Страница:
Рост мешал Куини увидеть Гарри, поэтому она встала на свободное кресло.
– Он там!
Показав рукой направо, она спустилась на пол и снова начала прокладывать себе дорогу, извиняясь, прося разрешения пройти или же просто отталкивая, как делали остальные.
Гарри перепрыгивал через кресла, иногда через сидящих в них, чтобы избежать забитых проходов между рядами. Куини не видела бегущего Мартина, но сомневалась, что он сумеет ускользнуть. Гарри все равно бы нагнал его, даже если бы тот решил покинуть здание. Она пыталась не выпускать Гарри из виду, но тот часто наклонялся, чтобы отбросить воинственных пьяниц, которые опорожнили свои фляжки еще перед вторым актом. Дважды он пускал в ход кулаки, делая упреждающий удар. Один раз группа молодых людей, студентов, подняла Гарри на руки и стала передавать его вперед над головами, вызывающе громко смеясь. Кто-то зааплодировал. Женщины лишались чувств.
Но Куини была слишком занята, чтобы падать в обморок. Сердце у нее бешено стучало, во рту пересохло, она даже не в состоянии была призвать всех к благоразумию, пока Гарри не убили или не арестовали. Более того, он совсем один! Нужно догнать его, помочь, защитить. А потом она убьет его собственными руками.
Куини успела где-то расцарапать кожу и потерять шаль, не говоря уже о достоинстве и самообладании. С чего этот гнилозубый придурок решил, что может ущипнуть ее за ягодицы? Она взмахнула ридикюлем, и у похотливца стало на один гнилой зуб меньше.
Хеллен и Браун отстали от нее рядов на десять, она слышала, как подруга кричала, что порвалось ее ожерелье. Группа солдат с подружками бросилась ей на помощь и начала собирать жемчужины, прикарманив несколько штук.
Теперь, когда стало посвободнее, Куини увидела Мартина, который застрял в толпе перед выходом и не мог выбраться из ловушки. А Гарри был уже совсем близко.
Мартин испуганно огляделся. Никто не спешил ему на помощь. Когда толпа поняла, что гонятся именно за ним, она даже отступила, пропуская лорда Хэркинга. Тот прыгнул на низенького, легкого, но отчаянного баронета. Мартин ударил его ногой, и Гарри скатился, держа в руке все, что осталось от фамильных бриллиантов – оправу ожерелья, – впрочем, к полнейшему удовольствию зрителей. Им больше не угрожала опасность, и все они горели желанием развлечься.
Гарри вскочил на ноги. Он слегка покачивался, тихо ругался, но, сжав большие умелые руки в кулаки, двинулся на своего лживого вороватого зятя.
У Мартина вместо кулаков была прогулочная трость, которой он стал молотить родственника по голове и плечам, увертываясь и неуклюже подпрыгивая.
– Я могу объяснить. Я лишь одолжил бриллианты.
Удар в лицо.
– И моих лошадей. – Гарри снова ударил его. У Мартина пошла из носа кровь. – Верни их и убирайся из Англии, понял меня?
Но Мартин понял, что у него сломан нос, и опасался за остальные кости своего тела. Перед ним был уже не добродушный, веселый Гарри, которого он знал и презирал, не глуповатый фермер, довольный кормовой свеклой. Сейчас Гарри был сама ярость, и, похоже, он останется доволен, если отведает только печень и почки Мартина на завтрак. Но Мартину нечего терять, кроме тюрьмы или виселицы.
Он повернул набалдашник трости, обнажив шпагу, спрятанную внутри. Потом сделал выпад. Острие разрезало левый рукав Гарри вместе с рукой.
Толпа охнула. Это уже не шутка и даже не честный поединок. К Мартину потянулись руки, но получили в ответ царапины и кровь. Волосы упади ему на лицо, прилипая к потному лбу. Он кружил на месте, будто загнанная в угол крыса. Гарри обернул правую руку испорченным фраком.
– Моя сестра наконец избавится от твоей грязи, – сквозь зубы процедил он. – Потому что будет вдовой.
Держа перед собой защищенную руку, Гарри бросился на Мартина. Кто-то вскрикнул, может, Куини. Шпага отлетела, но ее выпустил сам баронет. Гарри с такой силой ударил зятя, что ублюдок, проехавшись по скользкому полу, откатился под ноги стоящих рядом зрителей. Гарри тоже упал.
Несколько рук помогли ему подняться. Он тряхнул разбитой головой, стараясь прояснить ее, потом увидел зятя, ползущего между ног, под юбками к выходу.
Он должен его остановить. Но тут в его объятия бросилась женщина.
– Chйrie? – только успел спросить он, снова падая.
Она плакала, показывая ему на окровавленную руку, порезы на голове, синяки на лице.
– Пожалуйста, Гарри, не преследуйте его.
Он бы не смог, если б даже захотел. Ноги стали ватными, онемевшая левая рука не могла погладить дрожащую спину любимой девушки. Кроме того, зрители окружили их тесным кольцом, предлагая свою помощь, ободряя, поздравляя. Вскоре раздались свистки, предупреждавшие, что приближается стража, шериф или люди с Боу-стрит.
Помощники бросились врассыпную в открытые теперь двери. Осталось всего несколько человек, один из которых держал слуховую трубку, словно готов был защищать оперу своим рожком. Подбежали Хеллен и Браун, из-под скамьи, которую выбрал в качестве убежища, вылез слуга.
Гарри посмотрел на мадам Лекарт, сидевшую у него на коленях. Он не видел ее глаз, потому что она прижалась лицом к его груди, но он гладил ее по щеке, не замечая, что оставляет на ней кровавые следы. Потом нежно поцеловал ее в лоб.
– Видите? Как я и обещал. Спокойный вечер. Без поводов для волнений. Ни скандалов, ни оскорблений, только хорошо провели время.
– О, Гарри...
Он снова поцеловал ее.
– Наконец-то вы произнесли мое имя.
Они решили, что Гарри лучше отправиться в магазин мадам Лекарт.
– Зачем искать хирурга в ночное время, если рядом со мной лучшая швея Лондона? Вы же можете это заштопать, правда?
Рукав – возможно, но не тело Гарри! Ей захотелось быть одной из тех женщин, которые носят с собой нюхательную соль вместо штопальной иглы.
– Кроме того, сейчас хирург наверняка уже пьян, – сказал Гарри, когда они помогли ему сесть в карету.
А еще Куини тоже очень хотелось быть пьяной.
– И я сомневаюсь, что мой вид сделает меня в отеле желанным гостем. – Он решил не упоминать о неприглядном виде спутников. К счастью, тусклый свет каретного фонаря скрывал от него худшее. – Думаю, меня утром выкинули бы на улицу вместе с багажом.
