Страница:
- Я понесу тебя на закорках! - просияла Фелиция. - Марта права, что произойдет за год, никогда не предугадаешь. - Она стрельнула глазами в фирвулага, который ответил ей совершенно бесстрастным взглядом. - До нас другие могут найти могилу Корабля.
- По-моему, разумнее было бы отложить, - произнес Фитхарн. - Однако последнее слово за мадам Гудериан.
- Dieu me secourait [Да поможет мне Бог (фр.).], - пробормотала старуха и медленно подошла к лежащему на тропе свертку. - Один из нас уже отдал жизнь за общее дело. Он не может высказать свое мнение, но я точно знаю, что бы он сказал. - Она повернулась к своим спутникам, характерным для нее жестом вздернула подбородок. - Alors [Итак (фр.).], Фитхарн, ты возвращаешься с Жаворонком. А мы продолжим путь!
Остаток дня они прятались в лесной чаще на берегу Рейна. Низко растущие сучковатые ветви служили им отличным насестом. Из-под свисающих до земли эпифитов они свободно обозревали реку и в то же время были в недосягаемости для крокодилов, саблезубых хищников, ядовитых змей, коими кишели речные низины.
Солнце нещадно припекало, зато с едой проблем не было: лучами магнитной батареи они жарили черепаховое мясо, лакомились съедобными орехами и сладчайшим виноградом - таких терпких ягод величиной с мяч для гольфа, наверно, не едали даже гурманы античной Греции. Усталость после утренней встряски и вынужденное безделье все больше клонили путников в сон. Ричард, Фелиция и Марта сбросили одежду, привязались к дереву и уснули, оставив мадам и Клода в дозоре на нижних ветвях. Мимо их воздушного укрытия изредка проплывали баржи, груженные провизией. Финия раскинулась на противоположном берегу километрах в двадцати к северу, где Райская река, берущая начало в глубоком источнике, сливалась с Рейном, взрезая массив Шварцвальда.
- Как только стемнеет, - говорила мадам Клоду, - мы увидим огни Финии на фоне северного неба. Сам город небольшой, но это древнейшее поселение тану, и они его украсили великолепной иллюминацией.
- А почему они двинулись отсюда на юг? - поинтересовался Клод. - Мне рассказывали, что крупные города тану расположены вокруг Средиземноморья, а практически весь север достался фирвулагам.
- Тану - создания теплолюбивые. Думаю, территориальное разделение отражает древнюю модель, восходящую к происхождению расы. Можно себе представить мир с очень нестабильным рельефом, где много как равнинных, так и высокогорных районов. Быстрое развитие технологии и предполагаемая миграция на другие планеты Галактики были призваны сублимировать извечную вражду! Однако создается впечатление, что гены тану и фирвулагов так и не слились. В истории народа то и дело возрождается древнее соперничество.
- И цивилизованное большинство подавляет эти распри, - подхватил Клод. - А горстка варваров, отщепенцев, донкихотов нашла себе пристанище, чтобы без помех исповедовать свою веру.
Мадам согласно кивнула.
- Для изгнанников плиоценовая Земля была бы действительно удобным прибежищем... если б на ней не поселились другие донкихоты. - Она указала на проплывающую по реке пневматическую баржу. - Вот один из продуктов нашего вторжения. До прихода людей тану плавали на деревянных плотах. И речной торговлей почти не занимались, из-за того что боятся воды. На своих плантациях они трудились в основном сами, поскольку рамапитеков здесь пока не так уж много. И торквесы для мартышек делали вручную, как и свои золотые.
- Ты хочешь сказать, что в основе массового производства торквесов тоже лежит человеческое ноу-хау?
- Вот именно. И всю систему подчинения серебряных и серых торквесов золотым разработал наш психолог. Они сделали из него полубога, он живет в Мюрии и прозывается Себи Гомнол или лорд Принудитель! Но я помню маленького, ущербного человечка, который явился ко мне в пансионат сорок лет назад. Тогда его звали Эусебио Гомес Нолан.
- Неужели человек отдал своих соотечественников в рабство инопланетянам?.. Господи Боже мой, ну почему, куда бы мы ни сунулись, везде должны напакостить?!
Анжелика невесело рассмеялась. С этими вьющимися на лбу и на висках волосами ей никак нельзя было дать больше сорока пяти.
- Гомнол - не единственное позорное пятно на нашем племени. Еще до него моим постояльцем был один турок циркач, некий Искендер Курнан. Передо мной он распинался, что самое заветное его желание - приручить саблезубых тигров. Но, как выяснилось, в Изгнании он вместо этого занялся приручением иноходцев, элладотериумов, охотничьих собак, что во многом обеспечило превосходство тану. Прежде Охоты и Великие Битвы велись только пешими гуманоидами. Силы были равны, отставание фирвулагов в метафункциях компенсировалось их численным перевесом и огромной физической выносливостью. Но как только тану оседлали иноходцев, пополнили численность своего войска людьми в торквесах, ни о каком равновесии уже речи быть не могло. Битва превратилась в обыкновенную резню.
Клод задумчиво потер подбородок.
- Но теперь и у фирвулагов появилась человеческая поддержка...
- Не смеши меня! Ни большой лук, ни порох не помогут одолеть тану. До тех пор, пока люди проникают в плиоцен, среди них будут и предатели. Кто научил врачей тану лечить женское бесплодие? Баба, гинеколог с планеты Астрахань! [Русская планета Конфедерации землян. - Прим. автора] Таким образом, не только наши силы, наши знания, но и наши гены были поставлены на службу гуманоидам. А несчастные женщины вроде Марты готовы умереть, лишь бы избавиться от унизительной роли племенного скота. Знаешь, как попала к нам Марта?
Палеонтолог покачал головой.
- Она бросилась в разлившийся Рейн, когда тану хотели в пятый раз ее обрюхатить. Но, dieu merci [Благодарение Богу (фр.).], Штеффи выловил и вылечил бедняжку. И она не одна среди нас такая... Мученики вы мои, это я ответственна за ваши страдания и не успокоюсь, пока не отомщу тану!
Рейн уже не казался потоком расплавленного олова, а приобретал золотистый оттенок. Заходящее солнце окрашивало кручи Фельдберга в бледно-желтый и лиловый тона. Еще до того, как они начнут искать Дунай, придется топать километров семьдесят на поросшую лесом верхотуру, к Суголлу.
- Еще одна донкихотиха объявилась! - улыбаясь, заметил Клод.
