Страница:
По его спине поползли мурашки. Чего же он ждал? Что его жизнь отныне будет легкой и беззаботной?
«У тебя есть только союзники, – мысленно повторил он. – И враги».
Он сделал свой выбор.
– Спасибо, милорд!
Холодные глаза лорда А’Декала погасли.
– Я понимаю.
«Я мог бы снова обрести руку», – подумал Том. И вспомнил слова леди В’Деликона. Он заслужил свою победу, и ему следует верить в свои силы.
«О моя рука», – подумал он.
А’Декал повернулся, чтобы уйти.
– Милорд… – Том позволил своему голосу прозвучать еле слышно, зная, что А’Декал воспримет это как проявление слабости. – Спасибо от всей души за ваше приглашение. Вы были великодушны с новоиспеченным лордом.
Короткий кивок, и А’Декал направился в гостиную, оставив Тома одного.
«Верить в свои силы, да, леди В’Деликона?» – Том сжал кулак так, что значок А’Декала впился в ладонь, и повернулся в сторону внутреннего дворика. Игроки, смеясь, продолжали играть, и эхо отражалось от потолка пещеры. Но Том не замечал их.
Он только что получил свой самый тяжелый и горький урок. И понял то, чего никогда не понимал раньше.
«Ненависть питает мои силы, – подумал он. – И так было всегда».
Благодаря лорду А’Декалу Том испытал мгновение черного озарения, мгновение, которое предпочел бы не переживать никогда. В душе его царила холодная ненависть: к Оракулу и всей системе, которая его воспитала.
Том вновь присоединился к празднику. Но теперь все было по-другому.
Внутри пойманного в ловушку корабля заключен какой-то парадокс, какая-то странность. Это форма жизни, основанная на молекуле в виде двойной спирали, молекуле, которая является одновременно и химической фабрикой, и копиром самое себя.
Фиксируя отклонения в частоте резонанса, структура мю-пространства воспринимает форму и функцию вторгшегося объекта.
Как он существует? Как может инструмент, фабрика, одновременно быть и проектантом? Что могло создать такую странную петлю? Какая необычная технология могла проявиться таким образом?
Структура представляет собой лабиринт алых молний, пронизывающих вездесущее золотое море. Его ядро теперь плотно обволакивает странного пришельца, но его щупальца обращены наружу. Поиск, поиск…
Это самоорганизующаяся материя. Это нельзя назвать ни жизнью, ни отсутствием жизни.
А вот что-то новенькое. Исследующий щуп натыкается на только что образовавшийся сверкающий водоворот. Раньше он бы миновал подобное препятствие. Но вторгшийся корабль создал нелинейность, алгоритм роста…
Исходная конфигурация перестраивается, адаптируется, включает в себя новую структуру для использования ее в качестве построения сложных внутренних форм и двигается дальше. Фрагментированные круги распространяющейся в разные стороны энергии сливаются, распадаются на части и исчезают.
Она ищет новые структуры, которые могла бы познать: новые конфигурации, новые алгоритмы, способные изменять конфигурации. Возможно, какой-то алгоритм окажется достаточно тонким, подвижным и необычным для того, чтобы она смогла проникнуть внутрь, пройти сквозь нарушивший ее окружение объект, теперь прочно заключенный в центр ее структуры.
Поиск…
Новый год в Париже. Залпы фейерверка громыхнули в ночной темноте над Сеной каскадом бриллиантовых огней:
С НОВЫМ ГОДОМ!
Продрогшая Карин села за столик на набережной. В основном посетители предпочитали обедать внутри. Они прятались в замысловатом лабиринте зеркал, которые образовывали внутреннее пространство кафе «Катоптрик». Потоки ярко-красного и серебристого света падали на поверхность столов, отражая огни фейерверка.
Сэнсея нигде не было видно. Карин обхватила ладонями стакан с горячим шоколадом, благодарная за исходящее от него тепло, и в тридцатый раз осмотрела набережную.
Следовало бы настоять на том, чтобы менеджерам проекта выдавались специальные значки. Но все ее попытки сдвинуть с места бюрократию УНСА позорно проваливались.
В центре зеркального стола, за которым она сидела, находился пульт управления голографическим терминалом. Она внимательно осмотрела его, пытаясь понять, каким образом его можно включить.
«Дарт», – подумала она в миллионный раз.
Возможно, сэнсей просто задержался. Если бы только она могла проверить время прибытия в космопорт Барбе…
– Извините меня, мадемуазель. – Молодой официант, тот же, что принес ей горячий шоколад, снова появился рядом. – Чтобы воспользоваться терминалом, надо опустить жетон, – он жестами показал, как это делается. – Вы понимаете?
– Да, – Карин специально говорила с подчеркнутым акцентом. – Я догадываюсь.
Ярко-красный залп, рассыпавшийся на множество звездочек, разорвался в небе, когда она вынула кредит-ленту из своего браслета. В свете угасающего фейерверка официант пропустил ленту через пластинку, которую держал в руке, и вернул ее Карин.
– Одну минуту…
Карин, смотав кредит-ленту внутрь браслета, наблюдала, как официант вернулся в кафе, как он ищет что-то за никелированной стойкой, потом медленно возвращается с крошечным изогнутым жетоном в руке. Он преподнес Карин жетон с торжественной церемонностью.
– Спасибо!
– Не за что.
Она скормила жетон терминалу. Дисплей расцвел почти такими же красками, как и ночное небо над городом.
– Черт подери! – Карин увидела, как от толпы, медленно движущейся вдоль набережной, отделились три фигуры и направились в ее сторону. Вздохнув, она выключила терминал.
– Прекрасная встреча в такую холодную ночь, как эта! – Сэнсей Майкл в тяжелой дохе, с засунутым под седую бороду одноцветным шарфом и в надвинутой на брови темной шляпе выглядел грузным. – С Новым годом!
Его спутниками были худой мужчина и элегантно одетая женщина в шикарном, почти невесомом пальто, на котором блестящие термоэлементы образовывали сложный орнамент в виде завитков.
– Извините! – Карин протянула руку.
– Жак Леброн. – Ладонь мужчины была сухой и твердой. – Журналист, «ТехноМонд-ХХII».
– Рада познакомиться.
Женщина держалась в тени, оставаясь сторонним наблюдателем. Ни Леброн, ни сэнсей даже не попытались представить ее Карин.
– Мне тоже очень приятно, – ответил Леброн.
