Страница:
И вот теперь, сидя в шикарном фаэтоне, который быстро летел, подпрыгивая, по узкой лесной дороге. Маргарет бросила взгляд на сияющее лицо Ребекки и пожалела, что не может так же бесстрашно и восторженно смотреть в свое будущее. Ребекка всегда с нетерпением ждала нового в своей жизни. «Ладно, – подумала Маргарет, – в конце концов, мои предчувствия не всегда оправдываются. Может, на этот раз страхи объясняются просто тем, что мне двадцать один год и я первый раз в жизни надолго оставила свой дом и родителей».
В смятении чувств она крепко сжала руку Ребекки, словно пыталась с помощью этого прикосновения позаимствовать у кузины немного ее силы и бодрости духа. Они приближались к «Дому мечты», где их ждали хозяева, Эдуард Молино с супругой. Какое оно, это загадочное семейство Молино, о котором мистер Стерлинг рассказал так много интригующего?
Глава 2
В смятении чувств она крепко сжала руку Ребекки, словно пыталась с помощью этого прикосновения позаимствовать у кузины немного ее силы и бодрости духа. Они приближались к «Дому мечты», где их ждали хозяева, Эдуард Молино с супругой. Какое оно, это загадочное семейство Молино, о котором мистер Стерлинг рассказал так много интригующего?
Глава 2
В фаэтоне было тесно. Втроем они едва там поместились, и Ребекка остро переживала оттого, что ее бедро касается бедра Армана. Разумеется, не потому, что это ее как-то волновало, а потому, что они были едва знакомы. Впрочем, тепло его тела, которое она чувствовала сквозь тонкую материю платья, было не так уж и неприятно. Пожалуй, можно даже сказать, что это ее слегка возбудило. Во всяком случае, Ребекка почувствовала, что у нее сильнее забилось сердце. Конечно, Арман несколько неотесан, но зато очень красив и полон какой-то скрытой энергии. Определенно, он очень сильный.
Она задумчиво улыбнулась, представив, что чувствует он, касаясь ее. Ребекка была девственница, но; несмотря на это, имела большой опыт общения с мужчинами и полагала, что знает многое об их побуждениях и вообще о мужской природе.
У нее не было никаких сомнений, что она рождена властвовать над мужчинами, потому что с раннего детства ее красота притягивала их к ней, как бабочек – свет. Взрослея, Ребекка стала замечать, что при ее приближении с ними происходит что-то странное.
В определенном смысле это выглядело довольно комично. В ее присутствии мужчины заливались краской, начинали заикаться; но это еще не все – стоило только подойти поближе, и можно было заметить и кое-что другое. Нет, до чего же легко заполучить мужчину! Просто надо приблизиться и слегка наклониться, чтобы он мог увидеть, что у нее за вырезом декольте. Долго, конечно, смотреть позволять не надо. Совсем немного, чуть-чуть. Это было так легко, что Ребекке даже становилось скучно.
Ее же собственные чувства обычно находились полностью под контролем. И вот сейчас, сидя прижавшись вплотную к красавчику кузену, она находила странным, что чувствует во всем теле какое-то внезапное, непривычное для нее возбуждение.
Желая отвлечься, Ребекка наклонилась вперед, пытаясь сквозь пышную зелень, которая нависала над дощатой изгородью, протянувшейся по обе стороны дороги, разглядеть намек на павильоны в виде старинных замков и бельведеров, которые, как рассказывал Стерлинг, в прежние времена возвышались на острове. Ей также очень не терпелось увидеть дом. Что имел в виду Стерлинг, говоря о его необычности? И в чем особенность его архитектуры?
Но вдруг фаэтон неожиданно качнулся и выехал на кольцеобразную подъездную дорожку, выложенную измельченным белым камнем. Рядом с дорожкой раскинулся великолепный парк, в центре которого находился небольшой золотисто-желтый павильон со странным орнаментом.
Увидев павильон, Маргарет от удивления слабо вскрикнула, но вот показался и сам дом – «Дом мечты». Тут уж Ребекка не выдержала и вся подалась вперед, так что сползла прямо на край сиденья.
Это было огромное здание – не здание, а дворец. Настоящий дворец. Приближался вечер, и собиралась гроза, отчего все кругом стало серым, но даже при таком освещении бледно-золотистая штукатурка, которой был отделан «Дом мечты», сияла. Ребекка никогда не была в Китае, но видела изображения китайских дворцов. Так вот, это огромное сооружение было похоже на китайские дворцы. Неудивительно, что вид этого дома-дворца наводил страх на местных жителей. Здания, какие Ребекка видела во время их короткого пребывания в Чарлстоне, в том числе и очень старые, все были построены в геор-гианском стиле, более новые – в федеральном, напоминавшем архитектуру времен регентства. Однако ни одно из них и близко не напоминало это прекрасное диковинное сооружение со странным изгибом крыши и причудливыми резными свесами, венчающими карниз. Фасадом дома являлась длинная тенистая терраса, верхняя часть которой продолжала изгиб крыши. Ее поддерживали высокие колонны, расписанные светящимся лаком – особой золотистой глазурью тоном темнее, чем штукатурка дома.
Входом в дом служили великолепные двойные двери, располагавшиеся в центре, отделанные медью с какой-то особенной чеканкой, однако издалека Ребекка не могла рассмотреть детали.
Две зарешеченные галереи еще больше увеличивали размеры дома. Их поддерживали такие же колонны, как и фасадные. Эти два крытых перехода шли по обеим сторонам дома параллельно изгибающейся подъездной дорожке и были увиты виноградными лозами, цветущими вьюнами. Подле колонн, а также в парке среди зелени, что окружала дом, располагались экзотические статуи в восточном стиле. Эффект от всего этого был просто ошеломляющим, ослепительным. Неудивительно, что Жан Молино, по эскизам которого был построен дом, назвал его «Домом мечты».
От подъездной дорожки к площадке перед домом вела широкая мраморная лестница с десятью ступеньками. Наверху лестницы стояла высокая темноволосая женщина в модном платье из ткани во французскую полоску, а рядом с ней – стройный мужчина в облачении зажиточного выходца из Ост-Индии.[2]
– Господи, кто это такой? – воскликнула Маргарет.