- Жалеешь, что пошел со мной, да?.. Ты для меня загадка, Клод. Я могу понять Фелицию, Ричарда, Марту, вождя Бурке. Но ты... Никак в толк не возьму, зачем ты вообще притащился в плиоцен, а помогать таким безумцам, как мы, и вовсе не в твоем стиле. Ты слишком благоразумен, слишком выдержан, слишком... dйbonnaire [Снисходителен (фр.).].
Он засмеялся.
- Просто тебе не приходилось сталкиваться с поляками, Анжелика. Польская кровь - не водица, даже когда речь идет об американском поляке вроде меня. Кстати, о битвах... Знаешь, какой битвой мы гордимся больше всего? Это было в начале второй мировой войны. Когда гитлеровские танки ворвались в Северную Польшу, а нам нечего было выставить против них, кроме кавалерийской бригады из Померании. И всех людей и коней, естественно, сровняли с землей. Безумие, конечно, зато красивое, славное. В этом все поляки... А ты-то сама зачем явилась в плиоцен?
- Ну, в моем поступке нет ничего героического. - Голос француженки неожиданно смягчился, всегдашняя угрюмая резкость исчезла. История собственной жизни звучала в ее устах просто и без прикрас, точно сюжет много раз виденной пьесы или затверженные слова исповедальной молитвы. Вначале мной владела только жажда наживы и мне было наплевать, что за мир лежит по ту сторону врат времени. Но вдруг все переменилось: я почувствовала, что у меня тоже есть сердце, забеспокоилась. Мне необходимо было получить хоть какую-нибудь информацию, поэтому я давала внушавшим доверие людям янтарь: опыты, поставленные моим покойным мужем, показали, что он не разрушается при возвращении через временное поле. Я распиливала янтарные пластины, чтобы потом путешественники вложили в них, как в конверт, послания, написанные графитом на керамике, и скрепили обычным цементом. Я дала своим постояльцам четкие инструкции относительно исследования древнего мира и передачи собранных сведений ежедневно, на рассвете. Профессор Гудериан давно установил, что солнечное время в плиоцене полностью соответствует нашему, оттого я всегда отправляла экспедиции с восходом солнца, чтобы у людей был впереди целый день на ознакомление с новой обстановкой. Malheureusement [К несчастью (фр.).], такое строгое расписание играло на руку тану, поскольку им было очень удобно контролировать врата. Задолго до того, как я начала экспериментировать с янтарными депешами, гуманоиды выстроили Надвратный замок и приняли все меры, чтобы путешественники попадали прямо к ним в объятия.
- И ты не получила ни одного послания?
- Ни одного. Впоследствии мы разработали более сложную систему получения информации, но и это ничего не дало. Приборы возвращались безнадежно испорченными, и ни единого снимка, ни единого звука из плиоцена до нас не дошло. Сам понимаешь почему.
- Тем не менее ты продолжала посылать людей.
Мадам помрачнела.
- Я думала закрыть врата времени, но ко мне обращалось все больше несчастных и я уступала их мольбам. Наконец я поняла, что не могу больше жить с нечистой совестью. И тогда, никому не сказав, я запаслась янтарем, соорудила простейший рычаг для включения машины и сама спустилась в мир шестимиллионнолетней давности.
- Но как же...
- Разумеется, меня стали бы удерживать, потому я провела операцию в полночь.
- Понятно.
- Я сразу попала в пылевую бурю, и адски удушливый ветер покатил меня по земле, как чертополох. У меня в руках был букет моих любимых роз, и я вцепилась в них, как будто они могли стать мне защитой от бешеного урагана. Наконец я очутилась на дне глубокого пересохшего ручья и пролежала без чувств до рассвета, вся расхристанная, исцарапанная, но в общем невредимая. К утру ветер унялся. Я стала наблюдать за замком и уже хотела было туда постучаться, как вдруг из ворот появились солдаты и стали в караул. - Она помедлила, на губах ее промелькнула загадочная улыбка. - В тот день новых групп не было. Могу себе представить, какая суматоха поднялась в пансионате "У врат". Обитатели замка тоже пришли в смятение и поспешно скрылись внутри. Спустя короткое время конный отряд вихрем пронесся совсем близко от моего укрытия. Кавалькаду возглавлял гуманоид огромного роста в фиолетово-золотых одеждах.
Я заползла в неглубокую пещеру под корнями акации, что росла на краю сухого ущелья. Когда взошло солнце, меня стала мучить жажда, но эти муки были ничто по сравнению с моим душевным состоянием. Там, в пансионате, я себе всякое представляла: хищных зверей, суровый климат, эксплуатацию новеньких прежними путешественниками во времени, даже нарушения трансляционного поля, повергающие бедных путников в прострацию. Но у меня и в мыслях не было, что наша планета может оказаться во власти нечеловеческой расы. Сама того не ведая, я отправила моих отчаявшихся соотечественников в рабство. Осознав это, я уткнулась лицом в пыль и стала просить Бога ниспослать мне смерть.
- Бедная Анжелика!
Но она даже не взглянула на него. Голос ее стал почти не различим на фоне вечернего гомона птиц и насекомых.
- Когда я немного успокоилась, мое внимание привлек округлый плод, валявшийся у самого входа в пещеру. Я глазам не поверила: настоящая дыня с такой твердой кожурой, что даже не растрескалась, когда ее катило ветром по каменистому плато. Я разрезала ее перочинным ножом. Она оказалась сочной и сладкой. Я утолила жажду и, возможно, благодаря этому сумела пережить тот страшный день.
На закате я увидела странный кортеж: диковинных животных, запряженных в повозки... Теперь я знаю, что огромные жирафы с короткими шеями называются "элладотериумы" и используются как тягловая скотина. Повозки были доверху наполнены овощами, напоминавшими свеклу невероятных размеров. Я поняла, что она идет на корм животным. На козлах сидели люди. Они въехали в замок через задние ворота, а спустя какое-то время появились снова, но теперь груженные навозом. Не спеша они двинулись в долину, а я последовала за ними на расстоянии. Уже почти стемнело, когда мы прибыли к воротам фермы, больше похожей на укрепленный форт. Я спряталась в ближних кустах и долго думала, что мне делать. Если б я объявилась, люди с фермы наверняка узнали бы меня и захотели бы расквитаться со мной за обманутые надежды. Бог свидетель, я бы их не осудила, но к тому времени мне уже начало казаться, что от меня требуется нечто иное. Поэтому я не пошла на ферму, а углубилась в густой лес, обступавший ее с трех сторон. Напилась из ручья, перекусила и забралась на большое пробковое дерево - вот как сегодня...
