Мери В.. Рассказы

- Верю, особенно как вспомню Корею. Вот где жирок не помешал бы. Я там
мерз чертовски. Спасибо, выручила мудрость предков.
- Начал пить?
- Да нет, построил сауну. Мы расположились на высоченной горе. А
противник, представь, на соседней. Их всего-то было трое, но они держали под
обстрелом долину и дорогу, по которой нам подвозили припасы. Без дымовой
завесы днем невозможно было проехать. Так вот, мои друзья из сауны не
вылезали. "Черт побери, Купаринен, - восхищались они, - это блестящая штука,
ты же можешь взять патент". Сауна-то была подземная! Сверху ее не видно
было, только дымок курился. Однажды к нам прикатил на джипе генерал, да не
простой, а трехзвездный Смит. Ты наверняка слышал о нем.
- И что же дальше?
- А тут как раз приказ открыть огонь. Выскочили мы из сауны в чем мать
родила и помчались к пушкам. Обстреляли все, не смотри, что голые, чего там
возиться было, одеваться; закончили пальбу, припустили обратно в сауну. Смит
даже джип притормозил.
- Как, на такую гору можно было въехать на джипе? - удивился я.
- Ну да. А что особенного?
- Разве там шоссейная дорога проходила?
- M-м... так мы же ее проложили.
- Значит, это была горка, а не гора.
- Горка, горка. Пусть будет горка, раз уж тебе так хочется! У этого
Смита глаза на лоб полезли, когда мы нагишом шуровали у пушек. Да еще
красные, пар от нас так и валит клубами. Морозу-то градусов семьдесят! Смит
сразу же укатил, не по себе ему стало. Дорогу завесили, и джип пропал. Все в
дымище, а мы дрожим и гадаем, кого еще черт принесет. Тут грузовик со всем
солдатским обмундированием, вплоть до нижнего белья, прикатил. Смит, видать,
решил, что наше-то поизносилось. Вот каждому и выдали полный комплект, чтобы
голышом у пушек не торчали.
- Веселенькая история! Обязательно использую ее, если, конечно, ты не
вычитал это где-нибудь!
- Что-что?
- Ничего, продолжай!
- Потом мы попали в окружение. И нам на парашюте сбрасывали боеприпасы
и продовольствие. Да приземлился-то всего один. Угадай, что там было?
- Обмундирование, разумеется.
- Да нет, ящики с виски. Всю неделю мы кутили. На этой чертовой горе и
закусить-то нечем было. Перкеле! Мука-то какая! Лучше бы все разом выпили,
да мы побоялись. Потом нам приказали взорвать пушку и выйти из окружения.
Назначили точное время и указали маршрут. Прикрыли нас с двух сторон
артобстрелом, расчистили путь, и мы прошли, как сыны израилевы через Красное
море. С обеих сторон непрерывно грохотало. Красотища! А когда мы пробились к
своим, друзья встретили нас по первому классу: каждому вручили по бутылке
виски. Можешь представить, как они озверели, когда мы, не сговариваясь,
грохнули бутылки оземь. Дьявол! Мы-то надеялись, что наконец-то дадут как
следует пожрать, а тут на тебе. Нас поместили в карантин, да еще врача
приставили. А там молоко да манная каша, молоко да манная каша...
- Постой, постой! Я вспомнил кое-что интересное. Одна наша родственница
питается исключительно манной кашей. Она живет в Хельсинки, работает в
банке. И вот однажды ей взбрело в голову провести лето у нас на границе, на
перешейке. Представляешь!
- Ну и что особенного? Подумаешь!
- Как это! По-твоему, казарма - подходящее место отдыха для столичной
барышни? Тем более что нас и без того там было четверо, а комнат всего две,
вернее, комнатка и кухня. Ей пришлось спать в одной комнате с мамой, а отца
вместе с детворой, то есть с нами, я тогда еще ребенком был, выдворили на
кухню...
Тут в ресторане опять появилась худенькая старушка. По-видимому, все
это время она пряталась за косяком двери.
