У Кэсси вырвался неразборчивый звук, когда они шагнули наружу, в бодрящую осеннюю ночь. С другой стороны Ямато доносились взрывы. Кэсси застыла, прислушиваясь к какофонии, затем удовлетворенно кивнула.
   — Фейерверки, — произнесла она, направляясь к казармам. — Очередной уличный праздник в Содегарами, а не мятеж. Пока.
   — Как тебе удается различить? — спросила Кали.
   — Если услышишь стрельбу из автоматов, — сказала Кэсси, — можешь быть уверена, что это мятеж. Кали усмехнулась:
   — Эти Драконы точно знают, как справлять праздники.
   Первой по пути находилась комната Кэсси. Девушка отперла дверь и шагнула внутрь.
   — Задержись на секунду, — попросила Кали, склонив голову над сумкой, в которой что-то искала. — У меня для тебя кое-что припасено.
   Удивленная Кэсси ждала. Кали обернулась и всунула ей в руки что-то мягкое, пушистое и розовое.
   — Подарок, — сказала блондинка.
   Опустив глаза, Кэсси увидела, что держит в руках игрушечного зверька, формой напоминающего плюшевого медведя, широко и добродушно улыбающегося. Кэсси отскочила и собралась отбросить его прочь.
   — Что с тобой, девочка? — спросила Кали. — Успокойся. Он тебя не укусит.
   Кэсси все-таки бросила игрушку.
   — Что это?
   Кали подняла подарок и начала преувеличенно внимательно осматривать игрушку.
   — Плюшевый медвежонок, — спокойно сказала она. — Не похоже, что кто-то подложил мне бомбу в сумку, когда я отвернулась.
   — Забери его назад, — твердо сказала Кэсси. Кали отрицательно покачала головой:
   — Очень жаль, но не могу. Это против правил. Отныне медвежонок твой. Сама с ним разбирайся.
   Кэсси открыла рот и захлопнула, не сказав ни слова. Она чувствовала, что ее тело и сосуды, словно трубы, наполняются холодом, и вся она превращается в кусок льда.
   — Ты не обязана благодарить меня, — добавила Кали. — Только береги его. — Она нагнулась, по-сестрински чмокнула Кэсси в щеку и зашагала к себе.
   Острие «Кровопийцы» застыло в миллиметре от пуговицы правого глаза медвежонка. Кэсси сидела на краю кровати, держа подарок на коленях. Рука, сжимавшая лезвие, задрожала. Кэсси не могла объяснить чувства, вызвавшие эту дрожь.
   Ей захотелось вонзить лезвие в медвежонка, разорвать его надвое и раскидать внутренности по комнате. Чтобы избежать искушения, она отбросила игрушку судорожным движением.
   — Все в порядке, — произнесла она. — Все в порядке. Я сохраню его. Кали смертельно рассердится на меня, если я разорву игрушку на куски.
   Девушка подошла и подняла медвежонка, упавшего рядом с маленьким шкафом для одежды, прислушиваясь к, голосу, звучавшему в ее мозгу: «А почему тебя заботит, что она о тебе подумает?»
   — Не знаю, — ответила сама себе Кэсси, снова опускаясь на кровать. Она похлопала кинжалом по бедру. Медвежонок продолжал бессмысленно улыбаться.
   Возможно, если я чуть-чуть проткну его...
   Стук в дверь. Она подпрыгнула, одновременно спрятав за спиной улыбающуюся игрушку. Мысль, что кто-то может войти и увидеть ее с медвежонком в руках, необъяснимо ужаснула Кэсси, хотя дверь была заперта, и никто, даже Бэбби Волк, не станет вламываться к девушке посреди ночи.
   — Кто там? — спросила она, удивленная и даже испуганная дрожью собственного голоса.
   — Если ты назовешь ее лапочкой, — донесся через дверь голос Кали Макдугал, — уверена, она будет откликаться. Спокойной ночи.
