Конни Мейсон
Пленница Быстрого Ветра
ГЛАВА 1
Декабрь 1864 года
Ханна с отчаянной мольбой заглянула в серебристо-серые глаза высокого и широкоплечего незнакомца, который остановился и, обернувшись, бросил на нее взгляд. В тот миг, когда их глаза встретились, девушку охватило необыкновенное волнение, но мистер Харли втолкнул ее в гостиницу, и незнакомца скрыла захлопнувшаяся дверь.— Пошла наверх, девка, — проворчал Бертон Харли, волоча за собой Ханну, он уверенно тащил девушку к лестнице.
— Эй, Харли, — крикнул один из завсегдатаев, тебе придется как следует ее отмыть, если ты хочешь, чтобы я или кто другой из парней платил приличные деньги за право переспать с ней.
Ханна отвела от глаз давно немытые волосы, падавшие ей на лицо при каждой новой попытке оказать сопротивление. Грязное коричневое платье висело, как мешок, на костлявых плечах. Просто удивительно, что кто-то может смотреть на нее с вожделением, подумала она. От тела и лохмотьев, служивших ей одеждой, шло такое зловоние, что сама Ханна едва выносила этот запах. Однако столь непривлекательный облик ее устраивал, потому что до сих пор надежно защищал от нежелательного интереса со стороны мужчин. Все же, несмотря на все ее старания выглядеть как можно безобразнее, мистер Харли с недавних пор начал задумчиво поглядывать на свою служанку, а сегодня он решил, что она вполне справится с работенкой, которую Ханна считала гадкой и омерзительной.
— Я позабочусь о том, чтобы эта девчонка хорошо пахла, Билли, — усмехнулся Харли, — однако, тогда тебе это задешево уж никак не обойдется. Не удивлюсь, если эта ирландская грязнуля окажется целкой.
Слова Харли были встречены хриплым смехом и непристойными замечаниями собравшихся, а Ханна покраснела до корней своих грязных волос. Она завербовалась и отправилась через океан, чтобы в Америке стать служанкой. Ей и в голову не пришло, что она может попасть к такому хозяину, как Бертон Харли. Девушка покинула Ирландию, надеясь облегчить бремя забот своего обнищавшего отца, на попечении которого оставалось еще семеро младших детей. И все было не так уж плохо, пока Бертон Харли не выкупил подписанное Ханной обязательство и не привез ее в Денвер, где ей пришлось работать в гостинице, недавно им приобретенной. И дело было не в тяжелой работе. Дома Ханне тоже приходилось много трудиться. Но Харли плутовато намекнул, что она должна принимать мужчин в своей крохотной комнатушке на верхнем этаже. Он натолкнулся на категорический отказ.
Прежде всего Ханна попыталась убежать. Мистер Харли поймал ее у входа в гостиницу и жестоко избил на глазах у столпившихся вокруг любопытных зевак, никто из которых не пришел ей на помощь, даже тот высокий смуглый мужчина с завораживающими серебристо-серыми глазами. Теперь же Харли вознамерился непременно заставить ее зарабатывать для него деньги, отдаваясь мужчинам.
Вознося молитвы Богу, который, наверное, не слышал их, Ханна бешено вырывалась из рук Харли, упорно тащившего ее вверх по лестнице. Покидая свой дом, она была готова ближайшие семь лет заниматься тяжелым, но честным трудом, однако же, не… не этим, только не этим! Никогда никому не позволит она превратить себя в шлюху. В свои восемнадцать лет Ханна была невинной девушкой и не собиралась дарить непорочность тела одному из этих грубых мужчин, накачивавшихся пивом в гостинице.
Харли ухитрился-таки втащить Ханну на верхнюю площадку лестницы. Ее положение становилось все более отчаянным. Она резко повернулась и, размахнувшись, костлявым локтем ударила Харли по ребрам. Потеряв равновесие, он попытался схватиться за перила, но упал на спину и с глухим стуком скатился по лестнице вниз.
