Страница:
Не иначе как Рудю укусила какая-то португальская муха, завезенная каравеллами. Не поручусь, что именно из недавних событий так сильно повлияло на него, но когда мы полдничали под навесом во дворе терема и Платон нахваливал нас с Баюном, саксонец сидел тихо, а потом вдруг напустился на кота:
– Ты не имейт прав так поступайт.
– О чем ты, Отто?
– Ты сделаль нехорош. Ты говориль с португальцы так, будто ты есть Бог.
– Ну вот еще! С чего бы я, нормальный волшебный кот, стал претендовать на чужого бога? Мы, баюны, поклоняемся природе, для нас даже язычество – это чистой воды аллегория.
– Ты обманивайт! Ты показаль свой истин лицо! – патетически загремел фатерляндец. – Ты говориль об основы христианский вера! Язычник не иметь прав…
– Рудя, выпей чего-нибудь холодного, остынь, – насупившись, посоветовал кот.
– Я есть Рудольф!
– Ну и прекрасно! Только я не пойму, с чего такие наезды, в натуре?
Это он от меня нахватался. Честное слово, я не собирался никого учить современному лексикону! Пускай этим занимаются все герои книг – я, кстати, никогда не понимал их страсти засорять речь других эпох и пространств. Персонажи ранней фантастической традиции привносили в иномиры то, чем гордилась их родина – прогрессивное мышление, технические новшества. А литературный герой нашего времени привносит только собственный дурной вкус. Он обучает «дикарей» слегка приблатненному лексикону, подобно тому как детсадовец, разузнавший нехорошее слово, делится им со сверстниками. Замусоренная речь – единственный багаж, который он берет с собой в фантастическое путешествие. Больше ему нечем гордиться, больше нечем представить в гостях свою эпоху…
Хотя, наверное, я немного утрирую. Надеюсь, что утрирую.
И вообще, чья бы корова мычала…
Но я уже говорил, что Баюн – страстный филолог. Он обожает разбираться в средствах художественной выразительности и стремится постичь все, что услышит хотя бы краем своего вечно навостренного уха. Жутковато делается при мысли, что он кому-нибудь потом споет, например, об Илье Муромце, уснастив былину моими «неологизмами».
– Я есть фатерляндец, честний католик, и я невмочь терпеть такой обращений с брат-христиан!
Кот аж подпрыгнул:
– А что, по-твоему, я должен был делать? И почему, любопытно, ты сам не сделал чего-то получше?
– Рудольфий, наш Баюн просто обратился к пришлецам с теми словами, которые они могли понять, – вмешался Платон.
– И все равно, – прибег Рудя к самому несокрушимому аргументу.
– Платон прав, – согласился я. – Ничего другого португальцы бы и слушать не стали. А если ты считаешь, что я должен был методично отрывать всем головы, то почему не вышел и не помог? Тебя, дружище, уж не сердись, просто клинит от безделья…
Рудя покраснел и вдруг заявил:
– Тебе я теперь тоже не верить. Ты говориль, что не мочь колдовайт. А ты колдун!
– Нет, храбрый рыцарь, он всего лишь чудовище, – прозвучало рядом. – А вот я – колдун.
Сколько раз я рисовал в воображении нашу встречу! Казалось, только промелькни он в поле зрения – наброшусь, аки коршун на цыпленка, за глотку ухвачу, вцеплюсь мертвой хваткой – а там по обстоятельствам. Даже песню сочинил: «Ох, я его…».
Однако вот он пришел – а я не сорвался с места, не набросился, не схватил. Даже не привстал. Мои ребята тоже.
Заллус сидел на завалинке. Все в том же звездчатом облачении, с лицом решительно-безмятежным.
– Просто случилось то, чего и следовало ожидать, – продолжал он как ни в чем не бывало. – Возникла ситуация, когда часть магии острова, воплощенная в браслете, подчинилась Хранителю. Это означает, что Хранитель действительно готов защищать свой новый дом.
– Ты что, наблюдал за мной все это время? – спросил я, подразумевая сегодняшний день, но Заллус, видимо, понял по-своему.
– Если тебе нравится так думать…
– Совсем не нравится!
– Тогда не думай… – Он обезоруживающе улыбнулся и обвел нас взглядом. – Баюн! Любопытно видеть тебя здесь.
– Буду очень признателен, если ты не предпримешь попытки вернуть меня Черномору, – сказал кот. – Возможно, я не смогу этому воспрепятствовать, но считаю своим долгом предупредить, что буду царапаться и кусаться.
