— Мужики, что здесь происходит? — вопрошала я у всех подряд.
   А вопрошать, надо признаться, было у кого, столько невесть откуда там взялось народа. И прибывали еще и еще, но никому до меня не было дело.
   “Бедный Андеграунд! — подумала я. — Интересно, успел он… Или его раньше мордой в пол положили.”
   * * *
   Я решила, что раз нет погони, значит ничем меня не пометили — прослушивать не решились, а потому неспеша удалялась от Колькиного двора и прикидывала, как скоро Владимир Владимирович даст команду разыскивать плешивого мужика. Пока они прошерстят весь район, пока допросят Артема…
   Впрочем, Артем, учитывая его самурайский дух, может про плешь и не рассказать. Нет, врать он не станет, просто некоторые детали посчитает несущественными.
   Тогда о плешивом мужике узнают из отчетов тех ребят, которые меня выгнали.
   В том, что отчеты в самые кратчайшие сроки на стол Владимира Владимировича попадут, я не сомневалась. Он устроит разборку полетов серьезную: шутка ли, какая-то придурашная баба из-под самого носа крутых эфэсбеэшников ушла!
   Ха-ха!!!
   Вот она я!!!
   Как тут не загордиться?
   И еще меня в нескромности будут обвинять!
   Впрочем, до этого опускаются только завистливые люди.
   Но бедный Владимир Владимирович. Мне прямо его уже жалко. Хоть бери и обратно возвращайся, так теперь ему будет нехорошо. Да-аа, президент за меня по головке не погладит — такая потеря!
   Я бы тоже не погладила, но вернемся к отчетам. Как только Владимир Владимирович узнает о плешивом мужике, тотчас пожелает знать кто он такой? Из какой квартиры? Или к кому в гости приблудился? Или с кем из бомжей кентуется? Уж бомжи-то должны его знать.
   На это я ему отвела час, но, думаю, мало часа. Пока опросят всех соседей, пока подвалы осмотрят, пока с бомжами пообщаются…
   Короче, установят, что роль мужика играла я, дальше что?
   Объявят в розыск. Портрет мужика составят, доблестных работников милиции оповестят…
   Еще час, но и здесь вряд ли уложатся. Следовательно в самом худшем случае я имею целых два часа.
   “За это время неспеша успею до редакции добраться, избавлюсь от плешивого мужика в подъезде соседнего дома, в туалете редакции умоюсь, приведу себя в порядок и заберу свой гонорар,” — решила я и отправилась в редакцию в роли плешивого мужика, поскольку не было у меня сомнений в том, что мой натуральный портрет был мгновенно объявлен в розыск.
   Относительно редакции были у меня некоторые опасения, но поразмыслив, я сочла свой поступок настолько диким, что вряд ли Владимир Владимирович его в число вероятных включал. К тому же не мог он знать, что я за своей хронической занятостью никогда не спешила за гонорарами, а потому невольно копила приличные суммы.
   В общем, посетить редакцию я рискнула и не прогадала: гонорар мне выдали, а заодно я поняла, что о покушении на президента и не догадывается народ. А уж о том, что покушалась я и говорить нечего. Если в редакции и были удивлены моему появлению, то лишь по той причине, что пришла я без предупреждения и в очень мятом платье, чему сильно оказал содействие костюм плешивого мужика.
   “Пока дела идут неплохо,” — бодро подумала я, выходя из редакции.
   Однако, поймав на себе заинтересованный взгляд проходящего мимо сержанта милиции, мнение это я тут же переменила.
   Более того, во мне обнаружилась паника. Я превратилась в один животрепещущий вопрос:
   “Куда пойти? Куда податься?”
   Только наивный человек может полагать, что милицию легко обмануть. Не говоря уже о прочих органах. Если где-то кого-то не нашли, значит не очень-то и хотели.
   Надеяться на то, что не очень захотят найти и меня, я не могла, потому и запаниковала. Способствовали этому и некоторые мои знания, полученные в процессе бурной жизни. Знания говорили: к друзьям и знакомым лучше не соваться.