— Чертова сука! — завопил Харли, охая от боли.
Лицо у него стало белым, как простыни, которые до чистоты свежевыпавшего снега отбеливала Ханна в те дни, когда занималась стиркой. Правая нога Харли как-то неестественно вывернулась.
— Не стой, разинув рот! Пошли за доктором!
Жена Харли, женщина робкая, вбежала в зал, увидела мужа и поторопилась скрыться наверху, чтобы спрятаться в своей комнате. Бедняжка так была запугана своим грубияном-мужем, что боялась собственной тени.
Пришедший, наконец, доктор обнаружил, что Бертон Харли сломал себе не только ногу, но и руку и, по всей вероятности, окажется прикованным к постели до конца зимы. Молитвы Ханны были услышаны. Она получила желанную передышку. В ближайшие недели Харли не сможет сдвинуться с места, и принудить ее заниматься проституцией будет не в его силах. Теперь у нее достаточно времени, чтобы подготовиться к побегу. К тому времени, как хозяин станет на ноги, наступят теплые дни, и она сможет добраться до Шайенна — города, где живет ее двоюродный брат Шеймус Маклин. Ей бы только добраться, а уж Шеймус поможет! Ханна не сомневалась в том. В любом случае, никто и ничто не заставит ее оставаться в Денвере и продавать свое тело!
ГЛАВА 2
Май 1865 года
Быстрый Ветер уверенно шел по высокой траве прерии широким и легким шагом. Мускулы напрягались на его крепких загорелых ногах, привычных к длинным переходам, которые часто приходилось совершать мужчинам племени. Смуглые плечи, блестевшие от пота, сверкали под палящим солнцем, будто отлитые из золота. Был чрезвычайно жаркий для весны день. Прикрытое лишь набедренной повязкой сильное тело юноши, великолепное в своей дикой красоте, казалось воплощением поэзии. Ноги в мокасинах словно летели над неровной поверхностью земли. В длинные черные волосы было воткнуто орлиное перо, а лицо и мускулистое тело покрывали яркие черно-желтые полосы. При звуках погони он устремился к лесистым холмам с такой скоростью, словно у него выросли крылья.Лошадь Быстрого Ветра была убита под всадником во время налета на почтовую карету, совершенного боевым отрядом южных чейен и индейцев сиу-оглала. Они не знали, что карету сопровождали солдаты из форта Лион, и угодили в западню. Сразу же после нескольких беспорядочных выстрелов число нападавших значительно убавилось, и отряд умчался прочь. Никто не заметил, что упала лошадь Быстрого Ветра.
Спрятавшись в высокой траве, юноша осматривал окрестности до самого горизонта, понимая, что спастись ему удастся, если только он доберется до поросших лесом холмов, величественно возвышавшихся над равниной в двух милях севернее.
Солдаты шли по его следу. Быстрый Ветер помчался, не оглядываясь и вручая свою жизнь Великому Духу. Он подумал о своей сестре Слезы Как Дождь, которая вышла замуж за белого и жила теперь среди белых. Недавно он видел ее в Денвере и узнал, что она ждет ребенка от Зака Мерсера. Быстрый Ветер был рад, что сестра в безопасности и ей не грозят тревоги и насильственная смерть, обрушившиеся на прерию после побоища на реке Сэнд-Крик.
Быстрый Ветер был потрясен, когда узнал, что Слезы Как Дождь и Зак были на Сэнд-Крик во время нападения. Они успели предупредить Белое Перо, их с сестрой приемного отца, и он благополучно скрылся. Не доверяя лживым обещаниям белых людей, Быстрый Ветер отказался поселиться на Сэнд-Крик со своим племенем и отправился на север к индейцам сиу. Несколько недель спустя он узнал о нападении на поселение Сэнд-Крик и присоединился к тысячам индейцев, собравшихся неподалеку от Денвера, чтобы обсудить, как отомстить белым, жертвами нападения которых стали невинные женщины и дети.