Ребекка разделяла изумление кузины. Для них было странно и неожиданно обнаружить выходца из Ост-Индии здесь, в Америке. Как попал он сюда, в эти далекие края, и почему ожидает их вместе с этой женщиной? Впрочем, Ребекка не сомневалась, что эта женщина – Фелис, жена дяди Эдуарда и мать Армана и Жака.
Когда гнедая приблизилась к утрамбованной площадке перед ступенями, из-за дома тут же выскочил улыбающийся чернокожий подросток, и Арман бросил ему поводья. Видно было, что мальчику доставляло огромное удовольствие перегнать экипаж к конюшне.
Арман сошел на землю, молча повернулся и помог спуститься сначала Маргарет, а затем Ребекке.
Опираясь на предложенную Арманом руку, Ребекка мельком взглянула на него. Прояви он хотя бы чуточку дружелюбия, она, уж так и быть, была готова одарить Армана подобием улыбки. Но его темные глаза отрешенно смотрели прямо вперед, и Ребекка испытала незнакомое чувство: впервые было задето ее женское самолюбие, впервые ее отвергали. «Ах вот, значит, какая ты дубина! Ну уж нет, больше никаких попыток завязать дружеские отношения я предпринимать не буду! Это уж определенно!»
Взяв Маргарет за руку, она начала подниматься по широким ступеням, ведущим к террасе, с любопытством вглядываясь в две фигуры, стоявшие наверху. Арман шел сзади.
Женщине было по крайней мере лет сорок пять, но выглядела она все еще привлекательной. У нее было спокойное мягкое лицо и добрые карие глаза, от которых исходило ласковое тепло.
Стоявший рядом мужчина – сейчас его можно было рассмотреть получше – имел внешность типичного индуса: хищный нос, глубоко посаженные черные глаза и светло-коричневая кожа. Его тонкие губы не улыбались, и казалось, не улыбались никогда; впрочем, лицо его не выражало вообще никаких эмоций. Ребекка снова удивилась его присутствию здесь. Судя по одежде, он принадлежал к высшей касте, хотя никаких кастовых знаков на лбу не было.
Когда они взошли на террасу, Ребекка отпустила руку Маргарет и сделала шаг вперед.
– Тетя Фелис!
Женщина широко улыбнулась, взяла Ребекку за плечи, посмотрела внимательно, а затем расцеловала в обе щеки.
– Вы, должно быть, Ребекка! Конечно, в этом нет никаких сомнений. Ваша матушка так описала вас, что не узнать невозможно.
Она отпустила Ребекку и повернулась к Маргарет. Та держалась довольно скованно, а когда Фелис ее обняла, вообще смутилась.
– А вы, значит, Маргарет. Я очень рада видеть здесь вас обеих. Добро пожаловать в «Дом мечты» и на Берег Пиратов. Надеюсь, Арман встретил вас подобающим образом?
Не глядя на Армана, Ребекка холодно кивнула.
Маргарет смущенно улыбалась, чувствуя себя неуютно под непроницаемым взглядом индуса. Она не понимала, почему присутствие индуса привело ее в такое замешательство, ведь большую часть своей жизни она провела в Индии. Может быть, это случилось потому, что здесь, в этой далекой стране, он казался совершенно неуместным.
– Нам очень приятно видеть вас, тетя Фелис, – услышала она голос Ребекки. – Это так любезно, что вы и дядя Эдуард пригласили нас.
Маргарет понимала, что ей тоже нужно сказать что-нибудь, и вдруг обнаружила, что вторит, словно эхо:
– Да, это так любезно с вашей стороны пригласить нас сюда.
И тут Маргарет разглядела, какое у Фелис красивое лицо. Та по-матерински встревоженно и с участием смотрела на нее.
– О, вы выглядите такой усталой, моя дорогая. Я знаю, что ваше путешествие было долгим и трудным. Конечно же, первым делом вы бы хотели принять ванну и немного отдохнуть. Дупта, наш дворецкий, поручил горничным приготовить для вас комнаты наверху, где вы найдете все необходимое. Разумеется, я просто умираю от нетерпения услышать все новости о ваших семьях и подробности путешествия. Но я попытаюсь сдержать свое любопытство, пока вы отдохнете. Сейчас я провожу вас в ваши комнаты. Отдыхайте до самого ужина, он у нас в восемь. К тому времени должны вернуться из Саванны мистер Молино и Жак. Муж просил передать вам свои глубокие сожаления, что не мог встретить вас. Известие о вашем прибытии мы получили на этой неделе, но еще раньше у него уже были назначены встречи. Он просит у вас извинения, но дело обязывает. – Она всплеснула руками. – О, я просто не могу выразить словами, как это приятно – принимать у себя двух молодых девушек, которые наконец приехали погостить у нас!
Маргарет изобразила еще одну улыбку, хотя ей было не до того. Фелис показалась ей очень доброй, правда, чувствовалось, что она любит поговорить. Кроме того, Маргарет понимала: из того, что сейчас было сказано, она запомнит очень мало, поскольку устала смертельно.
Став между девушками, Фелис взяла каждую за руку, в то время как Дупта с непроницаемым лицом открывал двойные двери, украшенные изящными, но свирепыми драконами. Двери были настолько большие, что женщины втроем свободно прошли в них, оказавшись в прохладном холле дома-дворца.
Маргарет устала настолько, что едва замечала убранство просторного холла, обратив внимание только на необычайно высокие потолки. Фелис направилась к широкой лестнице, которая заканчивалась площадкой, откуда две закругленные лестницы вели на следующий этаж.
Деревянные перила были покрыты искусной резьбой, и когда Маргарет поднималась по лестнице, резное дерево под рукой показалось ей теплым, почти живым. Она попыталась определить кончиками пальцев рисунок орнамента, но у нее ничего не получилось, и от этого ей стало почему-то неприятно. Над первой площадкой с потолка свисала огромная люстра, каких девушка никогда прежде не видела. Это была необычная люстра – Маргарет казалось, что она чувствует над собой ее вес как некую угрозу.
