Страница:
-- Нелегко будет добраться туда, полковник.
-- Нелегко, -- согласился он, но об этом позабочусь я, и вы туда доберетесь Ладно, -- добавил он, складывая каргу и протягивая ее мне. -- Это все. Самолет вылетает завтра в 7.00. Сейчас вам лучше отправиться домой и привести в порядок свои дела... Да, во время пересадки в Мехико, Мартин, ты получишь конверт с инструкциями, более точными адресами и так далее... А теперь зайдите в бухгалтерию и получите приготовленные для вас деньги. Вот теперь действительно все. -- Он повернулся к микрофону, из которою неожиданно раздался голосок Рози, и ответил:
-- Да, да, я понял. Через минуту буду свободен. Скажите министру, что я в его распоряжении.
Мы направились к двери. Когда она открылась, полковник протянул мне руку.
-- Ты лучший из моих ребят, Мартин. -- тихо произнес он.
Я пожал ему руку.
-- Сделаю все, что в моих силах, полковник. Справимся? --- обратился я к Дегу. -- Не так ли, старина?
Юноша живо откликнулся;
--- Ну, с вами, Мартин, это будет не так уж и трудно...
Прежде чем расстаться с нами, Спленнервиль положил руку мне на плечо. Это было необычным для него жестом.
--- Мартин, дорогой мой, -- проговорил он, -- я -- редактор, и обязан заботиться об интересах газеты. Твое путешествие должно завершиться успехом для нашего дела. Но, -- продолжал он, -- тут ведь есть и другое, и ты понимаешь, что я имею в виду.
Я взглянул на перо и коготь, лежавшие на письменном столе.
-- Понимаю, -- ответил я. Спленнервиль хотел сказать еще что-то, но не смог.
-- Счастливого пути! Удачи вам! -- воскликнул он. И закрыл дверь.
Когда мы покидали редакционный небоскреб, я заметил, что Дег слегка дрожит, и повел его в ближайший бар выпить что-нибудь. Он одним глотком осушил небольшую рюмочку, помолчал и, покачав головой спросил:
-- Но в чем, собственно, дело? Что случилось, Мартин?
-- Ничего особенного. Обычная журналистская судьба, Дег. Нынче -здесь, завтра -- там.
Он смотрел сквозь меня, явно думая о чем-то совсем другом.
-- Не знаю... Не знаю... -- Дег потрогал свой лоб, лицо его передернулось. -- О Боже, но почему выбрали именно меня?
-- Потому что ты хороший фотограф. А ты хотел бы, чтобы послали кого-нибудь другого?
-- О нет! -- воскликнул Дег. -- Конечно, нет, но... Можно еще рюмочку, Мартин? И послушайте... Зачем мы едем на эту Амазонку? Знаете, я не уверен, что все правильно понял. Я переволновался, да еще там эти главные редакторы и прочие... Мы что, отправляемся искать... какое-то чудовище?
Он смотрел на меня, словно напуганный ребенок.
Я ответил:
-- Онакторниса.
-- Извините, я наверное не очень образован... А что это такое -- о... на... кто... Словом, что это за штуковина?
-- Птица, Дег, -- объяснил я и заметил, как он облегченно вздохнул. -Но. не думай, -- продолжал я, -- что из тех, которые славно щебечут среди листочков на деревьях. В библиотеке есть две-три книги, где описывается этот самый Онакторнис, проклятая курица, как назвал ее полковник. Она была ростом в три метра, может быть, даже больше. Не могла летать, но зато бегала очень быстро, как мотоскутер, и могла подпрыгнуть до второго этажа этого дома. И не думай; будто она питалась бисквитами... У нее были иные пристрастия, Дег.
Юноша слегка побледнел, стиснув пустую рюмку. Я наполнил ее в третий раз.
-- Она питалась мясом, Дег. Самым.. разнообразным, насколько я понимаю. Человечьим тоже.
Глава 3. "ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ, ЧТО ТЫ ОНАКТОРНИС..."
Три дня спустя мы прибыли в- Белен. Отсюда, согласно указаниям, полученным от полковника, еще в Мехико, отправились в Манаус. Еще через неделю на маленьком дребезжащем самолетике добрались до Фоса -- крохотного городка на Риу-Негро, окутанного липким туманом, ползущим из джунглей. Отсюда нам предстояло подняться на пароходе по реке до того места, где она впадает в Рйу-Аоле и проследовать дальше до Марагуа -- последнего пристанища цивилизации, ее дальнего аванпоста. В Марагуа нас должен был ожидать вертолет с оснащением экспедиции, с помощью которого нам предстояло отправиться дальше в глубь страны, в сердцевину бесконечных тропических джунглей -- в Страну Огромных Следов.
Я сидел за пишущей машинкой в убогой комнате единственной в Фосе крохотной гостиницы. Я заканчивал уже вторую статью, как вдруг вошел Дег, ногой захлопнул за собой дверь, повесил на гвоздь фотоаппарат и молча бросился на кровать.
-- Как дела, Дег? -- спросил я, повернувшись к нему. Он молчал, уставившись в потолок. Я снова стал стучать на машинке, но вскоре почувствовал, что он смотрит на меня. Не оборачиваясь, я повторил вопрос?
-- Что случилось?
Он помедлил с ответом.
-- Случилось? -- наконец тихо переспросил он. -- Мартин, я не представляя, что окажусь в таком... в таком... -- он не находил подходящего слова. Я повернулся к нему:
-- Не представлял, что окажешься за пределами цивилизации?
Он нервно дернул головой к ответил, тщетно пытаясь улыбнуться:
-- Да, Мартин, именно это я и хотел сказать. Я пытался представить себе эту страну, читал кое-что в дороге, но... -- он безутешно махнул рукой, -- я никак не думал, что... -- Он умолк, чтобы прихлопнуть комара, и с ожиданием посмотрел на меня.
-- Ну, представь себе, что ты Онакторнис, Дег, -- сказал я, -- а хищники и люди преследовали бы тебя. Где бы ты начал прятаться, где бы стал искать хоть немного покоя? В Нью-Йорке? В Париже или в какой-нибудь долине, испещренной автострадами? Разве не предпочел бы ты самое глухое место, какое только может быть на земле?
-- Вы правы, да, но... Я не думал, что здесь так все ужасно. Вы же видели, Мартин, какая тут нищета, в этой стране? Дороги разбиты, усыпаны мусором... Какие несчастные все эти женщины, мужчины, дети... Вы видели, во что они одеты, какие истощенные, больные... А их жилища? Вы видели? Можно подумать, что... тут обитают прокаженные...
-- Ничего не поделаешь, Дег. Тебе остается только одно -фотографировать.
-- Ну да, я понимаю... И снимки я уже сделал... Но у меня такое ощущение, будто я натянул на себя мокрую одежду... Все раздражает меня, и все валится из рук, Мартин, -- грустно добавил он после некоторого молчания, -- и долго еще мы будем здесь в командировке?
Я тяжело вздохнул:
-- Долго, Дег, долго. А что, было бы лучше, если б я наврал тебе?