Многие вожди вырыли топор войны, и в прерии пролегла кровавая тропа. Быстрый Ветер и его друзья направлялись к Паудер-Ривер, когда заметили почтовую карету, не подозревая, что на небольшом расстоянии за ней следует группа солдат. С самого начала они понесли большие потери, но все равно продолжали бой, храбро сражались и потом бежали. Одним из последних оставил поле боя Быстрый Ветер, но удача изменила ему, и его лошадь подстрелили. Теперь он спасался бегством.
Впереди виднелся лес. Юноша мчался на пределе человеческих возможностей. Сердце бешено колотилось, дыхание вырывалось резкими болезненными толчками. Никогда прежде он не требовал от себя такого неимоверного напряжения сил. Как и любой доблестный воин-чейен, он был готов к смерти в любой момент, но пока что не собирался встречаться с Химмавихьо.
Один из солдат заметил его:
— Вот он! Стреляй в краснокожего!
Лицо Быстрого Ветра, стремительно приближавшегося к лесистым холмам, не дрогнуло. За ним гнались, как за диким зверем, горячее дыхание солдатских лошадей обжигало его шею. С невероятной ловкостью, подстегиваемый отчаянием, он уклонялся от пуль, увертываясь с проворством, присущим только индейцам или же человеку, воспитанному, как индеец.
К несчастью, когда он уже нырнул в прохладный лесной полумрак, пуля попала ему в бедро. Юноша вскрикнул, скрежетнул зубами от жгучей боли, но не замедлил стремительности своего продвижения. Прилагая нечеловеческие усилия, Быстрый Ветер промчался, огибая деревья, вверх по склону холма и легко оторвался от солдат, которые затерялись среди высоких сосен и величавых ив. Пробежав еще чуть выше, он проскользнул в неприметную пещеру, чтобы переждать в ней, когда пройдут солдаты. Он знал, синие мундиры не станут долго преследовать одинокого индейца, и как только они откажутся от дальнейших поисков, можно будет отправиться к стоянке, где, как надеялся Быстрый Ветер, его ждут товарищи. Ногу следовало бы перевязать, но прежде необходимо обождать, минует ли опасность.
Погасив солнце и разбудив луну, ночь накрыла прерию, словно одеяло. Быстрый Ветер чувствовал, как все тело охватывает жар. С трудом стряхивая наплывающее забытье, он шел, пошатываясь. Вскоре после наступления темноты юноша выбрался из пещеры и остановился ненадолго у ручья, чтобы промыть рану и, обвязав ее мокрыми листьями, уменьшить кровотечение. Стараясь отвлечься от боли, он стал думать о сестре, вспоминая, какой счастливой она казалась, когда он видел ее в последний раз. Быстрый Ветер сомневался, что сам он сможет когда-либо обрести счастье.
Затем в его сознании безотчетно пронеслось видение: такие живые зеленые глаза… Порывшись в памяти, он вспомнил служанку, которую видел в Денвере, и то, как она заслонялась от ударов тяжелой руки хозяина, взглядом отыскивая защитника среди зевак и не находя никого.
Хотя Быстрый Ветер был молод и неопытен, он понимал: та женщина — шлюха. В памяти возник образ маленькой и неприметной девушки с некрасивым лицом, тусклыми волосами и костлявым телом. Она была невообразимо грязна, но внимание приковывали умоляющие зеленые глаза. Быстрый Ветер не мог понять, почему думает о ней, но он думал, несмотря на то, что она ложилась со многими мужчинами и была недостойна уважения. Мужчины племени чейенов почитали в женщинах добродетельность и скромность. Они сдержанно вели себя с девушками своего народа и привыкли к долгим периодам воздержания. Падших женщин они презирали и отвергали их.