Проходя под громадной люстрой, Маргарет заметила два больших портрета в тяжелых резных позолоченных рамах.
У Маргарет не было ни желания, ни сил рассматривать их сейчас, но, почувствовав на своем локте руку Ребекки, она остановилась.
– Какие интересные портреты! – воскликнула Ребекка, не отпуская локоть Маргарет и тем самым удерживая ее на месте. – Стиль живописи довольно необычный. Кто здесь изображен?
– Жан и Миньон Молино, – ответила Фелис. – Портреты написал друг семьи, известный художник Полидоро, всего за шесть месяцев до их смерти. Эти портреты входят в число самых лучших его работ.
Маргарет заставила себя посмотреть на портреты и, подняв голову вверх, встретилась взглядом с Жаном Молино. Добрым это лицо назвать было трудно. Широкоскулое, чуть ли не славянское, с глубоко посаженными глазами, которые, казалось, смотрели на нее одновременно высокомерно и с каким-то радостным изумлением. На лице выделялись полные, хорошо очерченные губы. Пожалуй, для мужчины слишком уж чувственные, подумала Маргарет. Изысканный белый парик, так же как и наброшенный на плечи роскошный красный бархатный плащ подчеркивали смуглость кожи.
Переведя взгляд на портрет жены, она нашла его столь же удручающе неприятным. Миньон Молино была облачена в накидку, похожую на плащ мужа. Отброшенный назад капюшон красивыми складками обрамлял длинную, стройную белую шею и узкое бледное лицо.
Глаза Миньон были темными, много темнее, чем глаза супруга. В них отражалось нечто такое, что Маргарет, если бы ей потребовалось дать точное определение, назвала бы мраком. Золотисто-каштановые волосы женщины были уложены в искусно сооруженную высокую прическу из локонов. Тонкий аристократический нос, тонкие красные и будто бы даже алчные губы.
Люди, изображенные на портретах, несомненно, не принадлежали к числу тех, с кем Маргарет желала бы встретиться, поэтому она поторопила Ребекку идти дальше. Для этого она выбрала самый радикальный способ – просто вырвала свой локоть из рук кузины и двинулась вперед по лестнице.
Наконец они достигли последнего этажа, и Фелис ввела Маргарет в залитую солнцем комнату с большой кроватью посередине, над которой нависал державшийся на четырех столбиках полог.
На низкой скамейке стоял большой кувшин, а рядом таз для умывания и аккуратно сложенные чистые белые простыни. На милом шератонском[3] столике у окна Маргарет увидела поднос с еще одним кувшином, а также бокал, вазу с фруктами, тарелки с сыром, крекерами и сладкими бисквитами.
– Спасибо… – прошептала Маргарет, повернувшись к Фелис, и слабо улыбнулась.
Больше она не произнесла ни слова, просто стояла и смотрела, как Фелис направляется к двери и поспешно закрывает ее за собой. Маргарет подумала, что, наверное, надо было сказать еще что-нибудь, но сил на это у нее уже не было.
Небо начало понемногу проясняться лишь поздним вечером. Последний луч закатного солнца, как будто направленный рукой самого Господа Бога в окно спальни Ребекки, накрыл ее словно прозрачным покрывалом, когда она сидела, вытянувшись в шезлонге в нижнем белье.
Ребекка лениво улыбнулась, скосила глаза вниз на свое тело и осталась довольна. Действительно, посмотреть было на что.
Потянувшись, она взяла из вазы еще один необыкновенно вкусный персик, щедрый дар Фелис, и вонзила зубы в сладкую золотистую мякоть. По фруктам Ребекка сильно истосковалась, поскольку на борту корабля их подавали очень редко, и вот теперь, дорвавшись до них, видимо, объелась.
Она понимала, что нужно отдохнуть. Тело изнемогало от усталости, но возбуждение не давало уснуть, в голове гудело так, будто там поселился целый рой пчел. Ну что ж, остается надеяться, что Маргарет, которая, вне всякого сомнения, уже давно спит, отдохнет за двоих.
«Бедняжка!» – Ребекка улыбнулась. Маргарет выглядела ужасно бледной и такой усталой. Есть надежда, правда, что к ужину она отойдет, иначе какое же будет удовольствие, если дорогая подруга и кузина окажется не способна в полной мере принять участие в разговоре. Это может испортить праздник, а Ребекке хотелось, чтобы ее первый вечер в странном, но изысканном доме был праздником. Итак, праздник начинается!
Все, что она успела здесь увидеть, Ребекке понравилось. Ее комната, например, была просто восхитительна – просторная и в то же время уютная, солнечная, с высоким потолком. Мебель – в стиле чиппендейл[4] с легким налетом чиназери[5]. Верхняя часть спинок стульев была выполнена в форме пагоды, а великолепная кровать в стиле чиппендейл с балдахином, поддерживаемым четырьмя стойками, тоже напоминала небольшую пагоду. Покрывало повторяло рисунок изогнутой китайской крыши дома.
Большая часть полированного деревянного пола была покрыта толстым восточным плетеным ковром. Цвета на первый взгляд могли показаться несколько бледноватыми, но только на первый взгляд, поскольку при ближайшем рассмотрении оказывалось, что мягкая цветовая гамма великолепно гармонирует с общим стилем всей комнаты. Казалось, это не солнечные лучи освещают его, а ковер сам светится. Ребекка обнаружила, что не может оторвать восхищенного взгляда от узора. Он завораживал, хотя и не имел повторяющегося орнамента – просто какие-то предметы (если это можно было назвать предметами) со странными очертаниями и формами, причудливые, как облака.
У нее промелькнула вялая мысль, как там сейчас живут ее родители и как далеко она от дома. На короткое мгновение Ребекка почувствовала вдруг приступ тоски по дому, их большому, полному воздуха, белому дому в Пуне, где жили две семьи – ее и Маргарет. Она пообещала себе завтра же написать родителям. Отсюда в Индию письма идут ужасно долго, и дома, конечно же, очень за нее беспокоятся.