   Я, ценой нечеловеческих мучений практически бросившая есть и курить, (вот какие чудеса творит с людьми гонка за здоровьем!) купила дюжину пирожных, бутылку воды и пачку сигарет. В первом попавшемся дворе отыскала приличную лавочку, где, напрочь забыв о фигуре, в один присест слопала пирожные, заполировала их газировкой и, обессиленная, отвалилась на хлипкую спинку, с удивлением глядя на свой рискованно раздувшийся живот.
   “Как тяжело быть преступницей,” — подумала я и с наслаждением закурила.
   Как только я закурила, во мне сразу появились два традиционных желания. О первом говорить не буду — его я кое-как подавила, о втором же скажу: захотелось мыслить.
   “К подругам соваться нельзя, — начала мыслить я, — к знакомым тоже. Соседи тем более отпадают.”
   Возникал вопрос: а куда можно?
   Ответ потрясал своей трагичностью: никуда!
   От такого ответа во мне восставало все: от пирожных до газировки.
   Как это — никуда?!
   Не могу же я ночевать на этой лавочке!
   Да и опасно, вон уже какой-то незнакомый мужик смотрит на меня с неясной целью…
   Вышедший из подъезда мужчина действительно смотрел на меня излишне пристально. Он был симпатичен и статен, новенький дорогой спортивный костюм удивительно органично сидел на нем и не вызывал недоумения, поскольку было очевидно, что хозяин костюма действительно дружит со спортом и костюм куплен не для того, чтобы выносить в нем мусор или ходить за хлебом…
   В общем, мужчина заслуживал всяческого внимания, и я уже было собралась ему это внимание оказать, но в тот самый момент во двор въехал грузовой автомобиль с рекламной надписью на борту “Испанская мебель по безналичному и в рассрочку”.
   Мужчина мгновенно потерял ко мне интерес, оживился, замахал руками, — автомобиль затормозил прямо у лавочки, на которой я сидела. И глазом моргнуть не успела, как двое рабочих сняли с кузова симпатичный трехстворчатый шифоньер с зеркальными дверцами, украшенными резьбой.
   “Испанская мебель! Какая прелесть!” — невольно восхитилась я.
   Шкаф сняли и поставили напротив лавочки, на которой все еще сидела я. Мужчина заметался вокруг (увы!, не меня, а шкафа) вскрикивая:
   — Красота! Красота!
   Я смотрела на него с осуждением, которого он не замечал.
   — Куда? — флегматично поинтересовались рабочие.
   — На девятый этаж! — оживился мужчина. — Осторожно! Не поцарапайте!
   Шкаф медленно потащили мимо меня. Пользуясь предоставившейся возможностью, я глянула на себя в дверное испанское зеркало и не захотела верить глазам: мятая, усталая, и бог знает еще какая!
   Я ужаснулась: “Неужели эта старая драная кошка я? Боже, на что же тогда смотрел мужчина?”
   Впрочем, он уже смотрел только на шифоньер. Когда же шифоньер скрылся в недрах подъезда, с кузова был снят туалетный столик и абсолютно прелестное зеркало, украшенное резьбой.
   “Если сейчас вытащат кровать, прямо на нее рухну и усну, такая навалилась на меня сонливость и усталость в связи с газировкой и пирожными,” — подумала я, но кровать не появилась.
   Точнее появилась кровать в разобранном виде — мимо протащили длиннющие коробки.
   Пока заносили мебель, мужчина без устали суетился, то исчезая в подъезде, то возвращаясь обратно. Время от времени он поглядывал и на меня, но я-то знала уже на кого похожа и от этого только расстраивалась.
   Наконец, выгрузив мебель, рабочие закрыли кузов, мужчина отслюнявил им несколько купюр и, бросив на меня последний взгляд, скрылся в подъезде, а я осталась на лавочке, растеряно глядя на свои пыльные босоножки.
