Что, он никак еще и обвинять собрался? Народный трибун! Да никто не дает всей полноты, и ваш канал в том числе, все о чем-то умалчивают – только каждый о своем. И потому одни молчат правильно, а другие – нет!
   – Послушайте…
   – Еще две минуты, господин президент, я уже перехожу к сути. Так вот, наш канал получил в свое распоряжение достаточно полную информацию о назревающей угрозе. Она полностью готова к обнародованию. И в той достаточно сложной ситуации, в которой канал сейчас находится, мало что может удержать нас от ее публикации. И уж во всяком случае – никакое силовое воздействие. Причем это может произойти уже завтра… простите, уже сегодня. О последствиях говорить не стану – вы представляете их не хуже моего, а наверное, намного лучше. И о политических, и экономических…
   Он угрожает, недвусмысленно угрожает. И с такой уверенностью, что скорее всего чувствует под ногами твердый фундамент. Если бы еще знать – о чем это он? Воистину, какой-то день загадок: сперва янки, теперь этот… Спокойно, президент, спокойно. Воспользуйся тем, что Панкратов раздухарился; дай ему выговориться, воспринимай доброжелательно – и сумеешь вытащить все, что у него за душой.
   – Скажите, главный редактор, а вам не кажется, что вы сильно преувеличиваете последствия вашей, как вы это назвали, публикации?
   Вот это оказалось ударом! Похоже, Панкратов ожидал многого, но не такого вопроса. Судя, во всяком случае, по тому, что на какие-то секунды у него даже челюсть отвалилась – совсем оторопел, бедняга. Секунд пять он только моргал, а президент продолжал смотреть на него в упор – неотрывно и доброжелательно. И наконец тивишник проговорил – едва ли не с ужасом:
   – Бог мой! Господи, Господи!..
   – Что вас так смутило, господин главный редактор?
   – Да вы же… Вы же ничего не знаете! Совершенно не в курсе! Боже мой!
   Тут президент почувствовал, что пропустил удар. Такой, что может считать себя в нокдауне. И счет пошел. Шесть… семь… восемь. Пора подняться и клинчевать. Не то последует удар еще похуже.
   – Вы так полагаете? Не стану терять времени, чтобы разубедить вас. Лучше сделаем так: обменяемся информацией. Вы откроете, что известно вам, я сделаю то же самое. Не вижу другого пути. Согласны?
   По выражению глаз Панкратова президент понял: журналист остается при своем мнении, понимает, что попал в яблочко, что информации у президента на самом деле – ноль. Но предложенные правила игры примет, хотя потребует за это отступного, и, как ни обидно, придется уступить: проигравший платит – это правило лежит в основе любой игры.
   – Хорошо, господин президент. Раз уж представился случай доказать вам, что мы не утаиваем информации ни от кого… Тут у меня кое-что записано – посмотрите, а потом, если будут вопросы, я попытаюсь дополнить.
   И он вынул из бокового кармана и протянул президенту довольно объемистый конверт.
   Тот сразу вскрыл его, развернул листки и принялся за чтение.

6

   Гридень, как мы знаем, к Кудлатому относился без особой симпатии – по многим причинам.
   Со своей стороны, и Федор Петрович Кудлатый тоже, можно сказать, отвечал Гридню взаимностью – хотя, может быть, магнат занимал в мыслях Кудряша несколько меньше места. Просто время от времени авторитету приходило в голову, что Гридня он обходит не менее, чем на корпус: если и в самом деле что-то этакое стрясется – Гридню некуда будет укрыться, и придется ему просить убежища у Кудлатого; и вот тут-то можно будет раздеть и разуть богатея – оставив его разве что в носках; и разденется Гридень как миленький – потому что жизнь все-таки дороже. Всякий раз Кудряш усмехался этой очень приятной мысли, но не более того – потому что других поводов для размышлений у него хватало, причем куда более серьезных, чем это предвкушение будущего торжества.
   Нет, это не значит, разумеется, что Гридень со всеми его делами как-то выпал из сферы внимания Федора Петровича; отнюдь. Информация о его делах продолжала поступать ежедневно. Но в ней не обнаруживалось ничего такого, что заставляло бы уделить магнату больше внимания, чем он получал до сих пор.
