Страница:
Еще не сорвала, но вот-вот сорву. Вот-вот весь заговор раскрою! Одна! За всю ФСБ! Вот она Я!
Я! Я!!! Я!!!!!
Легко представить какие эмоции переполняли меня. Я мучилась, я страдала, страшно гордилась собой и тут же себя жалела: “И такого человека они преследуют и в темницу бросить хотят? А все этот гад, полковник! Он-то меня и оболгал. Кому скорее поверят, полковнику ФСБ или мне, скромной, хоть и всем известной писательнице-патриотке? … Конечно мне! А куда им деваться?”
Кто сам не грешен, тот, конечно, осудит меня за то, что разом забываю, порой, обо всех своих недостатках и кажется мне тогда, что перл из перлов я в этом мире, умнейший и справедливейший человек на планете. В этом есть своя польза: в такие моменты чувствую себя всемогущей.
“Нет, — решила я, — не бывать тому, чтобы это черное дело осталось безнаказанным. Жизни лишусь, но раскрою гнусный заговор, выведу на чистую воду мерзавцев!”
Но как?
И тут я вспомнила Капитолину. Просто удивительно, что так поздно о ней вспомнила. Капитолина женщина решительная, честная и благородная. Правда, с первого взгляда я этих достоинств в ней не угадала. Потому может, что слишком много достоинств обнаружила в ее муже Коле.
Да, теперь, когда пришли мудрость и опыт, могу точно сказать: один вред от этих мужчин. К примеру, какая милая у меня подруга, моя Капитолина, а ведь познакомились мы весьма недружелюбно, даже вспомнить стыдно, как мало на Капочке осталось после нашей первый встречи волос. Она смелая и решительная, но очень миниатюрная. Справиться с ней было совсем легко, ну, да что о быльем поросшем. Теперь мы обожаем друг дружку, жаль, только, видимся редко.
“Да, надо срочно мчаться к Капитолине, — решила я. — Ее Коля, хоть и тюфяк, а все-таки генерал ФСБ.”
Да, наш Коля генерал ФСБ. Просто удивительно как такие никчемные люди до генералов дослуживаются. И, главное, зачем? Как жила Капитолина в своей двухкомнатной квартирке, так и живет…
Нет, вру, в трехкомнатную перебралась, но рыдания душат меня, когда гляжу я на эту квартирку, а Капитолину рыдания душат, когда глядит она на мои хоромы.
Да, у меня роскошные хоромы, и это при том, что у меня ни разу не было мужа генерала ФСБ.
Как тут рыданиями не душиться?
И обратите внимание, нас душат рыдания, а Коле хоть бы хны. Он, с присущей ему честностью, хладнокровно смотрит на наши страдания и в ус не дует. Сколько раз моя Тамарка за помощью к Коле обращалась и деньги очень большие сулила, но каждый раз получала возмущенный отказ и добрый совет жить по совести, то есть честно. Будто это пройдохе Тамарке от генерала ФСБ нужно!
Боже мой! Бедная Капа! В стране только ленивый не ворует, Коля же дослужился до генеральских погон, но так ни смелости ни ума и не набрался, иначе чем такой нонсенс объяснить, что человек упорно воровать и брать взятки отказывается? Абсолютно уверена, что нет у Коли ума. Судите сами: все, что плохо лежит, он наивно чужим считает. О каком уж уме тут скажешь?
Впрочем, стоит ему хоть на шаг от своей Капитолины отойти, как смелость, ум и решительность появляются у него бог знает откуда. И все это непромедлительно он Родине отдает с утра и до глубокой ночи. Сослуживцы так хвалят его, что, порой, мы с Капой гадаем наш ли это Коля и если наш, то где таких качеств набрался?
Сам он, конечно, утверждает, что ум, смелость и решительность всосал с молоком матери, но лично я думаю, что всего этого добра он у Капы своей и нахватался, не даром же горюет она, что своими руками его вывела в люди, откуда невозможно теперь его загнать обратно домой. Даже в отпускное время, даже когда в квартире ремонт, этот бестолковый Коля рвется на работу.
“Да, к Капитолине, — укрепилась я в своем решении, — с таким вопросом больше не к кому. Слава богу, дожилась до таких времен, когда и Колькина честность на что-то сгодится.”
— Так куда мы едем? — уже нетерпеливо поинтересовался Сергей.
— Да, пора бы уж и куда-нибудь поехать, — энергично согласился с ним Харакири.
Возникла необходимость принимать решение.
“Тащить их к Капитолине рискованно, — подумала я. — Коля, конечно, генерал, но его жена моя подруга, следовательно есть опасность, что и за его квартиркой присматривают. Если Сергея засвечу, лишусь крова, бежать совсем будет некуда, где ночевать тогда? В кустах? На вокзале? Нет уж, лучше на испанской кровати. К тому же с Сережей у нас флирт, даже больше: намечается страшенный роман, следовательно небезразличен мне уже и его бизнес. Зачем без всякой нужды подставлять хорошего человека?”
И я решила не брать с собой Сергея.
А поразмыслив немного, удивилась и тому, как может о Харакири вопрос стоять? На кой ляд он мне в разговоре с Капитолиной? Уши развесит, а я, между делом, о Женьке с Юлькой должна ей много чего рассказать. Да-да! Капа не в курсе до какого дожила я предательства!
“В общем, — решила я, — от спутников пора избавляться.”
— Поезжай-ка домой, Сережа, а у меня дела, — ласково сказала я, и Сергей испугался.
— Как домой? А ты? — спросил он, неприветливо глянув на Харакири, который тут же заважничал, презрительно усмехнулся и заявил:
— А мы без тебя обойдемся.
— Ты, кстати, тоже мне больше не нужен, — с удовольствием обломала я вконец обнаглевшего Харакири.
Он забеспокоился похлеще Сергея:
— Как — не нужен? Почему не нужен?
— Все, ребята, расстаемся, не хочу больше вами рисковать, потому что уже смертельной опасности подвергаюсь. Теперь одна на дело пойду.
Харакири, как обычно, от удивления открыл рот, реакция же Сергея оказалась неожиданной.
— Раз ты в опасности, значит я должен быть рядом, — заявил он.
Удивление Харакири сменилось возмущением.
— Что? — закричал он. — Ты? Почему именно ты? Ты не член БАГа! Это мы, члены, всю ответственность несем за борьбу с автократией и с этим, как его, с тоталитаризмом. Вот станешь членом и валяй, геройствуй! А пока изволь проваливать, пока по-хорошему просят.
Однако, несмотря на грозное заявление Харакири, Сергей проваливать не спешил. Вместо этого он начал занудливо и подробно объяснять, что и Харакири еще не член БАГа.
— Не БАГа, а ВАГа, — компетентно поправила я, чем несказанно сразу обоих удивила.
Теперь уже и Сергей открыл рот, хотя раньше за ним такой привычки не водилось.
