Мэтьюз Патриция. Волшебная сила любви

   Ей снились сны, много снов, но постепенно в них вторглось нечто постороннее, какая-то неясная, легкая, как дуновение ветра в ветвях деревьев, струнная музыка. Под ее действием Ребекка стала просыпаться. Но мало-помалу сон снова начинал овладевать ею, увлекал в свое царство. Однако музыка становилась громче, еще громче… Ребекку охватил страх, и она окончательно проснулась.
   Она лежала в оцепенении, вспоминая ту ночь прошлым летом, когда кто-то проник к ней в комнату. С сильно колотящимся сердцем она напряглась, прислушиваясь к необычным звукам. Вначале это была только музыка, мягкая и вкрадчивая, но затем на ее фоне стали различимы звуки, от которых у нее пошли по телу мурашки. Это были шаги, тихие шаги. Кто-то ступал по ковру, мягко, по-кошачьи.
   Она вся затрепетала, ей показалось, что в комнате вдруг поднялся ветерок, и в темноте – темнота была кромешная – она каким-то чудом различила, как кто-то склонился над ее постелью. Она его не видела, но точно знала о его присутствии.
   Ребекка попыталась открыть рот и закричать, но не смогла. Было такое чувство, будто горло ей сжала чья-то холодная рука.
   Теперь она могла даже слышать его дыхание и чувствовать его запахи… Табак, спиртное? Или что-то еще? Нет, более сладкое, даже тошнотворное.
   А затем ее коснулась рука. Это была рука мужчины – Ребекка не сомневалась. Рука нежная и сладострастная, похотливая рука. Она прижалась к верхней части ее груди, затем скользнула вниз, отбросила одеяло и начала двигаться дальше, к низу живота, затем еще дальше…
   Внезапно ее оцепенение прошло, словно рассеялось. Ребекка вытянулась, а затем, почти прыгнув, села и вслепую изо всей силы ударила кулаком.
   Послышался хрип – видимо, у ночного гостя перехватило дыхание, поскольку она попала ему в солнечное сплетение, затем раздался звук удаляющихся шагов и слабый скрип закрывающейся двери.
   Трепеща, Ребекка нащупала в темноте спички, чтобы зажечь свечу. Подняв ее повыше, она увидела, что комната пуста. Кроме нее и Маргарет, здесь никого не было. Слышала ли что-нибудь Маргарет?
   Чтобы подняться с постели, потребовалось несколько секунд, потому что ноги были как ватные. Склонившись над Маргарет, Ребекка убедилась, что та медленно и ровно дышит. Спит. Она молча поблагодарила Бога, что уберег ее, не дав закричать. Иначе она бы разбудила Маргарет. Больной новые потрясения вовсе ни к чему.
   Ребекка возвратилась в постель и поставила свечу рядом на столик, зная, что больше в эту ночь ей не заснуть. «Нет, так оставлять нельзя! Надо было не дипломатничать, а в первый же раз рассказать Эдуарду и Фелис. Но теперь я эту ошибку не повторю и все им открою. Завтра же».
   – Так вы говорите, в вашей комнате кто-то был? Посреди ночи? – удивленно воскликнула Фелис. – А вы в этом уверены, моя дорогая? Надо учесть, что совсем недавно пришло известие о гибели вашего дяди. Это такое горе! Такой удар! Может, вам все это приснилось?
   Ребекка сжала губы. Сравнительно недавно она пережила удар гораздо больший, чем предполагает Фелис, и вот теперь гнев, который копился в ней с той самой первой брачной ночи, грозил вылиться наружу. Она сделала над собой усилие, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
   – Уверяю вас, Фелис, такое случается уже не первый раз. Летом этот таинственный визитер посетил нас дважды – один раз меня и один раз Маргарет.
   Эдуард, который сидел рядом с Фелис, пристально посмотрел на Ребекку:
   – Но почему вы сразу же не сказали нам об этом? Почему вы ждали до сих пор?