   Из подвального окошка вылез потрясающе шелудивый организм: то ли кот, то ли крыса, то ли маленькая собачонка.
   Меня передернуло от отвращения.
   Организм уселся на крыльцо и начал яростно выкусывать блох, почесываясь и издавая страдальческие звуки. Покончив с этим делом, он облегченно вздохнул, устроился у моих ног и замуркал, не оставляя уже сомнений в своем происхождении.
   “Кот, — подумала я. — Паршивый кот. Скоро и я буду такая же: без дома, без друзей, без здоровья, без внешности.”
   Паршивый кот вдруг без всякой причины проникся ко мне нежной благодарностью и, не прекращая мурлыкать, принялся тереться о мои ноги. Он был так отвратителен, что у меня не хватило духу его прогнать. Кот ласкался о мои ноги, а я переполнялась горестными мыслями.
   “Вот, повезло какой-то дурочке, — думала я. — Такой милый, такой спортивный мужчина… Ах, высокий и симпатичный! А заботливый какой! Он покупает спальный гарнитур, привозит его домой, на девятый этаж затаскивает, волнуется: “Не поцарапайте! Не поцарапайте!”
   Наверняка все это делает не для себя, и наверняка дурочка не скажет ему спасибо — запилит еще: “Зеркало не то, кровать не та!” Конечно, разве я ценила любовь своего мужа? А заботу его? А его доброту?
   Казалось, вечно так будет. А теперь я никому не нужна. Даже кот, этот паршивый кот почуял во мне родственную душу. О чем это говорит? О том, что мне пришел конец!”
   Мысль была так мучительна, что я зашлась от жалости к себе.
   “Эта дурочка! Чем она лучше меня? Наверняка моложе, но если мы встанем рядом у зеркала, разница будет едва заметна — никто не заметит на мне наростов лет.
   И все же обидно, что любая семнадцатилетняя свиристелка может считать меня ходячей древностью, антиквариатом, историей, а ведь я для нее опасней ровесницы: опыта накопилось столько, что и делиться уже пора бы.
   Однако, не хочется еще делиться, пока еще хочется этим опытом пользоваться…
   И не мне одной хочется пользоваться накопленным опытом. Вот Юлька, подружка моя, взяла и отбила у меня мужа, а ведь она меня не моложе.
   А что это я тут сижу, горюю? Немытая, нечесаная? Почему не иду в салон?”
   Перед глазами встало лицо Владимира Владимировича, и я сразу подумала: “Раздухарилась я что-то, а ведь сцапают меня в салоне. Да фиг там! Как же, сцапают! Они, бедные, сейчас рвутся на части, и салон последнее место где меня станут искать. Нет у них такого количества сотрудников, чтобы все места моего возможного появления перекрыть. Уж я постаралась, энергично жила. Все же хорошо, что у меня так много интересов, склонностей, привычек, увлечений, знакомых, друзей и соседей. Хватит работы на всю ФСБ.”

Глава 14

   Я отправилась в салон. Мой стилист — Колька Косой, сын Маруськиной соседки, этой чокнутой Тайки костлявой из пятой квартиры со второго этажа, которая завела себе пса, хотя и самой-то жить негде, так квартира ее мала, а пес большущий — гадит в три раза больше, чем ест сама Тайка, и это в то время, когда…
   Ой, как много скопилось во мне информации, и вся она жаждет выхода! Невозможно с этим бороться!
   Короче, Колька Косой, сын Тайки, мой стилист, встретил меня с распростертыми объятиями. По его поведению я сразу поняла, что Владимир Владимирович пока еще не успел просветить мой салон какой я опасный преступник. Поняла и почувствовала себя значительно уверенней.
   После сауны и массажа плохие мысли ушли так далеко, что я даже начала подумывать не позвонить ли моей заполошной Тамарке.
