* * *
   По пути Сергей и Харакири пытались узнать какой мне удалось разжиться информацией. Я молчала и лишь отмахивалась, погруженная в свои мысли.
   “Много будут знать, раньше состарятся,” — решила я, не понимая их настойчивости.
   Они же не отставали. Особенно Харакири, который обижался и все бубнил:
   — Сама же говорила, что все мы члены БАГа, и сама же теперь молчит.
   Когда же он стал слишком наседать, я прикинулась спящей. Харакири, упрямец, долго меня тормошил, пока Сергей не сказал:
   — Оставь ее, пускай поспит, намаялась, бедная.
   В голосе его явственно слышалась столь необходимая мне нежность.
   “И все же он очень мил,” — подумала я, действительно засыпая.

Глава 31

ДОЛГ ЧЕСТИ
   “Сосновый коридор”. Наконец-то. Времени нет. Послы Микадо вот-вот пройдут вдоль раздвижных перегородок, с рисунками сосен на морском берегу. В Белый Кабинет сегуна. Близится время. Почти десять…
   Асано Наганори укрылся за раздвижными перегородками — стенами коридора. Из Зала Приемов в Белый Кабинет медленно шествует начальник охраны, Кадзикава Ёритору.
   “Враг! Меч из ножен! Асано Наганори не потерпит бесчестия!”
   Он изготовился. Мелькнула мысль: “Жаль! Нет длинного меча. Запрещен во дворце сегуна. Не беда. И коротким достану.”
   Тускло блеснул клинок. Асано молнией вылетел из-за перегородки.
   — Знаешь, за что мщу! — крикнул он, замахнувшись мечом.
   Грозно надвинулся на Ёритору. Чуть промедлил, глядя в глаза. Впитал смертельный ужас врага.
   — Стой, безумец! Стой! — грянул окрик.
   Меж Наганори и Ёритору вклинился престарелый Кира Ёсинака. Незаметно появился из Белого Кабинета. Раскинув руки, прикрыл начальника охраны.
   — Зарублю! — рявкнул Асано.
   — Руби старика, — содрогаясь, ответил Кира. — Тебе отомстят. Отрубят голову. Ты обнажил меч во дворце. И мой клан…
   — Уйди! — теряя самообладание закричал Асано.
   — Нет, — возразил старый самурай. — Я церемониймейстер двора. Под угрозой прием. Одумайся! Еще могут простить.
   За спиной Кира в оцепенении застыл Ёритору. Холодный пот стекал с его лба.
   “Проклятый Кира! Встал на пути! Не смогу дотянуться коротким мечом! Злейший враг, Ёритору, спрятался за чужой спиной! Недосягаем!”
   Асано потерял голову.
   — Получай, старик! Не будь упрямцем! — рассвирепел он.
   Плашмя ударил мечом. Еще! Еще!
   Кира упал. По лицу заструилась кровь. Ёритору очнулся, перехватил руку Асано, удерживая меч. Набежали люди.
   — Убью! — рычал Асано.
   Его повалили на пол. Обезоружили.
   Уже в руках стражи Асано крикнул:
   — Я отомстил! Теперь отомстил!
   Отважный Наганори сошел с ума?! Кому отомстил? Дряхлому старику? Церемониймейстеру?
   Никто не понял выкрика Асано. Его грубо поволокли в Янаги-но ма — “Ивовую комнату” — заперли, выставили стражу.
   Велик клан Асано. Но… Скоро решили судьбу самурая. В одиннадцать перевезли из эдосского замка в особняк Тамура Укёдаю. Собрали экстренное заседание правительства. Его возглавил сегун!
   Как наказать наглеца? Очевидна ли вина? Не помутился ли разум Асано?
   Приговор огласили к полудню. Сочли: вина очевидна. Обнажил меч во дворе сегуна. Из мести напал на безоружного самурая. Опозорил правительство в глазах послов. В глазах Микадо! Не безумен, сам признал. Напал из мести.
   Приговор гласил:
   “Асано Наганори пожаловать указом о смерти! Предписать сэппуку. Личное имущество конфисковать. Клан Асано расформировать.”