— Почему “ВАГа”? — спросил он.
— Да, почему это “ВАГа”? — следом за ним поинтересовался и Харакири. — Уже что ли переименовали?
Напустив на себя побольше важности, я ответила:
— Не переименовали, а сразу такое название дали. “Всероссийская ассоциация граждан” — вот как это называется. Пока вам не слишком доверяла, в целях конспирации говорила БАГ, теперь же вижу, что парни вы в доску свои, и от конспирации решила отказаться. Пора уже знать вам, с кем дело имеете.
Признаться, мальчики мои от сообщения этого обалдели, хотела бы сказать иначе, да будет неточно. Пока они таращили глаза, я гордо повела подбородком и поставила их в известность:
— Мне пора!
Харакири мгновенно пришел в себя и эхом повторил:
— Нам пора!
Я тут же его пыл охладила:
— Не нам, а мне. Лотком своим займись, книгами, и… Ну, в общем, чем хочешь, тем и займись. Понадобишься, найду.
Харакири пришел в неописуемое волнение:
— Я же член! — завопил он. — Настоящий член! Сама же говорила!
Мне даже жалко его, дурачка, стало.
— Член, ты, член, конечно настоящий член, — успокоила я его. — Но дело, по которому иду, только для … членов политсовета. Простые настоящие члены тут не годятся.
Харакири погрустнел.
— София, — заныл он, — умоляю, не могу покинуть тебя в минуту опасности. Мой долг, мой священный гири…
— Вот ведь шарманку завел с гирей своей! — взорвался Сергей. — Сказано тебе: без сопливых обойдутся! Как Софья решила, так и будет.
Харакири окрысился и едва ли не с кулаками набросился на Сергея, но я одним махом покончила с препирательствами.
— Организация — это дисциплина, — заявила я. — Закончу дело и сразу с вами свяжусь. Поэтому отбывайте без дальнейших возражений.
— Хорошо, — мгновенно согласился Харакири, покидая “Бентли”.
Он открыл мою дверцу и галантно протянул руку, приглашая меня выйти. Я уже вынесла ноги из машины, собираясь нежным взглядом проститься с Сергеем, но он жалобно попросил:
— Соня, но хоть немного подвезти тебя можно?
Я мгновенно согласилась:
— Да, конечно.
Быстро вернула ноги в салон, хлопнула дверцей, и “Бентли” сорвался с места, оставив опешившего Харакири одиноко стоять у дороги с галантно протянутой рукой.
Глава 36
— Сумитомо, — воскликнул Тараокэ, — воины!
Из-за скалистого выступа показались буси в странных, черного цвета доспехах. Лица под масками. Тараокэ и Сумитомо пришпорили усталых коней. Сходу врубились в схватку. Лязгнули клинки. Вскоре лошади пали. Смертельно быстр меч Сумитомо, но трудно, необычайно трудно сражаться. Удивительно гибок, увертлив враг. Еще до того, как наметит удар Сумитомо, его противник знает, куда направлен клинок.
Отгородился Сумитомо от черных буси сверкающей стеной стали.
Веерная защита!
Рукоплещи сенсей Хосокава!
Видел Сумитомо как упал Тараокэ, получивший удар алебардой по шлему. Упал, но и сам уложил врага. Остановились противники перед сверкающей сталью, за которой спрятался Сумитомо. Поняли. Даже при численном преимуществе исход схватки неизвестен.
— Займемся тобой в другой раз, — выкрикнул высокий воин, и противники отошли.
Вскочили на коней. Вскоре только пыль напоминала о них Сумитомо.
“Да это же ниндзюцу! — прозрел он. — Странная техника боя. Странное поведение. Они не пожелали рисковать, хотя имели большое преимущество. Отступили. Ни один самурай так бы не сделал.”
Сумитомо оглянулся. Тараокэ лежал там, где поразил его удар алебарды.
“Вот еще доказательство, — подумал Сумитомо. — Любой самурай отсек бы голову поверженному противнику, а эти…”
Он подбежал к Тараокэ, перевернул его. Друг еще дышал. Листок, исчерканный иероглифами, выпал из его сумки. Сумитомо пробежал глазами письмо.
“… Я твердо и бесповоротно решил, что должен умереть достойно. Хотя я не забыл о престарелой матушке, о жене и детях, все же хочу сказать, что нет мне другого пути, кроме как положить жизнь во имя гири — во имя принципа воинского долга. Вам следует понять это, поняв, согласиться и не печалиться чрезмерно…
…Ничтожное имущество мое и деньги — все остается вам — для пропитания и воспитания детей. Но жизнь так длинна! Если средства истощатся, то — что же делать? вам придется умереть голодной смертью.”
— О, Боги! — воскликнул Сумитомо. — Онодэра Дзюнай к его жене. Он пишет о себе, как о мертвом!
Вдруг, Тараокэ, лежащий рядом с Сумитомо, открыл глаза и громко спросил:
— Где же эти черные воины, проклятые Богами?
Сумитомо расхохотался.
— Да ты жив, Тараокэ! — воскликнул он.
— И ничего не болит, — сообщил Тараокэ, — кроме головы.
— Слава Богам и Буддам! Крепкая у тебя голова!
Сумитомо присел на холодную землю рядом с Тараокэ.
— Полежи, друг, — попросил он. — А я подумаю.
— Неплохая идея, — ухмыльнулся Тараокэ и остался лежать, сражаясь с головокружением и болью.
Сумитомо сосредоточился.
“Как же так получилось, что Асано Наганори заранее знал о том, что мстителей будет сорок семь, ведь ронинов сорок шесть. Выходит, он учел и меня?
Невероятно.
А что, если крик о мщении не был случайность? Асано не смог поразить Ёритору, хотя и ранил Кира. Но он уже знал, что отомстил. Потому так и крикнул. Он знал, что раны Кира означают для него сэппуку. Знал, что я и вассалы будем мстить. Асано знал и то, что после мести ронинов правительство не пощадит этих гиси, преданных вассалу. И тогда…”
Голос Асано явственно, словно он находился рядом, зазвучал в голове Сумитомо.
“Тогда вся страна закипит. Надолго погрузится в смуту. Не выжить в этой круговерти Ёритору… Всему его роду. Я отомстил.”
Отзвуки голоса Асано продолжали жить в сердце Сумитомо.
Он встал. Помог подняться Тараокэ, подвел ему коня погибшего воина в черном. Сказал:
— Друг, до цели немного. Я больше не нужен тебе. Отправляйся один. У меня дела.
Тараокэ ускакал.
Сумитомо посмотрел ему вслед, не зная еще, что к тому времени, когда его друг вернется к товарищам, те уже будут пребывать в мире ином.
Упрямо будет надоедать сегунату просьбой о сэппуку честный Тараокэ, но его не пожалуют указом о смерти. Он будет жить еще долго. В монастыре.