Отдавшись воспоминаниям, старуха не заметила, что проснулись Фелиция, Ричард, Марта и бесшумно, словно ленивцы, спустились послушать ее рассказ. Она уцепилась за ветку, свесила ноги и продолжала говорить:
- Ночью, когда зашла луна, явились чудовища. Сперва было очень тихо, даже лесные шумы словно бы выключили. Потом я расслышала звуки рога и отдаленный лай. И вдруг мне почудилось, будто луна опять выплыла из-за северных гор. Свет все приближался, во множестве оттенков, плыл по склону прямо ко мне. Его сопровождала жуткая мелодия, вызывающая в памяти рев торнадо. Светомузыкальное видение вскоре превратилось в феерическую кавалькаду, летящую вниз, к подножию горы. Это явно была погоня. Вихрь сверкающих всадников устремился в узкую долину, буквально в двухстах метрах от меня, и в ярком свете я наконец разглядела их добычу - огромное чернильно-черное существо с извивающимися щупальцами осьминога и глазами, горящими, как два красных фонаря.
- Фитхарн! - прошептал Ричард.
Клод толкнул его локтем в бок. Но мадам вроде и не слышала, что ее прервали.
- Черный дьявол пробирался сквозь деревья, а всадники неотступно следовали за ним. Я в жизни не испытывала такого ужаса. Кажется, вся моя душа вопила, а голос будто парализовало. Я истово молилась об избавлении и боялась открыть глаза. Воздух сотрясался от колокольного перезвона, громовых раскатов, завывания ветра. Ослепительные вспышки проникали мне под веки, хотя я сжимала их изо всех сил. В носу щекотало от запахов навоза, озона и непонятных, экзотически сладостных ароматов. В какой-то момент я подумала, что нервы мои не выдержат такой перегрузки, и все-таки продолжала молиться.
Охота промчалась мимо. Я была близка к обмороку, но в страхе впилась ногтями в мягкую кору и, видно, потому не упала. Снова опустилась темень, хоть глаз выколи. Когда я чуть-чуть привыкла к темноте, то увидела, что маленький гуманоид в островерхой шляпе стоит под моим деревом и смотрит прямо на меня. "А ты молодец, женщина, спрятала нас обоих!"
Клод и остальные невольно засмеялись. С минуту мадам удивленно переводила взгляд с одного на другого из своих спутников, затем покачала головой и тоже выдавила из себя улыбку.
- Фитхарн предложил мне помощь, привел в подземное жилище своих собратьев и пообещал, что там я буду в полной безопасности. Немного собравшись с мыслями, я принялась расспрашивать маленьких гуманоидов и узнала правду о плиоценовом Изгнании. Про себя я им тоже все рассказала, но, видимо, в благодарность за спасение, ставшее результатом короткой вспышки метафункций, Фитхарн представил меня ко двору фирвулагов в Высокой Цитадели. До тех пор фирвулаги шарахались от людей, как от чумы, а я им предложила союз. Потом мне удалось убедить soi-disant [Так называемых (фр.).] первобытных, обитавших в тех краях, пойти на контакт с маленьким народом. Мы склонили на свою сторону кое-кого из серых, фирвулаги поняли, что это сулит им определенные выгоды, и соглашение было достигнуто. После того, как наши лазутчики помогли фирвулагам выследить и убить лорда Укротителя Искендера Курнана, король Йочи наградил меня золотым торквесом. В дальнейшем мы пережили больше поражений, чем побед, но я до сего дня не теряю надежды, что рано или поздно исправлю сотворенное мною зло.
С противоположной стороны ствола, где отдельно от остальных на развилке ветвей сидела Марта, донесся хрипловатый смешок.
- Как это благородно с вашей стороны, мадам, взвалить всю вину на себя.
Старуха не ответила. Она поднесла руку к шее и засунула два пальца под золотой обруч, словно пытаясь его ослабить. Глубоко посаженные глаза блестели, но из них, по обыкновению, не пролилось ни слезинки.
Из болот в верховьях реки раздался басовитый рев слонов-динотериумов. Чуть дальше жалобно заухало еще какое-то экзотическое создание. В нижних ветвях дерева сновали огромные нетопыри. От воды рваными клочьями поднимался туман.
- Пора выбираться отсюда, - отрывисто бросила Фелиция. - Уже достаточно стемнело. Когда луна покажется вон из-за тех вершин, надо быть на другой стороне реки.
- Да, - кивнул Клод. - Помогите Марте спуститься.
Он подал руку Анжелике Гудериан. Они осторожно слезли с дерева и направились к воде.
ГЛАВА 4
В будущем Шварцвальд станет весьма окультуренным лесом. Издали его ели и сосны действительно кажутся почти черными, но в самом лесу глаз радует пышная зелень. Меж стволов заманчиво вьются расчищенные дорожки, и даже чрезмерно ленивый турист не откажется пройтись по ним, сознавая, что такая прогулка не доставит ему ни малейшего неудобства. Лишь южная часть гряды с Фельдбергом и окружающими его вершинами превышает тысячу метров. В двадцать втором веке Шварцвальд встречает вас комфортабельными базами отдыха, отреставрированными замками, чистенькими горными деревушками, где местные жители в национальных костюмах непременно угостят посетителя тающим во рту пирогом с вишнями.
Плиоценовый Шварцвальд являл собой совсем иное зрелище.
До того как в эпоху плейстоцена сдвинулись небольшие ледники, значительно понизив весь массив, он выглядел грозной и неприступной твердыней. Эскарп, обращенный к ущелистой долине Прото-Рейна, вздымался отвесно километра на полтора и был изрезан узкими теснинами, в которых бурлили горные потоки. Путники, восходившие к Шварцвальду от реки, были вынуждены карабкаться по обрывистым звериным тропам, по гранитным глыбам, даже в сухой сезон влажным от туманов, поднимающихся над цепными каскадами. Ловкие фирвулаги взбирались на эскарп минимум за восемь часов. У инвалидного отряда мадам Гудериан это заняло три дня.
За восточным краем эскарпа начинался как таковой Шварцвальд. Близ реки, обдуваемой сильными ветрами с Альп, стволы елей были все искорежены. Некоторые напоминали свернувшихся кольцами гадюк, или извивающихся коричневых питонов, или даже гигантов-гуманоидов, застывших в судорогах. Верхние ветви деревьев сплелись шатром тридцатиметровой высоты.
Выше увечный лес выравнивался. Шварцвальд устремлялся под облака своими тремя пиками, превосходящими две тысячи метров. Семидесятиметровые серебристые и норвежские ели стояли на склонах так плотно друг к другу, что когда дерево умирало, ему некуда было упасть, пока оно не рассыпалось в прах. Лишь изредка между стволами возникал просвет, позволявший Ричарду ориентироваться по солнцу или Полярной звезде. Троп не было, и бывшему звездному капитану приходилось самому их прокладывать - отвоевывать уступ за уступом, не имея большей перспективы для обзора, чем пятнадцать-двадцать метров.