Луна стояла уже высоко в небе, когда Быстрый Ветер подходил к тому месту, где его друзья должны были устроить привал. К этому времени мучения стали невыносимы, но юноша заставлял себя идти дальше, невзирая на сильную боль в ноге. Лагерь сиу находился неподалеку, и если бы он поторопился, то добрался бы до него, пока товарищи еще не ушли. Но чем дальше он шел, тем ужаснее становилась боль. На распухшую ногу едва можно было ступить, юноша был близок к обмороку. Рассвет окрасил небо серовато-сиреневыми переливами, когда он наткнулся на спавшую под деревом женщину, укутавшуюся в грязные лохмотья своего изорванного платья.
Ханна недовольно пошевелилась на твердой земле, жалея, что не прихватила с собой одеяло. Она представления не имела, сколько времени потребуется, чтобы добраться до дороги, на которой можно было бы остановить почтовую карету, ходившую в Шайенн, и молила Бога, чтобы ей удалось добраться поскорее. В первый день она успела уйти довольно далеко и надеялась за следующий день пройти еще больше. Глаза Ханны были плотно сомкнуты, когда она, сонно вытаскивая из-под себя узелок, мечтала о чашке горячего кофе.
Сузившиеся глаза Быстрого Ветра в замешательстве остановились на женщине, свернувшейся клубком на земле. Он сразу же узнал ее. Какое странное совпадение, удивился юноша, совсем недавно он вспоминал об этой женщине, думая о ней с презрением. «А где же ее хозяин? — заинтересовался он. — Почему хозяин позволил ей бродить по лесам, где опасность подстерегает на каждом шагу?»
Губы юноши насмешливо искривились, когда он увидел, как она потягивается. Какая же худая эта девушка! Нужно приглядеться, чтобы определить, действительно ли это женщина. В спутанных грязных волосах застряли веточки и листья. Да в такой неопрятной шевелюре могло бы найти приют целое семейство мышей!
Ханна медленно открыла глаза, несколько раз моргнула и, когда образ не исчез, испуганно закричала. Какой-то злой дух, подстрекавший Быстрого Ветра, заставил его пихнуть женщину носком ноги.
Ханна смотрела на видение со страхом и трепетом, надеясь, что спит, и в то же время опасаясь, что все это не сон. Она никогда не видела индейца так близко от себя, а этот вдобавок наводил ужас своим разрисованным телом и грозным выражением лица. Почти полностью обнаженный мускулистый торс казался гладким и золотистым. Индеец был высоким и стройным, выпуклые мускулы перекатывались под гладкой кожей груди и плеч. Его мощная фигура заслонила восходящее солнце, и при одном лишь взгляде на воина кровь застывала в жилах от страха и восхищения. Нос индейца сморщился, а серебристые глаза блеснули, как будто он почувствовал ее страх.
Серебристые? Брови Ханны сосредоточенно нахмурились. Где раньше она уже видела эти глаза? Она полагала, что у индейцев глаза бывают только карими. Однако не приходилось сомневаться, что этот дикарь с серебристо-стальными глазами — грозный индейский воин.
Когда он пнул девушку, она вскрикнула.
— Убирайся! — ее голос дрожал от страха.
Индеец в недоумении глянул на нее, и Ханна решила, что он, видимо, не понимает английского языка.
— Уходи! — повторила она, взмахнув рукой. — Оставь меня в покое!
Быстрый Ветер наклонился и, обхватив ее за плечи, поставил на ноги. Зеленые озера ее глаз манили, притягивая к себе, и он почувствовал необъяснимое желание погрузиться в них и никогда не всплывать на поверхность. Ханна вырывалась из его объятий, не сомневаясь, что он собирается ее убить.
— Пожалуйста, не трогай меня, — прошептала она, не в силах разорвать жесткое кольцо его рук.
Нос юноши сморщился, он почувствовал неприятный запах.
— Фу, от тебя плохо пахнет!
Ханна заморгала.
— Ч-что? Ты говоришь по-английски?
— Я говорю на языке белых, но не люблю их язык.