Когда осела пыль из-под копыт коня Тараокэ, Сумитомо вновь опустился на землю. Вспомнил, что сказал ему сегодня погибший друг Асано, и пробормотал:
— Провидец.
* * *
“Бентли” мчал меня к Капитолине, я же, вместо того, чтобы продумывать серьезнейший разговор с подругой, вынуждена была отбиваться от притязаний Сергея. Он ни в какую не хотел отпускать меня одну. Все твердил:
— Софья, я за тебя боюсь, не успокоюсь, пока не узнаю куда ты собралась.
Я же все пыталась настроиться на Капитолину, он же все мешал и мешал.
— Да чего тебе бояться, Сережа? — наконец не выдержала я. — В квартиру генерала ФСБ собралась. Уж там-то в безопасности буду — не сдадут же друзья, лишь бы до этой квартиры добраться.
Сергей окончательно растерялся, что-то про мое бегство от ФСБ залепетал, про все опасности напомнил, но я его успокоила:
— Сережа, расслабься, там никто меня хватать не станет, потому что Капа, жена Коли, ну генерала, Николая Николаевича, в общем, моя Капа кого хочешь схватит сама. Это такая женщина! Такая женщина!
Для убедительности я закатила глаза и воздела руки, но, заметив скептицизм в сапфирах Сергея, отмахнулась и заключила:
— Короче, Капа не даст меня в обиду. Ее все сослуживцы мужа знают и боятся.
После отповеди такой Сергей последовал моему совету и немного расслабился, но в нравоучениях себя не ограничил. Исчерпавшись в нравоучениях, он раз десять напомнил, что я ему очень дорога, что должна быть предельно осторожна, а тут, слава богу, и дом Капы показался.
— Тормози! — радостно крикнула я.
Сергей покорно затормозил, я благодарно чмокнула его в щеку и торопливо покинула автомобиль, пообещав звонить прямо от подруги, конечно в том случае, если меня не арестуют.
Сергей, как и договаривались, сорвал свой “Бентли” с места и умчался, я же отправилась к Капе. Свернула в знакомый двор, ступила на зеленую аллею, ведущую к подъезду, и… вдруг чья-то рука легла сзади на мое плечо. Я вздрогнула, едва подавив крик.
— София, — услышала я сзади громкий шепот Харакири, — прости, что ослушался, но не мог пренебречь своим гири…
— А, чтоб тебя, — ругнулась я, испытывая невообразимое облегчение и одновременно чувствуя слабость в коленях.
— Как хочешь, София, но дальше чем на два шага от тебя не отойду, — торжественно изрек Харакири.
Такую твердость источали его изумруды, что я подумала: “Он не шутит.”
Подняла глаза на окна Капитолины, потом взглянула на Харакири и пригорюнилась: “Видно, придется эту гирю с собой таскать.“
— Ладно, пошли, — безнадежно махнув рукой, согласилась я. — Только сидеть будешь на кухне.
— Я тихо и незаметно, как ниньдзя, — обрадовался Харакири.
* * *
Капитолина, как я и предполагала, оказалась дома. Где ж ей утром в субботу быть?
Не стану рассказывать как она мне обрадовалась, потому что радость эта жила недолго — я тут же Капитолину и огорчила.
— У меня мелкие неприятности, — сказала я.
Капитолина ахнула и спросила:
— Какие?
— ФСБ подозревает, что я стреляла в президента, — с гордостью сообщила я.
Капитолина тут же, прямо при Харакири сделала стойку и, зверея, поинтересовалась:
— Они там что, все разом сошли с ума?
Я пожала плечами, предоставляя ей возможность сделать вывод самой. На выводы моя энергичная Капитолина много времени тратить не стала. Она резко сорвалась с места и через секунду уже терзала свой телефон.
— Что ты делаешь? — спросила я.
— Дам этим нахалам разгон, — пояснила она, имея ввиду только своего мужа.
Капитолина никогда не упускала момента сделать наставление мужу, а так же дать ему понять как сильно он уступает ей в интеллекте.
— Совсем с ума посходили, — нервно набирая номер, возмущалась она.
Конечно же и на этот раз ввиду имелся только ее Коля, который, по разумению Капитолины, был ответственен за все плохое, происходящее дома и в стране.
Я хотела сообщить ей некоторые подробности из состоявшегося покушения, но поняла, что не время: все это понадобится позже, когда Капитолина как следует выругает своего мужа и начнет собирать информацию на следующий заход.
— Просто сборище кретинов, — рявкнула она, с психу бросая трубку, тут же поднимая ее и снова набирая номер. — Сборище кретинов, и мой Коля во главе. Как им только в то место, которое они головой называют, стукнуло тебя подозревать? Ха! Выдвигать тебе! Тебе! Такие обвинения! Ты? Стреляла? В президента?
Капитолина с добрым презрением посмотрела на меня; я выпятила грудь и с важностью произнесла:
— Из гранатомета.
Капитолина сдвинула домиком свои выщипанные брови и подслеповато прищурила глаза:
— Из чего, из чего?
— Из “Мухи”, — пояснила я.
Капитолина снова с жаром бросила трубку на аппарат и рявкнула:
— И теперь они хотят из этой “Мухи” сделать слона?! Как это похоже на моего Колю!
— Совершенно с тобой согласна, — вставила я. — Это на всю ФСБу похоже.
— Не бывать этому! — заключила Капитолина и с новой яростью начала терзать телефон.
Харакири смотрел на нее с восхищением.
— Иди на кухню и жди меня там, — строго приказала я.
Он нехотя поплелся, а Капитолина тем временем, видимо, дозвонилась до своего мужа, иначе на кого бы еще так орала она?
— Что я слышу, черт возьми! — задыхаясь от праведного гнева, вопила Капитолина. — Что я случайно узнаю?! Твоя фирма тиранит мою подругу, а тебе все трын-трава? В этом ты весь!
Далее последовала короткая пауза, в которую, думаю, Коле удалось вставить пару слов, но лучше бы он этого не делал — только взвинтил мою Капу.
— Как “кого”?! — яростно вопросила она. — Ты не в курсе?!
Бедная моя подруга едва не подавилась собственной слюной, грозно глянула на меня и, прикрыв микрофон, неистово сообщила:
— Слышала, не в курсе этот болван!
Болван видимо тоже не молчал, потому что Капитолине тут же стало не до меня.
— Да как ты можешь? — закричала она. — Как ты можешь нести такое, когда о нашей чокнутой Соньке идет речь? “О какой, о какой!” — передразнила она. — О Мархалевой, о какой же еще! Нет! Ну ты! Ха! Придумать такое! Сонька стреляла в президента! Да она и мухи не обидит!
— Но задолбу эту муху так, что та сама на меня набросится, — пообещала я.
Капитолина с удовлетворением положила трубку и, победоносно глянув на меня, сказала:
— Сейчас Коля все узнает и позвонит, — и, вздыхая, добавила: — Что бы он без меня делал?