- Вы что-нибудь забыли? - участливо спросила кассирша.
- У меня есть еще один сын. Он служит во флоте, - выпалила старушка.
- А мой муж служил в авиации, - поделилась кассирша.
- Мальчика зовут Джером, он аккуратно пишет мне. А другой сын, Джек,
учится в Пенсильванском университете.
- Да, вы уже говорили. Он приезжает на будущей неделе.
Старушка хихикнула и снова пропала за дверью...
- Это была чертовски красивая и элегантная барышня. И темные очки, и
белые туфельки, и каждый день новая юбка! А накрашенная какая! Жуть! С утра
до вечера она валялась на пляже и читала какой-то тонкий роман.
- Романы всегда толстые, - усомнился Купаринен. - Насколько мне это
известно.
- За неделю она не продвинулась дальше сорок второй страницы. Закладка
у нее знаешь какая была? Косточка от корсажа.
- Ничего себе фифочка!
- Уехала домой, а через месяц - бах! Письмо, что она выходит замуж за
нашего механика. Как тебе это нравится? Отец тут же пошел к нему выяснить,
где они успели познакомиться. Оказалось, они встречались на пляже.
- А что тут особенного, не пойму? Почему ты не ешь? Ты что, зациклился
на своей родственнице? - перебил Купаринен.
- Знаешь, я все-таки напишу о нашем с тобой путешествии!
- Кто это, интересно, напечатает!
- Любой журнал, куда пошлю.
- Не вздумай писать обо мне.
- А как же без тебя?!
- Ладно, рассказывай дальше: итак, они встречались на пляже...
- А вот и нет. Отец вспомнил, что механик и фифочка, как ты ее назвал,
познакомились еще раньше, лет десять тому назад. Потом отец случайно
встретился с ней на улице Суоменлинна - его послали туда на курсы
начальников пожарной охраны. Они зашли в кафе поболтать. Отец завел речь о
нашей электростанции. Фифочка ужасно смутилась.
- А твой отец стал допытываться, где она отыскала этого вашего
механика. И тут оказалось, что на пляже, - съехидничал Купаринен.
- Да нет же. Отец был на курсах еще весной, а она приехала к нам позже.
Я к чему веду? У нас над котельной живут дворники, а механики - на
электростанции. Если взорвется котел, дворнику капут, а если повысится в
трубах давление, механику - крышка. По этой причине ни одна женщина никогда
не решится выйти замуж за дворника или за механика.
- Вон как, что-то я не встречал холостяков среди дворников и механиков.
- Да это же шутка, нас отец ею угостил, а ему ее механик преподнес. Это
он так отделывался от всех любопытных. Отец знал, как его зовут: сюжет, в
котором у героев есть имена, правдив и убедителен. Так вот, наша
родственница разузнала все, что ей нужно, и прикатила на лето к нам.
Разумеется, не просто так. Наверное, отец пригласил ее тогда, в кафе. На
прощанье что-то непременно говорят, не мог же он просто встать и уйти.
Сказать "позвони" он тоже не мог, телефона ведь у нас нет, вот у него и
сорвалось роковое слово "Приезжай!".
Мама в первый же день стала показывать гостье казармы. Им пришлось
пройти мимо электростанции, там вечно торчали два чумазых истопника. Женщины
пронеслись мимо них, здесь мама всегда мчалась во весь дух: электростанция
страшно гудела, а мама была пугливой. Она и родственницу заставила мчаться.
Истопники аж глаза вытаращили при виде такого зрелища. И тут же сообщили
механику, что на дистанции появилась незнакомая бегунья. А механик
догадался, что рядом с мамой могла быть только наша фифочка. Он сразу
сообразил, что гостья прохлаждается на пляже, и поспешил проверить, там ли
она.