-- Но...
-- Но поиски еще и не начались, Дег. Однако, если ты уже устал, то... Не знаю, честно скажу, просто не знаю, сколько все это продлится. Представления не имею.
-- Ладно, -- согласился Дег, -- это пройдет, Мартин, пройдет. Я уверен, что выдержу. Выдержу, верите мне?
-- Конечно.
Он улыбнулся и, казалось, немного успокоился. Удобней устроился на кровати и продолжал:
-- Есть еще одно обстоятельство, о котором я хотел вам сказать, Мартин, -- произнес он, серьезно глядя на меня: -- Я хотел спросить вас об этом еще когда мы летели сюда.
-- Ну, так в чем дело?
-- Так вот. Я хотел спросить, как вы считаете, мы найдем что-нибудь? Я хочу сказать -- верите ли вы, что это чудовище существует на самом деле? Верите, -- добавил он шепотом, -- в это задание, Мартин? -- И, затаив дыхание, он уставился на меня в ожидании ответа.
Я задумался. Да, я тоже сто раз задавал себе этот же вопрос. Помолчав немного, я заговорил:
-- Нет, Дег, не верю. И то, что я не верю, меня, естественно, огорчает. Я предпочел бы, как всегда, не сомневаться в победе... Но на этот раз все не так, и я ничего не могу поделать. Но, -- добавил я, возможно, обращаясь в этот момент к себе самому, -- это наше задача, наша работа... Раз меня прислали сюда, то верь не верь, а я буду искать это чудовище, эту проклятую курицу... И если она существует или оставила хоть какие-то следы, черт побери, непременно найду. Я хочу сказать, что сделаю все, чтобы отыскать ее. Во всяком случае, -- заключил я, улыбаясь, -- если мы не отыщем ее, то придумаем. Таков приказ.
-- Спасибо, Мартин. Вы вселяете в меня мужество.
Я ничего не ответил ему и продолжал стучать на машинке. Мужество! На самом деле я был напуган, и, пожалуй, посильнее, чем он. Нет, не убожеством и запустением этих мест. И не тем, что чувствовал себя выброшенным из нормальной жизни, не джунглями -- этой живой, враждебной стихией, с ее гнусом и невыносимой влажностью, и даже не опустошенными лицами индейцев и немногочисленных белых людей, вынужденных жить в Фосе. Нет, не это пугало меня, а что-то совсем другое.
У меня было ощущение, будто какая-то тайная сила неумолимо толкает меня к чему-то, а я бессознательно и отчаянно упираюсь -- но справиться с ней не могу. Что это было, я не знал.
Пароход через два дня отбывал в Риу-Аоле и Марагуа. Я отправил полковнику телеграмму, сообщив условной фразой, что мы предпринимаем заключительный этап нашего путешествия и, когда окажемся на месте, ждем вертолет.
Последний вечер перед отъездом мы провели в одном из подвальчиков Фоса за бутылкой отвратительного виски. Мы ощущали на себе тяжелые, пристальные взгляды мужчин, сидевших в углу и молча потягивавших местное вино. Это были усталые люди, измученные непрестанной борьбой с буйной, злой и враждебной природой... Кое-кто подошел к нашему столику, чтобы полюбопытствовать, кто мы такие и куда направляемся. Я сказал им правду -- мы журналисты, отправляемся в глубь страны делать снимки и писать статьи. Я знал, что никто здесь не читает "Дейли Монитор". Знал также, что никто мне не верит.
Они поджимали свои пересохшие губы и молча недоверчиво улыбались, обнажая испорченные зубы.
Мы двинулись в путь на рассвете, на старом пароходике, который ваз какие-то товары жителям отдельных домов, приютившихся на берегах реки. На борту было пять или шесть индейцев. Команду составляли четыре матроса -негры с лоснящимися, непроницаемыми лицами. Капитан был сухопарым метисом с беззубым ртом, с длинными и сухими, словно у обезьяны, руками. Он. встретил нас молча, нахмурившись, сунул в карман наши доллары и буркнул, что единственная каюта, какая есть на судне, находится в носовой части, и мы можем спуститься туда.
-- Должно быть, вы не часто возите пассажиров? -- поинтересовался я. Он указал на индейцев:
-- Отчего же не часто? -- И хотел уйти, но я задержал его:
-- Я имею в виду, -- пояснил я, -- иностранцев.
В Марагуа, к примеру... Возили вы когда-нибудь иностранцев в Марагуа?
Он задумчиво посмотрел на меня и недовольно ответил:
-- Последний раз это был господин комиссар, да... Я отвез его в Марагуа.
-- А, так там есть комиссар?
Вместо ответа он кивнул и ушел, не произнеся больше ни слова. Дег, стоявший позади меня, опустил рюкзак и сказал:
-- Ну что ж, Мартин, выходит, Марагуа достаточно крупный центр, если там есть комиссар полиции.
-- Насколько мне известно, Дег, это дурное место.
-- Несчастливое?
-- Этот город построен наспех в конце прошлого во времена великой каучуковой лихорадки. Знаешь, тут, в Южной Америке, с каучуком произошло то же самое, что в Калифорнии с золотом... Съехались добытчики со всего света, построили города с театрами, гостиницами, игорными домами.. Несколько лет дела у всех процветали. Потом наступил кризис, цена на каучук упала, денег стало не хватать... Знаешь, как это бывает, Дег? Города опустели, и джунгли поглотили их. Теперь в Марагуа никто не живет, вернее, почти никто.
Дег, казалось, был разочарован. Он попытался улыбнуться:
-- Но комиссар там все-таки остается до сих пор?
-- Конечно! На месте города могут подняться непроходимые джунгли, но должность все равно останется. Ну, подхвати-ка вещи и пойдем посмотрим, что это за каюта.. А насчет комиссара, -- добавил я, спускаясь по трапу, -- так я очень рассчитываю на него... Обычно это надежные люди, которые хорошо знают джунгли и индейцев... Он может быть нам полезен.
Далеко в горах довольно долго шел дождь, и вода в реке была желтоватой, мутной, стремительной. Илистый, бурлящий поток нес ветки, кусты, пятна беловатой пены и даже целые деревья, с корнями вырванные из земли. Некоторое время, пока солнце поднималось на затянутое густым розоватым туманом небо, нам встречались лодки, спускавшиеся по вздувшейся, вышедшей далеко из берегов реке. А потом больше никто нам не попадался. И не слышно было ничего, кроме натужного шума двигателей и плеска воды у бортов.
Милях в двадцати от горы Фос джунгли замкнулись, зажали нас двумя непроницаемыми зелеными стенами. Река тут была шириной в три или четыре метра, но, вздувшись, она поглотила берега и, казалось, не имела, границ. Деревья поднимались прямо из воды, и повсюду царил сладковатый запах гниющих растений и мясистых цветов. Иногда веял теплый ветер, и запахи чувствовались еще сильнее.
