— Вам следует избавиться от трупов, — сказал Смит.
   — Сами избавляйтесь. Я вам не нанимался.
   — К сожалению, я не могу этого сделать. Видите ли, в доме моя жена, и скоро она уже сунет сюда свой нос. Я не могу допустить, чтобы она это увидела.
   — Просто не знаю, Смитти, что бы вы делали, если бы я не оказался здесь и не уладил ваши дела? — И он самодовольно взглянул на директора, словно ожидая ответа на свой риторический вопрос.
   Затем он прошел под навес возле входа в коттедж и вывел оттуда аэросани, которыми пользовался Смит. В этих местах каждый домик, каждый коттедж снабжен этим транспортным средством, поскольку порой снег здесь столь глубок, что лишенные аэросаней жители могут оказаться отрезанными от мира на много недель. А замерзшие или умершие с голоду туристы могли бы нанести непоправимый ущерб туристическому бизнесу штата Мэн.
   Римо подкатил машину к груде трупов и начал перекидывать их на аэросани, словно мешки с картошкой. Сверху он водрузил Бобби Делфин, а затем подоткнул болтающиеся конечности, чтобы закрепить остальные тела.
   Развернув аэросани, он направил их к вершине холма, резко обрывавшейся пропастью, где внизу протекала замерзшая сейчас река. Затем он повернул руль, чтобы закрепить полозья в фиксированном положении, завел мотор и спрыгнул на снег.
   Аэросани начали медленно подниматься на холм, увозя с собой груз из тринадцати тел.
   — Их найдут только весной, — сказал Римо, обращаясь к Смиту. — А вы уж устройте, чтобы к тому времени ни одна живая душа не знала, кто снимал этот дом.
   — Сделаю, — заверил его Смит.
   — Отлично. А почему вы не возвращаетесь в Фолкрофт? Вам больше незачем здесь скрываться.
   Смит посмотрел на холм.
   — А как же вождь? — спросил он.
   — Не беспокойтесь, я позабочусь о нем, когда вернусь в Нью-Йорк.
   — Разве можно о чем-то беспокоиться, когда имеешь таких сотрудников, как вы?
   — Вы чертовски правы! — произнес Римо, восхищаясь собственной доблестью.
   Он оглядел окровавленный снег, затем поднял пучок желтых перьев и принялся мести этим своеобразным веником, заметая кровавые следы. Через несколько секунд двор выглядел таким же чистым, как перед битвой.
   — А как быть с Валери? — спросил Смит.
   — Я заставлю ее молчать.
   Римо ушел, а минуту спустя Смит услышал звук заводимого мотора и тоже пошел прочь.
   Но прежде чем войти в дом, он задержался на крыльце. Открыв входную дверь, он крикнул, обращаясь к безлюдной заснеженной равнине:
   — Эй, хватит валять дурака! Если хотите играть в свои дурацкие игры, отправляйтесь куда-нибудь еще! Пока никто не пострадал. Именно так — убирайтесь отсюда! — Подождав двадцать секунд, он закрыл дверь и прошел в спальню. — Дорогая, ты оказалась права. Действительно, какие-то идиоты репетировали военные игры к юбилею. Я их прогнал.
   — Харольд, но я слышала выстрелы?
   — Это чтобы их предупредить, — кивнул Смит. — Я стрелял в воздух. Просто для того, чтобы они ушли.
   — Судя по твоему поведению, я решила, что там происходит что-то действительно серьезное, — подозрительно заметила миссис Смит.
   — Нет, что ты, ничего серьезного. Кстати, знаешь что, дорогая?
   — Что?
   — Собирайся. Мы едем домой.
   — Хорошо, Харольд.
   — Эти леса надоедают.
   — Да, Харольд.
   — И боюсь, я никогда не научусь кататься достаточно хорошо, чтобы перейти на более серьезную трассу.
   — Да, Харольд.
   — К тому же мне хочется вернуться к работе.
   — Да, Харольд.
   Когда он вышел из комнаты, миссис Смит вздохнула. Жизнь так скучна!
   Скучна, скучна, скучна.


Глава 15


   Недалеко от Нью-Йорка, на другом берегу реки, в Вихокене, штат Нью-Джерси, есть небольшое забранное в цемент недоразумение под названием парк, построенное в память об убийстве Александра Хамильтона Аароном Бэрром.
   Парк выглядит заплаткой на ухабистом бульваре, извивающимся змеей по вершине холма. Он должен был находиться непосредственно на месте убийства, но его создатели промахнулись — всего на какие-нибудь две сотни футов. По вертикали.
   Хамильтона застрелили у подножия утеса, на каменистом участке, усыпанном булыжником и обломками пород. Когда до 42-й улицы в Нью-Йорке отсюда ходил паром, территорию здесь регулярно расчищали, но теперь паром отменили и махнули на это место рукой.
   Так что было весьма сомнительно, что появление здесь еще одного камня привлечет чье-то внимание.
   Если бы не Валери Гарднер.
   Выполнив свое обещание и убрав тело Уиллингэма с остальными представителями народа актатль из специального зала музея, Римо нашел способ заткнуть рот Валери.
   И хотя она по-прежнему считала его маньяком-убийцей, он все же сумел внушить ей мысль, что настал момент, когда должен быть назван преемник Уиллингэма, а кто может быть лучшей кандидатурой, чем молодая помощница директора, которая столько сделала для сохранения музейной коллекции.
   И вот Римо связался со специальной передвижной группой из Гинвич-виллидж, которая специализировалась на ночной работе, вывозя людей и их вещи из квартир между двенадцатью ночи и пятью часами утра, когда домовладельцы спят, а Валери обзвонила нью-йоркские телестудии, газеты, телеграфные агентства и влиятельные политические журналы.