Он был весьма привлекательным мужчиной. Но это еще больше усилило тоску Карин по Дарту, по прикосновениям его мозолистых рук…
Она постаралась сосредоточиться на том, что происходило в настоящий момент.
– Ваш дактил, – сказал Леброн, протягивая ей прозрачную пластину.
Карин взглянула на Майкла; тот кивнул:
– Все о’кей.
– Я обычно не подписываю контрактов, – Карин прижала большой палец к пластинке, – не прочитав внимательно каждое предложение.
– Любой контракт можно расторгнуть, не правда ли? – Леброн повернулся к женщине, и та кивнула. – Мы проведем интервью на следующей неделе. Ладно?
– Хорошо, – улыбнулась Карин.
– Надеюсь, вы решите двигаться вперед. – Новый знакомый протянул Карин руку, и они закрепили договор рукопожатием. Потом он повернулся к Майклу. – Будьте осторожны.
Леброн и незнакомая женщина ушли, но Карин слышала отзвуки торопливых шагов до тех пор, пока последний залп фейерверка не заглушил их.
Под сводами Северного Вокзала, крытого неоглассином, звучала музыка Бетховена.
– Это наш страховой полис, – объяснил Майкл. – Если мы добьемся того, чего хотим, то отменим интервью. Жак поймет.
– Ну, если ты так считаешь… – Карин не совсем понимала, о чем он говорит.
Вокруг старых платформ толклось на удивление много людей. Но все-таки был Новый год, и столичные службы не работали, согласно мерцающим голограммам, до восьми часов утра.
Пассажирский на магнитной подвеске оказался огромным старым сверхскоростным поездом, он был украшен табличкой:
БЕРЕТТА-ЭКСПРЕСС
– На нем мы и поедем, – пробормотал Майк, шагая в вагон. – Не беспокойся, билеты я уже купил.
– Боже! – Карин глубоко вздохнула и шлепнулась на изогнутое темно-красное сиденье. – Оп-ля. Извини.
Майк (Карин всегда было трудно думать о нем как об отце Миллигане, священнике-иезуите) покачал головой.
– Ну, хорошо… – Карин подняла брови. – Разве не предполагалось, что мы поедем в Джакарту?
– Я получил хороший урок, – улыбнулся Майкл. – Когда я связался с Биоцентром в Джакарте, мне сказали, что лаборатория в Цюрихе будет закрыта на две недели. И тут до меня дошло: ведь я могу найти необходимое только там, а не в Джакарте.
– Стало быть, сольемся с обстановкой. И поплывем по течению.
– Совершенно верно. У тебя есть данные, которые подготовил твой друг? Как его зовут?
– Чоджун. – Карин смотрела в окно. Станция уже уплыла назад, но скорость внутри поезда почти не чувствовалась. – Чоджун Аказава… Да, данные у меня.
– С этими данными нам следует выработать основательную позицию, необходимую для совершения сделки. Вне зависимости от того, что мы найдем в Цюрихе.
– Господи, я очень надеюсь на это!
Здание, напоминающее то ли особняк, то ли собор, было расположено за городом. Оно принадлежало УНСА и казалось чрезмерно большим, если не огромным. Карин и ее спутник прошли мимо фонтана, миновали несколько постов охраны, где их документы проверяли со все усиливающейся тщательностью.
В вестибюле их встретили два научных сотрудника. Полоски дифракционных решеток, прилепленные поверх меток с идентификационными именами, превращали голограммы с именами в сверкающие радуги.
Яркая оранжевая эмблема «РОС» под оранжевыми же стрелками украшала стены всех коридоров. Здесь встречались и другие аббревиатуры, другие указатели направлений, но только эмблема «РОС» была повсюду.
Под землей сооружение простиралось на большее расстояние, чем Карин могла предположить. В одном коридоре стоял маленький электрокар, рассчитанный на четверых, но их провожатые прошли мимо, не обращая на него внимания.
Карин ошибалась насчет цели путешествия. Они миновали поворот вниз, куда тоже указывала эмблема «РОС», и быстро двинулись дальше. Карин едва успела прочитать надпись на дверях в дальнем конце бокового коридора: «Реактор Оптоэлектронных Соединений».
На керамических дверях, перед которыми они в конце концов остановились, никаких табличек не было.
Распахнув глаза, Карин смотрела на плавающие тороиды, сквозь которые проходила нить слепящего бело-голубого света. Двадцать тороидов, плавающих в воздухе, образовывали большой круг.
– Мой Бог! – эхо шепота Карин странно прозвучало, отразившись от темных стен лаборатории.
– Боюсь, мы сейчас являемся свидетелями не Его работы, – пробормотал Майкл.
Они были одни. Тихо обменявшись парой фраз на гнусавом французском, их провожатые пообещали вернуться через двадцать минут.
– Это выход, да?
Одномерная, пульсирующая вторичным излучением, нить света раскрывалась в другую вселенную. В мю-пространство.
Майкл склонился над дисплеем.
– Я не знал! – Он посмотрел на нее. – В самом деле.
– Но что это?
На первый взгляд все казалось бессмысленным. Но Майкл манипулировал с голографическим изображением, то расширял его, то вращал. Наконец он щелкнул пальцами. Прямоугольники с текстами и таблицы данных встали на место.
– У меня не было никакого определенного плана.
Эпигенетическая история… Проанализированные индивидуальные цитоскелеты: микротубулы, филаменты, трансмембранные рецепторы… Экстраклеточные матрицы, помеченные и деконструрированные… И весь процесс в целом: начиная с маленькой полой бластулы, через образование гаструлы и хорды, вплоть до того момента, когда началось вторжение извне.
На вспомогательных дисплеях были размечены гистогенетические пути. Вся последовательность образования нервных путей, отраженная в хронологически маркированных сериях, многоцветной паутиной висела над головой Майкла.
– Сейчас мы видим содержимое этого тороида. – Он кивнул на ближайшее стеклянное кольцо, которое находилось под углом к световой нити. – Он едва видим.
Это был зародыш, все еще растущий.
Человеческий.
Большие диски глаз переходили в щупальца. Те ветвились, образуя дендриты: дробно делящиеся притоки, еще более узкие, проникающие внутрь сплошной среды.
«И что же я открыла нового?» – подумала Карин. Примерно таким вот образом она в свое время использовала Сэла О’Мандера, который теперь был уничтожен. Однако благодаря именно ему и начался этот поиск.
– Думаю, мы кое-что получили, – Майкл говорил спокойным голосом.