   – Я не стала говорить вам тогда, потому что полной уверенности у нас не было, – спокойно произнесла Ребекка. – А вдруг это галлюцинации, связанные с переменой климата? Поэтому не хотелось зря затевать неловкого разговора. Кроме того, подобное больше не повторилось. И на этот раз мне было непросто заговорить. Но я не хочу, чтобы такое повторилось.
   – Значит, к вам в комнату ночью кто-то заходил, но слышали это только вы. А Маргарет? Она что, все это время спала? – спросил Эдуард, скептически прищурив глаза.
   – Перед сном я дала Маргарет дозу опия, – выпалила Ребекка, может быть, резче, чем следовало. – Кроме того, этот ночной посетитель вел себя исключительно тихо. Ничего слышно не было, кроме музыки.
   – Понятно, понятно, – задумчиво проговорил Эдуард. – Вернее, ничего не понятно. Вы говорите, раздавалась музыка, играли на каком-то струнном инструменте, похожем на арфу. У нас есть арфа, но вчера на ней никто не играл, могу вам дать гарантию. Кроме арфы, в доме еще имеются старинные китайские инструменты, и в принципе подобные звуки могли издавать они, но, как вам известно, в нашей семье на них никто играть не умеет. Все это более чем странно!
   – Вы находите это странным, – с вызовом произнесла Ребекка, – но не в том смысле, в каком это нахожу я. Следует понимать так, что вы мне не верите.
   – Ну что вы, моя дорогая, я ведь этого не сказал, – поспешил успокоить ее Эдуард. – Просто надо учитывать то, что после получения письма из Индии вы были слегка не в себе.
   – А Жаку вы об этом сказали? – спросила Фелис.
   Ребекка поняла, что совершила ошибку. Любая нормальная жена в таких случаях первым делом рассказывает все мужу.
   – Нет, я решила вначале поговорить с вами, поскольку дом принадлежит вам. Я надеялась, что вы сможете это как-то объяснить.
   Фелис покраснела.
   – Вы что, думали, нам все известно и мы позволяем такое в своем доме?
   – Честно говоря, я просто не знаю что и думать, – ответила Ребекка. – Но дальше так продолжаться не может. Я должна вам признаться и еще кое в чем: летом мы с Маргарет обнаружили в гостиной вход в потайную галерею. Я готова показать вам его.
   Эдуард встал.
   – Я пойду позову Жака, и мы начнем расследование. Немедленно.
   – Открывается это вот так. – Ребекка нажала на листок, под которым скрывалась потайная пружина.
   Деревянная панель медленно отъехала в сторону, открыв черный прямоугольник прохода Жак наклонился и вошел в темноту.
   – Здесь абсолютно ничего не видно.
   Он возвратился в гостиную и взял Ребекку за руку.
   – Ребекка, я очень сожалею. Почему ты не сказала мне раньше, когда это случилось в первый раз? Теперь, конечно, я обследую эту галерею и выясню, куда она ведет. – Он посмотрел в черноту и нахмурился. – Не могу себе представить, кто мог этим воспользоваться. – Она бросил взгляд на отца: – Дед никогда не говорил вам, что в доме есть потайные ходы?
   Эдуард покачал головой.
   – Нет, мой мальчик. Я озадачен не меньше тебя. Конечно, твой дед был странный человек, чего-чего, а секретов у него было предостаточно. Вот этот, что перед нами, очевидно, один из них. Но нам не следует тратить время на разговоры. Я прикажу Дупте принести фонарь, и мы вместе осмотрим эту тайную галерею.
   – Пусть Дупта обязательно принесет фонарь, но исследовать галерею буду я, – твердо заявил Жак.
   На несколько секунд Ребекка почувствовала к Жаку если не симпатию, то все же какое-то расположение. Обнаружить, кто этот загадочный ночной гость, для Жака было сейчас очень важно, потому что ему очень хотелось сделать для нее хотя бы что-то.