   Великая милость!!!
   За Асано заступились. Многие помнили его благодеяния. Другой бы не знал снисхождения. Покрыл бы себя бесчестием. Другой, не Асано.
   Все не любили бесчестного изменчивого, “как плывущее облако”, Кира, распутного, алчного и жестокого. Ему никто не поверил. Он говорил, что грудью защищал Ёритору.
   Представить невозможно! Кира защищает кого-то!!!
   Решили: Асано говорит правду. Мщение предназначалось именно Кира Ёсинака.
   Вечером того же дня Асано Наганори покончил с собой, соблюдая ритуал. По обычаю, голову ему после сэппуку отсек лучший друг и главный вассал, истинный гиси Обоси Кураносукэ.
   Посмертное послание, дзисей, оставил Асано Наганори.
 
   Под порывом весеннего ветра
   Цветы опадают
   Я еще легче
   С жизнью прощаюсь.
   И все ж — почему?
 
   Сумитомо утирал слезы, читая посмертные стихи друга. Более всех понял подтекст. Но… В воздухе повис вопрос Асано.
   “И все ж — почему?”
   И Сумитомо не мог отыскать ответа!
   * * *
   Утро я встретила (уже можно сказать) традиционно — между двумя мужчинами. И на этот раз все мы лежали на кровати испанского гарнитура и снова были одеты: я по-прежнему в платье невесты, Сергей и Харакири в сильно помятых английских костюмах.
   Мелькнула первая мысль: “Сообщнички почему-то от меня не избавились, хотя имели такую возможность. Пока я спала, была беззащитна.”
   За первой мыслью мелькнула вторая: “И спала я в квартире Сергея, но кто же сюда меня заносил? Оба сильные, рослые, не стали бы вдвоем тащить меня, пушинку, значит нес кто-то один. Кто взял на себя эту приятную миссию? Ах, как хочется знать, кто же нес меня на руках в эту роскошную кровать?”
   Я повернула голову налево — Харакири спал, как убитый, повернула голову направо — Сергей ни в чем ему не уступал.
   “Сереженька, — прислушиваясь к сладкому томлению в груди, подумала я. — Мой Сереженька. Как он мил. Просто душка.”
   Словно подслушав мои мысли, Сергей приоткрыл один глаз и, увидев меня, улыбнулся.
   — Софья, — ласково прошептал он, — почему ты не спишь?
   — Почему здесь это? — вместо ответа спросила я, презрительно кивая на Харакири и давая Сергею понять, что уж кто-кто, а Харакири здесь лишний.
   Неизвестно как началось бы это утро, не окажись в кровати посторонний? Сердце мое истосковалось по ласке, не в лучшем состоянии и другие органы.
   Похоже, Сергей понял ход моих мыслей. Его широкая сильная ладонь легла поверх моей узкой и слабой.
   — Софья, — с непередаваемой нежностью прошептал он, — сам мечтал от него избавиться, но этот наглец не хотел уходить. Ни в какую. Все твердил, что не доверит мне почетного члена БАГа. Пришлось взять его с собой сюда, в постель.
   — Жаль, — вздохнула я, — уже охотно его потеряла бы. Не представляешь, как этот болван мне надоел.
   — Оч-чень представляю, оч-чень представляю, — ответил Сергей, осторожно лаская мою руку.
   Я заробела, приподняла голову с подушки, он тоже голову приподнял, губы потянулись к губам, глаза встретились и…
   И раздался противный голос Харакири.
   — Ого, уже утро! — с оптимизмом кретина закричал он, вскакивая с постели и тут же принимаясь делать зарядку. Прямо в английском костюме.
   Как две испуганные пташки, в разные стороны разлетелись наши головы.
   — Да, уже утро, — сердито подтвердил Сергей, смущенно застегивая пуговицу пиджака.
   — Утро-утро, — пробурчала я, механический поправляя прическу. — Чем скакать тут козлом, лучше пойди умойся.
   Харакири как раз подпрыгивал на месте, своими острыми коленями едва ли не доставая до подбородка.
   — Это мысль, местами неплохо бы и побриться, — обрадовался он и ускакал в ванную.