Карин замерла: зародыш шевельнулся. Карин стиснула кулаки, подавляя крик.
Цель эксперимента была ясна. Постараться насильно изменить развитие эмбрионов. В конце концов, быть может, удастся вырастить потенциальных Пилотов…
Экспериментаторам нет никакого оправдания.
– Это зародыш, проживший дольше всех, – сказал Майкл, стоя среди янтарных дисплеев. – Он прожил десять дней. Вот результаты аутопсии. Здесь все, что нам нужно для шантажа, если мы точно определим, кому принадлежат эти данные.
– Но… – Карин неожиданно замолчала.
– Это мне знакомо. О Дева Мария, как это знакомо!..
Золотистый свет падал на залитое слезами лицо Майкла.
Ощущение было весьма странным и очень смахивало на ностальгию.
Сидя в своем кабинете, расположенном в крыле дворца – его собственного дворца, – Том мог делать все, что угодно. Он мог взять в библиотеке любой кристалл с информацией, совершить пробежку или заказать что-нибудь на своей кухне.
Кабинет был обставлен достаточно просто. Узкие стеклянные полки, занимающие все стены; вращающаяся в воздухе скульптура в стиле барокко; ряды шкафов с кристаллами. На столе огромная ваза с кубиками фруктового сока.
И никаких обязанностей. В привычном смысле, с точки зрения прислужника.
Если бы он захотел, он мог бы позвать кого-нибудь из обслуги… О Судьба, да он мог бы позвать их всех.
Том испытывал чувство, похожее на ностальгию, потому что нынешнее положение напоминало ему детство. Ты никому не принадлежишь и не обременен предчувствиями. Хотя в то же время ощущение было совершенно новое.
Что делать, когда все твои мечты осуществились?
Маэстро да Сильва предупреждал об этом. Когда самые способные фехтовальщики пытались стать членами взвода в своем секторе, он предупреждал их об эмоциональных последствиях. Попасть во взвод было очень трудно, для этого нужно было на протяжении стандартного года напрягать все свои умственные способности.
Наконец, после чемпионата, проводившегося внутри сектора, они во взвод попадали. А дальше перед ними был тупик, жизнь тускнела и теряла свои краски. Цель, к которой они стремились на протяжении стандартного года, была достигнута, а осознания новой задачи еще не было.
«Что же мне теперь делать, маэстро?» – поневоле подумал Том.
– Показать карту провинции Велдрин, – приказал он.
Появившаяся над столом, медленно вращающаяся голограмма не соответствовала приказу: на ней было обозначено уже новое название, а не провинция Велдрин.
Владение Коркоригана.
Двадцать одна страта (в более крупных владениях было и больше). Знали ли жители нижних страт о смене властителя? Интересовало ли их это?
Существовали ли там внизу рынки? Можно ли было там встретить в пустынном закоулке одиноко сидящего мальчика, сына хозяина лавки?
– Хватит! – Том махнул рукой в сторону голограммы.
Взглянул на кубики сока, но не взял ни одного.
Вместо этого он залез рукой в карман рубашки и достал тяжелый значок в форме падающей капли. Неожиданно предмет начал пульсировать, испуская расходящийся кругами свет.
– Благодарю вас, милорд, за подарок, – Том вспомнил о вечере, на котором получил этот сувенир.
Это была эмблема медицинского центра А’Декала, организации «Циркулюс Фидус».
Когда он отложил голографический значок в сторону, волны света начали расходиться по всей комнате.
«Я мог бы оставаться здесь, во дворце, – подумал Том, – и никогда не видеть моих владений. Однако негласное правило не рекомендует так поступать».
Он щелчком открыл окошечко запросов, трехмерная инфосеть запульсировала, приглашая к исследованию.
– Персональный запрос, – указание мультиспектральной триконки.
«Чего проще? – думал Том. – Заказывать еду. Постепенно превращаться в лентяя. Собирать налоги».
Ячейки пиктограммы стали разворачиваться: движущееся оригами в свете, запутанный семантический лабиринт, сквозь который может провести лишь Господь Бог.
«Распределить обязанности среди доверенных лиц».
Втираясь в доверие, имея доступ в благородные дома, двигаться сквозь информационные уровни, добраться до слоев, запрятанных в глубине этого мира.
«Никогда не пытаться увидеть то, что тебе принадлежит».
Ряды распускающихся триконок, разворачивающихся, расцветающих по мере того, как он зажигал их крошечные световые зерна. Каждый символ имел, по крайней мере, шесть значений. Он определял:
– последовательность фонемы;
– последовательность цветовой гаммы;
– цифровые ячейки (где фонемы символа соответствовали определенным значениям целых чисел);
– отражение в мифах (где цвет предполагал определенные мифические фигуры – героя или вассала, воина или дракона – и таким образом определял их психологические характеристики);
– социо-культурное значение (определяемое по скорости движения и топографического перемещения символа, который постоянно вращался, крутился и поворачивался в разных направлениях);
– и наконец, самое тонкое из всех значений, его логософический образ, поскольку этот элемент, путем сочетания других пяти составляющих, мог усиливать смысл триконки, наделяя ее персональным значением, а иногда даже иронически искажая послание, обнаруживаемое на поверхности.
«Разговаривать только с теми, кто равен тебе по положению, – думал Том. – Разделять и властвовать… Но кто они, равные мне по положению?»
Ответ был прост: те, кто наловчился в блужданиях по лабиринтам мыслей, кто мог бы оценить написанный определенным стилем текст, кто способен оценить модальность обмена мыслями при описании разнообразных концепций и едва уловимые, сложные связи между понятиями.
«Оставаться в своем кабинете, читать и изучать», – думал Том.
Исключительно благодаря счастливой случайности и дружбе с Аверноном он мог бы стать посланником (пусть и не самым лучшим) в мир логософии, быть первым в разработке новой модели. Он мог бы предложить пути ее усовершенствования, популяризовать ее значение, связать ее с другими моделями исследований. Он способен внести свой собственный вклад в эту область и рассмотреть в несколько иной плоскости замечательную работу Авернона.
«В конце концов я мог бы заняться поэзией», – думал Том.
Было столько всего, чем бы он мог заняться здесь, реформируя свои владения.
«Ведь наступило мое время, не правда ли?» – думал Том.
К кому он обращался? К самой Судьбе?
Он помнил руки отца, погружающегося в Воронку Смерти… И после всего этого он должен кого-то благодарить за Судьбу!