   Другие дела оказывались куда важнее, и – главное – представлялись они намного более срочными. До сих пор пока еще не удавалось наладить регулярного поступления данных о пресловутом небесном Теле Угрозы, которое и послужило первопричиной всех волнений. С ближайшей обсерваторией, как известно, дело сорвалось: при всем своем могуществе Федор Петрович не собирался вступать в конфликт с армией: это было бы в высшей степени неразумно. Две попытки застолбить места в других обсерваториях не удались: они уже работали на кого-то другого. В частности, учреждение на Северном Кавказе, как удалось установить (хотя и не сразу), регулярно давало сведения тому же Гридню – и почему-то ни за какие деньги не соглашалось дублировать эту информацию для Кудлатого. С одной стороны, такая позиция заслуживала уважения: вероятно, такая сдержанность астрономов была вызвана условиями соглашения, и звездочеты вели себя как честные деловые люди, то есть соглашение выполняли буквально. С другой же – это вызывало сильную досаду, как и всякая неудача.
   Единственным, что удалось установить людям Кудряша, было – что сведения передавались в хозяйство Гридня без помощи современных средств связи – поскольку всем заинтересованным уже стало ясно, что эти средства находятся под пристальным контролем государственных служб. Сведения шли через курьеров, а курьеры эти пользовались обычными рейсовыми самолетами, какие сейчас – в разгар курортного сезона – всегда были под завязку набиты отдохнувшими гражданами, возвращающимися домой, а также – в обратном направлении – теми, кому отдохнуть еще только предстояло. Выудить из этого обилия пассажиров нужного человека было делом без малого безнадежным: почти сразу стало ясно, что Гридень пользовался не одним каким-либо курьером, но, вернее всего, каждый раз нужные записи перевозил другой человек. Дважды ребятам Кудлатого казалось, что они вычислили нужного; в обоих случаях заподозренный до дома так и не добрался. Люди, однако, пострадали, вернее всего, зря: ни на одном, ни на другом нужное так и не было обнаружено. Скорее всего подозрение было ошибочным.
   Для того чтобы действовать наверняка, надо было бы отправить в Кабарду вдесятеро больше своих людей; Кудряш поразмыслил – и понял, что такие действия не окупаются. Хрен с ним, с Гриднем, решил он; в конце концов, сейчас главное – не то, чтобы конкурент не получал информации, но чтобы он, Кудлатый, снабжался ею регулярно. И раз уж не удается воспользоваться готовыми инструментами, то самым простым решением будет – обзавестись собственной техникой. Поскольку за деньги можно, как известно, купить все. В том числе и хороший телескоп.
   Дело, однако, оказалось не столь простым. То есть отказа нигде не было. Но сразу купить можно было лишь не очень мощный инструмент – любительский, как объяснили представителю Кудлатого и в Германии, и в Штатах, чьи фирмы главным образом и производили такую технику. Но Кудлатого это не устраивало: за свои деньги он хотел иметь самый лучший товар. А ему уже успели разъяснить, что качество и объем информации будут зависеть именно от мощности инструмента. Ну и разумеется, от квалификации наблюдателя – но это как бы само собой подразумевалось.
   Кудлатый велел поинтересоваться: а нет ли в производстве хорошего инструмента – предположим, заказанного ранее кем-то другим? Оказалось, что есть. И даже очень хорошая труба с трехметровым зеркалом, которое как раз только что закончили полировать. Очень кстати, подумал Кудряш, прежде чем предложил перекупить заказ с некоторой приплатой за срочность; он даже готов был возместить фирме неустойку в случае, если пришлось бы ее платить первому заказчику. Сам он на такие условия согласился бы мгновенно: выгода тут была видна простым глазом, даже без помощи калькулятора. Проклятые немцы, однако, отказали, ссылаясь на традиции, которые якобы не позволяли им подводить хорошего клиента. Как будто он, Кудлатый, был клиентом плохим! Федор Петрович не мог не поинтересоваться: кем же был пресловутый клиент, которого подводить немцы не захотели? Этот разговор вел уже не представитель его, а он сам: не поленился полететь в Германию ради такого дела. Тем более что, как мы помним, отказ его принять выгодное предложение сверху был объяснен именно необходимостью такой поездки; разве что мотивация там была представлена другая. Кудряш якобы полетел на стрелку с врачами, которым показывался раньше и у которых должен был оперироваться; всем должно было показаться совершенно естественным, что человек хочет проверить состояние своего здоровья у специалистов, которым доверяет более, чем прочим. (Он, кстати, и показался; его долго вертели так и этак, брали анализы, немало удивились, не обнаружив в крови плоских клеток, каких не так уж давно там было пруд пруди. Поскольку тогда анализы делались в этой же клинике, хорошо известной специалистам во всем мире клинике Грюнера, никто не стал ссылаться на возможную ошибку в первых анализах – просто поздравили с излечением, свалив все на мать-природу, которая, случается, буквально творит чудеса – разумеется, если пациент глубоко верит пользующим его врачам, следует их указаниям и подчиняется рекомендованному режиму. Кудряш с ними согласился – не уточняя, что врач, которому он поверил и чьи указания выполнял, строго говоря, даже и врачом не был и уж подавно не имел никакого отношения к этой клинике.) А промежутки между визитами к медикам Кудлатый и использовал для переговоров на фирме.