Теперь мы не видели больше никаких следов человека. Встречались лишь редкие хижины серингейрос -- сборщиков каучука -- молчаливые и пустые, наверно, уже брошенные. Больше ничего. После первого дня плавания какое-то странное беспокойство охватило нас своей потной рукой. Было такое ощущение, будто мы вошли в какой-то коридор, у которого нет конца. Из джунглей -когда старые машины, обессилев, останавливались и капитан начинал ругаться -- доносилось неведомое могучее дыхание, и слышались громкие, жалобные крики птиц. визгливые вопли обезьян и еще какие-то загадочные голоса, наверное, хищников, за которыми охотились, или, быть может, индейцев, наблюдавших за нами из зарослей.
Одиннадцать бесконечно долгих и тоскливых дней плавания все было хорошо, все было спокойно. Мы почти все время проводили на палубе, потому что жалкая каюта, в которую нас поместили, была полна насекомых, плесени и резкого зловония от гнилых водорослей. На палубе в тени заштопанного тента, защищавшего от безжалостного солнца, мы смотрели на берега, одинаковые в своей дикой и буйной растительности, читали либо играли в карты. Я делал кое-какие записи, Дег фотографировал. Мы не говорили о Стране Огромных Следов. И странно, -- даже не думали о ней.
Редко слышны были голоса негров, быстро и бесшумно проскальзывавших мимо нас. Индейцы молчали, сгрудившись на корме, а странный, похожий на обезьяну, капитан всячески старался избегать нас. Мне только однажды удалось остановить его. Я перегородил ему дорогу, когда он выходил из своей каюты, и спросил:
-- Капитан, а гостиница а Марагуа есть?
В его маленьких глазках вспыхнуло подозрение в то же время страх.
-- Есть, -- ответил он и сжал губы. Я задумался -- чего он испугался?
-- А комиссара мы там найдем? -- поинтересовался я.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
-- Он всегда там, -- тихо проговорил он, грубо отодвинул меня и направился в трюм.
Это произошло на двенадцатый день.
Я оставил Дега на палубе -- он фотографировал водоплавающих птиц, нырявших за рыбами, -- а сам спустился в каюту. Мне хотелось заглянуть в одну книгу о вымерших животных, которую я нашел в редакционной библиотеке и захватил с собой. Я открыл свою большую дорожную сумку... и замер от удивления. Колокольчики тревоги тотчас зазвенели в голове.
Я понял -- и тотчас нашел тому подтверждение, -- чьи-то руки рылись в моих вещах. И тут же обрел полное спокойствие: по счастью, так бывает со мной всегда, когда замечаю опасность.
Я закрыл дверь, положил сумку на койку и начал неторопливо извлекать из нее все содержимое, в том числе и свой пистолет П-38, который был неразлучен со мной всю войну в Корее. Нет, вещи были на месте. Я взглянул на коробку с патронами. Все до единого патроны целы. Даже из конверта не пропало ни доллара. Все оказалось в полном порядке.
И все же -- я был в этом уверен -- кто-то рылся в моих вещах. Перебирая свои бумаги, белье, рубашки, я испытал тот же легкий озноб, то же глухое беспокойство, которое пережил, прикоснувшись к лежавшим на сверкающем письменном столе перу и когтю...
Я сел и стал размышлять. Нет, я не ошибся. Но кто это мог быть? Кроме Дега и меня, кто мог спуститься сюда, в каюту, открыть сумку, осмотреть все мои вещи? Индейцы или негры, не умеющие читать? Может, этот пришибленный джунглями капитан?
На борту были только они, больше не мог быть никто...
А с какой целью кто-то рылся в рюкзаке? И ничего не украл? Выходит, это был не вор. Что же он искал в таком случае? Мои бумаги, мою карту, инструкции полковника? Значит, вполне возможно, что люди, находящиеся на борту пароходика, интересуются нашей командировкой? Почему? Просто из любопытства?...
Вопросы вертелись в моей голове, и я не находил на них никакого ответа. Укладывая вещи, я подумал, что, может быть, ошибся, может, это джунгли и изнурительная скука путешествия сыграли со мной такую шутку, сбили с толку. Никто ничего не трогал и...
Нет. У меня было доказательство. Предохранитель на пистолете был снят, а я никогда не оставлял его в таком положении, никогда. Тут я никак не мог ошибиться.
Я подошел к иллюминатору и осмотрел пистолет при ярком свете. На темной стали его было немало отпечатков пальцев. Мои, Дега и того, кто, преследуя тайный умысел, рылся в моих вещах.
Глава 4. СТАРИК
Когда я поднялся на палубу, пистолет лежал у меня в заднем кармане брюк и был, естественно, хорошо виден. Первым заметил его капитан и посмотрел на меня прищурившись, сжав потрескавшиеся губы. А Дег невольно воскликнул:
-- Боже милостивый, Мартин? Да у вас в кармане...
-- Да, Дег. Там мой пистолет П-38.
-- А что вы собираетесь с ним делать?
-- Ничего. Хочу только продемонстрировать. Я имею право его носить. У меня есть разрешение бразильского правительства.
Я присел рядом с Дегом в тени тента.
-- Продемонстрировать? Кому?
-- Дег, ты ведь не рылся в моей сумке, не так ли? - спросил я вместо ответа.
-- Конечно, нет. А что?
-- А то, что кто-то это проделал.
-- Кто-то? Что-нибудь украли? -- побледнел Дег.
-- Нет, -- ответил я. -- Именно это меня и беспокоит. Если бы я обнаружил свои вещи в беспорядке, а рубашки были бы разбросаны по каюте и в конверте не оказалось бы денег... Короче, если б меня обокрали, я бы стал искать и, учитывая габариты пароходика, конечно, нашел бы и пропажу, и вора... Но все наоборот -- все вещи на месте и в полном порядке. Кто-то осмотрел их, явно что-то выискивая, и постарался не оставить следов.
-- Но как вы можете утверждать это, Мартин? -- удивился Дег.
Я прервал его.
-- Я могу утверждать это, Дег. Поверь мне... Знаешь, -- добавил я, -на пистолете был снят предохранитель...
-- А может быть, вы...
-- Нет, не может быть.
Больше мы ни о чем не говорили и сидели молча, глядя на желтоватую бурлящую воду, отливавшую на солнце серебром. Пароход с натужным гулом боролся с течением, с трудом отвоевывая каждый метр. В побелевшем от зноя небе медленно таяло небольшое серое облачко. Парило страшно.
-- Но что же он мог искать? -- спросил через некоторое время, Дег, уставившись в пространство перед собой.
-- Кто его знает. Может быть, он хотел заглянуть в бумаги.
Дег скривил губы и покачал головой, как бы говоря, что считает это нелепым.
-- Вы думаете, Мартин, что среди пассажиров этой развалины есть кто-то, кого интересуют наши бумаги? Старикашка, похожий на обезьяну, -- продолжал он, кивая на капитана, -- четверо неграмотных негров и эти несчастные индейцы... Вы думаете, их могли интересовать наши бумаги?