   “Нет, из салона не стоит звонить, — поразмыслив решила я. — Сделаю макияж, прическу, переоденусь в костюмчик, купленный по пути в салон (ах, что за прелесть! Особенно юбка! Так выгодно обтягивает мои пока еще стройные бедра!), а потом, чтобы не рисковать, перед самым уходом, позвоню. Да, точно, звонить надо перед самым уходом. Тамарка наверняка уже на полной прослушке, — после нашего разговора Владимиру Владимировичу сразу станет ясно откуда звонок, очень оперативно ворвутся сюда бравые ребята, а я сижу вся в косметической маске и с бигуди на волосах.
   Кошмар!!!
   Полуодетая и беззащитная, даже достойного сопротивления оказать не смогу. Все, точно, решено, позвоню перед самым уходом, а еще лучше, раз уж плюнула я на фигуру, из салона сразу в ресторан заверну, что здесь рядом, в двух шагах — пообедаю и уж потом оттуда и позвоню.”
   Мысль о сытном обеде грела все то время, пока Колька сооружал мне новую прическу — последний писк, квинтэссенция отвязности (боже, в мои-то годы! Впрочем Колька и по сей день не подозревает сколько мне лет).
   “Да-аа, вот так взять и плюнуть на диету и есть все подряд! Все подряд!” — мечтала я. Очень грела эта мысль.
   Мысль-то грела, но на задворках сознания притаилась-таки боль за мою фигуру — боже, как тяжело расставаться с ней!
   Завидую тем женщинам, которые делают это легко. Как им удалось упустить, не заметить момент исчезновения талии? Взять хотя бы мою Марусю: исчезла талия с поверхности тела, такая важная и жизненно необходимая для женщины деталь, а ей хоть бы хны. Какими крепкими нервами нужно обладать, чтобы спокойно смотреть как заплывают жиром спина, бедра и (о, ужас!!!) живот?
   Может потому Маруся так спокойно и смотрит на это, что не было у нее никогда фигуры?
   И в этом завидую ей— лишних проблем лишилась подруга.
   Да что там ей, порой я завидую даже узникам концлагеря. Как им было хорошо! Никакого выбора: хочешь — не хочешь, все равно голодай. Насколько же тяжелей и мучительней мне: приходится сохранять вес и фигуру тех самых узников, причем в то время, когда вокруг все объедаются жадно и беззастенчиво…
   Не знаю до чего доразмышлялась бы я, если бы прическа не была готова.
   — Сонна, — сказал Колька.
   Он меня Сонной называет — сейчас модно бездумно загранице подражать. Старики злятся по этому поводу, но мое сердце сжимается от жалости: столько в этом подражании сирости и убогости — впрочем, как и в любом бездумном подражании. Сколько Колька загранице ни подражай, все равно он останется Колькой Косым сыном Тайки костлявой, а никак не Мажони с пляс Пигаль. Чтобы не быть смешным, этим бы ему и гордиться. Пока. А там жизнь покажет.
   Однако, бедный мой Колька, не желая смириться с сиростью и тем самым ее усиливая, “блещет” стильностью и манерами, демонстрирует крутизну.
   — Сонна, готов причесон, — с подъемом говорит он, я же, не желая быть белой вороной, ему вторю:
   — Николя, ты просто бизон, теперь иду менять прикид!
   И отправляюсь в раздевалку, которую здесь, в салоне, на заграничный манер называют…
   Ну да бог с ними, раздевалка — она где угодно раздевалка, как ее ни назови.
   Когда я, в новом костюме, со свежим макияжем и, как говорит Маруся, прямо вся в стильной прическе подошла к зеркалу, то едва не лишилась чувств.
   — И вот такая красота пропадать должна? — горестно вопросила я. — Господи! Господи!!! Неужели ты это допустишь?!
   Очень вовремя я обратилась к Богу. Бог всегда мне помогал, помог и на этот раз: не дал зазря пропасть моей красоте, послал случай ее удачно продемонстрировать. Когда я, вся из себя неотразимая, уже собралась покидать салон и вышла в холл, то неожиданно обнаружила там…
   Мужчину в спортивном костюме, ну того, который у подъезда стоял, глазел на меня, а потом спальный гарнитур для своей курочки на девятый этаж затаскивал.
