– Привет, Ру! – ответил ему Пух.
Ру всё подпрыгивал и подпрыгивал на своём сидении, а потом повернулся к Хрюке.
– Привет, Хрюка! – пискнул он.
Поросёнок помахал ему лапкой, потому как битком набил рот и не мог произнести ни слова.
– Привет, Иа! – не унимался Крошка Ру.
Иа мрачно ему кивнул.
– Скоро пойдёт дождь, будь уверен, пойдёт.
Ру поднял голову, убедился, что никакого дождя нет и в помине, а если он и пойдёт, то не скоро, и поздоровался с Совой: «Привет, Сова»! Сова добродушно ответила ему: «Привет, мой маленький юный дружок», – и продолжила рассказывать Кристоферу Робину о несчастном случае, который едва не произошёл с одной её подругой. А Кенга сказала Ру: «Сперва выпей молоко, дорогой, поговоришь потом». Ру, который как раз пил молоко, попытался доказать, что он может и пить молоко, и говорить одновременно… в результате его долго хлопали по спине и вытирали.
Когда же они почти всё съели, Кристофер Робин постучал ложкой по столу, все разом перестали говорить и затихли, за исключением Крошки Ру, на которого напал приступ икоты. Но он пытался представить всё так, будто икал кто-то из многочисленных родичей Кролика.
– Этот обед, – в наступившей тишине торжественно заговорил Кристофер Робин, – устроен в честь одного из нас. Все мы знаем, кто он. Это его Праздничный обед, потому что он заслужил его своими делами, и я приготовил ему подарок. Вот он! – потом он пошарил вокруг себя руками и прошептал. – Где же он?
И пока Кристофер Робин искал внезапно пропавший подарок, Иа важно откашлялся и произнёс речь.
– Друзья, включая и всех прочих, – начал он. – Мне очень приятно, во всяком случае, до сего момента было очень приятно, лицезреть вас всех на моём праздничном обеде. Сделанное мною – пустяк. Любой из вас, за исключением Кролика, Совы и Кенги, на моём месте поступил бы точно так же. Да, и Пуха. Мои слова, разумеется, не относятся к Хрюке и Ру, потому что они слишком маленькие. Любой из вас поступил бы точно также. Но так уж получилось, что это сделал я. Нет нужды упоминать, что содеянное мною и то, что ищет сейчас Кристофер Робин, никоим образом не связаны между собой… – тут Иа поднял переднюю ногу, приставил копыто к пасти и громко прошептал. – Поищи под столом… Итак, я совершил этот поступок, потому что убеждён: если мы можем чем-то помочь, надо помогать. Я чувствую, мы все должны…
Ру громко икнул.
– Ру, дорогой, – мягко упрекнула его Кенга.
– Разве икал я? – с удивлением спросил Ру.
– О чём это говорит Иа? – шепнул Хрюка Пуху.
– Не знаю, – по голосу чувствовалось, что Пух обижен.
– Я думал, обед устроили в твою честь.
– Совсем недавно я тоже так думал, но теперь выходит, что нет.
– Я бы предпочёл, чтобы мы собрались ради тебя.
– Я тоже.
Крошка Ру опять громко икнул.
– КАК… Я… УЖЕ… ГОВОРИЛ, – громко и строго продолжил Иа, – когда меня перебили эти неуместные громкие звуки, я чувствовал, что…
– Вот он! – радостно воскликнул Кристофер Робин. – Передайте его глупышу Пуху. Это ему!
– Подарок Пуху? – переспросил Иа.
– Ну конечно. Он же лучший в мире медведь.
– Мне следовало заранее знать об этом, – вздохнул Иа. – В конце концов, грех жаловаться. У меня есть друзья. Только вчера кто-то разговаривал со мной. А на прошлой неделе или неделей раньше Кролик наткнулся на меня и сказал: «Тьфу ты, опять он!» Это и есть дружеское общение. Вокруг меня что-то да происходит.
Но никто не слушал его, потому что все говорили: «Что это, Пух?» или «Я знаю, что это» или «Нет, ты не знаешь», – и многое другое, что принято говорить в подобных случаях. И, разумеется, Пух открывал подарок очень-очень быстро, насколько возможно быстро открыть подарок, не разрезая верёвочки, потому что никогда не знаешь, когда может пригодиться в хозяйстве целая верёвочка. Наконец, Пух снял с подарка бумагу.
А когда увидел, что под ней скрывалось, чуть не свалился со стула, так ему понравился подарок. Он получил специальный карандашный пенал. И лежали в пенале карандаши, с буквой «В», сокращённо от Винни, буквами «НВ», сокращённо от Неустрашимого Винни, и буквами «ВВ», сокращённо от Винни-Выдумщика. А ещё были в пенале ножик для заточки карандашей, и ластик, чтобы стирать написанное, и линейка, чтобы чертить дорожки, по которым будут гулять слова, и дюймовая шкала на линейке, на случай, если кому-то захочется замерить расстояние в дюймах, и карандаши с синими, красными и зелёными грифелями, чтобы писать или рисовать ими что-то совсем особенное – синим, красным или зелёным цветом.
И каждая из этих удивительных вещей лежала в своём отделении, и закрывался пенал с громким щелчком, который сообщал хозяину, что пенал закрыт. И все эти сокровища теперь принадлежали Пуху.
– Вот здорово! – обрадовался Пух.
– Как здорово, Пух! – воскликнули все, за исключением Иа.
– Спасибо! – поблагодарил Кристофера Робина Пух.
А Иа бубнил себе под нос: «Кому нужна вся эта писанина? Карандаши и всё прочее. Раздули из мухи слона, вот что я думаю, если вас интересует моё мнение. Пустяковина. Никому не нужная вещь».
После обеда, когда все распрощались и поблагодарили Кристофера Робина, Пух и Хрюка задумчиво шли рядом, освещённые золотистым сиянием заходящего солнца. Они долго молчали, пока, наконец, Хрюка не спросил Пуха: «Пух, что ты первым делом говоришь, когда просыпаешься утром?»
– Что у нас на завтрак, – без запинки ответил Пух. – А что говоришь ты, Хрюка?
– Я говорю, а что интересного ждёт меня сегодня?
Пух кивнул, а после недолгого раздумья заметил: «Это ведь одно и то же».
– Когда?
– На следующее утро.
– Я не знаю.
– Может, что-нибудь придумаешь, а потом расскажешь мне и Пуху?
– Ну, раз тебе хочется…
– Пух очень хочет услышать, – ответил Кристофер Робин.
Он глубоко вздохнул, подхватил своего медвежонка за заднюю лапу и направился к двери, таща за собой Винни-Пуха. У самой двери остановился, повернулся ко мне и спросил: «Придёшь посмотреть, как я умываюсь?»
