Чтобы проверить реальность своей идеи, она придумывала всевозможные трудности и тут же сокрушала их напором творческого вдохновения.
У нее нет чертежной доски? Нет бумаги, чтобы начертить проект?.. Хорошо, она сделает объемный макет здания.
Пусть это будет труднее, зато нагляднее... В провале среди камней ей попадался шифер, он заменит грифельную доску для эскизов...
С этого дня ее жизнь наполнилась новым содержанием. Появились новые ощущения, новые огорчения, но и восторги, которые может дать только творчество.
С радостным нетерпением заканчивала она хлопотливый коротенький день.
Вечером начиналось самое интересное. Подбросив в камин дров, она присаживалась к своему макету, чертила, строгала дощечки, с кропотливой настойчивостью вытачивала шиферные плиточки.
И постепенно из хаоса кусочков дерева и камня возникали ощутимые, видимые очертания ее мечты...
Шли дни...
С визгом носился над тайгой западный ветер, швыряя в провал охапки влажного тяжелого снега. Северный - нес леденящую стужу, редкие, колючие, как иглы, снежинки.
Солнце скользило где-то за лесом, в провале даже днем стояла мутная белесая полутьма.
Спало все, что могло спать.
Но неизменно каждое утро над лесом тянулась горьковатая струйка дыма. Днем по свежему снегу то тут, то там пробегали лыжные дорожки. Кое-где заячьи следы заканчивались взрытым снегом и застывшими капельками крови.
Каждый вечер светилось крохотное оконце хижины - единственное светлое пятнышко среди застывшего моря безорежной темной тайги.
Шли дни...
Наконец наступила весна.
ПРОЛОГ
В чужой стране
...Заметка была короткой. Официальное сообщение - всего несколько строк.
Человек, одетый в полувоенную форму, без знаков различия, сидевший за громадным столом из полированной карельской березы, отодвинул в сторону номер советской газеты "Известия" и короткими пальцами нервно забарабанил по столу "Люксембургский марш".
Он не сразу взял трубку зазвонившего телефона. Газету, конечно, уже читали и там, и он ничего хорошего не ждал от предстоящего разговора. И не ошибся. Он молча слушал - возражать не позволяла дисциплина - и сказал только две короткие фразы: в начале разговора - "Нет еще!" и в конце "Хорошо, будет сделано!".
Положив трубку, он ткнул пальцем в пуговку звонка.
В кабинет неслышно проскользнула миловидная секретарша и, выслушав, так же бесшумно выпорхнула за дверь.
Через несколько минут в кабинет вошел военный. На его элегантном защитном френче тоже не было никаких воинских знаков. Под мышкой он держал папку. Человек за столом коротко и хмуро взглянул на него. Отвернулся, помолчал. Потом уронил сварливо: - Я надеюсь, вы аккуратно просматриваете русские газеты?
- Конечно, шеф,- спокойно ответил военный.
- Тогда, конечно, вы знаете, что написано в сегодняшних "Известиях"?
- Русские произвели экспериментальный атомный взрыв.
- Так... А вам известно, что по этому поводу мне сказали там? - он мотнул головой в сторону телефона.
- Примерно.
Спокойствие подчиненного редко действует успокаивающе на начальство, если оно расстроено. Скорее наоборот. Сидевший за столом хлопнул ладонью по газете.
- Когда наконец, черт побери, я могу ответить им не "будет сделано", а "выполнено"! Сколько времени вы еще будете возиться с вашей сибирской темой. Вам нужна была карта-мы достали зам карту. Вам нужны были деньги мы достали вам деньги. Что вам нужно еще?
- Вы же знаете, шеф, что у нас уже давно все готово. Дело только за человеком Нет желающих. Операция рискованнaя- выбраться будет нелегко, и за деньги никто не хочет рисковать. Нужно было найти человека с соответствующими убеждениями, который действовал бы не только из-за денег. А найти такого трудно.
- Сколько же вы будете его искать?
- Мне кажется, я уже нашел.
- Гм... Что ж, покажите вашу находку.
Военный положил на стол папку От нее шел запах залежавшейся бумаги, в углах остались следы застарелой пыли - очевидно, папке пришлось долго пробыть в архиве, пока она вдруг не понадобилась.
Сидевший за столом быстро раскрыл ее и вскинул недоуменно глаза.
- Послушайте, да его давным-давно нет на белом свете.
- И тем не менее он нам помог.
- Каким же образом?
- Раньше он работал у нас по сибирской теме и пропал без вести. У него здесь осталась семья. В семье не знают, как и где он умер. Оказывается, его расстреляли большевики.
- Они на самом деле его расстреляли?
- Мы случайно обнаружили документы..
- Документы?..
- Да, копии допросов и прочее...
- Дешевка!.. Хотя, впрочем... А они хоть похожи на настоящие?
- Вы нас обижаете, шеф.
- Ну, что ж... Лучшего вы все равно не придумаете. Так кого же вы собираетесь заинтересовать такими документами?
- Я уже заинтересовал.
- Вот как? А вы не сядете с ним в лужу?
- Нет, шеф. Он порядочный человек.
- Это в каком понятии?
- В классическом, шеф.
Военный подошел к двери и открыл ее.
- Войдите! - сказал он.
** *
Письмо тоже было коротким: "Хорошие мои!
Сегодня отправляюсь в свою первую служебную командировку, вероятно, надолго. Так как все время буду в разъездах, письма от меня могут задержаться. Но вы не волнуйтесь. В Управлении оставлена доверенность, денег вам хватит до моего приезда..."
Пожилая женщина с горькими морщинками на бледном лице несколько раз прочитала письмо.
Трясущимися руками вложила листок обратно в конверт и прошептала еле слышно: - Такое же письмо прислал перед отъездом его отец...
...Днем в тайге было тихо.
Вечером поднялся ветер. Ночью он неожиданно перешел в оурю.
Тайга взволновалась, зашумела. С диким разбойничьим свистом буря мчалась над вершинами деревьев, ломая сучья и швыряя их в базальтовые стены провала.
Черное небо освещали беззвучные вспышки молний.
Тяжелая стальная птица, надсадно гудя моторами, слепо пробивалась сквозь мятущуюся мглу. Свирепые порывы ветра бросали ее из стороны в сторону, клонили на крыло. Но, послушная рулям, она выправлялась и упрямо продолжала свой опасный путь.
Куда она мчалась, зачем?
В той стране, над которой она летела, никто этого не знал...
Осатанелый визг турбореактивных моторов на секунду проник в провал. Зина проснулась, подняла голову и не услышала ничего, кроме далекого воя непогоды...
На рассвете буря утихла. Тучи исчезли. Небо вновь стало голубым и прозрачным. Березовый листок, сброшенный с обрыва последним дуновением ветра, долго плавал в воздухе и наконец медленно опустился на спокойную воду озера.
