Внизу, вокруг наших палаток, шло веселье, раздавались гитарные переборы, смех. А мы сидели с ним и пили из горлышка сухое вино, чуть горьковатое, как этот ветерок из степи, доносивший запах полыни.
- Ну а как дела с твоим Манхэттеном? - спросил я вдруг. - Больше не мечтаешь купить его?
- Это как же?! - едва не подскочил он. - Я за этот долбаный Манхэттен почти одиннадцать лет отсидел! И чтобы я?!..
Он расстегнул брюки и показал зашитые у пояса двадцать долларов.
- Вот! Я всегда готов! У меня всегда будут при себе двадцать баксов на Манхэттен. И я его куплю, пусть он уже будет называться по-другому!
С тех пор я видел Алика редко. Он кое-как перебивался заработками журналиста, но неоконченное высшее ему сильно мешало. Он просиживал штаны в какой-то заводской малотиражке, получал гроши, попробовал спекулировать, как прежде, валютой, но его слишком хорошо знали, что весьма затрудняло ему жизнь. Позже он кое-что нажил, используя природные таланты афериста, но вот пришла перестройка, и вписаться в неё он никак не мог. В последнюю встречу он жаловался мне:
- Я знаю значительно больше сравнительно честных способов отобрать деньги у сограждан, чем знаменитый Бендер. Но у меня рука не поднимается отнимать кровные у тех, у кого и без меня все отняли. А выуживать из тех, у кого сегодня они есть - чревато. Они либо знают ещё больше способов, чем я, либо за свои деньги могут пристрелить не задумываясь.
Короче, он согласился ехать, не очень выспрашивая, что и как так же, как Дима. Видимо, и его допекла жизнь.
На следующее утро оба были у меня, уже собранные в дорогу. Дима с маленьким чемоданчиком, а Алик Манхэттен - с щегольским кейсом. Он остался верен себе.
- Далеко едем? - спросил Алик. Я плацкартом не поеду.
- Может, ты желаешь в мягком? - съязвил Дима.
Манхэттен поджал губы и промолчал, проигнорировав это замечание.
Мы сидели на кухне, пили кофе, и я рассказывал им, что со мной приключилось.
- Ну что же, - несколько неожиданно подвел итог Манхэттен. - Господа бандиты имеют денежки, и им требуется их отмыть, то бишь вложить во что-то. Разумно.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Дима.
- Только то, что сказал, - пожал плечами Алик. - Нас посылают прокладывать Великий меховой путь.
- Возможно, - согласился я.
И тут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял лысый и с ним двое молодчиков с толстыми бритыми затылками. Лысый молча отодвинул меня и прошел в комнату. Сел на тахту и приказал своим качкам:
- Пригаси всех сюда.
Но из кухни уже сами вышли Дима и Манхэттен.
- Здравствуйте, господа бандиты! - радостно заорал Алик, вытягиваясь по стойке смирно.
И тут же получил сильный тычок в спину, отчего в прямом смысле прикусил язык, поскольку собирался ещё что-то добавить.
Дима развернулся к молодчикам, но лысый остановил всех:
- Все тихо! Сядьте! Ну-ка, сявки, быстро на место!
- Да это он сам, Череп... - забубнил тот, который толкнул Алика, но тут же замолчал и отошел к двери.
- Садитесь! - Череп резко махнул на нас рукой.
Он подождал, пока мы усядемся и быстро выложил то, что считал нужным. Суть сводилась к следующему.
Нам давали взаймы десять тысяч долларов на месяц, считая со дня возвращения в Москву. Без процентов. А мы за это должны были привезти им товара ещё на сто тысяч долларов, которые они нам доверяют. Мне было гарантировано бесплатное место на рынке и защита от залетных и милиции.
На вопрос, как мы доставим в Москву такую массу товара, Череп ответил, что, когда мы будем готовы к отправке, мы просто позвоним, и нам скажут, что делать дальше. Основная задача, как я понял, была найти оптовых продавцов, потенциальных серьезных поставщиков, на будущее.
Нам вручили билеты, деньги и дали адрес в ближайшем к Лабинску городе Курганинске, где я должен был передать письмо некоему Хлюсту. Деньги нас заставили пересчитать. Когда я заикнулся о расписке, Череп только усмехнулся.
- Не требуется. Надо будет - мы вернем себе свое, - он улыбнулся до ушей и добавил. - У нас не крадут.
Глава 2
Мы все сделали, как надо, правда, возня с закупкой товара заняла намного больше времени, чем мы предполагали. Сумма была огромной, товар действительно дешевым, словом, мы набегались и наломались. Помог Хлюст, который организовал хранение и дал машину.
Пока мы собрали товар, пока упаковали, прошло много времени. Мы позвонили по указанному телефону, и нам назвали номер поезда и вагона, в котором нам следовало ехать. Садились мы на поезд в Курганинске. Хлюст привел с собой пяток ребят, здоровенных, явно с темным прошлым. Грузовую машину с тюками шапок и шкурок загнали прямо на перрон. Подбежал было мент, но с ним отошел в сторонку Хлюст, и все уладилось, никто нас больше не тревожил. Погрузились мы в два купе почти пустого спального вагона, задержав поезд всего минут на пять-шесть.
Поезд шел через Украину, но таможенники и пограничники к нам в вагон даже не заглянули. Они обошли его, словно это был вагон-призрак. Дальше было неинтересно. Мы приехали в Москву, на перроне нас встретили Череп и квадратный во главе десятка братков, один здоровее другого. Они быстренько сгрузили тюки - опять же в машину, которая ожидала прямо на платформе.
- Ваш собственный товар помечен? - спросил Череп, подойдя к нам.
Я кивнул.
- Вечером его к вам привезут. Приготовь опись, что и почем куплено в наших тюках.
Манхэттен хотел было возразить что-то, но Дима удержал его за рукав. Вечером мы сидели у меня, Алик составил опись по всем правилам, он помнил все. Я только теперь понял, что напрасно беспокоился, когда он отказывался вести какие бы то ни было записи.
Алик говорил:
- Любая буква, написанная своей рукой - это шаг по дороге в тюрьму. Это - вещественное доказательство. Я и так ничего не забуду. "Все на страницах мозга моего".
Тогда я сомневался, но сейчас убедился, что он действительно помнит все до рубля. Каждую шкурку, каждую шапку.
Под вечер пришел один из кодлы, буркнул, чтобы не запирали двери, и ещё пара бугаев перетаскала наши тюки в квартиру.
Вместо прощания тип буркнул:
- Велели передать, что место твое свободно. Можешь выходить хоть завтра. Но ещё сказали, что добавили день к вашему сроку: так что можете отдохнуть. Срок - тридцать два дня. Усек? Дальше включаем счетчик.
И ушел.
- А прогоним через один рынок? - засомневался Манхэттен.