-- Не имеет значения, что я думаю, Дег. Кто-то рылся в моей дорожной сумке, и все. Возможно, из чистого любопытства, однако...
Дег поднялся.
-- Пойду посмотрю, трогали ли мои вещи, -- сказал он и направился вниз, во вдруг остановился.
-- Вы сказали "однако", -- проговорил он, наморщив лоб. -- Что вы имеете в. виду. Мартин?
Но я и сам не звал этого
-- Не могу тебе сказать точно. Дег... И все же меня не покидает ощущение, будто за мной следят. И возникло оно у меня не сегодня, а уже давно.
Дег снова сел рядом со мной.
-- Что? -- прошептал он испуганно. -- Не сегодня?
-- Ладно, оставим. Может, все это и к лучшему. Видишь ли, Дег, все началось еще там, в кабинете полковника, когда он рассказывал мне о нашем деле и показал перо и коготь Онакторниса... Еще тогда у меня возникло странное ощущение, будто кто-то наблюдает за мной... Самовнушение, разумеется. Но на пароходе это ощущение стало еще сильнее. Я чувствую близость врага, Дег.
Он посмотрел на меня, потом огляделся вокруг. Никто не обращал на нас внимания.
Но здесь, -- сказал Дег, -- у нас и в самом деле может оказаться какой-нибудь враг, не так ли? Какой-нибудь человек, который, скажем, ненавидит белых... Или кто-то, кому хотелось бы ограбить нас... Вы это имеете в виду, Мартин?
-- Я же говорю тебе, что не знаю. Конечно, тут дело проще -- на этом пароходике действительно кто-то может за нами следить... И все же у меня сейчас точно такое же чувство, как в тот раз, когда я впервые увидел на столе у полковника перо и коготь. Я чувствую что-то зловещее и непостижимое.
-- Зловещее и непостижимое, -- помолчав, повторил Дег.
Я похлопал его по плечу.
-- Ладно, не будем терять времени. Иди осмотри свои вещи. Через два дня прибываем в Марагуа. Будем надеяться, что вертолет уже ждет нас там.
Дег задумался, потом кивнул:
-- Будем надеяться. А что станем делать дальше?
-- Обоснуемся где-нибудь, постараемся собрать информацию и начнем летать туда-сюда над этой проклятой Страной Огромных Следов... Поговорим с комиссаром полиции, его помощь нам очень важна. Осмотрим несколько селений, побеседуем с индейцами... И поищем следы. Должны же они быть где-то, не та кли?
-- Да, конечно, должны быть...
С этими словами Дег спустился в каюту. Вернувшись через несколько минут, он сказал, что не заметил ничего особенного.
Этой ночью пароход бросил якорь возле нескольких покосившихся свай, а на рассвете мы продолжили путь. Теперь река, казалось, исчезла среди множества неглубоких искрящихся в солнечных лучах озер. При нашем приближении, шумно хлопая крыльями, с громкими криками взлетали огромные стаи птиц. Течение было медленное, вода мутная, илистая, а в небе, на которое быстро поднималось яркое, круглое солнце, уже сгущалась длинная пелена облаков. Пароход продвигался натужно пыхтя: от шума двигателей, усиленного грохочущим эхом леса, болели уши.
Мы вторглись в давно забытую Богом и людьми землю, в самую сердцевину многовекового, мрачного варварства, и от этого на душе делалось тяжко и тревожно. Казалось, мы покинули наше время и углубляемся в какую-то очень далекую эпоху, где властвуют дикие законы джунглей. Я старался не думать об Онакторнисе, но перед глазами все время так и стояли перо и коготь, а на сердце лежала тяжесть и мучило тревожное ожидание. Если какому-нибудь чудовищу и удалось пережить потоп, то оно могло скрываться только в этих необыкновенных краях.
-- Скоро Марагуа! -- неожиданно объявил капитан, в первый раз сказав что-то, не ожидая вопроса. Он повернулся к индейцам и повторил, кивком указывая впереди себя:
-- Марагуа!
Индейцы поднялись со своих мест и столпились у фальшборта.
Дег уложил фотоаппараты.
-- Я что-то волнуюсь немного, Мартин, -- признался он.
Я тоже нервничал. К тому же меня мучило нетерпение. Когда пароход миновал большой лесистый остров и перед нами открылся Марагуа, мы приветствовали его стоя, словно это был действительно большой город и наша командировка уже закончилась... Но она, напротив, только начиналась. Это был всего лишь конец путешествия.
И конец судоходной реки. Выше двигаться по ней могли только пироги или небольшие моторные лодки. Мы были теперь во власти могучей, неумолимой и торжествующей природы.
Марагуа возник перед нами в туманном, почти холодном свете. Эта горстка белых, полуразвалившихся домов, теснившихся к джунглям -- серые, беспорядочно разбросанные по берегу хижины, деревянная пристань, ободранная колокольня заброшенной церкви -- давали точное представление о фатальной немощи человека перед непреодолимой силой дикой природы. Кто-то пытался построить город, это верно. Но джунгли безжалостно отобрали у человека завоеванный клочок земли, и дома, сгрудившиеся на берегу реки, мне показалось, были похожи на часовых, выставленных потерпевшей поражение армией, которые только ожидали часа, чтобы сбежать по единственно возможной дороге... На вершине колокольни вместо колокола ярко пылали крупные желтые цветы какого-то диковинного вьющегося растения. И темные окна длинного низкого строения, заросшего высокими сорняками, были пусты -- словно безжизненные глазницы. Я попытался представить себе, как выглядел этот город во времена добытчиков каучука, в пору великой иллюзии и легкого обогащения, но не сумел. Конечно, когда-то по реке сновали лодки и ходили суда, когда-то тюки с товарами загромождали мол, когда-то улицы были заполнены шумной и радостной толпой добытчиков и торговцев, но все это давно исчезло. Прошлого больше не существовало, оно было перечеркнуто десятилетиями разорения и нищеты. Теперь оставалась только жуткая реальность этого крохотного умирающего городка.
Пока пароход причаливал к шаткому дебаркадеру, возле которого бурлила грязная вода, Дег вынес на палубу наши сумки. Капитан, Бог знает зачем, дернул сигнальный трос, и глухой, сиплый гудок потревожил недвижный воздух. Индейцы не шелохнулись.
Дег тихо выругался:
-- Черт побери, Мартин, что за место! И готов спорить, -- грустно добавил он, -- вертолета нет еще и в помине!
Так и оказалось: вертолета не было. Сопровождаемые несколькими оборванцами, мы направились в гостиницу -- жалкое каменное строение на пыльной площади. Здание строили во времена процветания -- еще заметны были под серым налетом плесени обшарпанные лепные украшения, целы были колонны из искусственного мрамора, там и тут висели покрытые паутиной лохмотья старой штофной обивки. А в солидной, почерневшей от времени раме еще блестел кусок зеркала. Потрескавшиеся стены были прибежищем медлительных, скользких насекомых. В здании царила влажная, противная, совершенно невыносимая духота. Я подумал, что жить в Марагуа -- это все равно что постепенно умирать -- тягуче, день ото дня.