   Заметив на лице Эдуарда недовольство, Ребекка сказала:
   – Кстати о Дупте: вы не считаете, что этим ночным визитером мог быть он? Вы убеждены, что в вашем доме никто не умеет играть на восточных инструментах? Возможно, Дупта знаком с ними? Не следует забывать, что он индус, а музыка, которую я слышала ночью, чем-то напоминает мне индийскую.
   Эдуард удивленно посмотрел на нее:
   – Это никак невозможно, моя дорогая. Я вас уверяю, Дупта здесь ни при чем. Этот человек обязан мне жизнью и поэтому полностью предан. В довершение ко всему вы, наверное, успели заметить, что он благородного происхождения и поэтому на такое просто не способен. Понимаете?
   – На его благородное происхождение я обратила внимание сразу же, – холодно заметила Ребекка. – Он высокомерен до наглости. Но он индус, а мы с Маргарет – англичанки, и то, что он относится к нам, мягко говоря, без всякой симпатии, неудивительно. Особенно если учесть последние события в Индии.
   – Она права, отец, – сказал Жак. – В этом нет ничего невероятного.
   Эдуард покачал головой:
   – Если бы вы знали Дупту, как его знаю я, то поняли бы, что это совершенно невозможно. Но довольно разговоров. Я прикажу ему принести фонарь, и мы трое – ты, Дупта и я – исследуем этот ход.
   После того как трое мужчин скрылись в темноте потайной галереи, Ребекка с Фелис расположились в гостиной.
   – Фелис, что вы знаете о Дупте? Мне хотелось расспросить вас о нем еще с момента нашего прибытия. Насколько я понимаю, здесь не принято, чтобы в доме был слуга-индус. Всюду, где я была, черные слуги.
   Прежде чем ответить, Фелис некоторое время поправляла оборки на своем платье.
   – О Дупте, моя дорогая, мне известно совсем немного. Только то, что Эдуард нашел его в Чарлстоне. Понятия не имею, как он там оказался. Знаю только, что он был совершенно без денег и в очень затруднительном положении – поскольку он темнокожий, его вполне могли принять за беглого раба. На Эдуарда большое впечатление произвели его ум, образованность, воспитание. Предложив место управляющего, он фактически спас ему жизнь. За все это Дупта ему очень благодарен. Он у нас, кажется, уже пять лет и за это время не дал ни единого повода для недовольства.
   Ребекка вздохнула:
   – Насколько было бы удобнее, если бы ночным визитером оказался он.
   – Что вы имеете в виду, моя дорогая?
   – Хм… Но если это не он, тогда кто же?
   Фелис вдруг засуетилась:
   – Надо пойти посмотреть, готов ли чай. После всех этих поисков мужчины наверняка захотят подкрепиться.
   Она встала и поспешила к выходу. «Довольно странная реакция», – подумала Ребекка, с любопытством глядя ей вслед.
   Чайный стол был накрыт сразу же, как только мужчины закончили исследование тайного хода. К столу вышла и Маргарет, в первый раз за много дней. По поводу тайного хода до самого конца трапезы ничего сказано не было.
   Маргарет выглядела много лучше. Видимо, ей полегчало – цвет лица стал свежее, только похудела сильно. Она даже несколько раз улыбнулась. Ребекка была этому очень рада и старалась подкладывать сестре бисквиты и печенье.
   Однако после чая Маргарет задерживаться не стала – извинилась и ушла. А Ребекка немедленно отвела Жака в сторону. Ей хотелось поговорить с ним наедине, поскольку Эдуард и Фелис вели себя как-то странно. Ведь он все же был ее мужем, по-своему любил ее, и она не сомневалась: ему можно полностью доверять в том, что касается проблемы с тайным ходом.
   – Итак, – поинтересовалась она, едва сдерживая нетерпение, – что вам удалось найти?