– Ни в коем случае! Это ваши с Черномором дела. Но если не секрет, что вы не поделили?
В голосе Баюна проскользнула горечь:
– Я думаю, ты знаешь, каких взглядов придерживается Черномор на проблему отношений между колдунами и говорящими котами? Скажи, если бы кто-то относился так же к тебе – ты бы счел, что все между вами… поделено справедливо?
– Ко мне относиться подобным образом не может никто. Это невозможно, а значит, не заслуживает обсуждения, – ответил колдун. – Но я тебя понимаю. Что ж, повторяю, это ваши с ним дела. Чудовище, представь мне своих сожителей.
– Эй, выбирай слова! – вспылил я. Меня не поняли – очевидно, в этом времени слово не имело оскорбительного значения. – Это мои товарищи по несчастью.
– По какому несчастью? – искренне изумился Заллус.
– Они, как и я, не могут выбраться с острова.
– Почему не могут? Ах, ну да… Вы плавали вместе? Чудовище, выход закрыт только для тебя. – Краем глаза я увидел, как переглядываются мои ребята. Заллус не удержался от смеха. – А чему вы, собственно, удивляетесь? По-моему, это достаточно разумно. Так что же, чудовище, представь мне своих… товарищей по заблуждениям.
– Это Платон, мастер из Новгорода. Это Рудольф Отто Цвейхорн фон Готтенбург, рыцарь Фатерляндского ордена. Хочешь узнать о них что-нибудь еще?
– Нет, – покачал он головой. – Нет, этого вполне достаточно. Об остальном нетрудно догадаться. Шведские пираты, жажда славы… Ничто не ново под луной. Рад был познакомиться с вами, судари. Громких речей произносить не буду, скажу лишь одно: как бы ни сложилась ваша дальнейшая судьба, чем крепче вы забудете все, что связано с моим островом, тем больше будет у вас шансов спокойно дожить до старости. А теперь позвольте откланяться. Чудовище, у меня к тебе разговор. Пойдем прогуляемся по берегу. Твои… товарищи, думаю, не будут чувствовать себя покинутыми. – Когда мы отдалились от терема, он сказал: – Поздравляю, ты неплохо справился. Мне нравится твоя самостоятельность. Одно время, признаюсь, начал думать, что ошибся в тебе. Рад, что ты меня переубедил.
– Все-то тебя радует, Заллус, – заметил я. – Прямо аж хочется уже тебя огорчить.
Он рассмеялся. Блин, веселый народ эти колдуны…
– Не получится, – ответил Заллус – Никак не получится. Ладно, не злись. Ты должен понять: знания, доставшиеся собственным трудом, более ценны. Магия – сложная вещь. Поверь, по моей подсказке ты не добился бы таких успехов.
– Какие успехи? Я что-то их не ощущаю.
– Как же так? Ты смог воспользоваться магией Радуги – и не считаешь это успехом? Ты живой, сытый, физически даже окреп. Сумел обеспечить себя обществом. Что тебе еще нужно? Женщин? В таком виде? Это даже не смешно. Деньги? Здесь их негде тратить, но в твоем мире тебя ожидают уже шесть месячных окладов. Власть? В пределах острова она у тебя есть – и немалая. И после всего ты говоришь, что не ощущаешь своих успехов? Чего же тебе надобно, добрый молодец?
– Соответствующее доброму молодцу обличье! Нет, если серьезно, я просто хочу вернуться домой. Не считаю себя способным и дальше выполнять возложенные на меня обязанности.
Заллус нахмурился и медленно проговорил:
– Думаешь, ты уже достаточно заработал? Готов удовольствоваться малым?
– Нет, дело в другом. Я хочу…
– Неважно.
– Что неважно? – опешил я.
– Неважно, чего ты хочешь, – лицо Заллуса стало жестким. – Ты меня устраиваешь, а значит остаешься на острове. Ты не можешь его покинуть, ибо в этом теле накрепко связан с магией Радуги. Ты не можешь предать меня, ибо этим погубишь не меня, а себя. Наконец, ты прекрасно показал себя в качестве Хранителя. Я тобой доволен. И вопрос закрыт.
– Так что же мне, до самой смерти тут торчать? Но я не Чудо-юдо, я человек! Мне нужна нормальная человеческая жизнь!..
– Ты – чудовище. Чудо-юдо. Смирись с этим, будет проще…
У меня потемнело в глазах:
– Ах ты, мерзавец!
