Михеев Михаил. Тайна белого пятна

Михеев Михаил
Тайна белого пятна

   Михеев Михаил Петрович
   ТАЙНА БЕЛОГО ПЯТНА
   ОГЛАВЛЕНИЕ
   Пролог. Десять лет тому назад .....
   Книга первая
   Неоконченный дневник
   Часть первая. ЗАГАДКА.
   Зина Вихорева
   Дядя и племянница
   Золотая стрела
   Уговорил!
   Часть вторая. КАРТА.
   Дядя Дима ухмыляется
   Конец старого гусака
   "Привези медвежонка!"
   Часть третья. ПОТОК.
   По реке
   Если бы не коза
   Жива!
   Белое пятно
   Часть четвертая. ПОЕДИНОК.
   Снова золотой наконечник
   В тупике
   "Коломба"
   Лучшая защита - нападение!
   Пальни на камне
   Книга вторая
   Освоение мира
   Часть пятая. ПРОВАЛ.
   В бреду
   Золотая посуда
   Человек добывает огонь
   В поисках выхода
   Часть шестая. ОДНА.
   Когда в доме поселяется женщина
   Почти по Джеку Лондону
   Шли дни
   Санаторий "Золотое озеро"
   Книга третья
   Защита диплома
   Пролог. В чужой стране
   Часть седьмая. ВДВОЕМ.
   Первый подснежник
   Робинзон находит Пятницу
   Кто он?
   Красный глазок
   Знакомство
   Диана на охоте
   Ночные поиски
   Тысяча вторая сказка Шехерезады
   Часть восьмая. ПОДОЗРЕНИЯ.
   Золотая лихорадка
   Две серебряные ложечки
   Когда прячут глаза
   Сосновое полено
   Часть девятая. ВЫХОД.
   Карты открыты
   Убить Липатова?
   Зацепившийся крючок
   Двое думают об одном
   Путь в темноте
   Удар за удар
   Часть десятая. ПОРОГ.
   Сказка еще не закончилась
   Крушение
   Это мой отец
   ...и последняя
   ПРОЛОГ
   Десять лет тому назад
   Спешную почту принесли в четыре часа утра...
   В половине пятого хмурый невыспавшийся полковник был уже в своем кабинете. Расшифрованный текст телеграммы лежал на столе. Быстро пробежав его глазами, полковник протянул руку к телефону и набрал номер квартиры краевого прокурора. Прокурор спал крепко, проснулся не сразу и, судя по голосу, тоже не особенно довольный. Но, поговорив с полковником, сказал, что все будет готово через полчаса.
   Отдав последние распоряжения, полковник отпустил дежурного и остался в кабинете один.
   Чувствовал себя он неважно. Хотелось, спать, тихонько побаливала поясница, напоминая о недавнем приступе радикулита.
   Вскоре принесли бумаги от прокурора. Вошел вызванный дежурным лейтенант.
   Лейтенанта тоже подняли с постели, и он тоже не успел выспаться, однако был бодр, подтянут и свеж.
   - "Молодость!" - с невольной завистью подумал полковник. Он придирчиво оглядел лейтенанта и сказал тихим голосом: - Сейчас полетите в поселок Таежный. Там работает партия геологов-разведчиков... особого назначения. Они ищут урановые руды,- решил пояснить полковник.- Начальник партии геолог Вихорев, заместитель - геолог Грачев. Разыщите в поселке эту партию,- полковник говорил спокойно и обыденно, хотя смысл того, что он говорил, был далеко не мирный и уж совсем не обыденный,- ...поэтому при аресте будьте осторожны, он знает чем рискует и может пойти на все.
   - Понимаю, товарищ полковник.
   - Все его личные вещи, а главное бумаги -вce до последнего листочка, заберите с собой и вместе c арестованным доставьте сюда. А сейчас садитесь в машиНу и поезжайте на речной вокзал. Там вас уже ждут.
   - Простите, товарищ полковник...
   - Ну, что еще?