– По крайней мере из оперы вас уже не выкинут, – осторожно заметил Браун, пытаясь выпрямить разбитые очки. – Администратор не говорил, чтобы вы больше не приходили.
– Я предложил ему компенсацию за ущерб. Тем не менее он выразил надежду, что я немедленно уйду и не стану торопиться с возвращением. – Гарри покачал головой и застонал. Не только от боли. – Киприйский бал, опера... Меня вполне могут изгнать из Лондона.
– Я бы сказала, что сегодня вы приложили для этого много усилий, – грустно заметила Куини, и все четверо вздохнули.
Их встретил Парфе, а не Чарли.
– Проверь кассу, – сказала Хеллен. – Держу пари, этот грязный пройдоха украл твои деньги, а потом сбежал в благодарность за твою доброту. – Когда подруга зажгла лампы, то, оглядевшись, прибавила: – Я только удивляюсь, как он еще не привел в дом своих приятелей-воров, чтобы они стащили все, что можно, включая собаку и ножницы.
– Чарли не преступник.
Тем не менее Куини отправилась проверять. Мальчик спал под рабочим столом, завернувшись в мягкое одеяло, на новом матрасе, купленном ему хозяйкой. Он выглядел согретым, невинным и довольным, рядом стояла пустая тарелка. Куини позавидовала ему. Сейчас ей больше всего хотелось лечь в собственную уютную постель, где, если повезет, ей не приснится Гарри, стоящий перед негодяем со шпагой.
Когда она вернулась в демонстрационный зал, чтобы проводить гостей наверх, в жилые комнаты, Хеллен еще продолжала возмущаться.
Куини попыталась успокоить подругу, стараясь не смотреть, как Браун со слугой помогают Гарри подняться по узкой лестнице, но Хеллен была сильно раздражена. Еще бы, ее красивое платье испачкано кровью, жемчуга матери лежали порванные в сумочке, ожерелье стало короче, а она лишилась обещанного ужина в «Кларендоне», лучшем столичном отеле. К тому же она ни слова не поняла в немецкой опере. А также почему морская нимфа выбрала смертного мужчину. Всем известно, что у богов и власть, и деньги. Тупая гусыня заслужила смерть. Жаль, что ей потребовалось на это так много времени, иначе бы они уехали раньше, чем Гарри обнаружил своего зятя.
Но было еще одно, чего Хеллен не понимала. Она думала, что джентльмены должны вести себя как... джентльмены, а не как бандиты и хулиганы. Она всю жизнь считала аристократов лучше обыкновенных людей. А если они не лучше, тогда почему так богаты, так влиятельны, так высокомерны? Никто не мог ей этого объяснить, и меньше всего Гарри.
Он снова извинился, хотя и не сообщил Хеллен истинную причину своей несдержанности, если таковая существовала. Видимо, удовлетворившись его извинением, Хеллен села с Брауном в сторонке, чтобы он помог ей нанизать жемчужины. Куини позавидовала и подруге. Не из-за Брауна или жемчуга. Хеллен могла волноваться из-за подобных мелочей, а ей предстояло причинить Гарри боль.
Пока она доставала полотенца, тазик для воды и дополнительные свечи, гоня мысли о предстоящей работе, Куини пообещала подруге, что исправит ее платье.
– Если мы не сможем вывести пятна, мы его покрасим. Или вышьем на пятнах бабочек, в крайнем случае – нарисуем цветы. Один из французских кутюрье разрисовывал свои модели так, что не было и двух похожих. Они стоили дороже новой кареты.
– Правда?
Куини подумала, что смогла бы заработать больше денег, и не придумывая столько фасонов платьев, которые теперь вряд ли кто купит. Она бы лучше рисовала стрекоз на платьях, чем зашивала руку Гарри.
Выходя из маленькой гостиной наверху, Куини сказала ему, что ей нужно собрать необходимые принадлежности. Хотя ей нужно было собраться с мыслями, успокоиться, чтобы перестали дрожать руки. Она быстро умылась, подкрасила ресницы. Но забыла нарисовать родинку.
Гарри подумал, что она все равно прекрасна. Конечно, за время, пока ее не было, он успел прикончить весь джин кучера из фляжки, но без джина он посчитал бы так же.
Куини позавидовала и Гарри.
Глава 13
– Он там!
Показав рукой направо, она спустилась на пол и снова начала прокладывать себе дорогу, извиняясь, прося разрешения пройти или же просто отталкивая, как делали остальные.
Гарри перепрыгивал через кресла, иногда через сидящих в них, чтобы избежать забитых проходов между рядами. Куини не видела бегущего Мартина, но сомневалась, что он сумеет ускользнуть. Гарри все равно бы нагнал его, даже если бы тот решил покинуть здание. Она пыталась не выпускать Гарри из виду, но тот часто наклонялся, чтобы отбросить воинственных пьяниц, которые опорожнили свои фляжки еще перед вторым актом. Дважды он пускал в ход кулаки, делая упреждающий удар. Один раз группа молодых людей, студентов, подняла Гарри на руки и стала передавать его вперед над головами, вызывающе громко смеясь. Кто-то зааплодировал. Женщины лишались чувств.
Но Куини была слишком занята, чтобы падать в обморок. Сердце у нее бешено стучало, во рту пересохло, она даже не в состоянии была призвать всех к благоразумию, пока Гарри не убили или не арестовали. Более того, он совсем один! Нужно догнать его, помочь, защитить. А потом она убьет его собственными руками.
Куини успела где-то расцарапать кожу и потерять шаль, не говоря уже о достоинстве и самообладании. С чего этот гнилозубый придурок решил, что может ущипнуть ее за ягодицы? Она взмахнула ридикюлем, и у похотливца стало на один гнилой зуб меньше.
Хеллен и Браун отстали от нее рядов на десять, она слышала, как подруга кричала, что порвалось ее ожерелье. Группа солдат с подружками бросилась ей на помощь и начала собирать жемчужины, прикарманив несколько штук.
Теперь, когда стало посвободнее, Куини увидела Мартина, который застрял в толпе перед выходом и не мог выбраться из ловушки. А Гарри был уже совсем близко.
Мартин испуганно огляделся. Никто не спешил ему на помощь. Когда толпа поняла, что гонятся именно за ним, она даже отступила, пропуская лорда Хэркинга. Тот прыгнул на низенького, легкого, но отчаянного баронета. Мартин ударил его ногой, и Гарри скатился, держа в руке все, что осталось от фамильных бриллиантов – оправу ожерелья, – впрочем, к полнейшему удовольствию зрителей. Им больше не угрожала опасность, и все они горели желанием развлечься.
Гарри вскочил на ноги. Он слегка покачивался, тихо ругался, но, сжав большие умелые руки в кулаки, двинулся на своего лживого вороватого зятя.