– Скорее всего.
– А пенал Пуха лучше моего?
– Они одинаковые, – ответил я.
Кристофер Робин кивнул и вышел… а вскоре я услышал, как Винни-Пух… бум-бум-бум … поднимается по лестнице следом за ним.
Ру всё подпрыгивал и подпрыгивал на своём сидении, а потом повернулся к Хрюке.
– Привет, Хрюка! – пискнул он.
Поросёнок помахал ему лапкой, потому как битком набил рот и не мог произнести ни слова.
– Привет, Иа! – не унимался Крошка Ру.
Иа мрачно ему кивнул.
– Скоро пойдёт дождь, будь уверен, пойдёт.
Ру поднял голову, убедился, что никакого дождя нет и в помине, а если он и пойдёт, то не скоро, и поздоровался с Совой: «Привет, Сова»! Сова добродушно ответила ему: «Привет, мой маленький юный дружок», – и продолжила рассказывать Кристоферу Робину о несчастном случае, который едва не произошёл с одной её подругой. А Кенга сказала Ру: «Сперва выпей молоко, дорогой, поговоришь потом». Ру, который как раз пил молоко, попытался доказать, что он может и пить молоко, и говорить одновременно… в результате его долго хлопали по спине и вытирали.
Когда же они почти всё съели, Кристофер Робин постучал ложкой по столу, все разом перестали говорить и затихли, за исключением Крошки Ру, на которого напал приступ икоты. Но он пытался представить всё так, будто икал кто-то из многочисленных родичей Кролика.
– Этот обед, – в наступившей тишине торжественно заговорил Кристофер Робин, – устроен в честь одного из нас. Все мы знаем, кто он. Это его Праздничный обед, потому что он заслужил его своими делами, и я приготовил ему подарок. Вот он! – потом он пошарил вокруг себя руками и прошептал. – Где же он?
И пока Кристофер Робин искал внезапно пропавший подарок, Иа важно откашлялся и произнёс речь.
– Друзья, включая и всех прочих, – начал он. – Мне очень приятно, во всяком случае, до сего момента было очень приятно, лицезреть вас всех на моём праздничном обеде. Сделанное мною – пустяк. Любой из вас, за исключением Кролика, Совы и Кенги, на моём месте поступил бы точно так же. Да, и Пуха. Мои слова, разумеется, не относятся к Хрюке и Ру, потому что они слишком маленькие. Любой из вас поступил бы точно также. Но так уж получилось, что это сделал я. Нет нужды упоминать, что содеянное мною и то, что ищет сейчас Кристофер Робин, никоим образом не связаны между собой… – тут Иа поднял переднюю ногу, приставил копыто к пасти и громко прошептал. – Поищи под столом… Итак, я совершил этот поступок, потому что убеждён: если мы можем чем-то помочь, надо помогать. Я чувствую, мы все должны…
Ру громко икнул.
– Ру, дорогой, – мягко упрекнула его Кенга.
– Разве икал я? – с удивлением спросил Ру.
– О чём это говорит Иа? – шепнул Хрюка Пуху.
– Не знаю, – по голосу чувствовалось, что Пух обижен.
– Я думал, обед устроили в твою честь.
– Совсем недавно я тоже так думал, но теперь выходит, что нет.
– Я бы предпочёл, чтобы мы собрались ради тебя.
– Я тоже.
Крошка Ру опять громко икнул.
– КАК… Я… УЖЕ… ГОВОРИЛ, – громко и строго продолжил Иа, – когда меня перебили эти неуместные громкие звуки, я чувствовал, что…
– Вот он! – радостно воскликнул Кристофер Робин. – Передайте его глупышу Пуху. Это ему!
– Подарок Пуху? – переспросил Иа.
– Ну конечно. Он же лучший в мире медведь.
– Мне следовало заранее знать об этом, – вздохнул Иа. – В конце концов, грех жаловаться. У меня есть друзья. Только вчера кто-то разговаривал со мной. А на прошлой неделе или неделей раньше Кролик наткнулся на меня и сказал: «Тьфу ты, опять он!» Это и есть дружеское общение. Вокруг меня что-то да происходит.
Но никто не слушал его, потому что все говорили: «Что это, Пух?» или «Я знаю, что это» или «Нет, ты не знаешь», – и многое другое, что принято говорить в подобных случаях. И, разумеется, Пух открывал подарок очень-очень быстро, насколько возможно быстро открыть подарок, не разрезая верёвочки, потому что никогда не знаешь, когда может пригодиться в хозяйстве целая верёвочка. Наконец, Пух снял с подарка бумагу.
А когда увидел, что под ней скрывалось, чуть не свалился со стула, так ему понравился подарок. Он получил специальный карандашный пенал. И лежали в пенале карандаши, с буквой «В», сокращённо от Винни, буквами «НВ», сокращённо от Неустрашимого Винни, и буквами «ВВ», сокращённо от Винни-Выдумщика. А ещё были в пенале ножик для заточки карандашей, и ластик, чтобы стирать написанное, и линейка, чтобы чертить дорожки, по которым будут гулять слова, и дюймовая шкала на линейке, на случай, если кому-то захочется замерить расстояние в дюймах, и карандаши с синими, красными и зелёными грифелями, чтобы писать или рисовать ими что-то совсем особенное – синим, красным или зелёным цветом.
И каждая из этих удивительных вещей лежала в своём отделении, и закрывался пенал с громким щелчком, который сообщал хозяину, что пенал закрыт. И все эти сокровища теперь принадлежали Пуху.
– Вот здорово! – обрадовался Пух.
– Как здорово, Пух! – воскликнули все, за исключением Иа.
– Спасибо! – поблагодарил Кристофера Робина Пух.
А Иа бубнил себе под нос: «Кому нужна вся эта писанина? Карандаши и всё прочее. Раздули из мухи слона, вот что я думаю, если вас интересует моё мнение. Пустяковина. Никому не нужная вещь».
После обеда, когда все распрощались и поблагодарили Кристофера Робина, Пух и Хрюка задумчиво шли рядом, освещённые золотистым сиянием заходящего солнца. Они долго молчали, пока, наконец, Хрюка не спросил Пуха: «Пух, что ты первым делом говоришь, когда просыпаешься утром?»
– Что у нас на завтрак, – без запинки ответил Пух. – А что говоришь ты, Хрюка?
– Я говорю, а что интересного ждёт меня сегодня?
Пух кивнул, а после недолгого раздумья заметил: «Это ведь одно и то же».
* * *
– И что же произошло? – спросил Кристофер Робин.– Когда?
– На следующее утро.
– Я не знаю.