   - Вы сказали- речной вокзал?.. Может, вы хотели сказать - аэродром...
   - Вы полетите на гидросамолете. В поселке нет посадочной площадки. Но там есть река.
   - Понятно, товарищ полковник. Вопросов больше не имею.
   - Тогда отправляйтесь И не задерживайтесь. Учтите, если геологи уйдут в тайгу, вам их уже не найти.
   ...Вечером из поселка Таежный пришла радиограмма: "Разведгруппа в составе четырех человек: начальник группы геолог Вихорев, старший геолог Грачев и два проводника - вышла в тайгу четыре дня назад. Разыскать группу с самолета не удалось".
   Нехоженая сибирская тайга...
   Тонкий, только что родившийся месяц робким жиденьким светом озарял застывшую чащу деревьев и каменистые склоны угрюмых гольцов.
   В узком, глубоком, как прорубленном топором, ущелий ночная мгла стояла неподвижная и плотная, как вода.
   Огромный филин, распустив метровые крылья, неслышно скользил над верхушками кедров. Сытый и отяжелевший, он летел спокойно и неторопливо Филин был стар, он много видел и знал, что нет здесь ни птицы, ни зверя, которого нужно бояться. Это - его владения, он один здесь ночной властелин и хозяин.
   Чуть шевельнув зашелестевшими крыльями, филин привычно спустился в черную глубину провала... и вдруг испуганно метнулся, круто взмыл вверх и сел на верхушку лиственницы, сломанную бурей. Вытянув шею, опустил вниз огромную ушастую голову, тревожно свгркая зелеными глазищами.
   На дне провала, то потухая, то разгораясь, тлела рубиновая звездочка.
   Это горел огонь.
   Илина беспокоило другое.
   Вoзле костра двигались странные тени. Очертания их были необычны - за всю свою долгую жизнь филин не встречал подобных существ.
   Он смотрел, не понимал и тревожился.
   Но вот рубиновая звездочка костра начала тукскнеть и наконец погасла совсем. Все замерло и затихло внизу.
   Филин успокоился и принялся чистить свой клюв, покрытый окровавленными клочьями заячьего пуха...
   Утром филина разбудил сухой громкий щелчок, похожий на звук сломанного сучка.. Их было двое.
   Один спал, повернувшись спиной к потухающему костру, натянув на уши воротник грязной брезентовой куртки. Другой, положив на плоский камень полевую сумку, что-то писал в блокноте карандашом.
   Красноватые отблески гаснущего костра освещали его лицо, подчеркивая ввалившиеся глаза, заостренные скулы, глубокие складки на щеках - следы перенесенных тяжелых лишений, гoлода и усталости. Однако почерк его был тверд, буквы четки и разборчивы.
   "...Сегодня случайно убили лося,- писал он, сильно нажимая на карандаш,- в пистолете остался один патрон. Зато мяса теперь хватит, чтобы добраться до реки. Из шкуры нарезали ремней и, связав их с остатками нашей веревки, сделали подобие лестницы, по которой спустились в провал к озеру. Мне кажется на берегах его есть золото... Грачева то и дело лихорадит опасный симптом: недавно нас жестоко искусали клещи... неужели это энцефалит?.. Я хотел спуститься один, но Грачев последовал за мной. Мы по-прежнему не разговариваем. Не могу простить ему ошибок, которые привели нашу экспедицию к такому концу... Ошибок ли? В голову навязчиво лезут разные мысли и подозрения..."
   Он повернул голову в сторону человека, спящего у костра. Долго смотрел ему в спину. Потом вновь наклонился к тетради и продолжал:
   "А может быть мои подозрения просто от усталости, от нервов, расстроенных цепью свалившихся неудач. После того, как я обнаружил уранит, несчастья случались с нами каждый день. С какой-то роковой последовательностью мы потеряли лошадей, снаряжение и, наконец, обоих проводников. Гибель их мучает меня более всего. Это получилось до предела нелепо, если не сказать подозрительно... Теперь Грачев умудрился потерять каргу и компас. Карту мне пришлось вычертить самодельную, идем по тайге, ориентируясь по солнцу, по звездам. Сегодня при спуске к озеру, Грачев нечаянно столкнул камень, разбил мне плечо, я плохо владею левой рукой. Чтото уж слишком много случайностей. Если так будет продолжаться дальше..."