   — О-о-о! — Пронзительный крик вырвался из глубины души Кэсси, словно ее поразили ножом в живот. Она повернулась и швырнула плюшевого медвежонка в стену, но он просто отскочил и снова упал на подушку, где лежал, улыбаясь с неизменной любовью и приязнью к окружающим.
   Кэсси бросилась лицом на кровать и горько и безнадежно разрыдалась.


XVII


   Масамори, Хашиман
   Район Галедона, Империя Драконис
   6 сентября 3056 г.

 
   С севера вдоль Ямато, словно собираясь штурмовать Масамори, двигалась рота боевых роботов. За городом выстроилась вторая рота с синими полосками, нанесенными на руки и ноги, и поджидала противника.
   — Прекрасный день для учений, — заметил дядюшка Чэнди, чье огромное тело еле разместилось на установленном под тентом, в тени растущих на берегу тополей, складном кресле. Он потягивал экзотический напиток, приготовленный в половинке крупного ореха виндхайа размером с человеческую голову, выращенного на южном материке Деолали. Крохотный декоративный бумажный зонтик торчал из замороженного коктейля.
   Небо казалось ослепительно синим и безоблачным, а жар солнца обжигал незащищенную кожу. Над рекой поднимался плотный и холодный туман, а временами со стороны внушительно синеющей далеко на западе горной гряды Тримурти налетал легкий ветерок, разгоняя утреннюю жару и напоминая толпам зрителей, выстроившихся вдоль берегов реки, что на побережье Шакудо уже спустилась осень, несмотря на сегодняшний жаркий и ясный день.
   Сидевший справа от Куриты полковник Карлос Камачо кивнул, но промолчал.
   — Вы абсолютно правы, ваше высочество, — ответил Гордон Бэйрд, перегнувшись через плечо полковника. Он всегда был рад перекинуться словечком с высокопоставленной особой. — День замечательный.
   Магнат не обратил внимания на его слова.
   — Я, разумеется, только рад поводу покинуть тесные стены и совершить экскурсию в такую прелестную погоду, полковник, — продолжил Курита. — Но все же меня удивляет, почему вы настаивали на моем присутствии при проведении рядовых маневров.
   Камачо посмотрел на него:
   — Просто мне хотелось, чтобы хозяин посмотрел на то, за что он заплатил деньги.
   Молодой самурай с пурпурным хвостом на макушке ковырялся одноразовой вилкой в пластиковой белой тарелке, с сомнением изучая приготовленное.
   — Что это? — спросил он, созерцая толстый длиной с палец цилиндр, завернутый в кукурузные листья и политый коричневым соусом.
   — Дохлая крыса с дерьмом, — пояснил Гандака, развернув тамаль[10] и подцепив на вилку здоровенный кусок. — Тоже неплохо.
   Самурая всего передернуло.
   — А что, тебе не нравится? — спросил Луна. — Пахнет вполне прилично. Тебе пришлось бы жрать и не такое, если б ты участвовал с нами в сражении с кланами.
   — Или если бы тебя угораздило родиться там же, где и нам, — добавил Гандака, высокий тощий парень с сильно выступающим кадыком и бачками, спускающимися к подбородку. Буквально это имя означало «дикий гусь».
   Юноша покраснел, залилась краской даже его голова, выбритая до макушки по древнему самурайскому обычаю. Эти подонки осмеливаются прохаживаться по поводу его благородного происхождения. И черт побери, он ничего не мог с этим поделать.
   — А почему он не ест? — спросил самурай, стараясь скрыть смущение и указывая черенком вилки на Бунтаро Мейни.
   Одноглазый воин стоял на некотором расстоянии от столиков, засунув руки в карманы и наблюдая за приготовлениями к атаке роты «Свинарник». Перед ним бегали и играли дети и собаки, не пугаясь грохочущих шагов титанов.