— Умер бы, — сказала я и мысленно уточнила: “От счастья.”
— Да, умер бы, — охотно согласилась Капитолина и, сделав презрительный жест, небрежно бросила: — Что мы все о ерунде, рассказывай! Рассказывай об этом покушении!
И я начала рассказывать. Начала с самого начала, с того момента, как познакомила своего Евгения с Юлькой, подругой детства. Капитолина внимательно слушала, время от времени ахала и кивала.
— Черт возьми! — приговаривала она. — Какая ты дура!
— Да! Да! — исступленно подтверждала я, переходя к несчастливой женской доле Юльки.
Здесь мне было что сказать — информации бесчисленное множество.
— Ей с детства с мужиками не везет, — с фальшивым сочувствием сообщила я. — В детском саду, в старшей группе, эта Юся влюбилась в Артусика, так тот Артусик на нашу Розу запал. Представляешь, везде ей дорогу перешла наша Роза, сначала с Артусиком, потом с этим Ряшкиным. Юлька до одури любит Ряшкина, а Ряшкин до сих пор сохнет по Розе, а там и Розы той всего ничего, но сколько у Юльки от нее неприятностей! — едва ли не искренне загоревала я.
— Про себя, про себя говори, — напомнила Капитолина. — Юлька совсем не сохнет теперь, раз целого твоего Евгения отхватила.
— Да, теперь сохну я. Фортуна от меня отвернулась. А тут еще и покушение приключилось, прямо на новоселии Любы.
И я подробно рассказала о самом новоселье, о накрытом столе, о гостях, не забыла упомянуть и Тамаркино платье — до чего она в нем была смешна! Про Розу, про Пупса ее изложила, про Тосю с ее Тасиком, про их скандал, который Тося закатила Тасику из-за Ларисы прямо на новоселье…
Капитолина слушала, открыв рот.
— Как интересно, как интересно, — приговаривала она.
Мне и самой это рассказывать было интересно. Передать не могу, с каким удовольствием общались, и вдруг ни с того ни с сего прерывает меня какой-то там телефонный звонок. Капитолина, конечно же, с неудовольствием от рассказа моего отрывается, в гневе хватает трубку и сходу выдает яростную речь:
— Ты не придумал ничего лучшего, как от разговора меня отрывать? Ха! Что ты там лепечешь? Сама просила? О чем там я просила тебя? О чем вообще тебя можно просить? Я что, враг самой себе?
И тут она меняется в лице и вопит:
— Что-ооо?! Ты не шутишь?! Сонька?! Наша чокнутая Сонька?! Какой кошмар! На кого, на кого? На самого пре… ?!
Дальше продолжать она уже не могла — захлестнули эмоции: только трубкой трясла да глазами вращала. Я вырвала из ее руки трубку, приложила к уху — короткие гудки.
— Что Коля сказал? — спросила я у Капитолины.
— Чтобы я не отпускала тебя никуда, потому что у тебя крыша поехала, — честно призналась она.
Глава 37
Я! Я!!! Я!!!!!
Легко представить какие эмоции переполняли меня. Я мучилась, я страдала, страшно гордилась собой и тут же себя жалела: “И такого человека они преследуют и в темницу бросить хотят? А все этот гад, полковник! Он-то меня и оболгал. Кому скорее поверят, полковнику ФСБ или мне, скромной, хоть и всем известной писательнице-патриотке? … Конечно мне! А куда им деваться?”
Кто сам не грешен, тот, конечно, осудит меня за то, что разом забываю, порой, обо всех своих недостатках и кажется мне тогда, что перл из перлов я в этом мире, умнейший и справедливейший человек на планете. В этом есть своя польза: в такие моменты чувствую себя всемогущей.
“Нет, — решила я, — не бывать тому, чтобы это черное дело осталось безнаказанным. Жизни лишусь, но раскрою гнусный заговор, выведу на чистую воду мерзавцев!”
Но как?
И тут я вспомнила Капитолину. Просто удивительно, что так поздно о ней вспомнила. Капитолина женщина решительная, честная и благородная. Правда, с первого взгляда я этих достоинств в ней не угадала. Потому может, что слишком много достоинств обнаружила в ее муже Коле.
Да, теперь, когда пришли мудрость и опыт, могу точно сказать: один вред от этих мужчин. К примеру, какая милая у меня подруга, моя Капитолина, а ведь познакомились мы весьма недружелюбно, даже вспомнить стыдно, как мало на Капочке осталось после нашей первый встречи волос. Она смелая и решительная, но очень миниатюрная. Справиться с ней было совсем легко, ну, да что о быльем поросшем. Теперь мы обожаем друг дружку, жаль, только, видимся редко.
“Да, надо срочно мчаться к Капитолине, — решила я. — Ее Коля, хоть и тюфяк, а все-таки генерал ФСБ.”
Да, наш Коля генерал ФСБ. Просто удивительно как такие никчемные люди до генералов дослуживаются. И, главное, зачем? Как жила Капитолина в своей двухкомнатной квартирке, так и живет…
Нет, вру, в трехкомнатную перебралась, но рыдания душат меня, когда гляжу я на эту квартирку, а Капитолину рыдания душат, когда глядит она на мои хоромы.
Да, у меня роскошные хоромы, и это при том, что у меня ни разу не было мужа генерала ФСБ.
Как тут рыданиями не душиться?
И обратите внимание, нас душат рыдания, а Коле хоть бы хны. Он, с присущей ему честностью, хладнокровно смотрит на наши страдания и в ус не дует. Сколько раз моя Тамарка за помощью к Коле обращалась и деньги очень большие сулила, но каждый раз получала возмущенный отказ и добрый совет жить по совести, то есть честно. Будто это пройдохе Тамарке от генерала ФСБ нужно!
Боже мой! Бедная Капа! В стране только ленивый не ворует, Коля же дослужился до генеральских погон, но так ни смелости ни ума и не набрался, иначе чем такой нонсенс объяснить, что человек упорно воровать и брать взятки отказывается? Абсолютно уверена, что нет у Коли ума. Судите сами: все, что плохо лежит, он наивно чужим считает. О каком уж уме тут скажешь?
Впрочем, стоит ему хоть на шаг от своей Капитолины отойти, как смелость, ум и решительность появляются у него бог знает откуда. И все это непромедлительно он Родине отдает с утра и до глубокой ночи. Сослуживцы так хвалят его, что, порой, мы с Капой гадаем наш ли это Коля и если наш, то где таких качеств набрался?
Сам он, конечно, утверждает, что ум, смелость и решительность всосал с молоком матери, но лично я думаю, что всего этого добра он у Капы своей и нахватался, не даром же горюет она, что своими руками его вывела в люди, откуда невозможно теперь его загнать обратно домой. Даже в отпускное время, даже когда в квартире ремонт, этот бестолковый Коля рвется на работу.