   Карандаш его запнулся: он подумал, решительно вычеркнул последнюю фразу и закрыл блокнот.
   Тихая поверхность озера поблескивала в лучах месяца. Силуэты деревьев застыли недвижимые, четкие, как нарисованные тушью. Возле берега сильно плеснула рыба. По воде разбежались круги и медленно поплыли вдоль берега. Где-то неподалеку шумела вода.
   "Любопытное озеро,- подумал он,- проточное и слив воды уходит под землю. В условиях Сибири это далеко не банальное явление. Любопытен и сам провал - у него отвесные стены вокруг, и попасть в него к берегу озера можно только спустившись на веревке. Насколько я помню, ни провал, ни озеро не обозначены на карте".
   Он бросил охапку сучьев в потухающий костер, достал из полевой сумки лист бумаги и развернул его.
   Карта была нарисована карандашом на четырех склеенных вместе блокнотных листках. Грубые, сделанные по памяти наброски. Болота, горные высотки, речки - приблизительный маршрут их трудного пути. А вот, в устье маленькой, еще никем не названной речонки, крестик. Простой крестик, сделанный карандашом, и возле него несколько слов.
   Маленький крестик делал эту грубую самодельную карту бесценной.
   Счастливая находка! Обидно думать, что она опять на многие-многие годы может затеряться в тайге.
   Он потянулся к рюкзаку, вытащил алюминиевую фляжку и поболтал ею возле уха. Конечно, она пуста!
   Последний остаток коньяка - один глоток - выпили еще вчера. Жаль, этот глоток так хороню было бы сделать сейчас.
   Неужели они не донесут его открытия до людей?
   Он опустил фляжку на развернутую карту. Неведомо почему, вдруг вспомнилась одна, читанная еще в далекой юности книга. Трудно было понять, почему вспомнилась именно эта... В недоумении посмотрел на фляжку, на карту... и сообразил. И тут же усмехнулся.
   Однако как ни наивна показалась на первый взгляд мысль, она упорно возвращалась к нему снова и снова, толкая на такой же наивный, мальчишеский поступок.
   Впрочем, колебался он недолго...
   Затем прилег у костра, уже сквозь сон смущенно улыбнулся. Уснул сразу и крепко. Не слышал, как обшарили его сумку, как вытащили из кармана пистолет, заряженный последним патроном.
   Проснулся как от толчка.
   - Не шевелитесь, Вихорев!
   Прямо в лицо ему зло смотрел черный глазок пистолета.
   - Не шевелитесь! - повторил Грачев.- Иначе я убью вас прежде, чем отвечу на ваши вопросы.
   Холодный утренний свет падал на его лицо, заросшее грубой тетиной. Губы вздрагивали. Глаза воспаленно поблескивали.
   - Вы больны, Грачев,- спокойно сказал Вихорев, - Уберите пистолет.
   - Да я болен,- ответил Грачев,- но я жив. А вы уже мертвец, Вихорев. Я убил бы вас сонного, и вы были бы.сейчас настоящим мертвецом. Но мне нужна карта. Я ее не нашел. Где она?
   Вихорев молчал. Не шевелился. Только внимательно, в упор разглядывал Грачева.
   - Что вы так смотрите, Вихорев? Удивлены?.. Да, я провел вас. Ведь вам до последних дней не приходило в голову, что ваш заместитель геолог Грачев не тот, за кого вы его принимаете. Вы считали, что я помогаю вам, вашей проклятой стране разыскивать уран... Вы не догадывались, что у меня могли быть и другие намерения? Вы только недавно начали догадываться и заставили меня поторопиться,- он усмехнулся и потряс блокнотом.- "Роковые случайности... расстроенные нерьы..." Да, это я, я столкнул с обрыва Сушковa и Селиверстова и утопил радиостанцию, чтобы никто не знал, что мы нашли и где искать нас самих... Я пока щадил вас, теперь и вы мне не нужны. До реки недалеко, я доберусь и один, и через два дня буду в поселке Таежном. А вы останетесь здесь, на берегу этого безвестного озера. Я спрячу ваш труп, и никто никогда не разыщет могилу известного геолога Вихорева.