Он помнил отливающие медью локоны матери. Он помнил покачивание ее бедер, когда она ступала на подножку левитокара. Так почему бы не посмотреть, где он живет, этот парень? Почему бы не посмотреть на того, кого он должен благодарить? Почему бы не посмотреть на Жерара д’Оврезона, Оракула?
Его первым гостем оказалась леди Сильвана.
– Какое счастье, Том! Что здесь такое?
Они находились в небольшом помещении, потолок был наклонен под углом сорок пять градусов к стене.
– Когда-то здесь была часовня Лакшиш-Гетеродокс. Не беспокойтесь, это помещение уже не служит более часовней.
Она пристально смотрела наверх, где в странном беспорядке из стен выступали лепные выступы. Их было триста или четыреста разнообразных форм: от небольших выступов до полуметровых вычурных гребней, украшенных ухмыляющимися химерами.
– Мне она не интересна, – Сильвана решительно тряхнула головой. Отблески света переливались на ее золотых локонах. – Зачем? Давайте уйдем отсюда.
Том оглянулся вокруг, и улыбка стерлась с его лица. Здесь он тренировался в лазании, следуя сложными маршрутами по зацепкам в стенах.
Когда они вышли на воздух, Сильвана указала рукой вдоль галереи:
– Тут много приятнее. И неплохо бы прогуляться перед обедом.
Они шли по беговой галерее Тома, той, что заменяла ему оставшуюся возле дворца леди Даринии. Это была небольшая, но его собственная территория.
– Я переоборудовал заново одну из малых гостиных, – продолжал Том. – И свой кабинет.
– Прекрасно! – Леди Сильвана взяла его за руку. – Но было бы еще лучше, если бы вы показали мне эти комнаты.
У Тома на миг перехватило дыхание. Даже сквозь тяжелый бархат черной накидки прикосновение дамы жгло ему руку. Наконец, овладев собой, он произнес:
– Пожалуйста, сюда.
Фаланга слуг последовала за ними.
– Мне жаль, что я не бывала здесь раньше и не видела, как вы украшали дворец, – объявила гостья во время обеда. – Это, наверное, был особый период в вашей жизни.
– Да! – Непроизвольная самодовольная улыбка опять расползлась по лицу Тома. – Я бы именно так и назвал его.
В глазах ее мелькнуло лукавство.
– Интересно было бы взглянуть на вас тогда. Вы беспрестанно улыбались, как и сейчас?
– Нет, конечно. – Том засмеялся. – Сейчас я уже почти привык к этому сумасшедшему дому.
– Значит, сейчас вы полностью контролируете свои владения?.. Да-а, хотела бы я побывать здесь, когда вы занимались переустройством.
– Я бы тоже этого хотел и… – Том замолк, не решившись закончить фразу.
– Корду бы тоже следовало побывать здесь, – спокойно добавила она. – Но фельдмаршал не позволил ему уйти. В старом Такегаве есть что-то от тиранов прошлого.
В наступившей тишине слуги бесшумно сновали вокруг длинного стола, убирая платиновую посуду, протирая белой салфеткой мрамор и подавая следующие блюда.
– Мне нравится оформление комнаты. – Взгляд Сильваны блуждал по тянущимся вдоль стен стеклянным полкам и колоннам, по медленно движущимся перламутровым панелям.
В отделке преобладал переливающийся синий цвет. Другие комнаты были оформлены в темно-зеленых или пурпурных тонах.
– Перламутр и хрусталь. – Том указал на спадающую вдоль стены прозрачную имитацию контрфорса. – Они создают настроение.
– Замечательно! – отозвалась леди Сильвана.
На десерт подали замороженные кусочки фруктов и спелые додека-груши – каждый плод такой груши состоял из двенадцати маленьких плодов. Том взял одну из них, но потом отложил фруктовую вилочку в сторону.
– Я не знал, что вы поддерживаете связь с Кордувеном.
«С тех пор как ваш брак был расторгнут», – добавил он про себя.
– Да. – Ее голос звучал спокойно. – Контакты с той территорией затруднены. Я думаю, что Такегава специально держит свою академию в изоляции.
Пора было сменить тему.
– На Старой Земле были изобретены безволоконные коммуникации, распространенные повсеместно в течение длительного времени.
– Их использовали для обработки мозгов, – сказала Сильвана, – с помощью электромагнитного излучения. Кроме того, они ведь еще и сами облучали себе мозги, готовя пищу в оловянной посуде, не так ли?
– Вы хотели сказать – в алюминиевой? – Том нахмурился. – Разве это были не римляне?
– Во всяком случае, это было до Моноязычных Государств.
– Возможно, – Том знал, что глобальные монополии, прежде всего «НетАнглик», а затем и «ВебМандрин» превратили образование и научные исследования в нечто совершенно закостеневшее. – Это было прежде, чем они все взвесили и поняли необходимость существования разнообразия.
– Расскажите об этом представителям «Циркулюс Фидус». Они хотели бы, чтобы весь Нулапейрон последовал бы этим тупиковым путем.
Том поднял бровь:
– Неужели? Я не слежу за их полемикой… Ага, нам принесли напитки. Отлично приготовлено, Фелгринар.
Седой человек, поклонившийся в ответ на похвалу Тома, был за обедом главным распорядителем. Неуловимым движением руки, затянутой в белую перчатку, он приказал двум младшим слугам подать на стол сосуд с напитком и расставить чашки.
– Кстати, – продолжил Том после того, как напиток был разлит. – Лорд А’Декал приглашал меня в гости в свое поместье.
– Занятно. – Сильвана подняла чашку так, будто произносила тост. – Вам понравилось у него?
Том постарался ответить сдержанно:
– Я отклонил его предложение.
Сильвана поставила чашку на стол, так и не прикоснувшись к ее содержимому.
– Вы отклонили приглашение лорда А’Декала? – Улыбка медленно проступила на ее лице. – Святая Судьба!
– Леди Сильвана выберет наказание для мальчика.
Широко открытые синие глаза оценивающе разглядывали Тома.
– Может быть, отнять у него руку?
– Прекрасно. – Леди Дариния встала. – Прежде чем доставить его во дворец, отрубите ему руку. – Пристальный взгляд ее серых глаз скользнул по Тому. – Все равно какую.
…Том дернулся и проснулся. Он буквально плавал в поту. Его несуществующий левый кулак был крепко стиснут, нервы натянуты, как струны.