   Мы снова остались одни, но флер и аура были безнадежно разрушены чертовым Харакири. В комнате повисло напряженное молчание, которое первой нарушила я, сказав:
   — Если хочешь, сейчас же уйду.
   В глазах Сергея промелькнул неподдельный ужас:
   — Нет-нет. Зачем?
   — Ну-у, чтобы не подвергать опасности тебя и твой бизнес.
   Он махнул рукой:
   — Ерунда, мы же не делаем ничего плохого, а в то, что ты, такая милая и нежная, член какого-то дурацкого БАГа, лично я не верю.
   — А в покушение? — поинтересовалась я, окончательно оттаивая душою.
   Сергей внезапно разгорячился, даже подскочил на кровати.
   — Что? — воскликнул он. — Ты? Покушалась на президента? Ерунда! Никогда в это не поверю! Ты и мухи не обидишь!
   — Зато задолбу эту муху так, что та сама на меня накинется, — усмехнулась я, вспоминая слова полковника.
   Сергей решительно со мной не согласился:
   — Да не-ет, Соня, это неправда, ты на себя наговариваешь. Ты самая обычная женщина, — с напором начал он.
   — Обычная? — я постаралась вложить в свой голос как можно больше растерянности и разочарования. — Обычная?
   Сергей осекся.
   — Нет, не обычная, а самая в этом мире необыкновенная! — с искренним жаром воскликнул он.
   Глаза его снова наполнились нежностью:
   — Ты смелая, добрая, умная, красивая. Я восхищен тобой, восхищен…
   Аура! Снова аура опустилась на нас! На нас опустилась аура влечения, обдало дуновением страсти, опьянила томная пелена ожидания, поманил сладкий флёр надежд…
   — Соня… Соня… — прошептал он.
   — Ах, — вздохнула я.
   Наши глаза снова встретились, губы потянулись к губам и…
   И снова раздался противный голос Харакири.
   — Водичка приятная, — сообщил он тоном, искупавшегося в море.
   Сергей психанул:
   — Черт тебя побери! Ты что, прохвост, сюда пришел купаться?
   — Вот именно, — с осуждением подтвердила я. — Нашел место.
   — Я пришел сюда дело делать, — просветил нас Харакири и, энергично боднув головой пространство, спросил:
   — Какие планы на сегодня?
   — Едем к парализованному! — скомандовала я.
   — Не рановато ли, София? — интеллигентно поинтересовался Харакири.
   — В самый раз, — отрезала я. — Пока до дома Любы доберемся, Далила его вывезет на моцион.
   Сергей согласился молча. “С тобой хоть на край света,” — говорило его лицо, а вот Харакири кивнул и поник. На его лице читалась неоправданная надежда.
   “А на какие планы рассчитывал он?” — удивилась я, отправляясь в ванную.
   Там мне пришлось расстаться с платьем невесты.
   “Может в ближайшее время Сереженька подарит новое, уже купленное для меня?” — подумала я, с большой неохотой переодеваясь в свой старый костюм, купленный перед походом к стилисту.
   * * *
   Мы подкатили к дому, соседствующему с домом Любы. “Бентли” я велела припарковать у тротуара, как только мы свернули с проспекта.
   Место для стоянки оказалось великолепным, чудесно просматривался если не весь сквер, то та его часть, откуда ожидалась Далила. С удовлетворением я отметила, что могу за ней наблюдать, не выходя из автомобиля.
   — И долго мы здесь тусоваться будем? — сердито спросил Харакири.
   Он почему-то нервничал, думаю, боялся соратников Владимира Владимировича.
   — Тусоваться будем, пока не появится парализованный, — тоже сердито ответила я.
   — А зачем он нам?
   С присущей мне искренностью я сообщила:
   — Задам ему пару вопросов, а если ты не отстанешь, то сейчас же откажусь от твоих услуг.
   Харакири глупо заржал, успокоился и начал травить анекдоты.
   Я не слушала его и даже не обременялась смехом, Сергей себя вел аналогично. Он не сводил с меня своих синих глаз, в которых легко читалась нежность.