Часть седьмая
ВДВОЕМ
Первый подснежник
Утро.
Зина уже проснулась, хотя глаза ее и закрыты.
Мягкие отблески света, отразившись в зеркале стенного шкафа, дрожащим пятном ложатся на светло-зеленую эмаль потолка.
Вместе со светом в окно через раздвинутые створки вливается свежий несравнимый с пыльным воздухом городов - ароматный воздух тайги. Высоченный кедр за окном тянет в комнату могучую лапу, как бы приглашая выйти к нему в лес, на берег озeра.
В длинном - полукругом - коридоре пусто. Отдыхающие еще спят Толстая нянечка в белом халате сидит за столиком и дремотно покачивает головой. Пушистая тканая дорожка, бегущая по коридору, заглушает звуки шагов.
Выходная зеркальная дверь открывается также бесшумно.
Солнце только поднялось, оно еще где-то там, за высоким гребнем скалы. Стеклянная чаша неба опрокинулась над озером, отражаясь в спокойной воде. На просторной площадке, длинным полуовалом примыкающей к зданию, расставлены удобные скамейки. Посредине огромная - в два метра - ваза.
Вниз ведут две лестницы. Они также заканчиваются площадками, на которых стоят вазы. С площадок опять спускаются по две лестницы, и к берегу сбегают уже четыре ручья пологих ступенек, сложенных из черного шлифованного базальта.
И только подойдя к самому берегу озера и обернувшись назад, можно окинуть глазами все здание.
Три этажа, тремя полукольцами возвышаясь один над другим, примыкают к гранитной стене провала. Верхнее, самое малое полукольцо, покрывает остроконечная, многоскатная крыша,- от этого кажется, что все здание находится под ветвями громадной ели. Окружающие деревья подступают к самым стенам, облицованным зеленым гранитом. В просветы между деревьев поблескивает оконное стекло. По фронтону первого этажа полукругом бегут золоченые буквы: САНАТОРИЙ "ЗОЛОТОЕ ОЗЕРО".
Три чаши, стоящие на лестничных площадиях, отлиты в виде громадных елочных шишек. Полированная поверхность их притягивающе поблескивает. Так может блестеть только один металл... и все же трудно поверить - настолько чаши велики, что они на самом деле сделаны из того металла, которому только один великий человек предсказал достойное будущее.
Об этих чашах в свое время писала вся заграничная пресса. Зарубежные корреспонденты, приезжая в Москву, делали на самолете крюк в десяток тысяч километров, чтобы только посетить санаторий "Золотое озеро" и убедиться, что большевики выполнили еще одно предсказание основателя своего государства.
Нижняя поверхность ваз кое-где прорезана глубокими царапинами недоверчивые проверяли монолитность отливки. И убедившись, записывали в свои блокноты, что на самом деле в Советском Союзе есть таежный санаторий для простых рабочих и служащих и в этом санатории на площадках лестницы стоят вазы стоимостью в полмиллиона долларов каждая. Мало этого. Корреспонденты могли переехать озеро и выбраться на скалы возле устья подземного стока. По пробитым тропинкам подойти к самой воде, сунуть руку и вытащить со дна самородок в полфунта весом. Можно даже воровато оглянуться и спрятать его в карман. Корреспондентов никто не обыскивал.
За ними никто не следил. По озеру в лодках катались молодые веселые граждане - парни в светлых рубашках, девушки в пестрых сарафанах и купальных костюмах. Смеялись, брызгались водой. Пожилые люди сидели на скалах с удилищами. И никому не было дела до того, что вот рядом с ними лежат сказочные сокровища.
И похититель - правда не всегда, но часто - сконфуженно вытаскивал самородок и незаметно бросал обратно в озеро...
Зина довольно улыбнулась и, открыв глаза, увидела потолок, обтянутый берестой, печь, уже потемневшую за долгую зиму. Вздохнула. Потом сбросила одеяло и присела на жесткой лежанке.
Да, все это было в мечтах. Действительным был только воздух, ароматный воздух, волной вливающийся в открытую дверь. Санатория еще не существовало. Но проект его был.
Прямо перед Зиной, занимая четверть пространства и без того крохотной избушки, на невысоком помосте стоял макет того здания, которое представлялось в мечтах. Правда, это было примитивное сооружение, где мутные пластинки слюды заменяли стекла, стены были из шифера, а базальтовые ступеньки - из кедровых дощечек, закопченных в дыму до черноты. И все же макет давал точное представление о замысле строителя, о красоте общих очертаний здания и гармоничности его деталей.
Санаторий!
Проект архитектора Зинаиды Вихоревой.
Только вчера она закончила последний узел - фронтон главного входа.
Зина торопливо вскочила с лежанки и, не одеваясь, присела у макета. Пригляделась к карнизу над входными дверями и осталась недовольна. Накануне вечером он показался очень неплох, но сегодня выглядел тяжеловесным. Фигурные выступы по углам карниза были явно не нужны, и она удивилась, что не заметила этого вчера. Положив грифельную, плиту на колени, быстро вычертила эскиз фронтона и-попробовала убрать все лишнее, что усложняло рисунок.
Солнце поднялось выше, осветились верхушки деревьев. Старая знакомая черная кедровка, зимовавшая где-то рядом, заглядывала в дверь и уже несколько раз начинала свою скрипучую песню... А Зина все сидела над плиткой шифера, хмурилась и стирала ладонью свои рисунки.
Зимовку она перенесла легче, чем ожидала. Отвесные стены надежно защищали от ветров и метелей. Горячие подземные ключи, впадающие в озеро вблизи избушки, не давали замерзать воде,- всю зиму там дымилась пoлынья, из которой Зина брала воду. Дров хватало, печь топилась целыми днями. Зайцы, рябчики и тетерева в провале не переводились - к обеду всегда была аппетитная, свежая дичь. Правда, мед и кедровый жмых приходилось экономить, но Зина не чувствовала себя голодной.
Работа над проектом не давала скучать по вечерам, Она старалась не думать о доме, не расстраиваться попусту... и за редкими исключениями ей это удавалось.
И только увидев первый подснежник, расчувствовалась.
Согревая в огрубевших ладонях скромный лиловый цветочек, расплакалась, первый раз не стыдясь своей слабости.
Зима, долгая нудная зима закончилась!
Взломало и унесло тонкий лед на озере. Зина опять начала посылать свои "водотелеграммы", которых заготовила за зиму более десятка.
Не может быть, чтобы хоть одна из них да не попала людям на глаза!
Робинзон находит Пятницу
Наконец основные линии фронтона определились на рисунке.