“Да, к Капитолине, — укрепилась я в своем решении, — с таким вопросом больше не к кому. Слава богу, дожилась до таких времен, когда и Колькина честность на что-то сгодится.”
— Так куда мы едем? — уже нетерпеливо поинтересовался Сергей.
— Да, пора бы уж и куда-нибудь поехать, — энергично согласился с ним Харакири.
Возникла необходимость принимать решение.
“Тащить их к Капитолине рискованно, — подумала я. — Коля, конечно, генерал, но его жена моя подруга, следовательно есть опасность, что и за его квартиркой присматривают. Если Сергея засвечу, лишусь крова, бежать совсем будет некуда, где ночевать тогда? В кустах? На вокзале? Нет уж, лучше на испанской кровати. К тому же с Сережей у нас флирт, даже больше: намечается страшенный роман, следовательно небезразличен мне уже и его бизнес. Зачем без всякой нужды подставлять хорошего человека?”
И я решила не брать с собой Сергея.
А поразмыслив немного, удивилась и тому, как может о Харакири вопрос стоять? На кой ляд он мне в разговоре с Капитолиной? Уши развесит, а я, между делом, о Женьке с Юлькой должна ей много чего рассказать. Да-да! Капа не в курсе до какого дожила я предательства!
“В общем, — решила я, — от спутников пора избавляться.”
— Поезжай-ка домой, Сережа, а у меня дела, — ласково сказала я, и Сергей испугался.
— Как домой? А ты? — спросил он, неприветливо глянув на Харакири, который тут же заважничал, презрительно усмехнулся и заявил:
— А мы без тебя обойдемся.
— Ты, кстати, тоже мне больше не нужен, — с удовольствием обломала я вконец обнаглевшего Харакири.
Он забеспокоился похлеще Сергея:
— Как — не нужен? Почему не нужен?
— Все, ребята, расстаемся, не хочу больше вами рисковать, потому что уже смертельной опасности подвергаюсь. Теперь одна на дело пойду.
Харакири, как обычно, от удивления открыл рот, реакция же Сергея оказалась неожиданной.
— Раз ты в опасности, значит я должен быть рядом, — заявил он.
Удивление Харакири сменилось возмущением.
— Что? — закричал он. — Ты? Почему именно ты? Ты не член БАГа! Это мы, члены, всю ответственность несем за борьбу с автократией и с этим, как его, с тоталитаризмом. Вот станешь членом и валяй, геройствуй! А пока изволь проваливать, пока по-хорошему просят.
Однако, несмотря на грозное заявление Харакири, Сергей проваливать не спешил. Вместо этого он начал занудливо и подробно объяснять, что и Харакири еще не член БАГа.
— Не БАГа, а ВАГа, — компетентно поправила я, чем несказанно сразу обоих удивила.
Теперь уже и Сергей открыл рот, хотя раньше за ним такой привычки не водилось.
— Почему “ВАГа”? — спросил он.
— Да, почему это “ВАГа”? — следом за ним поинтересовался и Харакири. — Уже что ли переименовали?
Напустив на себя побольше важности, я ответила:
— Не переименовали, а сразу такое название дали. “Всероссийская ассоциация граждан” — вот как это называется. Пока вам не слишком доверяла, в целях конспирации говорила БАГ, теперь же вижу, что парни вы в доску свои, и от конспирации решила отказаться. Пора уже знать вам, с кем дело имеете.
Признаться, мальчики мои от сообщения этого обалдели, хотела бы сказать иначе, да будет неточно. Пока они таращили глаза, я гордо повела подбородком и поставила их в известность:
— Мне пора!
Харакири мгновенно пришел в себя и эхом повторил:
— Нам пора!
Я тут же его пыл охладила:
— Не нам, а мне. Лотком своим займись, книгами, и… Ну, в общем, чем хочешь, тем и займись. Понадобишься, найду.
Харакири пришел в неописуемое волнение:
— Я же член! — завопил он. — Настоящий член! Сама же говорила!
Мне даже жалко его, дурачка, стало.
— Член, ты, член, конечно настоящий член, — успокоила я его. — Но дело, по которому иду, только для … членов политсовета. Простые настоящие члены тут не годятся.
Харакири погрустнел.
— София, — заныл он, — умоляю, не могу покинуть тебя в минуту опасности. Мой долг, мой священный гири…
— Вот ведь шарманку завел с гирей своей! — взорвался Сергей. — Сказано тебе: без сопливых обойдутся! Как Софья решила, так и будет.
Харакири окрысился и едва ли не с кулаками набросился на Сергея, но я одним махом покончила с препирательствами.
— Организация — это дисциплина, — заявила я. — Закончу дело и сразу с вами свяжусь. Поэтому отбывайте без дальнейших возражений.
— Хорошо, — мгновенно согласился Харакири, покидая “Бентли”.
Он открыл мою дверцу и галантно протянул руку, приглашая меня выйти. Я уже вынесла ноги из машины, собираясь нежным взглядом проститься с Сергеем, но он жалобно попросил:
— Соня, но хоть немного подвезти тебя можно?
Я мгновенно согласилась:
— Да, конечно.
Быстро вернула ноги в салон, хлопнула дверцей, и “Бентли” сорвался с места, оставив опешившего Харакири одиноко стоять у дороги с галантно протянутой рукой.
Глава 36
ПРОВИДЕЦ
Долго скачут Тараокэ и Сумитомо, увозя последние письма ронинов близким. Одолела усталость. Долог путь. Доскакали до дороги, что спускается от Тоба и Киссонин к Тодзе. Вдали дома уже показались.— Сумитомо, — воскликнул Тараокэ, — воины!
Из-за скалистого выступа показались буси в странных, черного цвета доспехах. Лица под масками. Тараокэ и Сумитомо пришпорили усталых коней. Сходу врубились в схватку. Лязгнули клинки. Вскоре лошади пали. Смертельно быстр меч Сумитомо, но трудно, необычайно трудно сражаться. Удивительно гибок, увертлив враг. Еще до того, как наметит удар Сумитомо, его противник знает, куда направлен клинок.
Отгородился Сумитомо от черных буси сверкающей стеной стали.
Веерная защита!
Рукоплещи сенсей Хосокава!
Видел Сумитомо как упал Тараокэ, получивший удар алебардой по шлему. Упал, но и сам уложил врага. Остановились противники перед сверкающей сталью, за которой спрятался Сумитомо. Поняли. Даже при численном преимуществе исход схватки неизвестен.
— Займемся тобой в другой раз, — выкрикнул высокий воин, и противники отошли.
Вскочили на коней. Вскоре только пыль напоминала о них Сумитомо.
“Да это же ниндзюцу! — прозрел он. — Странная техника боя. Странное поведение. Они не пожелали рисковать, хотя имели большое преимущество. Отступили. Ни один самурай так бы не сделал.”