Нижний этаж вечнозеленого пространства почти не получал солнечного света, и в унылых синеватых сумерках не приживалась никакая растительность, кроме сапрофитов, питающихся гнилью больших деревьев. Порой на бледных стеблях даже распускались неестественные, призрачные цветы мертвенно-белые, бурые или желтоватые в крапинку. Но преобладали среди растений-стервятников миксомицеты и грибы. Пятерым людям, пробирающимся через плиоценовый Шварцвальд, казалось, что именно они, а не исполинские хвойные деревья, являются здесь доминирующей формой жизни.
То и дело из гниющей древесины или гущи игл выползали, словно огромные амебы, какие-то студенистые оранжевые, белые или серебристо-серые массы. Грибы - от нежно-розовых, похожих на уши младенцев, до твердых увальней в человеческий рост - усеивали стволы, словно уродливые ступни. Грибовидные крапчатые пятна порой захватывали несколько квадратных метров и одним своим видом наводили невыразимый ужас. С трухлявых стволов свисали бледно-голубые, кремовые, алые нити, напоминая причудливыми переплетениями источенное молью кружево. Много было дождевиков: одни доходили в диаметре до двух с половиной метров, другие, мелкие, поблескивали среди игл, точно жемчужины из рассыпавшегося ожерелья. Еще одна разновидность грибов, угнездившаяся в мглистых сумерках, ассоциировалась с цветным попкорном. Отдельные выглядели уж совсем непристойно, являя собой подобие раковых опухолей, шматов сырого мяса, вывернутых наружу зонтиков, эбонитовых каракатиц, струящихся фиолетовых фаллосов, мохнатых сосисок.
Притом все съедобные грибы и поганки ночью фосфоресцировали.
Еще восемь дней ушло на то, чтобы пройти через грибной лес. И хотя за все это время они не встретили ни одной живой твари, кроме насекомых, их не покидало ощущение, что кто-то невидимый все время наблюдает за ними. Мадам Гудериан твердила своим спутникам, что район этот безопасен, несмотря на зловещую атмосферу. Для хищных зверей в полумертвом грибном царстве нет никакой пищи, а уж тем более для фирвулагов, славящихся своим чревоугодием. Сквозь сплетенные ветви деревьев ни одна Летучая Охота не разглядит, кто там движется внизу. Первобытные уже углублялись в похожие леса - только на северном краю гряды, и судя по их отчетам, кроме деревьев, грибов-паразитов, там ничего и никого нет.
А чувство слежки не проходило.
Они выбивались из сил в этих призрачных джунглях; под мягким покровом игл и грибов таились предательские норы, куда ноги проваливались по лодыжку. Ричард объявил, что задыхается: видимо, некоторые грибные споры ядовиты, Марта впала в апатию, после того как утомилась твердить, что кто-то прячется за гигантскими поганками. У Клода началась зверская чесотка под мышками. Даже Фелиция готова была кричать от ярости: ей чудилось, будто что-то растет у нее из ушей.
Когда они наконец вырвались на волю, все, включая мадам, заголосили от радости. Перед ними на волнообразном склоне раскинулся залитый солнцем альпийский луг. Слева маячила лысая вершина; справа - две точно такие же. А прямо перед глазами, почти у самого горизонта круглился Фельдберг.
- Голубое небо! - воскликнула Марта. - Зеленая трава! -, Забыв о своих недугах, она запрыгала среди цветов и, оставив других далеко позади, взобралась по склону. - Внизу маленькое озеро, и километра не будет! ликовала она. - И чудесные, нормальные деревья! Сейчас вымоюсь и буду лежать на солнце, пока не превращусь в головешку. И никогда в жизни больше не взгляну ни на один гриб.
- Точно, малютка, - согласился Ричард. - Меня тоже теперь никакими трюфелями не заманишь.
Они спустились к прелестному озерцу, на глубине ледяному, а у берега уже прогретому солнцем. Пропахшие потом шкуры замочили в крохотном ручье, что вытекал из озера в долину. Визжа, как дети, все пятеро стали плескаться, плавать, нырять и валяться на раскаленном каменистом берегу.
С момента своего погружения в плиоцен Ричард еще ни разу не был так счастлив. Сперва он переплыл озеро туда и обратно (ширина его составляла всего метров пятьдесят), затем нашел мелкую ложбинку и вытянулся на спине, подставив веки теплым красноватым лучам. Темный, искрящийся, точно слюда, песок устилал дно этого маленького бассейна. Ричард зачерпнул его горстями и стал оттирать все тело и даже голову. Потом сделал еще один заплыв через озеро и вылез на горячий гранит обсушиться.
- Ты случаем в Олимпийских играх не участвовал на первенство Галактики? - спросила Марта.
Он прополз немного повыше и свесился с края утеса. Она лежала на животе в уединенной лощине и глядела на него одним глазом. Вокруг нее из трещин высовывались ярко-розовые цветы.
- Ну, ты как? - улыбнулся Ричард, а про себя подумал: да она совершенно преобразилась - чистая, умиротворенная, в уголке рта лукавая усмешка.
- Лучше, - ответила она. - Спускайся ко мне.
На противоположном берегу озера среди горечавки, астр и колокольчиков лежали рядышком Клод и мадам Гудериан, подстелив надувные матрацы, грея свои старые кости и лакомясь черникой, которой зарос весь луг. Неподалеку ритмично покачивалось белокожее тело Фелиции. Она полоскала одежду в маленьком ручье.
- Как хочется быть молодой и сильной! - с ленивой улыбкой на губах проговорила мадам. - Малышка так возбуждена нашей безумной затеей, что прямо светится. А сколько терпения и выносливости нашлось у бедной Марты. Просто не верится в твои зловещие пророчества, mon vieux [Мой старикан (фр.).].
- Угу, мой маленький милосердный ангел, - проворчал Клод. - Анжелика, я сделал кое-какие подсчеты.
- Sans blague? [Серьезно (фр.).]
- Ничего смешного. Пятнадцать дней назад мы покинули замок короля Йочи в Высокой Цитадели. Одиннадцать у нас ушло только на то, чтобы одолеть тридцать километров от Рейна до гряды Шварцвальда. Я думаю, нам никак не уложиться в четыре недели, даже если поможет Суголл. До Дуная еще добрых пятьдесят километров. И около двухсот по реке до Риса.
Она вздохнула.