   Естественно, что в такой обстановке ожидание меня не тяготило. Более того, когда в начале сквера показалась Далила, я даже испытала легкое сожаление, так под этим влюбленным взглядом мне было хорошо.
   Боюсь, Харакири наши чувства заметил. Уж слишком он обрадовался родственнице парализованного.
   — Вон они! — закричал Харакири.
   — Видим-видим, не слепые, — недовольно зашикали мы с Сергеем.
   Далила катила парализованного в нашу сторону. Она вывезла его на середину сквера и оставила загорать на солнышке, а сама преспокойно удалилась.
   Как только ее стройная фигурка скрылась из вида, я грозно посмотрела на Харакири и с патетикой изрекла:
   — Слушай меня, славный ронин! Доставить парализованного к машине!
   — Похищаем?! — радостно изумился тот.
   — А может не надо? — с удивленным сомнением поинтересовался Сергей.
   — Не похищаем, а подвергнем некоторому анализу, — пояснила я.
   — У-фф-ф, — облегченно выдохнул Сергей, покорно покидая “Бентли”, хотя я его об этом не просила, целиком положившись на Харакири.
   — Не похищаем что ли? — разочарованно спросил Харакири и нехотя поплелся за Сергеем.
   Было очевидно, что он готовил себя к настоящим подвигам.

Глава 32

   Воровато озираясь по сторонам, Сергей и Харакири вплотную приблизились к коляске и в нерешительности застыли, тупо уставившись на парализованного. Тот ответил им точно таким же взглядом и зачем-то обильно пустил слюну. Сергей и Харакири испуганно отпрянули и в панике собрались ретироваться, но я грозно закашляла и на всякий случай показала кулак. Вдохновленные, они схватили коляску и спринтерски покатили ее к “Бентли”.
   Я внимательно наблюдала за паралитиком. Похищение очень плохо отразилось на нем: бедняга пришел в неописуемое волнение, перестал пускать слюни, испуганно завертел головой и, что удивительней всего, в глазах его появилось смятение, даже хуже — ужас. Казалось, еще немного, и беднягу парализует опять.
   “Не перестараться бы раньше времени,” — с опаской подумала я, отмечая, что оба паралитика (и этот и деревенский) на одно лицо. Просто-таки одна и та же рожа. Не обманула старуха — близнецы.
   — Что теперь с ним делать? — спросил Сергей, подкатывая коляску ко мне.
   На лице паралитика промелькнула новая волна смятения. Было очевидно, что он судорожно ищет и не находит ответы на многие вопросы.
   Я извлекла из воротника своего костюма булавку и бодро всадила ее в плечо паралитика. Вопль, который он издал, до сих пор волнует мои уши. Орал так, словно всадила я не булавку да и не в плечо… Дьявольские звуки из ядра преисподней, вот что был этот крик.
   Мои изумленные сподвижники, в отличие от лже-Федота, дар речи абсолютно потеряли, отпрянули и готовы были к паническому бегству, но паралитик их опередил.
   Он выскочил из коляски и припустил с такой скоростью, которой позавидовал бы любой чемпион.
   — Держите его! — скомандовала я, резво устремляясь за паралитиком.
   Харакири где стоял, там и остался, открыв рот от удивления. Зато Сергей проявил немалую сноровку и бросился вслед за мной, точнее за паралитиком, потому что сразу меня обогнал. Бежали мы живо, но дистанция, хоть была и мала, никак не сокращалась.
   — Стой, Лавр, стой! — в отчаянии крикнула я вдогонку беглецу, без всякой надежды, что он приказ мой выполнит.
   Однако, эффект оказался ошеломительным. Лже-паралитик так резко затормозил, что Сергей с размаху налетел на него, и они покатились по асфальту, мутузя друг друга.
   Впрочем, силы оказались слишком неравны: уже через минуту Сергей вполне профессионально конвоировал беглеца ко мне, заломив ему за спину руку. При этом паралитик орал, как резаный:
   — Это не я, падлой буду, не я!
   Я поспешила успокоить беднягу:
   — Мы не от ментов и не от братвы и здесь совсем по другому делу. Если про себя всю правду скажешь, отпустим, — пообещала я, и он заговорил.