   — Я подожду, пока поджарится козлятина, — сказал он, показав на очаг, где несколько плотно сбитых механиков, обнаженных до пояса, вращали над углями насаженного на вертел козленка.
   Элеанор Шимацу обладала отменным аппетитом. Сейчас она насытилась, так как, согласно требованиям субординации, поела первой. Лейни никогда не требовала для себя подобных преимуществ, но ее подчиненные неизменно ждали от предводительницы соблюдений правил.
   Она стояла, наблюдая за тем, как несколько ее женщин-бойцов застенчиво беседовали с женщинами-наемницами, пришедшими с детьми на руках. Некоторые из них сами были водителями роботов; Семнадцатый разведывательный полк потрясал тай-са Элеанор немыслимым сочетанием семьи, передвижного цирка и цыганского табора.
   Именно поэтому ее люди и эти чужаки быстро нашли общий язык и начали общаться между собой. «Призраки» тоже представляли собой нечто подобное.
   — За кого вы болеете? — поинтересовался Шиг Хофстра у Безымянного. В этот момент у того мясо, кусочки сыра и латук просыпались с аккуратной бородки из тако[11], которую он безуспешно попытался засунуть в рот.
   — За Белых, — заносчиво заявил юный самурай. — Все люди вокруг нас стоят с белыми флажками. Все оглянулись на него.
   — Ну и ну, — промычал Гандака, пальцами подбирая остатки тамаля с тарелки и отправляя их в рот.
   — Я делаю ставку на Синих, — заявил Бунтаро Мейни, кивнув на готовящихся к сражению роботов, которые начали разворачиваться прямо вдоль берега реки в опасной близости к людям, собравшимся здесь на пикник. Они то аплодировали, то разражались насмешками, разбрасывая повсюду пластиковые стаканчики, нарушая все предписания о соблюдении чистоты и порядка. На правом фланге смешанного войска тяжелых и штурмовых роботов застыл маленький отряд из трех средних машин.
   — Эта рота «Авангард». Ковбой в «Авангарде», а пока только мне удалось надрать этому парню задницу.
   — А я слышал кое-что другое, — пробурчал огромный, с бритой головой человек в халате, что указывало на его принадлежность к ордену Пяти Столпов. Все его звали Ямабуши по названию существующего подотряда монахов-воинов, к которым он принадлежал. — Я слышал, что та малышка-разведчица, которая въехала сюда на велосипеде, сломала ему нос. От тебя ему досталось меньше.
   — Кстати, а где она сейчас? — спросил Гандака, вытирая пальцы об одежду и осматриваясь.
   — Ты не в ее вкусе, Гандака, — медленно произнесла Лейни.
   — Почему? — возмутился Гандака. — Что же ей тогда по вкусу? Девочки?
   — Люди.
   «Призраки» разразились оглушительным смехом. «Кабальерос» недоуменно посмотрели на них и усмехнулись, но так, словно им эта шутка пришлась не по душе. Гандака запрокинул голову и захохотал громче всех.
   Лейни отхлебнула пива из пластикового стаканчика. Сытость и солнце подействовали на нее расслабляюще. Ее мысли витали где-то далеко, постоянно сбиваясь на события прошлого.
   Воспоминания она ненавидела.
   В дни детства и юности Лейни Шимацу часто побеждала в соревнованиях по некоторым видам спорта, которые были наиболее близки «Кабальерос». Увлекаясь верховой ездой и считаясь лучшей наездницей во всей Империи Драконис, девушка обладала способностями к общей атлетике и пробовала себя в различных видах спорта.
   В детстве она и не подозревала, что ее отец добывает деньги на жизнь не вполне законными методами. Он был несметно богат и постоянно окружал себя и свою семью множеством молодых людей, вооруженных пистолетами. Но для богатого человека в Империи Драконис такое поведение считалось вполне естественным.