Будь что будет. Нет, убивать я никого не собирался, хотя кровь и закипела, но вот проучить, чтобы знал буржуй, как насмехаться над трудящимися…
Он не попытался ни уклониться, ни защититься от атаки. Ему это было не нужно: мои лапы прошли сквозь него, как сквозь воздух, я оступился и упал. К стыду своему должен сказать, что бросался на Заллуса еще дважды, преизрядно его веселя.
– Ну хватит, – снисходительно сказал он. – Не разочаровывай меня в своих умственных способностях. Все равно я не изменю решения.
– Я осмотрел весь остров, но нигде не видел могил, – произнес я, поднимаясь на лапы. – Каков был конец прежних Хранителей? Они возвращались домой, или ты просто не предал их земле?
– Это Черномор сказал тебе, что были другие? – спросил Заллус.
Тьфу ты, я ведь обещал водоплавающему колдуну молчать… По счастью, у меня была одна зацепка.
– Нетрудно догадаться. В том, как ты меня одурачил, чувствуется навык. Ты ведь твердо знал, что я никуда не денусь, правда? И вообще, не будь у тебя опыта, ты не провернул бы все так быстро.
– Действительно нетрудно догадаться, – задумчиво кивнул Заллус – Что ж, какие еще у тебя претензии ко мне?
Этот вопрос фактически означал: что еще ты знаешь? А я абсолютно ни в чем не испытывал уверенности. Поэтому сказал:
– Ты не ответил мне. Когда я вернусь домой?
– Когда я этого пожелаю, – ответил Заллус, и в голосе его мне почудилось облегчение. Очевидно, он понял, что больше я не владею никакими лишними знаниями.
А это хорошо. Это значит, есть что-то, что я могу – и должен – узнать.
А еще это означает… Я постарался поглубже спрятать удовольствие от догадки. Морда не лицо, но я-то помню, что облик чудовища получился у меня очень выразительным, а колдун вполне может оказаться неплохим физиономистом – так нечего ему читать мои мысли. Я понял, что опасения были напрасными: не может Заллус наблюдать за мной на Радуге. Иначе бы ясно представлял, что я знаю, что предполагаю, а что и вообразить не могу.
Итак, в этом Черномор не солгал. Значит, я могу довериться ему и в остальном? Ну пожалуй, «довериться» – слишком сильное слово. Колдуны, по всему видно, народ эгоистичный, заботящийся лишь о собственных интересах. Обманывают с такой же легкостью, с какой дышат. Что ж, это уже информация. Никакой дружбы между Заллусом и Черномором конечно же нет. Но взаимная выгода заставляет их терпеть друг друга. Пока между ними сохраняется некий вид равновесия… Но как только одному представится случай избавиться от «дружбы» другого…
Странно только: если Заллус не может следить за мной, то как оказался на острове столь своевременно? Почему вообще пришел? Напрашивался только один ответ: он почувствовал использование магии. «Услышал», что я колдую… А может, интуиция подсказала, вот и примчался проверить, в чем дело? Или просто, как он сам сказал, удостовериться, что я справляюсь с обязанностями.
А почему в призрачном виде? Скорее всего, потому, что так легче перемещаться – меня-то он забрасывал на Радугу, так, помнится, почти час трудился…
– Теперь и ты ответь. – Голос Заллуса вернул меня к действительности. – Какие еще претензии ко мне?
– А что, должны быть? – спросил я.
Колдун усмехнулся:
– Ты озлоблен сейчас, мало ли что придет на ум в таком состоянии? О чем ты задумался?
– О прежних Хранителях. Все-таки какова была их судьба?
– Некоторые погибли, – чуть помедлив, ответил мне Заллус – Некоторые вернулись домой. Захоронений на острове и впрямь нет, я никогда не считал разумными погребальные церемонии. Но тебя это не должно волновать. С тобой подобного не случится. Погибшие Хранители были уничтожены колдовством. А ты – существо из другого мира. У тебя очень высокая сопротивляемость нашей магии.
– Это заметно, – скептически хмыкнул я, указывая на собственное мохнатое тело.
Заллус улыбнулся:
– Нечего удивляться. Ты заклят чарами острова, которые перенесли тебя сюда. Только они над тобою и властны. Ни один охотник за Сердцем Радуги такого не ожидает, – заверил он и глянул на солнце. – Однако мы заболтались, мне пора. Так значит, больше ни вопросов, ни претензий? В таком случае, откланяйся за меня перед своими гостями. До встречи…
– Послушай, Заллус, – не удержался я. – Мне не совсем понятно… Тебя что, совсем не смущает, что я позволяю жить здесь посторонним?