«У тебя есть только союзники, – мысленно повторил он. – И враги».
Он сделал свой выбор.
– Спасибо, милорд!
Холодные глаза лорда А’Декала погасли.
– Я понимаю.
«Я мог бы снова обрести руку», – подумал Том. И вспомнил слова леди В’Деликона. Он заслужил свою победу, и ему следует верить в свои силы.
«О моя рука», – подумал он.
А’Декал повернулся, чтобы уйти.
– Милорд… – Том позволил своему голосу прозвучать еле слышно, зная, что А’Декал воспримет это как проявление слабости. – Спасибо от всей души за ваше приглашение. Вы были великодушны с новоиспеченным лордом.
Короткий кивок, и А’Декал направился в гостиную, оставив Тома одного.
«Верить в свои силы, да, леди В’Деликона?» – Том сжал кулак так, что значок А’Декала впился в ладонь, и повернулся в сторону внутреннего дворика. Игроки, смеясь, продолжали играть, и эхо отражалось от потолка пещеры. Но Том не замечал их.
Он только что получил свой самый тяжелый и горький урок. И понял то, чего никогда не понимал раньше.
«Ненависть питает мои силы, – подумал он. – И так было всегда».
Благодаря лорду А’Декалу Том испытал мгновение черного озарения, мгновение, которое предпочел бы не переживать никогда. В душе его царила холодная ненависть: к Оракулу и всей системе, которая его воспитала.
Том вновь присоединился к празднику. Но теперь все было по-другому.
Глава 39
Земля, 2123 год н.э.
Внутри пойманного в ловушку корабля заключен какой-то парадокс, какая-то странность. Это форма жизни, основанная на молекуле в виде двойной спирали, молекуле, которая является одновременно и химической фабрикой, и копиром самое себя.
Фиксируя отклонения в частоте резонанса, структура мю-пространства воспринимает форму и функцию вторгшегося объекта.
Как он существует? Как может инструмент, фабрика, одновременно быть и проектантом? Что могло создать такую странную петлю? Какая необычная технология могла проявиться таким образом?
Структура представляет собой лабиринт алых молний, пронизывающих вездесущее золотое море. Его ядро теперь плотно обволакивает странного пришельца, но его щупальца обращены наружу. Поиск, поиск…
Это самоорганизующаяся материя. Это нельзя назвать ни жизнью, ни отсутствием жизни.
А вот что-то новенькое. Исследующий щуп натыкается на только что образовавшийся сверкающий водоворот. Раньше он бы миновал подобное препятствие. Но вторгшийся корабль создал нелинейность, алгоритм роста…
Исходная конфигурация перестраивается, адаптируется, включает в себя новую структуру для использования ее в качестве построения сложных внутренних форм и двигается дальше. Фрагментированные круги распространяющейся в разные стороны энергии сливаются, распадаются на части и исчезают.
Она ищет новые структуры, которые могла бы познать: новые конфигурации, новые алгоритмы, способные изменять конфигурации. Возможно, какой-то алгоритм окажется достаточно тонким, подвижным и необычным для того, чтобы она смогла проникнуть внутрь, пройти сквозь нарушивший ее окружение объект, теперь прочно заключенный в центр ее структуры.
Поиск…
* * *
Новый год в Париже. Залпы фейерверка громыхнули в ночной темноте над Сеной каскадом бриллиантовых огней:
С НОВЫМ ГОДОМ!
Продрогшая Карин села за столик на набережной. В основном посетители предпочитали обедать внутри. Они прятались в замысловатом лабиринте зеркал, которые образовывали внутреннее пространство кафе «Катоптрик». Потоки ярко-красного и серебристого света падали на поверхность столов, отражая огни фейерверка.
Сэнсея нигде не было видно. Карин обхватила ладонями стакан с горячим шоколадом, благодарная за исходящее от него тепло, и в тридцатый раз осмотрела набережную.
Следовало бы настоять на том, чтобы менеджерам проекта выдавались специальные значки. Но все ее попытки сдвинуть с места бюрократию УНСА позорно проваливались.
В центре зеркального стола, за которым она сидела, находился пульт управления голографическим терминалом. Она внимательно осмотрела его, пытаясь понять, каким образом его можно включить.
«Дарт», – подумала она в миллионный раз.
Возможно, сэнсей просто задержался. Если бы только она могла проверить время прибытия в космопорт Барбе…
– Извините меня, мадемуазель. – Молодой официант, тот же, что принес ей горячий шоколад, снова появился рядом. – Чтобы воспользоваться терминалом, надо опустить жетон, – он жестами показал, как это делается. – Вы понимаете?
– Да, – Карин специально говорила с подчеркнутым акцентом. – Я догадываюсь.
Ярко-красный залп, рассыпавшийся на множество звездочек, разорвался в небе, когда она вынула кредит-ленту из своего браслета. В свете угасающего фейерверка официант пропустил ленту через пластинку, которую держал в руке, и вернул ее Карин.
– Одну минуту…
Карин, смотав кредит-ленту внутрь браслета, наблюдала, как официант вернулся в кафе, как он ищет что-то за никелированной стойкой, потом медленно возвращается с крошечным изогнутым жетоном в руке. Он преподнес Карин жетон с торжественной церемонностью.
– Спасибо!
– Не за что.
Она скормила жетон терминалу. Дисплей расцвел почти такими же красками, как и ночное небо над городом.
– Черт подери! – Карин увидела, как от толпы, медленно движущейся вдоль набережной, отделились три фигуры и направились в ее сторону. Вздохнув, она выключила терминал.
– Прекрасная встреча в такую холодную ночь, как эта! – Сэнсей Майкл в тяжелой дохе, с засунутым под седую бороду одноцветным шарфом и в надвинутой на брови темной шляпе выглядел грузным. – С Новым годом!
Его спутниками были худой мужчина и элегантно одетая женщина в шикарном, почти невесомом пальто, на котором блестящие термоэлементы образовывали сложный орнамент в виде завитков.
– Извините! – Карин протянула руку.
– Жак Леброн. – Ладонь мужчины была сухой и твердой. – Журналист, «ТехноМонд-ХХII».
– Рада познакомиться.
Женщина держалась в тени, оставаясь сторонним наблюдателем. Ни Леброн, ни сэнсей даже не попытались представить ее Карин.
– Мне тоже очень приятно, – ответил Леброн.
Он был весьма привлекательным мужчиной. Но это еще больше усилило тоску Карин по Дарту, по прикосновениям его мозолистых рук…
Она постаралась сосредоточиться на том, что происходило в настоящий момент.
