Миронов Арсений. Двенадцатая дочь

   Синие смеющиеся глазки, подтягивает к моему лицу крохотную ручку с рассыпчатой бело-розовой мякотью, я невольно открываю рот: хлоп! теплой ладошкой по губам, хлесткими пальчиками по щетине на щеках.
   — Вот тебе, хи-хи! А спасибо сказать?
   Едва не подпрыгивает, пританцовывает — жаркие волосы повлажнели на концах, прилипли к стальным колечкам кольчуги, белые рукавчики сорочки выбились из-под тесных железных рукавов, тоже мокрые…
   — Я очень благодарен вам, любезная княжна…
   Вдруг — будто туча надвинулась:
   — Я вам не мешаю?
   Боже мой, Данила! Что за сумрачный голос…
   — Ой, братец, любименький братец! — Рута в ужасе кинулась к нему. — Прости меня, прости! Я совсем забыла-презабыла! Тебе тоже хочется рыбки, я сейчас поймаю, мигом!
   — Я не люблю рыбу.
   Все, уходит. Стряхнул девчонку с плеча, как рыжего котенка.
   — Братец… прости меня… я глупая и злая! Что за чудовищный характер… Меня передернуло. Быстро, в несколько широких шагов я нагнал Каширина.
   — Мы не закончили разговор, Даня. Ты женишься на Метанке?
   — Ой, братец! Какая прелесть! — завизжала Рута, подскакивая на стройных ножках. — Ты нашел себе суженую! Ой, а покажи мне ее, ну пожа-алуйста, бра-атец!
   Он обернулся с сонным лицом.
   — Да плевать я хотел. На все. Делайте, что хотите. Я удовлетворенно кивнул.

Кегли
(дневник Мстислава-бедолаги)

   Страшное мохнатое фасеточноглазое чудище висело на моей стене, вонзив жуткие когти в обои. Я откинул красивое тело на пухлую спинку кресла, прицельно сощурил левое око, подвигал челюстью, собирая в пасти необходимое количество слюны, и…
   Плюх! Харкотина жахнула в стену в трех миллиметрах от твари. Перепуганная муха резко стартовала — охая, дергаясь от ужаса и хватаясь за сердце, перелетела десятью сантиметрами южнее, чуть левее лубочной картинки.
   — Дыщ! — озвучил я. — Проклятие! Наши косые зенитчики никак не научатся нормально сбивать еропланы противника. Необходимо срочно поправить прицел.
   Протянул руку к кружке и, с удовольствием купая нос в рыхлой пене, качественно поправил прицел «Опорьевским Крепким». Воспользовавшись вынужденным техническим перерывом в деятельности наших сил ПВО, вражеский летучий объект на стене нагло расслабился и принялся издевательски сучить ножищами.
   — Ах ты падла, — хрюкнул я. — Ну берегись.
   Дыщ! На этот раз плевотина ушла совсем мимо, залепив прямо в лубочное изображение моего друга Лехи Старцева (Лех, прости, я случайно). Плохо дело, подумал я. Совсем никакой меткости. Надо тренироваться на мишенях, а уже потом пытаться сбивать реального противника.
   Вошла мишень. Вежливо постучав, слепой Лито с ворохом бумаг под мышкой скользнул в кабинет, скользя рукой по стеночке.
   — О, привет, — сказал я, чудом заставив себя сглотнуть. — Хрен ли ты приперся, дружище? Пива и так мало осталось…
   — Свежие военные сводки принес, — деловито сообщил Лито, активно шаря ручищей по столу в поисках бутылки. Я быстро подхватил ее и поставил на пол, под кресло.
   — О, сводки, это классно. Давай.
   Лито недовольно шмыгнул. Нудным голосом зачитал, водя пальцам по царапинам в бересте:
   — От нашего информбюро. Только что ребята сочинили. «Продолжается массированное дезертирство скелетов-воителей из лагеря Маринки Потравницы в лагерь Траяна Держателя. Сегодня свою прежнюю хозяйку покинули еще девять остяков из батальона „Желтая челюсть“. Десять из них сразу заявили о своем желании перейти под знамена Держателя. После полудня все одиннадцать отважных перебежчиков приняты с радостью на Траяновой тропе. Уже завтра дюжина новых бойцов получит вдоволь хлеба, зрелищ — и новые доспехи. „Мне гораздо больше нравится у Траяна, — заявил один из воителей, 230-летний Херст Шкруст Клац. — Маринка была слишком теплокровная; нам, остякам, это не по душе“.