Сумитомо оглянулся. Тараокэ лежал там, где поразил его удар алебарды.
“Вот еще доказательство, — подумал Сумитомо. — Любой самурай отсек бы голову поверженному противнику, а эти…”
Он подбежал к Тараокэ, перевернул его. Друг еще дышал. Листок, исчерканный иероглифами, выпал из его сумки. Сумитомо пробежал глазами письмо.
“… Я твердо и бесповоротно решил, что должен умереть достойно. Хотя я не забыл о престарелой матушке, о жене и детях, все же хочу сказать, что нет мне другого пути, кроме как положить жизнь во имя гири — во имя принципа воинского долга. Вам следует понять это, поняв, согласиться и не печалиться чрезмерно…
…Ничтожное имущество мое и деньги — все остается вам — для пропитания и воспитания детей. Но жизнь так длинна! Если средства истощатся, то — что же делать? вам придется умереть голодной смертью.”
— О, Боги! — воскликнул Сумитомо. — Онодэра Дзюнай к его жене. Он пишет о себе, как о мертвом!
Вдруг, Тараокэ, лежащий рядом с Сумитомо, открыл глаза и громко спросил:
— Где же эти черные воины, проклятые Богами?
Сумитомо расхохотался.
— Да ты жив, Тараокэ! — воскликнул он.
— И ничего не болит, — сообщил Тараокэ, — кроме головы.
— Слава Богам и Буддам! Крепкая у тебя голова!
Сумитомо присел на холодную землю рядом с Тараокэ.
— Полежи, друг, — попросил он. — А я подумаю.
— Неплохая идея, — ухмыльнулся Тараокэ и остался лежать, сражаясь с головокружением и болью.
Сумитомо сосредоточился.
“Как же так получилось, что Асано Наганори заранее знал о том, что мстителей будет сорок семь, ведь ронинов сорок шесть. Выходит, он учел и меня?
Невероятно.
А что, если крик о мщении не был случайность? Асано не смог поразить Ёритору, хотя и ранил Кира. Но он уже знал, что отомстил. Потому так и крикнул. Он знал, что раны Кира означают для него сэппуку. Знал, что я и вассалы будем мстить. Асано знал и то, что после мести ронинов правительство не пощадит этих гиси, преданных вассалу. И тогда…”
Голос Асано явственно, словно он находился рядом, зазвучал в голове Сумитомо.
“Тогда вся страна закипит. Надолго погрузится в смуту. Не выжить в этой круговерти Ёритору… Всему его роду. Я отомстил.”
Отзвуки голоса Асано продолжали жить в сердце Сумитомо.
Он встал. Помог подняться Тараокэ, подвел ему коня погибшего воина в черном. Сказал:
— Друг, до цели немного. Я больше не нужен тебе. Отправляйся один. У меня дела.
Тараокэ ускакал.
Сумитомо посмотрел ему вслед, не зная еще, что к тому времени, когда его друг вернется к товарищам, те уже будут пребывать в мире ином.
Упрямо будет надоедать сегунату просьбой о сэппуку честный Тараокэ, но его не пожалуют указом о смерти. Он будет жить еще долго. В монастыре.
Когда осела пыль из-под копыт коня Тараокэ, Сумитомо вновь опустился на землю. Вспомнил, что сказал ему сегодня погибший друг Асано, и пробормотал:
— Провидец.
* * *
“Бентли” мчал меня к Капитолине, я же, вместо того, чтобы продумывать серьезнейший разговор с подругой, вынуждена была отбиваться от притязаний Сергея. Он ни в какую не хотел отпускать меня одну. Все твердил:
— Софья, я за тебя боюсь, не успокоюсь, пока не узнаю куда ты собралась.
Я же все пыталась настроиться на Капитолину, он же все мешал и мешал.
— Да чего тебе бояться, Сережа? — наконец не выдержала я. — В квартиру генерала ФСБ собралась. Уж там-то в безопасности буду — не сдадут же друзья, лишь бы до этой квартиры добраться.
Сергей окончательно растерялся, что-то про мое бегство от ФСБ залепетал, про все опасности напомнил, но я его успокоила:
— Сережа, расслабься, там никто меня хватать не станет, потому что Капа, жена Коли, ну генерала, Николая Николаевича, в общем, моя Капа кого хочешь схватит сама. Это такая женщина! Такая женщина!
Для убедительности я закатила глаза и воздела руки, но, заметив скептицизм в сапфирах Сергея, отмахнулась и заключила:
— Короче, Капа не даст меня в обиду. Ее все сослуживцы мужа знают и боятся.
После отповеди такой Сергей последовал моему совету и немного расслабился, но в нравоучениях себя не ограничил. Исчерпавшись в нравоучениях, он раз десять напомнил, что я ему очень дорога, что должна быть предельно осторожна, а тут, слава богу, и дом Капы показался.
— Тормози! — радостно крикнула я.
Сергей покорно затормозил, я благодарно чмокнула его в щеку и торопливо покинула автомобиль, пообещав звонить прямо от подруги, конечно в том случае, если меня не арестуют.
Сергей, как и договаривались, сорвал свой “Бентли” с места и умчался, я же отправилась к Капе. Свернула в знакомый двор, ступила на зеленую аллею, ведущую к подъезду, и… вдруг чья-то рука легла сзади на мое плечо. Я вздрогнула, едва подавив крик.
— София, — услышала я сзади громкий шепот Харакири, — прости, что ослушался, но не мог пренебречь своим гири…
— А, чтоб тебя, — ругнулась я, испытывая невообразимое облегчение и одновременно чувствуя слабость в коленях.
— Как хочешь, София, но дальше чем на два шага от тебя не отойду, — торжественно изрек Харакири.
Такую твердость источали его изумруды, что я подумала: “Он не шутит.”
Подняла глаза на окна Капитолины, потом взглянула на Харакири и пригорюнилась: “Видно, придется эту гирю с собой таскать.“
— Ладно, пошли, — безнадежно махнув рукой, согласилась я. — Только сидеть будешь на кухне.
— Я тихо и незаметно, как ниньдзя, — обрадовался Харакири.
* * *
Капитолина, как я и предполагала, оказалась дома. Где ж ей утром в субботу быть?
Не стану рассказывать как она мне обрадовалась, потому что радость эта жила недолго — я тут же Капитолину и огорчила.
— У меня мелкие неприятности, — сказала я.
Капитолина ахнула и спросила:
— Какие?
— ФСБ подозревает, что я стреляла в президента, — с гордостью сообщила я.
Капитолина тут же, прямо при Харакири сделала стойку и, зверея, поинтересовалась:
— Они там что, все разом сошли с ума?
Я пожала плечами, предоставляя ей возможность сделать вывод самой. На выводы моя энергичная Капитолина много времени тратить не стала. Она резко сорвалась с места и через секунду уже терзала свой телефон.
— Что ты делаешь? — спросила я.