– Ваш дактил, – сказал Леброн, протягивая ей прозрачную пластину.
Карин взглянула на Майкла; тот кивнул:
– Все о’кей.
– Я обычно не подписываю контрактов, – Карин прижала большой палец к пластинке, – не прочитав внимательно каждое предложение.
– Любой контракт можно расторгнуть, не правда ли? – Леброн повернулся к женщине, и та кивнула. – Мы проведем интервью на следующей неделе. Ладно?
– Хорошо, – улыбнулась Карин.
– Надеюсь, вы решите двигаться вперед. – Новый знакомый протянул Карин руку, и они закрепили договор рукопожатием. Потом он повернулся к Майклу. – Будьте осторожны.
Леброн и незнакомая женщина ушли, но Карин слышала отзвуки торопливых шагов до тех пор, пока последний залп фейерверка не заглушил их.
* * *
Под сводами Северного Вокзала, крытого неоглассином, звучала музыка Бетховена.
– Это наш страховой полис, – объяснил Майкл. – Если мы добьемся того, чего хотим, то отменим интервью. Жак поймет.
– Ну, если ты так считаешь… – Карин не совсем понимала, о чем он говорит.
Вокруг старых платформ толклось на удивление много людей. Но все-таки был Новый год, и столичные службы не работали, согласно мерцающим голограммам, до восьми часов утра.
Пассажирский на магнитной подвеске оказался огромным старым сверхскоростным поездом, он был украшен табличкой:
БЕРЕТТА-ЭКСПРЕСС
– На нем мы и поедем, – пробормотал Майк, шагая в вагон. – Не беспокойся, билеты я уже купил.
– Боже! – Карин глубоко вздохнула и шлепнулась на изогнутое темно-красное сиденье. – Оп-ля. Извини.
Майк (Карин всегда было трудно думать о нем как об отце Миллигане, священнике-иезуите) покачал головой.
– Ну, хорошо… – Карин подняла брови. – Разве не предполагалось, что мы поедем в Джакарту?
– Я получил хороший урок, – улыбнулся Майкл. – Когда я связался с Биоцентром в Джакарте, мне сказали, что лаборатория в Цюрихе будет закрыта на две недели. И тут до меня дошло: ведь я могу найти необходимое только там, а не в Джакарте.
– Стало быть, сольемся с обстановкой. И поплывем по течению.
– Совершенно верно. У тебя есть данные, которые подготовил твой друг? Как его зовут?
– Чоджун. – Карин смотрела в окно. Станция уже уплыла назад, но скорость внутри поезда почти не чувствовалась. – Чоджун Аказава… Да, данные у меня.
– С этими данными нам следует выработать основательную позицию, необходимую для совершения сделки. Вне зависимости от того, что мы найдем в Цюрихе.
– Господи, я очень надеюсь на это!
* * *
Здание, напоминающее то ли особняк, то ли собор, было расположено за городом. Оно принадлежало УНСА и казалось чрезмерно большим, если не огромным. Карин и ее спутник прошли мимо фонтана, миновали несколько постов охраны, где их документы проверяли со все усиливающейся тщательностью.
В вестибюле их встретили два научных сотрудника. Полоски дифракционных решеток, прилепленные поверх меток с идентификационными именами, превращали голограммы с именами в сверкающие радуги.
Яркая оранжевая эмблема «РОС» под оранжевыми же стрелками украшала стены всех коридоров. Здесь встречались и другие аббревиатуры, другие указатели направлений, но только эмблема «РОС» была повсюду.
Под землей сооружение простиралось на большее расстояние, чем Карин могла предположить. В одном коридоре стоял маленький электрокар, рассчитанный на четверых, но их провожатые прошли мимо, не обращая на него внимания.
Карин ошибалась насчет цели путешествия. Они миновали поворот вниз, куда тоже указывала эмблема «РОС», и быстро двинулись дальше. Карин едва успела прочитать надпись на дверях в дальнем конце бокового коридора: «Реактор Оптоэлектронных Соединений».
На керамических дверях, перед которыми они в конце концов остановились, никаких табличек не было.
* * *
Распахнув глаза, Карин смотрела на плавающие тороиды, сквозь которые проходила нить слепящего бело-голубого света. Двадцать тороидов, плавающих в воздухе, образовывали большой круг.
– Мой Бог! – эхо шепота Карин странно прозвучало, отразившись от темных стен лаборатории.
– Боюсь, мы сейчас являемся свидетелями не Его работы, – пробормотал Майкл.
Они были одни. Тихо обменявшись парой фраз на гнусавом французском, их провожатые пообещали вернуться через двадцать минут.
– Это выход, да?
Одномерная, пульсирующая вторичным излучением, нить света раскрывалась в другую вселенную. В мю-пространство.
Майкл склонился над дисплеем.
– Я не знал! – Он посмотрел на нее. – В самом деле.
– Но что это?
На первый взгляд все казалось бессмысленным. Но Майкл манипулировал с голографическим изображением, то расширял его, то вращал. Наконец он щелкнул пальцами. Прямоугольники с текстами и таблицы данных встали на место.
– У меня не было никакого определенного плана.
Эпигенетическая история… Проанализированные индивидуальные цитоскелеты: микротубулы, филаменты, трансмембранные рецепторы… Экстраклеточные матрицы, помеченные и деконструрированные… И весь процесс в целом: начиная с маленькой полой бластулы, через образование гаструлы и хорды, вплоть до того момента, когда началось вторжение извне.
На вспомогательных дисплеях были размечены гистогенетические пути. Вся последовательность образования нервных путей, отраженная в хронологически маркированных сериях, многоцветной паутиной висела над головой Майкла.
– Сейчас мы видим содержимое этого тороида. – Он кивнул на ближайшее стеклянное кольцо, которое находилось под углом к световой нити. – Он едва видим.
Это был зародыш, все еще растущий.
Человеческий.
Большие диски глаз переходили в щупальца. Те ветвились, образуя дендриты: дробно делящиеся притоки, еще более узкие, проникающие внутрь сплошной среды.
«И что же я открыла нового?» – подумала Карин. Примерно таким вот образом она в свое время использовала Сэла О’Мандера, который теперь был уничтожен. Однако благодаря именно ему и начался этот поиск.
– Думаю, мы кое-что получили, – Майкл говорил спокойным голосом.