Разумеется, Маргарет – как всегда, самая внимательная. Она успела отправить письмо родителям, еще когда они были в Чарлстоне. И тетя Мэри, конечно, даст прочесть его своей сестре Аманде, матери Ребекки. Можно успокоиться – это будет почти то же самое, если бы Ребекка написала письмо. Но все же надо собраться и выполнить обещанное, а кроме того, как это было великодушно со стороны родителей – отпустить ее в такое дальнее и нелегкое путешествие!
Предполагалось, что путешествие будет подарком к их совершеннолетию, ее и Маргарет, чтобы они смогли повидать свет, поскольку с восьми лет жили в Индии и лишь изредка посещали Англию.
Вначале все планировалось иначе: они должны были направиться в Лондон, погостить там какое-то время, а затем в обществе двоюродной бабушки Лавинии посетить Францию. Однако незадолго до того, как был составлен этот план, Лавиния неожиданно умерла, а больше родственников, которые бы могли их сопровождать и у которых они могли бы остановиться в Лондоне, у них, к сожалению, не было. Обе семьи, Трентоны и Даунинги, были малодетными. Ребекка – единственный ребенок, а у Маргарет хотя и был брат, но он умер от тропической лихорадки в возрасте четырнадцати лет.
Ребекка пыталась уговорить мать и тетю сопровождать их в поездке, но ни та ни другая не пожелали расстаться с мужьями на столь длительный срок. Ребекка серьезно интересовалась событиями в мире, читала газеты, из которых как раз и узнала о возможных волнениях в Индии в том регионе, где они жили. Зная свою мать, девушка догадывалась, что эти опасения явились одной из причин, почему та не захотела покидать мужа в трудный момент.
Аманда Трентон была сильной женщиной, такие всегда остаются рядом с мужчиной несмотря ни на что, невзирая на превратности судьбы, будь то война или какая-нибудь другая напасть. Ребекка восхищалась этим качеством матери и в то же время удивлялась: насколько нужно любить мужчину, чтобы не расставаться с ним, даже если это грозит смертельной опасностью. Конечно, Ребекка тоже надеялась встретить когда-нибудь мужчину, который бы заставил ее испытать подобные чувства.
Так или иначе, но после смерти двоюродной бабушки Лавинии поездка в Лондон оказалась невозможной, и девушки уже почти смирились с тем, что в этом году путешествовать им не придется. Но тут неожиданно пришло письмо от кузена матери Ребекки, Эдуарда Молино, который жил в Колониях, в штате Южная Каролина.
Конечно, после Войны за независимость[6] это уже были не Колонии. Теперь они назвались Соединенными Штатами Америки, но какая разница, как они себя называли? Не это важно. Важно было совсем другое: дядя Эдуард, с которым отец Ребекки в течение многих лет вел не очень постоянную, но все же переписку, в своем последнем письме предложил ему приехать с семьей погостить у них, конечно, если есть время и возможности.
Потом, после интенсивного обмена письмами, было наконец принято решение, что Ребекка и Маргарет все-таки поедут, правда, не туда, куда намеревались вначале, а в несколько более экзотическое место, и притом не сейчас, поскольку путешествовать в этом сезоне уже поздно, а следующей весной.
Наконец пришла весна. Теперь Ребекка даже радовалась тому, что поездка в Англию сорвалась: было очень любопытно посмотреть, что это такое – новые Соединенные Штаты.
К тому же из Англии приходили тревожные новости. Период, который отец Ребекки называл «промышленной депрессией», кажется, затягивался, а в начале года при открытии парламента в Лондоне начались беспорядки. Принц-регент, ставший весьма непопулярным из-за скандала, связанного с его женой, был освистан толпой, когда двигался в своей карете через парк Сент-Джеймс к палате лордов. Полиция утверждала, что его обстреляли из ружья, поэтому они были вынуждены принять ответные меры и атаковать толпу. В результате столкновения было много пострадавших.
Вскоре вслед за этой новостью в Индию пришла еще одна – то, что лондонские газеты называли «расследованием по делу о большой зеленой сумке», когда лорд Сайдмаус представил парламенту зеленую сумку, наполненную свидетельствами о подстрекательствах к бунту. Это привело к массовым арестам и смертным казням, что, в свою очередь, вызвало дальнейшие беспорядки. Похоже, поездка в Лондон могла оказаться совсем не безопасной.
Конечно, Ребекка понимала, что и в Соединенных Штатах опасностей тоже хватает. Она читала о краснокожих индейцах, которые контролируют большие территории еще не освоенных земель. Но в своих письмах дядя Эдуард заверял ее родителей, что на его острове, носившем романтическое название Берег Пиратов, девушки будут жить в полнейшем комфорте; ни о каких опасностях, разумеется, не могло быть и речи. В Саванне, штат Джорджия, у него есть зимний дом, а Саванна – это очень приличный город, где жизнь налажена не хуже, чем в любом современном городе.
Ну что ж, по крайней мере насчет Берега Пиратов все оказалось не хуже, чем он описывал. Больше того, увиденное превзошло все ожидания Ребекки, и сейчас ее снова наполнил необъяснимый восторг, некое сладостное предчувствие, которое не покидало девушку с начала весны: здесь, на этом острове, с ней должно случиться что-то удивительное. И это случится, обязательно случится…
Ребекка вздрогнула и проснулась, обнаружив, что все-таки задремала. Солнце уже зашло, и небо за окном потемнело.
Ее разбудил стук лошадиных подков, скрип упряжи и мужские голоса.
Она поднялась с шезлонга и пересекла комнату, направляясь к окну, которое выходило на подъездную дорожку и в парк.
Внизу она увидела фаэтон, в котором Арман привез с пристани ее и Маргарет. Рядом с ним стояли двое мужчин.
Вначале она не могла понять, кто бы это мог быть, но быстро вспомнила слова Фелис о том, что Эдуард и Жак, его старший сын, уехали в Саванну и к ужину вернутся.
Только теперь, окончательно проснувшись и вспомнив, что не одета, Ребекка поспешно задернула штору и стала наблюдать в щелочку.