Днем у нас на пляже обычно пустынно, только женщины и дети, и фифочка
загорала без лифчика. Механик крался к ней, как по канату, покачиваясь и
затаив дыхание. Однако барышня нисколько не смутилась при виде его и
продолжала лежать по пояс голая. А механика уже трясло как в лихорадке. Он
сдавленно прохрипел, что собирается в Хельсинки за запчастями, и спросил, не
согласится ли она с ним встретиться. "С большим удовольствием, - улыбнулась
фифочка. - Звони".
Тут механик потянул носом воздух и бегом рванул на электростанцию -
оттуда уже столбом валил черный дым.
Вскоре механик действительно уехал в Хельсинки, разыскал в адресной
книге телефон красотки и позвонил ей, но, видно, она была еще на работе. Во
всяком случае, никто не ответил. Тогда механик пошел прямо к ней домой и
позвонил в дверь. Он не очень-то доверял телефону. Фифочка оказалась дома.
Она стряпала еду, и они вместе поужинали. Весь оставшийся вечер проиграли в
карты, а потом как ни в чем не бывало легли спать, будто век вместе прожили.
- А ты стоял в темном углу и подглядывал, - ввернул Купаринен.
- Ну что ты, это отец мне рассказал. Механик поделился с ним своими
сомнениями: десять лет назад он даже не смог перейти с этой девицей на "ты".
Фифочка была ужасная воображала. И вдруг на тебе! С чего бы это? Механик
поведал все без утайки. Он просил совета! Отец запретил ему встречаться с
женщиной, которая способна впадать в крайности. Поди угадай, чего от нее
можно ожидать. И действительно, вскоре эта девушка потеряла в банке пять
миллионов, хотя прежде за ней такого не водилось. Полиция начала
расследование. Хорошо еще, что через неделю уборщица обнаружила на столике
под кипой журналов большой коричневый конверт, который там забыла фифочка.
На вопрос, как это могло случиться, она с перепугу ляпнула, что влюблена и
собирается замуж. Это чтобы спасти репутацию. Представляешь? Когда человек
собирается замуж, мысли его всегда где-то витают, он становится рассеянным и
невнимательным. Словом, банк любезно предоставил ей месячный отпуск, чтобы
оформить брак. Фифочка тут же написала механику, что неплохо бы через месяц
сыграть свадьбу. Сам понимаешь, времени было в обрез, если придерживаться
довоенных обрядов и трижды оглашать брак в церкви. Мой отец категорически
запретил механику связываться с нашей родственницей. Слишком большой риск,
тем более что жить они должны были с нами по соседству. Посуди сам, хозяйка
она никудышная, ест одну манную кашу, такая, если ненароком родит, потом
будет винить мужа, что из-за него последнее здоровье потеряла. Ребенок
начнет подрастать, мамаша и вовсе отчается.
Механик пришел за советом к моей маме (женщины лучше разбираются в
подобных делах), и я слышал все это собственными ушами. Мама, бедняжка, так
на месте и подскочила, узнав, что наша родственница лежала на пляже без
лифчика. Такого прежде за нею никогда не водилось. "Такого, может быть, и не
водилось, - криво усмехнулся механик. - Зато все остальное было, не
приснилось же мне, в самом деле".
Эти его слова окончательно сразили мою мать. И, разумеется, совета
механик так и не получил. Какие уж тут советы!
Когда механик ушел, мама поделилась с отцом своими страхами, а я
прикинулся спящим и все слышал. Мне было интересно, троюродная сестра
все-таки! Мама была категорически против этого брака. По ее мнению, такая
особа может обвести вокруг пальца не только человека с высшим образованием,
но даже самого директора банка. И на что ей понадобился наш чумазый
механик?! Он и вести-то себя в обществе как следует не умея. Бывало, придет
к нам в гости, а сам все щупает водопроводный кран. Однако пришлось
жениться. Куда деваться, раз банк приказом дал отпуск своей сотруднице на
бракосочетание.
Но только все осталось по-прежнему, жена работала в столице, а муж ее -
на пограничной электростанции. Вскоре у них родился ребенок. Молодая мамаша
чуть рассудка не лишилась, она так пала духом, что и ходить-то за ребенком
не смогла. Пришлось мужу позаботиться о младенце. Он отдал мальчишку
кормилице, у которой только что родился ребеночек и молока хватало на двоих.