   Грачев облизнул запекшиеся губы. Пистолет нервно подрагивал в его руке.
   - Если бы я нашел карту, я бы убил вас во сне топором. Теперь мне придется истратить последний патрон. Где карта?
   Вихорев продолжал неотрывно смотреть Грачеву в глаза.
   - Да...-сказал он медленно,- теперь я понял. Вы провели меня. Это моя вина, и мне за нее рассчитываться. Быть убитым вами - плохой конец. Но значит я его заслужил. Все же мне хочется сказать вам, Грачев, что вы и не подозреваете, какой вы дурак! И те, кто подослал вас сюда, как ядовитую змею, тоже не умнее.
   - Хватит!.. Где карта?
   - Ищите!.. Вы убьете меня, обшарите мои карманы, и вы ничего не найдете. Карту найдут другие - не вы! Я тоже провел вас, Грачев. Стреляйте, вы дурак и подлец...
   Сидя на берегу озера, Грачев долго мыл руки. Вода казалась нестерпимо холодной - до боли. Кровь бешено стучала в висках. Мысли неслись, обгоняя одна другую.
   Как плохо он себя чувствует!.. Знобит... мелкая холодная дрожь катится по спине. Нужно, спешить, иначе он разболеется совсем и не сможет выбраться из этого проклятого провала.
   Грачев осмотрел руки.
   Опять зачерпнул со дна горсть крупного песку и вместе с песком небольшой камешек, величиною с голубиное яйцо.
   Камешек оказался неожиданно тяжелым.
   Луч утреннего солнца скользнул над гребнем утеса и отразился в воде. Неровная грань камешка желтовато блеснула.
   . Несколько секунд Грачев смотрел на желтый тяжелый кусочек. Потом запустил сразу обе руки в песок и вытащил еще несколько таких же кусочков разного веса и величины.
   - Золото! - завопил он.- Золото!
   Руки его тряслись, самородки тупо постукивали, перекатываясь по ладони. Он бросил их на берег и кинулся в воду.
   Фуражка его упала, ее унесло течением, он даже не заметил.
   Что-то бормоча себе под нос, по пояс в воде, он торопливо шарил по дну и выбрасывал на береговой песок пригоршни обломков кварца, перемешанных с золотыми самородками.
   Грачев забыл, что он болен, потерял всякое представление о том, где он и сколько времени возится в воде.
   Наконец, мокрый и взъерошенный он выскочил на берег, упал на грудку самородков и, обнимая их руками, дико и радостно закричал: - Золото... сколько золота!.. Теперь я богат, я все могу купить, все!.. Это мое золото... я его нашел, оно мое... Мое! Кто посмеет его у меня отнять? Кто?
   Он вскочил, кинулся к костру и схватил топор.
   - Кто?.. Убью!
   Яд клещевого энцефалита уже начал свое разрушительное дело. Разум выключился, уступив место буйному возбуждению.
   Золотой туман застилал глаза. Грачев уже плохо соображал, что делает.
   Выбросив из рюкзака все мясо, он наполнил его доверху... и не смог поднять. Пришлось высыпать почти все, он плакал от жадности - в мешке осталось так мало, совсем мало золота! И только тогда он сумел дотащить его до веревки. Привязав конец веревки к мешку, Грачев вернулся к озеру и набил карманы самородками.
   В карманы золота вошло много. Кое-как передвигая ноги, он вернулся к веревке и начал подниматься по деревянным перекладинам.
   Грачев с трудом подтягивался на руках, перебираясь со ступеньки на ступеньку.