- Наверное, ты прав. Но теперь Марта достаточно окрепла, так что будем двигаться быстрее. Если не вернемся до начала Перемирия, придется ждать другого случая.
- По-моему, разумнее было бы отложить, - произнес Фитхарн. - Однако последнее слово за мадам Гудериан.
- Dieu me secourait [Да поможет мне Бог (фр.).], - пробормотала старуха и медленно подошла к лежащему на тропе свертку. - Один из нас уже отдал жизнь за общее дело. Он не может высказать свое мнение, но я точно знаю, что бы он сказал. - Она повернулась к своим спутникам, характерным для нее жестом вздернула подбородок. - Alors [Итак (фр.).], Фитхарн, ты возвращаешься с Жаворонком. А мы продолжим путь!
Остаток дня они прятались в лесной чаще на берегу Рейна. Низко растущие сучковатые ветви служили им отличным насестом. Из-под свисающих до земли эпифитов они свободно обозревали реку и в то же время были в недосягаемости для крокодилов, саблезубых хищников, ядовитых змей, коими кишели речные низины.
Солнце нещадно припекало, зато с едой проблем не было: лучами магнитной батареи они жарили черепаховое мясо, лакомились съедобными орехами и сладчайшим виноградом - таких терпких ягод величиной с мяч для гольфа, наверно, не едали даже гурманы античной Греции. Усталость после утренней встряски и вынужденное безделье все больше клонили путников в сон. Ричард, Фелиция и Марта сбросили одежду, привязались к дереву и уснули, оставив мадам и Клода в дозоре на нижних ветвях. Мимо их воздушного укрытия изредка проплывали баржи, груженные провизией. Финия раскинулась на противоположном берегу километрах в двадцати к северу, где Райская река, берущая начало в глубоком источнике, сливалась с Рейном, взрезая массив Шварцвальда.
- Как только стемнеет, - говорила мадам Клоду, - мы увидим огни Финии на фоне северного неба. Сам город небольшой, но это древнейшее поселение тану, и они его украсили великолепной иллюминацией.
- А почему они двинулись отсюда на юг? - поинтересовался Клод. - Мне рассказывали, что крупные города тану расположены вокруг Средиземноморья, а практически весь север достался фирвулагам.
- Тану - создания теплолюбивые. Думаю, территориальное разделение отражает древнюю модель, восходящую к происхождению расы. Можно себе представить мир с очень нестабильным рельефом, где много как равнинных, так и высокогорных районов. Быстрое развитие технологии и предполагаемая миграция на другие планеты Галактики были призваны сублимировать извечную вражду! Однако создается впечатление, что гены тану и фирвулагов так и не слились. В истории народа то и дело возрождается древнее соперничество.
- И цивилизованное большинство подавляет эти распри, - подхватил Клод. - А горстка варваров, отщепенцев, донкихотов нашла себе пристанище, чтобы без помех исповедовать свою веру.
Мадам согласно кивнула.
- Для изгнанников плиоценовая Земля была бы действительно удобным прибежищем... если б на ней не поселились другие донкихоты. - Она указала на проплывающую по реке пневматическую баржу. - Вот один из продуктов нашего вторжения. До прихода людей тану плавали на деревянных плотах. И речной торговлей почти не занимались, из-за того что боятся воды. На своих плантациях они трудились в основном сами, поскольку рамапитеков здесь пока не так уж много. И торквесы для мартышек делали вручную, как и свои золотые.
- Ты хочешь сказать, что в основе массового производства торквесов тоже лежит человеческое ноу-хау?
- Вот именно. И всю систему подчинения серебряных и серых торквесов золотым разработал наш психолог. Они сделали из него полубога, он живет в Мюрии и прозывается Себи Гомнол или лорд Принудитель! Но я помню маленького, ущербного человечка, который явился ко мне в пансионат сорок лет назад. Тогда его звали Эусебио Гомес Нолан.
- Неужели человек отдал своих соотечественников в рабство инопланетянам?.. Господи Боже мой, ну почему, куда бы мы ни сунулись, везде должны напакостить?!
Анжелика невесело рассмеялась. С этими вьющимися на лбу и на висках волосами ей никак нельзя было дать больше сорока пяти.
- Гомнол - не единственное позорное пятно на нашем племени. Еще до него моим постояльцем был один турок циркач, некий Искендер Курнан. Передо мной он распинался, что самое заветное его желание - приручить саблезубых тигров. Но, как выяснилось, в Изгнании он вместо этого занялся приручением иноходцев, элладотериумов, охотничьих собак, что во многом обеспечило превосходство тану. Прежде Охоты и Великие Битвы велись только пешими гуманоидами. Силы были равны, отставание фирвулагов в метафункциях компенсировалось их численным перевесом и огромной физической выносливостью. Но как только тану оседлали иноходцев, пополнили численность своего войска людьми в торквесах, ни о каком равновесии уже речи быть не могло. Битва превратилась в обыкновенную резню.
Клод задумчиво потер подбородок.
- Но теперь и у фирвулагов появилась человеческая поддержка...
- Не смеши меня! Ни большой лук, ни порох не помогут одолеть тану. До тех пор, пока люди проникают в плиоцен, среди них будут и предатели. Кто научил врачей тану лечить женское бесплодие? Баба, гинеколог с планеты Астрахань! [Русская планета Конфедерации землян. - Прим. автора] Таким образом, не только наши силы, наши знания, но и наши гены были поставлены на службу гуманоидам. А несчастные женщины вроде Марты готовы умереть, лишь бы избавиться от унизительной роли племенного скота. Знаешь, как попала к нам Марта?
Палеонтолог покачал головой.
- Она бросилась в разлившийся Рейн, когда тану хотели в пятый раз ее обрюхатить. Но, dieu merci [Благодарение Богу (фр.).], Штеффи выловил и вылечил бедняжку. И она не одна среди нас такая... Мученики вы мои, это я ответственна за ваши страдания и не успокоюсь, пока не отомщу тану!
Рейн уже не казался потоком расплавленного олова, а приобретал золотистый оттенок. Заходящее солнце окрашивало кручи Фельдберга в бледно-желтый и лиловый тона. Еще до того, как они начнут искать Дунай, придется топать километров семьдесят на поросшую лесом верхотуру, к Суголлу.
- Еще одна донкихотиха объявилась! - улыбаясь, заметил Клод.
- Жалеешь, что пошел со мной, да?.. Ты для меня загадка, Клод. Я могу понять Фелицию, Ричарда, Марту, вождя Бурке. Но ты... Никак в толк не возьму, зачем ты вообще притащился в плиоцен, а помогать таким безумцам, как мы, и вовсе не в твоем стиле. Ты слишком благоразумен, слишком выдержан, слишком... dйbonnaire [Снисходителен (фр.).].