   Жак улыбнулся одной из самых своих очаровательных улыбок (правда, эти улыбки на нее уже не действовали):
   – Можешь себе представить, Ребекка, весь дом похож на соты! Его во всех направлениях пересекают тайные галереи. Жаль, что я не знал об этом в детстве. Как было бы интересно побродить по ним.
   – Но ты выяснил, где главный выход?
   Он покачал головой:
   – Я же тебе сказал, это настоящий лабиринт. Каждый участок галереи соединен с десятками других. Выходы есть почти в каждую комнату, включая все спальни.
   Ребекка чуть не вскрикнула.
   – Ты имеешь в виду, что этому злодею не нужно было проходить через потайную дверь, которую мы с Маргарет обнаружили? Он мог прийти прямо в наши спальни?
   – Несомненно.
   – В таком случае прекратить это можно, только забив все тайные двери.
   Жак пожал плечами:
   – Вначале их надо обнаружить. Но я сильно сомневаюсь, что в ближайшее время это возможно.
   – Ты мне кажешься на удивление беззаботным.
   – О нет, моя дорогая. Я просто настолько ошеломлен, что… – Он вдруг замолк и взял ее за руку.
   Она осторожно высвободилась и села в ближайшее кресло.
   – А что говорит твой отец?
   – Он сказал, что также поражен этим открытием, и обещал докопаться до сути. В любом случае тебе следует вернуться ко мне, а с Маргарет на ночь будет оставаться горничная.
   – А Дупта? Как он реагировал на все это? Ты ничего не заметил? Может быть, он чем-нибудь себя выдал, вел себя как-то странно? У тебя не создалось впечатления, что он знаком с этими ходами?
   Жак задумался.
   – Нет, он вел себя вполне нормально. Если этот ночной визитер – Дупта, то он, несомненно, превосходный артист.
   – А не кажется ли тебе, – проговорила Ребекка, – что, возможно, так оно и есть?

Глава 11

   В этот же вечер Ребекка возвратилась в спальню Жака. Причем возвратилась охотно. События, происшедшие днем, немного изменили ее отношение к мужу. Ошеломляющее признание Жака в их первую брачную ночь, известие о гибели дяди и связанная с этим болезнь Маргарет, а теперь еще ночной визитер – все это довело ее до крайней степени нервного напряжения. Она почувствовала острую нужду в поддержке.
   Ребекка считала себя сильной, и ей всегда казалось, что она способна справиться с любыми превратностями судьбы. Но следует признать, что с настоящими трудностями в жизни ей сталкиваться еще не приходилось. Ребекке все давалось легко, и к жизни она относилась легко. В случае малейшего беспокойства рядом всегда оказывался кто-то, кто мог ее поддержать: родители, Маргарет, приятельницы. Теперь же, разлученная с родителями, не имея возможности довериться Маргарет, тем более что та была больна, и питая глубокое недоверие к Эдуарду и Фелис, единственный, к кому она могла обратиться за помощью, – это Жак.
   Они лежали рядом в огромной постели под балдахином, и она с удивлением поняла, что плачет.
   Жак повернул к ней лицо, такое грустное в дрожащем свете свечи, и стал нежно вытирать ее слезы.
   – Ребекка, милая Ребекка. – Он погладил ей волосы и обнял.
   А она с благодарностью спрятала лицо на его плече, в первый раз за много дней почувствовав умиротворение.
   Когда пришло утро, Ребекка обнаружила, что находится в той же самой позе.
   А потом был завтрак, тоже спокойный и мирный. О ночном визитере больше никто не упоминал. Явилась Маргарет, еще более посвежевшая. И Ребекка впервые за долгое время почувствовала прилив оптимизма. К ней начало возвращаться ее обычное бодрое состояние духа. Конечно, теперь, когда обнаружена тайная галерея, проблему с визитером можно будет легко решить. Вполне вероятно, что это кто-то из слуг.
   Они еще продолжали завтракать, когда в холле раздались тяжелые шаги. В комнату вошел Арман, принеся с собой чувство беспокойства и смятения.