-- Нелегко, -- согласился он, но об этом позабочусь я, и вы туда доберетесь Ладно, -- добавил он, складывая каргу и протягивая ее мне. -- Это все. Самолет вылетает завтра в 7.00. Сейчас вам лучше отправиться домой и привести в порядок свои дела... Да, во время пересадки в Мехико, Мартин, ты получишь конверт с инструкциями, более точными адресами и так далее... А теперь зайдите в бухгалтерию и получите приготовленные для вас деньги. Вот теперь действительно все. -- Он повернулся к микрофону, из которою неожиданно раздался голосок Рози, и ответил:
-- Да, да, я понял. Через минуту буду свободен. Скажите министру, что я в его распоряжении.
Мы направились к двери. Когда она открылась, полковник протянул мне руку.
-- Ты лучший из моих ребят, Мартин. -- тихо произнес он.
Я пожал ему руку.
-- Сделаю все, что в моих силах, полковник. Справимся? --- обратился я к Дегу. -- Не так ли, старина?
Юноша живо откликнулся;
--- Ну, с вами, Мартин, это будет не так уж и трудно...
Прежде чем расстаться с нами, Спленнервиль положил руку мне на плечо. Это было необычным для него жестом.
--- Мартин, дорогой мой, -- проговорил он, -- я -- редактор, и обязан заботиться об интересах газеты. Твое путешествие должно завершиться успехом для нашего дела. Но, -- продолжал он, -- тут ведь есть и другое, и ты понимаешь, что я имею в виду.
Я взглянул на перо и коготь, лежавшие на письменном столе.
-- Понимаю, -- ответил я. Спленнервиль хотел сказать еще что-то, но не смог.
-- Счастливого пути! Удачи вам! -- воскликнул он. И закрыл дверь.
Когда мы покидали редакционный небоскреб, я заметил, что Дег слегка дрожит, и повел его в ближайший бар выпить что-нибудь. Он одним глотком осушил небольшую рюмочку, помолчал и, покачав головой спросил:
-- Но в чем, собственно, дело? Что случилось, Мартин?
-- Ничего особенного. Обычная журналистская судьба, Дег. Нынче -здесь, завтра -- там.
Он смотрел сквозь меня, явно думая о чем-то совсем другом.
-- Не знаю... Не знаю... -- Дег потрогал свой лоб, лицо его передернулось. -- О Боже, но почему выбрали именно меня?
-- Потому что ты хороший фотограф. А ты хотел бы, чтобы послали кого-нибудь другого?
-- О нет! -- воскликнул Дег. -- Конечно, нет, но... Можно еще рюмочку, Мартин? И послушайте... Зачем мы едем на эту Амазонку? Знаете, я не уверен, что все правильно понял. Я переволновался, да еще там эти главные редакторы и прочие... Мы что, отправляемся искать... какое-то чудовище?
Он смотрел на меня, словно напуганный ребенок.
Я ответил:
-- Онакторниса.
-- Извините, я наверное не очень образован... А что это такое -- о... на... кто... Словом, что это за штуковина?
-- Птица, Дег, -- объяснил я и заметил, как он облегченно вздохнул. -Но. не думай, -- продолжал я, -- что из тех, которые славно щебечут среди листочков на деревьях. В библиотеке есть две-три книги, где описывается этот самый Онакторнис, проклятая курица, как назвал ее полковник. Она была ростом в три метра, может быть, даже больше. Не могла летать, но зато бегала очень быстро, как мотоскутер, и могла подпрыгнуть до второго этажа этого дома. И не думай; будто она питалась бисквитами... У нее были иные пристрастия, Дег.
Юноша слегка побледнел, стиснув пустую рюмку. Я наполнил ее в третий раз.
-- Она питалась мясом, Дег. Самым.. разнообразным, насколько я понимаю. Человечьим тоже.
Глава 3. "ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ, ЧТО ТЫ ОНАКТОРНИС..."
Три дня спустя мы прибыли в- Белен. Отсюда, согласно указаниям, полученным от полковника, еще в Мехико, отправились в Манаус. Еще через неделю на маленьком дребезжащем самолетике добрались до Фоса -- крохотного городка на Риу-Негро, окутанного липким туманом, ползущим из джунглей. Отсюда нам предстояло подняться на пароходе по реке до того места, где она впадает в Рйу-Аоле и проследовать дальше до Марагуа -- последнего пристанища цивилизации, ее дальнего аванпоста. В Марагуа нас должен был ожидать вертолет с оснащением экспедиции, с помощью которого нам предстояло отправиться дальше в глубь страны, в сердцевину бесконечных тропических джунглей -- в Страну Огромных Следов.
Я сидел за пишущей машинкой в убогой комнате единственной в Фосе крохотной гостиницы. Я заканчивал уже вторую статью, как вдруг вошел Дег, ногой захлопнул за собой дверь, повесил на гвоздь фотоаппарат и молча бросился на кровать.
-- Как дела, Дег? -- спросил я, повернувшись к нему. Он молчал, уставившись в потолок. Я снова стал стучать на машинке, но вскоре почувствовал, что он смотрит на меня. Не оборачиваясь, я повторил вопрос?
-- Что случилось?
Он помедлил с ответом.
-- Случилось? -- наконец тихо переспросил он. -- Мартин, я не представляя, что окажусь в таком... в таком... -- он не находил подходящего слова. Я повернулся к нему:
-- Не представлял, что окажешься за пределами цивилизации?
Он нервно дернул головой к ответил, тщетно пытаясь улыбнуться:
-- Да, Мартин, именно это я и хотел сказать. Я пытался представить себе эту страну, читал кое-что в дороге, но... -- он безутешно махнул рукой, -- я никак не думал, что... -- Он умолк, чтобы прихлопнуть комара, и с ожиданием посмотрел на меня.
-- Ну, представь себе, что ты Онакторнис, Дег, -- сказал я, -- а хищники и люди преследовали бы тебя. Где бы ты начал прятаться, где бы стал искать хоть немного покоя? В Нью-Йорке? В Париже или в какой-нибудь долине, испещренной автострадами? Разве не предпочел бы ты самое глухое место, какое только может быть на земле?
-- Вы правы, да, но... Я не думал, что здесь так все ужасно. Вы же видели, Мартин, какая тут нищета, в этой стране? Дороги разбиты, усыпаны мусором... Какие несчастные все эти женщины, мужчины, дети... Вы видели, во что они одеты, какие истощенные, больные... А их жилища? Вы видели? Можно подумать, что... тут обитают прокаженные...
-- Ничего не поделаешь, Дег. Тебе остается только одно -фотографировать.
-- Ну да, я понимаю... И снимки я уже сделал... Но у меня такое ощущение, будто я натянул на себя мокрую одежду... Все раздражает меня, и все валится из рук, Мартин, -- грустно добавил он после некоторого молчания, -- и долго еще мы будем здесь в командировке?
Я тяжело вздохнул:
-- Долго, Дег, долго. А что, было бы лучше, если б я наврал тебе?