   — Так братва подлататься желала, — зашугано озираясь сообщил паралитик. — Ну поставили на уши фраеров, взяли на шарп, а того фраера, что на катушках, вольнули. Рябой ему из трубки, из керогаза, в калган шмальнул, и камелию его туда же. Рябой в отлучке, хотя у него катушка на размотке была, потому меченый и потому же злой. К тому бусой был. Васька — ноги, он не фраер даже, мужиком чалился. Мы с Рябым бошни и товар отклоцали, а тут подкова. Я с двумя сидорами и отскакал, а потом отскочил на паре. Сукой буду не кружева плету! Все!
   И лже-паралитик замолчал.
   Сподвижники уставились на меня округлившимися глазами.
   — Что он несет? — так и не закрывая рта, вопросил Харакири.
   Я с достоинством пояснила:
   — Это по фене, вам не понять.
   — А вам, понять? — с усмешкой спросил у меня Сергей.
   — А то!
   Я преисполнилась превосходства. Вот что значит писательское мастерство. С любого языка перевести могу.
   — Значит так, — сообщила я, — он сказал: его преступные сообщники решили подзаработать и для этого ограбили неких людей. Ограбление провели дерзко. Одного из потерпевших, особо шустрого, застрелили из пистолета в голову. Так же поступили и с его подругой — красивой женщиной легкого поведения. Сделал это какой-то Рябой, сбежавший из мест лишения свободы несмотря на то, что ему сидеть осталось совсем немного. Рябой испугался того, что он в розыске, ну и кроме того пьяный он был. А вот налетчик Васька, тот с испугу убежал, потому что он не профессиональный преступник. Он на такое развитие событий не рассчитывал. Затем наш приятель и Рябой добрались до денег и вещей, которые сложили в два мешка. Тут и подоспела милиция. Наш приятель убежал с двумя мешками, набитыми награбленным, и уехал на такси. Он клянется, что говорит правду.
   — Ну ты даешь, София! — изумился Харакири и наконец-то закрыл рот.
   Сергей лишь восхищенно крякнул.
   Удовлетворенная, я строго посмотрела на пленника и приказала:
   — Лавр, видишь, здесь интеллигентные все люди, лучше говори по-русски, иначе сдам ментам.
   — Мне что к ментам, что к братве все одно, — грустно ответил Лавр. — Порешат. Что-то там Васька унес такое — туши свет кидай гранату! А думают, что это у меня. Доказывать нечем. Васька потерялся с концами. Никто не верит, что он раньше сбежал. А кое-кто думает, что мы с ним в завязке, ну, напарники значит. Вот я и схоронился. Братана посредством приятеля в деревню свез, а сам в его кресло пристроился. Тошно уже лежать, — пожаловался он, явно ища сочувствия.
   Я живо сочувствие изобразила, взглядом приглашая и сподвижников последовать моему примеру, да какой там. Им было не до меня. Сергей, слушая, просто ел Лавра глазами, Харакири тоже жадно поглощал информацию, от усердия снова открыв рот.
   Польщенный такой реакцией, Лавр немного расслабился и продолжил:
   — А тут еще баба эта, Далилка. Хоть и родственница она, да мне-то чужая, все боюсь, что разденет догола и мыть начнет. Девка она ладная, молодая, да и я не железный, а ну как возьмет и встанет? Какой тогда буду паралитик? Вмиг погорю. Только она все не моет и не моет, лишь грозится. Месяц уже только грозится, а мыть ни-ни. Хреново братану моему жилось. И что труднее всего, скажу я вам, так это под себя ходить. Никак с этим делом у меня не ладится. Уж сиделка и волноваться начала. “Мыши носят, что ли, у него,” — говорит.
   Харакири заржал, Сергей же был чрезвычайно серьезен. Он внимательно рассматривал Лавра и, безмерно меня удивив, неожиданно спросил:
   — А про то, что тут из гранатомета стреляли, ты что-нибудь знаешь?
   — Стреляли, не стреляли, какая мне разница. Не вникаю я. Мне весь этот шум даже в кайф. В наш дом теперь даже тараканов без проверки не пускают. Так что фраера облизнутся. Не добраться им до меня. А там может и Васька сыщется. Тогда заживу.