   На следующий день ровно в час, когда представители прессы прибыли на заваленную камнями площадку, где произошла дуэль между Хамильтоном и Бэрром, их взорам предстала Валери Гарднер, опершаяся на гигантский восьмифутовый валун с вырезанными на нем кругами и какими то примитивными птицами. Валери проинформировала их, что валун был украден из музея и возвращен лишь за «солидный выкуп», который она заплатила из собственных средств, поскольку не могла связаться с директором, мистером Уиллингэмом, чтобы получить его согласие.
   Пока Валери объясняла, что это бог «примитивного мексиканского племени под названием актатль, полностью исчезнувшего с приходом Кортеса с конкистадорами», в лицо камню дул сильный северный ветер.
   — А нет ли у вас каких-либо версий относительно вероятных похитителей камня? — спросил один репортер.
   — Пока никаких, — ответила Валери.
   — Интересно, как они вынесли его из музея? Ведь он весит не меньше тонны, — задал вопрос другой журналист.
   — Четыре тонны, — поправила его Валери. — К сожалению, вчера мы не смогли выставить надежную охрану, потому что кое-кто заболел, поэтому взломщикам удалось проникнуть в музей и увезти камень, очевидно, при помощи каких-то погрузочных средств.
   Репортеры задали еще пару вопросов, операторы с разных ракурсов сняли камень и Валери, а под конец один из присутствующих спросил:
   — А есть ли у этой штуки имя? Как нам его назвать?
   — Для племени актатль он был богом, — объяснила Валери. — Они называли его Уктут. Это было общеизвестное имя, которое использовал простой народ. Но было у него и тайное имя, известное лишь жрецам племени актатль.
   — Неужели? — воскликнул репортер.
   — Да И это тайное имя... — Камеры бесшумно закрутились, когда Валери произнесла тайное имя камня Уктут.
   В тот вечер новость о пропавшем камне передавали все телеграфные агентства и телекомпании страны. И даже за ее пределами, во всех странах мира люди, верившие в Уктут, смотрели, как Валери произносит священное имя. И когда не разверзлись хляби небесные и небо не упало на землю, они печально вздохнули и решили, что теперь, после пяти столетий жизни среди западной цивилизации, им, возможно, пора перестать думать о себе как о народе актатль, полузабытом племени, поклонявшемся бессильному камню.
   Но не все видели передачу новостей.
   Когда Валери и репортеры ушли, в парке на вершине холма стояли три человека и смотрели на огромный монумент.
   В центре стоял Жан-Луи де Жуан. Он улыбнулся и произнес:
   — Очень умно. Впрочем, все это было хорошо продумано и спланировано. Как вы меня нашли?
   — Ваши имя было в досье Уиллингэма, — ответил человек справа от него. — В них содержались все имена. Вы были единственный Жан-Луи, к тому же мне про вас говорила Бобби.
   — Информация когда-нибудь нас всех погубит, — кивнул де Жуан и посмотрел на старика-азиата, стоявшего слева.
   Тот покачал головой.
   — Вы император, и это вам наказание за то, что вы не прибегли к помощи квалифицированных специалистов. Нельзя доверять серьезного дела любителям.
   — Что же теперь будет?
   — Сегодня, когда выйдут выпуски новостей и там прозвучит священное имя и все такое, все представители племени актатль поймут, что ваш Уктут — жалкая подделка. Вот и все.
   — А ваша секретная организация восстанет из руин и будет продолжать все как было?
   — Точно, — подтвердил Римо.
   — Ну и ладно, — сказал де Жуан. — Чему быть, того не миновать. Боюсь, я не создан для того, чтобы быть вождем. Или, по крайней мере, вождем народа, поклоняющегося скале. — Он улыбнулся — сначала Римо, затем Чиуну, словно желая разделить с ними шутку, понятную лишь близким друзьям.
   Но они не улыбнулись в ответ. Римо сунул де Жуану в карман клочок бумаги, а Чиун столкнул его с утеса прямо на камень Уктут. С громким звуком де Жуан ударился о него.
   — Ну и ладно, — обратился к Римо Чиун. — Чему быть, того не миновать.
   Тело де Жуана будет обнаружено в тот же вечер зеваками, которые, посмотрев новости, поспешат к подножию холма, чтобы взглянуть на огромный валун.
   А полиция найдет в кармане де Жуана отпечатанную на машинке записку с признанием, что именно он убил конгрессмена, миссис Делфин и Джоя-172, мстя им за то, что они не уберегли Уктут от осквернения. Еще там будет сказано, что Уктут — это ложный бог и что он, Жан-Луи де Жуан, как вождь племени актатль отрекается от отвратительного куска скалы и рассматривает свою смерть как частичное искупление своего участия в трех жестоких и бессмысленных смертях.
   Все эти события найдут подробнейшее отражение в средствах массовой информации, оставив в стороне возвращение в Фолкрофт директора санатория доктора Харольда В. Смита, хорошо отдохнувшего на курорте возле горы Себомук в штате Мэн и теперь занятого восстановлением своих сложных компьютерных систем.
   А Римо и Чиун сядут в своем номере и примутся обсуждать проблему обеда.
   — Рыба, — скажет Чиун.
   — Я бы предпочел утку, — возразит Римо.
   — Нет, рыба.
   — Давай закажем утку. В конце концов, не каждый же день мы убиваем вождя.
   — Только рыбу, — настойчиво повторит Чиун. — Мне надоело смотреть на то, что украшено перьями.