Зина отложила шиферную плиту и только тут вспомнила, что нарушила строгое расписание: еще не купалась и не завтракала.
Обязательно каждое утро она занималась физзарядкой. Для этого на опушке среди кустов была расчищена небольшая спортплощадка. Имелись и "спортивные снаряды"-две гальки и круглый - в полметра диаметром- валун.
Зина решила, что в ее жизни обычный комплекс физических упражнений мало подходит, и поэтому придумала себе упражнение потяжелее: каждое утро катала по площадке тяжелый валун. Круглые гальки поменьше заменяли гантели.
После зарядки, как и полагалось, следовала водная процедура.
Как только стаял снег и унесло лед, она начала купаться в озере и делала это каждый день, независимо от погоды.
Верхушка "купального утеса" - скалы, метра на три возвышающейся над озером,- была залита солнцем. С ощущением почти языческого восторга Зина раскинула руки навстречу теплым лучам. Наклонившись, оттолкнулась и почти без плеска врезалась в бирюзовую воду...
Стоя по колено в воде, Зина выжала волосы: за зиму они отросли, и она больше не подрезала их. У нее появилась расческа, причем весьма оригинальная. Еще осенью ей удалось застрелить в лесу здоровенного филина, вздумавшего охотиться за зайцем в провале. В пищу филин, понятно, не годился. Она отрезала у него крылья, решив, что ими удобно обметать стены. Затем невольно обратила внимание на грозно загнутые когти, подумала и отрезала обе лапы. Расправила их, связала вместе ремешком, высушила у печки, получилась хорошая удобная расческа с шестью надежными, отполированными зубцами.
Одеваться Зина не торопилась. Ее городская одежда пришла в негодность, а неуклюжая меховая была терпима только зимой. Она так наскучалась за зиму по солнцу!
И сейчас ей нравилось каждой клеточкой чувствовать упоительный свежий воздух, впитывать солнечные лучи.
Она ограничила свой наряд короткими трусиками из заячьих шкурок, решив, что отдает этим достаточную дань и приличию и цивилизации. Здесь можно было не бояться попасть в положение рубенсовской Сусанны, а с мнением зайцев сна решила не считаться.
День начинался как всегда.
После завтрака она пойдет в лес, затем будет готовить себе обед. Вечером исправит на макете фронтон главного входа.
Так думала Зина, сидя возле очага и поглядывая на закипающий котелок.
Внезапно с озера, приглушенный расстоянием, донесся гортанный крик. Она прислушалась... Крик повторился.
Это кричали гуси.
Торопясь, Зина накинула коротенькую куртку-безрукавку,- чтобы не оцарапаться, продираясь сквозь кусты,- схватила самострел и кинулась по тропинке в лес.
Гуси не так-то уж часто залетали в провал и всегда были желанной добычей. Это была солидная птица, достаточно осторожная. Охотиться на нее было куда приятнее, чем на глупых рябчиков.
Тропинка вывела Зину к концу озера. Едва впереди блеснула вода, Зина присела. Она еще не видела гусей, но слышала возню на воде, хлопанье крыльев и негромкое довольное гагаканье. Здесь, у берега, была мелкая заводь, ее хорошо прогревало солнце, и она вся заросла травой и камышом. В теплой воде среди травы белело множеетво ракушек, очевидно, они-то и привлекали сюда тиц.
Теперь она уже ползла на животе, волоча за собой самострел. И ноги и куртка ее были мокры от росы. Наконец до берега, на метр поднимавшегося над водой, осталось немного. Зина осторожно подняла голову.
Первым увидела часового - большого серого гусака, который застыл посреди заводи и, вытянув шею, зорко оглядывал береговые кусты. Она терпеливо дожидалась, когда гусак отвернется в другую сторону, и только тогда подняла самострел.
До цели было шагов двадцать,- на таком расстоянии она обычно не промахивалась. Раздался знакомый резкий звук спущенной тетивы. Гусь опрокинулся на бок и отчаянно захлопал крыльями, поднимая снопы брызг.
Остальные птицы шарахнулись на средину озера и остановилась. Попятилась - Есть!
Зина кинулась к воде... назад.
У берега лежал человек.
Вначале она опешила. Рассудок ее не хотел согласиться с реальностью того, что видели глаза. Даже мелькнуло: да не бредит ли она?
Подбитый гусь все еще кружился на месте, еле шевеля слабеющими лапами. Гусь был настоящий, существующий наяву. Настоящей была вода, песок под ногами, деревья на берегу.
Глаза ее не ошибались, Значит, настоящим было и тело человека, распростертое у ее ног.
Он лежал ничком, по плечи в воде... Она не видела его лица, только руки, да голову с прядями светлых волос.
Правая рука, вытянутая вперед, застывшими пальцами ухватилась за береговую траву. Очевидно, он пытался вылезти из воды и не смог.
На мягком дне заводи виднелась глубокая борозда.
Здесь человек полз к берегу. Зеленые водоросли покрывали плечи брезентовой куртки и носки сапог. Он лежал здесь давно, вероятно, с ночи и волосы его и водоросли на куртке уже успели слегка просохнуть.
З'ина приподняла тяжелое, бессильно обвисающее тело, вытащила его на берег, на траву, и перевернула на спину.
Теперь она видела лицо.
Мертвенно белое, даже голубоватое, каменно застывшее Потерявшие окраску губы сжаты, скулы резко выдались. Справа через щеку, от подбородка к виску тянутся длинные ссадины Бледные веки закрыты.
И странно, почему-то именно эти плотно сомкнутые веки убеждали Зину, что человек еще жив. На солнце снова надвинулись тучи, вчерашняя буря могла повториться. Незнакомца необходимо срочно доставить к хижине.
Но как?
Она взяла его под мышки, потащила. Ноги волочились, цепляясь за траву.
Как быстрее дотащить его?.. Сделать волокушу из жердей - это займет много времени... Сплавить на лодке? Ну, конечно же!
И Зина со всех ног кинулась по тропинке через лес.
Она столкнула лодку и погнала ее к заводи так быстро, как только могла. Вдруг ей пришло в голову, что человек уже очнулся и встретит ее недоуменным вопросом- "Где я?" Она торопливо причалила к берегу. Незнакомец лежал по-прежнему неподвижный и безмолвный. Глаза были закрыты. По лицу ползали муравьи.
Она завалила его в лодку и поплыла обратно, не забыв захватить по дороге и убитого гусака.
Вытаскивать из лодки и тащить вверх по песчаному берегу безвольно обвисающее тело было тяжело. Зина вспомнила виденную когда-то фронтовую картину, где солдат вытаскивает из боя раненого товарища. Она присела на колени возле незнакомца, примерилась, потом заложила его руку себе на плечо и завалила человека на спину.