Он засмеялся.
- Просто тебе не приходилось сталкиваться с поляками, Анжелика. Польская кровь - не водица, даже когда речь идет об американском поляке вроде меня. Кстати, о битвах... Знаешь, какой битвой мы гордимся больше всего? Это было в начале второй мировой войны. Когда гитлеровские танки ворвались в Северную Польшу, а нам нечего было выставить против них, кроме кавалерийской бригады из Померании. И всех людей и коней, естественно, сровняли с землей. Безумие, конечно, зато красивое, славное. В этом все поляки... А ты-то сама зачем явилась в плиоцен?
- Ну, в моем поступке нет ничего героического. - Голос француженки неожиданно смягчился, всегдашняя угрюмая резкость исчезла. История собственной жизни звучала в ее устах просто и без прикрас, точно сюжет много раз виденной пьесы или затверженные слова исповедальной молитвы. Вначале мной владела только жажда наживы и мне было наплевать, что за мир лежит по ту сторону врат времени. Но вдруг все переменилось: я почувствовала, что у меня тоже есть сердце, забеспокоилась. Мне необходимо было получить хоть какую-нибудь информацию, поэтому я давала внушавшим доверие людям янтарь: опыты, поставленные моим покойным мужем, показали, что он не разрушается при возвращении через временное поле. Я распиливала янтарные пластины, чтобы потом путешественники вложили в них, как в конверт, послания, написанные графитом на керамике, и скрепили обычным цементом. Я дала своим постояльцам четкие инструкции относительно исследования древнего мира и передачи собранных сведений ежедневно, на рассвете. Профессор Гудериан давно установил, что солнечное время в плиоцене полностью соответствует нашему, оттого я всегда отправляла экспедиции с восходом солнца, чтобы у людей был впереди целый день на ознакомление с новой обстановкой. Malheureusement [К несчастью (фр.).], такое строгое расписание играло на руку тану, поскольку им было очень удобно контролировать врата. Задолго до того, как я начала экспериментировать с янтарными депешами, гуманоиды выстроили Надвратный замок и приняли все меры, чтобы путешественники попадали прямо к ним в объятия.
- И ты не получила ни одного послания?
- Ни одного. Впоследствии мы разработали более сложную систему получения информации, но и это ничего не дало. Приборы возвращались безнадежно испорченными, и ни единого снимка, ни единого звука из плиоцена до нас не дошло. Сам понимаешь почему.
- Тем не менее ты продолжала посылать людей.
Мадам помрачнела.
- Я думала закрыть врата времени, но ко мне обращалось все больше несчастных и я уступала их мольбам. Наконец я поняла, что не могу больше жить с нечистой совестью. И тогда, никому не сказав, я запаслась янтарем, соорудила простейший рычаг для включения машины и сама спустилась в мир шестимиллионнолетней давности.
- Но как же...
- Разумеется, меня стали бы удерживать, потому я провела операцию в полночь.
- Понятно.
- Я сразу попала в пылевую бурю, и адски удушливый ветер покатил меня по земле, как чертополох. У меня в руках был букет моих любимых роз, и я вцепилась в них, как будто они могли стать мне защитой от бешеного урагана. Наконец я очутилась на дне глубокого пересохшего ручья и пролежала без чувств до рассвета, вся расхристанная, исцарапанная, но в общем невредимая. К утру ветер унялся. Я стала наблюдать за замком и уже хотела было туда постучаться, как вдруг из ворот появились солдаты и стали в караул. - Она помедлила, на губах ее промелькнула загадочная улыбка. - В тот день новых групп не было. Могу себе представить, какая суматоха поднялась в пансионате "У врат". Обитатели замка тоже пришли в смятение и поспешно скрылись внутри. Спустя короткое время конный отряд вихрем пронесся совсем близко от моего укрытия. Кавалькаду возглавлял гуманоид огромного роста в фиолетово-золотых одеждах.
Я заползла в неглубокую пещеру под корнями акации, что росла на краю сухого ущелья. Когда взошло солнце, меня стала мучить жажда, но эти муки были ничто по сравнению с моим душевным состоянием. Там, в пансионате, я себе всякое представляла: хищных зверей, суровый климат, эксплуатацию новеньких прежними путешественниками во времени, даже нарушения трансляционного поля, повергающие бедных путников в прострацию. Но у меня и в мыслях не было, что наша планета может оказаться во власти нечеловеческой расы. Сама того не ведая, я отправила моих отчаявшихся соотечественников в рабство. Осознав это, я уткнулась лицом в пыль и стала просить Бога ниспослать мне смерть.
- Бедная Анжелика!
Но она даже не взглянула на него. Голос ее стал почти не различим на фоне вечернего гомона птиц и насекомых.
- Когда я немного успокоилась, мое внимание привлек округлый плод, валявшийся у самого входа в пещеру. Я глазам не поверила: настоящая дыня с такой твердой кожурой, что даже не растрескалась, когда ее катило ветром по каменистому плато. Я разрезала ее перочинным ножом. Она оказалась сочной и сладкой. Я утолила жажду и, возможно, благодаря этому сумела пережить тот страшный день.
На закате я увидела странный кортеж: диковинных животных, запряженных в повозки... Теперь я знаю, что огромные жирафы с короткими шеями называются "элладотериумы" и используются как тягловая скотина. Повозки были доверху наполнены овощами, напоминавшими свеклу невероятных размеров. Я поняла, что она идет на корм животным. На козлах сидели люди. Они въехали в замок через задние ворота, а спустя какое-то время появились снова, но теперь груженные навозом. Не спеша они двинулись в долину, а я последовала за ними на расстоянии. Уже почти стемнело, когда мы прибыли к воротам фермы, больше похожей на укрепленный форт. Я спряталась в ближних кустах и долго думала, что мне делать. Если б я объявилась, люди с фермы наверняка узнали бы меня и захотели бы расквитаться со мной за обманутые надежды. Бог свидетель, я бы их не осудила, но к тому времени мне уже начало казаться, что от меня требуется нечто иное. Поэтому я не пошла на ферму, а углубилась в густой лес, обступавший ее с трех сторон. Напилась из ручья, перекусила и забралась на большое пробковое дерево - вот как сегодня...