– Может, что-нибудь придумаешь, а потом расскажешь мне и Пуху?
– Ну, раз тебе хочется…
– Пух очень хочет услышать, – ответил Кристофер Робин.
Он глубоко вздохнул, подхватил своего медвежонка за заднюю лапу и направился к двери, таща за собой Винни-Пуха. У самой двери остановился, повернулся ко мне и спросил: «Придёшь посмотреть, как я умываюсь?»
– Скорее всего.
– А пенал Пуха лучше моего?
– Они одинаковые, – ответил я.
Кристофер Робин кивнул и вышел… а вскоре я услышал, как Винни-Пух… бум-бум-бум … поднимается по лестнице следом за ним.
Дом на пуховой опушке
ПОСВЯЩЕНИЕ
Настало время оживить
Героев прежних глав,
Где всякий может удивить
И показать свой нрав.
Из-под пера выходят вновь
Как будто на парад,
Чтоб высказать свою любовь
Тому, кто встрече рад.
Я книгу новую дарю
Тебе, о, ангел мой!
И от души благодарю
За жизнь, которую делю,
Бесценная, с тобой!
Антипредисловие
Предисловие нужно для того, чтобы представлять героев книги, но Кристофер Робин и его друзья уже вам знакомы и теперь хотят попрощаться. Выходит, это не предисловие, а что-то ему обратное. Когда мы спросили Пуха, что обратно предисловию, он переспросил: «Что чему?», и этим нисколько нам не помог, хотя мы очень на него надеялись. К счастью, в это время рядом оказалась Сова, которая поспешила сообщить, что обратное предисловию, дорогой мой Пух, называют антипредисловием. А поскольку Сова очень хорошо разбирается в длинных словах, я уверен, что так оно и есть.
Антипредисловие понадобилось нам потому, что на прошлой неделе, когда Кристофер Робин обратился ко мне со словами: «Что за историю ты собирался рассказать о том, как Пух…» – я быстро перебил его вопросом: «Сколько будет девять раз по сто плюс семь»? Покончив с этой задачкой, мы перешли к следующей – о коровах, которые паслись на лугу. Сначала их было триста, но сколько осталось через полтора часа, если каждую минуту с огороженного луга через единственные ворота уходили по две коровы?.. Мы нашли эти задачи очень интересными и решали их, пока не устали и не улеглись спать, свернувшись калачиком… А Пух, он всё сидит на стуле у нашей подушки, думая Великую Думу Ни О Чём. Но вот и у него начинают слипаться глазки. Наконец, он кивает и на цыпочках следует за нами в Лес. Где нас по-прежнему ждут волшебные приключения, ещё более удивительные, чем те, о которых я вам уже рассказал. Жаль только, что теперь по утрам, когда мы пробуждаемся, они, как сны, исчезают, прежде чем мы успеваем их поймать. С чего начиналось последнее из них? «Однажды, когда Пух шёл по Лесу, у ворот стояли сто и семь коров…» Сами понимаете, на этом дело не закончилось, а мы уже всё забыли. Но ничего страшного, есть и другие приключения, которые мы постараемся вспомнить. И, разумеется, Кристофер Робин и все остальные прощаются с вами понарошку, потому что Лес будет всегда… и тот, кто дружен с медведями, сможет его найти.
А. А. М.
Антипредисловие понадобилось нам потому, что на прошлой неделе, когда Кристофер Робин обратился ко мне со словами: «Что за историю ты собирался рассказать о том, как Пух…» – я быстро перебил его вопросом: «Сколько будет девять раз по сто плюс семь»? Покончив с этой задачкой, мы перешли к следующей – о коровах, которые паслись на лугу. Сначала их было триста, но сколько осталось через полтора часа, если каждую минуту с огороженного луга через единственные ворота уходили по две коровы?.. Мы нашли эти задачи очень интересными и решали их, пока не устали и не улеглись спать, свернувшись калачиком… А Пух, он всё сидит на стуле у нашей подушки, думая Великую Думу Ни О Чём. Но вот и у него начинают слипаться глазки. Наконец, он кивает и на цыпочках следует за нами в Лес. Где нас по-прежнему ждут волшебные приключения, ещё более удивительные, чем те, о которых я вам уже рассказал. Жаль только, что теперь по утрам, когда мы пробуждаемся, они, как сны, исчезают, прежде чем мы успеваем их поймать. С чего начиналось последнее из них? «Однажды, когда Пух шёл по Лесу, у ворот стояли сто и семь коров…» Сами понимаете, на этом дело не закончилось, а мы уже всё забыли. Но ничего страшного, есть и другие приключения, которые мы постараемся вспомнить. И, разумеется, Кристофер Робин и все остальные прощаются с вами понарошку, потому что Лес будет всегда… и тот, кто дружен с медведями, сможет его найти.
А. А. М.
Глава 1,
в которой Иа строят дом на Пуховой Опушке
Однажды, когда делать Пуху было совершенно нечего, кроме как думать, (а ведь надо бы что-нибудь и делать), он направился к домику Хрюки, посмотреть, чем тот занят. Пока он топал по белой лесной тропе, снег всё шёл и шёл, и Пух нисколько не сомневался, что Хрюка дома, греет задние копытца перед камином. Но, к своему изумлению, нашёл дверь открытой, а внутри не обнаружилось и следа Хрюки.
– Он тоже гуляет, – пришёл к грустному выводу Пух. – В этом-то всё и дело. В доме его нет. И мне придётся продолжать прогулку одному. Беда да и только!
Потом он решил, что прежде, чем уходить, надо громко постучать в дверь… так, на всякий случай, чтобы окончательно убедиться, что Хрюки нет. Ожидая, ответит Хрюка на стук или нет, Пух подпрыгивал, чтобы согреться, и тут в ему в голову неожиданно пришла бубнилка, по его разумению, Хорошая Бубнилка, какую не стыдно пробубнить друзьям.
И он поспешил к себе домой. По пути Пух не мог думать ни о чём другом, кроме как о бубнилке, которой хотел порадовать Иа, поэтому несказанно удивился, когда вдруг увидел Хрюку, рассевшегося в его любимом кресле. Остановился на пороге и начал чесать в затылке, гадая, а в чей же дом он пришёл.
– Привет, Хрюка, – поздоровался Пух. – Я думал, ты гуляешь.
– Нет, – возразил Хрюка, – это ты гулял, Пух.
– Похоже на то, – кивнул Пух. – Я знал, что один из нас гуляет.
Он посмотрел на часы, которые показывали без пяти одиннадцать – с тех самых пор, как остановились несколько недель тому назад.