   – Отец, мне нужно с вами поговорить, – произнес он без всякого вступления.
   Вместе с Арманом в комнату ворвалась утренняя прохлада, от него пахло дымом костра и конской сбруей. Ребекка вдруг почувствовала ужасное смущение, вернее, даже стыд.
   «Ему известно, что сейчас происходит между мной и Жаком. – Она сразу же вспомнила происшедшее на холме в Ле-Шене со всеми подробностями. – Ведь он тогда все знал, поэтому и говорил так о своем брате. Но почему он не сказал мне правду, а ограничился неясными намеками, которые для меня в то время не имели никакого смысла? Неужели обещание, данное брату, было для него важнее моей разрушенной жизни?»
   – Хм, Арман, ты бы мог по крайней мере сказать всем «доброе утро», – сердито бросил Эдуард. – И что за спешка! Ты врываешься сюда, забыв о вежливости, как дикарь.
   Арман застыл на месте почти по стойке «смирно». От долгой езды верхом по холоду его лицо раскраснелось.
   – Отец, я прошу у вас всего несколько минут.
   – Всему свое время. Если ты джентльмен, то должен поприветствовать свою мать, а затем тебе следует сесть за стол и присоединиться к нашему завтраку. И только после этого мы с тобой отправимся в мой кабинет.
   Эдуард говорил отрывисто и сухо. Лицо Армана вспыхнуло и покраснело еще больше; он неуклюже сел на стул, который отодвинул для него слуга.
   Обмен репликами между отцом и сыном дал Ребекке возможность собраться с мыслями. В результате она решила, что единственный выход для нее – делать вид, что никакой проблемы не существует. Она применяла подобную тактику и прежде, когда возникали неловкие ситуации.
   Почувствовав на себе пристальный взгляд Армана, Ребекка подняла глаза и спокойно встретилась с его глазами, даже не моргнув.
   Арман придвинул к себе чашку, положил в тарелку кусок ветчины, потом большую ложку мамалыги, взял ломоть кукурузного хлеба, толсто намазал его маслом, а сверху вареньем и, не произнося ни слова, начал быстро есть.
   Ребекка перевела взгляд на Фелис. Та сидела с непроницаемым видом, как будто все это ее совершенно не касалось. Сегодня утром она снова с трудом передвигалась, будто ее поразил приступ ревматизма. Ребекка нахмурилась, пытаясь понять, что же мучает свекровь. И почему эти недомогания возникают у нее только здесь, на острове?
   После завтрака Эдуард в сопровождении Армана направился в свой кабинет, а Жак удалился в библиотеку, просмотреть прибывшие из Саванны свежие газеты.
   Ребекка, Фелис и Маргарет вышли на террасу и сели в кресла, нагретые бледным зимним солнцем, проникающим через стекло. Обычно в это время они занимались вышиванием.
   Путь на террасу проходил мимо кабинета Эдуарда. Когда женщины оказались рядом с ним, оттуда донеслись голоса отца и сына. Они разговаривали на повышенных тонах. Отвернувшись, Фелис ускорила шаг.
   Солнце уже почти разогнало утренний туман, на террасе было тепло, пьяно пахло зеленью. У каждой из них было свое любимое кресло. Ребекка к своему рукоделию никогда серьезно не относилась. Сейчас она трудилась над ковриком для скамеечки, которая ставилась под ноги. Узор был незамысловатый – бледно-красные розы на белом фоне, – но довольно милый. Ребекка с удивлением для себя обнаружила, что ей нравится вышивать.
   Фелис в это утро была очень неразговорчивой, Маргарет молчала, как всегда, и Ребекке тоже совсем не хотелось говорить. Так они и сидели, работая в доброжелательном молчании. Ей, конечно, хотелось обсудить с Фелис проблему тайного хода, но она решила, что в присутствии Маргарет этого делать не следует.