-- Но...
-- Но поиски еще и не начались, Дег. Однако, если ты уже устал, то... Не знаю, честно скажу, просто не знаю, сколько все это продлится. Представления не имею.
-- Ладно, -- согласился Дег, -- это пройдет, Мартин, пройдет. Я уверен, что выдержу. Выдержу, верите мне?
-- Конечно.
Он улыбнулся и, казалось, немного успокоился. Удобней устроился на кровати и продолжал:
-- Есть еще одно обстоятельство, о котором я хотел вам сказать, Мартин, -- произнес он, серьезно глядя на меня: -- Я хотел спросить вас об этом еще когда мы летели сюда.
-- Ну, так в чем дело?
-- Так вот. Я хотел спросить, как вы считаете, мы найдем что-нибудь? Я хочу сказать -- верите ли вы, что это чудовище существует на самом деле? Верите, -- добавил он шепотом, -- в это задание, Мартин? -- И, затаив дыхание, он уставился на меня в ожидании ответа.
Я задумался. Да, я тоже сто раз задавал себе этот же вопрос. Помолчав немного, я заговорил:
-- Нет, Дег, не верю. И то, что я не верю, меня, естественно, огорчает. Я предпочел бы, как всегда, не сомневаться в победе... Но на этот раз все не так, и я ничего не могу поделать. Но, -- добавил я, возможно, обращаясь в этот момент к себе самому, -- это наше задача, наша работа... Раз меня прислали сюда, то верь не верь, а я буду искать это чудовище, эту проклятую курицу... И если она существует или оставила хоть какие-то следы, черт побери, непременно найду. Я хочу сказать, что сделаю все, чтобы отыскать ее. Во всяком случае, -- заключил я, улыбаясь, -- если мы не отыщем ее, то придумаем. Таков приказ.
-- Спасибо, Мартин. Вы вселяете в меня мужество.
Я ничего не ответил ему и продолжал стучать на машинке. Мужество! На самом деле я был напуган, и, пожалуй, посильнее, чем он. Нет, не убожеством и запустением этих мест. И не тем, что чувствовал себя выброшенным из нормальной жизни, не джунглями -- этой живой, враждебной стихией, с ее гнусом и невыносимой влажностью, и даже не опустошенными лицами индейцев и немногочисленных белых людей, вынужденных жить в Фосе. Нет, не это пугало меня, а что-то совсем другое.
У меня было ощущение, будто какая-то тайная сила неумолимо толкает меня к чему-то, а я бессознательно и отчаянно упираюсь -- но справиться с ней не могу. Что это было, я не знал.
Пароход через два дня отбывал в Риу-Аоле и Марагуа. Я отправил полковнику телеграмму, сообщив условной фразой, что мы предпринимаем заключительный этап нашего путешествия и, когда окажемся на месте, ждем вертолет.
Последний вечер перед отъездом мы провели в одном из подвальчиков Фоса за бутылкой отвратительного виски. Мы ощущали на себе тяжелые, пристальные взгляды мужчин, сидевших в углу и молча потягивавших местное вино. Это были усталые люди, измученные непрестанной борьбой с буйной, злой и враждебной природой... Кое-кто подошел к нашему столику, чтобы полюбопытствовать, кто мы такие и куда направляемся. Я сказал им правду -- мы журналисты, отправляемся в глубь страны делать снимки и писать статьи. Я знал, что никто здесь не читает "Дейли Монитор". Знал также, что никто мне не верит.
Они поджимали свои пересохшие губы и молча недоверчиво улыбались, обнажая испорченные зубы.
Мы двинулись в путь на рассвете, на старом пароходике, который ваз какие-то товары жителям отдельных домов, приютившихся на берегах реки. На борту было пять или шесть индейцев. Команду составляли четыре матроса -негры с лоснящимися, непроницаемыми лицами. Капитан был сухопарым метисом с беззубым ртом, с длинными и сухими, словно у обезьяны, руками. Он. встретил нас молча, нахмурившись, сунул в карман наши доллары и буркнул, что единственная каюта, какая есть на судне, находится в носовой части, и мы можем спуститься туда.
-- Должно быть, вы не часто возите пассажиров? -- поинтересовался я. Он указал на индейцев:
-- Отчего же не часто? -- И хотел уйти, но я задержал его:
-- Я имею в виду, -- пояснил я, -- иностранцев.
В Марагуа, к примеру... Возили вы когда-нибудь иностранцев в Марагуа?
Он задумчиво посмотрел на меня и недовольно ответил:
-- Последний раз это был господин комиссар, да... Я отвез его в Марагуа.
-- А, так там есть комиссар?
Вместо ответа он кивнул и ушел, не произнеся больше ни слова. Дег, стоявший позади меня, опустил рюкзак и сказал:
-- Ну что ж, Мартин, выходит, Марагуа достаточно крупный центр, если там есть комиссар полиции.
-- Насколько мне известно, Дег, это дурное место.
-- Несчастливое?
-- Этот город построен наспех в конце прошлого во времена великой каучуковой лихорадки. Знаешь, тут, в Южной Америке, с каучуком произошло то же самое, что в Калифорнии с золотом... Съехались добытчики со всего света, построили города с театрами, гостиницами, игорными домами.. Несколько лет дела у всех процветали. Потом наступил кризис, цена на каучук упала, денег стало не хватать... Знаешь, как это бывает, Дег? Города опустели, и джунгли поглотили их. Теперь в Марагуа никто не живет, вернее, почти никто.
Дег, казалось, был разочарован. Он попытался улыбнуться:
-- Но комиссар там все-таки остается до сих пор?
-- Конечно! На месте города могут подняться непроходимые джунгли, но должность все равно останется. Ну, подхвати-ка вещи и пойдем посмотрим, что это за каюта.. А насчет комиссара, -- добавил я, спускаясь по трапу, -- так я очень рассчитываю на него... Обычно это надежные люди, которые хорошо знают джунгли и индейцев... Он может быть нам полезен.
Далеко в горах довольно долго шел дождь, и вода в реке была желтоватой, мутной, стремительной. Илистый, бурлящий поток нес ветки, кусты, пятна беловатой пены и даже целые деревья, с корнями вырванные из земли. Некоторое время, пока солнце поднималось на затянутое густым розоватым туманом небо, нам встречались лодки, спускавшиеся по вздувшейся, вышедшей далеко из берегов реке. А потом больше никто нам не попадался. И не слышно было ничего, кроме натужного шума двигателей и плеска воды у бортов.
Милях в двадцати от горы Фос джунгли замкнулись, зажали нас двумя непроницаемыми зелеными стенами. Река тут была шириной в три или четыре метра, но, вздувшись, она поглотила берега и, казалось, не имела, границ. Деревья поднимались прямо из воды, и повсюду царил сладковатый запах гниющих растений и мясистых цветов. Иногда веял теплый ветер, и запахи чувствовались еще сильнее.