Он весил, вероятно, не менее семидесяти кило. Для обычной девушки это был бы непосильный, груз. Однако десять месяцев жизни в провале, где каждый день был заполнен физической работой - и часто очень тяжелой, не прошли даром.
Зина донесла незнакомца до хижины и уложила на своей постели.
За все это время он ни разу не пошевелился, не застонал. Лицо продолжало оставаться мертвенно бледным.
Однако Зина по-прежнему отгоняла от себя пугающую мысль, что все ее старания напрасны, и единственное, что она сможет сделать для него, это похоронить.
Ей никогда не приходилось приводить в чувство потерявших сознание. Представления ее были туманны, когда-то читанные - по программе санминимума - медицинские брошюры не остались в памяти. А более запомнившиеся картины из художественной литературы мало годились на практике.
Она вначале попыталась найти у пострадавшего ПУЛЬС.
Рука человека была тяжелой и безвольной. Зина напрасно старалась уловить под пальцами биение Тогда она расстегнула куртку и засунула ладонь под рубашку.
Тело показалось чуть теплым, но ощущение могло быть и ошибочным Его веки по-прежнему плотно прикрывали глаза. И только это и вселяло в Зину уверенность, что в холодном, безжизненном теле упрямо тлеет крохотная искорка жизни. Нужно помочь ей разгореться, пока она не погасла совсем.
Но как это сделать?
Прежде всего наДо его согреть. Снять мокрую одежду.
Зина начала с сапог. Нелегкое это дело: снять с человека, который тебе не помогает ни одним движением, мокрые скользкие сапоги!
Затем без колебаний и без лишнего смущения она стянула с него куртку, брюки и белье.
На левой ноге, на бедре, на левом плече багровели ссадины и синяки.
Зина отвела мешающие волосы и приложила ухо к груди незнакомца.
Она затаила дыхание, но не услышала ничего, похожего на стук сердца. Растерянно подняла голову и тут сообразила, что слушала с правой стороны груди. Передвинула ухо и вдруг уловила тихо, как далекий шепот,тук!., тук! Потом пауза - и снова - тук!., тук!
Это билось сердце... Слабо, еле слышно, но билось.
Зина слушала и улыбалась. Она была права в своем упрямстве- незнакомец оказался жив.
Она закутала его в одеяла и укрыла зимней меховой шубой.
Быстро разожгла камин, принесла со "спортплощадки" две круглые гальки, заменяющие ей гири, и уложила в огонь. Потом выбрала на берегу озера несколько подходящих кусков кварцита и тоже бросила их в камин.
В ожидании, когда камни согреются, Зина подтащила чурбачок и уселась возле лежанки.
Кто он?
Незнакомец выглядел молодым. Нос и подбородок были твердо и хорошо очерчены, и вообще, как выразился бы романист, его лицо не было лишено приятности.
В резких морщинах возле губ притаилась угрюмость.
Кто он? Вероятно, геолог. Кто еще может забрести в эти глухие места? Но как он попал сюда? Его не мог принести подземный поток, иначе она нашла бы его гдето, возле водопада. Что, если вчерашняя буря сорвала его сверху, с обрыва? Но как он не разбился о воду, упав с такой высоты?..
И вдруг ей пришло в голову, что пока она возилась с камнями, незнакомец умер, и лицо, которое она так внимательно разглядывает,- уже мертвая маска. Она взволновалась, откинув одеяло, опять приникла ухом к его груди. И чужое сердце ответило ей успокаивающе: Тук-тук!.. Тук-тук!
Наконец, гальки в камине раскалились. Зина выкатила их на пол, завернула в заячьи шкурки и положила к подошвам незнакомца.
Теперь все, что знала и могла сделать, она сделала.
Ей оставалось только сидеть и ждать.
И она сидела, вглядываясь в бледное, неживое лицо, ожидая, что вот-вот вздрогнут ресницы, человек откроет глаза, увидит ее и произнесет какие-то слова. И она услышит человеческий голос. Зина сидела, боясь отойти, ей казалось, что одно ее присутствие помогает биться этому слабому, еле бьющемуся сердцу.
Шла минута за минутой.
Лицо незнакомца продолжало оставаться каменно-неподвижным. Не шевельнулся ни один мускул, глаза по-прежнему были закрыты.
Зина решила заменить остывшие камни, и только повернулась к камину, как за ее спиной послышался непонятный звук. Слабый и ни на что не похожий.
В недоумении она оглянулась на открытую дверь, и вдруг до ее сознания дошло, что это человеческий голос.
Зина кинулась к незнакомцу.
Он не открывал глаз, только губы его шевелились. Зина ясно услышала слово, самое первое слово, которое произносит в своей жизни человек. Незнакомец сказал: - Мама!
Он, конечно, просил помощи,-зачем еще зовут мать в трудную минуту.
Зина была готова ее заменить.
- Да, да...- склонилась она к нему.- Что вам нужно... скажите.
Как бы повинуясь ее настойчивому взгляду, бледные веки тяжело поднялись, показались черные расширенные зрачки, смотревшие мимо ее плеча. Вот они передвинулись, встретились с ее глазами. Губы опять шевельнулись и произнесли на этот раз что-то непонятное.
- Что?.. Что вы сказали?
В глазах незнакомца появилось отчужденное выражение, веки медленно опустились, голова безвольно качнулась, уткнувшись подбородком в грудь.
Зине показалось, что он умер. В отчаянии она трясла его за плечо: - Слушайте! Не надо!... Слушайте!..
Но он уже не открывал глаз.
Тогда она отбросила одеяло и прижалась ухом к груди. Сердце билось, и даже ровнее, чем прежде.
Успокоившись, она присмотрелась к его лицу и заметила, что оно потеряло свой голубоватый, неживой оттенок, а стало просто бледным. На губах появилась слабая розовая окраска. Не было сомнения - незнакомец возвращался к жизни.
Зина сменила остывшие камни в его ногах, забрала грязную одежду и вышла из хижины.
Дождь перестал. В разрывы туч проглядывало солнце.
Поблескивали капельки воды на траве. Лес стоял тихий, вымытый и от этого юношески свежий. С охапкой мокрой одежды Зина прислонилась к косяку двери. С новым, радостным настроением оглядела знакомый, много раз виденный пейзаж.
Наконец-то она не одна.
Теперь можно признаться себе, как временами мучилась от тоскливого одиночества. Особенно по ночам, когда, погасив огонь, оставалась наедине с собой, а вверху, в тайге, глухо завывала непогода и, как бы отвечая, в провале мрачно и жутко ухал филин. Тогда особенно ощущалось, что вокруг на сотни километров - черная нехоженая тайга, что она одна в своей крохотной избушке и нет к ней ни пути ни дороги, и нет в мире ни одного человека, который бы верил, что она жива, который бы смог прийти на помощь, если ей станет трудно.