   Перебирая в мыслях события того памятного дня в Ле-Шене, она вспомнила рассказ Жака о владельцах сгоревшего дома. Ей также вспомнилось, что Жак поспешил закончить рассказ, так и не поведав, что стало потом с этой несчастной девочкой, родители которой погибли в огне. Может быть, свекровь знает?
   – Фелис, у меня к вам вопрос, – неожиданно произнесла Ребекка. – Во время нашего визита в Ле-Шен Жак рассказал нам печальную историю о сгоревшем доме.
   Фелис подняла глаза, ее лицо стало еще более мрачным.
   – О, это ужасная история. Очень печальная.
   – Жак сказал, что человек, который владел плантацией, и его жена – они оба погибли в огне, но уцелел ребенок, девочка. Они с нянькой жили здесь, в «Доме мечты». И она была Эдуарду как сестра.
   – Да, это правда.
   Фелис начала беспокоиться, Ребекка не могла понять почему. Неужели с девочкой произошло что-то очень страшное?
   – Нас потом что-то отвлекло от разговора, Жак так и не закончил свой рассказ, – продолжила Ребекка. – Я вот сейчас вспомнила об этом и решила спросить: так что же все-таки стало с этой девочкой? Вы ее знали?
   Фелис медленно опустила на колени пяльцы, и Ребекка заметила, что у нее немного дрожат руки.
   – О да, я ее знала, – заговорила наконец Фелис. Голос у нее был спокойный, но в нем появились странные интонации. – Когда мы с Эдуардом поженились, она еще жила здесь. Это правда, она действительно выросла вместе с Эдуардом, и он считал ее своей сестрой.
   – А какая она была? Красивая? Фелис сжала губы.
   – Думаю, что да.
   Маргарет, которую мало интересовала вся эта история, опустила вышивание на колени и задремала.
   Чувствуя, что напала на что-то интересное, Ребекка подалась вперед.
   – А в общении она была приятной? Вы с ней легко ладили?
   Фелис подняла вышивание и, не отрывая глаз от пяльцев, стала работать иглой.
   – Несомненно, ее можно было назвать приятной, и мы с ней, пока жили вместе, прекрасно ладили.
   – А что с ней стало? Она что, вышла замуж и уехала?
   Фелис как-то странно на нее посмотрела.
   – Нет. Разве вам Жак не рассказал? Девушка умерла. Она умерла через три года после нашей с Эдуардом свадьбы.
   – О! – Ребекку захлестнула острая жалость к этой девушке, которую она никогда не знала. – Как это ужасно! Она заболела?
   – Да. Доктора так и не определили, что это была за напасть.
   – А ее нянька, она еще жива? Для нее, наверное, это было страшным ударом.
   – Бесс? Бесс умерла совсем недавно. Она вышла здесь замуж и родила дочку Люти. Может быть, вы видели ее в Ле-Шене. Она там экономка.
   Ребекка, конечно, помнила Люти. Значит, вот кто эта красивая светлокожая негритянка! Ей начало казаться, что чем больше подробностей она узнает об этом случае с семейством Хантун, тем более сложным все становится. И еще у нее возникло чувство, будто за всем этим кроется нечто темное и запретное.
   И вдруг Ребекка обнаружила, что ее вновь интересует, является ли Люти любовницей Армана. Неожиданно она представила их вместе, в ее сознании возникла до странности реальная картина: их голые тела, сплетенные в пароксизме страсти. Это воспламенило в ней такой огонь желания, что она даже пошевелилась в своем кресле. А затем картина начала медленно меняться, и на месте Люти оказалась она, Ребекка. Хотя ей никогда не приходилось лежать голой в объятиях мужчины, казалось, все эти ощущения были ей уже знакомы. Ребекка почувствовала, что лицо и тело стали очень горячими.
   Пытаясь унять свои взбунтовавшиеся чувства, она с силой вогнала в материю иголку. «Будь мое замужество нормальным, ничего подобного я бы сейчас не испытывала. Это ведь как голод. Голод, который грызет тебя так же жестоко, как отсутствие пищи. И я до конца своих дней обречена на такой голод. Как это несправедливо!»
