин является служителем Божиим. "Мы царское священство", -говорит апостол Павел, повторяя древние слова Ветхого Завета. У нас нет жрецов, которые были бы кастой, которая стоит над миром остальных людей. Священник лишь голос Церкви, он как бы делегирован от Церкви, от всей общины, и, когда совершается таинство, он произносит эти слова священные от лица всех, от лица каждого из вас.
Апостол Павел в своем Послании говорит: "Не я живу, но живет во мне Христос", - тем самым он открывает тайну священства. Священник может быть и слаб, и немощен, и иметь множество недостатков, но через него действует Христос.
В истории Церкви неоднократно поднимался вопрос: действительно реально таинство литургии, если совершает ее недостойный священник? И на это Церковь отвечала всегда так: может, и не достоин, но не он совершает таинство, а все христиане.
В связи с этим я вспоминаю один западный фильм, который шел после войны. Там показывается тюрьма нацистская, в которой еще была Церковь, где заключенные могли молиться. И там был старичок-священник, который служил литургию. И каждый день, когда Церковь была открыта, люди, ожидавшие сурового приговора, часто смертного, шли молиться в этот храм. И только один человек был, который отвергал все это.
И вот момент, когда совершалась литургия, старый священник почувствовал, что сердце ему отказывает. Он вынес Чашу и сказал громким голосом: "Вы можете подойти к этой Чаше, но мои руки уже не могут ее держать, ее может держать только священник - вон он", - и указал как раз на того, кто никогда не участвовал в богослужении. Поставив Чашу на престол, священник упал и тут же скончался. И весь народ повернулся к этому человеку, и тот был смущен и сказал: "Я же не имею с этим ничего общего".
Но люди ответили ему: "Мы идем к Святой Чаше, а не к тебе". И тот вынужден был подойти к Святому престолу, взять эту Чашу, поднять ее, и люди подходили и причащались Тайной Вечере один за другим, и не замечали его, потому что он здесь был только служащим, только исполняющим какую-то функцию. Они понимали, что таинство совершается, они инстинктивно, перед лицом опасности, смерти, в этих экстремальных условиях, пережили опыт того, что все совершается реально.
Есть также таинство брака. Вокруг него существует много суеверий. Например, иные люди считают, что если они повенчались, это будет крепче и надежней. Попытка превратить таинство в волшебство, чтобы без нас, автоматически все срабатывало, - это ложный, неправильный подход к таинству. Что такое таинство брака? Из семи христианских таинств оно единственное, которое установлено не Христом, а еще в Ветхом Завете. Его чудо заключается в словах Божиих: "Да будут двое плоть едина". Вот когда люди столь близки друг другу, что становятся одной плотью, одним существом, - вот это и есть Божие благословение и таинство.
Естественные чувства играют здесь роль дополнения, а на самом деле это глубинная тайна, потому что настоящая человеческая любовь глубоко духовна. Поэтому в Церкви не существовало специального обряда венчания: двое, мужчина и женщина, признаваемые языческим римским муниципалитетом как муж и жена, если они христиане, приходили в храм, вместе причащались, и священник объявлял их мужем и женой - все.
И только в Х веке впервые появляются те слова и обряды, которые мы имеем сейчас. Что они обозначают? Они обозначают призывание Духа Божия на этот подвиг, чтобы люди учились любить друг друга, потому что, оказывается, это совсем не так просто.
Почему появились эти молитвы? Потому что в каждом столетии личностное начало становилось все более важным. Если, скажем, в раннем средневековье в семье не было проблемы: женщина знала свое место, мужчина - свое, он охотник, он воин, он хозяин во дворе, она хозяйка в доме, социальная структура была довольно прочной. Но потом, когда она стала меняться, любовь подвергалась серьезным испытаниям.
И вот для укрепления ее, для того, чтобы дать любящим, вступающим на общий путь, пищу для новых размышлений, был увеличен обряд таинства и были введены символы: кольца, обозначающие бесконечность любви, общая чаша, которая с древних ветхозаветных времен обозначала единство жизни, и добра, и зла, и испытаний, и радостей, и, наконец, - венец из цветов, который возлагался на брачующихся, что всегда было знаком праздника. Но поскольку цветы не во всякой стране и не во всякое время можно было найти, то в древней Церкви появились венцы в виде обруча, небольшой короны, а в дальнейшей традиции они увеличились, и сегодня это корона, напоминающая старинные царские короны. Но это только обряд, он напоминает нам о самой сути веры, потому что это и венец радости, и терновый венец суровой жизни.