   — Отпусти его, — приказала я Сергею, цепко державшему Лавра за руку.
   Он выразил опасение:
   — Не сбежит?
   — Слышал же, что бежать ему некуда, — напомнил Харакири и добавил: — Да и мы с ногами, догоним.
   Сергей нехотя Лавра отпустил и воззрился на меня с немым вопросом.
   — Отойди, пожалуйста, метров на десять, — ласково попросила я его и грозно обратилась к Харакири: — Иди, покури там в отдалении. Мне с человеком потолковать по душам надо.
   — Одну тебя не оставлю с бандитом, — взбунтовался Харакири. — Говори при мне.
   — При тебе не получится, — начала было я, но, изменив тактику, скороговоркой на ухо ему шепнула: — Слишком много свидетелей, не расколется. Иди, я потом тебе все расскажу.
   Харакири двинулся следом за Сергеем, но на лице его были написаны большие сомнения.
   Я ждала. Вдруг Сергей остановился, с опаской глянул на Лавра. Сколько тревоги было в его глазах! Когда же на меня устремились его сапфиры, было в них столько любви…

Глава 33

ХАРИМА
   Часто появляется Сумитомо в доме отца. Исполнен сыновней почтительности, весел.
   Что влечет его? Оставил он беспорядочный образ жизни. Отчего?
   Харима!
   Новая песня поселилась в душе поэта, не вытеснив, но затмив прекрасный мотив по имени Итумэ.
   “О, Итумэ! Бледная тень, ставшая лишь “росой эфемерной”… Встретимся в мире ином…”
   А Харима…
   Лицо ее лучезарней цветов молодой вишни. Даже затворник скалистой пещеры не сдержит вздоха. Прервет медитацию.
   Сумитомо не уставал повторять Хариме:
   — Как давно я не был рядом с тобой.
   — Но вы были только вчера, — краснея, напоминала Харима.
   Сумитомо, истинный поэт, отвечал стихами:
   … Не то чтобы я не видел тебя,
   Не то чтобы видел,
   Но вспоминая тебя,
   Я грущу целый день…
   Еще больше краснела Харима, изредка лишь позволяя себе влюбленными глазами взглянуть на Сумитомо.
   Но настал день, мрачный вернулся Сумитомо из Киото.
   — Время пришло, — сказал он Хариме, с болью глядя на ее поникшие плечи. — Пора, видно не будет мне счастья. А там… Боги и Будды решат…
   — Ждать я готова всю жизнь, — прошелестела Харима, впервые глянув прямо в глаза Сумитомо. — Знаю, вы хотите добра. Значит так будет.
   Харима закрыла глаза. Процитировала “Мэн-дзы”: “Тем, кто любит других и пользу приносит, счастье дарует Небо, тем, кто клевещет, вредит, Небо приносит беду…”
   “Прекрасное образование дал ей отец, — порадовался Сумитомо, наслаждаясь ритмом китайских стихов. — А как хороша! “Когда она улыбнется, все красотки шести дворов исчезают.” Я не теряю трон, лишь жизнь могу потерять. О, Харима! Кому нужен воин, потерпевший бесчестие? Может ли он снискать уважение?”
   Сумитомо ответил возлюбленной тоже китайскими стихами:
   “Душа моя в холодном облаке движется к Восточной столице.
   В этом мире тлена и суеты жизнь оправдана долгом.
   Сколько лет я тащился по жизни, созерцая цветы, вкушая вино!
   Время настало! — Ветер, иней и снег на заре.”
   Смело подняла глаза Харима, твердо молвила:
   — Нет иного пути, господин. Я буду ждать… ваших писем.
   Вновь потупилась, тихо продекламировала:
   “Лишь увижу след вашей кисти,
   Слезы хлынут, как ливни.
   А слов,
   Что б ответить как должно,
   Смогу ли найти?”
   Сумитомо пришел в восторг.
   — Ты так искусна, можно ли еще послушать?
   — Десять тысяч стихов написала, вас, господин, ожидая. Если один лишь отметите, счастлива буду. Верю, вы возвратитесь, хоть и надежды немного.