— Прошу тебя, отпусти меня, — взмолилась Ханна. — Ведь я тебе не причиню зла.
— Любой человек с белой кожей приносит вред моему народу. Вас много, и вы лишаете нас земель и пропитания.
— Что ты собираешься со мной делать? — Ханна задрожала, вспомнив слышанные в гостинице страшные рассказы об индейцах и жестокости их расправ со своими жертвами.
Глаза юноши блестели от жара в теле и боли. Конечно, он был сильным и выносливым, но не настолько наивным, чтобы считать себя несгибаемым. Рана мучила его, и неизвестно, сколько времени он протянет, если кто-нибудь ему не поможет. Эта женщина оказалась просто подарком судьбы.
— У меня в ноге пуля, ты должна ее вытащить.
Ханна бросила взгляд на бедро индейца, глаза ее расширились при виде воспаленной раны, грубо перевязанной листьями. Она беззвучно шевелила губами, представляя себе, какую невыносимую боль, должно быть, испытывает он. Девушка в ужасе отпрянула. Сможет ли она прикоснуться к этому бронзовому телу, не потеряв сознания?
— Я… не могу. Я… мне никогда не доводилось делать что-либо подобное.
Быстрый Ветер в отчаянии вынул нож и приставил его к изгибу нежной шеи.
— Сделаешь.
У Ханны перехватило дыхание, она не сводила с индейца глаз, боясь заговорить. Неужели он убьет ее, если она откажется?
— А потом ты меня отпустишь? — осмелилась спросить девушка.
— Я подумаю, — пообещал Быстрый Ветер. — Где здесь поблизости вода?
— Ручей неподалеку. Ты в состоянии идти?
— Ты мне поможешь, — сказал юноша, цепляясь за ее худые плечи.
Под его могучими руками ее тело казалось таким хрупким, что он, наверное, без труда мог бы раздробить ей кости, сжав пальцы. Быстрый Ветер сомневался, что девушка сможет послужить ему опорой, но она была сильнее, чем показалось ему на первый взгляд. Он позволил ей подобрать свой мешок, и они направились к ручью.
Быстрый Ветер осторожно уселся возле воды, в то время как Ханна в оцепенении смотрела на его ногу. Никогда раньше она не видела тела обнаженного мужчины, если не считать младших братьев, что, впрочем, не стоило принимать во внимание. Она робко призналась сама себе, что сложен этот юноша великолепно, но его гордое и красивое лицо казалось ей пугающе суровым. Вовсе не такими Ханна представляла себе индейцев. Странные все-таки у него глаза. Серебристые! «Может быть, он только наполовину индеец?» — подумала Ханна, поглядывая на юношу краем глаза. Если это и так, то он не подает вида, что в нем есть хотя бы капля крови белого человека, и ведет себя как чистокровный индеец.
— Я опущу ногу в ручей, пока ты будешь собирать для костра хворост, — сказал Быстрый Ветер. — После того как мы вынем пулю, рану нужно будет прижечь. И не вздумай пытаться бежать, — предупредил он, заметив, как изменилось выражение ее лица. — Даже раненый, я бегаю быстрее.
Ханна ни на минуту не сомневалась в этом. Она быстро собрала хворост в сухую траву и сложила кучкой перед индейцем, который вынул кремень из колчана, висевшего у пояса, и высек искру. Костер сразу же разгорелся.
— Вымой руки в ручье, — приказал он, обжигая пламенем лезвие ножа. — Девушки племени чейенов слишком горды, чтобы быть нечистоплотными. Ты же, что никогда не моешься?
Губы Ханны неприязненно сжались.
— Ты ничего не знаешь обо мне и не имеешь права осуждать меня.