– Надо же, почти одиннадцать, – радостно воскликнул Пух. – Самое время чего-нибудь перехватить, – и он полез в буфет. – А потом, Хрюка, мы пойдём с тобой погулять и споём мою песенку Иа.
– Какую песенку, Пух?
– Ту самую, что мы собираемся спеть Иа, – объяснил Пух.
Часы всё показывали без пяти одиннадцать, когда полчаса спустя Пух и Хрюка отправились в путь. Ветер стих, и снежинки, которым надоело гоняться друг за другом, медленно планировали вниз, пока не находили место для посадки. Иногда они садились на нос Пуха, иногда – нет, и вскоре на шее маленького Хрюки появился белый шарфик, а ещё больше снега скопилось у него за ушами.
– Пух, – вкрадчиво начал он, потому что не хотел, чтоб Пух подумал, будто бы он сдаётся, – мне тут в голову пришла одна мысль. Почему бы нам не пойти сейчас домой и не порепетировать твою песенку? А Иа мы сможет спеть её завтра… или в какой-то другой день, когда встретим его.
– Это очень хорошая идея, Хрюка, – кивнул Пух. – Мы начнём репетировать прямо сейчас, на ходу. Дома репетировать проку нет, потому что это Особая Песенка Для Прогулок, которую нужно петь под снегом.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Хрюка.
– Ты сам поймёшь, когда услышишь песенку. Потому что начинается она с таких слов: «Чем дольше снег идёт, трам-пам…»
– Трам что? – переспросил Хрюка.
– «Пам», – ответил Пух. – Очень хорошо бубнится, знаешь ли. «Чем больше он метёт, трам пам, чем всё…»
– Вроде бы ты пел не о снеге.
– О снеге я пел раньше.
– До «трам-пам»?
– До другого «трам-пам», – пояснил Пух, которому Хрюка сумел-таки задурить голову. – Я сейчас спою её полностью, и тебе всё станет ясно.
К этому времени они уже почти добрались до Унылого Места, где жил Иа. Снег по-прежнему скапливался за ушами Хрюки, и ему это уже изрядно надоело, но тут они свернули к маленькой сосновой роще и уселись на ворота, которые к ней вели. Снег наконец-то перестал, но было очень холодно и, чтобы согреться, они шесть раз спели песенку Пуха, причём Хрюка пел «трам-пам», а Пух – всё остальное, и оба в такт стучали палками о ворота. Немного погодя они согрелись и вновь начали разговаривать.
– Я всё думаю, и думаю я вот о чём. Думаю я об Иа.
– А чего думать об Иа?
– Дело в том, что бедному Иа негде жить.
– Действительно, негде, – согласился Хрюка.
– У тебя есть дом, Хрюка. И у меня есть дом, и дома у нас очень хорошие. У Кристофера Робина есть дом, и у Кенги тоже, и у Совы, и у Кролика, и даже всем друзьям и родичам Кролика есть, где жить. Только Иа жить совсем негде. Так вот что я придумал: давай построим Иа дом.
– Прекрасная идея! – оживился Хрюка. – А где мы его построим?
– Мы построим его прямо здесь, на этой опушке, у этой сосновой рощицы, которая защищает её от ветра, потому что именно здесь я всё это придумал. А опушку мы назовём Пуховой. Решено, на Пуховой опушке мы строим из палок домик для Иа!
– По ту сторону рощи этих самых палок полно! – радостно воскликнул Хрюка. – Я видел. Их там великое множество. И все сложены!
– Спасибо тебе, Хрюка. Своей наблюдательностью ты оказал нам Неоценимую Услугу, и поэтому я бы назвал эту опушку Пухохрюковой, если бы Пуховая не звучала лучше. А лучше звучит она потому, что короче и созвучна опушке. Пошли.
И они слезли с ворот и двинулись на другую сторону сосновой рощи за палками.
– Привет, Иа, – поздоровался Кристофер Робин, после того, как открыл дверь и вышел за порог. – Как поживаешь?
– Снег всё валит и валит, – мрачно ответствовал Иа.
– Вижу.
– И подморозило.
– Неужели?
– Да, – кивнул Иа. – Однако, – голос у него стал чуть бодрее, – землетрясений у нас в последнее время не наблюдалось.
– Что случилось, Иа?
– Ничего, Кристофер Робин. Ничего особенного. Скажи, ты где-нибудь поблизости дома не видел? Полагаю, что нет.
– Какого дома?
– Просто дома.
– И кто там живёт?
– Живу я. По крайней мере, думал, что живу. Но теперь получается, что вроде бы и нет. В конце концов, это же не дело… у каждого есть дом.
– Но, Иа, я не знал… я всегда думал…
– Не знаю, о чём думал ты, Кристофер Робин, но со всем этим снегом, ветром и морозом, не говоря уже о сосульках, на моём поле в три часа ночи совсем не так Жарко, как кажется некоторым. И совсем не Тесно, если ты понимаешь, о чём я толкую. И не Душно. Короче, Кристофер Робин, – продолжил Иа громким шёпотом, – пусть это останется между нами, и я попрошу тебя никому об этом не говорить, но там Холодно.
– Бедный Иа!
– Вот я и сказал себе: «Обитатели Леса будут жалеть, если я замёрзну». Мозгов у них нет, ни у кого, только серая вата, которой по ошибке набили им головы, и Думать они не способны, но, если снег будет падать ещё недель шесть или около того, до них, пожалуй, всё же дойдёт: «А ведь Иа не так уж Жарко в три часа ночи». Вот тогда они все поймут. И пожалеют меня.
– Бедный Иа! – повторил Кристофер Робин. Он уже начал жалеть ослика.
– Я не про тебя, Кристофер Робин. Ты – другой. А сказать я хотел следующее: я взял и построил себе деревянный домик.
– Правда? Как интересно!
– Интересно, между прочим, совсем другое, – как всегда меланхолично продолжил Иа. – Когда я утром ушёл, домик стоял, а когда вернулся, его уже не было. Что совсем не удивительно, даже, напротив, естественно, ведь это домик Иа. Но, тем не менее, у меня возникли вопросы.
Кристофер Робин уже решил, что сейчас не время отвечать на вопросы. Вернулся в дом, надел Непромокаемую шляпу, натянул Непромокаемые сапоги, накинул на плечи Непромокаемый плащ.
– Пойдём и посмотрим, что там у тебя происходит, – сказал он Иа.
– Иногда, если кто-то забирает твой дом, от него остаётся палочка или дощечка, которые не нужны тем, кто забрал дом, поэтому их и оставляют тебе. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я. Вот я и подумал, если мы вместе сходим и…
– Пошли, – махнул рукой Кристофер Робин, и они поспешили к краю поля, где росла сосновая роща, возле которой больше не стоял домик Иа.