– А почему ты считаешь, будто способен понять замыслы существа, чей разум превосходит твой неизмеримо?
– Это типа ты такой умный, что мне, сирому, за тобой не угнаться? – хмуро уточнил я.
– Типа того. Ладно, для примера объясню. Твои гости не претендуют на Сердце острова, и, значит, совершенно безопасны. Любой из прежних Хранителей все равно убил бы их, прекрасно понимая, что, вернувшись домой и рассказав о своих приключениях, эти безобидные гости спровоцируют сотни искателей чудесного на покорение Радуги. То есть стократно умножат число твоих проблем. Но ты, существо слабовольное, конечно, предпочтешь сохранить им жизнь… Что ж, меня устроит и это. Чем больше людей захотят владеть магией, тем больше будет у меня покупателей. – Он задумчиво потер подбородок. – Правда, давно уже следует проверить… – сказал он себе и вдруг заявил: – Вот что, пусть твои сожители покинут остров.
– На плоту?
– Нет. В одном из святилищ имеется ларец, похожий на тот, через который ты передавал мне купеческие подношения, только три орла на нем изображены иначе – по кругу летящими. Ларчик сей отворяется и запирается по слову: «Шилам-Шалаим, отворись» или «Шилам-Шалаим, затворись». В нем лежат кольца особой силы: они позволяют человеку перенестись с острова Радуги в любое место, какое он пожелает – при надевании на мизинец левой руки. Надетые же на мизинец правый, эти кольца переносят человека обратно на остров. Средство не для кота, конечно, но русского с немцем отправишь легко. Только поставь условие: вели каждому, чтобы про кольцо никому не говорили, но подыскали бы в своей местности купцов позадиристей, почестолюбивее, вот им пускай расскажут всю правду о том, как ушли с Радуги. И пусть им кольца отдадут. Как только купцы появятся на острове, сразу пиши мне. Приветь, накорми, а дальше не твоя забота, я сам прибуду с ними говорить.
– Ничего не понимаю, – честно сказал я. – Бред какой-то. Ты что, сам не в состоянии выбрать, с кем деловые отношения завязать?
– От тебя не требуется понимания. Сам ведь признал: я такой умный, что не тебе, сирому…
Он приложил руку к голове, то ли прощаясь небрежным жестом, то ли стягивая звездчатый колпак – я уже не разглядел, его фигура стремительно растаяла в жарком воздухе. Я медленно побрел к терему.
…Бред и еще раз бред! Деловой человек, даже в нашем мире не теряется, значит, хватка бизнесмена у него на уровне первой сигнальной системы. Иметь налаженную сеть сбыта магических товаров – и вдруг пускаться в такое ребячество! Интересно ему, видите ли, посмотреть, что получится из случайного выбора клиентов! Да хоть бы прикинул, что о нем купцы подумают!..
А правда, что они подумают?
Едва ли состав маленького товарищества «змеиных» негоциантов широко известен, но что деятельность его совершенно тайна – не верю. Уже морская специфика основных товаров не позволит им оставаться секретом для окружающих. Почти наверняка каждый второй купец на свете мечтает получить доступ к этому роду торговли. И обнаружив способ практически без затрат путешествовать на волшебный остров, он почувствует себя… счастливчиком. Баловнем судьбы. И ведь вполне оправданно!
А поскольку некое слабохарактерное чудовище никого из гостей острова убивать не желает, в довольно короткие сроки эта практика приведет к созданию второй партии магических негоциантов, конкурирующей со змеиным флагом. Правда, случайный выбор едва ли позволит им объединиться…
Я почувствовал, что близок к разгадке. Ведь «змеевики» – преимущественно англичане и, если только Джон Гуилкрафт не исключение, искренние патриоты. Их деятельность за некоторый срок позволила Англии заявить о себе на морях, о чем также свидетельствует список популярных товаров, главным образом направленных на облегчение навигации и кораблевождения. По словам Платона, активность британских мореходов сильно тревожит шведов и датчан, и немудрено – раз уж аккредитованный негоциант мечтает о волшебном оружии, значит, англичане готовы к решительным действиям.
Усиление Англии, конечно, не было целью Заллуса, о чем говорит наличие среди носителей змеиного ярлыка представителей других народов. В итоге опыт не устроил колдуна, и он решил восстановить баланс: создать вторую торговую сеть, уже не привязанную ни к одной короне. Метод он избрал, конечно, экстравагантный, но наверняка эффективный.