Теперь мы не видели больше никаких следов человека. Встречались лишь редкие хижины серингейрос -- сборщиков каучука -- молчаливые и пустые, наверно, уже брошенные. Больше ничего. После первого дня плавания какое-то странное беспокойство охватило нас своей потной рукой. Было такое ощущение, будто мы вошли в какой-то коридор, у которого нет конца. Из джунглей -когда старые машины, обессилев, останавливались и капитан начинал ругаться -- доносилось неведомое могучее дыхание, и слышались громкие, жалобные крики птиц. визгливые вопли обезьян и еще какие-то загадочные голоса, наверное, хищников, за которыми охотились, или, быть может, индейцев, наблюдавших за нами из зарослей.
Одиннадцать бесконечно долгих и тоскливых дней плавания все было хорошо, все было спокойно. Мы почти все время проводили на палубе, потому что жалкая каюта, в которую нас поместили, была полна насекомых, плесени и резкого зловония от гнилых водорослей. На палубе в тени заштопанного тента, защищавшего от безжалостного солнца, мы смотрели на берега, одинаковые в своей дикой и буйной растительности, читали либо играли в карты. Я делал кое-какие записи, Дег фотографировал. Мы не говорили о Стране Огромных Следов. И странно, -- даже не думали о ней.
Редко слышны были голоса негров, быстро и бесшумно проскальзывавших мимо нас. Индейцы молчали, сгрудившись на корме, а странный, похожий на обезьяну, капитан всячески старался избегать нас. Мне только однажды удалось остановить его. Я перегородил ему дорогу, когда он выходил из своей каюты, и спросил:
-- Капитан, а гостиница а Марагуа есть?
В его маленьких глазках вспыхнуло подозрение в то же время страх.
-- Есть, -- ответил он и сжал губы. Я задумался -- чего он испугался?
-- А комиссара мы там найдем? -- поинтересовался я.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
-- Он всегда там, -- тихо проговорил он, грубо отодвинул меня и направился в трюм.
Это произошло на двенадцатый день.
Я оставил Дега на палубе -- он фотографировал водоплавающих птиц, нырявших за рыбами, -- а сам спустился в каюту. Мне хотелось заглянуть в одну книгу о вымерших животных, которую я нашел в редакционной библиотеке и захватил с собой. Я открыл свою большую дорожную сумку... и замер от удивления. Колокольчики тревоги тотчас зазвенели в голове.
Я понял -- и тотчас нашел тому подтверждение, -- чьи-то руки рылись в моих вещах. И тут же обрел полное спокойствие: по счастью, так бывает со мной всегда, когда замечаю опасность.
Я закрыл дверь, положил сумку на койку и начал неторопливо извлекать из нее все содержимое, в том числе и свой пистолет П-38, который был неразлучен со мной всю войну в Корее. Нет, вещи были на месте. Я взглянул на коробку с патронами. Все до единого патроны целы. Даже из конверта не пропало ни доллара. Все оказалось в полном порядке.
И все же -- я был в этом уверен -- кто-то рылся в моих вещах. Перебирая свои бумаги, белье, рубашки, я испытал тот же легкий озноб, то же глухое беспокойство, которое пережил, прикоснувшись к лежавшим на сверкающем письменном столе перу и когтю...
Я сел и стал размышлять. Нет, я не ошибся. Но кто это мог быть? Кроме Дега и меня, кто мог спуститься сюда, в каюту, открыть сумку, осмотреть все мои вещи? Индейцы или негры, не умеющие читать? Может, этот пришибленный джунглями капитан?
На борту были только они, больше не мог быть никто...
А с какой целью кто-то рылся в рюкзаке? И ничего не украл? Выходит, это был не вор. Что же он искал в таком случае? Мои бумаги, мою карту, инструкции полковника? Значит, вполне возможно, что люди, находящиеся на борту пароходика, интересуются нашей командировкой? Почему? Просто из любопытства?...
Вопросы вертелись в моей голове, и я не находил на них никакого ответа. Укладывая вещи, я подумал, что, может быть, ошибся, может, это джунгли и изнурительная скука путешествия сыграли со мной такую шутку, сбили с толку. Никто ничего не трогал и...
Нет. У меня было доказательство. Предохранитель на пистолете был снят, а я никогда не оставлял его в таком положении, никогда. Тут я никак не мог ошибиться.
Я подошел к иллюминатору и осмотрел пистолет при ярком свете. На темной стали его было немало отпечатков пальцев. Мои, Дега и того, кто, преследуя тайный умысел, рылся в моих вещах.
Глава 4. СТАРИК
Когда я поднялся на палубу, пистолет лежал у меня в заднем кармане брюк и был, естественно, хорошо виден. Первым заметил его капитан и посмотрел на меня прищурившись, сжав потрескавшиеся губы. А Дег невольно воскликнул:
-- Боже милостивый, Мартин? Да у вас в кармане...
-- Да, Дег. Там мой пистолет П-38.
-- А что вы собираетесь с ним делать?
-- Ничего. Хочу только продемонстрировать. Я имею право его носить. У меня есть разрешение бразильского правительства.
Я присел рядом с Дегом в тени тента.
-- Продемонстрировать? Кому?
-- Дег, ты ведь не рылся в моей сумке, не так ли? - спросил я вместо ответа.
-- Конечно, нет. А что?
-- А то, что кто-то это проделал.
-- Кто-то? Что-нибудь украли? -- побледнел Дег.
-- Нет, -- ответил я. -- Именно это меня и беспокоит. Если бы я обнаружил свои вещи в беспорядке, а рубашки были бы разбросаны по каюте и в конверте не оказалось бы денег... Короче, если б меня обокрали, я бы стал искать и, учитывая габариты пароходика, конечно, нашел бы и пропажу, и вора... Но все наоборот -- все вещи на месте и в полном порядке. Кто-то осмотрел их, явно что-то выискивая, и постарался не оставить следов.
-- Но как вы можете утверждать это, Мартин? -- удивился Дег.
Я прервал его.
-- Я могу утверждать это, Дег. Поверь мне... Знаешь, -- добавил я, -на пистолете был снят предохранитель...
-- А может быть, вы...
-- Нет, не может быть.
Больше мы ни о чем не говорили и сидели молча, глядя на желтоватую бурлящую воду, отливавшую на солнце серебром. Пароход с натужным гулом боролся с течением, с трудом отвоевывая каждый метр. В побелевшем от зноя небе медленно таяло небольшое серое облачко. Парило страшно.
-- Но что же он мог искать? -- спросил через некоторое время, Дег, уставившись в пространство перед собой.
-- Кто его знает. Может быть, он хотел заглянуть в бумаги.
Дег скривил губы и покачал головой, как бы говоря, что считает это нелепым.
-- Вы думаете, Мартин, что среди пассажиров этой развалины есть кто-то, кого интересуют наши бумаги? Старикашка, похожий на обезьяну, -- продолжал он, кивая на капитана, -- четверо неграмотных негров и эти несчастные индейцы... Вы думаете, их могли интересовать наши бумаги?
-- Не имеет значения, что я думаю, Дег. Кто-то рылся в моей дорожной сумке, и все. Возможно, из чистого любопытства, однако...