   Он уже поднялся метров на пять, когда веревка нe выдержав двойного груза,-человека и золота - оборвалась.
   Он упал.
   Но он не убился. Он только сломал себе ногу.
   Он не умер от клещевого энцефалита. Но болезнь не прошла для него бесследно.
   Часть первая
   ЗАГАДКА
   Зина Вихорева Томительное, никогда ранее не испытанное, ощущение надвигающейся опасности охватило Зину. Кажется, она даже вскрикнула... и проснулась.
   Несколько секунд лежала с широко открытыми глазами, все еще не понимая, где она и что могло с ней случиться. Какое-то страшное сновидение, во власти которого она только что была, медленно, как бы испаряясь, уходило из сознания.
   Зина попробовала восстановить, что же все-таки ей приснилось, но так и не смогла.
   Сбросив одеяло, села в кровати. Перекинув на грудь, наскоро заплела рассыпавшуюся косу. Прислушалась. За окном на улице журчала и плескалась вода - очевидно, дворник поливал асфальтовый тротуар перед домом.
   После сна осталось тягостное чувство. Голова немножечко болела.
   Очевидно, ей пока еще нельзя много заниматься, как она это сделала вчера. Доктор советовал избегать большого умственного напряжения, больше гулять. А ей так хочется поскорее приняться за дипломную работу. Многие ее товарищи по архитектурному факультету уже заканчивают свои проекты. А она вчера каких-то три часа посидела за чертежной доской и потом плохо спала всю ночь. Обидно!
   Размеренно, не торопясь пробили стенные часы, напоминая, что уже давно пора вставать и одеваться. Зина привычно протянула руку к спинке кровати. Где бы она ни бросила халат вечером, утром он всегда находился на своем месте. Зина к этому уже привыкла. Но сейчас халата там не оказалось.
   Неужели Алексеевна взяла его выхлопать и забылз принести? Это на нее не походило.
   Зная, что в это время в квартире никого постороннего не может быть, Зина в длинной ночной рубашке пошла на кухню, шлепая по гладкому линолеуму подошвами.
   Неожиданно из-за дверей кухни послышался мужской голос. Вероятно к Алексеевне приехал кто-то из ее деревенских знакомых.
   Махнув рукой на халат. Зина отправилась в ванную.
   Три брата Вихоревых были разными людьми. Зина подолгу жила у каждого. И всякий раз, в новой семье, ей - вольно или невольно - приходилось менять свои привычки. А изменившиеся привычки в какой-то мере влияли и на ее наклонности.
   Когда у самого младшего из братьев, геолога Николая Вихорева, родилась дочь, он втайне огорчился. Он ждал сына.
   Размашистый в движениях, смелый и решительный в поступках, Николай Вихорев терпеть не мог возле себя мямль, трусов и плакс. А таковыми были, по его твердому убеждению, все девочки. Поэтому свою дочь он начал воспитывать, как мальчишку.
   У Зины не было обычных игрушек: кукол, цветных тряпочек, вышиваний. Она не играла с подругами в классы, не бегала по двору со скакалкой. Вместе с мальчишками пинала футбол, лазала по крышам и заборам, играла в войну. Отец научил ее бросать снежки по-мальчишечьи метко и сильно. А когда она приходила с улицы кем-го обиженная, он, не дослушав жалобу, ставил дочь в угол.
   Мать тревожилась. Она считала такой метод воспитания рискованным для девочки. Но отец решительно заявил, что его дочь не может быть трусихой и ябедой.
   Очевидно, он как-то сумел передать свою уверенность дочери.
   Постепенно Зина научилась сама стоять за себя. Ее перестали пугать неизбежные при этом царапины и даже синяки. Но, унаследовав от матери долю рассудительности, она не сделалась задирой. Такое счастливое соединение смелости и рассудка и позволило ей в будущем, при всех переменах ее жизни, быстрее осваиваться и с новыми привычками и с новыми людьми.