   Когда Лейни исполнилось двенадцать, она узнала, что ее отец — старик, который частенько занят делами, — еще и верховный оябун на Кагошиме. Она же была настоящей принцессой якудзы. Хотя в ней проявлялись иногда манеры сорванца, но в остальном она выглядела послушной и хорошей дочерью. Лейни решила, что ее предали, и подобное открытие способствовало выходу наружу всех дремавших в девочке дурных инстинктов.
   Дурной характер Лейни сначала проявился в том, что ее выставили из множества частных университетов. Это вызвало сильный гнев у Милоса Шимацу. Он испытывал не только гнев, но и унижение из-за потерянных денег, многочисленных взяток, которые Шимацу раздал, чтобы дочь зачислили на первый курс. Лейни оказалась неуспевающей ученицей, это значило, что науки, изучаемые в классах, совсем ее не интересовали; главная проблема состояла в том, что она считалась якудза, и даже при видимой законности, которая была присуща этому роду деятельности в Империи Драконис еще до правления Теодора, сделавшего якудзу своими союзниками, их никогда не принимали в приличном обществе. Когда Лейни начала превращаться из драчливого и напоминающего мальчишку подростка в потрясающую молодую женщину и отстаивать свои права, что действительно приводило отца в бешенство, мир вокруг нее лопнул, словно мыльный пузырь. Пять заместителей кагошимского оябуна объединились и решили, что их жизнь станет намного лучше, если старика Милоса не станет. Кто-то, вероятнее всего, доверенный адъютант, но Лейни так и не удалось точно разузнать, кто именно, впустил банду убийц в фамильный особняк в один прекрасный осенний день, очень похожий на этот, и старика Милоса не стало.
   Другая банда наемных убийц прибыла в школу, где обучалась Лейни, чтобы покончить с ней и таким образом обрубить все оставшиеся концы. Только вмешательство верного слуги, который не переметнулся на сторону противника, спасло девочке жизнь. Он посадил свою подопечную на ближайший шаттл, отправляющийся на планету Хашиман, где ее кузен, Кацуо Сумияма, являлся всевластным боссом якудзы. За это слуге пришлось поплатиться жизнью.
   Лейни прибыла в Масамори без денег, в эмоциональном шоке от происшедшего. Помимо кровного родства, к которому якудза относятся весьма серьезно, у нее ничего не было. Она имела некоторые навыки в верховой езде и атлетике, что, однако, не подтверждалось дипломом или официальным документом. Она получила также обычное женское воспитание, которое давали в Империи Драконис в семьях, имеющих некоторые претензии на привилегированность. Цель подобного образования — сделать из девочки хорошую домохозяйку, украшение дома. Такие дамы уголовному миру якудзы не требовались. Единственный выход заключался в том, чтобы отдать себя на милость дальнего кузена в качестве кьякубуна, гостевого члена организации, и надеяться на лучшее.
   Но все надежды оказались напрасными. Получилось так, что Кацуо Сумияма использовал беглую родственницу, только начинавшую расцветать зрелой красотой, как женщину. Так бывшей принцессе довольно грубым способом растолковали закон долга и благодарности якудзы.
   Кацуо-сама оказал Лейни одну услугу, помимо того, что предоставил ей безопасное убежище за столь высокую цену: он позволил девушке обучаться тому, что она сама выберет, будь то экономика, история или другие науки. Кацуо ознакомил девушку с оперативной деятельностью организации якудза, которую он возглавлял и которая по размерам стала главной в Масамори, а затем и на всем Хашимане. Нельзя сказать, что он был просвещенным человеком. Просто Кацуо не интересовало, чем занимается его протеже, лишь бы она по первому требованию была готова услужить ему.
   Впервые в жизни Элеанор действительно заинтересовалась учебой. Она делала большие успехи. Тем не менее новообретенные знания не приносили девушке явной пользы: сейчас у нее имелось убежище при оябуне, но Лейни стала готовиться к тому, чтобы выйти из-под крылышка покровителя.