   — Сойдет, — кивнул я. — Пускайте в народ. А что там по твоей епархии? Как наши ведьмушечки-хохотушечки поживают?
   — Все чудно, атаман. Вот послушай: «Сегодня рано утром младшая баба-яга Гноэсса Патриция Флюсе угнала секретную реактивную ступу в лагерь Траяна. Гноэсса Флюсе — одна из лучших асих ВВС Муравии, пилот с 50-летним стажем, на ее счету более сотни боевых вылетов. Теперь она будет работать вместе с вилами Держателя. Гноэсса Патриция отказалась отвечать на вопросы журналистов, однако, по многочисленным свидетельствам, летчица чувствует себя хорошо, очень довольна приемом у нового хозяина»…
   — Слушай, Лито! — перебил я. — Ты умеешь сбивать мух плевками?
   Лито задумался.
   — Только в полете, босс. Я вычисляю их по звуку. Бью на шум двигателей. А что?
   — Ничего-ничего, — зевнул я. — Продолжай.
   Продолжить не удалось. Ворвался дежурный «боевой жаб» — совсем молодой, но уже одноглазый паренек с сизым носом и блестящим топором за поясом.
   — Хозяин! Тревога!
   Вот так всегда.
   — Уйди, одноглазый… — промычал я. — Не хочу ничего знать! Какие тревоги в тихий час?..
   — Хозяин! Разбойники! Напали на твой загородный лагерь!
   — Ну и хрен с ним. Лито, закрой за дурачком дверь.
   Лито вытолкал глупого «жаба» в коридор, и снова стало тихо. Впрочем, мое литое, хромированное спокойствие дало трещину. Разбойники напали на лагерь? Какой лагерь имеется в виду? Надеюсь, не любимый бункер «У кактуса»? Тот самый, где я так люблю проводить рабочие совещания с секретаршами, горничными и переводчицами?
   — Лито, ты слышал? — взревел я, вылетая из кресла (треск половиц, пыль взметнулась). — Там же целых десять бочек «Опорьевского»! В подвальчике, помнишь?!
   — Надо ехать, атаман, — серьезно сказал Лито.
   — Телегу к подъезду! — рыкнул я. Ну, тля! Щас этим разбойникам не повезет. Они узнают, как обижать скромного беззащитного скомороха!
   Через минуту мы уже летели по проспекту на спортивной телеге с мигалками.
   — Я выцарапаю им уши, — хрипел Лито.
   — Я оторву им глаза, — шипел Язвень.
   — Я отгрызу им задницу! — визжала Ластя, дергаясь на заднем сиденье. Девочка тоже любила «Опорьевское».
   Народ в ужасе разбегался, издали заслышав рев нашей сирены (сегодня в роли сирены выступал Гнедан). Я улыбался, задыхаясь от встречного ветра: терема, домики, заборчики свистели мимо с безбашенной скоростью; в стороны разлетались лихо посшибанные собаки, куры и старушки — щедро наскипидаренные лошади летели впереди собственного визга. Следом едва поспевала охрана на паре «квадратных» — черных повозок, запряженных четверками вороных чудовищ.
   Изрядно пошумев, кавалькада вынеслась из престижного района Студеной горы, пропахала огненный след по мостовым помпезного Овручича, шуганула пешеходов в ремесленном Кариче, выломала пару шлагбаумов в зазаборенной, фортифицированной Напреди — и наконец, вылетев на простор пригородных полей, устремилась к Холмистой Плешине.