   Когда началась война, отец ушел на фронт, мать Зины погибла во время воздушного налета. Осиротевшую Зину взял к себе второй брат Вихоревых дядя Дима, начальник небольшого военного завода, эвакуированного в Сибирь.
   При прочих положительных качествах дядя Дима был страстный охотник, рыболов и холостяк. Зина довольно быстро разобралась в его нехитром домашнем хозяйстве и находила время и учиться в школе, и варить дяде его любимые капустные щи. Когда у дяди выкраивалось свободное время - а к концу войны его стало выкраиваться побольше,- он устраивал походы за утками и карасями и, конечно, брал с собой Зину. Она быстро привыкла к ночевкам на открытом воздухе, к холодным сибирским зорям, к дымку костра, к комарам, к печеной обугленной картошке и к прочим вещам, которые занесены в список удовольствий каждого истинного рыболова и охотника.
   В школе она не делала особых успехов, но исправно, без "хвостов", переходила из класса в класс.
   Пока она читала в школе про элементарные законы строения вещества, ученые-физики успели проникнуть в тайны его распада. Однако мир был еще не устроен, и величайшее достижение человеческого гения превратилось в самое страшное пугало для мирных народов земного шара.
   Советские ученые терпеливо доказывали, в каком направлении разумнее расходовать неисчислимые запасы энергии атома и человеческого ума. Уже проектировалась первая в мире атомная электростанция, первый в мире атомоход-ледокол. Стране, промышленности, как воздух, нужен был уран сказочное топливо недалекого будущего.
   Отец вернулся с фронта живой и невредимый. Пожив с дочерью у брата месяца два, он во главе небольшой партии геологов-поисковиков отправился в специальную разведку, в таежные дебри Сибири. Ему повезло - экспедиция обнаружила следы уранита. Был заложен поселок Таежный.
   ...В досье иностранной разведки о таком факте появилась соответствующая запись. Затем из этой записи сделали соответствующий вывод. За выводом последовало решение...
   Ободренный первой удачей, отец тут же отправился во вторую экспедицию... И не вернулся.
   Потерявшуюся экспедицию долго искали. Наконец, в низовьях реки наткнулись на обезображенные водой и рыбами трупы двух проводников. Остальных найти не удалось.
   Зина осталась круглой сиротой. Дядя Дима заменил ей и отца и мать.
   Когда Зина заканчивала десятый класс, Дмитрий Вихорев был направлен в поселок Таежный для строительства рудника особого значения. Забирать Зину с собой, в глухую необжитую тайгу, нечего было и думать. В Москве, в министерстве, работал второй дядя Зины - профессор Виталий Вихорев. Дядя Дима написал брату письмо, и Зина в третий раз сменила семью.
   Она неплохо умела рисовать и по совету дяди Вити поступила в строительный институт на архитектурное отделение.
   Профессор Вихорев ценил в жизни три вещи: режим, комфорт и порядок. Жили они вдвоем с женой. Детей не было. Имелась удобная квартира в центре, на улице Горького, достаточно денег, чтобы сделать свою жизнь спокойной и размеренной, как ход башенных часов. Профессор любил красивую обстановку и хорошо сервированный стол. Хозяйство вела ловкая работяшая Алексеевна. Она хлопотала бесшумно, как мышь, с утра до вечера. В доме всегда было чисто, каждая вещь находилась там, где ей полагалось находиться, и нарушить этот порядок в семье Вихоревых, казалось, не могло и землетрясение.
   Вначале Зина очень скучала в доме дяди.
   Ее тяготил неколебимый и рассчитанный до минут режим, строгое расписание обедов и ужинов. Она попробовала установить себе свой распорядок и несколько раз опоздала к обеду. Дядя Витя не сделал ни одного замечания, за стол садились без нее. Но когда Зина приходила, Алексеевна накрывала ей отдельно и обязательно в столовой - обедать на кухне в семье Вихоревых не полагалось. Было неудобно лишний раз затруднять Алексеевну, и Зина постаралась больше не опаздывать.