Дег поднялся.
-- Пойду посмотрю, трогали ли мои вещи, -- сказал он и направился вниз, во вдруг остановился.
-- Вы сказали "однако", -- проговорил он, наморщив лоб. -- Что вы имеете в. виду. Мартин?
Но я и сам не звал этого
-- Не могу тебе сказать точно. Дег... И все же меня не покидает ощущение, будто за мной следят. И возникло оно у меня не сегодня, а уже давно.
Дег снова сел рядом со мной.
-- Что? -- прошептал он испуганно. -- Не сегодня?
-- Ладно, оставим. Может, все это и к лучшему. Видишь ли, Дег, все началось еще там, в кабинете полковника, когда он рассказывал мне о нашем деле и показал перо и коготь Онакторниса... Еще тогда у меня возникло странное ощущение, будто кто-то наблюдает за мной... Самовнушение, разумеется. Но на пароходе это ощущение стало еще сильнее. Я чувствую близость врага, Дег.
Он посмотрел на меня, потом огляделся вокруг. Никто не обращал на нас внимания.
Но здесь, -- сказал Дег, -- у нас и в самом деле может оказаться какой-нибудь враг, не так ли? Какой-нибудь человек, который, скажем, ненавидит белых... Или кто-то, кому хотелось бы ограбить нас... Вы это имеете в виду, Мартин?
-- Я же говорю тебе, что не знаю. Конечно, тут дело проще -- на этом пароходике действительно кто-то может за нами следить... И все же у меня сейчас точно такое же чувство, как в тот раз, когда я впервые увидел на столе у полковника перо и коготь. Я чувствую что-то зловещее и непостижимое.
-- Зловещее и непостижимое, -- помолчав, повторил Дег.
Я похлопал его по плечу.
-- Ладно, не будем терять времени. Иди осмотри свои вещи. Через два дня прибываем в Марагуа. Будем надеяться, что вертолет уже ждет нас там.
Дег задумался, потом кивнул:
-- Будем надеяться. А что станем делать дальше?
-- Обоснуемся где-нибудь, постараемся собрать информацию и начнем летать туда-сюда над этой проклятой Страной Огромных Следов... Поговорим с комиссаром полиции, его помощь нам очень важна. Осмотрим несколько селений, побеседуем с индейцами... И поищем следы. Должны же они быть где-то, не та кли?
-- Да, конечно, должны быть...
С этими словами Дег спустился в каюту. Вернувшись через несколько минут, он сказал, что не заметил ничего особенного.
Этой ночью пароход бросил якорь возле нескольких покосившихся свай, а на рассвете мы продолжили путь. Теперь река, казалось, исчезла среди множества неглубоких искрящихся в солнечных лучах озер. При нашем приближении, шумно хлопая крыльями, с громкими криками взлетали огромные стаи птиц. Течение было медленное, вода мутная, илистая, а в небе, на которое быстро поднималось яркое, круглое солнце, уже сгущалась длинная пелена облаков. Пароход продвигался натужно пыхтя: от шума двигателей, усиленного грохочущим эхом леса, болели уши.
Мы вторглись в давно забытую Богом и людьми землю, в самую сердцевину многовекового, мрачного варварства, и от этого на душе делалось тяжко и тревожно. Казалось, мы покинули наше время и углубляемся в какую-то очень далекую эпоху, где властвуют дикие законы джунглей. Я старался не думать об Онакторнисе, но перед глазами все время так и стояли перо и коготь, а на сердце лежала тяжесть и мучило тревожное ожидание. Если какому-нибудь чудовищу и удалось пережить потоп, то оно могло скрываться только в этих необыкновенных краях.
-- Скоро Марагуа! -- неожиданно объявил капитан, в первый раз сказав что-то, не ожидая вопроса. Он повернулся к индейцам и повторил, кивком указывая впереди себя:
-- Марагуа!
Индейцы поднялись со своих мест и столпились у фальшборта.
Дег уложил фотоаппараты.
-- Я что-то волнуюсь немного, Мартин, -- признался он.
Я тоже нервничал. К тому же меня мучило нетерпение. Когда пароход миновал большой лесистый остров и перед нами открылся Марагуа, мы приветствовали его стоя, словно это был действительно большой город и наша командировка уже закончилась... Но она, напротив, только начиналась. Это был всего лишь конец путешествия.
И конец судоходной реки. Выше двигаться по ней могли только пироги или небольшие моторные лодки. Мы были теперь во власти могучей, неумолимой и торжествующей природы.
Марагуа возник перед нами в туманном, почти холодном свете. Эта горстка белых, полуразвалившихся домов, теснившихся к джунглям -- серые, беспорядочно разбросанные по берегу хижины, деревянная пристань, ободранная колокольня заброшенной церкви -- давали точное представление о фатальной немощи человека перед непреодолимой силой дикой природы. Кто-то пытался построить город, это верно. Но джунгли безжалостно отобрали у человека завоеванный клочок земли, и дома, сгрудившиеся на берегу реки, мне показалось, были похожи на часовых, выставленных потерпевшей поражение армией, которые только ожидали часа, чтобы сбежать по единственно возможной дороге... На вершине колокольни вместо колокола ярко пылали крупные желтые цветы какого-то диковинного вьющегося растения. И темные окна длинного низкого строения, заросшего высокими сорняками, были пусты -- словно безжизненные глазницы. Я попытался представить себе, как выглядел этот город во времена добытчиков каучука, в пору великой иллюзии и легкого обогащения, но не сумел. Конечно, когда-то по реке сновали лодки и ходили суда, когда-то тюки с товарами загромождали мол, когда-то улицы были заполнены шумной и радостной толпой добытчиков и торговцев, но все это давно исчезло. Прошлого больше не существовало, оно было перечеркнуто десятилетиями разорения и нищеты. Теперь оставалась только жуткая реальность этого крохотного умирающего городка.
Пока пароход причаливал к шаткому дебаркадеру, возле которого бурлила грязная вода, Дег вынес на палубу наши сумки. Капитан, Бог знает зачем, дернул сигнальный трос, и глухой, сиплый гудок потревожил недвижный воздух. Индейцы не шелохнулись.
Дег тихо выругался:
-- Черт побери, Мартин, что за место! И готов спорить, -- грустно добавил он, -- вертолета нет еще и в помине!
Так и оказалось: вертолета не было. Сопровождаемые несколькими оборванцами, мы направились в гостиницу -- жалкое каменное строение на пыльной площади. Здание строили во времена процветания -- еще заметны были под серым налетом плесени обшарпанные лепные украшения, целы были колонны из искусственного мрамора, там и тут висели покрытые паутиной лохмотья старой штофной обивки. А в солидной, почерневшей от времени раме еще блестел кусок зеркала. Потрескавшиеся стены были прибежищем медлительных, скользких насекомых. В здании царила влажная, противная, совершенно невыносимая духота. Я подумал, что жить в Марагуа -- это все равно что постепенно умирать -- тягуче, день ото дня.