   Правда теперь он был не в спортивном костюме, а в новенькой (с иголочки) сногшибательной тройке, которая сидела на его спортивной фигуре потрясно.
   “Вот кому судьба от моей красоты пасть! Оч-чень удачный объект!” — обрадовалась я и устремилась к мужчине, благо, предлог был: он стоял между мной и зеркалом.
   Объект, кстати, тоже меня заприметил и был явно удивлен и явно приятно.
   “Интересно, узнал он что я — это я?” — гадала я, шествуя к зеркалу.
   Я старалась не спешить и смотреть в другую сторону, чтобы не лишать его радости смело лицезреть мой фасад. Миновав же объект, я и вовсе замедлила шаг — пускай хорошенько оценит меня и с тылу — там есть на что посмотреть. Однако, как я ни замедляла шаг, но все же уперлась в зеркало у которого и застыла, одним глазом глядя на себя, вторым же косясь на объект.
   “Боже, какой мэн! Как он мил в этой тройке — просто чудо! Сколько в нем истинной стильности, сколько лоска! Не на похороны ли он собрался?”
   Признаться, уже трудно было сказать кто кого потряс. Чем больше я разглядывала его, тем большим проникалась интересом. Он тоже даром времени не терял и, наивно полагая что у зеркала я всецело поглощена прической, с удовольствием ел глазами мой зад.
   События принимали неожиданный, но очень приятный поворот — Владимир Владимирович вместе с президентом мигом отошли на второй план. Я в зеркало косила на объект, он косил на мой зад, и на нас опускалась аура влечения, дуновение страсти, томная пелена ожидания, сладкий флёр надежд…
   Я даже начала строить кое-какие планы, как вдруг на наши головы свалилась Нинка-массажистка — откуда ее только черти вынесли? Хотя, я-то уж знаю откуда: из банного комплекса.
   Эта Нинка всецело завладела вниманием объекта и разрушила мне весь флёр. Так громко она уговаривала беднягу, что нельзя останавливаться на достигнутом и обязательно надо все повторить хотя бы раз двадцать, но предварительно записаться, чтобы она уделила ему исключительнейшее внимание и т. д и т. п., что объект мой растерялся, а потом спасовал и поплелся за вероломной Нинкой записываться на следующий вторник вторым.
   Нужно ли передавать мое разочарование?
   “До чего же, чертяка, хорош! — скорбно думала я, горестно глядя вслед объекту. — Почти так же хорош, как мой подлый Евгений, но чур меня! Чур! Уже знаю как связываться с красивыми мужчинами. Хватит. Теперь будем искать кого-нибудь понеказистей.”
   И я отправилась в ресторан.
   Шла по улице и радовалась обилию витрин. Как хорошо, что в Москве не скупятся с этим делом — такая экономия времени: куда надо идешь и одновременно любуешься собой. Настроение от этого поднимается даже в период обреченности.
   Оч-чень полезная вещь витрины!
   Так незаметно до ресторана и дошла, выбрала столик у окна, уселась, обласкала взглядом официанта и, собираясь сделать заказ, случайно глянула вглубь зала.
   Глянула и обмерла: там сидел мой объект.
   “Это судьба!” — подумала я.

Глава 15

   Он сидел и смотрел на меня.
   Снова флёр!
   Флёр!!!
   Флёр опустился на нас, вернулись и дуновение и пелена…
   “Как он умудрился попасть в ресторан раньше меня? — прорвалась сквозь пелену трезвая мысль. — Попасть и успеть сделать заказ. Надо же с каким аппетитом лопает. Кстати, причесочка просто блеск у него. Наверное Борьки шепелявого работа. Точно, все хвалят этого Борьку. Хоть бери и сама у него стригись, даром, что мужской мастер.”
   — Вы будете делать заказ? — громом грянуло над моим ухом.