У Мартина вместо кулаков была прогулочная трость, которой он стал молотить родственника по голове и плечам, увертываясь и неуклюже подпрыгивая.
– Я могу объяснить. Я лишь одолжил бриллианты.
Удар в лицо.
– И моих лошадей. – Гарри снова ударил его. У Мартина пошла из носа кровь. – Верни их и убирайся из Англии, понял меня?
Но Мартин понял, что у него сломан нос, и опасался за остальные кости своего тела. Перед ним был уже не добродушный, веселый Гарри, которого он знал и презирал, не глуповатый фермер, довольный кормовой свеклой. Сейчас Гарри был сама ярость, и, похоже, он останется доволен, если отведает только печень и почки Мартина на завтрак. Но Мартину нечего терять, кроме тюрьмы или виселицы.
Он повернул набалдашник трости, обнажив шпагу, спрятанную внутри. Потом сделал выпад. Острие разрезало левый рукав Гарри вместе с рукой.
Толпа охнула. Это уже не шутка и даже не честный поединок. К Мартину потянулись руки, но получили в ответ царапины и кровь. Волосы упади ему на лицо, прилипая к потному лбу. Он кружил на месте, будто загнанная в угол крыса. Гарри обернул правую руку испорченным фраком.
– Моя сестра наконец избавится от твоей грязи, – сквозь зубы процедил он. – Потому что будет вдовой.
Держа перед собой защищенную руку, Гарри бросился на Мартина. Кто-то вскрикнул, может, Куини. Шпага отлетела, но ее выпустил сам баронет. Гарри с такой силой ударил зятя, что ублюдок, проехавшись по скользкому полу, откатился под ноги стоящих рядом зрителей. Гарри тоже упал.
Несколько рук помогли ему подняться. Он тряхнул разбитой головой, стараясь прояснить ее, потом увидел зятя, ползущего между ног, под юбками к выходу.
Он должен его остановить. Но тут в его объятия бросилась женщина.
– Chйrie? – только успел спросить он, снова падая.
Она плакала, показывая ему на окровавленную руку, порезы на голове, синяки на лице.
– Пожалуйста, Гарри, не преследуйте его.
Он бы не смог, если б даже захотел. Ноги стали ватными, онемевшая левая рука не могла погладить дрожащую спину любимой девушки. Кроме того, зрители окружили их тесным кольцом, предлагая свою помощь, ободряя, поздравляя. Вскоре раздались свистки, предупреждавшие, что приближается стража, шериф или люди с Боу-стрит.
Помощники бросились врассыпную в открытые теперь двери. Осталось всего несколько человек, один из которых держал слуховую трубку, словно готов был защищать оперу своим рожком. Подбежали Хеллен и Браун, из-под скамьи, которую выбрал в качестве убежища, вылез слуга.
Гарри посмотрел на мадам Лекарт, сидевшую у него на коленях. Он не видел ее глаз, потому что она прижалась лицом к его груди, но он гладил ее по щеке, не замечая, что оставляет на ней кровавые следы. Потом нежно поцеловал ее в лоб.
– Видите? Как я и обещал. Спокойный вечер. Без поводов для волнений. Ни скандалов, ни оскорблений, только хорошо провели время.
– О, Гарри...
Он снова поцеловал ее.
– Наконец-то вы произнесли мое имя.
Они решили, что Гарри лучше отправиться в магазин мадам Лекарт.
– Зачем искать хирурга в ночное время, если рядом со мной лучшая швея Лондона? Вы же можете это заштопать, правда?
Рукав – возможно, но не тело Гарри! Ей захотелось быть одной из тех женщин, которые носят с собой нюхательную соль вместо штопальной иглы.
– Кроме того, сейчас хирург наверняка уже пьян, – сказал Гарри, когда они помогли ему сесть в карету.
А еще Куини тоже очень хотелось быть пьяной.
– И я сомневаюсь, что мой вид сделает меня в отеле желанным гостем. – Он решил не упоминать о неприглядном виде спутников. К счастью, тусклый свет каретного фонаря скрывал от него худшее. – Думаю, меня утром выкинули бы на улицу вместе с багажом.
– По крайней мере из оперы вас уже не выкинут, – осторожно заметил Браун, пытаясь выпрямить разбитые очки. – Администратор не говорил, чтобы вы больше не приходили.
– Я предложил ему компенсацию за ущерб. Тем не менее он выразил надежду, что я немедленно уйду и не стану торопиться с возвращением. – Гарри покачал головой и застонал. Не только от боли. – Киприйский бал, опера... Меня вполне могут изгнать из Лондона.
– Я бы сказала, что сегодня вы приложили для этого много усилий, – грустно заметила Куини, и все четверо вздохнули.
Их встретил Парфе, а не Чарли.
– Проверь кассу, – сказала Хеллен. – Держу пари, этот грязный пройдоха украл твои деньги, а потом сбежал в благодарность за твою доброту. – Когда подруга зажгла лампы, то, оглядевшись, прибавила: – Я только удивляюсь, как он еще не привел в дом своих приятелей-воров, чтобы они стащили все, что можно, включая собаку и ножницы.
– Чарли не преступник.
Тем не менее Куини отправилась проверять. Мальчик спал под рабочим столом, завернувшись в мягкое одеяло, на новом матрасе, купленном ему хозяйкой. Он выглядел согретым, невинным и довольным, рядом стояла пустая тарелка. Куини позавидовала ему. Сейчас ей больше всего хотелось лечь в собственную уютную постель, где, если повезет, ей не приснится Гарри, стоящий перед негодяем со шпагой.
Когда она вернулась в демонстрационный зал, чтобы проводить гостей наверх, в жилые комнаты, Хеллен еще продолжала возмущаться.
Куини попыталась успокоить подругу, стараясь не смотреть, как Браун со слугой помогают Гарри подняться по узкой лестнице, но Хеллен была сильно раздражена. Еще бы, ее красивое платье испачкано кровью, жемчуга матери лежали порванные в сумочке, ожерелье стало короче, а она лишилась обещанного ужина в «Кларендоне», лучшем столичном отеле. К тому же она ни слова не поняла в немецкой опере. А также почему морская нимфа выбрала смертного мужчину. Всем известно, что у богов и власть, и деньги. Тупая гусыня заслужила смерть. Жаль, что ей потребовалось на это так много времени, иначе бы они уехали раньше, чем Гарри обнаружил своего зятя.
Но было еще одно, чего Хеллен не понимала. Она думала, что джентльмены должны вести себя как... джентльмены, а не как бандиты и хулиганы. Она всю жизнь считала аристократов лучше обыкновенных людей. А если они не лучше, тогда почему так богаты, так влиятельны, так высокомерны? Никто не мог ей этого объяснить, и меньше всего Гарри.
Он снова извинился, хотя и не сообщил Хеллен истинную причину своей несдержанности, если таковая существовала. Видимо, удовлетворившись его извинением, Хеллен села с Брауном в сторонке, чтобы он помог ей нанизать жемчужины. Куини позавидовала и подруге. Не из-за Брауна или жемчуга. Хеллен могла волноваться из-за подобных мелочей, а ей предстояло причинить Гарри боль.
Пока она доставала полотенца, тазик для воды и дополнительные свечи, гоня мысли о предстоящей работе, Куини пообещала подруге, что исправит ее платье.
– Если мы не сможем вывести пятна, мы его покрасим. Или вышьем на пятнах бабочек, в крайнем случае – нарисуем цветы. Один из французских кутюрье разрисовывал свои модели так, что не было и двух похожих. Они стоили дороже новой кареты.
– Правда?
Куини подумала, что смогла бы заработать больше денег, и не придумывая столько фасонов платьев, которые теперь вряд ли кто купит. Она бы лучше рисовала стрекоз на платьях, чем зашивала руку Гарри.
Выходя из маленькой гостиной наверху, Куини сказала ему, что ей нужно собрать необходимые принадлежности. Хотя ей нужно было собраться с мыслями, успокоиться, чтобы перестали дрожать руки. Она быстро умылась, подкрасила ресницы. Но забыла нарисовать родинку.
Гарри подумал, что она все равно прекрасна. Конечно, за время, пока ее не было, он успел прикончить весь джин кучера из фляжки, но без джина он посчитал бы так же.
Куини позавидовала и Гарри.
Глава 13
Слава Богу, работа сделана. Конечно, это не самый искусный шов Куини, зато рана Гарри уже не кровоточит.
Хеллен и Браун поджаривали на огне ломтики хлеба с сыром, которые оставил себе на ужин слуга. Гарри послал его за спиртным, чтобы промыть рану и вернуть цвет бледному лицу chйrie. А если парень несколько задержится и вернется с порозовевшей физиономией, то Гарри станет его за это винить.
Хеллен перестала оплакивать свое ожерелье, когда Гарри пообещал заплатить ювелиру, чтобы тот привел его в порядок, и даже предложил заменить пропавшие жемчужины, если найдутся подходящие.
Теперь он держал Куини за руку. Они сидели за шатким обеденным столом в углу комнаты, и он шепнул ей на ухо, что возместит и ее убытки. Она тут же высвободила руку.
– Вам незачем брать на себя ответственность, – сказала она, смахивая крошки со стола. – Успех моего дела зависит лишь от меня, а не от богатого покровителя.
– Держу пари, я буду уже не так богат, когда расплачусь по счетам за этот вечер. Но я мог навредить вашему делу, и честь требует, чтобы я это компенсировал.
– Откуда вы знаете, что магазин пострадает? Женщины должны были оценить мои фасоны задолго до... событий в опере.
– Разумеется, они их оценили по достоинству. Ваши платья могут сделать красивой даже старую метлу. Однако клиентки могут отказаться от посещения магазина, хозяйка которого стала скандально известной.
Скандально известной? Мягко сказано. Для высшего общества этот вечер был скорее отвратительным публичным спектаклем. Женщине, ведущей себя как обычная проститутка или невоспитанная вульгарная девица, нельзя вверять одевание приличных леди. Состоятельные женщины никогда не подвергнут своих невинных дочерей такому опасному влиянию. Куини не могла винить одного Гарри.
– Я тоже внесла свой вклад, бегая за вами как сумасшедшая.
– Вы должны были оставить меня на полу, в грязи, истекающим кровью?
– К тому времени кровотечение почти остановилось. Но леди должна была остаться в ложе.
– Да, требуя свой флакон с нюхательной солью. Благодарю вас.
– За то, что я не леди?
– За то, что вы абсолютная леди. Я поднял глаза, увидел вас и понял, что не собираюсь умирать. Не хочу. Еще рано.
Куини откинула с его лица волосы и коснулась щеки.
– Я хотела просто выяснить, не жар ли у вас, милорд, если вы говорите подобную чепуху.
– По-моему, когда-то я был Гарри. Или «О, Гарри».
– Тогда я думала, что вы при смерти. – Губа у нее опять задрожала.
– Ради Бога, не плачьте, chйrie. Это ранит меня больнее, чем шпага Мартина. Знаете, я ни разу в жизни не был на волосок от смерти, он застал меня врасплох своим отпором.
– Откуда я могла знать, что он вас не убил? Ведь у него шпага, а вы безоружный. – Куини опять хлюпнула носом.
Гарри быстро намазал хлеб маслом и передал ей.
– Вы почувствуете себя лучше, когда поедите, – сказал он, как любой крупный мужчина, который всегда голоден, но который становится намного более довольным жизнью, если желудок полон. – Это моя вина, что вы остались без ужина. Я ведь зарезервировал в «Кларендоне» отдельный кабинет, с шампанским.
– Здесь лучше.
Хотя гостиная была маленькая и убогая, но собрались в ней друзья. Тут никто из посторонних не бросает в их сторону высокомерно-презрительные взгляды, не отказывает в праве двум продавщицам и школьному учителю сидеть за одним столом с лордом. Даже уличному мальчишке в ночной рубашке позволено участвовать в их незатейливой трапезе.
Чарли разбудила собака, залаявшая на вернувшегося слугу. Мальчик был рад поесть, но огорчен тем, что пропустил самое интересное. Гарри пришлось снять повязку с руки, чтобы показать ему аккуратные стежки. В ответ Чарли показал свои шрамы на ногах, которые получил, убегая от трубочиста. У Куини опять свело желудок, и она быстро отодвинула тарелку. Заметив это, Гарри послал мальчика скормить объедки собаке.
– Только не перед леди, братец.
– Да, хозяин. Простите, мэм.
Потом Чарли свернулся калачиком в обнимку с Парфе у камина, положив голову ему на спину и пытаясь не заснуть, чтобы слышать разговор. Хеллен и Браун устроились на потертой софе, надеясь, что никто не заметит, как они держатся за руки. Куини решила, что они вполне подходят друг другу и что после сегодняшнего вечера ей уже нет необходимости исполнять роль дуэньи.
Она взглянула на сидящего напротив Гарри. Фрак порван, галстук использован вместо бинта, волосы растрепаны, на щеке обозначился фиолетовый синяк.
– Теперь, милорд, не будете ли вы добры объяснить?
Гарри указал своей чашкой на спящего мальчика.
– Что именно? Почему в нашем обществе никого не интересует, как обращаются с детьми?
– Нет, я не об этом. Я хотела бы знать, почему джентльмен, всегда такой любезный и сдержанный, превратился в дьявола при виде совершенно невзрачного, лысеющего баронета. Наверняка ожерелье не стоит того, чтобы колотить подлеца, который бросается со шпагой на безоружного.
Гарри отвел взгляд.
– Там должно было быть не только ожерелье. Еще браслет, подвеска и серьги. Кольцо было куплено позже, но оно к ним подходит.
От взгляда, которым она его наградила, завял бы не один розовый бутон из посланных им, если б они уцелели. Это Хеллен могла поверить, что драгоценности стоят такой цены, но только не Куини. Она молча ждала. Гарри сделал глубокий вдох. Он должен объяснить ей все сейчас, поскольку завтра светская хроника будет целиком посвящена этой грязной истории. И будет обсуждаться не только утром, но днем и вечером, пока не подвернется другая пикантная новость.
– Гарнитур был подарен нашему предку вместе с титулом виконта и принадлежит роду Хэркингов, а не мне или моей сестре. И разумеется, не Мартину. Но вы правы, дело не только в драгоценностях. Главное, что этот ублюдок в целом украл у моей сестры.
– Как я понимаю, он был не очень хорошим мужем.
– Вряд ли он вообще был мужем, поскольку оставил ее в Хэркинг-Холле, чтобы вернуться к своей лондонской жизни, как только был подписан брачный контракт.
– Я слышала, в вашем обществе это не такой уж редкий случай. Заключают брачное соглашение, а потом живут порознь.
– Но в этом случае все было не так. Подлец вскружил Оливии голову признаниями в любви, чтобы завладеть ее приданым. А легковерный шурин, ненавидящий ссоры и непредвиденные осложнения, заключил сделку, более выгодную для Мартина. За что и поплатился, как и Оливия, своей гордостью.
– Но вы упомянули племянника и племянницу.
– Они – единственная радость в жизни моей сестры. Мартин не отказывался от супружеских прав, когда ему приходило в голову навестить Оливию. Похоже, он ни от чего не отказывался. У него были женщины до и после женитьбы. Он привел проститутку даже во время приема после бракосочетания, насколько мне известно. Я содержу одного его ребенка в деревне. Возможно, существует еще другой в разваливающемся поместье Мартина. Он не представил мне доказательств, поэтому я не стал платить. Его отцовство не случайная ошибка, к тому же я не могу содержать каждого незаконнорожденного ребенка в Англии.
– Разумеется. И вы не могли ничего сделать?
– Оливия сама его выбрала. Пусть сама и решит, нужен ей такой муж или нет. Сначала она вообще не желала слушать о нем ничего плохого, говоря, что у всех мужчин есть недостатки. А я думал, что не могу вставать между женой и мужем.
– Конечно. Она бы все равно не признала, что это правда и что она сделала неправильный выбор. Полагаю, она еще любит его?
– Любит? Как долго может длиться любовь при таком пренебрежении?
«Он бы удивился, если б узнал, насколько долго», – подумала Куини, но промолчала.
– Затем Мартин понял, что израсходовал все деньги Оливии, а также свои небольшие средства. Он полностью разорил собственное поместье, так что в наследство моему племяннику останутся только долги. Теперь ему незачем было притворяться, что моя сестра его интересует как женщина.
– Бедная.
– И бедный я. Мартин попросил меня оплатить его карточные долги, и я, как последний дурак, оплатил их. Я не мог позволить, чтобы мужа сестры посадили в долговую тюрьму, что еще больше бы нас обесчестило. По крайней мере я хоть как-то мог контролировать действия этого хама. Назначив ему небольшое содержание, я заставил его жить в Хэркинг-Холле. Я думал, он в конце концов оценит спокойную жизнь, будет получать удовольствие от общения с детьми. Я думал, он не сможет проигрывать мое содержание за карточным столом или завести на него дорогую любовницу.
– Вы ошибались?
– Хуже. Мартин стал еще подлее. Его раздражала сельская жизнь, было скучно без денег, потому что он не мог играть и распутничать. Тогда он даже начал беспокоить слуг, особенно женщин, пока ни одна местная девушка уже не хотела работать у нас.
– А что ваша сестра? Она вела хозяйство, не так ли? Она же могла что-то сказать ему.
Гарри изучал осадок в чашке.
– Она боялась.
– Сказать вам?
– Боялась его.
– Я... понимаю.
– Дело в том, что я не понимал. То Оливия споткнулась. То перевернулась кастрюля. То со стены упала картина, когда она ее поправляла. То еще что-нибудь. А я не понимал!
– Она не хотела, чтобы вы знали.
– Дети прятались от него.
Куини ахнула:
– Его собственные дети?
– Я больше не мог притворяться несведущим. Хотя не мог и вышвырнуть его. Он запросто бы услал Оливию с детьми в свое поместье в Девоне, где бы они голодали, а может, и того хуже.
– Хуже?
– Если б с Оливией что-то случилось, он мог бы снова жениться на богатой вдове, например, и никто бы ничего не заподозрил.
– Господи! Он не может быть таким злодеем!
– Как вы сами говорили, джентльмен не бросается со шпагой на безоружного человека. Тем не менее я сказал, что хочу поговорить с ним после бала, который мы давали. Я намеревался пригрозить, что лишу его содержания, если он не исправится. Вместо этого он сбежал с фамильными драгоценностями.
– И вы последовали за ним.
– Они же мои, черт побери! Я не могу вынести раскаяния и слез Оливии. Кроме того, я хотел убедиться, что он ушел навсегда. До сих пор я пытался избежать скандала, но теперь с радостью отправил бы его на каторгу за воровство, чтобы не видеть под своей крышей. К несчастью, я долго не мог отыскать этого навозного жука.
– До сегодняшнего вечера.
Гарри кивнул:
– Наконец, черт побери, он вылез на свет. Это все опера и ваши слезы...
– Мои слезы? Но при чем здесь я и ваш зять?
– Вы плакали, а я не мог ничего поделать. Несчастный глупец в опере умер напрасно, а я не мог ничего с этим поделать.
– Это же вымысел!
– Тогда почему вы переживали за него?
– Потому что он был таким беспомощным, а мир – таким жестоким. – Ей не хотелось объяснять, что она плакала из-за разбитой любви и рухнувших надежд.
– Просто боги слишком могущественны, а человек слишком ничтожен. Любовь – вообще пустая фантазия. Все это мне известно. Но я знал, что не помог сестре. И видел, что вы плачете, но тоже не мог вам помочь. Я не имел права утешать вас, особенно на глазах публики. А потом я увидел Мартина, и появилась возможность сделать хоть что-нибудь. Я мог дать отпор несправедливости, злу и миру, который причиняет боль женщине. – Гарри повысил голос. – Я мог что-то сделать!
– Вы могли сломать шею, – возразила Куини.
– Но ведь не сломал.
Хотя Чарли не проснулся, зато Хеллен и Браун стали ходить по комнате, обеспокоенные громким разговором. Они слышали достаточно, чтобы понять действия Гарри, путь и не совсем разумные. Однако они были намного разумнее, чем сражение с ветряными мельницами, битва с драконами и другие бесплодные подвиги.
– И что вы будете делать дальше, милорд? – спросил Браун. – Теперь ваш жук опять скроется под землей.
Гарри согласился, что после случившегося в опере найти Мартина будет труднее.
– Вряд ли он думает, что я проглочу оскорбление ради того, чтобы защитить Оливию от скандала. Должно быть, он рассчитывает, что я всего лишь пущу по его следу мирового судью. Я боялся, что он продаст драгоценности и сядет на корабль еще до моего приезда в Лондон.
– Интересно, почему он этого не сделал? Ведь если бы его поймали с украденными вещами, это было бы равносильно признанию.
– Видимо, надеялся выкрутиться, солгав, что взял бриллианты для чистки либо для чего-нибудь еще. Теперь он понял, что все будет не так просто. Я смогу опровергнуть любое объяснение Мартина. Не сомневаюсь, будь у него возможность, он бы сразу продал бриллианты, но респектабельные торговцы не пойдут на такую сделку, а укрыватели краденого не заплатят настоящую цену. Чем сомнительнее торговая операция, тем ниже сумма, на которую он может рассчитывать.
Куини и Хеллен посмотрели друг на друга. Обе знали такого скупщика краденого. Пытаясь дать знак подруге, Куини лишь привлекла внимание Гарри.
– Вам опять нехорошо?
– Вовсе нет. Вы были правы. Бутерброд с маслом был великолепен.
Это могло сойти за правду, если б она хотя бы попробовала. Но Хеллен, которую больше интересовал поиск бриллиантов, чем обсуждение мигрени подруги, захотела помочь Гарри.
– Мы в общем-то знаем человека...
– Ты и твоя мать? – прервала ее Куини.
Девушка была не совсем глупа, только немного забывчива.
– Да. Мы с матерью, кажется, знаем того, кто занимается подобными делами.
– Ювелир? Я заходил ко многим из них.
– Не совсем. Я бы, скажем так, не отдала ему свое ожерелье, если б сломалась застежка. Но он бы замечательно подошел для поиска недостающих жемчужин.
– Которые вовсе не были потеряны?
– Верно. Эзра, как известно, платит сущие гроши, но и вопросов не задает. Он помогает людям, у которых временные затруднения из-за недостатка средств.
– А, филантроп, – с долей сарказма предположил Гарри.
Простодушная Хеллен взглянула на Куини.
– Я думала, Эзру называют скупщиком краденого.
– Его называют по-разному, главным образом нелестно. Эзра, или Эзра Исколл, всегда купит ваши бриллианты, а также часы, зубы мудрости и еще не рожденного сына. Если судить по его репутации, конечно. Вы не захотите иметь с ним дело.
– Ну, я не думаю, что он так уж плох, – сказала Хеллен. – Он был довольно любезен на киприйском балу.
Гарри поднял бровь.
– Тот маленький человек с выпуклыми глазами, – напомнила Куини.
– Значит, вы судите по его репутации?
Она проигнорировала сухой тон Гарри.
– Вам лучше поискать в другом месте.
Браун хотел знать, почему лорд Хэркинг не пошел на Боу-стрит.
– Джеффри Рорк, которого нанял лорд Кард, считается приличным человеком. И весьма знающим, иначе бы капитан Эндикотт не нанял его. Конечно, если б он действительно был компетентным, то давно бы раскрыл тайну их сестры...
Куини в равной степени не хотела ни визита Гарри на Боу-стрит, ни его разговора с Эзрой. А еще больше не хотела, чтобы упоминали имя Шарлотты Эндикотт.
– Вам лучше попросить юного Чарли. Пусть он поговорит со своими друзьями, уличные мальчишки знают обо всем, что происходит в городе, а работают за мизерное вознаграждение.
– Его сиятельству нужен профессиональный сыщик, а не ложные указания и слухи, – возразил Браун.
Хеллен и Браун поджаривали на огне ломтики хлеба с сыром, которые оставил себе на ужин слуга. Гарри послал его за спиртным, чтобы промыть рану и вернуть цвет бледному лицу chйrie. А если парень несколько задержится и вернется с порозовевшей физиономией, то Гарри станет его за это винить.
Хеллен перестала оплакивать свое ожерелье, когда Гарри пообещал заплатить ювелиру, чтобы тот привел его в порядок, и даже предложил заменить пропавшие жемчужины, если найдутся подходящие.
Теперь он держал Куини за руку. Они сидели за шатким обеденным столом в углу комнаты, и он шепнул ей на ухо, что возместит и ее убытки. Она тут же высвободила руку.
– Вам незачем брать на себя ответственность, – сказала она, смахивая крошки со стола. – Успех моего дела зависит лишь от меня, а не от богатого покровителя.
– Держу пари, я буду уже не так богат, когда расплачусь по счетам за этот вечер. Но я мог навредить вашему делу, и честь требует, чтобы я это компенсировал.
– Откуда вы знаете, что магазин пострадает? Женщины должны были оценить мои фасоны задолго до... событий в опере.
– Разумеется, они их оценили по достоинству. Ваши платья могут сделать красивой даже старую метлу. Однако клиентки могут отказаться от посещения магазина, хозяйка которого стала скандально известной.
Скандально известной? Мягко сказано. Для высшего общества этот вечер был скорее отвратительным публичным спектаклем. Женщине, ведущей себя как обычная проститутка или невоспитанная вульгарная девица, нельзя вверять одевание приличных леди. Состоятельные женщины никогда не подвергнут своих невинных дочерей такому опасному влиянию. Куини не могла винить одного Гарри.
– Я тоже внесла свой вклад, бегая за вами как сумасшедшая.
– Вы должны были оставить меня на полу, в грязи, истекающим кровью?
– К тому времени кровотечение почти остановилось. Но леди должна была остаться в ложе.
– Да, требуя свой флакон с нюхательной солью. Благодарю вас.
– За то, что я не леди?
– За то, что вы абсолютная леди. Я поднял глаза, увидел вас и понял, что не собираюсь умирать. Не хочу. Еще рано.
Куини откинула с его лица волосы и коснулась щеки.
– Я хотела просто выяснить, не жар ли у вас, милорд, если вы говорите подобную чепуху.
– По-моему, когда-то я был Гарри. Или «О, Гарри».