   Позже, в конце сороковых годов, она прослышала, что в полк «Призраков» требуются умные, предприимчивые и способные новобранцы, независимо от их прошлого. Сумияма сразу дал согласие на поступление родственницы в полк. Он понимал, что никому не повредит наличие тесных контактов с военными кругами, которые упорно не шли на сближение, потому что верховное командование Империи Драконис демонстрировало крайнее презрение к якудзе, в основном из-за чересчур пылко выражаемого ими патриотизма. К тому же Лейни ему уже порядком наскучила, если говорить откровенно.
   Элеанор Шимацу никогда не испытывала чересчур сильного благоговения перед Империей Дракснис, ее судьбой и идеалами. Она получила обычное идеологическое воспитание и столь же мало обращала на него внимания, как и на все то, что вбивали в нее учителя в далеком детстве. У девушки сохранилось мало патриотического пыла, о котором любил разглагольствовать оябун.
   Но ее преданность Теодору Курите, позже ставшему Координатором, была полной и безусловной. Хотя именно по его приказу Лейни пришлось вернуться в ненавистное общество кузена.
   — Что? — переспросила Лейни, только сейчас осознав, что Бунтаро Мейни, обращаясь к ней, произнес какую-то фразу в своей обычной лаконичной манере.
   — Говорю, что пора делать ставки, потому что они собираются начать рок-н-ролл, — повторил одноглазый воин.
   Лейни хмыкнула.
   — Сотню на Синих, — рассеянно произнесла она. Почувствовав, что руки словно свело судорогой, женщина опустила глаза вниз и посмотрела на кисти.
   Они так туго сжались в кулаки, что казалось, кожа на костяшках вот-вот порвется, не выдержав напряжения. Боль пронзила руки, когда Лейни заставила себя разжать пальцы. На ладони остались округлые следы от впившихся ногтей. К счастью, она коротко подстригала ногти с тех пор, как бежала из Кагишимы; Сумияма часто указывал ей, что она обязана быть обворожительной и женственной. Лейни согласилась носить накладные ногти в случаях, когда он выводил ее в свет, но никогда не отращивала собственных ногтей.
   Действительно, руки с длинными пальцами, когда-то отличавшиеся исключительной красотой, теперь огрубели и обветрились во время множества учений. Это тоже стало формой протеста.
   По обеим сторонам обширного скошенного луга, где проходили учения, стояли роботы с черными и белыми полосами на руках и туловищах. Это были судьи, взятые из роты «Бронко», которая не принимала участия в сегодняшнем состязании. Неподалеку от Лейни и окружавших ее двадцати «Призраков» возвышался «Атлас», который, как она догадалась, принадлежал капитану Макдугал.
   Толпа заулюлюкала и засвистела, когда ракетный залп наступающих роботов разбился о броню одной из машин роты «Авангард». Снаряды, наполненные краской, обладали малой поражающей силой. Нагрудная броня робота покрылась желтыми пятнами. Работающие в слабом режиме и потому светящиеся сине-зелеными огнями лазеры в этом учении играли роль автоматических пушек.
   Бунтаро Мейни вразвалочку подошел к Лейни, в его тарелке уже лежали кусочки козлятины, плавающие в огненно-красном соусе.
   — Хреново стреляют, — произнес он с набитым ртом.
   Сразу после этих слов залп снарядов-симуляторов угодил в линию деревьев, отстоящих на семь метров выше и десять южнее «Призраков», пометив всех людей, собравшихся на пикнике, оранжевыми брызгами краски, которой стреляли роботы роты «Авангард». Зеваки разбежались под веселые аплодисменты патриотов, кому повезло не попасть под этот залп.
   — Этих парней, похоже, вовсе не заботит наша безопасность, — заметил Мейни. Лейни пожала плечами.