   – Кто же этот заказчик, чьи интересы вы так усердно защищаете? – не мог не поинтересоваться он.
   – О, – был ответ, – это солидное учреждение, государственная обсерватория. Заказ был сделан уже довольно давно, но сейчас мы по их просьбе ускорили выполнение, поскольку получили очень серьезную гарантию оплаты, а прежде с этим существовали некоторые неясности.
   – Но у меня-то никаких неясностей быть не может, – проговорил Кудряш. – А кто, собственно, сделал такой заказ? Какое-нибудь нефтяное ханство? Или африканская империя, чего доброго?
   В его голосе прозвучало явное пренебрежение. Ответ, однако, был другим:
   – Нет, заказ поступил из вашей страны.
   – Ах вот как… – пробормотал Кудлатый уже в другой тональности. – Могу ли попросить об уточнении? Кто именно? – Он поспешил пояснить: – Я спрашиваю лишь потому, что, возможно, смогу договориться с заказчиком там, дома, – чтобы я смог пользоваться инструментом, когда они его установят. Наверное, это будет обсерватория у нас недалеко от Москвы, я угадал?
   У него сразу возникло предположение, что наблюдательную эту машину заказала армия, выжившая его из Колокольска. Ответ, однако, оказался иным:
   – О нет – это где-то несколько далеко от вашей столицы. Это не есть Moskauer Regierungsbezirk. Это Кавказ.
   – Ясно, – пробормотал Кудряш себе под нос. Ему сразу стало ясно, что там никакого успеха он не добьется. Гридень, вот кто это: не так-то легко высвободить деньги для оплаты такого заказа, и Гридень относился к тем немногим, кто мог себе это позволить. Громко же он проговорил другое:
   – Ну, это меня вполне устраивает. Когда вы собираетесь отправить заказ покупателю?
   – Я затруднюсь дать вам исчерпывающий ответ: нужны еще уточнения…
   (Врет, конечно, колбасник хренов!)
   – …однако представителя заказчика, который примет изделие, мы ждем в начале следующей недели.
   – Конечно, промедление ни к чему. И отправка будет, вероятно, по воздуху?
   – Это уже не наша компетенция. По контракту, заказчик вывозит изделие своими силами. Мы настаивали на этом: страховка обошлась бы слишком дорого. Заказчик любезно пошел нам навстречу.
   – Ну что же: очень жаль, что мы не смогли договориться с вами.
   – Но мы ведь можем принять ваш заказ сейчас! И гарантировать выполнение в разумные сроки!
   – То есть?
   – Ну, если бы вас устроил, предположим, шестинедельный срок…
   Кудлатый поморщился. Это не осталось незамеченным.
   – Но, geehrter Herr, это же не конвейерное производство. Каждый наш инструмент – своего рода произведение искусства, я не преувеличиваю… Рад случаю предложить вашему вниманию наш проспект – в нем, кстати сказать, вы найдете все параметры и того инструмента, который был темой нашего разговора.
   – Благодарю вас. Хорошо. Я обдумаю ваше предложение.
   На самом деле, конечно, думать тут было не о чем. Еще на полтора месяца остаться без собственной регулярной информации – значит расписаться в проигрыше. Даже если бы инструмент удалось купить уже сегодня – его еще нужно установить, потребуется, наверное, какая-то наладка, да и людей просто так, на улице, не найдешь. А сучье тело тем временем будет приближаться…
   – Прошу извинить за то, что отнял у вас время…
   Кудлатый давно научился деловой вежливости.