- А, чего там, - махнул рукой беспечный Дима. - Товар дешевый, да нам и надо в первую очередь долг вернуть, не будем загибать цены поначалу. А свое потом успеем взять.
У меня тоже были сомнения, не такие, правда, как у Манхэттена, но были...
И не напрасно. До конца срока оставалась всего неделя, а продано было всего ничего. Не помогли даже бросовые цены. Засиделись мы в меховой столице. Шапки да шкурки - вещь сезонная, и даже дешевизна не соблазняла сейчас не слишком богатых столичных покупателей.
Я хотел отнести собранную половину долга и попробовать поговорить об отсрочке, но меня даже не подпустили к Кресту. И деньги взять отказались. Сказали, частями не берем. Все и вовремя.
Тут мы поняли, что дело пахнет керосином, попытались ещё сбросить цены почти до закупочных, но я как стоял, так и стоял - без покупателей и без выручки.
Мы собрали экстренное совещание и пришли к решению попробовать торговать в метро и электричках. Закончилось это печально. У горе-торговца Манхэттена почти среди бела дня группа подростков отобрала сумку с шапками и выручку, сильно при этом помяв его. На рассеченную бровь пришлось накладывать швы.
В метро торговать отправились вдвоем. Манхэттен, уже имевший подобный опыт, следил за операми, и все-таки проглядел их. Димку замели с десятком шапок в сумке. Остальные пять приволок домой Манхэттен. Дима в эту ночь так и не появился дома. Его жена звонила мне, я как мог её успокаивал, но сам волновался не меньше.
А со мной тысяча лет уже ничего не происходит. Я стою, как вертикально поднятый шлагбаум, и ко мне даже рыночные собаки не подбегают, знают, что мой товар несъедобен. А в воздухе пахнет весной, и уже снится мне степь, озаренная ночными кострами. Да вот только доберусь ли я до неё в этом году?
Глава 3
И тут я с опозданием заметил, что какая-то волна пробежала по рядам рынка, мелкие торгаши побросали шмотки в сумки и рванули к выходу, оставляя свои насиженные места. Я подумал, может, очередная милицейская проверка? Но в последнее время я достаточно обнаглел, милиции бояться перестал и мышей не ловил совсем, преисполнившись презрения к ментам за их продажность и шкурничество. Это меня и подвело. Маски на лицах и нашивки руоповцев я заметил слишком поздно. Около меня уже выросли двое.
- Выкладывай обратно, - ткнул один из них стволом автомата в сумку, куда я поспешно побросал часть товара.
Я принялся послушно выкладывать шапки и шкурки. А ко мне спешили ещё трое. Двое в штатском и женщина в милицейской форме.
- Капитан милиции Павлова, - представилась она. - Эксперты, - она кивнула на штатских, которые явно чувствовали себя неуверенно и неуютно. Их она даже не посчитала нужным представить.
- Будьте любезны, предъявите, пожалуйста, лицензию, разрешение на торговлю, накладные и другие документы.
Еще бы я не предъявил! Порывшись в сумке, достал все, что она просила, вернее, все, что у меня было в наличии. Она мельком глянула на разрешение, потом на накладную с размытой печатью, бровки её радостно взметнулись вверх, она усмехнулась и как-то повеселела.
- Где покупали товар? - спросила она меня, передавая документы экспертам, которые жадно уставились в бумажки.
Я молчал, усиленно соображая, какую линию защиты выбрать. Я действительно обнаглел за последнее время, мне казалось, что безнаказанность - это надолго. И вот...
- Да ты про че, хозяйка? - не нашел ничего лучшего я. - Иде товар берут не знаш? Купил вот в Лужниках, с машины продавали. А че?! Я деньги уплотил! Мне и бумажку дали!
- Я уже видела эту бумажку. Об этом мы поговорим после.
От этого примечания у меня стало нехорошо в животе.
- Да че там потом-та? зачем? Давай чичас говори. Ты че, хозяйка? Когда потом-та?
- Вы бы язык не ломали зря и не валяли дурочку. Откуда была машина?
- Какая машина?
- Ну что же, так дело не пойдет. Товар у вас без штампов, без клейма, мы его арестовываем, - она обернулась к экспертам. - Что там с накладными?
- Весьма сомнительные, - уклончиво ответил эксперт, даже слегка виновато, как бы извиняясь передо мной.
Толку мне было от его извинений! Нужны они мне, как корове седло. Я чувствовал, что влип и довольно основательно. Но все же предпринял ещё одну попытку. Вздохнул, поскреб в затылке и спросил:
- А стол-то можно забрать?
- Это в каком смысле? - впервые проявила ко мне живой интерес капитанша.
- Ну, товар вы забираете. Пока разберетесь, так? А стол-то я могу забрать? И куда за товаром прийти, узнать как дела?
- А-а, вот вы о чем! - едва не рассмеялась капитанша, ещё более повеселев, что меня сильно обеспокоило. - Зря волнуетесь. С товаром мы вас разлучать не будем. Вместе и поедете.
Ее веселость меня пугала. Это говорило о том, что она почуяла что-то серьезное. А поскольку операцию по зачистке рынка производил РУОП, мне это ничего хорошего не сулило. Эти ребята о мелочь не пачкаются. Их караси не интересуют. Но товар на моем столике никак не тянул на крупную партию. Так, неудачник-перекупщик, розничный торговец. Я зыркнул по сторонам, и тут же возле меня встал вплотную один из автоматчиков.
Капитан и эксперты удалялись от меня, потеряв ко мне интерес, что-то на ходу докладывая по рации.
- Ну, чего смотришь? - ткнул меня верзила. - Бери шмотки и пошли.
- Тебе надо, ты и бери. Я что тебе, носильщик, что ли, - обиделся я.
- Вот дает! - оглянулся автоматчик на своего напарника.
- Да чего ты с ним церемонишься! - обозлился тот, хватая меня за шиворот.
Вот этого я не люблю. Так его не учили. Я все сделал на автомате. Захватил рукав, перенес вес тела на другую ногу и бросил его через бедро. Сильно бросил. Жестко. Не страхуя. Ничего, мужик он здоровый. А то размахался тут руками. И тут я заметил, что автоматчик, стоявший напротив меня, как-то странно хватается за оружие, будто не решаясь сдернуть его с плеча. Я не сразу понял, что держу в руках автомат лежащего на земле парня.
- Не балуй! - хрипло велел я второму.
Тот послушно закивал головой. Я махнул рукой, чтобы он положил автомат на снег, что он и сделал, а я откинул оружие ногой подальше.
- Отойди в сторону, - велел я, показав стволом вправо. Он послушался.
Я собрался было рвануть, для чего мне и надо-то было всего пробежать пять шагов да махнуть через невысокий бетонный забор. А там я знал каждый переулочек и черный ход. Сколько лет я торговал здесь зимой. Чего только не бывало в этой веселой и жестокой рыночной жизни.