Карин замерла: зародыш шевельнулся. Карин стиснула кулаки, подавляя крик.
Цель эксперимента была ясна. Постараться насильно изменить развитие эмбрионов. В конце концов, быть может, удастся вырастить потенциальных Пилотов…
Экспериментаторам нет никакого оправдания.
– Это зародыш, проживший дольше всех, – сказал Майкл, стоя среди янтарных дисплеев. – Он прожил десять дней. Вот результаты аутопсии. Здесь все, что нам нужно для шантажа, если мы точно определим, кому принадлежат эти данные.
– Но… – Карин неожиданно замолчала.
– Это мне знакомо. О Дева Мария, как это знакомо!..
Золотистый свет падал на залитое слезами лицо Майкла.
Глава 40
Нулапейрон, 3413 год н.э.
Ощущение было весьма странным и очень смахивало на ностальгию.
Сидя в своем кабинете, расположенном в крыле дворца – его собственного дворца, – Том мог делать все, что угодно. Он мог взять в библиотеке любой кристалл с информацией, совершить пробежку или заказать что-нибудь на своей кухне.
Кабинет был обставлен достаточно просто. Узкие стеклянные полки, занимающие все стены; вращающаяся в воздухе скульптура в стиле барокко; ряды шкафов с кристаллами. На столе огромная ваза с кубиками фруктового сока.
И никаких обязанностей. В привычном смысле, с точки зрения прислужника.
Если бы он захотел, он мог бы позвать кого-нибудь из обслуги… О Судьба, да он мог бы позвать их всех.
Том испытывал чувство, похожее на ностальгию, потому что нынешнее положение напоминало ему детство. Ты никому не принадлежишь и не обременен предчувствиями. Хотя в то же время ощущение было совершенно новое.
Что делать, когда все твои мечты осуществились?
Маэстро да Сильва предупреждал об этом. Когда самые способные фехтовальщики пытались стать членами взвода в своем секторе, он предупреждал их об эмоциональных последствиях. Попасть во взвод было очень трудно, для этого нужно было на протяжении стандартного года напрягать все свои умственные способности.
Наконец, после чемпионата, проводившегося внутри сектора, они во взвод попадали. А дальше перед ними был тупик, жизнь тускнела и теряла свои краски. Цель, к которой они стремились на протяжении стандартного года, была достигнута, а осознания новой задачи еще не было.
«Что же мне теперь делать, маэстро?» – поневоле подумал Том.
– Показать карту провинции Велдрин, – приказал он.
Появившаяся над столом, медленно вращающаяся голограмма не соответствовала приказу: на ней было обозначено уже новое название, а не провинция Велдрин.
Владение Коркоригана.
Двадцать одна страта (в более крупных владениях было и больше). Знали ли жители нижних страт о смене властителя? Интересовало ли их это?
Существовали ли там внизу рынки? Можно ли было там встретить в пустынном закоулке одиноко сидящего мальчика, сына хозяина лавки?
– Хватит! – Том махнул рукой в сторону голограммы.
Взглянул на кубики сока, но не взял ни одного.
Вместо этого он залез рукой в карман рубашки и достал тяжелый значок в форме падающей капли. Неожиданно предмет начал пульсировать, испуская расходящийся кругами свет.
– Благодарю вас, милорд, за подарок, – Том вспомнил о вечере, на котором получил этот сувенир.
Это была эмблема медицинского центра А’Декала, организации «Циркулюс Фидус».
Когда он отложил голографический значок в сторону, волны света начали расходиться по всей комнате.
«Я мог бы оставаться здесь, во дворце, – подумал Том, – и никогда не видеть моих владений. Однако негласное правило не рекомендует так поступать».
Он щелчком открыл окошечко запросов, трехмерная инфосеть запульсировала, приглашая к исследованию.
– Персональный запрос, – указание мультиспектральной триконки.
«Чего проще? – думал Том. – Заказывать еду. Постепенно превращаться в лентяя. Собирать налоги».
Ячейки пиктограммы стали разворачиваться: движущееся оригами в свете, запутанный семантический лабиринт, сквозь который может провести лишь Господь Бог.
«Распределить обязанности среди доверенных лиц».
Втираясь в доверие, имея доступ в благородные дома, двигаться сквозь информационные уровни, добраться до слоев, запрятанных в глубине этого мира.
«Никогда не пытаться увидеть то, что тебе принадлежит».
Ряды распускающихся триконок, разворачивающихся, расцветающих по мере того, как он зажигал их крошечные световые зерна. Каждый символ имел, по крайней мере, шесть значений. Он определял:
– последовательность фонемы;
– последовательность цветовой гаммы;
– цифровые ячейки (где фонемы символа соответствовали определенным значениям целых чисел);
– отражение в мифах (где цвет предполагал определенные мифические фигуры – героя или вассала, воина или дракона – и таким образом определял их психологические характеристики);
– социо-культурное значение (определяемое по скорости движения и топографического перемещения символа, который постоянно вращался, крутился и поворачивался в разных направлениях);
– и наконец, самое тонкое из всех значений, его логософический образ, поскольку этот элемент, путем сочетания других пяти составляющих, мог усиливать смысл триконки, наделяя ее персональным значением, а иногда даже иронически искажая послание, обнаруживаемое на поверхности.
«Разговаривать только с теми, кто равен тебе по положению, – думал Том. – Разделять и властвовать… Но кто они, равные мне по положению?»
Ответ был прост: те, кто наловчился в блужданиях по лабиринтам мыслей, кто мог бы оценить написанный определенным стилем текст, кто способен оценить модальность обмена мыслями при описании разнообразных концепций и едва уловимые, сложные связи между понятиями.
«Оставаться в своем кабинете, читать и изучать», – думал Том.
Исключительно благодаря счастливой случайности и дружбе с Аверноном он мог бы стать посланником (пусть и не самым лучшим) в мир логософии, быть первым в разработке новой модели. Он мог бы предложить пути ее усовершенствования, популяризовать ее значение, связать ее с другими моделями исследований. Он способен внести свой собственный вклад в эту область и рассмотреть в несколько иной плоскости замечательную работу Авернона.
«В конце концов я мог бы заняться поэзией», – думал Том.
Было столько всего, чем бы он мог заняться здесь, реформируя свои владения.
«Ведь наступило мое время, не правда ли?» – думал Том.
К кому он обращался? К самой Судьбе?
Он помнил руки отца, погружающегося в Воронку Смерти… И после всего этого он должен кого-то благодарить за Судьбу!
Он помнил отливающие медью локоны матери. Он помнил покачивание ее бедер, когда она ступала на подножку левитокара. Так почему бы не посмотреть, где он живет, этот парень? Почему бы не посмотреть на того, кого он должен благодарить? Почему бы не посмотреть на Жерара д’Оврезона, Оракула?
* * *
Его первым гостем оказалась леди Сильвана.
– Какое счастье, Том! Что здесь такое?
Они находились в небольшом помещении, потолок был наклонен под углом сорок пять градусов к стене.
– Когда-то здесь была часовня Лакшиш-Гетеродокс. Не беспокойтесь, это помещение уже не служит более часовней.
Она пристально смотрела наверх, где в странном беспорядке из стен выступали лепные выступы. Их было триста или четыреста разнообразных форм: от небольших выступов до полуметровых вычурных гребней, украшенных ухмыляющимися химерами.
– Мне она не интересна, – Сильвана решительно тряхнула головой. Отблески света переливались на ее золотых локонах. – Зачем? Давайте уйдем отсюда.
Том оглянулся вокруг, и улыбка стерлась с его лица. Здесь он тренировался в лазании, следуя сложными маршрутами по зацепкам в стенах.
Когда они вышли на воздух, Сильвана указала рукой вдоль галереи:
– Тут много приятнее. И неплохо бы прогуляться перед обедом.
Они шли по беговой галерее Тома, той, что заменяла ему оставшуюся возле дворца леди Даринии. Это была небольшая, но его собственная территория.
– Я переоборудовал заново одну из малых гостиных, – продолжал Том. – И свой кабинет.
– Прекрасно! – Леди Сильвана взяла его за руку. – Но было бы еще лучше, если бы вы показали мне эти комнаты.
У Тома на миг перехватило дыхание. Даже сквозь тяжелый бархат черной накидки прикосновение дамы жгло ему руку. Наконец, овладев собой, он произнес:
– Пожалуйста, сюда.
Фаланга слуг последовала за ними.
* * *
– Мне жаль, что я не бывала здесь раньше и не видела, как вы украшали дворец, – объявила гостья во время обеда. – Это, наверное, был особый период в вашей жизни.
– Да! – Непроизвольная самодовольная улыбка опять расползлась по лицу Тома. – Я бы именно так и назвал его.
В глазах ее мелькнуло лукавство.
– Интересно было бы взглянуть на вас тогда. Вы беспрестанно улыбались, как и сейчас?
– Нет, конечно. – Том засмеялся. – Сейчас я уже почти привык к этому сумасшедшему дому.
– Значит, сейчас вы полностью контролируете свои владения?.. Да-а, хотела бы я побывать здесь, когда вы занимались переустройством.
– Я бы тоже этого хотел и… – Том замолк, не решившись закончить фразу.
– Корду бы тоже следовало побывать здесь, – спокойно добавила она. – Но фельдмаршал не позволил ему уйти. В старом Такегаве есть что-то от тиранов прошлого.
В наступившей тишине слуги бесшумно сновали вокруг длинного стола, убирая платиновую посуду, протирая белой салфеткой мрамор и подавая следующие блюда.
– Мне нравится оформление комнаты. – Взгляд Сильваны блуждал по тянущимся вдоль стен стеклянным полкам и колоннам, по медленно движущимся перламутровым панелям.
В отделке преобладал переливающийся синий цвет. Другие комнаты были оформлены в темно-зеленых или пурпурных тонах.
– Перламутр и хрусталь. – Том указал на спадающую вдоль стены прозрачную имитацию контрфорса. – Они создают настроение.
– Замечательно! – отозвалась леди Сильвана.
На десерт подали замороженные кусочки фруктов и спелые додека-груши – каждый плод такой груши состоял из двенадцати маленьких плодов. Том взял одну из них, но потом отложил фруктовую вилочку в сторону.
– Я не знал, что вы поддерживаете связь с Кордувеном.
«С тех пор как ваш брак был расторгнут», – добавил он про себя.
– Да. – Ее голос звучал спокойно. – Контакты с той территорией затруднены. Я думаю, что Такегава специально держит свою академию в изоляции.
Пора было сменить тему.
– На Старой Земле были изобретены безволоконные коммуникации, распространенные повсеместно в течение длительного времени.
– Их использовали для обработки мозгов, – сказала Сильвана, – с помощью электромагнитного излучения. Кроме того, они ведь еще и сами облучали себе мозги, готовя пищу в оловянной посуде, не так ли?
– Вы хотели сказать – в алюминиевой? – Том нахмурился. – Разве это были не римляне?
– Во всяком случае, это было до Моноязычных Государств.
– Возможно, – Том знал, что глобальные монополии, прежде всего «НетАнглик», а затем и «ВебМандрин» превратили образование и научные исследования в нечто совершенно закостеневшее. – Это было прежде, чем они все взвесили и поняли необходимость существования разнообразия.
– Расскажите об этом представителям «Циркулюс Фидус». Они хотели бы, чтобы весь Нулапейрон последовал бы этим тупиковым путем.
Том поднял бровь:
– Неужели? Я не слежу за их полемикой… Ага, нам принесли напитки. Отлично приготовлено, Фелгринар.
Седой человек, поклонившийся в ответ на похвалу Тома, был за обедом главным распорядителем. Неуловимым движением руки, затянутой в белую перчатку, он приказал двум младшим слугам подать на стол сосуд с напитком и расставить чашки.
– Кстати, – продолжил Том после того, как напиток был разлит. – Лорд А’Декал приглашал меня в гости в свое поместье.
– Занятно. – Сильвана подняла чашку так, будто произносила тост. – Вам понравилось у него?
Том постарался ответить сдержанно:
– Я отклонил его предложение.
Сильвана поставила чашку на стол, так и не прикоснувшись к ее содержимому.
– Вы отклонили приглашение лорда А’Декала? – Улыбка медленно проступила на ее лице. – Святая Судьба!
* * *
– Леди Сильвана выберет наказание для мальчика.
Широко открытые синие глаза оценивающе разглядывали Тома.
– Может быть, отнять у него руку?
– Прекрасно. – Леди Дариния встала. – Прежде чем доставить его во дворец, отрубите ему руку. – Пристальный взгляд ее серых глаз скользнул по Тому. – Все равно какую.
…Том дернулся и проснулся. Он буквально плавал в поту. Его несуществующий левый кулак был крепко стиснут, нервы натянуты, как струны.