   Ух ты! Вот они, гады, появились на горизонте — гнусное множество каких-то оборванных разбойников! Ряхи славянские, недобрые… Тусуются вокруг моего бункера, бегают с копьями, оцепили вершину холма, срубили любимый кактус! Вот гады. Чует мое чуткое сердце, быть большой драке…
   Передняя телега нашего кортежа круто вылетела на склон холма, с визгом затормозила — «боевые жабы» с гиканьем посыпались в траву, выхватывая заблестевшие железяки. Вражеские негодяи тоже засуетились — заметались из угла в угол, собираясь в боевые порядки, вытягивая стрелы из колчанов. Человек пятьдесят, не меньше. А сколько у меня охранников? Десять? Отлично, значит мы их замочим!
   Я решительно спрыгнул с телеги и, вальяжно почесывая задницу сквозь полосатые штаны, с хозяйским видом двинулся вперед, навстречу опасности.
   — Эй, козлы!!! Вы че, в натуре, казни хотите? А ну, Гнедан, подай-ка мою любимую дубину…
   — Патрон, не ходите туда, — с идиотской улыбкой сказал подбежавший Гнедан. — Их много, они нам попы оторвут.
   — Да? — растерялся я. — А что же делать? Там, в бункере, — десять бочек «Опорьевского»…
   — А! Ну тогда ладно! — понимающе кивнул Гнед, протягивая дубину.
   Я вздохнул и скомандовал своим:
   — Мужики! Наше пиво в опасности! Гранаты к бою!
   «Боевые жабы» радостно заревели, расхватывая бутыли с зажигательной смесью. Перед боем я всегда разрешаю своим отважным берсеркам хлебнуть из заранее заготовленных бутылей «Перпендикулярного» лосьона. Чтоб ловчее разить врага — не в смысле перегаром, а в смысле чтоб насмерть.
   Вау! Я не поверил своим заплывшим глазам: среди гадских захватчиков отчетливо нарисовалась знакомая наглая харя! Мерзкий тип! Тот самый козлище, который у меня сапоги пытался перехватить в Дымном Урочище! Помните белобрысого гада с исцарапанной спиной? Вот он, сволочь, — стоит в красной рубахе, глядит на меня злобными глазками и ловчей перехватывает в пальцах рукоять топора!
   — Эй ты! — гаркнул я, дурея от ратного пыла. — А ну иди сюда, на честный бой! Щас мы с тобой, как Пересвет с Ослябей, сразимся.
   Ну, думаю, нынче раззудится мое богатырское плечо. Давненько мы, Бисеровы, не крушили чужих позвоночников!
   И вдруг… появился Старцев и все испортил. Растолкав передний ряд вражеских громил, он вышел вперед в модном импортном доспехе, поднял забрало и говорит:
   — Здравствуй, Славик. Не надо убивать Стырьку, он свой. Это мы к тебе в гости приехали… Я только руками развел
   — Ну, — говорю, — вы даете.
   И все пошли в бункер брататься.

* * *

   — Дико рад видеть вас, парни, в моем комфортабельном бункере, — сказал я, с трудом приподнимаясь над праздничным столом и прилагая все силы к тому, чтобы не расплескать из дрожащего кубка. — Первым делом предлагаю принять за встречку. А потом будет дискотека по полной программе: сначала, как говорится, хали-гали, потом жуки-пуки, а в итоге — полные люли-пилюли. И холодное пиво в постель. Ура?
   — Ура! — хором сказали все.
   Мы выпили, и Данька Каширин спросил:
   — Ну, как у тебя дела?
   — Ой, — отвечаю, — не спрашивай. Веду информационную войну на два фронта. Вот, кстати, могу развлечь вас новым рекламным роликом. Наш общий друг доктор Язвень только что подготовил свежий компромат.
   Свет в подземном зале потух, и на стене засветился экран демонстрационного блюдца.
   — Поразительно, — прозвучал в темноте голос Лехи Старцева. — Этот Бисер даже в былинной Руси себе киношку обустроил…
   Между тем на экране возникло изображение рыкающего тушканчика в вензелях с надписью «Лубочное Видео представляет». Под напряженную музыку величаво расцвела багровая надпись:

ВЗГЛЯД ПОД ПАРАНДЖУ

Документальный фильм об истинном облике Плены Кибалы

(Примечание: только для взрослых! Фильм содержит детальное изображение отвратительных предметов и явлений.)