И я пошел, и ушел бы, не думая, что за этим последует. Но меня остановил голос:
- Далеко собрался, голубчик?
Я обернулся, хватаясь за автомат. Прямо на меня шла капитанша. Ее пытался было остановить один из экспертов, второй вообще убежал, но и тот, что останавливал, увидев, что я обернулся в их сторону, присел на корточки и закрыл руками лицо.
Я нерешительно затоптался на месте, теряя драгоценные секунды, а капитанша шла прямо на меня, даже не прикасаясь к кобуре пистолета на боку.
- Ты что, с ума сошел? - гневно выкрикнула она, сведя на переносице бровки. - Не вздумай стрелять! Они же мальчишки совсем!
Тут до меня дошло. Ей показалось, что я готов выстрелить в руоповца в маске, который стоял у меня на пути. Я покачал головой и понял, что проиграл и не успею добежать до забора, потому что откуда-то уже бежали между торговыми рядами ребята в масках, с автоматами в руках.
- Положи автомат! - приказала капитанша. - Положи, ничего тебе не будет.
"Ага, конечно!" - подумал я.
Но автомат положил. Эта не отпустит. Не стрелять же в самом деле.
Я стоял, заложив руки за голову, и откровенно любовался возмущенной капитаншей, которая вот так запросто безоружная поперла на ствол автомата. А ко мне уже решительно и недвусмысленно направлялись руоповцы, не скрывавшие своих намерений. Один из них прихрамывал и бил кулаком по автомату, вытряхивая из него снег.
- Эй, эй, мужики, поспокойнее, поспокойнее! - попятился я, стараясь прижаться спиной к забору.
- Отставить! - раздалось у них за спиной.
Капитанша подошла ко мне почти вплотную, остановилась и заглянула снизу вверх мне в глаза, словно пытаясь что-то разглядеть за ними.
- Это что же за продавцы такие нервные пошли, а? - спросила она своим красивым грудным голосом. - Сначала под дурачка "косят", потом за автоматы хватаются. Где же тебя, уважаемый, на продавца учили? Ты поделись, может, мы своих ребят не там обучаем?
И она оглянулась на смущенных руоповцев. Я промолчал. Что теперь было говорить? Положение свое я усложнил до предела. Меня запихнули в уже битком набитый автобус с закрашенными окнами.
Нас завезли в закрытый двор какого-то отделения милиции и стали выводить из автобуса. Нашу группу из восьми человек распределили у разных дверей в длинном коридоре.
Я дождался своей очереди, меня долго и нудно допрашивали, напирая на то, чтобы я сказал, откуда товар. Меня уговаривали, стучали кулаками по столу, грозили сгноить в тюрьме и обещали тут же отпустить, если я во всем признаюсь. Они даже готовы были сами подсказать мне, в чем именно я должен признаться. Я смотрел в потолок и молчал.
Как видно, такая односторонняя беседа им наскучила, и меня отправили в СИЗО, где в битком набитой камере я встретился с Димой. Издержки перенаселения свели нас вместе. Мы с трудом протиснулись в уголок. В воздухе парило, дышать стало тяжело, сесть некуда, спали по очереди. Нары были заняты какими-то блатными.
Дима рассказал, что его допрашивали весьма интенсивно, и это было странно. Товара у него было всего ничего. Ну, торговал в неположенном месте. Самое большое, что должно было за этим последовать - штраф. А его держат вторые сутки.
Да и со мной неясно. Ну, нашли товар с липовой накладной. Ну, конфисковали, должны отпустить, передав дело в суд. За этим стояло что-то другое. Что-то тут было не так. Но что именно - нам оставалось только догадываться. Мы решили дождаться следующего допроса, может, прояснится что-нибудь. Но через несколько часов к нам в камеру с новой группой задержанных втолкнули Алика. Мы с Димой глазам своим не поверили.
Оказалось, все произошло до дикости нелепо. Манхэттен пришел на рынок, чтобы узнать у меня, нет ли новостей от Димы. На рынке ему сказали, что была облава, но про меня он ничего не узнал и не придумал ничего лучшего, чем попереться ко мне домой, даже не позвонив предварительно, дурья башка. И вломился прямо на обыск, который шел полным ходом. В присутствии понятых пересчитывали найденные деньги, переписывали шкурки и шапки.
Манхэттену вежливо, но настойчиво предложили предъявить документики и показать, что у него в сумке. А в сумке оказалось несколько шапочек, которые он пытался продать знакомым. Ему предложили вывернуть карманы и обнаружили некую сумму в валюте: выручку он сразу обменивал, потому что долг надо было отдавать как брали: в долларах.
Его попросили объяснить происхождение шапок и денег. Он сослался на жуткую амнезию, разжижение мозга, а также на алексию, аграфию и афазию. Все это добросовестно занесли в протокол и проводили его к нам.
Мы провели бурное совещание, но ни к чему особо умному не пришли, решив все же, что влопался в основном я один, поскольку склад обнаружен на моей квартире, да и на рынке торговал я, и сопротивление я оказывал. Сдуру.
Я посоветовал ребятам придерживаться версии, что они покупали у меня небольшие партии товара для перепродажи. Откуда товар, они не знают, больше никаких дел со мной не имели. Просто я уговорил их немного помочь мне и заработать самим, заплатив им мизерный процент.
Сперва мужики, конечно, возмутились, но я растолковал им, что массовый героизм здесь неуместен, с чем согласился имевший печальный опыт Манхэттен, уныло заметив, что за сговор дают больше.
Мы ещё успели оговорить кое-какие детали, но вскоре нас разделили, выдернув из общей камеры и разведя по разным. Судя по тому, что меня посадили в двухместную, дело принимало печальный оборот. Что и подтвердилось в ближайшее время. Меня допрашивали весьма и весьма интенсивно, я даже встревожился: все раскручивалось чересчур круто. Но я все же упорно стоял на своем, мол, товар приобрел в Лужниках, с машины. Номера не помню. У кого купил? Пожалуйста: маленький, лысый, с бородкой, картавый, в кепке, глаза с прищуром.
- С добрым? - спросил, перегнувшись через стол, следователь, отложив ручку и глядя на меня совсем даже не добрыми глазами.
- Ага, - вздохнул я покорно. - С очень добрым.
После этого меня дня два не трогали, зато перевели в одиночную камеру, от чего я совсем забеспокоился. И как выяснилось, не зря. Допросы возобновились с новой силой, и ещё более участились. И чем дальше, тем они становились агрессивнее. Но я стоял на своем, не покачнувшись, как часовой у мавзолея.