Учитывал ли Заллус национальную принадлежность «первых ласточек» нового предприятия, их личности? Последнее сомнительно. Я постарался детально вообразить, как новгородский ремесленник и саксонский рыцарь возвращаются в родные пенаты. Платон – человек простой, молчать не станет, да и просьбу, то есть уговор, выполнит, на самом деле пойдет искать подходящего купца. Рудя, вероятнее всего, соблюдением уговора пренебрежет, и трудно его в том винить, ибо таково воспитание: в его среде держать слово, данное врагам веры (и всем, кого таковыми считают), просто моветон. Однако от отчета о проделанной работе перед магистратом ордена Рудя не отделается. И скрывать своих приключений не будет. Приукрасит, конечно, приврет, но постарается сгладить неудачу – ведь заявленного острова «Юде-Вундер» он не отыскал.
То есть информация о возможности путешествовать на волшебный остров просочится непременно. Русичи, чуть ли не более амбициозные покорители морей, чем англичане, да и саксонцы, у которых отношения с соленой водой все никак не сложатся, едва ли упустят случай. Однако Платон не имеет отношения к купеческому кругу и, стало быть, «искать купца» ему будет затруднительно. А Фатерляндский орден наверняка воспротивится идее связать себя сделкой с нечистой силой.
И это лишний раз подтверждает, что Заллус за островом не следит, иначе бы он знал о возможных осложнениях и вместо обрисованного в самых общих чертах «уговора» придумал бы что-нибудь поконкретней.
Ну я-то за него это делать не буду…
Так, а ведь где-то мне этот ларчик попадался на глаза… Ах да, конечно, в отдаленном капище некоего улыбчивого божества, потускневшие фрески которого, сказать по правде, не вызывали чувства симпатии. Было в его веселой личине что-то ехидное. А, пожалуй, напоминал он и самого Заллуса, чьи радости, как вы имели возможность заметить, редко тянет разделить.
Капище находилось на западной оконечности острова, среди скал. Туда я, не заворачивая в терем, и направил стопы.
Ах, приятно все же по нашему острову гулять! Райский сад. Шелест роскошных крон и птичьи трели успокаивают нервы, вселяют в душу покой. Однако Радуга не однообразно-слащава. Западная часть встречает пришельца серыми скалами, которые, начинаясь уже на южном побережье, здесь смыкают ряды, глядят хмуро и величественно. Здесь над всеми звуками царит прибой, и подчеркивает его контрапункт протяжных воплей чаек.
Среди скал, впрочем, часты укутанные буйной растительностью ложбины, откуда ветер не выдувает плодородную почву. В одной из них и притаилось капище улыбчивого бога.
А ведь и правда на Заллуса похож, особенно вот этой вот улыбкой, которая так разозлила меня сегодня. Что-то такое… буржуйское роднит их. Наверняка божок в свое время заведовал торговлей, был пронырливым малым вроде Меркурия, таким же шустрым и наверняка не высоконравственным. Хотя по этой части там, помнится, лидировали Зевс и Аполлон…
Ну да ладно, это сейчас не к месту. Вот он, ларец, скромно возлежит на возвышении за алтарем, а вокруг валяются разнокалиберные кольца. Рассыпались, что ли? Я поднял несколько, попытался напялить на пальцы. Два налезли, однако никакого магического действия не произвели. Все правильно, не ждал же я, в самом деле, что волшебная сила вот так возьмет и перенесет меня в родной город… Не ждал же? Нет, ни капельки не ждал.
Легкий ларчик, наверное, был обит изнутри материей – из-под крышки доносился глухой перестук нескольких предметов. Я подцепил крышку когтем – да, закрыто. А корпус гладкий, ни единой щелочки нет, ни узора, под которым можно спрятать потайную пружину. Из украшений – только три орла, летящих кругом.
Случайно ли, что три орла сопровождают предметы, связанные с магическим перемещением в пространстве?..
Стоп, не будем отвлекаться. Слова-то волшебные не забыл? Ну-ка, ну-ка… Что-то такое, не для тонкого арийского уха Цвейхорна. Будто «сим-салабим» на идиш перевели… Точно!
– Шилам-Шалаим, отворишь… тьфу, то есть – отворись, Силам-Шалябим! Блин…
Я вытянул губы трубочкой, потом поджал, снова вытянул и снова поджал. Старый прием, так и учителя губы разминают, и дикторы на ТВ. Точнее, раньше разминали, пока косноязычие не превратилось в комильфо. Потом подвигал челюстью влево-вправо. Хорошо, что меня никто не видит.