Мужчины были примерно одинакового роста, одинакового сложения, и голоса у обоих были похожие – сильные и глубокие. Ей не удавалось разглядеть их лица, но тут один из них начал подниматься по ступеням и снял шляпу, обнажив голову с густыми рыжеватыми кудрявыми волосами, завязанными сзади черной лентой. Ребекка решила, что это, несомненно, Жак, потому что дядя Эдуард должен быть старше.
Жак достиг верхней ступеньки, остановился и вдруг закинул голову вверх.
Ребекка едва не отпрянула назад – ей показалось, что взгляд Жака направлен прямо на ту щелочку между шторами, в которую она смотрела. Усилием воли она заставила себя продолжить наблюдение.
Даже тусклого света за окном оказалось достаточно, чтобы понять: этот красавец, вне всяких сомнений, в большей степени джентльмен, чем его брат Арман.
Безукоризненно одетый, ухоженный, он двигался с уверенной мужской грацией, что не могло не произвести впечатления. «Если это Жак, – подумала Ребекка, – то дела здесь предполагают быть еще более интересными, чем ожидалось. К вечеру нужно подготовиться по-настоящему».
Она задумчиво улыбнулась, представив, что чувствует он, касаясь ее. Ребекка была девственница, но; несмотря на это, имела большой опыт общения с мужчинами и полагала, что знает многое об их побуждениях и вообще о мужской природе.
У нее не было никаких сомнений, что она рождена властвовать над мужчинами, потому что с раннего детства ее красота притягивала их к ней, как бабочек – свет. Взрослея, Ребекка стала замечать, что при ее приближении с ними происходит что-то странное.
В определенном смысле это выглядело довольно комично. В ее присутствии мужчины заливались краской, начинали заикаться; но это еще не все – стоило только подойти поближе, и можно было заметить и кое-что другое. Нет, до чего же легко заполучить мужчину! Просто надо приблизиться и слегка наклониться, чтобы он мог увидеть, что у нее за вырезом декольте. Долго, конечно, смотреть позволять не надо. Совсем немного, чуть-чуть. Это было так легко, что Ребекке даже становилось скучно.
Ее же собственные чувства обычно находились полностью под контролем. И вот сейчас, сидя прижавшись вплотную к красавчику кузену, она находила странным, что чувствует во всем теле какое-то внезапное, непривычное для нее возбуждение.
Желая отвлечься, Ребекка наклонилась вперед, пытаясь сквозь пышную зелень, которая нависала над дощатой изгородью, протянувшейся по обе стороны дороги, разглядеть намек на павильоны в виде старинных замков и бельведеров, которые, как рассказывал Стерлинг, в прежние времена возвышались на острове. Ей также очень не терпелось увидеть дом. Что имел в виду Стерлинг, говоря о его необычности? И в чем особенность его архитектуры?
Но вдруг фаэтон неожиданно качнулся и выехал на кольцеобразную подъездную дорожку, выложенную измельченным белым камнем. Рядом с дорожкой раскинулся великолепный парк, в центре которого находился небольшой золотисто-желтый павильон со странным орнаментом.
Увидев павильон, Маргарет от удивления слабо вскрикнула, но вот показался и сам дом – «Дом мечты». Тут уж Ребекка не выдержала и вся подалась вперед, так что сползла прямо на край сиденья.
Это было огромное здание – не здание, а дворец. Настоящий дворец. Приближался вечер, и собиралась гроза, отчего все кругом стало серым, но даже при таком освещении бледно-золотистая штукатурка, которой был отделан «Дом мечты», сияла. Ребекка никогда не была в Китае, но видела изображения китайских дворцов. Так вот, это огромное сооружение было похоже на китайские дворцы. Неудивительно, что вид этого дома-дворца наводил страх на местных жителей. Здания, какие Ребекка видела во время их короткого пребывания в Чарлстоне, в том числе и очень старые, все были построены в геор-гианском стиле, более новые – в федеральном, напоминавшем архитектуру времен регентства. Однако ни одно из них и близко не напоминало это прекрасное диковинное сооружение со странным изгибом крыши и причудливыми резными свесами, венчающими карниз. Фасадом дома являлась длинная тенистая терраса, верхняя часть которой продолжала изгиб крыши. Ее поддерживали высокие колонны, расписанные светящимся лаком – особой золотистой глазурью тоном темнее, чем штукатурка дома.
Входом в дом служили великолепные двойные двери, располагавшиеся в центре, отделанные медью с какой-то особенной чеканкой, однако издалека Ребекка не могла рассмотреть детали.
Две зарешеченные галереи еще больше увеличивали размеры дома. Их поддерживали такие же колонны, как и фасадные. Эти два крытых перехода шли по обеим сторонам дома параллельно изгибающейся подъездной дорожке и были увиты виноградными лозами, цветущими вьюнами. Подле колонн, а также в парке среди зелени, что окружала дом, располагались экзотические статуи в восточном стиле. Эффект от всего этого был просто ошеломляющим, ослепительным. Неудивительно, что Жан Молино, по эскизам которого был построен дом, назвал его «Домом мечты».
От подъездной дорожки к площадке перед домом вела широкая мраморная лестница с десятью ступеньками. Наверху лестницы стояла высокая темноволосая женщина в модном платье из ткани во французскую полоску, а рядом с ней – стройный мужчина в облачении зажиточного выходца из Ост-Индии.[2]
– Господи, кто это такой? – воскликнула Маргарет.
Ребекка разделяла изумление кузины. Для них было странно и неожиданно обнаружить выходца из Ост-Индии здесь, в Америке. Как попал он сюда, в эти далекие края, и почему ожидает их вместе с этой женщиной? Впрочем, Ребекка не сомневалась, что эта женщина – Фелис, жена дяди Эдуарда и мать Армана и Жака.
Когда гнедая приблизилась к утрамбованной площадке перед ступенями, из-за дома тут же выскочил улыбающийся чернокожий подросток, и Арман бросил ему поводья. Видно было, что мальчику доставляло огромное удовольствие перегнать экипаж к конюшне.
Арман сошел на землю, молча повернулся и помог спуститься сначала Маргарет, а затем Ребекке.