Особенно меня волновало то, что товара у меня обнаружили на приличную сумму, и происхождение его я толком объяснить не мог. Еще чего! Скажи я, что закупал товар в Краснодарском крае, в городе Лабинске, и выяснить объем закупки будет очень легко, а это неминуемо привело бы к Кресту и Черепу, которые такого не прощают. И вообще, я уж лучше отвечу за свое, не то придется отвечать ещё и за их художества. А оказаться на скамье подсудимых с ними вместе у меня не было ни малейшего желания.
Я считал дни. Без предъявления обвинения меня могли держать не более тридцати суток. На тридцатые меня вызывали в очередной раз. Вечером. Только я успел задремать, как подняли. Поэтому на допрос я явился злой и помятый. Каково же было мое изумление, когда из-за стола навстречу мне устремилась с насмешливым взглядом та самая капитанша, которая арестовала меня на рынке.
- Ну что же вы встали в дверях? - усмехнулась она уголками губ. Проходите, садитесь. Я - капитан Павлова, помощник следователя по особо важным делам. Что это с вами? Вы вроде бы не в себе?
Я судорожно пытался вспомнить лексику Манхэттена, проклиная себя за то, что плохо слушал его.
- У меня эта... амнезия, - вспомнил я. - И ещё эта, как её, асфикция, вот!
По её реакции я понял, что сморозил что-то не то, и не нашел ничего лучшего, чем пойти на попятный:
- Ну может, деструкция? А? В общем, отпустили бы вы меня, я сегодня как-то не конструктивен, - совсем запутался я в словах.
- Что-то в этом роде я уже слышала, - изобразила она на лице напряженное усилие. - Вспомнила! Это дружок ваш, его прозвище, кажется, Манхэттен? Точно, это он плел нечто подобное, когда его спрашивали о шапках. Кстати, он и некто гражданин Громов, задержанные с мелкими партиями подобных шапок и шкурок, а также с валютой, в один голос утверждают, что товар брали у вас и продавали его по вашему поручению, получая небольшой процент. Это так?
"Ай да молодцы, мужики!" - восхитился я про себя.
А вслух проронил, изобразив скучную мину:
- Ну, мало ли кто чего про меня наплетет. Я таких, вроде, и не знаю вовсе. Кто они?
- Да как вам сказать, - опять улыбнулась капитанша. - С одним вы в школе учились, с другим вместе в экспедиции археологические ездили. И с первым, кстати, тоже, когда он из тюрьмы вышел.
- А он что, сидел, что ли? Ах ты, Боже ж ты мой!
- Вы про кого?
- А вы про кого мне рассказываете? - ещё больше, чем она, удивился я. - Вы мне про какого-то вашего школьного дружка рассказываете, а он оказывается сидел. И долго? Вообще, товарищ капитан, у вас такая интересная, полная приключений жизнь и такие крутые знакомства! Я вот только не понял, как же он в школе вместе с вами учился, когда он сидел?
- Это вы учились с тем, который потом сидел.
- А мы что с вами, в одной школе грамоту постигали? Вот что годы делают! - я сокрушенно развел руками. - Я думал, что всех девочек из нашего класса помню, и вот тебе на! Кстати, вы прекрасно сохранились! Другие мои одноклассницы выглядят сегодня намного старше. И почему бы это?
- А это потому, что они ваши ровесницы, - не теряя терпения, пояснила капитанша.
- Да что вы говорите?! - воскликнул я, глядя на неё с восхищением. - А я-то все думаю: как же так? А почему тогда у вас такое невысокое звание? И вообще, вы должны быть уже на пенсии, с вашей-то службой. Нет, знаете, это все так неожиданно.
- Что именно? - доброжелательно отозвалась она.
- Ну то, что вы мне сегодня рассказали. Можно я пойду в камеру и все это обдумаю? А завтра выйду за ворота, и мы с вами встретимся, где-нибудь посидим, выпьем кофе? Или вина, если вы согласитесь. Давненько я нигде не сидел!
- Да ну? - удивилась капитанша.
- Ну нет, я не в том смысле. И вообще, все это - досадное недоразумение, вы же понимаете? А как же, конечно, понимаете, раз мы с вами в одной школе учились, или даже в одном классе?
- Завтра вы, может быть, и выйдете. Только что-то я не очень понимаю причину вашего веселья.
- А это потому, что вы сажаете, а я сижу, - уже не совсем в шутку огрызнулся я.
- А это потому, что я не нарушаю законы.
- Это надо же! Я просто восхищаюсь вами! Удивительно цельный человек. Сначала вы защищали общество от спекулянтов и жуликов, от воров и бандитов, это при Советской власти. Теперь защищаете воров и спекулянтов, бандитов и жуликов от общества. Как здорово может меняться человек, меняя законы.
Ее, кажется, наконец, тоже задело за живое.
- Я законы не меняла.
- Ага, вы их только исполняли, - покорно согласился я. - Знаете, я, кажется, ужасно вас утомил. Не пора ли нам распрощаться?
- Да ну что вы! - рассмеялась она. - Неужели я вам совсем не интересна?
Я вытянул ноги и цинично осмотрел её.
- Знаете, местами.
Я ожидал чего угодно, но не этого. Она перестала улыбаться и поморщилась. Возле губ обозначились тонкие морщинки. Капитан Павлова, похоже, была чуточку старше, чем казалась на первый взгляд.
- Прекратите, это не ваш стиль. Я здесь и не такое видела и слышала, но от вас мне слышать подобное не очень бы хотелось.
- А чем я лучше или хуже других?
- Ладно, оставим. Я не буду повторять вам все приевшиеся вопросы, которые вы так упорно оставляете без ответа. Вы умный человек и должны понимать, что следователь по особо важным делам не стал бы интересоваться мелким спекулянтом и фальшивыми накладными.
Она посмотрела на меня вопросительно. Я счел за лучшее промолчать, хотя попала она в самую точку. Именно это обстоятельство не давало мне покоя с того самого момента, как Павлова назвала мне свою должность.
- Можете не отвечать. Я сама кое-что расскажу вам, как это мне представляется. Не возражаете?
- А вам это будет интересно?
- Могу гарантировать, что это будет интересно вам. Так как, рассказать?
Я для вида подумал и кивнул, важно надув щеки.
- Значит, так, - она отодвинула чистый лист протокола. - Вы арестованы за перепродажу товара неизвестного происхождения.
- Простите, он что, краденый?
- Вряд ли, - пожала она плечами. - Я, по крайней мере, так не думаю. Я права?
- Вы обещали рассказывать, а не задавать вопросы.
- Хорошо, согласилась она, - постараюсь удержаться в этих рамках. Пойдем дальше. Как посмотрит на это суд - трудно сказать. Возможно даже, что вы отделаетесь конфискацией товара и штрафом.
Я несколько приободрился.
- Но это только возможно. Но возможен и срок. Тем более, что есть показания ваших друзей, которые говорят, что вы давали им товар на реализацию, выплачивая процент. Я им не верю. Конечно, вы поступаете достойно, спасая друзей, но для вас это чревато...