У нее нет чертежной доски? Нет бумаги, чтобы начертить проект?.. Хорошо, она сделает объемный макет здания.
Пусть это будет труднее, зато нагляднее... В провале среди камней ей попадался шифер, он заменит грифельную доску для эскизов...
С этого дня ее жизнь наполнилась новым содержанием. Появились новые ощущения, новые огорчения, но и восторги, которые может дать только творчество.
С радостным нетерпением заканчивала она хлопотливый коротенький день.
Вечером начиналось самое интересное. Подбросив в камин дров, она присаживалась к своему макету, чертила, строгала дощечки, с кропотливой настойчивостью вытачивала шиферные плиточки.
И постепенно из хаоса кусочков дерева и камня возникали ощутимые, видимые очертания ее мечты...
Шли дни...
С визгом носился над тайгой западный ветер, швыряя в провал охапки влажного тяжелого снега. Северный - нес леденящую стужу, редкие, колючие, как иглы, снежинки.
Солнце скользило где-то за лесом, в провале даже днем стояла мутная белесая полутьма.
Спало все, что могло спать.
Но неизменно каждое утро над лесом тянулась горьковатая струйка дыма. Днем по свежему снегу то тут, то там пробегали лыжные дорожки. Кое-где заячьи следы заканчивались взрытым снегом и застывшими капельками крови.
Каждый вечер светилось крохотное оконце хижины - единственное светлое пятнышко среди застывшего моря безорежной темной тайги.
Шли дни...
Наконец наступила весна.
ПРОЛОГ
В чужой стране
...Заметка была короткой. Официальное сообщение - всего несколько строк.
Человек, одетый в полувоенную форму, без знаков различия, сидевший за громадным столом из полированной карельской березы, отодвинул в сторону номер советской газеты "Известия" и короткими пальцами нервно забарабанил по столу "Люксембургский марш".
Он не сразу взял трубку зазвонившего телефона. Газету, конечно, уже читали и там, и он ничего хорошего не ждал от предстоящего разговора. И не ошибся. Он молча слушал - возражать не позволяла дисциплина - и сказал только две короткие фразы: в начале разговора - "Нет еще!" и в конце "Хорошо, будет сделано!".
Положив трубку, он ткнул пальцем в пуговку звонка.
В кабинет неслышно проскользнула миловидная секретарша и, выслушав, так же бесшумно выпорхнула за дверь.
Через несколько минут в кабинет вошел военный. На его элегантном защитном френче тоже не было никаких воинских знаков. Под мышкой он держал папку. Человек за столом коротко и хмуро взглянул на него. Отвернулся, помолчал. Потом уронил сварливо: - Я надеюсь, вы аккуратно просматриваете русские газеты?
- Конечно, шеф,- спокойно ответил военный.
- Тогда, конечно, вы знаете, что написано в сегодняшних "Известиях"?
- Русские произвели экспериментальный атомный взрыв.
- Так... А вам известно, что по этому поводу мне сказали там? - он мотнул головой в сторону телефона.
- Примерно.
Спокойствие подчиненного редко действует успокаивающе на начальство, если оно расстроено. Скорее наоборот. Сидевший за столом хлопнул ладонью по газете.
- Когда наконец, черт побери, я могу ответить им не "будет сделано", а "выполнено"! Сколько времени вы еще будете возиться с вашей сибирской темой. Вам нужна была карта-мы достали зам карту. Вам нужны были деньги мы достали вам деньги. Что вам нужно еще?
- Вы же знаете, шеф, что у нас уже давно все готово. Дело только за человеком Нет желающих. Операция рискованнaя- выбраться будет нелегко, и за деньги никто не хочет рисковать. Нужно было найти человека с соответствующими убеждениями, который действовал бы не только из-за денег. А найти такого трудно.
- Сколько же вы будете его искать?
- Мне кажется, я уже нашел.
- Гм... Что ж, покажите вашу находку.
Военный положил на стол папку От нее шел запах залежавшейся бумаги, в углах остались следы застарелой пыли - очевидно, папке пришлось долго пробыть в архиве, пока она вдруг не понадобилась.
Сидевший за столом быстро раскрыл ее и вскинул недоуменно глаза.
- Послушайте, да его давным-давно нет на белом свете.
- И тем не менее он нам помог.
- Каким же образом?
- Раньше он работал у нас по сибирской теме и пропал без вести. У него здесь осталась семья. В семье не знают, как и где он умер. Оказывается, его расстреляли большевики.
- Они на самом деле его расстреляли?
- Мы случайно обнаружили документы..
- Документы?..
- Да, копии допросов и прочее...
- Дешевка!.. Хотя, впрочем... А они хоть похожи на настоящие?
- Вы нас обижаете, шеф.
- Ну, что ж... Лучшего вы все равно не придумаете. Так кого же вы собираетесь заинтересовать такими документами?
- Я уже заинтересовал.
- Вот как? А вы не сядете с ним в лужу?
- Нет, шеф. Он порядочный человек.
- Это в каком понятии?
- В классическом, шеф.
Военный подошел к двери и открыл ее.
- Войдите! - сказал он.
** *
Письмо тоже было коротким: "Хорошие мои!
Сегодня отправляюсь в свою первую служебную командировку, вероятно, надолго. Так как все время буду в разъездах, письма от меня могут задержаться. Но вы не волнуйтесь. В Управлении оставлена доверенность, денег вам хватит до моего приезда..."
Пожилая женщина с горькими морщинками на бледном лице несколько раз прочитала письмо.
Трясущимися руками вложила листок обратно в конверт и прошептала еле слышно: - Такое же письмо прислал перед отъездом его отец...
...Днем в тайге было тихо.
Вечером поднялся ветер. Ночью он неожиданно перешел в оурю.
Тайга взволновалась, зашумела. С диким разбойничьим свистом буря мчалась над вершинами деревьев, ломая сучья и швыряя их в базальтовые стены провала.
Черное небо освещали беззвучные вспышки молний.
Тяжелая стальная птица, надсадно гудя моторами, слепо пробивалась сквозь мятущуюся мглу. Свирепые порывы ветра бросали ее из стороны в сторону, клонили на крыло. Но, послушная рулям, она выправлялась и упрямо продолжала свой опасный путь.
Куда она мчалась, зачем?
В той стране, над которой она летела, никто этого не знал...
Осатанелый визг турбореактивных моторов на секунду проник в провал. Зина проснулась, подняла голову и не услышала ничего, кроме далекого воя непогоды...
На рассвете буря утихла. Тучи исчезли. Небо вновь стало голубым и прозрачным. Березовый листок, сброшенный с обрыва последним дуновением ветра, долго плавал в воздухе и наконец медленно опустился на спокойную воду озера.