Отдавшись воспоминаниям, старуха не заметила, что проснулись Фелиция, Ричард, Марта и бесшумно, словно ленивцы, спустились послушать ее рассказ. Она уцепилась за ветку, свесила ноги и продолжала говорить:
- Ночью, когда зашла луна, явились чудовища. Сперва было очень тихо, даже лесные шумы словно бы выключили. Потом я расслышала звуки рога и отдаленный лай. И вдруг мне почудилось, будто луна опять выплыла из-за северных гор. Свет все приближался, во множестве оттенков, плыл по склону прямо ко мне. Его сопровождала жуткая мелодия, вызывающая в памяти рев торнадо. Светомузыкальное видение вскоре превратилось в феерическую кавалькаду, летящую вниз, к подножию горы. Это явно была погоня. Вихрь сверкающих всадников устремился в узкую долину, буквально в двухстах метрах от меня, и в ярком свете я наконец разглядела их добычу - огромное чернильно-черное существо с извивающимися щупальцами осьминога и глазами, горящими, как два красных фонаря.
- Фитхарн! - прошептал Ричард.
Клод толкнул его локтем в бок. Но мадам вроде и не слышала, что ее прервали.
- Черный дьявол пробирался сквозь деревья, а всадники неотступно следовали за ним. Я в жизни не испытывала такого ужаса. Кажется, вся моя душа вопила, а голос будто парализовало. Я истово молилась об избавлении и боялась открыть глаза. Воздух сотрясался от колокольного перезвона, громовых раскатов, завывания ветра. Ослепительные вспышки проникали мне под веки, хотя я сжимала их изо всех сил. В носу щекотало от запахов навоза, озона и непонятных, экзотически сладостных ароматов. В какой-то момент я подумала, что нервы мои не выдержат такой перегрузки, и все-таки продолжала молиться.
Охота промчалась мимо. Я была близка к обмороку, но в страхе впилась ногтями в мягкую кору и, видно, потому не упала. Снова опустилась темень, хоть глаз выколи. Когда я чуть-чуть привыкла к темноте, то увидела, что маленький гуманоид в островерхой шляпе стоит под моим деревом и смотрит прямо на меня. "А ты молодец, женщина, спрятала нас обоих!"
Клод и остальные невольно засмеялись. С минуту мадам удивленно переводила взгляд с одного на другого из своих спутников, затем покачала головой и тоже выдавила из себя улыбку.
- Фитхарн предложил мне помощь, привел в подземное жилище своих собратьев и пообещал, что там я буду в полной безопасности. Немного собравшись с мыслями, я принялась расспрашивать маленьких гуманоидов и узнала правду о плиоценовом Изгнании. Про себя я им тоже все рассказала, но, видимо, в благодарность за спасение, ставшее результатом короткой вспышки метафункций, Фитхарн представил меня ко двору фирвулагов в Высокой Цитадели. До тех пор фирвулаги шарахались от людей, как от чумы, а я им предложила союз. Потом мне удалось убедить soi-disant [Так называемых (фр.).] первобытных, обитавших в тех краях, пойти на контакт с маленьким народом. Мы склонили на свою сторону кое-кого из серых, фирвулаги поняли, что это сулит им определенные выгоды, и соглашение было достигнуто. После того, как наши лазутчики помогли фирвулагам выследить и убить лорда Укротителя Искендера Курнана, король Йочи наградил меня золотым торквесом. В дальнейшем мы пережили больше поражений, чем побед, но я до сего дня не теряю надежды, что рано или поздно исправлю сотворенное мною зло.
С противоположной стороны ствола, где отдельно от остальных на развилке ветвей сидела Марта, донесся хрипловатый смешок.
- Как это благородно с вашей стороны, мадам, взвалить всю вину на себя.
Старуха не ответила. Она поднесла руку к шее и засунула два пальца под золотой обруч, словно пытаясь его ослабить. Глубоко посаженные глаза блестели, но из них, по обыкновению, не пролилось ни слезинки.
Из болот в верховьях реки раздался басовитый рев слонов-динотериумов. Чуть дальше жалобно заухало еще какое-то экзотическое создание. В нижних ветвях дерева сновали огромные нетопыри. От воды рваными клочьями поднимался туман.
- Пора выбираться отсюда, - отрывисто бросила Фелиция. - Уже достаточно стемнело. Когда луна покажется вон из-за тех вершин, надо быть на другой стороне реки.
- Да, - кивнул Клод. - Помогите Марте спуститься.
Он подал руку Анжелике Гудериан. Они осторожно слезли с дерева и направились к воде.
ГЛАВА 4
В будущем Шварцвальд станет весьма окультуренным лесом. Издали его ели и сосны действительно кажутся почти черными, но в самом лесу глаз радует пышная зелень. Меж стволов заманчиво вьются расчищенные дорожки, и даже чрезмерно ленивый турист не откажется пройтись по ним, сознавая, что такая прогулка не доставит ему ни малейшего неудобства. Лишь южная часть гряды с Фельдбергом и окружающими его вершинами превышает тысячу метров. В двадцать втором веке Шварцвальд встречает вас комфортабельными базами отдыха, отреставрированными замками, чистенькими горными деревушками, где местные жители в национальных костюмах непременно угостят посетителя тающим во рту пирогом с вишнями.
Плиоценовый Шварцвальд являл собой совсем иное зрелище.
До того как в эпоху плейстоцена сдвинулись небольшие ледники, значительно понизив весь массив, он выглядел грозной и неприступной твердыней. Эскарп, обращенный к ущелистой долине Прото-Рейна, вздымался отвесно километра на полтора и был изрезан узкими теснинами, в которых бурлили горные потоки. Путники, восходившие к Шварцвальду от реки, были вынуждены карабкаться по обрывистым звериным тропам, по гранитным глыбам, даже в сухой сезон влажным от туманов, поднимающихся над цепными каскадами. Ловкие фирвулаги взбирались на эскарп минимум за восемь часов. У инвалидного отряда мадам Гудериан это заняло три дня.
За восточным краем эскарпа начинался как таковой Шварцвальд. Близ реки, обдуваемой сильными ветрами с Альп, стволы елей были все искорежены. Некоторые напоминали свернувшихся кольцами гадюк, или извивающихся коричневых питонов, или даже гигантов-гуманоидов, застывших в судорогах. Верхние ветви деревьев сплелись шатром тридцатиметровой высоты.
Выше увечный лес выравнивался. Шварцвальд устремлялся под облака своими тремя пиками, превосходящими две тысячи метров. Семидесятиметровые серебристые и норвежские ели стояли на склонах так плотно друг к другу, что когда дерево умирало, ему некуда было упасть, пока оно не рассыпалось в прах. Лишь изредка между стволами возникал просвет, позволявший Ричарду ориентироваться по солнцу или Полярной звезде. Троп не было, и бывшему звездному капитану приходилось самому их прокладывать - отвоевывать уступ за уступом, не имея большей перспективы для обзора, чем пятнадцать-двадцать метров.