Младенец механика подрос и не расставался со своим молочным братцем.
Механик пару раз заехал было к жене в Хельсинки, но фифочка лишь
взахлеб читала ему новости из газет, не давая рта раскрыть. Пришлось с ней
развестись. Она ожила и похорошела. Да так, что получила в банке свою
прежнюю должность. Мама, встретив ее на улице, пыталась серьезно поговорить
с ней о ребенке (ребенок звался Энгельбректом), а фифочка в ответ
расхваливала какой-то парфюмерный магазин.
Когда мальчику исполнилось пять лет, механик взял его к себе. Общества
ему, видите ли, захотелось, да и родная все-таки кровь. Наши женщины очень
жалели мальчика, наверное, потому, что он не был их собственным ребенком.
Они часто зазывали его к себе, угощали, он охотно шел в гости и везде
чувствовал себя как дома: бил горшки, ломал кастрюли, таскал из шкафа еду, а
ему все прощали. Если он уносил, побывав в гостях, какую-нибудь ценную вещь,
соседки никогда ее не отнимали, а выменивали на что-нибудь яркое и
блестящее: на старый водопроводный кран, например, или перегоревшую пробку.
Но доброта и ласка окружающих не могли заглушить дурных наклонностей
ребенка. Стоило кому-нибудь обронить монету, как Энгельбрект тут же наступал
на нее ногой и не двигался с места до тех пор, пока потерявший не уходил.
Тогда воришка с радостным воплем совал монету к себе в карман. Хотя зачем,
спрашивается, воровать? Отец же ему ни в чем не отказывал.
Потом у ребенка появилась новая, не менее гадкая привычка, он целыми
днями плевался.
...В самом конце зала неожиданно возник белый призрак. Лицо, волосы,
сбившиеся набок, юбка - все было белым. К тому же он слегка покачивался.
Призрак дружески махнул кассирше рукой и тут же, потеряв равновесие, чуть не
упал.
- У нас имеется комната отдыха, - официант подлетел со скоростью
ракеты, подхватил женщину-призрак под руку и подвел ее к небольшой двери.
- Ты ничего не ешь, - заметил Купаринен.
- Что же я в таком случае делаю?
- Без конца болтаешь.
Один из официантов вышел из ресторана на улицу покурить. В Америке
суровая дисциплина, курить на рабочем месте не разрешается. Мужчина заметил
красотку, переходившую улицу, направился к ней и стал делать ей знак
остановиться. Интересно, на что он надеялся? Женщина отмахнулась от него
перчаткой. Она поспешно вошла в парк, забежала за скамейку и, опершись на
нее руками, расставила ноги. И только заметив, как потемнел подол ее юбки, я
отвернулся.
Мужчина бросил сигарету на тротуар, загасил ее ботинком, поднял окурок
и швырнул на проезжую часть. Потом он вошел в ресторан, улыбаясь, как
нашкодивший школьник. Женщины, сидевшие в зале, замерли. Лишь вилки,
мелькавшие в их руках, были единственным признаком жизни.
Купаринен принес огромный кусок пирога с сыром.
- Дай и мне попробовать, - попросил я. - В жизни не ел ничего
подобного.
- Ты что же, собираешься откусить от моего?
- Я даже не прикоснусь к нему. Отломи немного своей ложкой и положи в
ту кофейную чашку, но только, пожалуйста, не облизывай сначала ложку!
- Милый мой, это же Америка! - сказал Купаринен, засовывая ложку в рот
и старательно ее облизывая.
- Спасибо. Я расхотел пирога.
- Пойди и принеси себе другой кусок.
Купаринен вдруг заторопился, запихнул в рот разом все оставшееся, вытер
губы салфеткой, швырнул ее на стол и пошел прочь. Я догнал его и побежал
рядом.
- Куда это мы так спешим?
- Здесь недалеко есть хороший бар.
- Чем же он знаменит?
- Третью рюмку там дают бесплатно.
- Как это так?
- Учти, я отвечаю тебе лишь по долгу службы. К твоему сведению,
мужчина, переступивший порог бара, умеет считать только до двух. Он выпивает
две свои рюмки и отправляется домой, но если дадут третью, за ней пойдет
четвертая, пятая и так до бесконечности. Значит, третья рюмка - роковая,
понял?
- Ты хочешь пойти туда?
- Нет.
...Протяжно завыла "скорая". Вой все приближался и приближался, но
самой машины еще не было видно. Вот показался белый, как могильная кость,
пикап с красными крестами. Он остановился у ресторана. Мгновенно, как
крылья, распахнулись дверцы кабины. Из нее выскочили двое мужчин в белых
халатах, один из них стал вытаскивать носилки, а второй, не дожидаясь его,
побежал в ресторан.
- Это должно было случиться, - заметил я.
- Ты не можешь судить об Америке на основании одного этого случая.
- Я и не говорю ничего такого.
- Кстати, твой рассказ о родственнице был из рук вон плох.
- Зато твой был просто неподражаем.
- Это о войне? Согласен.
...Санитары осторожно вынесли из ресторана на носилках черноволосую
женщину в белой кружевной наколке. За ними вышел официант с сумочкой. Он
пытался пристроить ее рядом с владелицей, но ему никак не удавалось.
Пришлось отдать ее водителю. Носилки быстро вкатили в кузов и захлопнули
заднюю дверь. Санитары вскочили в кабину, и машина уехала.
Из ресторана, держась друг за друга, вышли две женщины. С ними вроде
все было в порядке. Потом стали выходить и другие. Ресторан вдруг опустел...


^TВ поезде^U

Перевод Т. Джафаровой

Пригородный поезд шел через лес. Земля между рельсами заросла высокой
травой, а по обочинам дороги красовался вереск.
- Ах, как забавно! Как будто все сразу увеличилось в размерах, -
произнесла дама и вдруг испуганно вскрикнула: веточка березы стукнула в окно
и затем прошуршала по вагону. Неожиданно возникло круглое, как чаша, озеро.
Берег его подступал так близко, что теперь из окна виднелась только синяя
водная гладь.
Господин в светло-коричневом костюме, белой рубашке и коричневом
галстуке читал книгу. Вагон сильно швыряло из стороны в сторону, и строчки
прыгали то вверх, то вниз, а то вовсе исчезали из поля зрения.
- Черт побери! Ничего из этого не получится. - Он достал из-под сиденья
портфель и запихнул в него книгу, а потом от нечего делать уставился на
входную дверь. Вагоны скучно скрипели, как кости старого ревматика.
Кроме господина и дамы, пассажиров больше не было. По левую сторону
двери находилась большая черная печь: закопченная жестяная труба, уходившая
в круглое отверстие на крыше, служила дымоходом.
Деревья за окном вскоре исчезли, и замелькали изгороди, стога сена,
выступы скал. На поле, маленьком издалека, стоял крохотный мальчик и швырял
камни в поезд.
- Где это видано, восемьдесят километров за три часа, - недовольно
произнес мужчина. - Надо было все же купить автомобиль.
- Ну что ты, поездом так интересно, много разных станций, смена
впечатлений.
- И на все это надо убить целых три часа... Да еще плюс расстройство
желудка.
- Не беспокойся, здесь, наверное, есть туалет, - заверила дама.
- Можешь быть уверена, что нет. Если очень попросить, они, возможно,
сделают милость и остановятся.
Поезд в который раз замедлил ход на маленькой станции.
Неожиданно в вагоне появился новый пассажир - крестьянин лет
пятидесяти. Он слегка замешкался в проходе, разглядывая даму и господина, а
потом прошел и уселся прямо напротив женщины.
Некоторое время он внимательно изучал своих спутников и наконец,
вытирая ладонью пот со щеки, произнес:
- Да, жара...
- Станет жарко, если надеть на себя в июле шерстяной свитер, -
покосился господин.
- Шерстяная одежда годится для любой погоды, - живо возразила дама, -
она одинаково хорошо предохраняет от холода и от жары.
Крестьянин тут же уставился на нее, раскрыв рот от изумления. Женщина
была в белой блузке с глубоким вырезом, в узкой черной юбке до колен и в
нейлоновых чулках, сквозь которые просвечивала веснушчатая розовая кожа. Она
выглядела гораздо моложе мужчины, которому на вид было лет сорок.
- Как там много коров, а пастбища совсем-совсем голые, - вслух сказала
женщина.
- Да, совсем голые, - повторил сосед, плотоядно глядя на ее коленки. -
Лето такое жаркое и сухое. Вот они, бедняги мои, и остались без корма.
- Это что, ваши коровы? - наивно спросила женщина,
- Которые, те, что ли? Да нет, те не мои, - возразил он, не отрывая
глаз от ее коленок.
Дама инстинктивно спрятала ноги под сиденье. Господин искоса взглянул
на свою жену: тонкие ноздри были у нее нежно-розовые, точно светом
пронизанные.
- Подай мне, пожалуйста, шаль, - попросила дама.
Господин вытащил из стоявшего на полке раскрытого саквояжа шаль и молча
протянул ей. Дама опасливо прикрыла колени.
- Хейкки, когда же мы наконец приедем? - нервно спросила она.
- Один черт знает, скорей всего никогда. При такой-то скорости.
- Хе-хе-хе. - Довольно рассмеялся сосед и перевел взгляд на
полуобнаженную грудь женщины.
Дама заметила это и залилась краской. Наступило неловкое молчание. На
очередной станции кто-то пробежал по перрону, заглянул в дверь, но так и не
вошел.
- Да, если такая жарища еще продлится, тут и шуба не спасет, - снова
хохотнул сосед. Супруги напряженно молчали.
- У вас есть дети? - неожиданно спросил он.
- Нет, - отмахнулась было дама и тут же спохватилась, - то есть да,
есть, один.
Господин вытащил сигару и молча закурил. Затем он с отсутствующим видом
стал разглядывать все ту же входную дверь. Дама забеспокоилась и как-то
невольно взглянула на вырез своей блузки. Крестьянин вдруг наклонился,
обеими руками схватил ее за грудь, стиснул и отпустил. И ошалело замер,
положив руки на колени.
Муж встал. Дама расслабленно всхлипнула.
- Перестань реветь, - приказал он. - А вы... вас я попрошу пройти со
мной в соседний вагон. Предстоит чисто мужской разговор. - Он направился к
выходу, а крестьянин понуро поплелся за ним на негнущихся от страха ногах.
Дама зарыдала, уткнувшись в оконное стекло.
- Свинья! - негодовал муж в соседнем вагоне. - Да как вы осмелились,
кретин! Сядьте вон там, подальше, чтобы не мозолить людям глаза. Вы что же,
прохвост этакий, всегда хватаете незнакомых женщин за грудь?
- Нет... - низко опустив голову, пробормотал тот.
- Может быть, вы женщин никогда не видели?
- Да видел я, - стыдливо буркнул провинившийся.
- Как же вы осмелились на такое, да еще с моей супругой. Имейте в виду,
она там сейчас одна и мне надо скорее вернуться. Так что покончим с этим
делом, и побыстрей.
- Я...Я... не хотел оскорбить, - вскинулся провинившийся. - Я возмещу
убытки.
- А хватит ли у вас денег? - свысока спросил муж.
- Да, да, я заплачу, - заторопился тот. - Сколько вы хотите?
- Это будет стоить... не меньше чем двадцать тысяч, - с притворным
вздохом сказал господин.
Крестьянин поспешно достал бумажник, вытащил деньги и молча протянул их
оскорбленному.
- Оставайтесь здесь, - выговаривал ему муж. - Если только вы осмелитесь
прийти в наш вагон, я вышвырну вас из поезда. Вы просто не отдаете себе
отчета в своих поступках, другой бы на моем месте подал в суд. Ну да ладно,
я не привык расстраиваться по пустякам, профессия хирурга обязывает.