Часть седьмая
ВДВОЕМ
Первый подснежник
Утро.
Зина уже проснулась, хотя глаза ее и закрыты.
Мягкие отблески света, отразившись в зеркале стенного шкафа, дрожащим пятном ложатся на светло-зеленую эмаль потолка.
Вместе со светом в окно через раздвинутые створки вливается свежий несравнимый с пыльным воздухом городов - ароматный воздух тайги. Высоченный кедр за окном тянет в комнату могучую лапу, как бы приглашая выйти к нему в лес, на берег озeра.
В длинном - полукругом - коридоре пусто. Отдыхающие еще спят Толстая нянечка в белом халате сидит за столиком и дремотно покачивает головой. Пушистая тканая дорожка, бегущая по коридору, заглушает звуки шагов.
Выходная зеркальная дверь открывается также бесшумно.
Солнце только поднялось, оно еще где-то там, за высоким гребнем скалы. Стеклянная чаша неба опрокинулась над озером, отражаясь в спокойной воде. На просторной площадке, длинным полуовалом примыкающей к зданию, расставлены удобные скамейки. Посредине огромная - в два метра - ваза.
Вниз ведут две лестницы. Они также заканчиваются площадками, на которых стоят вазы. С площадок опять спускаются по две лестницы, и к берегу сбегают уже четыре ручья пологих ступенек, сложенных из черного шлифованного базальта.
И только подойдя к самому берегу озера и обернувшись назад, можно окинуть глазами все здание.
Три этажа, тремя полукольцами возвышаясь один над другим, примыкают к гранитной стене провала. Верхнее, самое малое полукольцо, покрывает остроконечная, многоскатная крыша,- от этого кажется, что все здание находится под ветвями громадной ели. Окружающие деревья подступают к самым стенам, облицованным зеленым гранитом. В просветы между деревьев поблескивает оконное стекло. По фронтону первого этажа полукругом бегут золоченые буквы: САНАТОРИЙ "ЗОЛОТОЕ ОЗЕРО".
Три чаши, стоящие на лестничных площадиях, отлиты в виде громадных елочных шишек. Полированная поверхность их притягивающе поблескивает. Так может блестеть только один металл... и все же трудно поверить - настолько чаши велики, что они на самом деле сделаны из того металла, которому только один великий человек предсказал достойное будущее.
Об этих чашах в свое время писала вся заграничная пресса. Зарубежные корреспонденты, приезжая в Москву, делали на самолете крюк в десяток тысяч километров, чтобы только посетить санаторий "Золотое озеро" и убедиться, что большевики выполнили еще одно предсказание основателя своего государства.
Нижняя поверхность ваз кое-где прорезана глубокими царапинами недоверчивые проверяли монолитность отливки. И убедившись, записывали в свои блокноты, что на самом деле в Советском Союзе есть таежный санаторий для простых рабочих и служащих и в этом санатории на площадках лестницы стоят вазы стоимостью в полмиллиона долларов каждая. Мало этого. Корреспонденты могли переехать озеро и выбраться на скалы возле устья подземного стока. По пробитым тропинкам подойти к самой воде, сунуть руку и вытащить со дна самородок в полфунта весом. Можно даже воровато оглянуться и спрятать его в карман. Корреспондентов никто не обыскивал.
За ними никто не следил. По озеру в лодках катались молодые веселые граждане - парни в светлых рубашках, девушки в пестрых сарафанах и купальных костюмах. Смеялись, брызгались водой. Пожилые люди сидели на скалах с удилищами. И никому не было дела до того, что вот рядом с ними лежат сказочные сокровища.
И похититель - правда не всегда, но часто - сконфуженно вытаскивал самородок и незаметно бросал обратно в озеро...
Зина довольно улыбнулась и, открыв глаза, увидела потолок, обтянутый берестой, печь, уже потемневшую за долгую зиму. Вздохнула. Потом сбросила одеяло и присела на жесткой лежанке.
Да, все это было в мечтах. Действительным был только воздух, ароматный воздух, волной вливающийся в открытую дверь. Санатория еще не существовало. Но проект его был.
Прямо перед Зиной, занимая четверть пространства и без того крохотной избушки, на невысоком помосте стоял макет того здания, которое представлялось в мечтах. Правда, это было примитивное сооружение, где мутные пластинки слюды заменяли стекла, стены были из шифера, а базальтовые ступеньки - из кедровых дощечек, закопченных в дыму до черноты. И все же макет давал точное представление о замысле строителя, о красоте общих очертаний здания и гармоничности его деталей.
Санаторий!
Проект архитектора Зинаиды Вихоревой.
Только вчера она закончила последний узел - фронтон главного входа.
Зина торопливо вскочила с лежанки и, не одеваясь, присела у макета. Пригляделась к карнизу над входными дверями и осталась недовольна. Накануне вечером он показался очень неплох, но сегодня выглядел тяжеловесным. Фигурные выступы по углам карниза были явно не нужны, и она удивилась, что не заметила этого вчера. Положив грифельную, плиту на колени, быстро вычертила эскиз фронтона и-попробовала убрать все лишнее, что усложняло рисунок.
Солнце поднялось выше, осветились верхушки деревьев. Старая знакомая черная кедровка, зимовавшая где-то рядом, заглядывала в дверь и уже несколько раз начинала свою скрипучую песню... А Зина все сидела над плиткой шифера, хмурилась и стирала ладонью свои рисунки.
Зимовку она перенесла легче, чем ожидала. Отвесные стены надежно защищали от ветров и метелей. Горячие подземные ключи, впадающие в озеро вблизи избушки, не давали замерзать воде,- всю зиму там дымилась пoлынья, из которой Зина брала воду. Дров хватало, печь топилась целыми днями. Зайцы, рябчики и тетерева в провале не переводились - к обеду всегда была аппетитная, свежая дичь. Правда, мед и кедровый жмых приходилось экономить, но Зина не чувствовала себя голодной.
Работа над проектом не давала скучать по вечерам, Она старалась не думать о доме, не расстраиваться попусту... и за редкими исключениями ей это удавалось.
И только увидев первый подснежник, расчувствовалась.
Согревая в огрубевших ладонях скромный лиловый цветочек, расплакалась, первый раз не стыдясь своей слабости.
Зима, долгая нудная зима закончилась!
Взломало и унесло тонкий лед на озере. Зина опять начала посылать свои "водотелеграммы", которых заготовила за зиму более десятка.
Не может быть, чтобы хоть одна из них да не попала людям на глаза!
Робинзон находит Пятницу
Наконец основные линии фронтона определились на рисунке.
Зина отложила шиферную плиту и только тут вспомнила, что нарушила строгое расписание: еще не купалась и не завтракала.