   И началось. Поначалу зрители недоуменно пожимали плечами и сдержанно хихикали — особенно когда на экране возникла фигура женщины в черно-золотистой парандже с садовой лейкой в руках. Приблизительно пять минут женщина расхаживала среди цветочных клумбочек, рассеянно поливая цветики водицей Но вот зазвучал за кадром вкрадчивый голос Язвеня: «Эти чудовищные кадры сняты скрытой камерой. Очевидец проник в личную резиденцию Плены Кибалы, чтобы посмотреть, как живет величайшая злая волшебница современности. Каково же было его удивление, омерзение и ужас, когда он своими глазами увидел Плену Кибалу… в цветнике! Нет, не в бестиарии, не в камере пыток, как можно и должно было предположить! Увы! Только на публике наша почтенная богиня ласкает аспидов и тарантулов. Но стоит ей остаться одной — и она окружает себя страшными разноцветными созданиями, источающими дурманящую вонь… Кто бы мог подумать такое?! Повелительница темных сил тайком разводит омерзительную флору — словно теплокровная деревенская самка! Эти кадры заставляют о многом задуматься. Что еще Плена Кибала скрывает от посторонних глаз?»
   Блестяще, думал я, жадно пожирая глазами изображение на экране. Смена кадра — и вот: женщина в парандже, воровато оглянувшись по сторонам, присаживается за обеденный стол, сплошь заставленный клевым дизайнерским хавчиком. Крупным планом — шокирующий план: серебряная вилка вонзается в сочный помидорчик. Помидорчик кроваво брызгает, хлюпает… Шлеп! — на экране мигом возникает черный прямоугольничек цензуры, голос Язвеня поспешно сообщает: «Мы не можем показать вам полностью этот кошмар. Нам бы не хотелось, чтобы у кого-то из зрителей не выдержало сердце. Между тем приходится с горечью констатировать: наша повелительница Плена Кибала — тайная вегетарианка. У себя дома она запирается одна в комнате и… оскверняет себя растительной пищей. Она жадно поглощает чудовищные блюда из овощей, неядовитых грибов и даже фруктов!»
   Да. Это был самый фантастический компромат в истории черного пи-ар. Время от времени я с удовлетворением поглядывал на Старцева, сидевшего рядом. Короткие сюжеты сменяли друг друга, и челюсть Старцева отвисала все ниже: глядите! Кибала спасает птенчика, выпавшего из гнезда! Перевязывает ему крылышко! Гладит бездомную собачонку! Сногсшибательный, мозгодробительный успех! Фильм уже закончился, слуги внесли факелы — а зрители сидели молча еще с минуту, глядя в погасший экран.
   — Браво! — выдохнул наконец Леха Старцев. — Такого наваристого нонсенса я еще не видел.
   — Ты молодец, Бисер, — кивнул Каширин. — Будь я скелетом или упырем, крепко бы призадумался.
   — Одного я не пойму, — нахмурился Леха. — Почему вы показали Плену Кибалу в образе Маринки Потравницы?
   — В смысле? — не понял я. Старцев почесал переносицу:
   — Ну вот вы говорите, что это Плена Кибала. А выглядит она у вас как Маринка Потравница. Точь-в-точь. По былинам, именно Маринка носила глухую узорчатую паранджу, изукрашенную каменьями-самоцветами. Вы даже покрой угадали: множество пуговок, длинные рукава, капюшон…
   — Видимо, это совпадение, — зевнул Каширин.
   — Язвень! — Я обернулся к талантливому режиссеру, гордо восседавшему в дальнем конце стола. — Ты с чего взял, что у Кибалы паранджонка с капюшончиком?
   — Гм… — Язвень поднялся с места, изящно поклонился. — Видите ли, господа… Некоторое время назад я имел несчастье сотрудничать с господином Куруядом. Однажды довелось сопровождать Куруяда на праздник девок-полуночиц в окрестностях Здитова, что в Червоной Руси. Там я имел возможность мельком повидать великую Плену. Я запомнил одежду — и нынче постарался воспроизвести ее в точности…
   Дзинь! Симпатичная рослая девица из Данькиной ватаги вдруг уронила серебряный ножичек… Резко вскочила и, вильнув аккуратной попкой под жемчужной кольчугой, пулей вылетела из комнаты.