- Ну а как дела с твоим Манхэттеном? - спросил я вдруг. - Больше не мечтаешь купить его?
- Это как же?! - едва не подскочил он. - Я за этот долбаный Манхэттен почти одиннадцать лет отсидел! И чтобы я?!..
Он расстегнул брюки и показал зашитые у пояса двадцать долларов.
- Вот! Я всегда готов! У меня всегда будут при себе двадцать баксов на Манхэттен. И я его куплю, пусть он уже будет называться по-другому!
С тех пор я видел Алика редко. Он кое-как перебивался заработками журналиста, но неоконченное высшее ему сильно мешало. Он просиживал штаны в какой-то заводской малотиражке, получал гроши, попробовал спекулировать, как прежде, валютой, но его слишком хорошо знали, что весьма затрудняло ему жизнь. Позже он кое-что нажил, используя природные таланты афериста, но вот пришла перестройка, и вписаться в неё он никак не мог. В последнюю встречу он жаловался мне:
- Я знаю значительно больше сравнительно честных способов отобрать деньги у сограждан, чем знаменитый Бендер. Но у меня рука не поднимается отнимать кровные у тех, у кого и без меня все отняли. А выуживать из тех, у кого сегодня они есть - чревато. Они либо знают ещё больше способов, чем я, либо за свои деньги могут пристрелить не задумываясь.
Короче, он согласился ехать, не очень выспрашивая, что и как так же, как Дима. Видимо, и его допекла жизнь.
На следующее утро оба были у меня, уже собранные в дорогу. Дима с маленьким чемоданчиком, а Алик Манхэттен - с щегольским кейсом. Он остался верен себе.
- Далеко едем? - спросил Алик. Я плацкартом не поеду.
- Может, ты желаешь в мягком? - съязвил Дима.
Манхэттен поджал губы и промолчал, проигнорировав это замечание.
Мы сидели на кухне, пили кофе, и я рассказывал им, что со мной приключилось.
- Ну что же, - несколько неожиданно подвел итог Манхэттен. - Господа бандиты имеют денежки, и им требуется их отмыть, то бишь вложить во что-то. Разумно.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Дима.
- Только то, что сказал, - пожал плечами Алик. - Нас посылают прокладывать Великий меховой путь.
- Возможно, - согласился я.
И тут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял лысый и с ним двое молодчиков с толстыми бритыми затылками. Лысый молча отодвинул меня и прошел в комнату. Сел на тахту и приказал своим качкам:
- Пригаси всех сюда.
Но из кухни уже сами вышли Дима и Манхэттен.
- Здравствуйте, господа бандиты! - радостно заорал Алик, вытягиваясь по стойке смирно.
И тут же получил сильный тычок в спину, отчего в прямом смысле прикусил язык, поскольку собирался ещё что-то добавить.
Дима развернулся к молодчикам, но лысый остановил всех:
- Все тихо! Сядьте! Ну-ка, сявки, быстро на место!
- Да это он сам, Череп... - забубнил тот, который толкнул Алика, но тут же замолчал и отошел к двери.
- Садитесь! - Череп резко махнул на нас рукой.
Он подождал, пока мы усядемся и быстро выложил то, что считал нужным. Суть сводилась к следующему.
Нам давали взаймы десять тысяч долларов на месяц, считая со дня возвращения в Москву. Без процентов. А мы за это должны были привезти им товара ещё на сто тысяч долларов, которые они нам доверяют. Мне было гарантировано бесплатное место на рынке и защита от залетных и милиции.
На вопрос, как мы доставим в Москву такую массу товара, Череп ответил, что, когда мы будем готовы к отправке, мы просто позвоним, и нам скажут, что делать дальше. Основная задача, как я понял, была найти оптовых продавцов, потенциальных серьезных поставщиков, на будущее.
Нам вручили билеты, деньги и дали адрес в ближайшем к Лабинску городе Курганинске, где я должен был передать письмо некоему Хлюсту. Деньги нас заставили пересчитать. Когда я заикнулся о расписке, Череп только усмехнулся.
- Не требуется. Надо будет - мы вернем себе свое, - он улыбнулся до ушей и добавил. - У нас не крадут.
Глава 2
Мы все сделали, как надо, правда, возня с закупкой товара заняла намного больше времени, чем мы предполагали. Сумма была огромной, товар действительно дешевым, словом, мы набегались и наломались. Помог Хлюст, который организовал хранение и дал машину.
Пока мы собрали товар, пока упаковали, прошло много времени. Мы позвонили по указанному телефону, и нам назвали номер поезда и вагона, в котором нам следовало ехать. Садились мы на поезд в Курганинске. Хлюст привел с собой пяток ребят, здоровенных, явно с темным прошлым. Грузовую машину с тюками шапок и шкурок загнали прямо на перрон. Подбежал было мент, но с ним отошел в сторонку Хлюст, и все уладилось, никто нас больше не тревожил. Погрузились мы в два купе почти пустого спального вагона, задержав поезд всего минут на пять-шесть.
Поезд шел через Украину, но таможенники и пограничники к нам в вагон даже не заглянули. Они обошли его, словно это был вагон-призрак. Дальше было неинтересно. Мы приехали в Москву, на перроне нас встретили Череп и квадратный во главе десятка братков, один здоровее другого. Они быстренько сгрузили тюки - опять же в машину, которая ожидала прямо на платформе.
- Ваш собственный товар помечен? - спросил Череп, подойдя к нам.
Я кивнул.
- Вечером его к вам привезут. Приготовь опись, что и почем куплено в наших тюках.
Манхэттен хотел было возразить что-то, но Дима удержал его за рукав. Вечером мы сидели у меня, Алик составил опись по всем правилам, он помнил все. Я только теперь понял, что напрасно беспокоился, когда он отказывался вести какие бы то ни было записи.
Алик говорил:
- Любая буква, написанная своей рукой - это шаг по дороге в тюрьму. Это - вещественное доказательство. Я и так ничего не забуду. "Все на страницах мозга моего".
Тогда я сомневался, но сейчас убедился, что он действительно помнит все до рубля. Каждую шкурку, каждую шапку.
Под вечер пришел один из кодлы, буркнул, чтобы не запирали двери, и ещё пара бугаев перетаскала наши тюки в квартиру.
Вместо прощания тип буркнул:
- Велели передать, что место твое свободно. Можешь выходить хоть завтра. Но ещё сказали, что добавили день к вашему сроку: так что можете отдохнуть. Срок - тридцать два дня. Усек? Дальше включаем счетчик.
И ушел.
- А прогоним через один рынок? - засомневался Манхэттен.
- А, чего там, - махнул рукой беспечный Дима. - Товар дешевый, да нам и надо в первую очередь долг вернуть, не будем загибать цены поначалу. А свое потом успеем взять.