   – О, я надеюсь, что вы решите разместить ваш заказ у нас: могу с уверенностью заявить, что никто не выполнит его быстрее при соблюдении высочайшего немецкого качества. Был очень рад познакомиться с вами.
   – Могу ответить лишь тем же самым. Но скажите, пожалуйста…
   Ему пришло в голову: но ведь тот же Гридень, например, не стал ждать, пока привезут и установят новый инструмент – он, вернее всего, сперва просто арендовал телескоп, посадил за него своих людей – и так решил проблему. Чем же мы хуже?
   – …не могли бы вы рекомендовать хорошую обсерваторию прямо здесь, в Германии…
   (Раз уж он сам тут – чтобы не тратить больше времени на поиски.)
   – …где можно попросить – или заказать – провести определенные наблюдения – ну, на протяжении, скажем, месяца?
   Сомнения собеседника выразились в осторожном покачивании головой:
   – Ну разумеется, обсерватории есть, вплоть до того, что из Германии управляется телескоп, все еще остающийся мощнейшим в мире – вы, конечно же, слышали о VLT? Very Large Telescope, так он и называется.
   – Внушает. Где же эта труба находится? Где-то в Баварии, наверное?
   – О нет. Это не труба, это четыре – четыре! – восьмиметровых зеркала, соединенных в одну систему, чья разрешающая способность в пятьдесят раз превышает возможности не только орбитального «Хаббла», но даже и «Чандры»… Гибкие зеркала, понимаете?
   – Подойдет. Итак, адрес?
   – Собственно, сама система находится на горе Паранал, две тысячи шестьсот метров над уровнем моря…
   – В Альпах?
   – Oh, mein Gott! Aber nein! Это в Южной Америке, у нас лишь правление этого учреждения. Вас интересуют объекты в Южном полушарии? Ибо если вы заинтересованы в Северном, то этот телескоп вам не сможет пригодиться: он ориентирован именно на юг.
   – Разве нельзя его развернуть на север?
   Глаза собеседника за маленькими круглыми стеклышками очков выразили безудержное веселье, хотя голос оставался серьезным:
   – В принципе можно, конечно, – для этого надо лишь разрушить все построенное и воздвигнуть заново – с другой ориентацией. Но это, как вы понимаете…
   Федор Петрович понял. Но сдержался. Не дома как-никак. А то бы…
   – Благодарю вас. Извините, что занял ваше время. До свидания.
   – Auf Wiederschauen! Всегда рады вас видеть!
   О том, что над ним хотели подшутить, Кудряш перестал думать, еще не успев даже сесть в машину. Он не любил пережевывать жвачку: раз стало ясным, что вариант сорвался, – забыть о нем и искать новый. Труба нужна, или как они там говорят – зеркало, ну, пусть зеркало. И срочно. А каким путем его достать – это уже частности.
   Он пролистал каталог фирмы. Ну что же: описание достаточно подробное – дает возможность немедленно начинать подготовку и оборудование места, где телескоп установят. А именно – там, в убежище, где никто не сможет совать нос в твои, Федор Петрович, дела. Там ведь у прежнего владельца имелись установки для спутниковой связи, слежения за ними – в общем, чего-то такого, связанного с космосом. Надо полагать, доделки понадобятся минимальные. Об этом он распорядится сразу же по приезде. Чтобы за неделю приготовили. А через неделю…
   Кудряш вовсе не пропустил мимо ушей то, что касалось предполагаемой отправки телескопа заказчику. Лучше бы, конечно, его повезли не воздушным бортом и даже не поездом. Вся эта кухня разместится в полуприцепном трейлере. А с ним мало ли что сможет приключиться в дороге. Еще как может!