— Дам этим нахалам разгон, — пояснила она, имея ввиду только своего мужа.
Капитолина никогда не упускала момента сделать наставление мужу, а так же дать ему понять как сильно он уступает ей в интеллекте.
— Совсем с ума посходили, — нервно набирая номер, возмущалась она.
Конечно же и на этот раз ввиду имелся только ее Коля, который, по разумению Капитолины, был ответственен за все плохое, происходящее дома и в стране.
Я хотела сообщить ей некоторые подробности из состоявшегося покушения, но поняла, что не время: все это понадобится позже, когда Капитолина как следует выругает своего мужа и начнет собирать информацию на следующий заход.
— Просто сборище кретинов, — рявкнула она, с психу бросая трубку, тут же поднимая ее и снова набирая номер. — Сборище кретинов, и мой Коля во главе. Как им только в то место, которое они головой называют, стукнуло тебя подозревать? Ха! Выдвигать тебе! Тебе! Такие обвинения! Ты? Стреляла? В президента?
Капитолина с добрым презрением посмотрела на меня; я выпятила грудь и с важностью произнесла:
— Из гранатомета.
Капитолина сдвинула домиком свои выщипанные брови и подслеповато прищурила глаза:
— Из чего, из чего?
— Из “Мухи”, — пояснила я.
Капитолина снова с жаром бросила трубку на аппарат и рявкнула:
— И теперь они хотят из этой “Мухи” сделать слона?! Как это похоже на моего Колю!
— Совершенно с тобой согласна, — вставила я. — Это на всю ФСБу похоже.
— Не бывать этому! — заключила Капитолина и с новой яростью начала терзать телефон.
Харакири смотрел на нее с восхищением.
— Иди на кухню и жди меня там, — строго приказала я.
Он нехотя поплелся, а Капитолина тем временем, видимо, дозвонилась до своего мужа, иначе на кого бы еще так орала она?
— Что я слышу, черт возьми! — задыхаясь от праведного гнева, вопила Капитолина. — Что я случайно узнаю?! Твоя фирма тиранит мою подругу, а тебе все трын-трава? В этом ты весь!
Далее последовала короткая пауза, в которую, думаю, Коле удалось вставить пару слов, но лучше бы он этого не делал — только взвинтил мою Капу.
— Как “кого”?! — яростно вопросила она. — Ты не в курсе?!
Бедная моя подруга едва не подавилась собственной слюной, грозно глянула на меня и, прикрыв микрофон, неистово сообщила:
— Слышала, не в курсе этот болван!
Болван видимо тоже не молчал, потому что Капитолине тут же стало не до меня.
— Да как ты можешь? — закричала она. — Как ты можешь нести такое, когда о нашей чокнутой Соньке идет речь? “О какой, о какой!” — передразнила она. — О Мархалевой, о какой же еще! Нет! Ну ты! Ха! Придумать такое! Сонька стреляла в президента! Да она и мухи не обидит!
— Но задолбу эту муху так, что та сама на меня набросится, — пообещала я.
Капитолина с удовлетворением положила трубку и, победоносно глянув на меня, сказала:
— Сейчас Коля все узнает и позвонит, — и, вздыхая, добавила: — Что бы он без меня делал?
— Умер бы, — сказала я и мысленно уточнила: “От счастья.”
— Да, умер бы, — охотно согласилась Капитолина и, сделав презрительный жест, небрежно бросила: — Что мы все о ерунде, рассказывай! Рассказывай об этом покушении!
И я начала рассказывать. Начала с самого начала, с того момента, как познакомила своего Евгения с Юлькой, подругой детства. Капитолина внимательно слушала, время от времени ахала и кивала.
— Черт возьми! — приговаривала она. — Какая ты дура!
— Да! Да! — исступленно подтверждала я, переходя к несчастливой женской доле Юльки.
Здесь мне было что сказать — информации бесчисленное множество.
— Ей с детства с мужиками не везет, — с фальшивым сочувствием сообщила я. — В детском саду, в старшей группе, эта Юся влюбилась в Артусика, так тот Артусик на нашу Розу запал. Представляешь, везде ей дорогу перешла наша Роза, сначала с Артусиком, потом с этим Ряшкиным. Юлька до одури любит Ряшкина, а Ряшкин до сих пор сохнет по Розе, а там и Розы той всего ничего, но сколько у Юльки от нее неприятностей! — едва ли не искренне загоревала я.
— Про себя, про себя говори, — напомнила Капитолина. — Юлька совсем не сохнет теперь, раз целого твоего Евгения отхватила.
— Да, теперь сохну я. Фортуна от меня отвернулась. А тут еще и покушение приключилось, прямо на новоселии Любы.
И я подробно рассказала о самом новоселье, о накрытом столе, о гостях, не забыла упомянуть и Тамаркино платье — до чего она в нем была смешна! Про Розу, про Пупса ее изложила, про Тосю с ее Тасиком, про их скандал, который Тося закатила Тасику из-за Ларисы прямо на новоселье…
Капитолина слушала, открыв рот.
— Как интересно, как интересно, — приговаривала она.
Мне и самой это рассказывать было интересно. Передать не могу, с каким удовольствием общались, и вдруг ни с того ни с сего прерывает меня какой-то там телефонный звонок. Капитолина, конечно же, с неудовольствием от рассказа моего отрывается, в гневе хватает трубку и сходу выдает яростную речь:
— Ты не придумал ничего лучшего, как от разговора меня отрывать? Ха! Что ты там лепечешь? Сама просила? О чем там я просила тебя? О чем вообще тебя можно просить? Я что, враг самой себе?
И тут она меняется в лице и вопит:
— Что-ооо?! Ты не шутишь?! Сонька?! Наша чокнутая Сонька?! Какой кошмар! На кого, на кого? На самого пре… ?!
Дальше продолжать она уже не могла — захлестнули эмоции: только трубкой трясла да глазами вращала. Я вырвала из ее руки трубку, приложила к уху — короткие гудки.
— Что Коля сказал? — спросила я у Капитолины.
— Чтобы я не отпускала тебя никуда, потому что у тебя крыша поехала, — честно призналась она.
Глава 37
Ха!
Крыша поехала у меня!
У меня крыша поехала!
Что творят мои друзья?! Всю жизнь так считали за моей спиной, а теперь дружно признались мне прямо в глаза. И этот генерал туда же, культурный образованный человек…
— Он что, так и сказал? — спросила я у Капитолины. — Сказал, что у меня крыша поехала?
Она еще и удивилась:
— Нет, конечно, ну как ты можешь? Коля никогда не скажет так коротко. Он долго, пространно и по-научному объяснял, что из гранатомета ты пальнула вследствие некоторых психических расстройств твоего организма. У тебя галлюцинации, мания, ты представляешь себя членом какого-то БАГа…
— ВАГа, — машинально поправила я.