   — Ни в малейшей степени, — подтвердила она.
   Легкий робот из роты «Свинарник» мчался, укрываясь за тополями, навстречу легким машинам «Авангарда». Судья — водитель «Стрельца» испустил трель, подражая свистку, и прицелился дальнобойной пушкой, вмонтированной в правую руку машины, в белую «Осу». Явно протестуя, «Оса» негодующе запрыгала, размахивая свободной рукой. Автоматическая пушка на правой руке «Стрельца» выстрелила, и на обзорном стекле «Осы» расцвело черное пятно, хотя его и без того щедро покрывали оранжевые отметины. Маленький робот поднял руку, в которую был вмонтирован средний лазер, вверх и тут же завалился на спину.
   Лейни усмехнулась:
   — По-моему, это значит, что водитель вышел из игры.
   В следующий момент «Оса» из роты «Авангард», испещренная черными и желтыми полосами, перепрыгнула через голову «Черной Леди» капитана Макдугал и схватилась с неосторожной «Валькирией», на груди у которой красовалась нарисованная бабочка.
   — Это Ковбой! — заулюлюкал Бунтаро, увлекшись битвой, и уронил козлятину с тарелки на землю. — Вперед, ты, костлявый сукин сын!
   — Да, — сказал Чандрасехар Курита, наблюдая за тем, как Белые и Синие столкнулись с грохотом, который теперь перерастал в громовые раскаты. — Они действительно... неукротимые.
   «Синий Мастер», которого вел Мачо Альварадо, пинком сбил с ног «Белую Саранчу», свалив машину на землю. «Черная Леди», плавно' разводя руками, свистела, указывая на выбывших. Мачо попробовал поразить цель из дальнобойной пушки, вмонтированной в его правую руку. Кали отразила удар, затем подставила ногу «Атласа» под правое колено робота Мачо и толкнула противника ладонью прямо в грудь, с завидной ловкостью повалив робота на землю вверх ногами, в результате чего раздался такой грохот, от которого у дядюшки Чэнди громко лязгнули зубы.
   Сидевшая справа от Камачо подполковник Кабрера поморщилась.
   Чэнди кивнул лоснившейся от пота огромной головой.
   — Потрясающе! Но не будет ли причинено вреда вашим машинам, полковник? Я полагаю, что их починка обойдется весьма дорого.
   На лицо Кабреры набежала легкая тень при мысли о грядущих расходах. Дон Карлос нахмурился.
   — Вред прежде всего наносится броне, а это довольно просто устранить. — В его голосе послышалось некоторое воодушевление. — Иногда повреждаются суставные соединения, но наши механики — настоящие мастера.
   — Уверен, им достается много работы.
   — А что касается дороговизны, — полковник пожал плечами, тщательно избегая взглядов начальства, — то я нахожу, что затраты оправдываются. Мы не такие меткие стрелки, как воины Нейджелринго и уроженцы Нового Авалона. У нас не так развито искусство войны, как в кланах. Но нет лучших водителей роботов, чем " Кабальерос ". Мы должны поддерживать это мастерство на должном уровне, причем постоянно.
   — Это оправдывает затраты, полковник, — с энтузиазмом подхватил Чэнди. — Действительно, ваши бойцы — идеальные водители роботов, если они могут вытворять подобные трюки.
   — Здесь вы ничего нового не увидите, ваше превосходительство, — с энтузиазмом вступил в разговор лу-нолицый отец Монтойя, единственный несражающийся капеллан в полку. — Вот Пэтси, она показала бы вам, как водить робота. Не думаю, что во всей Внутренней Сфере нашелся бы равный ей водитель. Никто не мог противостоять ей, даже Кай Аллард-Ляо.
   — Пэтси? — вежливо переспросил дядюшка Чэнди. — Кто это?