– Тогда я думала, что вы при смерти. – Губа у нее опять задрожала.
– Ради Бога, не плачьте, chйrie. Это ранит меня больнее, чем шпага Мартина. Знаете, я ни разу в жизни не был на волосок от смерти, он застал меня врасплох своим отпором.
– Откуда я могла знать, что он вас не убил? Ведь у него шпага, а вы безоружный. – Куини опять хлюпнула носом.
Гарри быстро намазал хлеб маслом и передал ей.
– Вы почувствуете себя лучше, когда поедите, – сказал он, как любой крупный мужчина, который всегда голоден, но который становится намного более довольным жизнью, если желудок полон. – Это моя вина, что вы остались без ужина. Я ведь зарезервировал в «Кларендоне» отдельный кабинет, с шампанским.
– Здесь лучше.
Хотя гостиная была маленькая и убогая, но собрались в ней друзья. Тут никто из посторонних не бросает в их сторону высокомерно-презрительные взгляды, не отказывает в праве двум продавщицам и школьному учителю сидеть за одним столом с лордом. Даже уличному мальчишке в ночной рубашке позволено участвовать в их незатейливой трапезе.
Чарли разбудила собака, залаявшая на вернувшегося слугу. Мальчик был рад поесть, но огорчен тем, что пропустил самое интересное. Гарри пришлось снять повязку с руки, чтобы показать ему аккуратные стежки. В ответ Чарли показал свои шрамы на ногах, которые получил, убегая от трубочиста. У Куини опять свело желудок, и она быстро отодвинула тарелку. Заметив это, Гарри послал мальчика скормить объедки собаке.
– Только не перед леди, братец.
– Да, хозяин. Простите, мэм.
Потом Чарли свернулся калачиком в обнимку с Парфе у камина, положив голову ему на спину и пытаясь не заснуть, чтобы слышать разговор. Хеллен и Браун устроились на потертой софе, надеясь, что никто не заметит, как они держатся за руки. Куини решила, что они вполне подходят друг другу и что после сегодняшнего вечера ей уже нет необходимости исполнять роль дуэньи.
Она взглянула на сидящего напротив Гарри. Фрак порван, галстук использован вместо бинта, волосы растрепаны, на щеке обозначился фиолетовый синяк.
– Теперь, милорд, не будете ли вы добры объяснить?
Гарри указал своей чашкой на спящего мальчика.
– Что именно? Почему в нашем обществе никого не интересует, как обращаются с детьми?
– Нет, я не об этом. Я хотела бы знать, почему джентльмен, всегда такой любезный и сдержанный, превратился в дьявола при виде совершенно невзрачного, лысеющего баронета. Наверняка ожерелье не стоит того, чтобы колотить подлеца, который бросается со шпагой на безоружного.
Гарри отвел взгляд.
– Там должно было быть не только ожерелье. Еще браслет, подвеска и серьги. Кольцо было куплено позже, но оно к ним подходит.
От взгляда, которым она его наградила, завял бы не один розовый бутон из посланных им, если б они уцелели. Это Хеллен могла поверить, что драгоценности стоят такой цены, но только не Куини. Она молча ждала. Гарри сделал глубокий вдох. Он должен объяснить ей все сейчас, поскольку завтра светская хроника будет целиком посвящена этой грязной истории. И будет обсуждаться не только утром, но днем и вечером, пока не подвернется другая пикантная новость.
– Гарнитур был подарен нашему предку вместе с титулом виконта и принадлежит роду Хэркингов, а не мне или моей сестре. И разумеется, не Мартину. Но вы правы, дело не только в драгоценностях. Главное, что этот ублюдок в целом украл у моей сестры.
– Как я понимаю, он был не очень хорошим мужем.
– Вряд ли он вообще был мужем, поскольку оставил ее в Хэркинг-Холле, чтобы вернуться к своей лондонской жизни, как только был подписан брачный контракт.
– Я слышала, в вашем обществе это не такой уж редкий случай. Заключают брачное соглашение, а потом живут порознь.
– Но в этом случае все было не так. Подлец вскружил Оливии голову признаниями в любви, чтобы завладеть ее приданым. А легковерный шурин, ненавидящий ссоры и непредвиденные осложнения, заключил сделку, более выгодную для Мартина. За что и поплатился, как и Оливия, своей гордостью.
– Но вы упомянули племянника и племянницу.
– Они – единственная радость в жизни моей сестры. Мартин не отказывался от супружеских прав, когда ему приходило в голову навестить Оливию. Похоже, он ни от чего не отказывался. У него были женщины до и после женитьбы. Он привел проститутку даже во время приема после бракосочетания, насколько мне известно. Я содержу одного его ребенка в деревне. Возможно, существует еще другой в разваливающемся поместье Мартина. Он не представил мне доказательств, поэтому я не стал платить. Его отцовство не случайная ошибка, к тому же я не могу содержать каждого незаконнорожденного ребенка в Англии.
– Разумеется. И вы не могли ничего сделать?
– Оливия сама его выбрала. Пусть сама и решит, нужен ей такой муж или нет. Сначала она вообще не желала слушать о нем ничего плохого, говоря, что у всех мужчин есть недостатки. А я думал, что не могу вставать между женой и мужем.
– Конечно. Она бы все равно не признала, что это правда и что она сделала неправильный выбор. Полагаю, она еще любит его?
– Любит? Как долго может длиться любовь при таком пренебрежении?
«Он бы удивился, если б узнал, насколько долго», – подумала Куини, но промолчала.
– Затем Мартин понял, что израсходовал все деньги Оливии, а также свои небольшие средства. Он полностью разорил собственное поместье, так что в наследство моему племяннику останутся только долги. Теперь ему незачем было притворяться, что моя сестра его интересует как женщина.
– Бедная.
– И бедный я. Мартин попросил меня оплатить его карточные долги, и я, как последний дурак, оплатил их. Я не мог позволить, чтобы мужа сестры посадили в долговую тюрьму, что еще больше бы нас обесчестило. По крайней мере я хоть как-то мог контролировать действия этого хама. Назначив ему небольшое содержание, я заставил его жить в Хэркинг-Холле. Я думал, он в конце концов оценит спокойную жизнь, будет получать удовольствие от общения с детьми. Я думал, он не сможет проигрывать мое содержание за карточным столом или завести на него дорогую любовницу.
– Вы ошибались?
– Хуже. Мартин стал еще подлее. Его раздражала сельская жизнь, было скучно без денег, потому что он не мог играть и распутничать. Тогда он даже начал беспокоить слуг, особенно женщин, пока ни одна местная девушка уже не хотела работать у нас.
– А что ваша сестра? Она вела хозяйство, не так ли? Она же могла что-то сказать ему.
Гарри изучал осадок в чашке.