   Значит, так. Поскольку в деле не участвуют военные – значит есть возможность вмешаться. И обойдется это не так уж дорого – все вместе, включая маршрут доставки и расчет времени. Повезут телескоп наверняка без серьезной охраны: в конце концов, астрономический инструмент такого класса не продашь так просто, значит, ни польских, ни своих домашних братков он не заинтересует – так что к чему даже и Гридню лишние расходы? А мы простым способом, мягко выражаясь, эту штуку переадресуем и отправим туда, куда нам нужно; ясно, куда. А там его уже встретят специалисты…
   Да, и последний вопрос – люди, которые на этом инструменте будут играть. Ну, скажем, так: один человечек уже есть – эта самая девица-целительница. Она же сама рассказывала, что звездами занимается давно. Приспособим ее. И этого ее парня – тоже: он рад будет оставаться в курсе того дела, которое, по сути, сам и раскочегарил. Но кроме них, нужны, конечно, и более серьезные специалисты, которые обеспечат и установку, и наладку там – все, что потребуется. Их сию минуту под руками нет. Значит, надо найти. Перекупить, а если будут заминки – применить силу. Причем желательно будет получить людей, уже находящихся в курсе дела. Такие вообще-то есть, самое малое, в двух местах: на той обсерватории, которая ждет – и не дождется – нового инструмента, перекупленного Гриднем. Но там сейчас армия, и лучше, конечно, с нею не связываться. А еще такие специалисты есть в той самой обсерватории, откуда курьерским путем данные о теле поступают к Гридню. Что же, в этом есть нечто остроумное: одним махом самому приобрести нужного специалиста – и оставить Гридня без него. Дней за десять всю эту операцию надо завершить: потребность в информации с каждым днем возрастает, и все важнее становится – не упустить мгновения, когда надо будет ударить в большой колокол – и продавать, сбрасывать, сливать…
   Вот таким размышлениям предавался Кудлатый до того самого мига, когда самолет его мягко приземлился в Быкове, где прилетевший и был встречен именно так, как полагалось, – докладом о самых последних событиях. Он подсознательно рассчитывал на то, что доклад этот прозвучит совсем по-военному: «За время вашего отсутствия в хозяйстве никаких происшествий не произошло». Но получилось не совсем так, и о том, что случилось что-то неладное, Кудряш почуял сразу же – едва успев взглянуть на докладывавшего:
   – Федор Петрович…
   Немалых трудов стоило ему приучить, чтобы обращались культурно, по имени-отчеству, а не так, словно на хазе.
   – Ну, что там еще? – Он заранее насупился.
   – Тут, понимаешь… Эти, как бы, слиняли.
   – Кто?
   – Ну, типа… баба эта, врачиха, и ее хахаль.
   – Спятили? Как это – слиняли? А вы где были?
   – Да мы, понимаешь ли… Дома были. К ночи уже. А тут, на грех, вдруг ни с того ни с сего – пожарчик возник. Ну, погасили, понятно. Спохватились – а их нет. Со всеми вещичками. Вроде все было тихо… Ума не приложу.
   – Прилагать-то нечего… Ну, я с вами разберусь! Когда заметили?
   – Часа два тому… Все было, как всегда… И пахло приятно…
   – Искать! Немедленно!
   – Да мы уже… Но пока ничего.
   Подумать только – как легко бывает вконец испортить человеку самое прекрасное настроение.

7

   А они, собственно, даже и не убегали. Потому что, когда в голове у Минича окончательно прояснело и они начали размышлять над планом побега, то сразу поняли: бежать, по сути дела, некуда. Жилье, из которого их увезли, было известно и тем, кто привез их сюда, и тем, кто хотел доставить в какое-то другое место.
   – Там уж лучше бы не было, это точно, – предположил Минич, и Джина с ним согласилась.
   – Ко мне? – продолжал размышлять репортер. – Туда они первым делом кинутся. К Люциану? Тоже место известное.
   – Куда угодно, только из Москвы выбраться, – рассудила Джина. – Куда-нибудь за сто первый километр; снять на время жилье, хоть какое, только подальше от большой дороги… Где милиция нечасто показывается.
   – Ну, эти-то в милицию не обратятся.
   – Эти. А – те?
   Минич пожал плечами:
   – Снять… У тебя что – деньги есть?
   Она кивнула. Деньги и в самом деле были – не очень большие, но для начала хватило бы.
   – Я же этого… хозяина – исцелила. Ну, почти. Что же думаешь – даром работаю? А платит он честно и неплохо. Расходов у нас не было, а то, конечно… Ты одной водки, наверное, на тысячу проглотил. А то и больше: тут все напитки – высшего сорта.
   – Ладно, хватит об этом, – поморщился Минич. Он не любил, когда напоминали о том, что случалось ему вытворять после выхода на орбиту. – Что было – сплыло. Ты лучше скажи – как до этого сто первого километра добраться? На электричке? Думаешь, нас на вокзалах искать не станут? Еще как!