   Разозлившись на себя, Ребекка отложила вышивание и встала.
   – Пойду посмотрю, закончил ли Эдуард беседу с Арманом. Я хочу поговорить с ним о… – Она посмотрела на дремлющую Маргарет и понизила голос до шепота. – …о тайном ходе.
   – О да, моя дорогая. Может быть, вам действительно следует обсудить с ним этот вопрос. – От внимания Ребекки не укрылся тот факт, что Фелис была очень обрадована тем, что Ребекка сменила тему. Какую роль в этой истории с семейством Хантун играет сама Фелис? И почему Жак вел себя так странно, рассказывая о пожаре? Да, во всем этом есть какой-то секрет, но чувствуется, докопаться до него будет не так-то легко.
   Когда она достигла холла, расположенного рядом с кабинетом Эдуарда, стало ясно, что разговор там еще не закончен. Голоса были громкими и очень возбужденными.
   Быстро осмотревшись по сторонам, нет ли поблизости прислуги, Ребекка подошла ближе и прислушалась.
   – Но почему вы никогда не хотите толком выслушать меня? – горячился Арман. – Вам известно, какой доход приносит хлопок по сравнению с индиго и рисом. А теперь, когда появились новые хлопкоочистительные машины, я мог бы в два раза повысить производительность. Вы возложили на меня ответственность за работы на плантации Ле-Шен, но не позволяете воплотить в жизнь мои идеи. Разве моя работа не говорит сама за себя? Почему вам это безразлично?
   – Арман, у меня нет ни времени, ни желания сидеть тут с тобой весь день и спорить. Я тебе вот что скажу, дружок: никаких объяснений я давать не намерен и не буду. Пока хозяином «Дома мечты» и всей собственности Молино остаюсь я, и ты будешь делать то, что тебе сказано. Понял? А теперь уходи. Разговор окончен, я больше не желаю ничего об этом слышать!
   Послышались шаги. Ребекка быстро спряталась за пальму, которая стояла посередине холла в большом горшке. Через несколько секунд дверь кабинета распахнулась и вышел Арман, похожий на солдата, поднявшегося в атаку. Его лицо было темным от гнева.
   Ребекка смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом. Может быть, сейчас, после такой тяжелой беседы с сыном, не лучшее время для разговора с Эдуардом, но ей очень хотелось выяснить, что нового стало известно о потайном ходе.
   В нерешительности Ребекка постучала в дверь костяшками пальцев. Несколько секунд за дверью была тишина, а затем хриплый голос Эдуарда произнес:
   – Войдите!
   Ребекка открыла дверь и увидела его. Сцепив за спиной руки и покачиваясь на каблуках, он стоял у окна.
   – Дядя Эдуард, я прошу прощения за беспокойство, но мне очень интересно, удалось ли вам узнать еще что-нибудь об этой потайной галерее?
   Эдуард молчал. Ей показалось, что молчание длится слишком долго. Наконец он повернул к ней лицо, и она увидела, что оно побелело от злости.
   – А, наша милая Ребекка. – На лице Эдуарда появилась напряженная улыбка. – Прошу вас, проходите и садитесь.
   Ни проходить, ни садиться ей уже не хотелось, она жалела, что пришла, но, чтобы его не раздражать, села туда, куда было предложено, а именно на небольшой диван, который показался ей еще меньше, как только Эдуард уселся рядом.
   Ее свекор явно злоупотреблял алкоголем. Она замечала это и раньше, но сейчас, находясь так близко от него, смогла еще лучше рассмотреть, насколько у него одутловатое испитое лицо, а глаза опухшие и с красными прожилками. Эдуард, в свою очередь, тоже с интересом рассматривал ее, и постепенно улыбка на его лице становилась все более непринужденной. Разумеется, интерес этот не ограничивался только ее лицом, свекор не оставил без внимания и другие части ее тела. По-видимому, не стоит перечислять какие.