Нижний этаж вечнозеленого пространства почти не получал солнечного света, и в унылых синеватых сумерках не приживалась никакая растительность, кроме сапрофитов, питающихся гнилью больших деревьев. Порой на бледных стеблях даже распускались неестественные, призрачные цветы мертвенно-белые, бурые или желтоватые в крапинку. Но преобладали среди растений-стервятников миксомицеты и грибы. Пятерым людям, пробирающимся через плиоценовый Шварцвальд, казалось, что именно они, а не исполинские хвойные деревья, являются здесь доминирующей формой жизни.
То и дело из гниющей древесины или гущи игл выползали, словно огромные амебы, какие-то студенистые оранжевые, белые или серебристо-серые массы. Грибы - от нежно-розовых, похожих на уши младенцев, до твердых увальней в человеческий рост - усеивали стволы, словно уродливые ступни. Грибовидные крапчатые пятна порой захватывали несколько квадратных метров и одним своим видом наводили невыразимый ужас. С трухлявых стволов свисали бледно-голубые, кремовые, алые нити, напоминая причудливыми переплетениями источенное молью кружево. Много было дождевиков: одни доходили в диаметре до двух с половиной метров, другие, мелкие, поблескивали среди игл, точно жемчужины из рассыпавшегося ожерелья. Еще одна разновидность грибов, угнездившаяся в мглистых сумерках, ассоциировалась с цветным попкорном. Отдельные выглядели уж совсем непристойно, являя собой подобие раковых опухолей, шматов сырого мяса, вывернутых наружу зонтиков, эбонитовых каракатиц, струящихся фиолетовых фаллосов, мохнатых сосисок.
Притом все съедобные грибы и поганки ночью фосфоресцировали.
Еще восемь дней ушло на то, чтобы пройти через грибной лес. И хотя за все это время они не встретили ни одной живой твари, кроме насекомых, их не покидало ощущение, что кто-то невидимый все время наблюдает за ними. Мадам Гудериан твердила своим спутникам, что район этот безопасен, несмотря на зловещую атмосферу. Для хищных зверей в полумертвом грибном царстве нет никакой пищи, а уж тем более для фирвулагов, славящихся своим чревоугодием. Сквозь сплетенные ветви деревьев ни одна Летучая Охота не разглядит, кто там движется внизу. Первобытные уже углублялись в похожие леса - только на северном краю гряды, и судя по их отчетам, кроме деревьев, грибов-паразитов, там ничего и никого нет.
А чувство слежки не проходило.
Они выбивались из сил в этих призрачных джунглях; под мягким покровом игл и грибов таились предательские норы, куда ноги проваливались по лодыжку. Ричард объявил, что задыхается: видимо, некоторые грибные споры ядовиты, Марта впала в апатию, после того как утомилась твердить, что кто-то прячется за гигантскими поганками. У Клода началась зверская чесотка под мышками. Даже Фелиция готова была кричать от ярости: ей чудилось, будто что-то растет у нее из ушей.
Когда они наконец вырвались на волю, все, включая мадам, заголосили от радости. Перед ними на волнообразном склоне раскинулся залитый солнцем альпийский луг. Слева маячила лысая вершина; справа - две точно такие же. А прямо перед глазами, почти у самого горизонта круглился Фельдберг.
- Голубое небо! - воскликнула Марта. - Зеленая трава! -, Забыв о своих недугах, она запрыгала среди цветов и, оставив других далеко позади, взобралась по склону. - Внизу маленькое озеро, и километра не будет! ликовала она. - И чудесные, нормальные деревья! Сейчас вымоюсь и буду лежать на солнце, пока не превращусь в головешку. И никогда в жизни больше не взгляну ни на один гриб.
- Точно, малютка, - согласился Ричард. - Меня тоже теперь никакими трюфелями не заманишь.
Они спустились к прелестному озерцу, на глубине ледяному, а у берега уже прогретому солнцем. Пропахшие потом шкуры замочили в крохотном ручье, что вытекал из озера в долину. Визжа, как дети, все пятеро стали плескаться, плавать, нырять и валяться на раскаленном каменистом берегу.
С момента своего погружения в плиоцен Ричард еще ни разу не был так счастлив. Сперва он переплыл озеро туда и обратно (ширина его составляла всего метров пятьдесят), затем нашел мелкую ложбинку и вытянулся на спине, подставив веки теплым красноватым лучам. Темный, искрящийся, точно слюда, песок устилал дно этого маленького бассейна. Ричард зачерпнул его горстями и стал оттирать все тело и даже голову. Потом сделал еще один заплыв через озеро и вылез на горячий гранит обсушиться.
- Ты случаем в Олимпийских играх не участвовал на первенство Галактики? - спросила Марта.
Он прополз немного повыше и свесился с края утеса. Она лежала на животе в уединенной лощине и глядела на него одним глазом. Вокруг нее из трещин высовывались ярко-розовые цветы.
- Ну, ты как? - улыбнулся Ричард, а про себя подумал: да она совершенно преобразилась - чистая, умиротворенная, в уголке рта лукавая усмешка.
- Лучше, - ответила она. - Спускайся ко мне.
На противоположном берегу озера среди горечавки, астр и колокольчиков лежали рядышком Клод и мадам Гудериан, подстелив надувные матрацы, грея свои старые кости и лакомясь черникой, которой зарос весь луг. Неподалеку ритмично покачивалось белокожее тело Фелиции. Она полоскала одежду в маленьком ручье.
- Как хочется быть молодой и сильной! - с ленивой улыбкой на губах проговорила мадам. - Малышка так возбуждена нашей безумной затеей, что прямо светится. А сколько терпения и выносливости нашлось у бедной Марты. Просто не верится в твои зловещие пророчества, mon vieux [Мой старикан (фр.).].
- Угу, мой маленький милосердный ангел, - проворчал Клод. - Анжелика, я сделал кое-какие подсчеты.
- Sans blague? [Серьезно (фр.).]
- Ничего смешного. Пятнадцать дней назад мы покинули замок короля Йочи в Высокой Цитадели. Одиннадцать у нас ушло только на то, чтобы одолеть тридцать километров от Рейна до гряды Шварцвальда. Я думаю, нам никак не уложиться в четыре недели, даже если поможет Суголл. До Дуная еще добрых пятьдесят километров. И около двухсот по реке до Риса.
Она вздохнула.
- Наверное, ты прав. Но теперь Марта достаточно окрепла, так что будем двигаться быстрее. Если не вернемся до начала Перемирия, придется ждать другого случая.