Опираясь на предложенную Арманом руку, Ребекка мельком взглянула на него. Прояви он хотя бы чуточку дружелюбия, она, уж так и быть, была готова одарить Армана подобием улыбки. Но его темные глаза отрешенно смотрели прямо вперед, и Ребекка испытала незнакомое чувство: впервые было задето ее женское самолюбие, впервые ее отвергали. «Ах вот, значит, какая ты дубина! Ну уж нет, больше никаких попыток завязать дружеские отношения я предпринимать не буду! Это уж определенно!»
Взяв Маргарет за руку, она начала подниматься по широким ступеням, ведущим к террасе, с любопытством вглядываясь в две фигуры, стоявшие наверху. Арман шел сзади.
Женщине было по крайней мере лет сорок пять, но выглядела она все еще привлекательной. У нее было спокойное мягкое лицо и добрые карие глаза, от которых исходило ласковое тепло.
Стоявший рядом мужчина – сейчас его можно было рассмотреть получше – имел внешность типичного индуса: хищный нос, глубоко посаженные черные глаза и светло-коричневая кожа. Его тонкие губы не улыбались, и казалось, не улыбались никогда; впрочем, лицо его не выражало вообще никаких эмоций. Ребекка снова удивилась его присутствию здесь. Судя по одежде, он принадлежал к высшей касте, хотя никаких кастовых знаков на лбу не было.
Когда они взошли на террасу, Ребекка отпустила руку Маргарет и сделала шаг вперед.
– Тетя Фелис!
Женщина широко улыбнулась, взяла Ребекку за плечи, посмотрела внимательно, а затем расцеловала в обе щеки.
– Вы, должно быть, Ребекка! Конечно, в этом нет никаких сомнений. Ваша матушка так описала вас, что не узнать невозможно.
Она отпустила Ребекку и повернулась к Маргарет. Та держалась довольно скованно, а когда Фелис ее обняла, вообще смутилась.
– А вы, значит, Маргарет. Я очень рада видеть здесь вас обеих. Добро пожаловать в «Дом мечты» и на Берег Пиратов. Надеюсь, Арман встретил вас подобающим образом?
Не глядя на Армана, Ребекка холодно кивнула.
Маргарет смущенно улыбалась, чувствуя себя неуютно под непроницаемым взглядом индуса. Она не понимала, почему присутствие индуса привело ее в такое замешательство, ведь большую часть своей жизни она провела в Индии. Может быть, это случилось потому, что здесь, в этой далекой стране, он казался совершенно неуместным.
– Нам очень приятно видеть вас, тетя Фелис, – услышала она голос Ребекки. – Это так любезно, что вы и дядя Эдуард пригласили нас.
Маргарет понимала, что ей тоже нужно сказать что-нибудь, и вдруг обнаружила, что вторит, словно эхо:
– Да, это так любезно с вашей стороны пригласить нас сюда.
И тут Маргарет разглядела, какое у Фелис красивое лицо. Та по-матерински встревоженно и с участием смотрела на нее.
– О, вы выглядите такой усталой, моя дорогая. Я знаю, что ваше путешествие было долгим и трудным. Конечно же, первым делом вы бы хотели принять ванну и немного отдохнуть. Дупта, наш дворецкий, поручил горничным приготовить для вас комнаты наверху, где вы найдете все необходимое. Разумеется, я просто умираю от нетерпения услышать все новости о ваших семьях и подробности путешествия. Но я попытаюсь сдержать свое любопытство, пока вы отдохнете. Сейчас я провожу вас в ваши комнаты. Отдыхайте до самого ужина, он у нас в восемь. К тому времени должны вернуться из Саванны мистер Молино и Жак. Муж просил передать вам свои глубокие сожаления, что не мог встретить вас. Известие о вашем прибытии мы получили на этой неделе, но еще раньше у него уже были назначены встречи. Он просит у вас извинения, но дело обязывает. – Она всплеснула руками. – О, я просто не могу выразить словами, как это приятно – принимать у себя двух молодых девушек, которые наконец приехали погостить у нас!
Маргарет изобразила еще одну улыбку, хотя ей было не до того. Фелис показалась ей очень доброй, правда, чувствовалось, что она любит поговорить. Кроме того, Маргарет понимала: из того, что сейчас было сказано, она запомнит очень мало, поскольку устала смертельно.
Став между девушками, Фелис взяла каждую за руку, в то время как Дупта с непроницаемым лицом открывал двойные двери, украшенные изящными, но свирепыми драконами. Двери были настолько большие, что женщины втроем свободно прошли в них, оказавшись в прохладном холле дома-дворца.
Маргарет устала настолько, что едва замечала убранство просторного холла, обратив внимание только на необычайно высокие потолки. Фелис направилась к широкой лестнице, которая заканчивалась площадкой, откуда две закругленные лестницы вели на следующий этаж.
Деревянные перила были покрыты искусной резьбой, и когда Маргарет поднималась по лестнице, резное дерево под рукой показалось ей теплым, почти живым. Она попыталась определить кончиками пальцев рисунок орнамента, но у нее ничего не получилось, и от этого ей стало почему-то неприятно. Над первой площадкой с потолка свисала огромная люстра, каких девушка никогда прежде не видела. Это была необычная люстра – Маргарет казалось, что она чувствует над собой ее вес как некую угрозу.
Проходя под громадной люстрой, Маргарет заметила два больших портрета в тяжелых резных позолоченных рамах.
У Маргарет не было ни желания, ни сил рассматривать их сейчас, но, почувствовав на своем локте руку Ребекки, она остановилась.
– Какие интересные портреты! – воскликнула Ребекка, не отпуская локоть Маргарет и тем самым удерживая ее на месте. – Стиль живописи довольно необычный. Кто здесь изображен?
– Жан и Миньон Молино, – ответила Фелис. – Портреты написал друг семьи, известный художник Полидоро, всего за шесть месяцев до их смерти. Эти портреты входят в число самых лучших его работ.
Маргарет заставила себя посмотреть на портреты и, подняв голову вверх, встретилась взглядом с Жаном Молино. Добрым это лицо назвать было трудно. Широкоскулое, чуть ли не славянское, с глубоко посаженными глазами, которые, казалось, смотрели на нее одновременно высокомерно и с каким-то радостным изумлением. На лице выделялись полные, хорошо очерченные губы. Пожалуй, для мужчины слишком уж чувственные, подумала Маргарет. Изысканный белый парик, так же как и наброшенный на плечи роскошный красный бархатный плащ подчеркивали смуглость кожи.