– Вот, – показал Иа. – И палочки не осталось! Конечно, снега у меня предостаточно, бери – не хочу. Так что жаловаться не на что.
Но Кристофер Робин не слушал Иа, потому что прислушивался совсем к другим звукам.
– Слышишь? – спросил он.
– Что именно? Кто-то смеётся?
– Прислушайся.
Они оба прислушались… и услышали, как чей-то басовитый голос поёт о том, что снег всё идёт и идёт, а другой голос, куда как более тоненький и пронзительный, трампамкает и прыгскокает в промежутках.
– Это Пух! – обрадовался Кристофер Робин.
– Возможно, – не стал спорить Иа.
– И Хрюка! – не менее радостно добавил Кристофер Робин.
– Возможно, – всё так же уныло согласился Иа. – А кто нам нужен, так это Натасканная Ищейка.
Слова песни внезапно изменились.
– Вот мы и построили наш ДОМ! – возвестил бас.
– Трам-пам! – пропел пискляк.
– Это прекрасный Дом…
– Трам-пам…
– Хотел бы я жить в таком ДОМЕ…
– Трам-пам…
– Пух! – крикнул Кристофер Робин.
Певуны разом замолчали.
– Это Кристофер Робин! – оживился Винни-Пух.
– Он сейчас как раз на том месте, откуда мы носили палки, – уточнил Хрюка.
– Пошли! – скомандовал Пух.
Они слезли с ворот и обежали рощицу, а Пух по пути то и дело радостно ахал и охал, предвкушая встречу с Кристофером Робином.
– Ой, да здесь Иа! – удивился Пух, когда закончил обниматься с Кристофером Робином и обнял Хрюку, а Хрюка обнял его, и оба подумали о приятном сюрпризе, который они приготовили Иа.
– Привет, Иа, – поздоровался Пух.
– И тебе того же, медвежонок Пух, а по четвергам в два раза больше, – уныло ответствовал Иа.
И прежде чем Пух успел спросить: «А почему именно по четвергам?» – Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю, приключившуюся с Иа. Историю Пропавшего Домика. Пух и Хрюка слушали внимательно, и глаза у них раскрывались всё шире и шире.
– Так где, говоришь, стоял домик? – спросил Пух.
– Да вот здесь, – ответил Иа.
– Построенный из палок?
– Да!
– Ой! – пискнул Хрюка.
– Что такое? – повернулся к нему Иа.
– Я только сказал «Ой!» – нервно ответил Хрюка. И чтобы показать, что пребывает в прекрасном настроении, дважды радостно прыгскокнул.
– Ты уверен, что это был дом? – спросил Пух у Иа. – Я хочу сказать, ты уверен, что дом стоял именно здесь?
– Разумеется, уверен, – оскорбился Иа. И тут же добавил, но шёпотом. – У некоторых с головой просто беда.
– А в чём дело, Пух? – полюбопытствовал Кристофер Робин.
– Ну… – начал Пух. – Дело в том… – продолжил Пух. – Видишь ли… – добавил Пух. – Похоже на то… – и тут он понял, что объясняет не очень понятно, а потому самое время обнять Хрюку.
– Похоже, – поддержал его Хрюка. – Только теплее, – добавил он с глубокомысленным видом.
– Теплее где?
– На другой стороне рощи, где стоит домик Иа.
– Мой домик? – переспросил Иа. – Мой домик стоял здесь.
– Нет, – твёрдо возразил Хрюка. – Он с другой стороны рощи.
– Там теплее, – пояснил Пух.
– Но я хочу знать…
– Давайте пойдём и посмотрим, – предложил Хрюка и повёл всех вокруг рощи.
– Не может же тут быть двух домов, – рассуждал Пух. – Дома так близко не строят.
Они обошли рощицу и увидели стоящий на опушке очень уютный домик Иа.
– Вот он, – указал Хрюка.
– Хорош не только снаружи, но и внутри, – подчеркнул Пух.
Иа вошёл в домик… вышел из него.
– Чудеса, да и только. Это мой дом, и построил я его на том месте, где и говорил, но, должно быть, ветер перенёс его сюда. Ветер-то дул в эту сторону, вот он и подхватил мой домик, а потом опустил на землю здесь, целым и невредимым. А это место, надо признать, лучше прежнего.
– Гораздо лучше, – хором поддакнули Пух и Хрюка.
– Вот наглядный пример того, что можно сделать, проявив немного смекалки, – продолжал Иа. – Видишь, Пух? Видишь, Хрюка? Сначала, конечно, надо всё продумать, потом – потрудиться. Посмотрите на мой домик! Только так и положено строить дома, – гордо заключил Иа.
Там они его и оставили: Кристофер Робин отправился с друзьями на обед, и по пути они рассказали ему о совершённой ими Ужасной Ошибке. А когда Кристофер Робин отсмеялся, они всю оставшуюся дорогу втроём пели Песенку Для Прогулок В Снежную Погоду, причём Хрюка, который по-прежнему немного стеснялся своего голоса, ограничивался только трампамами и прыгскоками.
«Знаю, кому-то может показаться, что это просто, – говорил себе Хрюка, – но далеко не каждый способен на такое».
– Он тоже гуляет, – пришёл к грустному выводу Пух. – В этом-то всё и дело. В доме его нет. И мне придётся продолжать прогулку одному. Беда да и только!
Потом он решил, что прежде, чем уходить, надо громко постучать в дверь… так, на всякий случай, чтобы окончательно убедиться, что Хрюки нет. Ожидая, ответит Хрюка на стук или нет, Пух подпрыгивал, чтобы согреться, и тут в ему в голову неожиданно пришла бубнилка, по его разумению, Хорошая Бубнилка, какую не стыдно пробубнить друзьям.
– Если я и должен что-то сделать, – сказал себе Винни-Пух, – так лучшего дела просто не найти. Сейчас вернусь домой, посмотрю, который час, и, возможно, повяжу на шею шарф, пойду к Иа и спою ему мою новую песенку.
Чем дольше снег идёт,
(Трам-пам!)
Чем больше он метёт,
(Трам-пам!)
Чем всё вокруг белей,
(Трам-пам!)
Тем всё мне холодней!
Продрог я и озяб,
(Прыг-скок!)
Совсем не чую лап!
(Прыг-скок!)
На месте не стою,
(Прыг-скок!)
Танцую и пою!
И он поспешил к себе домой. По пути Пух не мог думать ни о чём другом, кроме как о бубнилке, которой хотел порадовать Иа, поэтому несказанно удивился, когда вдруг увидел Хрюку, рассевшегося в его любимом кресле. Остановился на пороге и начал чесать в затылке, гадая, а в чей же дом он пришёл.