– Она боялась.
– Сказать вам?
– Боялась его.
– Я... понимаю.
– Дело в том, что я не понимал. То Оливия споткнулась. То перевернулась кастрюля. То со стены упала картина, когда она ее поправляла. То еще что-нибудь. А я не понимал!
– Она не хотела, чтобы вы знали.
– Дети прятались от него.
Куини ахнула:
– Его собственные дети?
– Я больше не мог притворяться несведущим. Хотя не мог и вышвырнуть его. Он запросто бы услал Оливию с детьми в свое поместье в Девоне, где бы они голодали, а может, и того хуже.
– Хуже?
– Если б с Оливией что-то случилось, он мог бы снова жениться на богатой вдове, например, и никто бы ничего не заподозрил.
– Господи! Он не может быть таким злодеем!
– Как вы сами говорили, джентльмен не бросается со шпагой на безоружного человека. Тем не менее я сказал, что хочу поговорить с ним после бала, который мы давали. Я намеревался пригрозить, что лишу его содержания, если он не исправится. Вместо этого он сбежал с фамильными драгоценностями.
– И вы последовали за ним.
– Они же мои, черт побери! Я не могу вынести раскаяния и слез Оливии. Кроме того, я хотел убедиться, что он ушел навсегда. До сих пор я пытался избежать скандала, но теперь с радостью отправил бы его на каторгу за воровство, чтобы не видеть под своей крышей. К несчастью, я долго не мог отыскать этого навозного жука.
– До сегодняшнего вечера.
Гарри кивнул:
– Наконец, черт побери, он вылез на свет. Это все опера и ваши слезы...
– Мои слезы? Но при чем здесь я и ваш зять?
– Вы плакали, а я не мог ничего поделать. Несчастный глупец в опере умер напрасно, а я не мог ничего с этим поделать.
– Это же вымысел!
– Тогда почему вы переживали за него?
– Потому что он был таким беспомощным, а мир – таким жестоким. – Ей не хотелось объяснять, что она плакала из-за разбитой любви и рухнувших надежд.
– Просто боги слишком могущественны, а человек слишком ничтожен. Любовь – вообще пустая фантазия. Все это мне известно. Но я знал, что не помог сестре. И видел, что вы плачете, но тоже не мог вам помочь. Я не имел права утешать вас, особенно на глазах публики. А потом я увидел Мартина, и появилась возможность сделать хоть что-нибудь. Я мог дать отпор несправедливости, злу и миру, который причиняет боль женщине. – Гарри повысил голос. – Я мог что-то сделать!
– Вы могли сломать шею, – возразила Куини.
– Но ведь не сломал.
Хотя Чарли не проснулся, зато Хеллен и Браун стали ходить по комнате, обеспокоенные громким разговором. Они слышали достаточно, чтобы понять действия Гарри, путь и не совсем разумные. Однако они были намного разумнее, чем сражение с ветряными мельницами, битва с драконами и другие бесплодные подвиги.
– И что вы будете делать дальше, милорд? – спросил Браун. – Теперь ваш жук опять скроется под землей.
Гарри согласился, что после случившегося в опере найти Мартина будет труднее.
– Вряд ли он думает, что я проглочу оскорбление ради того, чтобы защитить Оливию от скандала. Должно быть, он рассчитывает, что я всего лишь пущу по его следу мирового судью. Я боялся, что он продаст драгоценности и сядет на корабль еще до моего приезда в Лондон.
– Интересно, почему он этого не сделал? Ведь если бы его поймали с украденными вещами, это было бы равносильно признанию.
– Видимо, надеялся выкрутиться, солгав, что взял бриллианты для чистки либо для чего-нибудь еще. Теперь он понял, что все будет не так просто. Я смогу опровергнуть любое объяснение Мартина. Не сомневаюсь, будь у него возможность, он бы сразу продал бриллианты, но респектабельные торговцы не пойдут на такую сделку, а укрыватели краденого не заплатят настоящую цену. Чем сомнительнее торговая операция, тем ниже сумма, на которую он может рассчитывать.
Куини и Хеллен посмотрели друг на друга. Обе знали такого скупщика краденого. Пытаясь дать знак подруге, Куини лишь привлекла внимание Гарри.
– Вам опять нехорошо?
– Вовсе нет. Вы были правы. Бутерброд с маслом был великолепен.
Это могло сойти за правду, если б она хотя бы попробовала. Но Хеллен, которую больше интересовал поиск бриллиантов, чем обсуждение мигрени подруги, захотела помочь Гарри.
– Мы в общем-то знаем человека...
– Ты и твоя мать? – прервала ее Куини.
Девушка была не совсем глупа, только немного забывчива.
– Да. Мы с матерью, кажется, знаем того, кто занимается подобными делами.
– Ювелир? Я заходил ко многим из них.
– Не совсем. Я бы, скажем так, не отдала ему свое ожерелье, если б сломалась застежка. Но он бы замечательно подошел для поиска недостающих жемчужин.
– Которые вовсе не были потеряны?
– Верно. Эзра, как известно, платит сущие гроши, но и вопросов не задает. Он помогает людям, у которых временные затруднения из-за недостатка средств.
– А, филантроп, – с долей сарказма предположил Гарри.
Простодушная Хеллен взглянула на Куини.
– Я думала, Эзру называют скупщиком краденого.
– Его называют по-разному, главным образом нелестно. Эзра, или Эзра Исколл, всегда купит ваши бриллианты, а также часы, зубы мудрости и еще не рожденного сына. Если судить по его репутации, конечно. Вы не захотите иметь с ним дело.
– Ну, я не думаю, что он так уж плох, – сказала Хеллен. – Он был довольно любезен на киприйском балу.
Гарри поднял бровь.
– Тот маленький человек с выпуклыми глазами, – напомнила Куини.
– Значит, вы судите по его репутации?
Она проигнорировала сухой тон Гарри.
– Вам лучше поискать в другом месте.
Браун хотел знать, почему лорд Хэркинг не пошел на Боу-стрит.
– Джеффри Рорк, которого нанял лорд Кард, считается приличным человеком. И весьма знающим, иначе бы капитан Эндикотт не нанял его. Конечно, если б он действительно был компетентным, то давно бы раскрыл тайну их сестры...
Куини в равной степени не хотела ни визита Гарри на Боу-стрит, ни его разговора с Эзрой. А еще больше не хотела, чтобы упоминали имя Шарлотты Эндикотт.
– Вам лучше попросить юного Чарли. Пусть он поговорит со своими друзьями, уличные мальчишки знают обо всем, что происходит в городе, а работают за мизерное вознаграждение.
– Его сиятельству нужен профессиональный сыщик, а не ложные указания и слухи, – возразил Браун.