Обязательно каждое утро она занималась физзарядкой. Для этого на опушке среди кустов была расчищена небольшая спортплощадка. Имелись и "спортивные снаряды"-две гальки и круглый - в полметра диаметром- валун.
Зина решила, что в ее жизни обычный комплекс физических упражнений мало подходит, и поэтому придумала себе упражнение потяжелее: каждое утро катала по площадке тяжелый валун. Круглые гальки поменьше заменяли гантели.
После зарядки, как и полагалось, следовала водная процедура.
Как только стаял снег и унесло лед, она начала купаться в озере и делала это каждый день, независимо от погоды.
Верхушка "купального утеса" - скалы, метра на три возвышающейся над озером,- была залита солнцем. С ощущением почти языческого восторга Зина раскинула руки навстречу теплым лучам. Наклонившись, оттолкнулась и почти без плеска врезалась в бирюзовую воду...
Стоя по колено в воде, Зина выжала волосы: за зиму они отросли, и она больше не подрезала их. У нее появилась расческа, причем весьма оригинальная. Еще осенью ей удалось застрелить в лесу здоровенного филина, вздумавшего охотиться за зайцем в провале. В пищу филин, понятно, не годился. Она отрезала у него крылья, решив, что ими удобно обметать стены. Затем невольно обратила внимание на грозно загнутые когти, подумала и отрезала обе лапы. Расправила их, связала вместе ремешком, высушила у печки, получилась хорошая удобная расческа с шестью надежными, отполированными зубцами.
Одеваться Зина не торопилась. Ее городская одежда пришла в негодность, а неуклюжая меховая была терпима только зимой. Она так наскучалась за зиму по солнцу!
И сейчас ей нравилось каждой клеточкой чувствовать упоительный свежий воздух, впитывать солнечные лучи.
Она ограничила свой наряд короткими трусиками из заячьих шкурок, решив, что отдает этим достаточную дань и приличию и цивилизации. Здесь можно было не бояться попасть в положение рубенсовской Сусанны, а с мнением зайцев сна решила не считаться.
День начинался как всегда.
После завтрака она пойдет в лес, затем будет готовить себе обед. Вечером исправит на макете фронтон главного входа.
Так думала Зина, сидя возле очага и поглядывая на закипающий котелок.
Внезапно с озера, приглушенный расстоянием, донесся гортанный крик. Она прислушалась... Крик повторился.
Это кричали гуси.
Торопясь, Зина накинула коротенькую куртку-безрукавку,- чтобы не оцарапаться, продираясь сквозь кусты,- схватила самострел и кинулась по тропинке в лес.
Гуси не так-то уж часто залетали в провал и всегда были желанной добычей. Это была солидная птица, достаточно осторожная. Охотиться на нее было куда приятнее, чем на глупых рябчиков.
Тропинка вывела Зину к концу озера. Едва впереди блеснула вода, Зина присела. Она еще не видела гусей, но слышала возню на воде, хлопанье крыльев и негромкое довольное гагаканье. Здесь, у берега, была мелкая заводь, ее хорошо прогревало солнце, и она вся заросла травой и камышом. В теплой воде среди травы белело множеетво ракушек, очевидно, они-то и привлекали сюда тиц.
Теперь она уже ползла на животе, волоча за собой самострел. И ноги и куртка ее были мокры от росы. Наконец до берега, на метр поднимавшегося над водой, осталось немного. Зина осторожно подняла голову.
Первым увидела часового - большого серого гусака, который застыл посреди заводи и, вытянув шею, зорко оглядывал береговые кусты. Она терпеливо дожидалась, когда гусак отвернется в другую сторону, и только тогда подняла самострел.
До цели было шагов двадцать,- на таком расстоянии она обычно не промахивалась. Раздался знакомый резкий звук спущенной тетивы. Гусь опрокинулся на бок и отчаянно захлопал крыльями, поднимая снопы брызг.
Остальные птицы шарахнулись на средину озера и остановилась. Попятилась - Есть!
Зина кинулась к воде... назад.
У берега лежал человек.
Вначале она опешила. Рассудок ее не хотел согласиться с реальностью того, что видели глаза. Даже мелькнуло: да не бредит ли она?
Подбитый гусь все еще кружился на месте, еле шевеля слабеющими лапами. Гусь был настоящий, существующий наяву. Настоящей была вода, песок под ногами, деревья на берегу.
Глаза ее не ошибались, Значит, настоящим было и тело человека, распростертое у ее ног.
Он лежал ничком, по плечи в воде... Она не видела его лица, только руки, да голову с прядями светлых волос.
Правая рука, вытянутая вперед, застывшими пальцами ухватилась за береговую траву. Очевидно, он пытался вылезти из воды и не смог.
На мягком дне заводи виднелась глубокая борозда.
Здесь человек полз к берегу. Зеленые водоросли покрывали плечи брезентовой куртки и носки сапог. Он лежал здесь давно, вероятно, с ночи и волосы его и водоросли на куртке уже успели слегка просохнуть.
З'ина приподняла тяжелое, бессильно обвисающее тело, вытащила его на берег, на траву, и перевернула на спину.
Теперь она видела лицо.
Мертвенно белое, даже голубоватое, каменно застывшее Потерявшие окраску губы сжаты, скулы резко выдались. Справа через щеку, от подбородка к виску тянутся длинные ссадины Бледные веки закрыты.
И странно, почему-то именно эти плотно сомкнутые веки убеждали Зину, что человек еще жив. На солнце снова надвинулись тучи, вчерашняя буря могла повториться. Незнакомца необходимо срочно доставить к хижине.
Но как?
Она взяла его под мышки, потащила. Ноги волочились, цепляясь за траву.
Как быстрее дотащить его?.. Сделать волокушу из жердей - это займет много времени... Сплавить на лодке? Ну, конечно же!
И Зина со всех ног кинулась по тропинке через лес.
Она столкнула лодку и погнала ее к заводи так быстро, как только могла. Вдруг ей пришло в голову, что человек уже очнулся и встретит ее недоуменным вопросом- "Где я?" Она торопливо причалила к берегу. Незнакомец лежал по-прежнему неподвижный и безмолвный. Глаза были закрыты. По лицу ползали муравьи.
Она завалила его в лодку и поплыла обратно, не забыв захватить по дороге и убитого гусака.
Вытаскивать из лодки и тащить вверх по песчаному берегу безвольно обвисающее тело было тяжело. Зина вспомнила виденную когда-то фронтовую картину, где солдат вытаскивает из боя раненого товарища. Она присела на колени возле незнакомца, примерилась, потом заложила его руку себе на плечо и завалила человека на спину.