– Привет, Хрюка, – поздоровался Пух. – Я думал, ты гуляешь.
– Нет, – возразил Хрюка, – это ты гулял, Пух.
– Похоже на то, – кивнул Пух. – Я знал, что один из нас гуляет.
Он посмотрел на часы, которые показывали без пяти одиннадцать – с тех самых пор, как остановились несколько недель тому назад.
– Надо же, почти одиннадцать, – радостно воскликнул Пух. – Самое время чего-нибудь перехватить, – и он полез в буфет. – А потом, Хрюка, мы пойдём с тобой погулять и споём мою песенку Иа.
– Какую песенку, Пух?
– Ту самую, что мы собираемся спеть Иа, – объяснил Пух.
Часы всё показывали без пяти одиннадцать, когда полчаса спустя Пух и Хрюка отправились в путь. Ветер стих, и снежинки, которым надоело гоняться друг за другом, медленно планировали вниз, пока не находили место для посадки. Иногда они садились на нос Пуха, иногда – нет, и вскоре на шее маленького Хрюки появился белый шарфик, а ещё больше снега скопилось у него за ушами.
– Пух, – вкрадчиво начал он, потому что не хотел, чтоб Пух подумал, будто бы он сдаётся, – мне тут в голову пришла одна мысль. Почему бы нам не пойти сейчас домой и не порепетировать твою песенку? А Иа мы сможет спеть её завтра… или в какой-то другой день, когда встретим его.
– Это очень хорошая идея, Хрюка, – кивнул Пух. – Мы начнём репетировать прямо сейчас, на ходу. Дома репетировать проку нет, потому что это Особая Песенка Для Прогулок, которую нужно петь под снегом.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Хрюка.
– Ты сам поймёшь, когда услышишь песенку. Потому что начинается она с таких слов: «Чем дольше снег идёт, трам-пам…»
– Трам что? – переспросил Хрюка.
– «Пам», – ответил Пух. – Очень хорошо бубнится, знаешь ли. «Чем больше он метёт, трам пам, чем всё…»
– Вроде бы ты пел не о снеге.
– О снеге я пел раньше.
– До «трам-пам»?
– До другого «трам-пам», – пояснил Пух, которому Хрюка сумел-таки задурить голову. – Я сейчас спою её полностью, и тебе всё станет ясно.
Песенку, как вы сами убедились, он спел от начала до конца, решил, что спел очень даже хорошо, и теперь, соответственно, ждал от Хрюки слов о том, что тот никогда не слышал лучшей Бубнилки для Снежной Погоды. А Хрюка, хорошенько обдумав услышанное, возьми да ляпни: «Пух, речь, по-моему, должна идти не столько о лапах, как об ушах».
Чем дольше
СНЕГ ИДЁТ-трам-пам,
Чем больше
ОН МЕТЁТ-трам-пам,
Чем всё
ВОКРУГ БЕЛЕЙ-трам-пам,
Тем мне
ВСЁ ХОЛОДНЕЙ!
Продрог я и
ОЗЯБ-прыг-скок,
Совсем не чую
Лап-прыг-скок!
На месте не
СТОЮ-прыг-скок!
Танцую
И ПОЮ!
К этому времени они уже почти добрались до Унылого Места, где жил Иа. Снег по-прежнему скапливался за ушами Хрюки, и ему это уже изрядно надоело, но тут они свернули к маленькой сосновой роще и уселись на ворота, которые к ней вели. Снег наконец-то перестал, но было очень холодно и, чтобы согреться, они шесть раз спели песенку Пуха, причём Хрюка пел «трам-пам», а Пух – всё остальное, и оба в такт стучали палками о ворота. Немного погодя они согрелись и вновь начали разговаривать.
– Я всё думаю, и думаю я вот о чём. Думаю я об Иа.
– А чего думать об Иа?
– Дело в том, что бедному Иа негде жить.
– Действительно, негде, – согласился Хрюка.
– У тебя есть дом, Хрюка. И у меня есть дом, и дома у нас очень хорошие. У Кристофера Робина есть дом, и у Кенги тоже, и у Совы, и у Кролика, и даже всем друзьям и родичам Кролика есть, где жить. Только Иа жить совсем негде. Так вот что я придумал: давай построим Иа дом.
– Прекрасная идея! – оживился Хрюка. – А где мы его построим?
– Мы построим его прямо здесь, на этой опушке, у этой сосновой рощицы, которая защищает её от ветра, потому что именно здесь я всё это придумал. А опушку мы назовём Пуховой. Решено, на Пуховой опушке мы строим из палок домик для Иа!
– По ту сторону рощи этих самых палок полно! – радостно воскликнул Хрюка. – Я видел. Их там великое множество. И все сложены!
– Спасибо тебе, Хрюка. Своей наблюдательностью ты оказал нам Неоценимую Услугу, и поэтому я бы назвал эту опушку Пухохрюковой, если бы Пуховая не звучала лучше. А лучше звучит она потому, что короче и созвучна опушке. Пошли.
И они слезли с ворот и двинулись на другую сторону сосновой рощи за палками.
* * *
Кристофер Робин проводил утро дома, путешествовал в Африку и обратно. Он как раз сошёл с корабля и знакомился с обстановкой, когда в дверь постучал не кто иной, как Иа.– Привет, Иа, – поздоровался Кристофер Робин, после того, как открыл дверь и вышел за порог. – Как поживаешь?
– Снег всё валит и валит, – мрачно ответствовал Иа.
– Вижу.
– И подморозило.
– Неужели?
– Да, – кивнул Иа. – Однако, – голос у него стал чуть бодрее, – землетрясений у нас в последнее время не наблюдалось.
– Что случилось, Иа?
– Ничего, Кристофер Робин. Ничего особенного. Скажи, ты где-нибудь поблизости дома не видел? Полагаю, что нет.
– Какого дома?
– Просто дома.
– И кто там живёт?
– Живу я. По крайней мере, думал, что живу. Но теперь получается, что вроде бы и нет. В конце концов, это же не дело… у каждого есть дом.
– Но, Иа, я не знал… я всегда думал…
– Не знаю, о чём думал ты, Кристофер Робин, но со всем этим снегом, ветром и морозом, не говоря уже о сосульках, на моём поле в три часа ночи совсем не так Жарко, как кажется некоторым. И совсем не Тесно, если ты понимаешь, о чём я толкую. И не Душно. Короче, Кристофер Робин, – продолжил Иа громким шёпотом, – пусть это останется между нами, и я попрошу тебя никому об этом не говорить, но там Холодно.
– Бедный Иа!