   – Марик, а станут ли? В конце концов, свое дело я, в общем, сделала: человек от болезни почти избавился, травы он и без меня пить может, а ты им и вообще не нужен…
   Он покачал головой:
   – Не в тебе одной дело, я думаю. Тут разные мысли в голове шевелятся. Я ведь ему, по пьяному делу, все выболтал насчет Люциана и этого – Тела Угрозы, что ли. Сколько мы тут с тобой кантуемся – неделю? И нигде ни слова – ни в газетах, ни по ящику. Значит, и он решил эту новость утаить. Не знаю зачем, но получается, что все, кто знает, хотят на этом как-то сыграть в свою пользу – и Гречин, и этот Федор. Даже вот Хасмоней… Так как же после этого меня отпускать: я ведь никому не обещал, что буду молчать. И не буду! Не шутки: весь мир может накрыться – и такое утаивать!
   – Не так громко: услышат.
   – Ладно… Поэтому, честно говоря, не очень мне нравится этот твой сто первый километр. Наоборот – тут надо быть, искать возможность крикнуть так, чтобы все услышали. Потому что ведь – гибель-то реальная, и уж от нее ни на каком километре не спасешься! Тут весь мир должен на уши встать, все правительства, вся наука и техника! А ты говоришь – зарыться в стог поглубже…
   – Я же не говорю – надолго. Но хоть на несколько дней, пока будут искать усердно. А за это время что-нибудь придумаем. И не нужна электричка: у тебя же машина есть. Вряд ли ее кто-нибудь стал искать после того, как нас увезли. Ночью добраться до гаража, сесть и – вон из города. А?
   Минич усмехнулся:
   – Если только она с места сдвинется. Там аккумулятор уже на ладан дышал, давно пора была менять, да вот не собрался.
   – Она же ездила.
   – Ну да, каждый день, так что батарея сесть не успевала, шла подзарядка. А за неделю… – Он покачал головой. – Конечно, машина выручила бы. Только не моя. Разве что угнать? – оживился он.
   – Тебе что, приходилось?
   – Да нет. – Он пожал плечами. – Но дело не очень-то и сложное. Запускать без ключа мне и свою случалось не раз. Ночью вряд ли спохватятся, а к утру придется уже где-то укрыться.
   – Надо еще подумать. Но все равно я тут услышала случайно – завтра он приезжает. Федор Петрович. Тогда уйти будет труднее. Давай этой ночью отсюда уйдем, а дальше – видно будет. Всего не предусмотришь. Ах, хорошо бы все-таки добраться до дачи – посмотреть на небо, как там все выстраивается…
   – Тогда вот что: давай попробуем сейчас уснуть – чтобы ночью не клевать носом. Я, например, сейчас усну с легкостью.
   – Попробую и я…
   На этом их совещание закончилось, не принеся, в общем, никакой ясности. В постели они на эту тему больше не разговаривали – вспомнили, что эта принадлежность мебели предназначена не только для сна. Так что уснули очень не сразу – но зато глубоко. И трудно сказать, проснулись бы они вовремя и решились бы в конце концов спуститься со второго этажа, скрутив из простынь веревки – как это делается в приключенческих романах. А если бы и предприняли столь романтическое действие – их скорее всего заметили и схватили бы, едва они коснулись бы земли. Охрана кудряшовского особняка велась на высоком уровне.
   Но все это так и остается лишь в области предположений. Потому что на самом деле все произошло по-другому.
   Пожар на чердаке начался в середине ночи. Впоследствии так и не удалось однозначно установить: то ли дежуривший там браток, задремав с непогашенной сигаретой, заронил огонь, то ли случилось столь часто поминаемое пожарниками короткое замыкание электропроводки – но деревянные, сухие до звона стропила старинного строения, числившегося до того, как Федор Петрович приобрел его, даже памятником старины, – стропила эти только огонька и ждали, чтобы вспыхнуть веселым и широким пламенем. Противопожарная сигнализация сработала, но когда спавшие, повскакав, бросились наверх, то поняли, что своими силами тут никак не обойтись. Накрутили ноль-один. Пожарные машины прибыли исправно и принялись за свою работу, проследив, чтобы в доме людей не оставалось; что до сторожевых собак, то их успели вывести раньше и запереть на заднем дворе – иначе борцам с огнем пришлось бы солоно. Находившийся в доме персонал до последней возможности держался в подвальном этаже, где находились сейфы и прочие важные хозяйственные и деловые устройства.