Переведя взгляд на портрет жены, она нашла его столь же удручающе неприятным. Миньон Молино была облачена в накидку, похожую на плащ мужа. Отброшенный назад капюшон красивыми складками обрамлял длинную, стройную белую шею и узкое бледное лицо.
Глаза Миньон были темными, много темнее, чем глаза супруга. В них отражалось нечто такое, что Маргарет, если бы ей потребовалось дать точное определение, назвала бы мраком. Золотисто-каштановые волосы женщины были уложены в искусно сооруженную высокую прическу из локонов. Тонкий аристократический нос, тонкие красные и будто бы даже алчные губы.
Люди, изображенные на портретах, несомненно, не принадлежали к числу тех, с кем Маргарет желала бы встретиться, поэтому она поторопила Ребекку идти дальше. Для этого она выбрала самый радикальный способ – просто вырвала свой локоть из рук кузины и двинулась вперед по лестнице.
Наконец они достигли последнего этажа, и Фелис ввела Маргарет в залитую солнцем комнату с большой кроватью посередине, над которой нависал державшийся на четырех столбиках полог.
На низкой скамейке стоял большой кувшин, а рядом таз для умывания и аккуратно сложенные чистые белые простыни. На милом шератонском[3] столике у окна Маргарет увидела поднос с еще одним кувшином, а также бокал, вазу с фруктами, тарелки с сыром, крекерами и сладкими бисквитами.
– Спасибо… – прошептала Маргарет, повернувшись к Фелис, и слабо улыбнулась.
Больше она не произнесла ни слова, просто стояла и смотрела, как Фелис направляется к двери и поспешно закрывает ее за собой. Маргарет подумала, что, наверное, надо было сказать еще что-нибудь, но сил на это у нее уже не было.
Небо начало понемногу проясняться лишь поздним вечером. Последний луч закатного солнца, как будто направленный рукой самого Господа Бога в окно спальни Ребекки, накрыл ее словно прозрачным покрывалом, когда она сидела, вытянувшись в шезлонге в нижнем белье.
Ребекка лениво улыбнулась, скосила глаза вниз на свое тело и осталась довольна. Действительно, посмотреть было на что.
Потянувшись, она взяла из вазы еще один необыкновенно вкусный персик, щедрый дар Фелис, и вонзила зубы в сладкую золотистую мякоть. По фруктам Ребекка сильно истосковалась, поскольку на борту корабля их подавали очень редко, и вот теперь, дорвавшись до них, видимо, объелась.
Она понимала, что нужно отдохнуть. Тело изнемогало от усталости, но возбуждение не давало уснуть, в голове гудело так, будто там поселился целый рой пчел. Ну что ж, остается надеяться, что Маргарет, которая, вне всякого сомнения, уже давно спит, отдохнет за двоих.
«Бедняжка!» – Ребекка улыбнулась. Маргарет выглядела ужасно бледной и такой усталой. Есть надежда, правда, что к ужину она отойдет, иначе какое же будет удовольствие, если дорогая подруга и кузина окажется не способна в полной мере принять участие в разговоре. Это может испортить праздник, а Ребекке хотелось, чтобы ее первый вечер в странном, но изысканном доме был праздником. Итак, праздник начинается!
Все, что она успела здесь увидеть, Ребекке понравилось. Ее комната, например, была просто восхитительна – просторная и в то же время уютная, солнечная, с высоким потолком. Мебель – в стиле чиппендейл[4] с легким налетом чиназери[5]. Верхняя часть спинок стульев была выполнена в форме пагоды, а великолепная кровать в стиле чиппендейл с балдахином, поддерживаемым четырьмя стойками, тоже напоминала небольшую пагоду. Покрывало повторяло рисунок изогнутой китайской крыши дома.
Большая часть полированного деревянного пола была покрыта толстым восточным плетеным ковром. Цвета на первый взгляд могли показаться несколько бледноватыми, но только на первый взгляд, поскольку при ближайшем рассмотрении оказывалось, что мягкая цветовая гамма великолепно гармонирует с общим стилем всей комнаты. Казалось, это не солнечные лучи освещают его, а ковер сам светится. Ребекка обнаружила, что не может оторвать восхищенного взгляда от узора. Он завораживал, хотя и не имел повторяющегося орнамента – просто какие-то предметы (если это можно было назвать предметами) со странными очертаниями и формами, причудливые, как облака.
У нее промелькнула вялая мысль, как там сейчас живут ее родители и как далеко она от дома. На короткое мгновение Ребекка почувствовала вдруг приступ тоски по дому, их большому, полному воздуха, белому дому в Пуне, где жили две семьи – ее и Маргарет. Она пообещала себе завтра же написать родителям. Отсюда в Индию письма идут ужасно долго, и дома, конечно же, очень за нее беспокоятся.
Разумеется, Маргарет – как всегда, самая внимательная. Она успела отправить письмо родителям, еще когда они были в Чарлстоне. И тетя Мэри, конечно, даст прочесть его своей сестре Аманде, матери Ребекки. Можно успокоиться – это будет почти то же самое, если бы Ребекка написала письмо. Но все же надо собраться и выполнить обещанное, а кроме того, как это было великодушно со стороны родителей – отпустить ее в такое дальнее и нелегкое путешествие!
Предполагалось, что путешествие будет подарком к их совершеннолетию, ее и Маргарет, чтобы они смогли повидать свет, поскольку с восьми лет жили в Индии и лишь изредка посещали Англию.
Вначале все планировалось иначе: они должны были направиться в Лондон, погостить там какое-то время, а затем в обществе двоюродной бабушки Лавинии посетить Францию. Однако незадолго до того, как был составлен этот план, Лавиния неожиданно умерла, а больше родственников, которые бы могли их сопровождать и у которых они могли бы остановиться в Лондоне, у них, к сожалению, не было. Обе семьи, Трентоны и Даунинги, были малодетными. Ребекка – единственный ребенок, а у Маргарет хотя и был брат, но он умер от тропической лихорадки в возрасте четырнадцати лет.