У меня тоже были сомнения, не такие, правда, как у Манхэттена, но были...
И не напрасно. До конца срока оставалась всего неделя, а продано было всего ничего. Не помогли даже бросовые цены. Засиделись мы в меховой столице. Шапки да шкурки - вещь сезонная, и даже дешевизна не соблазняла сейчас не слишком богатых столичных покупателей.
Я хотел отнести собранную половину долга и попробовать поговорить об отсрочке, но меня даже не подпустили к Кресту. И деньги взять отказались. Сказали, частями не берем. Все и вовремя.
Тут мы поняли, что дело пахнет керосином, попытались ещё сбросить цены почти до закупочных, но я как стоял, так и стоял - без покупателей и без выручки.
Мы собрали экстренное совещание и пришли к решению попробовать торговать в метро и электричках. Закончилось это печально. У горе-торговца Манхэттена почти среди бела дня группа подростков отобрала сумку с шапками и выручку, сильно при этом помяв его. На рассеченную бровь пришлось накладывать швы.
В метро торговать отправились вдвоем. Манхэттен, уже имевший подобный опыт, следил за операми, и все-таки проглядел их. Димку замели с десятком шапок в сумке. Остальные пять приволок домой Манхэттен. Дима в эту ночь так и не появился дома. Его жена звонила мне, я как мог её успокаивал, но сам волновался не меньше.
А со мной тысяча лет уже ничего не происходит. Я стою, как вертикально поднятый шлагбаум, и ко мне даже рыночные собаки не подбегают, знают, что мой товар несъедобен. А в воздухе пахнет весной, и уже снится мне степь, озаренная ночными кострами. Да вот только доберусь ли я до неё в этом году?
Глава 3
И тут я с опозданием заметил, что какая-то волна пробежала по рядам рынка, мелкие торгаши побросали шмотки в сумки и рванули к выходу, оставляя свои насиженные места. Я подумал, может, очередная милицейская проверка? Но в последнее время я достаточно обнаглел, милиции бояться перестал и мышей не ловил совсем, преисполнившись презрения к ментам за их продажность и шкурничество. Это меня и подвело. Маски на лицах и нашивки руоповцев я заметил слишком поздно. Около меня уже выросли двое.
- Выкладывай обратно, - ткнул один из них стволом автомата в сумку, куда я поспешно побросал часть товара.
Я принялся послушно выкладывать шапки и шкурки. А ко мне спешили ещё трое. Двое в штатском и женщина в милицейской форме.
- Капитан милиции Павлова, - представилась она. - Эксперты, - она кивнула на штатских, которые явно чувствовали себя неуверенно и неуютно. Их она даже не посчитала нужным представить.
- Будьте любезны, предъявите, пожалуйста, лицензию, разрешение на торговлю, накладные и другие документы.
Еще бы я не предъявил! Порывшись в сумке, достал все, что она просила, вернее, все, что у меня было в наличии. Она мельком глянула на разрешение, потом на накладную с размытой печатью, бровки её радостно взметнулись вверх, она усмехнулась и как-то повеселела.
- Где покупали товар? - спросила она меня, передавая документы экспертам, которые жадно уставились в бумажки.
Я молчал, усиленно соображая, какую линию защиты выбрать. Я действительно обнаглел за последнее время, мне казалось, что безнаказанность - это надолго. И вот...
- Да ты про че, хозяйка? - не нашел ничего лучшего я. - Иде товар берут не знаш? Купил вот в Лужниках, с машины продавали. А че?! Я деньги уплотил! Мне и бумажку дали!
- Я уже видела эту бумажку. Об этом мы поговорим после.
От этого примечания у меня стало нехорошо в животе.
- Да че там потом-та? зачем? Давай чичас говори. Ты че, хозяйка? Когда потом-та?
- Вы бы язык не ломали зря и не валяли дурочку. Откуда была машина?
- Какая машина?
- Ну что же, так дело не пойдет. Товар у вас без штампов, без клейма, мы его арестовываем, - она обернулась к экспертам. - Что там с накладными?
- Весьма сомнительные, - уклончиво ответил эксперт, даже слегка виновато, как бы извиняясь передо мной.
Толку мне было от его извинений! Нужны они мне, как корове седло. Я чувствовал, что влип и довольно основательно. Но все же предпринял ещё одну попытку. Вздохнул, поскреб в затылке и спросил:
- А стол-то можно забрать?
- Это в каком смысле? - впервые проявила ко мне живой интерес капитанша.
- Ну, товар вы забираете. Пока разберетесь, так? А стол-то я могу забрать? И куда за товаром прийти, узнать как дела?
- А-а, вот вы о чем! - едва не рассмеялась капитанша, ещё более повеселев, что меня сильно обеспокоило. - Зря волнуетесь. С товаром мы вас разлучать не будем. Вместе и поедете.
Ее веселость меня пугала. Это говорило о том, что она почуяла что-то серьезное. А поскольку операцию по зачистке рынка производил РУОП, мне это ничего хорошего не сулило. Эти ребята о мелочь не пачкаются. Их караси не интересуют. Но товар на моем столике никак не тянул на крупную партию. Так, неудачник-перекупщик, розничный торговец. Я зыркнул по сторонам, и тут же возле меня встал вплотную один из автоматчиков.
Капитан и эксперты удалялись от меня, потеряв ко мне интерес, что-то на ходу докладывая по рации.
- Ну, чего смотришь? - ткнул меня верзила. - Бери шмотки и пошли.
- Тебе надо, ты и бери. Я что тебе, носильщик, что ли, - обиделся я.
- Вот дает! - оглянулся автоматчик на своего напарника.
- Да чего ты с ним церемонишься! - обозлился тот, хватая меня за шиворот.
Вот этого я не люблю. Так его не учили. Я все сделал на автомате. Захватил рукав, перенес вес тела на другую ногу и бросил его через бедро. Сильно бросил. Жестко. Не страхуя. Ничего, мужик он здоровый. А то размахался тут руками. И тут я заметил, что автоматчик, стоявший напротив меня, как-то странно хватается за оружие, будто не решаясь сдернуть его с плеча. Я не сразу понял, что держу в руках автомат лежащего на земле парня.
- Не балуй! - хрипло велел я второму.
Тот послушно закивал головой. Я махнул рукой, чтобы он положил автомат на снег, что он и сделал, а я откинул оружие ногой подальше.
- Отойди в сторону, - велел я, показав стволом вправо. Он послушался.
Я собрался было рвануть, для чего мне и надо-то было всего пробежать пять шагов да махнуть через невысокий бетонный забор. А там я знал каждый переулочек и черный ход. Сколько лет я торговал здесь зимой. Чего только не бывало в этой веселой и жестокой рыночной жизни.