– Шилам-Шалаим, отворись!
С негромким, мелодичным звоном крышка откинулась, явив моему взору четыре кольца на бархатной подстилке, точь-в-точь таких, как лежали вокруг. На мой мизинец налезло только одно, но ни домой, ни в описанный Платоном Новгород не перенесло. Все правильно, напомнил я себе. На ребят должно подействовать. Другое дело, что Рудя заартачиться может – как же, честному католику на колдовской силе летать! Хотя за самобранкой никаких комплексов не испытывает, рубает только так…
Забрав на случай все четыре кольца, я отправился к терему.
Да, все это стоит еще не раз и не два крепко обдумать, но, похоже, мой единственный реальный шанс выбраться живым с чудесного острова – это разгадать тайну его Сердца. Вероятно, и даже наверняка, держа его в руках, я смогу диктовать условия Заллусу. На помощь Черномора надеяться можно и нужно, но чересчур нельзя.
Иллюзии развеялись окончательно. Заллус показал себя по отношению ко мне не работодателем, а натуральным рабовладельцем. Значит, у меня есть право на восстание. В конце концов, не нужны мне его деньги! Вот вернусь – и ни гроша не возьму!..
Я вспомнил оговоренную сумму и еще раз, уже гораздо строже, приказал себе: не возьму!
Помогло, но как-то не слишком убедительно.
Тогда я заставил себя вспомнить, что до возвращения мне еще как пешком до Китая, и это подействовало сильнее.
До терема еще километра полтора оставалось, когда я услышал окликавшие меня голоса. Я ведь часа два отсутствовал, и обеспокоенные ребята уже отправились меня искать.
– Ти весь правий, Тшудо-юдо! Конетшно, этот кольдун хотеть продажний сеть, не связанни чувством дольга ни с один корона, – взволнованно и оттого почти совершенно неразборчиво говорил Рудя.
Да, я рассказал им о своих соображениях по поводу Заллусова «уговора». Почему бы и не рассказать? Это я с виду страхомуть лохматая, а так – душа нараспашку. Платон и Баюн понимающе покивали головами, а браве риттер, как видите, пришел в неописуемое возбуждение.
– Это весь есть цель для его кольдовство. Однако Заллус просчитался, – неожиданно чисто, видно, по причине торжественности слога, заключил доблестный саксонец. – Ибо на его пути встанет Фатерляндский орден. Вот дарованный благим Провидением случай внести имя Фатерляндского ордена в скрижали веков! Наши купцы станут действовать в интересах магистрата, и Заллус сам не заметит, как поможет созданию Священной Империи Единой Германской Нации!
Я зааплодировал, Платон, не приученный к такому выражению публичного восторга, только крякнул, а Баюн, коротко мявкнув, напружинил хвост под углом сорок пять градусов – получилось очень похоже на «зиг хайль».
А Рудя – о чудо! – иронию нашу разглядел, но нисколько не обиделся. Смущенно улыбнулся и заверил:
– Так быть, так быть… Платош, а ти домой пойдешь?
Новгородец оглянулся на меня и пожал плечами:
– Коли Чудо-юдо прогонит…
– Да Бог с тобой, мне что, жалко? Живи, если нравится.
– Я ведь правду говорил: мне возвращаться некуда.
– Котик, а ти?
– Что – я? – удивился Баюн. – Обо мне и речи нет, Отто. Или ты думаешь кольцо на хвост мой нацепить? Едва ли сработает.
– Я мог би взяйт тебя на руки.
– А зачем? Уж если нашему Платону некуда спешить, так мне тем паче. Да и скучновато будет без нас Чуду-юду, так ведь?
Я кивнул, но промолчал, чтобы не было похоже, будто уговариваю. Не хочу я никого неволить. Но в душе был благодарен и коту, и новгородцу.
– Да, так это есть, так, – невнятно забормотал Рудя, переминаясь с ноги на ногу, как двоечник у доски.
– Ну что, рыцарь, сразу в путь отправишься или поужинаешь с нами? – спросил я.
– О я, я, надо поужинайт! И надо хорошо подготовься. Плехо, если что забывайт, хорошо, если не забывайт…
Да что на него нашло? Только что витийствовал, и вдруг заговорил, как… даже сравнение не подберешь. В ином романе фэнтези наверняка прошел бы оборот «как пьяный детсадовец», но я, поверьте, искренний враг таких противоестественных сравнений. Хотя… похоже, черт возьми, похоже.