Тем не менее, она опустилась на колени возле ручья и смыла грязь с рук. Когда она вернулась к Быстрому Ветру, он протянул ей нож со странным выражением серебристо-стальных глаз. Женщина не узнала его, подумал он, снимая повязку из листьев с раны. Но Быстрый Ветер ее помнил. Ни один мужчина, заглянувший в эти завораживающие зеленые глаза, не смог бы их забыть. Он знал, что женщина была служанкой и шлюхой, продававшей свое тело мужчинам, и, судя по той сцене, которую ему довелось наблюдать в Денвере, хозяин плохо с ней обращался. Она была костлявой и некрасивой, на такую женщину уважающий себя воин-чейен даже не взглянет и, тем более, не пожелает разделить с ней ложе.
— Пуля, — напомнил Быстрый Ветер, сжимая руку Ханны.
Она с явной неохотой взяла нож.
— А если ты думаешь, что я не способен моментально поквитаться с тобой, вздумай ты выкинуть какую-нибудь глупость, то сильно ошибаешься.
Ханна отвела взгляд от грозных и холодных глаз индейца, понимая, что в своих действиях он будет быстр и жесток. Она посмотрела на припухлость вокруг раны и поежилась. Девушка не представляла себе, как вынуть пулю. Казалось святотатством портить еще больше эту гладкую загорелую плоть.
— Давай! — скрипнул зубами Быстрый Ветер и крепче сжал ее руку.
Ханна молча вознесла молитву и, поморщившись, воткнула нож в рану. Она отвернулась, но ее руку продолжала сжимать крепкие пальцы, пока она не заставила себя продолжать. Бросив мимолетный взгляд на лицо индейца, она удивилась, как мужественно он выносит боль, не издавая ни звука и не теряя сознания. Его нога лежала неподвижно. Она неумело пыталась извлечь из раны пулю.
В чертах лица воина никак не отражались мучения, испытываемые им. Быстрый Ветер не отрывал от Ханны сощуренных глаз и был настороже, на случай, если она решится на безрассудную попытку обратить нож против него.
— Я нащупала пулю! — торжествующе воскликнула Ханна, вонзив лезвие чуть глубже.
Стон, разомкнувший губы юноши, был еле слышен. Ханна осторожно извлекла пулю из раны.
— Вот она! — облегченно захлестнуло ее, как волна захлестывает во время прилива берег.
Еще чуть-чуть, и она бы не выдержала. Другой человек на месте этого дикаря, подумала Ханна, давно потерял бы сознание. Ее удивляла стойкость индейца. Ей захотелось узнать, как его зовут и на самом ли деле он наполовину индеец или же просто принадлежит к какому-то странному племени серебристоглазых индейцев.
— Теперь ты должна прижечь рану, — сказал Быстрый Ветер хриплым шепотом, его зрачки расширились, кожа приобрела пепельный оттенок, но он бдительно следил, чтобы было сделано ею все необходимое. — Подержи нож на огне и, когда лезвие раскалится докрасна, приложи его к ране.
Ханна широко раскрыла глаза и в ужасе выдохнула:
— Я не смогу. Как ты это выдержишь?
Мне уже приходилось выдерживать подобное, — мужественно сказал он.
Взгляд девушки скользнул по его сильному телу, и она впервые заметила след зажившей раны ниже одного из ребер. Шрам, очевидно, затягивался, но все еще был красноватым.
Следуя указаниям индейца, Ханна нагрела нож на огне. Когда он докрасна накалился, мгновение девушка помедлила, пристально вглядываясь в лицо раненого. Поразившись его храбрости, она приложила раскаленное лезвие к ране. Тело индейца непроизвольно дернулось, дрожь пробежала волной. Его глаза не отрывались от глаз девушки, цепляясь за ее взгляд, как за спасительную нить, связывающую с жизнью. Серебристый взор, твердый, несгибаемый, испытующий… и такой отчаянный, пронизывал ее.
Внезапно Быстрый Ветер отпустил руку Ханны, и она вскочила на ноги, испытывая тошному от запаха обожженной плоти. С испуганным криком она выронила на землю нож.