И я пошел, и ушел бы, не думая, что за этим последует. Но меня остановил голос:
- Далеко собрался, голубчик?
Я обернулся, хватаясь за автомат. Прямо на меня шла капитанша. Ее пытался было остановить один из экспертов, второй вообще убежал, но и тот, что останавливал, увидев, что я обернулся в их сторону, присел на корточки и закрыл руками лицо.
Я нерешительно затоптался на месте, теряя драгоценные секунды, а капитанша шла прямо на меня, даже не прикасаясь к кобуре пистолета на боку.
- Ты что, с ума сошел? - гневно выкрикнула она, сведя на переносице бровки. - Не вздумай стрелять! Они же мальчишки совсем!
Тут до меня дошло. Ей показалось, что я готов выстрелить в руоповца в маске, который стоял у меня на пути. Я покачал головой и понял, что проиграл и не успею добежать до забора, потому что откуда-то уже бежали между торговыми рядами ребята в масках, с автоматами в руках.
- Положи автомат! - приказала капитанша. - Положи, ничего тебе не будет.
"Ага, конечно!" - подумал я.
Но автомат положил. Эта не отпустит. Не стрелять же в самом деле.
Я стоял, заложив руки за голову, и откровенно любовался возмущенной капитаншей, которая вот так запросто безоружная поперла на ствол автомата. А ко мне уже решительно и недвусмысленно направлялись руоповцы, не скрывавшие своих намерений. Один из них прихрамывал и бил кулаком по автомату, вытряхивая из него снег.
- Эй, эй, мужики, поспокойнее, поспокойнее! - попятился я, стараясь прижаться спиной к забору.
- Отставить! - раздалось у них за спиной.
Капитанша подошла ко мне почти вплотную, остановилась и заглянула снизу вверх мне в глаза, словно пытаясь что-то разглядеть за ними.
- Это что же за продавцы такие нервные пошли, а? - спросила она своим красивым грудным голосом. - Сначала под дурачка "косят", потом за автоматы хватаются. Где же тебя, уважаемый, на продавца учили? Ты поделись, может, мы своих ребят не там обучаем?
И она оглянулась на смущенных руоповцев. Я промолчал. Что теперь было говорить? Положение свое я усложнил до предела. Меня запихнули в уже битком набитый автобус с закрашенными окнами.
Нас завезли в закрытый двор какого-то отделения милиции и стали выводить из автобуса. Нашу группу из восьми человек распределили у разных дверей в длинном коридоре.
Я дождался своей очереди, меня долго и нудно допрашивали, напирая на то, чтобы я сказал, откуда товар. Меня уговаривали, стучали кулаками по столу, грозили сгноить в тюрьме и обещали тут же отпустить, если я во всем признаюсь. Они даже готовы были сами подсказать мне, в чем именно я должен признаться. Я смотрел в потолок и молчал.
Как видно, такая односторонняя беседа им наскучила, и меня отправили в СИЗО, где в битком набитой камере я встретился с Димой. Издержки перенаселения свели нас вместе. Мы с трудом протиснулись в уголок. В воздухе парило, дышать стало тяжело, сесть некуда, спали по очереди. Нары были заняты какими-то блатными.
Дима рассказал, что его допрашивали весьма интенсивно, и это было странно. Товара у него было всего ничего. Ну, торговал в неположенном месте. Самое большое, что должно было за этим последовать - штраф. А его держат вторые сутки.
Да и со мной неясно. Ну, нашли товар с липовой накладной. Ну, конфисковали, должны отпустить, передав дело в суд. За этим стояло что-то другое. Что-то тут было не так. Но что именно - нам оставалось только догадываться. Мы решили дождаться следующего допроса, может, прояснится что-нибудь. Но через несколько часов к нам в камеру с новой группой задержанных втолкнули Алика. Мы с Димой глазам своим не поверили.
Оказалось, все произошло до дикости нелепо. Манхэттен пришел на рынок, чтобы узнать у меня, нет ли новостей от Димы. На рынке ему сказали, что была облава, но про меня он ничего не узнал и не придумал ничего лучшего, чем попереться ко мне домой, даже не позвонив предварительно, дурья башка. И вломился прямо на обыск, который шел полным ходом. В присутствии понятых пересчитывали найденные деньги, переписывали шкурки и шапки.
Манхэттену вежливо, но настойчиво предложили предъявить документики и показать, что у него в сумке. А в сумке оказалось несколько шапочек, которые он пытался продать знакомым. Ему предложили вывернуть карманы и обнаружили некую сумму в валюте: выручку он сразу обменивал, потому что долг надо было отдавать как брали: в долларах.
Его попросили объяснить происхождение шапок и денег. Он сослался на жуткую амнезию, разжижение мозга, а также на алексию, аграфию и афазию. Все это добросовестно занесли в протокол и проводили его к нам.
Мы провели бурное совещание, но ни к чему особо умному не пришли, решив все же, что влопался в основном я один, поскольку склад обнаружен на моей квартире, да и на рынке торговал я, и сопротивление я оказывал. Сдуру.
Я посоветовал ребятам придерживаться версии, что они покупали у меня небольшие партии товара для перепродажи. Откуда товар, они не знают, больше никаких дел со мной не имели. Просто я уговорил их немного помочь мне и заработать самим, заплатив им мизерный процент.
Сперва мужики, конечно, возмутились, но я растолковал им, что массовый героизм здесь неуместен, с чем согласился имевший печальный опыт Манхэттен, уныло заметив, что за сговор дают больше.
Мы ещё успели оговорить кое-какие детали, но вскоре нас разделили, выдернув из общей камеры и разведя по разным. Судя по тому, что меня посадили в двухместную, дело принимало печальный оборот. Что и подтвердилось в ближайшее время. Меня допрашивали весьма и весьма интенсивно, я даже встревожился: все раскручивалось чересчур круто. Но я все же упорно стоял на своем, мол, товар приобрел в Лужниках, с машины. Номера не помню. У кого купил? Пожалуйста: маленький, лысый, с бородкой, картавый, в кепке, глаза с прищуром.
- С добрым? - спросил, перегнувшись через стол, следователь, отложив ручку и глядя на меня совсем даже не добрыми глазами.
- Ага, - вздохнул я покорно. - С очень добрым.
После этого меня дня два не трогали, зато перевели в одиночную камеру, от чего я совсем забеспокоился. И как выяснилось, не зря. Допросы возобновились с новой силой, и ещё более участились. И чем дальше, тем они становились агрессивнее. Но я стоял на своем, не покачнувшись, как часовой у мавзолея.
Особенно меня волновало то, что товара у меня обнаружили на приличную сумму, и происхождение его я толком объяснить не мог. Еще чего! Скажи я, что закупал товар в Краснодарском крае, в городе Лабинске, и выяснить объем закупки будет очень легко, а это неминуемо привело бы к Кресту и Черепу, которые такого не прощают. И вообще, я уж лучше отвечу за свое, не то придется отвечать ещё и за их художества. А оказаться на скамье подсудимых с ними вместе у меня не было ни малейшего желания.