   — Ой. — Я удивленно воззрился ей вслед. — Девушка, вы чего? Чай, живот прихватило? Замучила диарея? У меня есть иммодиум!
   — Не удивляйся, — шепнул Старцев. — Это вила Шнапс, Стенькина комиссарша. Очевидно, побежала срочно звонить своему боссу по телефону.
   Жаль, подумал я. Глазоньки такие голубенькие. Личико правильное, чистый фарфор. Только я хотел познакомиться поближе…
   — Еще познакомишься, — тонко улыбнулся Старцев, будто прочитав мои мысли.
   — Гм, — сказал я.
   — Ты, наверное, недоумеваешь, как я прочитал твои мысли? — Улыбка Старцева сделалась еще тоньше, вот-вот порвется. — Не удивляйся. Все эти нехитрые мысли на лбу написаны.
   Я возмущенно фыркнул. Схватил со стула Гнеданову шляпу и надвинул на лоб. Я их тут кормлю, киношками развлекаю, а они мне гадости говорят! Хотелось ответить Старцеву что-нибудь едкое, хлесткое, задиристое. Я напрягся, поднатужился, раскрыл рот, и…
   — Господа! Хватит жрать! Аида спортом заниматься! И мы пошли играть в боулинг.

* * *

   Подземный боулинг — моя гордость. Не удивлюсь, если это вообще первый кегельбан в мировой истории.
   — Что это? — в ужасе спросил Старцев, указывая длинным дрожащим пальцем на веселенький желтенький череп песиголовца, подкатившийся к ногам.
   — Это шар на восемь, — не моргнув, разъяснил я. — У песиголовцев головы маленькие, легкие. Если хочешь выбрать потяжелее, могу рекомендовать вот такой, белый. Двенадцатый калибр.
   — Череп настоящего угадая! — простонал Леха. — Да это же… уникальная находка!
   — Угу, — хмыкнул Каширин, перехватывая тяжелую черепушку. — Очень уникальная. В окрестностях Медовы, я думаю, добрая сотня таких находок в земле валяется…
   Широко размахнувшись, Даня запузырил страшный оскаленный шарик в самую середину пустых бутылок, расставленных в конце длинной ковровой дорожки. Бац! Дзинь-передзинь! Осколки красиво разлетелись в стороны. Неплохой удар, ревниво подумал я. Впрочем, нет! Две крайние бутылки остались стоять, как влитые.
   — Сплит! — радостно заметил я. — А ну, подайте-ка мне тот черненький шарик…
   Язвень с поклоном передал потемневший череп дива с огромной красной цифрой «14», начертанной прямо на неандертальском лобешнике. Щас я покажу вам класс, улыбнулся я, вкладывая три пальца в глазницы и носовую дырку черепа.
   Разбежался и, грациозно присев на согнутой ножке (как учили!), с легкой подкруткой запустил шарик по соседней дорожке. Бутылки дружно взорвались серебристо-зеленым облаком стеклянных брызг.
   — Страйк! — гордо выдохнул я, потирая руки. — Ну че, будем на деньги играть?!
   — Есть серьезный разговор, Слава, — вдруг сказал занудный Старцев. — Нужна твоя помощь.
   — Не хотите на деньги играть — как хотите! — быстро согласился я. — Я согласен на щелбаны.
   — Подожди, Славик. — Старцев мягко отклонил мою руку с вежливо предложенным шариком. — Ты должен спасти жизнь одного человека.
   — Вы че, в натуре, издеваетесь? — испуганно прошептал я. — Сколько можно, братцы? Мне уже надоело вас спасать — по три раза в день без обеденного перерыва! Все, не хочу ничего слышать. Играем в боулинг!
   Данила глянул как-то странно, сграбастал в лапы дивий черепок, подбросил пару раз в воздух — не очень высоко, — ловко подхватил цепкими пальцами. Улыбнулся:
   — Правильно говоришь, Бисер. Долой Старцева с его бредовыми идеями!
   Мягко развернувшись, Каширин взмахнул рукой — бросил почти без разбега. Мертвая голова азиатского воителя, мелькая черными глазницами, отправилась по дорожке — бах! Недурно. Только одна бутылка устояла.