   Чертов официант! Содрать бабки с меня ему не терпится!
   — Молодой человек, нельзя же так орать! — возмутилась я. — Не видите разве, дама задумалась.
   Молодой человек скроил недовольную мину, но наткнувшись на мой огнедышащий вид, мгновенно понял, что я способна на многое, спасовал и кротко произнес:
   — Извините, три раза спросил, вы не отвечали…
   — Ладно-ладно, — снисходительно успокоила я его и на всякий случай предупредила: — Не вздумайте сказать, что вообразили будто я глухая. Принесите-ка лучше меню.
   Похоже он удивился:
   — Но…
   Нет, такому только дай поговорить! Уж лучше говорить буду сама.
   — Послушайте, — рассердилась я, — вам за что здесь платят: за возражения или за ублажение клиентов? Очереди здесь нет! Так за что платят вам?
   Пока он растерянно искал ответ на мой законный вопрос, я грозно повторила:
   — Меню! Хоть какое-нибудь! Хоть вчерашнее!
   Официанта как ветром сдуло.
   Мысль моя легла в прежнее русло.
   “Да-аа, не зря мой объект салон посетил, — делая вид, что разглядываю его исключительно украдкой (чрезмерная смелость вульгарна), размышляла я, — там, у подъезда, он был простоват в этом своем спортивном костюме, пусть и в дорогом, но как?! Как ему удалось попасть сюда раньше меня? Я же из салона первая вышла!
   А-а!
   А-ааа!!!
   Это его!!!
   Черт возьми! Его “Бентли” стоял у ресторана! Новенький “Бентли”!
   Вот так открытие!!!
   Он к тому же еще и состоятелен, мой мэн!!!
   Как мне этого не хватало!
   Нет, своего добра мне хватает вполне, но хочется хоть изредка встречать это и в мужчинах…”
   — Ваше меню, — нудно прозвучало над ухом.
   И это в такой ответственный момент!
   “Чертов официант не оставляет меня в покое! — гневно подумала я, буквально вырывая из его рук обеденную карту. — Господи, откуда он только взялся на мою голову?!
   Как откуда? Это же ресторан — знала же на что шла. Эхе-хе-хе…”
   Я тупо уставилась в меню. Что тут выбирать?! Человек, отчаянно соскочивший с диеты, в ресторане готов есть практически все, даже салфетки!
   — Дайте мне то, что заказал во-он тот господин, — сказала я, кивая на объект. — И еще домашние феттучине с мидиями и крабами, раз уж на них упали мои глаза.
   — Феттучине нет, — отрезал официант.
   Я была потрясена и не ответила ему сразу лишь потому, что имела слишком много чего сказать, официант же ловко заполнил паузу:
   — В дневное время у нас вообще бизнес-ланч. Фиксированное меню в двух вариантах из трех и четырех блюд.
   — А феттучине? — растерялась я.
   — Феттучине будут вечером, как и все, перечисленное в карте, которую вы держите в руках, сейчас же могу предложить только бизнес-ланч в двух вариантах из трех и четырех блюд.
   — Давайте оба варианта, — махнула рукой я, не сводя глаз со своего объекта.
   Он тоже смотрел на меня. С удовольствием. А как же иначе?
   Официант принес первый вариант, и я незамедлительно приступила к трапезе…
   Какое блаженство! Сидеть в полумраке вполне приличного ресторанного зала, есть салат (о, чудо!) с настоящей жирной сметаной…
   Да просто, черт возьми, есть! Есть!!! Лопать, ни в чем себе не отказывая!
   И переглядываться, почти флиртовать с красивым преуспевающим мужчиной — разве могла я позволить себе такое до того, как состоялось покушение на президента?
   До того, как муж меня бросил?! До того, как на нары угодила?!
   Вот так рождаются истины — по-настоящему человек счастлив только тогда, когда ему уже нечего терять!