Я считал дни. Без предъявления обвинения меня могли держать не более тридцати суток. На тридцатые меня вызывали в очередной раз. Вечером. Только я успел задремать, как подняли. Поэтому на допрос я явился злой и помятый. Каково же было мое изумление, когда из-за стола навстречу мне устремилась с насмешливым взглядом та самая капитанша, которая арестовала меня на рынке.
- Ну что же вы встали в дверях? - усмехнулась она уголками губ. Проходите, садитесь. Я - капитан Павлова, помощник следователя по особо важным делам. Что это с вами? Вы вроде бы не в себе?
Я судорожно пытался вспомнить лексику Манхэттена, проклиная себя за то, что плохо слушал его.
- У меня эта... амнезия, - вспомнил я. - И ещё эта, как её, асфикция, вот!
По её реакции я понял, что сморозил что-то не то, и не нашел ничего лучшего, чем пойти на попятный:
- Ну может, деструкция? А? В общем, отпустили бы вы меня, я сегодня как-то не конструктивен, - совсем запутался я в словах.
- Что-то в этом роде я уже слышала, - изобразила она на лице напряженное усилие. - Вспомнила! Это дружок ваш, его прозвище, кажется, Манхэттен? Точно, это он плел нечто подобное, когда его спрашивали о шапках. Кстати, он и некто гражданин Громов, задержанные с мелкими партиями подобных шапок и шкурок, а также с валютой, в один голос утверждают, что товар брали у вас и продавали его по вашему поручению, получая небольшой процент. Это так?
"Ай да молодцы, мужики!" - восхитился я про себя.
А вслух проронил, изобразив скучную мину:
- Ну, мало ли кто чего про меня наплетет. Я таких, вроде, и не знаю вовсе. Кто они?
- Да как вам сказать, - опять улыбнулась капитанша. - С одним вы в школе учились, с другим вместе в экспедиции археологические ездили. И с первым, кстати, тоже, когда он из тюрьмы вышел.
- А он что, сидел, что ли? Ах ты, Боже ж ты мой!
- Вы про кого?
- А вы про кого мне рассказываете? - ещё больше, чем она, удивился я. - Вы мне про какого-то вашего школьного дружка рассказываете, а он оказывается сидел. И долго? Вообще, товарищ капитан, у вас такая интересная, полная приключений жизнь и такие крутые знакомства! Я вот только не понял, как же он в школе вместе с вами учился, когда он сидел?
- Это вы учились с тем, который потом сидел.
- А мы что с вами, в одной школе грамоту постигали? Вот что годы делают! - я сокрушенно развел руками. - Я думал, что всех девочек из нашего класса помню, и вот тебе на! Кстати, вы прекрасно сохранились! Другие мои одноклассницы выглядят сегодня намного старше. И почему бы это?
- А это потому, что они ваши ровесницы, - не теряя терпения, пояснила капитанша.
- Да что вы говорите?! - воскликнул я, глядя на неё с восхищением. - А я-то все думаю: как же так? А почему тогда у вас такое невысокое звание? И вообще, вы должны быть уже на пенсии, с вашей-то службой. Нет, знаете, это все так неожиданно.
- Что именно? - доброжелательно отозвалась она.
- Ну то, что вы мне сегодня рассказали. Можно я пойду в камеру и все это обдумаю? А завтра выйду за ворота, и мы с вами встретимся, где-нибудь посидим, выпьем кофе? Или вина, если вы согласитесь. Давненько я нигде не сидел!
- Да ну? - удивилась капитанша.
- Ну нет, я не в том смысле. И вообще, все это - досадное недоразумение, вы же понимаете? А как же, конечно, понимаете, раз мы с вами в одной школе учились, или даже в одном классе?
- Завтра вы, может быть, и выйдете. Только что-то я не очень понимаю причину вашего веселья.
- А это потому, что вы сажаете, а я сижу, - уже не совсем в шутку огрызнулся я.
- А это потому, что я не нарушаю законы.
- Это надо же! Я просто восхищаюсь вами! Удивительно цельный человек. Сначала вы защищали общество от спекулянтов и жуликов, от воров и бандитов, это при Советской власти. Теперь защищаете воров и спекулянтов, бандитов и жуликов от общества. Как здорово может меняться человек, меняя законы.
Ее, кажется, наконец, тоже задело за живое.
- Я законы не меняла.
- Ага, вы их только исполняли, - покорно согласился я. - Знаете, я, кажется, ужасно вас утомил. Не пора ли нам распрощаться?
- Да ну что вы! - рассмеялась она. - Неужели я вам совсем не интересна?
Я вытянул ноги и цинично осмотрел её.
- Знаете, местами.
Я ожидал чего угодно, но не этого. Она перестала улыбаться и поморщилась. Возле губ обозначились тонкие морщинки. Капитан Павлова, похоже, была чуточку старше, чем казалась на первый взгляд.
- Прекратите, это не ваш стиль. Я здесь и не такое видела и слышала, но от вас мне слышать подобное не очень бы хотелось.
- А чем я лучше или хуже других?
- Ладно, оставим. Я не буду повторять вам все приевшиеся вопросы, которые вы так упорно оставляете без ответа. Вы умный человек и должны понимать, что следователь по особо важным делам не стал бы интересоваться мелким спекулянтом и фальшивыми накладными.
Она посмотрела на меня вопросительно. Я счел за лучшее промолчать, хотя попала она в самую точку. Именно это обстоятельство не давало мне покоя с того самого момента, как Павлова назвала мне свою должность.
- Можете не отвечать. Я сама кое-что расскажу вам, как это мне представляется. Не возражаете?
- А вам это будет интересно?
- Могу гарантировать, что это будет интересно вам. Так как, рассказать?
Я для вида подумал и кивнул, важно надув щеки.
- Значит, так, - она отодвинула чистый лист протокола. - Вы арестованы за перепродажу товара неизвестного происхождения.
- Простите, он что, краденый?
- Вряд ли, - пожала она плечами. - Я, по крайней мере, так не думаю. Я права?
- Вы обещали рассказывать, а не задавать вопросы.
- Хорошо, согласилась она, - постараюсь удержаться в этих рамках. Пойдем дальше. Как посмотрит на это суд - трудно сказать. Возможно даже, что вы отделаетесь конфискацией товара и штрафом.
Я несколько приободрился.
- Но это только возможно. Но возможен и срок. Тем более, что есть показания ваших друзей, которые говорят, что вы давали им товар на реализацию, выплачивая процент. Я им не верю. Конечно, вы поступаете достойно, спасая друзей, но для вас это чревато...