   Возвратитесь… И тогда буду вам читать…
   — Что ж, хватит стихов, Харима, — едва сдерживая волнение, сказал Сумитомо. — Если Боги даруют удачу, а Будды расположение, вечным будет союз наш. Но… Пора! Нужно исполнить гири!
   * * *
   Оставшись наедине с Лавром, я сразу взяла быка за рога.
   — Зачем ты стрелял в президента? — грозно спросила я.
   Лавр испугался и даже попятился:
   — Чего?
   — Не “чего”, а бабахнул из гранатомета, — заверила я, на всякий случай хватая его за руку, чтобы сдуру не побежал.
   Лавр заволновался.
   — Не-е, не из чего не бабахал, — принялся убеждать он меня. — И в руках отродясь не держал этой “Мухи”. Из нормальной волыны, из нагана там или из чего другого это я могу, а из гранатомета, нет.
   Признаться, удивилась я:
   — Откуда же, тогда, знаешь, что из “Мухи” пальнули, если не стрелял?
   — Слышал, ведь не глухой. Все только и говорят, что об этом.
   — Кто — все?
   — Да и сиделка, и Далилка, и Любка-соседка. Все говорят между собой.
   Ха! Все уже говорят о моей “Мухе”! Куда только ФСБ смотрит?
   — А что говорят-то? — заинтересовалась я.
   Лавр усмехнулся:
   — Что это страшная тайна, что приказано было об этом молчать и все подобное. Меня же они за мебель принимают, а я, хочешь — не хочешь, слушаю.
   Должна сказать, что на самом деле я Лавра в склонности к покушению на президента не подозревала. Было очевидно, что Лавр этот специалист по блатному делу и ни на какие идейные соображения от рождения не способен, как и на сильные поступки, касающиеся разногласий с властями. Он раб своего эгоизма и действительно от кого-то скрывается, а под паралитика закосил лишь от страха.
   Но с другой стороны фуфайка как-то в его шкаф попала, и попасть она могла только сразу после выстрела, в те самые три минуты, которые были у террориста до появления охраны. Дело происходило в понедельник, Лавр не в сквере загорал, а за стенкой лежал и не мог не знать, кто положил в его шкаф фуфайку.
   Если до встречи с Лавром я еще испытывала сомнения и выделяла какой-то процент на его соучастие с заговорщиками, то теперь склонялась к мысли гораздо более невероятной: по всему выходило, что фуфайку в шкаф парализованного забросил… полковник.
   Да-да, полковник, который сцапал меня, мой старый знакомец Петр Петрович, сосед Любы.
   Почему он? А потому, что больше некому. Чудес на свете не бывает. Судите сами: в недрах Любиной семьи никакому заговору не созреть, наличие длинного Любиного языка тому живейшая гарантия. Старая дева тоже отпадает. Даже если от нищеты она и решилась бы на измену, то спрятать мужика в фуфайке в своей квартире не смогла бы, там здорово все перешерстили. Если вообразить, что она сама из гранатомета пальнула, то тут же выплывает вопрос: почему на ее теле не нашли следов пепла и гари? Ведь глаза и руки стрелявшего ничем не были защищены.
   Впрочем, размышления о старой деве беспочвенны, стрелял мужчина, в этом я абсолютно уверена, как теперь уверена и в том, что это совсем не парализованный, то бишь не Лавр.
   Охрана этажом выше, охрана этажом ниже…
   Тогда остается сам полковник. Он, как сосед, мог на новоселье зайти. Правда я его не видела, но, думаю, он к этому и не стремился. Где-нибудь на кухне поздравил Любу, да заодно отравы в спиртное и подлил. Утром надел фуфайку, шлем и зашел в Любину квартиру, из “Мухи” бабахнул и бежать. “Муху” сунул мне в руки, а фуфайку паралитику подложил, думаю и шлем в кармане фуфайки. Потом в свою квартиру зашел, смыл гарь с рук и глаз… Этим, кстати, объясняется странный факт, что он прибыл на место преступления позже охраны, хотя находился на этом же этаже…