   — Вы позволите принять участие в игре? — мелодично пропел женский голос за спиной, я круто обернулся, мигом разбухая в улыбке: милочка явилась! Та самая, которая из-за стола убежала, Стенькина комиссарша. Ах сюси-пуси, губки-бантики, глазки-пуговки! А ручки-то длинные, мускулистые… Вмажет — мало не покажется.
   — Прошу! — Я скользнул навстречу, протягивая череп песиголовца изящно и бережно, как корзинку с незабудками. — Меня зовут Мстислав Лыкович. Можно просто — Славончичучичек. А вас?
   — Псаня… — ясно улыбнулась вервольфочка. — Можно мне бросить шар? Как это делается?
   — О, я вас мгновенно обучу! — оживился я, пристраиваясь сзади и ловко приобнимая милашку за тугую талию. — Вот эта ручка эдак, а ножка вбок. Спину отклячиваете назад…
   — Ах вот как? Но это не совсем спина…
   — О, так даже лучше! Не he he… точно-точно!
   — Будь крайне осторожен, Бисер, — подмигнул Данька. — Потом жениться придется.
   Прильнув к длинноногой комиссарше, я помог ей принять правильную позу и грамотно уронить шарик на дорожку. Бух… Череп вяло покатился — бум! Для первого раза очень неплохо: одна бутылка рухнула сразу, вторая угрожающе закачалась… однако устояла. Тля. Могла бы и упасть разок.
   — Ах какая забавная игра! — металлически улыбнулась девица. — Мне нравится ваше обучение. Обещайте, что выполните майне кляйне просьбу.
   И положила холодные пальчики на мою потную богатырскую шею.
   — Для вас, милашка — все что угодно! — сладко прохрипел я, дурея от сладкого хруста кожаных доспехов, стискивавших монументальную грудь комиссарши. — Чем могу служить?
   — Выслушайте князя Геурона. У него важное дело.
   — Вы сговорились! — пискнул я. — Так нечестно!
   — Хватит паясничать, Слава, — строго заметил Старцев. — Твой старый знакомый мосье Куруяд хочет украсть дочку посадника.
   — Метанку?! — ошизел я. — Вы шутите, барин.
   — Ничуть — Старцев колко блеснул умными глазенками. — Куруяд получил от Чурилы приказ. Похитить девушку во время девичьего праздника.
   — Ты гонишь пургу, Леха! — Я отчаянно замотал головой. — Чурила не киднепит девочек! Это мы на него клевещем тут, по каналам СМИ. А на самом деле мы их сами киднепаем. Для пользы общего дела…
   — На этот раз речь идет о реальном плане захвата посадниковой дочки, — насупился Старцев. — Ты с ней знаком?
   — Нет, что ты!!! Как можно?!!
   — Это легко проверить…
   — Ах Метанка! Вспомнил… У одного визажиста маникюр делаем… Может быть, на дискотеках пару раз виделись… Ну, целовались раз восемь. Короче — кепочное знакомство.
   — Куруяд хочет ее похитить. Мы знаем его план в деталях. Есть смелая идея. Мы оцепляем место похищения, расставляем своих людей и следим за развитием событий. Нужно… позволить Куруяду напасть на телохранителей и схватить девушку!
   — Что? Метанку? В объятия! — Ноги мои едва не подкосились, вмиг ослабевшая длань выронила заготовленный шарик. — Ой! Упал…
   — Да, Слава. В объятия! — Старцев надвинулся тощей грудью, кидая молнии из глаз. — Как только чародей схватит девушку, наши люди выскочат из засады! Мы возьмем его с поличным!
   — Ты… знаешь, что?! Ты даже забудь об этом! — в ужасе отмахнулся я. — На вот, скушай колбаску. И молчи, только молчи!
   — С поличным, Слава! На месте преступления! Весь народ увидит это! Чурила будет скомпрометирован — навсегда!
   — Нет! Ты лучше колбаску… Колбаску! Даже слышать не хочу!
   — Что ты мне суешь? Убери свою колбасу! Слушай сюда!