   В один момент блеск покинул огромные черные глаза дона Карл оса, оставив их пустыми и тусклыми, словно у побитой собаки. Марисоль Кабрера гневно посмотрела на Монтойю, и взгляд ее черных глаз вполне ясно давал понять, почему женщину прозвали в полку Леди Смерть.
   — Всего-навсего моя дочь, — пробормотал дон Карлос, словно извиняясь. — Она погибла. На Джеронимо...
   — А вот и он сам, — произнес Арчи Вестин, прищурившись, чтобы получше разглядеть сидевшего в павильоне Чандрасехара Куриту. Он с Мариской и их постоянным гидом отцом Гарсией записывали на пленку игру для народов Федеративного Содружества. — Так вот каков Курита во плоти!
   — Младший Курита, — поправил отец Боб, — чересчур удаленный от наследной линии. Я даже знаю, что покойный Координатор Такаси считал его недоумком.
   — Похоже, что так считают все, — кивнув, подтвердил Арчи. — Он был неразлучен с Теодором даже тогда, когда тот впал в немилость у отца. Принял его сторону при дворе. Тедди до сих пор испытывает к нему симпатию, смешанную с некоторой долей жалости. Вы, конечно, знаете, откуда у него прозвище «дядюшка Чэнди»? Когда Теодор находился в немилости, он разыгрывал роль дяди, хотя на самом деле они кузены. И по правде говоря, Чэнди старше Теодора всего на два года.
   — Кажется, вы весьма осведомлены о нашем хозяине?
   — Я? — Арчи усмехнулся. — Полагаю, что да. По правде говоря, мне очень нравится правящая семья Дома Куриты.
   Отец Боб улыбнулся:
   — Большинство находит гораздо более потрясающей вашу собственную королевскую семью.
   — Оставаясь здесь, мы пропустим много важного, Арчи, — предупредила Мариска Сэвидж, изгибаясь, чтобы снимать в различных ракурсах.
   Арчи расхохотался:
   — А я считаю нашу королевскую семью гораздо менее экзотичной. — Его лицо затуманилось. — Хотя сейчас сложившиеся между принцем Виктором и его сестрой отношения приносят много беспокойства и горя.
   — Могу себе представить, — пробормотал иезуит.
   — Арчи, — позвала Сэвидж.
   — Да, да, сейчас. — Он бросил взгляд на Чэнди. — Хотелось бы знать, такой ли уж он безвредный дурак?
   Неожиданно ассистентка бросила в него каким-то предметом, и репортер растянулся на земле. Одновременно она упала сама, успев дернуть за рясу отца Боба, и тот повалился рядом с ней.
   В следующую секунду «Орион» Бука Эванса отлетел от пинка «Мародера» Маршала Вейтса и врезался, сокрушая все вокруг, в деревья, под которыми только что стояла троица.
   Затем «Феникс» полез следом и, встав поперек брюха «Ориона», принялся тузить машину кулаками. Раздался свисток, и «Черная Леди» ухватила «Феникса» за плечо, вытянув его обратно на поле боя.
   — О, Господи, — задыхаясь, произнес отец Боб.
   — Поразительно, с каким мастерством действует ваш капитан Макдугал в огромном неповоротливом «Атласе», — заметил Арчи, вставая и помогая поверженному иезуиту подняться на ноги.
   Сэвидж, заботливо удерживая камеру на плече, продолжала съемку, сидя на земле.
   — На нас чуть не наступили, — заметил Вестин. — Мариска, ты просто прелесть. Спасибо, что спасла нас.
   Сэвидж усмехнулась, не отрывая глаза от видеокамеры, в то время как два других раскрашенных под зебру робота устремились вперед, чтобы поднять Бука Эванса и его «Орион», застрявший в сломанных тополях.
   — Все судьи из роты «Бронко», не так ли? — спросил Арчи. Гарсия кивнул. — Если не секрет, почему же вы не в их числе? Ведь вас очень высоко ценят в полку.
   Отец Боб хмыкнул: