Миркина Зинаида. Сказки

Про этого Калмашаладу говорили, что он был рожден от человека и львицы,
его сравнивали с самой смертью. Он поклялся злым ракшасам^[2], что
во славу их поймает и сожрет сто царевичей. Девяносто девять царевичей он
уже набрал, а сотым должен был стать Сутасома. "Спасайся, о Сутасома,
спасайся!"- кричали слуги.
Но Сутасома не выказал ни малейшей тревоги. Он сказал: "Если
Калмашапада пришел к нам в гости, нам следует почтить гостя". И он вышел
навстречу пришельцу и увидел человека, подобного громадному зверю, который
преследовал бежавшее войско. Грязные одежды людоеда развевались во все
стороны, на голове была повязка из моча-лы, глаза его вращались свирепо и
яростно.
"Послушай, вот я, - сказал Сутасома, - к чему заниматься избиением
неповинных?". Он стоял один, безоружный. "Это ты - Сутасома?! - воскликнул
Калмашапада. - Тебя-то я и ищу", - и, перекинув царевича через плечо,
побежал в свое царство.
Там он бросил его в темницу и сказал:
- Теперь все в сборе. Хороший будет костер! Ну, может, вы хотите
попросить меня о чем-нибудь?
Гут все девяносто девять царевичей упали на колени и стали молить,
чтобы он сжалился над ними и отпустил их. Людоед взглянул на Сутасому,
стоящего молча.
- А тебе что, жить не хочется? Почему ты не просишь о помиловании?
- Милости я от тебя не прошу. Но если бы ты поверил мне в долг, я был
бы тебе благодарен и долг вернул бы.
- Какой долг? - удивился людоед.
- Отпусти меня на три дня, чтобы я мог побеседовать со своим знаменитым
гостем. Я послушаю его изречения и через три для вернусь. Людоед
расхохотался.
- Эти хоть не хитрят, - сказал он, - людишки как людишки. Нет такого
существа, которое не дрожало бы, когда его убивают. Но о тебе слава идет,
что ты особенный, не такой, как все. Вот и видно, что не такой!
- Я вернусь, - сказал Сутасома, - я у тебя в долгу. А долги я отдаю.
"Бахвал и лжец, - подумал Калмашапада. - Что ж, пускай удирает. Я
поймаю еще не одного царевича, зато все увидят, чего стоит этот хваленый
праведник. Да, все люди одной породы". Вслух же он сказал:
- Иди, да возвращайся поскорее. А я тем временем приготовлю костер.
Сутасома ушел. Но каково было изумление людоеда, когда ровно через три
дня он вернулся.
- - Почему ты вернулся? - мрачно спросил сын львицы.
- Потому что обещал. Это был мой долг, - сказал Сутасома. - Теперь
можешь меня съесть.
- Костер еще окутан дымом, а мясо вкусно только без дыма, - проворчал
Калмашапада. - Побеседуем сначала. Ты все-таки ответь:
почему ты вернулся?
- Я же тебе ответил, почему.
- О тебе идет молва, что ты правдивый и мудрый. Ну - правдивый, это,
кажется, так. Но мудрости в тебе ни капли! Отпущенный, чтобы жить, ты
возвращаешься, чтобы умереть?!
- Есть две мудрости, - ответил Сутасома, - звериная и человеческая. Я
живу по человеческой, и тебе ее не понять.
- Не понять? Это почему же?! - сын львицы был задет. - Я доблестней и
сильнее тебя, а ты со мной разговариваешь, как с низшим. В любую минуту я
могу тебя съесть.
- Я знаю. С тем и пришел. Ешь.
- Ешь... ешь... Я хочу сперва понять тебя. Расскажи, о чем вы говорили
с мудрецом. Что за мудрость у него такая особенная?
- Нет, этого я тебе не скажу, ты этого не поймешь.
- Но я ведь... - Калмашапада хотел опять пригрозить, но спохватился,
что Сутасома угроз не боится. Тогда он сказал: - А если я отпущу тебя, тогда
скажешь?
- Нет. Таких бесед не ведут с людоедами.
- Ты не можешь за свою жизнь заплатить какими-то словами?!
- Эти слова стоят целой жизни, они не для того, чтобы утолять
любопытство людоеда.
- Послушай, странный человек, - сказал удивленный Калмашапада. - А если
я отпущу всех моих пленных, девяносто девять царевичей?
- Очень бы я хотел видеть пленных на свободе. Но понять мудрость этих
слов ты все равно не сможешь. Они тебе покажутся пустыми, и со злости ты
снова изловишь всех и еще сотню других. Ничего я тебе не скажу. Делай со
мной, что хочешь.
- Да как ты смеешь?! Я хочу! Я приказываю! - закричал Калмашапада, а
Сутасома сказал:
- Послушай, кто у кого в плену? Я в твоей власти - и спокоен. А ты мой
властелин - и выходишь из себя.
Калмашапада замолчал. Долго сидел он молча, а потом спросил:
- Неужели ты не знаешь страха? Неужели тебе не жалко царского сана и
самой жизни?
- Жалко, но я знаю то, без чего и жизнь, и царский сан не имеют смысла.
Вот этим я и дорожу. Но этого я никогда не потеряю, и потому мне нечего
бояться.
- Да что ж это такое?!
- Я сказал: тебе этого не понять.
Тогда Калмашапада провел Сутасому в свой дворец, велел слугам принимать
его, как гостя, а сам ушел. Три дня не приходил он, и слуги говорили
Сутасоме, что их царь не ест и не пьет, мечется, как зверь в клетке, а потом
вдруг затихает и задумывается. Такого с ним никогда не бывало. И вот к
исходу третьего дня Калмашапада вернулся.
- Возьми ключи, - сказал он, - открой темницу и выпусти пленных.
- И ты ничего не потребуешь от меня взамен? " - Нет, не потребую.
Сутасома взял ключи и выпустил всех пленных, а потом вернулся к сыну
львицы и сказал:
- Теперь слушай первое изречение моего друга мудреца:

ТОЛЬКО ТОТ, КТО ДЕЛАЕТ ДОБРО БЕСКОРЫСТНО, МОЖЕТ ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ
ЧЕЛОВЕКОМ.

- Да, я жил до сих пор, как живут львы и тигры, не задумывался и не
мучился. А чувствовать себя человеком - это, оказывается, такая мука!
- Может, лучше вернуться к прежнему?
- Нет. Это уже невозможно. Меня ужас охватывает от всего, что я творил
до сего дня.
- Тогда слушай второе изречение мудреца:

ТОЛЬКО ТОТ ПОСТИГНЕТ СЛОВА МУДРОСТИ, КТО ПОЛЮБИЛ МУДРЕЦА, ГОВОРЯЩЕГО
ИХ.

Если нет любви к мудрецу, слова его покажутся пустыми и мудрость
представится мусором.
- Так ты уже понял, Сутасома, что я полюбил тебя? - спросил
Калмашапада. - Но как мне жить теперь? Послушай, возьми меня в свое войско,
сделай военачальником, тебе пригодятся мои сила и свирепость. А я буду
счастлив отдать за тебя мою жизнь, потому что она стала мне тяжела.
- Нет, друг мой, - ответил Сутасома. - Если прежняя твоя жизнь тебя
ужасает, то тебе следует выбрать самое трудное. Если хочешь узнать, что это
такое, то послушай третье изречение мудреца:

ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЛЮБИТ ТОЛЬКО ТОТ, КТО ОТДАЕТ ЖИЗНЬ ЛЮБИМОМУ НЕ ОДИН РАЗ,
А СТО ТЫСЯЧ РАЗ.

- Как это возможно?
- А вот как: легче однажды совершить геройский подвиг и пасть, чем
каждый день и час жить так, чтобы не стыдиться ни одного своего поступка, ни
одной мысли.
- Ну этого я не смогу, - поник сын Судасы. - Ведь я - не ты. Во мне
течет звериная кровь. Могу ли я поручиться, что никогда не рассвирепею и не
разорву на куски какого-нибудь злодея, особенно если он причинит зло тебе, о
звезда среди царей!
- Ты правдив, - сказал Сутасома, - так выслушай последнее изречение:

ПОБЕЖДАТЬ ДРУГИХ - ЭТО ДОБЛЕСТЬ ЗВЕРИНАЯ;
ПОБЕЖДАТЬ САМОГО СЕБЯ - ВОТ ДОБЛЕСТЬ ЧЕЛОВЕКА.

Ты уже понял человеческую мудрость. Отважишься ли на человеческую
доблесть?
Калмашапада молчал. Он понял: прежде, чем обещать, он должен быть
уверен, что выполнит обещание. Рассказывают, что он долго жил после этого,
даже пережил Сутасому. Но до конца своих дней он каждый вечер и каждое утро
спрашивал: "Ты доволен мною, Сутасома? Так ли я поступал, как ты хотел?"

СКАЗКА О ЧУДЕ ИЛИ ЗОЛОТАЯ ФЛЕЙТА.

Это сказки о самом начале, о встрече,
по почему-то мне надо поместить ее здесь,
в конце сказок о Томе и Старой Девочке.
И я посвящаю эту сказку
памяти Ларисы Тулис.
Говорят, чудес не бывает.
Что вы! Вы можете так говорить только до тех пор, пока не услышали
Золотой Флейты. А кто Флейту услышал, с тем случится чудо.
Ее деревья слышат и потому растут. Ее солнце слышит и потому восходит.
И заходит, потому что Флейта велит. И заря разливается, потому что слышит
Флейту. И звезды зажигаются потому же...
Да, и мы сами на свет появляемся по Ее зову. Раз душа родилась, значит
расслышала Флейту. Расслышала, а потом забыла. А если снова расслышит, то
тут же и увидит чудо. Хотя она увидит этот самый мир и ничего другого. Но
разве чудо - это что-нибудь другое, а не этот самый мир?
Кто расслышит Флейту, тому ничего другого уже будет не надо, потому что
этот мир раскроется, как волшебная шкатулка, и загорится вечным огнем. И
сверкнут самоцветы из самого сердца мира и обожгут сердце человека. И он
будет всем говорить, что есть вечный свет, а все будут хлопать глазами и
спрашивать его: "Где?" Ну да, чтобы мир раскрылся, как волшебная шкатулка,
надо, чтобы раскрылось твое сердце. И тогда ты ясно расслышишь голос: разве
можно видеть этот мир и не быть счастливым? Видеть и не любить... Ну, а кто
расслышал, тот что - уже все нашел, и его сказка пришла к счастливому концу?
Что вы! К какому концу! Не к концу, а к началу. Его сказка только
начинается. Кто не слышал Флейты, тот еще и к началу не подошел. А кто
услышал, вот тот-то и начинает свою сказку. Ту самую Сказку о Чуде, или о
Золотой Флейте.
Когда Том в первый раз услышал Флейту, он увидел такое сияние, как
будто весь мир просверкал тысячью маленьких граненых солнц.
И вдруг - все исчезло.
Был лес. Было озеро. По озеру плыла лебедь, спокойная, белоснежная,
невозмутимая. Деревья отражались в воде. Но сияния не было. И только одно
золотое пятнышко задрожало в кустах, как последняя искра. Что это? Луч
солнца? Нет, небо было пасмурным. Но вдруг выбежал из кустов и стал
отчетливо виден на темном зеленом фоне
маленький совершенно золотой олень. Он застыл, как вкопанный, и так и
стоял, как остановившееся золотое мгновение.
Том подошел к нему совсем близко. И вот - никакого оленя, а в кустах на
ветке висит Золотая Флейта. Флейта как флейта, только совершенно золотая.
И вдруг - голос:
- Это тебе. Только ты не должен играть на ней самовольно, а только по
Моему зову.
Это сказал великий невидимый флейтист. Это Он подарил Тому Флейту. Нет,
не свою, конечно. Его Флейта такая же, великая и невидимая, как Он сам. А
та, что Он подарил - маленькая, видимая, но точно такая же.
- А когда же Ты позовешь? - спросил Том.
- Жди и услышишь.
Том стоял с Флейтой в руках и не мог сдвинуться с места. Стоял до тех
пор, пока на потемневшем небе не стали появляться далекие звезды, то
серебряные, то золотистые, то с синим отливом. Он стоял, стоял и вдруг
почувствовал, что ему становится тепло (только тогда понял, что раньше
продрог). Тепло, уютно, тихо. Оглянулся и увидел, что на земле, под деревом,
на котором висела Флейта, лежат несколько сгрудившихся вместе небольших
небесных звездочек или звездных осколков золотого цвета. Да нет, это,
оказывается, был костер. Он как будто появился из самой глубины земли, и
Тому почудилось, что этот костер раньше был так же далеко в глубине, как
далеко в высоте - звезды. А теперь горит у самых ног. А около него сидят
четыре маленьких тихих человечка и смотрят, не мигая, в огонь.
Гномы... У вечного огня. То, что этот огонь вечный, Том почувствовал
сразу. Он никогда не погаснет.
Стало до того тихо, что можно было расслышать шорох звезд. И вот в
этой-то тишине родился далекий звон. Звон, начавшийся на звезде, достиг до
сердца, и Том понял, что сейчас, вот сейчас он должен взять свою флейту. И
взял. И те самые звуки, под которые мир раскрывался, как волшебная шкатулка,
вышли из его собственной флейты... Те самые звуки... Их ни с чем не
спутаешь. Да, и мир снова раскрывается, как под мелодию Невидимой Флейты. И
- что-то засветилось в глубине озера. Зелено-синее сияние отливало золотым и
розово-сиреневым. Оно звало все глубже, глубже. И вот высветилась изнутри
большая розовая раковина. И из ее таинственного узора возникла девушка.
Черты ее были неясны, но совершенно ясно было, что все сияние излучают ее
глаза, и беззвучный голос говорил: "Неужели можно видеть это и не быть
счастливым? Видеть это и не любить..."
"О, только бы, только бы это не кончалось", - подумал Том. "Постой!" -
успел крикнуть он расплывающемуся видению. И - все. Сияние погасло. Музыка
смолкла. Он снова сидел в лесу, усеянном звездами, около костра гномов.
- Гномы... а вы Ее видели? Молчат.
И вдруг - тоненький звон. То ли был, то ли не был. И - голос первого
гнома:
Зачарованное царство.
В нем окончатся мытарства.
Лишь пойти бездумно следом
В путь за кем-то, кто неведом.

И снова - тихо. И - снова звон со звезды. И голос второго гнома:
Лесная чуткая поляна,
Сосны шуршащая кора,
Полоска легкого тумана
И еле слышный треск костра.

Как будто это речь такая,
Как будто от земного сна
Живую душу окликает
Сгустившаяся тишина.

И оживает тень за тенью -
Беззвучный звук, бесследный след...
Сейчас наступит пробужденье
И ты поймешь, что мертвых нет...

Тсс... Беззвучный звук... Ну да - вот он... И - третий гном говорит:
Огонь для тех, кто не боится
В огне сгореть.
Кто от своих бессчетных братьев
Неотделим.
Он входит в пламя, как в объятья
Со всем живым.
Том вздрогнул. И костер вздрогнул. Пламя качнулось, заколебалось. И
вдруг один язык его вырвался вертикально вверх, и сноп искр разлетелся в
воздухе. Они рассыпались со звоном, и вот - голос четвертого гнома:
Все смертное - смертно,
И ты не проси
Бессмертья для листьев дрожащих осин,
Бессмертья для рук и для губ и для глаз.
Бессмертье - не нам, но бессмертие - в нас.
Высоко, высоко, сквозь смертную тьму
Я пламя бессмертья к звезде подниму!
И сердце стучит и мятется во мне,
Чтоб искрою вспыхнуть в бессмертном огне.
Вслушиваться в строчки стихов было все равно, что всматриваться в пламя
костра. Вслушиваться, всматриваться в вечное... Вот оно... Так неоспоримо
Его присутствие. И Тому уже начинало казаться, что так будет всегда. Ни свет
звезд, ни свет и тепло костра никогда никуда не исчезнут.
Что-то баюкало его. Он стал задремывать. Как вдруг - какой-то толчок.
Том вздрогнул и выпрямился.
Он сидел один в лесу. Никаких гномов. Никакого костра. Подкрадывался
туман с озера. Было сыро и грустно. Звезды светили как прежде. Но они были
так далеко! Услышать звездный зов? Звон со звезды? Что только ни пригрезится
неудачливому поэту! Да было ли это когда-нибудь? А если и было, то прошло и
не повторится, и никто не поверит, что было... И так сыро, холодно и
одиноко!.. Ничего не вечно - все, все исчезает!..
- А я что-то знаю!
Кто это сказал? Прямо перед Томом было светлое, даже светящееся
пятнышко. То ли забытый уголек костра, то ли упавшая звездочка. Да нет, это
лицо. Маленькое доброе лицо гнома, улыбающееся так, точно он и впрямь что-то
знает. В глазах - лукавинка, доброта и никакой тревоги. Ну ни одной капельки
ни тревоги, ни грусти. И самая обыкновенная гномья зеленая шапочка с белым
помпончиком.
Неужели такой вот Помпончик знает выход из всей тоски и может сделать
так, чтобы все не исчезло на глазах, не ускользало из-под рук, не пропадало
нивесть куда, будто его и не было?!
- Помпончик!
-Том!
- Помпончик, ты пришел в самую трудную минуту. Помоги мне. Объясни,
почему все исчезает? Даже вечный огонь, и тот не вечен.
- А почему бы ему не исчезнуть. Том? Всякий огонь исчезает. И всякое
чудо - из света и огня, и потому всегда исчезает, если его не поддерживать.
- Как поддерживать? Что же, ты хочешь сказать, что звезды тоже кто-то
поддерживает?
- А как же!
- Кто?
- Тот кто не боится в огне сгореть.
- Кто, кто?! Как это?
Никакого ответа. Сказал и исчез. "Вот и тебя я не сумел удержать.
Наверное, чтобы его удержать, надо уметь так же улыбаться... - подумал Том.
- Где мне..."
Осталась только маленькая Золотая Флейта. Она-то все-таки осталась.
Видно, она и вправду подарена ему... "Но ведь я не могу играть на ней, когда
сам захочу. Только по зову. Зову со звезды... Да был ли он когда-нибудь? Да
возможен ли он? И почему я не могу распорядиться собственной флейтой,
единственным, что у меня осталось? Почему я не могу запеть о моей тоске, от
которой некуда деваться? Только в песню... Вылить ее, излить, разлить...
Флейта моя, песня моя...
И он взял флейту и поднес к губам. А дальше... дальше был какой-то
провал. Он как будто очнулся под крики "Браво!" "Великолепно! Здорово!" Его
чествовали. Ему поднесли венок, за его здоровье провозглашали тосты. Его
называли "нашим поэтом, выразителем наших чаяний, самым-самым..." А он
только хлопал глазами и чувствовал, что тоска ничуть не уменьшается, скорее
наоборот... растет и растет. И ему все время подносили все новые и новые
рюмки, приглашая залить тоску. А она не заливалась, а она разливалась все
шире и шире... И вдруг он спросил: "А где, собственно, я нахожусь?"
- Неужели ты до сих пор не понял, что перед тобой страна чудес?
- Чудес?
- Или исполнения желаний, это ведь одно и то же.
- Ой, нет, - сказал Том.
- Как это нет? Разве не исполнилось твое самое заветное желание? Разве
не стал ты из непризнанного чудака нашим великим современником?
"Великим современником?.." - подумал Том с неловкостью и тоской. Тоска
все возрастала. Ему вдруг захотелось закричать, опрокинуть рюмки, но он
сдержался и только сказал: "Ну, если у вас и вправду исполняются желания, то
я хочу быть не великим, а вот таким, каким был, когда получил свою флейту."
- Пожалуйста, но только сначала спой. За каждую песню - одно желание.
Сколько песен споешь, столько желаний исполнится.
Том посмотрел на свою флейту. Поднес се к губам, но... Ни единого
звука. Он не мог больше играть.
Он решил, что сейчас они прогонят его, как самозванца, опустил голову
от стыда, но... Никто не был ни смущен, ни удивлен. Ему даже зааплодировали,
хотя пел не он, а они сами распевали его старую песню о тоске и бессмыслице.
- Послушайте, что здесь происходит? - пролепетал он и затих. И вдруг
расслышал шепот у самого уха: "А я что-то знаю..." "Помпончик! Ах,
Помпончик, уведи меня отсюда!"
- Нет ничего легче, - сказало улыбающееся личико и скосило глаза на
дверь.
Тогда Том стал тихо пробираться к выходу и, наконец, очутился на улице.
Ночная, безлюдная городская улица. И на ней - Деревья. Зажатые домами
гости города. Деревья... Горожанам не до них. А Деревьям? Может, и Деревьям
не до людей, но... нет... Он ясно почувствовал, что Деревьям есть до него
дело.
Вот этот огромный, склоненный над каналом вяз, узловатый, суковатый...
Если только услышать, как медленно он растет, если только проследить, откуда
и куда он идет... Но тогда.... "Флейта... Флейта... Ну конечно, я слышу
Флейту! О, Господи, я уже забыл, как она звучит..."
Да, он расслышал Ту, Великую, Невидимую Флейту.
Его флейта не издавала ни одного звука, а Та - звучала. "Да не все ли
равно - моя или не моя, - подумал он. - Флейта - Одна. И заплакал. Он был
один. Его никто не видел, кроме Невидимого Флейтиста. А Флейтист - видел.
Том Его слышал, а Он Тома - видел.
- Ну как. Том, не очень понравилась тебе страна чудес? - спросил Он
Тома.
- Нет, совсем не понравилась. И не было там никаких чудес.
- Ну, раз ты это понял, ты должен выбирать между чудом и исполнением
желаний. Хочешь - будут исполняться твои желания, хочешь, снова увидишь
Чудо.
- А Чудо, это когда исполняются Твои желания?
- Да, наконец-то ты догадался.
- Чудо, Чудо... Только Чудо.
- Но тогда ты должен быть готов пройти через великую печаль. И уж
совсем не думать, исполнятся или не исполнятся твои желания. Или о себе
думай, или о Чуде...
-О Чуде.
- Но тогда...
- Да, да, я никогда не притронусь больше к Флейте без Твоего зова.
И вот снова тишина, в которой слышно, как растут Деревья. Тишина, в
которой будет слышен тот звездный звон. Будет... Еще не слышно... Ну и что
же? Само ожидание - это жизнь. Не слышно? Нет, слышно, хотя это еще не звук,
а предзвук. Нарастание тишины и есть приближение звездного голоса... Он -
тишайший. Но теперь-то его уже нельзя не слышать. Теперь... Теперь - флейта
моя не может не звучать.
"Если вы не слышали предзвука, вам кажется, что мелодия возникла
внезапно из ничего. Вы поражены. Вы думаете - откуда она?! А она всегда
была. А моя маленькая Золотая Флейта только сделает слышной ту беззвучную
музыку Невидимого Флейтиста. Вот и все. Флейта моя запела. Флейта моя зовет
меня. Я иду, иду, иду..."
Том на самом деле шел. Куда? Он не знал. Он только "шел и шел, бездумно
следом вдаль за кем-то, кто неведом". Не сам шел, - Флейта вела, звала и
вела. И привела в какой-то удивительный город. Не город _ сплошной цветной
витраж. И дома в нем, точно не строились руками, а сами росли, как деревья.
Удивительно красивый город. Терема с остроконечными крышами, цветные
светящиеся терема, как осколки разноцветного чуда.
- Куда я попал?
- Ты попал в город музыкантов. - ответил ему человек в бархатном
костюме.
- А ты сам музыкант?
- Конечно. Здесь все музыканты. Ведь ты прибыл на конкурс.
- Какое счастье мне выпало... - Том не сумел докончить фразы.
- Это мы еще посмотрим, тебе или мне выпало счастье, - сказал бархатный
музыкант.
- А разве нельзя, чтобы обоим?
- Ты что, мы же соперники!
- Неужели?
Глаза у бархатного округлились, и он показал кому-то рукой на Тома и на
голову. А Тому показалось, что это какой-то Помпончик наоборот: Помпончик
знает что-то самое важное для всех, а этот - для одного себя.
И вот начался конкурс. Люди в шелках и бархатах один за другим выходили
на сцену, садились за рояль, брали в руки скрипку, флейту или гобой. Вроде
бы это были прекрасные музыканты, но... почему от их музыки росла и росла
тоска у Тома? "Так они же не слышат Зова", - понял он, и тоска стала совсем
невыносимой. Не слышат Зова и не идут, никуда не идут, а все время кружатся
вокруг самих себя и стараются победить кого-то... Да не побеждать надо, а
помочь... Послушайте!
Но никто ничего не слышал. Скрипка, рояль, гобой... и - аплодисменты.
А... Музыка? Да ведь она зовет!
И Том вышел на сцену и заиграл. И как заиграл! Да разве это он играл?!
Он сам отошел, отступил, сошел на нет перед Невидимым Флейтистом, каждый шаг
которого раздвигал, раскрывал душу. Ах, как много в этой душе было,
оказывается, стен и перегородок! Он их опрокидывал. Он сдвигал горы на своем
пути! Вот уже ничего не осталось, кроме сплошного сияющего Простора. И
теперь Музыка сделалась такой глубокой, такой всесильной, точно готовилась
пройти сквозь смерть. Еще чуть-чуть, и - в мире не будет смерти. Не будет!
Вот уже вдали загорается Чудо. Мир раскрывается, высвечивается изнутри. Там
- бессмертие. Разве можно слышать это и не быть счастливым? Слышать и не
любить?! Ответьте, можно?!
В ответ - гром аплодисментов. Том вздрогнул, точно его ударили. Ему
хотелось сказать: "Остановитесь -разве я об этом вас просил? Я ведь просил
помочь мне ответить на Зов. Неужели вы и сейчас не слышите?!
- Браво! Бис!
И тогда он снова взял флейту. И она стала молить, биться об их души и
молить. Нет, не только молить. Она сметала перегородки, она, эта тоненькая
мелодия сейчас заставит сдвинуться тяжелые каменные залежи - вот сейчас...
Но - Музыка оборвалась.
Он стоял, как каменный, не в силах издать ни одного звука.
- Что случилось? - недоумевал зал. - Ведь это был претендент на первое
место. Бывает же такое! Заболел, что ли?
Музыка оборвалась. Да только ли музыка? Том чувствовал, что оборвалась
невидимая нить, на которой держалась его душа. Музыка ее находила и
обводила, и укрепляла - ту таинственную ниточку, один конец которой был в
сердце, а другой на его звезде. Какая она, именно его звезда, Том не знал.
Но сейчас только понял, что пока была цела нить, он был живой, то есть мог
свободно двигаться, говорить, играть. А теперь ничего не может.
- По-мо-ги-те! - прошептал Том, но никто его не слышал. И никто и
представить себе не мог, что не звук оборвался, а душа сорвалась со своей
незримой орбиты. Целый мир сейчас висит на тоненькой ниточке, и нужно
одно-единственное - продолжить прерванную музыку.
Как он молил об этом! Как мечтал, что найдется кто-нибудь, кто сыграет
за него так, как он, лучше него. О, если бы!! Ему это было нужно, как жизнь!
Это и было его жизнью. Услышать истинную музыку! Не все ли равно, играть или
слышать?! Это совершенно одно. Играющий и слушающий - одно. Оба они -
простор, и котором течет МУЗЫКА. Верните МУЗЫКУ} Спасите меня!
- Разве можно видеть Дерево и не быть счастливым? - это сказал однажды
один тихий человек, тихий и светлый. Но ведь и его музыка оборвалась
когда-то, и душа его повисла в пространстве и ничего, ничего уже больше не
могла... Вот точно так же, как сейчас у Тома.
Том понял, что стал невидимым. Точно таким же, как сам Невидимый
флейтист. То есть он никуда не пропал, ничего особенного не произошло. Тогда
бы люди хоть догадались, что они не видят. А так ведь уверены, что все
видят, - и все топчут. Просто так, потому что не видят.
- Чего там еще видеть? Все на месте, руки-ноги целы. Только по-
чему-то не может ни ходить, ни говорить. Кто его знает...
И вдруг... он ощутил на себе взгляд, не скользящий мимо, не
рассматривающий, а входящий внутрь взгляд. Его увидели. Из груди его
вырвался звук, которого он не издавал никогда. Боль или ликование? И смерть
и жизнь? Одно мгновение, и вот - золотая флейта Тома запела, и как не бывало
обрыва звука.
Я жив! Жи-вой! Вот я!

Вот так и началась вторая жизнь. Их общая жизнь - Тома и Старой
Девочки. Потому что это Она его увидела. А он - ее. Собственно, они оба
услышали музыку и привели се в мир. Вот и все.
Что за странное имя - Старая Девочка? Имя это или не имя но вот как оно
родилось:
- Мне кажется, я знаю тебя не с рождения, а с дорожденья, - сказал он.
- Ну, конечно, я знала тебя, когда тебя еще и в помине не было. Может
быть, когда еще никого не было, я тебя знала.
- Как же это?