   — Кушай, Леша, кушай! Не разговаривай во время еды!
   — Ты должен помочь нам! — Старцев выхватил у меня заветную сосиску, с размаху засарделил ее в стену. — Данила знает особый заговор. Слушай меня! Этот заговор позволяет «приклеить» Куруяда к девушке, как только он ее схватит! Как муху на липучку, понимаешь! Все увидят его с невинной жертвой на руках!
   Я взревел, крутанулся — яростно, не глядя, засадил черным черепом в бутыли Драть-перемать! Они все с ума посходили, уроды!
   — Страйк! — бесстрастно прозвенел голос Псани. — У вас верная рука, Славончичучичек. Вы должны помочь нам.
   Замер я. В ужасе опустил голову и руки, глядя в пол промолвил… точнее, промямлил:
   — Опасная затея. Мы подвергаем девочку смертельному риску…
   — Ты что… влюбился в нее? — усмехнулся Старцев.
   — Я? Нет.
   — Если нет, какая тебе разница? К тому же, Куруяд не собирается ее убивать. Только похитить…
   — Мы наводили справки, — снова заговорила Псаня, я поежился от прохладного голоса — Эта девушка — не живой человек. Бывшая ведьма, автономный мираж, созданный Пленой Кибалой и возомнивший себя личностью.
   — Она — живой человек! Мне и правда без разницы, но она — живая. Куруяд может ее… повредить. Она живая, серьезно. Я знаю.
   Алексиос строго склонил премудрую голову:
   — Давай взвесим приоритеты. Чужая девка — и наша общая победа. Кто не рискует — тот не пьет шампанское на Чурилиных поминках!
   — Метанке ничто не угрожает, — как зацикленная, повторила комиссарша. — Кроме того, данная операция проводится на благо самой Метанки. В роли спасителя девушки от рук Куруяда выступит господин Зверко.
   И она указала на Даньку прозрачными злыми глазами.
   — Даня! — опешил я. — Ты… будешь спасать Метанку?
   Каширин отвернулся. Сделал вид, что выбирает череп для очередного броска.
   — Так нужно для дела, Слава! — Старцев цепко взял меня за кушак. — Это единственный способ сделать Даньку повелителем Властова. Он спасет посадничью дочку от похитителей.
   — Спасет от похитителей… — пробормотал я в ужасе. — Знакомый сценарий… Неужели Метанке придется вытерпеть это в третий раз?
   — Господин наследник Зверко освободит девушку и возьмет ее в жены, — хладнокровно подытожила Псаня. — Он сможет войти во Властов раньше Чурилы. И тогда вы, уважаемый Славончичучичек, будучи душеприказчиком покойного князя Всеволода Властовского, сможете с чистым сердцем объявить народу, что господин Зверко — истинный наследник престола.
   Тут я присел прямо на пол.
   Наверное, видок у меня в тот момент был зашибательский. Даже Старцев испугался:
   — Ты что, Слава? Что с тобой? Сердце? Слабым движением руки я отстранил Леху вбок и неподвижно воззрился на Каширина.
   — Даня… Ты че… ты хочешь жениться на этой ведьме?
   — Да, хочу! — Каширин поднял твердый злобный взгляд — сначала на Старцева, потом на меня. — Она мне очень понравилась! Вот Алеше нравится Рута. А мне — Метанка…
   Стиснув зубы, я улыбнулся:
   — Опаньки, Даня… Ты с ней… знаком?
   — Было дело. На дороге подобрал.
   — Ах… на дороге?
   — Да, в лесу. Ночью.
   Челюсти свело мучительной улыбкой:
   — И как она? Сл… сладенькая?
   — Ничего особенного, — не отводя бледно-желтых глаз, произнес господин Зверко. — Грудастая, но глупая. Если бы не приворотные браслеты — вообще не стал бы ее трогать.
   — У-у… — сказал я, прикрыв глаза. — У-у-у, как мило.
   — Данила женится на Метанке для нашей победы, — негромко произнес Старцев. — Каждый приносит свою жертву… Тут я зевнул. Долго так, протяжно, до боли в глазах.
   — Да нет проблем, ребята. Будь по-вашему. Славик сделает, что вам надо.