Боль. Непрестанная. Пульсирующая. Изнуряющая. Она разрывала его на части, доводила до исступления, вгрызалась в тело, как кровожадный зверь. Чувствуя, что погружается в черную бездну, Быстрый Ветер не отрывал глаз от склонившейся над ним молодой женщины. Только ее живые зеленые глаза не давали ему впасть в беспамятство. Как мог он считать ее некрасивой, удивился юноша, ведь эти глаза проникали в самую глубь души! «Наверное, у меня начинается бред, — подумал Быстрый Ветер, — раз я нахожу привлекательной эту жалкую шлюху».
— Ну? Как ты? — нерешительно спросила Ханна.
Ей не хотелось проявлять сочувствие к индейцу, но она ничего не могла с собой поделать. Мать всегда говорила, что мягкосердечие до добра ее не доведет. Но ведь этот индеец не сделал ей ничего плохого. Ханна надеялась, что теперь он отпустит ее, раз она ему помогла.
Быстрому Ветру было больно даже думать, не то, чтобы говорить, поэтому он лишь кивнул вместо ответа.
— Как тебя зовут? — вдруг спросила она, почему-то ей показалось очень важным узнать имя человека, чью жизнь, возможно, она сейчас спасла.
Глубоко дыша, он старался справиться с болью и, когда это, наконец, ему удалось, ответил:
— Меня зовут Быстрый Ветер.
— А меня Ханна. Ханна Маклин, — робко проговорила она. — Мне можно теперь уйти?
Ее голос показался Быстрому Ветру приятным, нежным и мелодичным. Напевное звучание завораживало. Никогда прежде не доводилось ему слышать что-либо подобное. Кроме глаз и голоса, в этой женщине нет ничего привлекательного, безо всякого снисхождения рассудил он.
— Куда ты пойдешь, если я отпущу тебя? — спросил Быстрый Ветер, собравшись с силами, хотя сам не знал, какое ему до этого дело.
Она помогла ему, несмотря на то, что вполне могла вонзить нож в сердце. Химмавихьо знает, он был целиком в ее власти. Правда, он постарался напугать ее, заставив повиноваться, но на самом деле был слаб, как ребенок, и она должна была понимать это. Нет, женщина помогла ему не из страха. Быстрый Ветер умел распознавать доброту, и, кем бы ни была Ханна, шлюхой или нет, сердце у нее было доброе.
— В Шайенн, как можно дальше от мистера Харли, — ответила Ханна, помолчав.
— Кто такой мистер Харли?
— Человек, к которому я нанялась в работницы. По договору я должна работать на него семь лет.
В одурманенном болью сознании Быстрого Ветра не укладывалось, как человек может продаться на семь лет другому человеку. «Неужели и другие обычаи белых людей столь же отвратительны?» — мрачно размышлял он.
— Чейены не продают себя, — заметил он, бросив на девушку взгляд, красноречиво свидетельствующий о презрении. — У белых совсем нет гордости?
Ханна рассердилась, глаза ее заметали зеленые искры.
— Мне пришлось пойти на это, чтобы выжить, и ты не имеешь права осуждать меня. Ты дикарь, который совершает набеги, насилует и убивает невинных людей, ты не имеешь права осуждать других. Пока индейцы рыскают по равнинам, приличные люди не могут чувствовать себя в безопасности.
— Мы тоже идем на это, чтобы выжить, — сказал Быстрый Ветер, возвращая девушке ее же слова, серебристые глаза окинули ее ледяным взором. — Ты слышала о селении на Сэнд-Крик, где сотни невинных женщин и детей были убиты белыми солдатами?
Ханна кивнула. До нее доходили слухи, но не было уверенности, что во всех этих россказнях есть хоть доля правды. Самые разные истории передавались из уст в уста, и она просто не знала, чему верить. Совсем недавно заговорили о том, что президент назначил комиссию по расследованию побоища на Сэнд-Крик. Однако, по правде говоря, Ханна была слишком озабочена своим бедственным положением, чтобы обращать внимание на что-либо другое.