Он весил, вероятно, не менее семидесяти кило. Для обычной девушки это был бы непосильный, груз. Однако десять месяцев жизни в провале, где каждый день был заполнен физической работой - и часто очень тяжелой, не прошли даром.
Зина донесла незнакомца до хижины и уложила на своей постели.
За все это время он ни разу не пошевелился, не застонал. Лицо продолжало оставаться мертвенно бледным.
Однако Зина по-прежнему отгоняла от себя пугающую мысль, что все ее старания напрасны, и единственное, что она сможет сделать для него, это похоронить.
Ей никогда не приходилось приводить в чувство потерявших сознание. Представления ее были туманны, когда-то читанные - по программе санминимума - медицинские брошюры не остались в памяти. А более запомнившиеся картины из художественной литературы мало годились на практике.
Она вначале попыталась найти у пострадавшего ПУЛЬС.
Рука человека была тяжелой и безвольной. Зина напрасно старалась уловить под пальцами биение Тогда она расстегнула куртку и засунула ладонь под рубашку.
Тело показалось чуть теплым, но ощущение могло быть и ошибочным Его веки по-прежнему плотно прикрывали глаза. И только это и вселяло в Зину уверенность, что в холодном, безжизненном теле упрямо тлеет крохотная искорка жизни. Нужно помочь ей разгореться, пока она не погасла совсем.
Но как это сделать?
Прежде всего наДо его согреть. Снять мокрую одежду.
Зина начала с сапог. Нелегкое это дело: снять с человека, который тебе не помогает ни одним движением, мокрые скользкие сапоги!
Затем без колебаний и без лишнего смущения она стянула с него куртку, брюки и белье.
На левой ноге, на бедре, на левом плече багровели ссадины и синяки.
Зина отвела мешающие волосы и приложила ухо к груди незнакомца.
Она затаила дыхание, но не услышала ничего, похожего на стук сердца. Растерянно подняла голову и тут сообразила, что слушала с правой стороны груди. Передвинула ухо и вдруг уловила тихо, как далекий шепот,тук!., тук! Потом пауза - и снова - тук!., тук!
Это билось сердце... Слабо, еле слышно, но билось.
Зина слушала и улыбалась. Она была права в своем упрямстве- незнакомец оказался жив.
Она закутала его в одеяла и укрыла зимней меховой шубой.
Быстро разожгла камин, принесла со "спортплощадки" две круглые гальки, заменяющие ей гири, и уложила в огонь. Потом выбрала на берегу озера несколько подходящих кусков кварцита и тоже бросила их в камин.
В ожидании, когда камни согреются, Зина подтащила чурбачок и уселась возле лежанки.
Кто он?
Незнакомец выглядел молодым. Нос и подбородок были твердо и хорошо очерчены, и вообще, как выразился бы романист, его лицо не было лишено приятности.
В резких морщинах возле губ притаилась угрюмость.
Кто он? Вероятно, геолог. Кто еще может забрести в эти глухие места? Но как он попал сюда? Его не мог принести подземный поток, иначе она нашла бы его гдето, возле водопада. Что, если вчерашняя буря сорвала его сверху, с обрыва? Но как он не разбился о воду, упав с такой высоты?..
И вдруг ей пришло в голову, что пока она возилась с камнями, незнакомец умер, и лицо, которое она так внимательно разглядывает,- уже мертвая маска. Она взволновалась, откинув одеяло, опять приникла ухом к его груди. И чужое сердце ответило ей успокаивающе: Тук-тук!.. Тук-тук!
Наконец, гальки в камине раскалились. Зина выкатила их на пол, завернула в заячьи шкурки и положила к подошвам незнакомца.
Теперь все, что знала и могла сделать, она сделала.
Ей оставалось только сидеть и ждать.
И она сидела, вглядываясь в бледное, неживое лицо, ожидая, что вот-вот вздрогнут ресницы, человек откроет глаза, увидит ее и произнесет какие-то слова. И она услышит человеческий голос. Зина сидела, боясь отойти, ей казалось, что одно ее присутствие помогает биться этому слабому, еле бьющемуся сердцу.
Шла минута за минутой.
Лицо незнакомца продолжало оставаться каменно-неподвижным. Не шевельнулся ни один мускул, глаза по-прежнему были закрыты.
Зина решила заменить остывшие камни, и только повернулась к камину, как за ее спиной послышался непонятный звук. Слабый и ни на что не похожий.
В недоумении она оглянулась на открытую дверь, и вдруг до ее сознания дошло, что это человеческий голос.
Зина кинулась к незнакомцу.
Он не открывал глаз, только губы его шевелились. Зина ясно услышала слово, самое первое слово, которое произносит в своей жизни человек. Незнакомец сказал: - Мама!
Он, конечно, просил помощи,-зачем еще зовут мать в трудную минуту.
Зина была готова ее заменить.
- Да, да...- склонилась она к нему.- Что вам нужно... скажите.
Как бы повинуясь ее настойчивому взгляду, бледные веки тяжело поднялись, показались черные расширенные зрачки, смотревшие мимо ее плеча. Вот они передвинулись, встретились с ее глазами. Губы опять шевельнулись и произнесли на этот раз что-то непонятное.
- Что?.. Что вы сказали?
В глазах незнакомца появилось отчужденное выражение, веки медленно опустились, голова безвольно качнулась, уткнувшись подбородком в грудь.
Зине показалось, что он умер. В отчаянии она трясла его за плечо: - Слушайте! Не надо!... Слушайте!..
Но он уже не открывал глаз.
Тогда она отбросила одеяло и прижалась ухом к груди. Сердце билось, и даже ровнее, чем прежде.
Успокоившись, она присмотрелась к его лицу и заметила, что оно потеряло свой голубоватый, неживой оттенок, а стало просто бледным. На губах появилась слабая розовая окраска. Не было сомнения - незнакомец возвращался к жизни.
Зина сменила остывшие камни в его ногах, забрала грязную одежду и вышла из хижины.
Дождь перестал. В разрывы туч проглядывало солнце.
Поблескивали капельки воды на траве. Лес стоял тихий, вымытый и от этого юношески свежий. С охапкой мокрой одежды Зина прислонилась к косяку двери. С новым, радостным настроением оглядела знакомый, много раз виденный пейзаж.
Наконец-то она не одна.
Теперь можно признаться себе, как временами мучилась от тоскливого одиночества. Особенно по ночам, когда, погасив огонь, оставалась наедине с собой, а вверху, в тайге, глухо завывала непогода и, как бы отвечая, в провале мрачно и жутко ухал филин. Тогда особенно ощущалось, что вокруг на сотни километров - черная нехоженая тайга, что она одна в своей крохотной избушке и нет к ней ни пути ни дороги, и нет в мире ни одного человека, который бы верил, что она жива, который бы смог прийти на помощь, если ей станет трудно.