   Махрово-мещанскими казались ей туго накрахмаленные салфетки, столовое серебро, шелковые и атласные халаты, дорогое ночное белье.
   Дядя Витя и здесь не навязывал ничего. Однако каждый раз возле ее обеденного прибора лежала белоснежная салфетка, на спинке ее кровати висела кружевная ночная рубашка.
   И привыкнуть оказалось не так-то уж трудно.
   Дядя Дима приучил Зину к ежедневной утренней зарядке. Здесь ее не делал никто. После мягкой постели и уютного халата не хотелось махать руками при открытой форточке на сквозняке. Зина постепенно заменила зарядку ванной.
   Ничто не доставляло Зине беспокойств. Учеба давалась без особенных трудов. Жизнь текла размеренно и беспечно. Будущее представлялось таким же безоблачным: у дяди Вити, конечно, нашлась бы для нее подходящая работа.
   И кто знает, все это, возможно, свело бы на нет суровую закалку отца и дяди Димы... если бы не случайное стечение обстоятельств, которое принято называть судьбой...
   Дядя и племянница
   Стоя перед зеркалом, Зина укладывала в кольца толстую каштановую косу.
   В комнате было жарко и душно. Солнечные лучи, проникая сквозь опущенные шторы, наполняли комнату золотистым сиянием. Обстановка ее лишний раз напоминала о том, что хозяин - состоятельный человек и любит красивые вещи. Красивых вещей было много - картины, хрусталь, фарфоровые и бронзовые статуэтки. Однако, вместе взятые, они не создавали пестроты, комната не походила на антикварный магазин, как это часто бывает.
   У дяди Вити имелось чувство меры и хороший вкус - этого Зина не могла отрицать.
   Вон в углу, на ажурнoй подставке из бамбуковых жердочек стоит его вчерашнее приобретение - фарфоровая Диана.
   Закалывая волосы шпильками, Зина разглядывала и соглашалась с дядей Витей - статуэтка была прекрасная. Талантливый ваятель изобразил Диану в тот классический момент, когда, разгневанная нескромным Актеоном, она посылает на него собак. В ее фигуре было столько величественной грации и непонятного очарования, что Зина, вспомнив древнегреческую сказку, невольно оправдала несчастного Актеона - на Диану можно было заглядеться. Наказание казалось чрезмерным, богиня охоты была царственно-жестокой, но это не делало ее менее прекрасной.
   Восхищаясь Дианой, Зина, естественно, не забывала разглядывать в зеркале и свое отражение. Ее одежда сейчас мало чем отличалась от легкого одеяния богини охоты, для полного декоративного сходства не хватало только короткого копья в правой руке. Зина взяла с чертежного стола рейсшину, вернулась к зеркалу, попробовала стать в позу... и, смутившись, рассмеялась.
   - Тоже мне Диана! Дурочка кокетливая!
   Она показала себе язык... и быстро обернулась.
   В открытых дверях стоял здоровенный мужчина в просторном парусиновом пиджаке и сапогах. Его темные глаза с улыбкой разглядывали Зину. Однако на Актеона он никак не походил: шеки его и подбородок покрывала густая, окладистая борода. Скорее всего он напоминал традиционного купца из пьесы Островского.
   Зина запоздало ахнула, выронила рейсшину и помчалась в свою комнату, сверкая белыми коленками.
   Мужчина расхохотался ей вслед.
   Услышав его смех, Зина тотчас высунулась из-за дверей. Несколько секунд вглядывалась, как бы не веря глазам.
   - Дядя Дима! - наконец догадалась она.
   Мужчина продолжал смеяться, расправляя горстью дремучую бороду. Зина погрозила ему пальцем.
   - Как тебе не стыдно, дядя Дима. Подожди, я сейчас оденусь.
   Накинув первое попавшееся платье, она вбежала в комнату и бросилась дяде на шею.
   - Фу, колючий какой! Для чего ты отрастил себе такую бородищу?
   - А для солидности, Зинок,- улыбнулся дядя.- Как-никак начальник рудника - Уж так и для солидности?