— Пусть ВАГа, это все одно, — ласково согласилась Капитолина. — Сонечка, очень хорошо, что ты ко мне пришла. В этом твое спасение.
— Та-ак, — сквозь зубы процедила я и тут же, стоически не обращая внимания на жалость подруги, продолжила свой рассказ.
На этот раз я сразу перешла к заключительной части новоселья, упомянула про тарелку с салатом, в которой утром нашла себя, про муху — муху и “Муху” — гранатомет, про мужика в фуфайке, про выстрел…
В общем, на удивление лаконична была — часа в два уложилась. Капа слушала, горестно качая головой.
— Поверить, Соня, не могу, что ты стреляла в президента, — заключила она, когда я исчерпалась.
— Да не стреляла я! Не стреляла! — взорвалась я. — Во-первых, чисто физически не могла — на ногах не стояла, а во-вторых, как и ты, люблю своего президента!
Что ж я, дура, истреблять настоящих русских мужиков? Их раз-два и обчелся.
Капитолина все еще с недоверием на меня смотрела и задумчиво спросила:
— Ты уверена, что стреляла не ты? После всего того, о чем ты мне тут рассказала — про Женьку и Юльку — пожалуй крыша поехала бы и у меня. Брр! Если бы с этой Юлькой связался мой Коля! Уж и не знаю в кого бы начала стрелять я!
— Может и я бы начала, но не успела. Мужик в фуфайке меня опередил, — в запале воскликнула я, но тут же одумалась и сплюнула: — Тьфу! Боже мой! До чего вы все меня довели!
— Но если не ты стреляла, то кто? — растерялась Капа, которая (вот она, настоящая подруга!) явно начала склоняться к мысли, что верить все же следует мне, а не каким-то там ФСБ. — Соня, ты же сама утверждала, что на Любином этаже стрелять было некому. Охрана вверху, охрана внизу, злодею уйти невозможно. Если мужик в фуфайке не твоя галлюцинация, тогда кто он? Кто?
— Кто? Это знаю только я! Полковник! Он, полковник, и стрелял!
Капа опешила:
— Какой полковник?
— Полковник ФСБ!
Думаю не стоит упоминать о важности и гордости, с которыми я сей факт сообщила.
Судя по панике на лице Капы, она тут же начала переваривать полученную информацию. Скорей всего прикидывала, как предательство полковника может отразиться на карьере ее Коли — положительно или отрицательно?
— Что за полковник? — наконец спросила она, думаю, зайдя в тупик от дефицита подробностей.
— Ну этот, Любкин сосед, Петр Петрович, — сообщила я, и… Капа рассмеялась.
Очень неожиданно, заметить должна, и неуместно, ведь речь о предателе Родины шла.
— Петя Смирнов? — хохотала Капа. — Ой, не могу! Стрелял в президента? Ой, не могу! Наш Петька Смирнов? Соня, ты точно сошла с ума! — резюмировала она и смеяться перестала.
Теперь Капа на глазах мрачнела, мрачнела задумчиво. Я с интересом наблюдала, чем это закончится. Такие перепады настроения! Интересно у кого из нас эти самые психические расстройства?
Крыша поехала у меня!
У меня крыша поехала!
Что творят мои друзья?! Всю жизнь так считали за моей спиной, а теперь дружно признались мне прямо в глаза. И этот генерал туда же, культурный образованный человек…
— Он что, так и сказал? — спросила я у Капитолины. — Сказал, что у меня крыша поехала?
Она еще и удивилась:
— Нет, конечно, ну как ты можешь? Коля никогда не скажет так коротко. Он долго, пространно и по-научному объяснял, что из гранатомета ты пальнула вследствие некоторых психических расстройств твоего организма. У тебя галлюцинации, мания, ты представляешь себя членом какого-то БАГа…
— ВАГа, — машинально поправила я.
— Пусть ВАГа, это все одно, — ласково согласилась Капитолина. — Сонечка, очень хорошо, что ты ко мне пришла. В этом твое спасение.
— Та-ак, — сквозь зубы процедила я и тут же, стоически не обращая внимания на жалость подруги, продолжила свой рассказ.
На этот раз я сразу перешла к заключительной части новоселья, упомянула про тарелку с салатом, в которой утром нашла себя, про муху — муху и “Муху” — гранатомет, про мужика в фуфайке, про выстрел…
В общем, на удивление лаконична была — часа в два уложилась. Капа слушала, горестно качая головой.
— Поверить, Соня, не могу, что ты стреляла в президента, — заключила она, когда я исчерпалась.
— Да не стреляла я! Не стреляла! — взорвалась я. — Во-первых, чисто физически не могла — на ногах не стояла, а во-вторых, как и ты, люблю своего президента!
Что ж я, дура, истреблять настоящих русских мужиков? Их раз-два и обчелся.
Капитолина все еще с недоверием на меня смотрела и задумчиво спросила:
— Ты уверена, что стреляла не ты? После всего того, о чем ты мне тут рассказала — про Женьку и Юльку — пожалуй крыша поехала бы и у меня. Брр! Если бы с этой Юлькой связался мой Коля! Уж и не знаю в кого бы начала стрелять я!
— Может и я бы начала, но не успела. Мужик в фуфайке меня опередил, — в запале воскликнула я, но тут же одумалась и сплюнула: — Тьфу! Боже мой! До чего вы все меня довели!
— Но если не ты стреляла, то кто? — растерялась Капа, которая (вот она, настоящая подруга!) явно начала склоняться к мысли, что верить все же следует мне, а не каким-то там ФСБ. — Соня, ты же сама утверждала, что на Любином этаже стрелять было некому. Охрана вверху, охрана внизу, злодею уйти невозможно. Если мужик в фуфайке не твоя галлюцинация, тогда кто он? Кто?
— Кто? Это знаю только я! Полковник! Он, полковник, и стрелял!
Капа опешила:
— Какой полковник?
— Полковник ФСБ!
Думаю не стоит упоминать о важности и гордости, с которыми я сей факт сообщила.
Судя по панике на лице Капы, она тут же начала переваривать полученную информацию. Скорей всего прикидывала, как предательство полковника может отразиться на карьере ее Коли — положительно или отрицательно?
— Что за полковник? — наконец спросила она, думаю, зайдя в тупик от дефицита подробностей.
— Ну этот, Любкин сосед, Петр Петрович, — сообщила я, и… Капа рассмеялась.
Очень неожиданно, заметить должна, и неуместно, ведь речь о предателе Родины шла.
— Петя Смирнов? — хохотала Капа. — Ой, не могу! Стрелял в президента? Ой, не могу! Наш Петька Смирнов? Соня, ты точно сошла с ума! — резюмировала она и смеяться перестала.
Теперь Капа на глазах мрачнела, мрачнела задумчиво. Я с интересом наблюдала, чем это закончится. Такие перепады настроения! Интересно у кого из нас эти самые психические расстройства?