– Вот я и сказал себе: «Обитатели Леса будут жалеть, если я замёрзну». Мозгов у них нет, ни у кого, только серая вата, которой по ошибке набили им головы, и Думать они не способны, но, если снег будет падать ещё недель шесть или около того, до них, пожалуй, всё же дойдёт: «А ведь Иа не так уж Жарко в три часа ночи». Вот тогда они все поймут. И пожалеют меня.
– Бедный Иа! – повторил Кристофер Робин. Он уже начал жалеть ослика.
– Я не про тебя, Кристофер Робин. Ты – другой. А сказать я хотел следующее: я взял и построил себе деревянный домик.
– Правда? Как интересно!
– Интересно, между прочим, совсем другое, – как всегда меланхолично продолжил Иа. – Когда я утром ушёл, домик стоял, а когда вернулся, его уже не было. Что совсем не удивительно, даже, напротив, естественно, ведь это домик Иа. Но, тем не менее, у меня возникли вопросы.
Кристофер Робин уже решил, что сейчас не время отвечать на вопросы. Вернулся в дом, надел Непромокаемую шляпу, натянул Непромокаемые сапоги, накинул на плечи Непромокаемый плащ.
– Пойдём и посмотрим, что там у тебя происходит, – сказал он Иа.
– Иногда, если кто-то забирает твой дом, от него остаётся палочка или дощечка, которые не нужны тем, кто забрал дом, поэтому их и оставляют тебе. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я. Вот я и подумал, если мы вместе сходим и…
– Пошли, – махнул рукой Кристофер Робин, и они поспешили к краю поля, где росла сосновая роща, возле которой больше не стоял домик Иа.
– Вот, – показал Иа. – И палочки не осталось! Конечно, снега у меня предостаточно, бери – не хочу. Так что жаловаться не на что.
Но Кристофер Робин не слушал Иа, потому что прислушивался совсем к другим звукам.
– Слышишь? – спросил он.
– Что именно? Кто-то смеётся?
– Прислушайся.
Они оба прислушались… и услышали, как чей-то басовитый голос поёт о том, что снег всё идёт и идёт, а другой голос, куда как более тоненький и пронзительный, трампамкает и прыгскокает в промежутках.
– Это Пух! – обрадовался Кристофер Робин.
– Возможно, – не стал спорить Иа.
– И Хрюка! – не менее радостно добавил Кристофер Робин.
– Возможно, – всё так же уныло согласился Иа. – А кто нам нужен, так это Натасканная Ищейка.
Слова песни внезапно изменились.
– Вот мы и построили наш ДОМ! – возвестил бас.
– Трам-пам! – пропел пискляк.
– Это прекрасный Дом…
– Трам-пам…
– Хотел бы я жить в таком ДОМЕ…
– Трам-пам…
– Пух! – крикнул Кристофер Робин.
Певуны разом замолчали.
– Это Кристофер Робин! – оживился Винни-Пух.
– Он сейчас как раз на том месте, откуда мы носили палки, – уточнил Хрюка.
– Пошли! – скомандовал Пух.
Они слезли с ворот и обежали рощицу, а Пух по пути то и дело радостно ахал и охал, предвкушая встречу с Кристофером Робином.
– Ой, да здесь Иа! – удивился Пух, когда закончил обниматься с Кристофером Робином и обнял Хрюку, а Хрюка обнял его, и оба подумали о приятном сюрпризе, который они приготовили Иа.
– Привет, Иа, – поздоровался Пух.
– И тебе того же, медвежонок Пух, а по четвергам в два раза больше, – уныло ответствовал Иа.
И прежде чем Пух успел спросить: «А почему именно по четвергам?» – Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю, приключившуюся с Иа. Историю Пропавшего Домика. Пух и Хрюка слушали внимательно, и глаза у них раскрывались всё шире и шире.
– Так где, говоришь, стоял домик? – спросил Пух.
– Да вот здесь, – ответил Иа.
– Построенный из палок?
– Да!
– Ой! – пискнул Хрюка.
– Что такое? – повернулся к нему Иа.
– Я только сказал «Ой!» – нервно ответил Хрюка. И чтобы показать, что пребывает в прекрасном настроении, дважды радостно прыгскокнул.
– Ты уверен, что это был дом? – спросил Пух у Иа. – Я хочу сказать, ты уверен, что дом стоял именно здесь?
– Разумеется, уверен, – оскорбился Иа. И тут же добавил, но шёпотом. – У некоторых с головой просто беда.
– А в чём дело, Пух? – полюбопытствовал Кристофер Робин.
– Ну… – начал Пух. – Дело в том… – продолжил Пух. – Видишь ли… – добавил Пух. – Похоже на то… – и тут он понял, что объясняет не очень понятно, а потому самое время обнять Хрюку.
– Похоже, – поддержал его Хрюка. – Только теплее, – добавил он с глубокомысленным видом.
– Теплее где?
– На другой стороне рощи, где стоит домик Иа.
– Мой домик? – переспросил Иа. – Мой домик стоял здесь.
– Нет, – твёрдо возразил Хрюка. – Он с другой стороны рощи.
– Там теплее, – пояснил Пух.
– Но я хочу знать…
– Давайте пойдём и посмотрим, – предложил Хрюка и повёл всех вокруг рощи.
– Не может же тут быть двух домов, – рассуждал Пух. – Дома так близко не строят.
Они обошли рощицу и увидели стоящий на опушке очень уютный домик Иа.
– Вот он, – указал Хрюка.
– Хорош не только снаружи, но и внутри, – подчеркнул Пух.
Иа вошёл в домик… вышел из него.
– Чудеса, да и только. Это мой дом, и построил я его на том месте, где и говорил, но, должно быть, ветер перенёс его сюда. Ветер-то дул в эту сторону, вот он и подхватил мой домик, а потом опустил на землю здесь, целым и невредимым. А это место, надо признать, лучше прежнего.
– Гораздо лучше, – хором поддакнули Пух и Хрюка.
– Вот наглядный пример того, что можно сделать, проявив немного смекалки, – продолжал Иа. – Видишь, Пух? Видишь, Хрюка? Сначала, конечно, надо всё продумать, потом – потрудиться. Посмотрите на мой домик! Только так и положено строить дома, – гордо заключил Иа.
Там они его и оставили: Кристофер Робин отправился с друзьями на обед, и по пути они рассказали ему о совершённой ими Ужасной Ошибке. А когда Кристофер Робин отсмеялся, они всю оставшуюся дорогу втроём пели Песенку Для Прогулок В Снежную Погоду, причём Хрюка, который по-прежнему немного стеснялся своего голоса, ограничивался только трампамами и прыгскоками.
«Знаю, кому-то может показаться, что это просто, – говорил себе Хрюка, – но далеко не каждый способен на такое».