   Однако, счастье мое недолго длилось: объект вытер губы салфеткой, еще одну ласковую улыбку мне подарил и… удалился, я же, обманутая, осталась сидеть перед вторым вариантом: опять салат, опять…
   Впрочем, мне уже было не до салата. Я уставилась в окно: мой объект, благоухая дорогим одеколоном и источая довольство жизнью, отмассированный, причесанный и сытый пискнул сигнализацией, открыл дверцу “Бентли” и укатил в неизвестном направлении, я же осталась сидеть перед опостылевшим вторым вариантом — супом и салатом — лишенная всего, даже мужа, брошенная судьбой в такие пучины неприятностей, о которых и писать никогда не пробовала, не то чтобы их переживать.
   — Принесите телефон, — приказала я официанту, мысленно уже готовя обращение к своей несносной Тамарке.
   О, как я бываю, порой, наивна!
   Разве даст хоть слово молвить она, эта женщина-вулкан, этот Везувий!
   — Мама, ты невозможная! — заверещала Тамарка сразу же, как только осознала что это я. — Куда ты пропала? Шутка ли сказать, целую неделю ищут тебя!
   Я насторожилась:
   — Кто ищет?
   — Бог ты мой! Да все! Все, кому не лень! Тоська ищет, хочет долг вернуть — слушай, по-моему она сошла с ума: всем долги возвращает. Никогда не поверю, Мама, что ее Тасик перестал скрывать в какую гору прет его бизнес. Мама, не поверю, что Тасик начал с Тоськой делиться, но с другой стороны где-то же “бабки” она берет, раз долги раздает. Ну, да фиг с ней, с Тоськой. Мама, Роза ищет тебя… Представляешь, ее Пупс…
   Я пришла в ужас. Если Тамарка сейчас начнет рассказывать и про Розу с Пупсом, то встреча с Владимиром Владимировичем мне точно обеспечена — тема эта бесконечна!
   — Тома! — паникуя, закричала я. — Слишком ограничена во времени, чтобы про Пупса слушать. Давай сначала мои вопросы решим.
   — Ты всегда ограничена во времени, — рассердилась Тамарка. — Я ограничена больше тебя, но мы так давно не виделись, Мама, что скопилась критическая масса информации, способная разорвать меня. Но как ты могла так надолго пропасть? Слушай, Мама, я себе такую отпадную юбку купила: даже талия у меня появилась в ней. Надо и тебе такую же купить, хотя, там только маленькие размеры, ты же, Мама, добреешь как на дрожжах.
   И это при том, что Тамарка носит пятидесятый, когда я лишь сорок шестой.
   Пока. Не знаю, что сейчас со мной будет после этих двух вариантов бизнес-ланча.
   — Тома! — возмутилась я. — К черту юбку, к черту дрожжи! Скажи лучше как поживает Люба?
   — Люба отлично поживает.
   Я опешила: “Опа! Люба поживает отлично, тогда почему же так плохо поживаю я?”
   — Тома, — усомнилась я, — ты ничего не перепутала? Я ту Любу имею ввиду, которая у нас мать-героиня. У которой новоселье справляли недавно.
   — Так нет же у нас другой, — изумилась Тамарка. — Мама, ты невозможная! Что с тобой? До сих пор пьешь? Теперь ясно куда ты пропала после того новоселья.
   — Ай, боже мой! Тома, говори, пожалуйста, про Любу!
   Ужасно поджимало время: вот-вот Владимир Владимирович установит откуда я звоню, и его орлы тут же помчатся в ресторан, ворвутся, повалят меня на пол и наденут наручники — представляю радость официанта.
   Зато за обед платить не придется.
   — Мама, с Любой мы виделись после новоселья и вспоминали как хорошо погуляли, — хохотнув, сообщила Тамарка и горестно добавила: — Бедный Валерик до сих пор никак не отойдет, но куда ты пропала?
   — Дорогая, все расскажу потом, сейчас же ответь на один вопрос: куда попала граната?
   Судя по всему с Тамаркой приключился шок — секунд тридцать она молчала, что можно считать рекордом, достойным книги Гинеса.