Когда хирург вернулся к своей жене, та уже успокоилась и вытирала
слезы.
- Я так испугалась, Хейкки. Какая неслыханная наглость! Такого со мной
еще не случалось.
Господин снял с гвоздя черное женино пальто и, бросив ей на колени,
строго сказал:
- Прикройся.
- Может быть, ты думаешь, что это я во всем виновата?! Взгляни сам,
разве я так уж обнажена?
- Можешь считать, что это был комплимент твоей внешности. Есть чем
гордиться, мужичишка рехнулся, увидев твою грудь.
Дама снова заплакала.
- Не расстраивайся. История и яйца выеденного не стоит, - успокоил ее
муж.
- Что ты с ним сделал? - робко спросила дама.
- Надавал по морде, как всякий порядочный мужчина, и предупредил, что,
если только он сунется сюда, я ему голову оторву.
- Только не нужно было говорить ему, кто мы такие. А то все узнают.
- Я не так глуп, как тебе кажется.
- А он что-нибудь объяснил? - полюбопытствовала жена.
- Он? Да если б он хоть слово сказал, я б его тут же в окно выкинул.
В соседнем купе "козел отпущения" во всеуслышание жаловался какому-то
старику, как несправедливо с ним обошлись. Немного погодя к ним подсел
молодой парень и, с любопытством выслушав эту историю, пошел взглянуть на
пострадавших. Он вернулся и объявил на весь вагон:
- Эй, послушайте, эти аферисты еще сидят там. Идемте!


^TКогда хоронили Маурица^U

Перевод Л. Виролайнен

Дождь лил подряд три недели. А река текла через поле. Она словно
распухла, бежала без волн, с водоворотами. В ее струях возникали и двигались
продолговатые воронки. Упавшие в воду березовые листья кружились, ныряли и
снова выплывали на поверхность, но уже ниже по течению.
По дороге, пересекающей поле, шагал отряд. Он прошел через небольшой
березняк, который поредел, как память о прошлом. К затылкам солдат, к их
одежде и винтовкам прилипли березовые листья, точно отряд парился в бане не
раздеваясь, не скидывая оружия. Последние еле тащили ноги. Метрах в
пятидесяти позади всех плелся толстый лавочник из деревни и двое пожилых
хуторян. Лавочник угощал приятелей куревом, и они на ходу дымили. Лавочник
шел в своем темпе, хуторяне - в своем, все не в ногу.
- Батраку и то есть тут выгода, ведь обмундирование выдают, - рассуждал
лавочник.
- Не отставайте! - крикнул им кто-то из последних в цепочке.
- Шагайте, шагайте, мы за вами чинарики подбираем! - крикнул в ответ
лавочник.
На глинистой дороге оставались вмятины от солдатских сапог, в них тут
же набиралась вода, и все это здорово смахивало на тесто, из которого
формочкой вырезают разные разности. Причем след правой ноги у всех как-то
смешно загибался. Наверняка отряд состоял сплошь из крестьян, у них, как
правило, правая стопа вывернута: когда плугом пашут, приходится нажимать на
перекладину, чтобы перевернуть его.
Отряд пришел во двор хутора Койвуранта. Дом стоял на высоком берегу
реки в большом березняке. Березы были такими старыми, что даже почернели и
покрылись струпьями. Под березой, выдолбленная из одного ствола, лежала
восьмиметровой длины плоскодонка, которую хозяин вытащил из воды лет
пятнадцать назад. На нее приезжали поглядеть работники музея, но ничего не
сказали. Может, собирались перетащить в местный музей, да так и позабыли. В
лодке стояла вода - до самых краев. Пока командир вел в избе переговоры с
хозяином, мужчины разглядывали лодку, тюкали по ней ногами.
- Теперь такие большие деревья уже не растут, - сказал кто-то.
Хозяйский сын вышел во двор, утирая рот. Скотницы высунулись в