Глава 2,
в которой Тигер приходит в Лес и завтракает
Глубокой ночью Винни-Пух внезапно проснулся и прислушался. Потом вылез из постели, зажёг свечу и пересёк комнату, чтобы посмотреть, не лезет ли кто в буфет с мёдом. Никто не лез, Пух вернулся к кровати, задул свечу и вновь забрался под одеяло. И снова услышал шум.
– Это ты, Хрюка? – спросил он.
Хрюка не откликнулся.
– Заходи, Кристофер Робин, – пригласил Пух.
Кристофер Робин не вошёл.
– Расскажешь мне об этом завтра, Иа, – и Пух сладко зевнул.
Но шум не затихал.
– Ворра-ворра-ворра-ворра, – произнёс Незнамокто, и Пух понял, что ему уже не уснуть.
«Что ж это такое? – думал он. – В Лесу много разных шумов, но этот ни на что не похожий. Не рычание, и не мурлыкание, и не лай, это даже не те звуки, которые предшествуют прочтению стихов; видать, ворчит какой-то странный зверь. И ворчит у моей двери. Поэтому я должен встать и попросить его больше так не делать».
Пух опять вылез из кровати и открыл входную дверь.
– Привет! – поздоровался он на тот случай, что за дверью кто-то есть.
– Привет! – ответил ему Незнамокто.
– Ой! – воскликнул Пух. – Привет!
– Привет!
– А, ты, значит, здесь! – воскликнул Пух, – Привет!
– Привет, – ответил Странный Зверь, гадая, долго ли его будут приветствовать.
Пух уже собрался сказать «Привет», в четвёртый раз, но подумал, что приветов Странный Зверь получил предостаточно, а потому спросил: «Ты кто»?
– Я, – ответили ему.
– Ага, – кивнул Пух. – Тогда заходи.
Незнамокто вошёл, и при свете свечи они с Пухом оглядели друг друга.
– Я – Пух, – представился Винни.
– Я – Тигер, – представился Тигер.
– Понятно, – Пух впервые видел такого зверя. – А Кристофер Робин тебя знает?
– Конечно, знает, – ответил Тигер.
– Хорошо, – кивнул Пух. – Сейчас ночь, и это самое лучшее время для сна. А утром на завтрак мы будем есть мёд. Тигеры любят мёд?
– Они любят всё, – радостно сообщил ему Тигер. А новое имя ему очень даже приглянулось.
– Тогда им понравиться спать на полу, а я ложусь в кровать. Всеми делами займёмся утром. Спокойной ночи, – Пух забрался под одеяло и быстро заснул.
Проснувшись утром, он первым делом увидел Тигера, который сидел перед зеркалом и смотрел на своё отражение.
– Привет! – поздоровался Пух.
– Привет! – ответил Тигер. – Я нашёл такого же, как я, хотя мне казалось, что я – единственный и неповторимый.
Пух вылез из постели, начал объяснять, что такое зеркало, и уже подходил к самой интересной части, когда Тигер перебил его.
– Извини, но кто-то карабкается на твой стол, – и с очередным ворраворраворраворра он прыгнул на край скатерти, ухватил её, стянул на пол, замотался в неё, перекатился в другой конец комнаты, а потом, после отчаянной борьбы и возни высвободил голову и радостно спросил. – Я победил?
– Это моя скатерть, – пояснил Пух и начал разворачивать Тигера.
– А я всё гадал, что же это такое.
– Её застилают стол, а уж потом ставят на него всё остальное.
– Тогда почему она пыталась укусить меня, когда я отвернулся?
– Это ты, Хрюка? – спросил он.
Хрюка не откликнулся.
– Заходи, Кристофер Робин, – пригласил Пух.
Кристофер Робин не вошёл.
– Расскажешь мне об этом завтра, Иа, – и Пух сладко зевнул.
Но шум не затихал.
– Ворра-ворра-ворра-ворра, – произнёс Незнамокто, и Пух понял, что ему уже не уснуть.
«Что ж это такое? – думал он. – В Лесу много разных шумов, но этот ни на что не похожий. Не рычание, и не мурлыкание, и не лай, это даже не те звуки, которые предшествуют прочтению стихов; видать, ворчит какой-то странный зверь. И ворчит у моей двери. Поэтому я должен встать и попросить его больше так не делать».
Пух опять вылез из кровати и открыл входную дверь.
– Привет! – поздоровался он на тот случай, что за дверью кто-то есть.
– Привет! – ответил ему Незнамокто.
– Ой! – воскликнул Пух. – Привет!
– Привет!
– А, ты, значит, здесь! – воскликнул Пух, – Привет!
– Привет, – ответил Странный Зверь, гадая, долго ли его будут приветствовать.
Пух уже собрался сказать «Привет», в четвёртый раз, но подумал, что приветов Странный Зверь получил предостаточно, а потому спросил: «Ты кто»?
– Я, – ответили ему.
– Ага, – кивнул Пух. – Тогда заходи.
Незнамокто вошёл, и при свете свечи они с Пухом оглядели друг друга.
– Я – Пух, – представился Винни.
– Я – Тигер, – представился Тигер.
– Понятно, – Пух впервые видел такого зверя. – А Кристофер Робин тебя знает?
– Конечно, знает, – ответил Тигер.
– Хорошо, – кивнул Пух. – Сейчас ночь, и это самое лучшее время для сна. А утром на завтрак мы будем есть мёд. Тигеры любят мёд?
– Они любят всё, – радостно сообщил ему Тигер. А новое имя ему очень даже приглянулось.
– Тогда им понравиться спать на полу, а я ложусь в кровать. Всеми делами займёмся утром. Спокойной ночи, – Пух забрался под одеяло и быстро заснул.
Проснувшись утром, он первым делом увидел Тигера, который сидел перед зеркалом и смотрел на своё отражение.
– Привет! – поздоровался Пух.
– Привет! – ответил Тигер. – Я нашёл такого же, как я, хотя мне казалось, что я – единственный и неповторимый.
Пух вылез из постели, начал объяснять, что такое зеркало, и уже подходил к самой интересной части, когда Тигер перебил его.
– Извини, но кто-то карабкается на твой стол, – и с очередным ворраворраворраворра он прыгнул на край скатерти, ухватил её, стянул на пол, замотался в неё, перекатился в другой конец комнаты, а потом, после отчаянной борьбы и возни высвободил голову и радостно спросил. – Я победил?
– Это моя скатерть, – пояснил Пух и начал разворачивать Тигера.
– А я всё гадал, что же это такое.
– Её застилают стол, а уж потом ставят на него всё остальное.
– Тогда почему она пыталась укусить меня, когда я отвернулся?