Ребекка пыталась уговорить мать и тетю сопровождать их в поездке, но ни та ни другая не пожелали расстаться с мужьями на столь длительный срок. Ребекка серьезно интересовалась событиями в мире, читала газеты, из которых как раз и узнала о возможных волнениях в Индии в том регионе, где они жили. Зная свою мать, девушка догадывалась, что эти опасения явились одной из причин, почему та не захотела покидать мужа в трудный момент.
Аманда Трентон была сильной женщиной, такие всегда остаются рядом с мужчиной несмотря ни на что, невзирая на превратности судьбы, будь то война или какая-нибудь другая напасть. Ребекка восхищалась этим качеством матери и в то же время удивлялась: насколько нужно любить мужчину, чтобы не расставаться с ним, даже если это грозит смертельной опасностью. Конечно, Ребекка тоже надеялась встретить когда-нибудь мужчину, который бы заставил ее испытать подобные чувства.
Так или иначе, но после смерти двоюродной бабушки Лавинии поездка в Лондон оказалась невозможной, и девушки уже почти смирились с тем, что в этом году путешествовать им не придется. Но тут неожиданно пришло письмо от кузена матери Ребекки, Эдуарда Молино, который жил в Колониях, в штате Южная Каролина.
Конечно, после Войны за независимость[6] это уже были не Колонии. Теперь они назвались Соединенными Штатами Америки, но какая разница, как они себя называли? Не это важно. Важно было совсем другое: дядя Эдуард, с которым отец Ребекки в течение многих лет вел не очень постоянную, но все же переписку, в своем последнем письме предложил ему приехать с семьей погостить у них, конечно, если есть время и возможности.
Потом, после интенсивного обмена письмами, было наконец принято решение, что Ребекка и Маргарет все-таки поедут, правда, не туда, куда намеревались вначале, а в несколько более экзотическое место, и притом не сейчас, поскольку путешествовать в этом сезоне уже поздно, а следующей весной.
Наконец пришла весна. Теперь Ребекка даже радовалась тому, что поездка в Англию сорвалась: было очень любопытно посмотреть, что это такое – новые Соединенные Штаты.
К тому же из Англии приходили тревожные новости. Период, который отец Ребекки называл «промышленной депрессией», кажется, затягивался, а в начале года при открытии парламента в Лондоне начались беспорядки. Принц-регент, ставший весьма непопулярным из-за скандала, связанного с его женой, был освистан толпой, когда двигался в своей карете через парк Сент-Джеймс к палате лордов. Полиция утверждала, что его обстреляли из ружья, поэтому они были вынуждены принять ответные меры и атаковать толпу. В результате столкновения было много пострадавших.
Вскоре вслед за этой новостью в Индию пришла еще одна – то, что лондонские газеты называли «расследованием по делу о большой зеленой сумке», когда лорд Сайдмаус представил парламенту зеленую сумку, наполненную свидетельствами о подстрекательствах к бунту. Это привело к массовым арестам и смертным казням, что, в свою очередь, вызвало дальнейшие беспорядки. Похоже, поездка в Лондон могла оказаться совсем не безопасной.
Конечно, Ребекка понимала, что и в Соединенных Штатах опасностей тоже хватает. Она читала о краснокожих индейцах, которые контролируют большие территории еще не освоенных земель. Но в своих письмах дядя Эдуард заверял ее родителей, что на его острове, носившем романтическое название Берег Пиратов, девушки будут жить в полнейшем комфорте; ни о каких опасностях, разумеется, не могло быть и речи. В Саванне, штат Джорджия, у него есть зимний дом, а Саванна – это очень приличный город, где жизнь налажена не хуже, чем в любом современном городе.
Ну что ж, по крайней мере насчет Берега Пиратов все оказалось не хуже, чем он описывал. Больше того, увиденное превзошло все ожидания Ребекки, и сейчас ее снова наполнил необъяснимый восторг, некое сладостное предчувствие, которое не покидало девушку с начала весны: здесь, на этом острове, с ней должно случиться что-то удивительное. И это случится, обязательно случится…
Ребекка вздрогнула и проснулась, обнаружив, что все-таки задремала. Солнце уже зашло, и небо за окном потемнело.
Ее разбудил стук лошадиных подков, скрип упряжи и мужские голоса.
Она поднялась с шезлонга и пересекла комнату, направляясь к окну, которое выходило на подъездную дорожку и в парк.
Внизу она увидела фаэтон, в котором Арман привез с пристани ее и Маргарет. Рядом с ним стояли двое мужчин.
Вначале она не могла понять, кто бы это мог быть, но быстро вспомнила слова Фелис о том, что Эдуард и Жак, его старший сын, уехали в Саванну и к ужину вернутся.
Только теперь, окончательно проснувшись и вспомнив, что не одета, Ребекка поспешно задернула штору и стала наблюдать в щелочку.
Мужчины были примерно одинакового роста, одинакового сложения, и голоса у обоих были похожие – сильные и глубокие. Ей не удавалось разглядеть их лица, но тут один из них начал подниматься по ступеням и снял шляпу, обнажив голову с густыми рыжеватыми кудрявыми волосами, завязанными сзади черной лентой. Ребекка решила, что это, несомненно, Жак, потому что дядя Эдуард должен быть старше.
Жак достиг верхней ступеньки, остановился и вдруг закинул голову вверх.
Ребекка едва не отпрянула назад – ей показалось, что взгляд Жака направлен прямо на ту щелочку между шторами, в которую она смотрела. Усилием воли она заставила себя продолжить наблюдение.
Даже тусклого света за окном оказалось достаточно, чтобы понять: этот красавец, вне всяких сомнений, в большей степени джентльмен, чем его брат Арман.
Безукоризненно одетый, ухоженный, он двигался с уверенной мужской грацией, что не могло не произвести впечатления. «Если это Жак, – подумала Ребекка, – то дела здесь предполагают быть еще более интересными, чем ожидалось. К вечеру нужно подготовиться по-настоящему».