Страница:
Ни один из пунктов, нанесенных на карту, не носил этого имени и не сближался с ним, а потому мой таинственный исследователь делал попытки отождествить латинское название с одним из галльских. Если он полагал милю равной по своей величине миле римской, то вроде бы таковым был Бевиль, если же прировнять милю итинерария к галльскому лье, то как будто бы получался Ханнонвиль. Так или иначе, но недоразумение оставалось неразрешенным, и намерение прояснить гипотезу о расположении загадочного Ibliodurum очевидно не привело к заключению однозначных выводов. Даже завершающая работу "Заметка об Ibliodurum" никак не проясняла ситуацию, хотя можно предположить, что именно к ней было привлечено все любопытство переписчика. В заметке в сжатом виде приводился анекдот об устройстве новой дорожной станции. Когда римляне, приближаясь к Мецу, искали возможность для закладки лагеря, один из них, будучи по происхождению греком, заметил, что данное место весьма схоже с известным ему сицилийским городком Гиблой. Посмеявшись, воины скорее в шутку, чем всерьез, окрестили местность "Крепостью Гиблы", то есть Ibliodurum, и отныне именно здесь римляне меняли своих лошадей. На этой аналогии их становища с селением в отрогах Этны завершалась вся книга и, как я считал, таяли все чаяния скриптора успешно разрешить свои изыски. Кто же этот таинственный переписчик ? Судя по обилию маргинальных записей - это ирландец, привыкший на полях испробовать свое перо по всякому случаю, занося туда свои мысли и обращая рукопись в подобие дневника. В самом деле, все пестрело его начертаниями, иногда отличавшимися самыми живыми подробностями. Так, я читал в них: "Лампа дает такой скудный свет". Или : "Как этот пергамент лохмат". Затем следовало : "Сегодня так холодно. Но это естественно, ведь наступила зима". А вот маргиналия, которая поразила мой ум : "Вчера ещё один из нас сгинул там. Птица не оставляет нас в покое". Я захлопнул книгу и возбужденно обдумывал прочитанное. Потом обратился к Вергилию : "Ты не знаешь, что такое Ibliodurum ?" Он весело засмеялся и махнул рукой, дескать, враки все это : "Я думаю, что все это - сказка". "Что именно ?" "Да этот самый Ibliodurum. Просто чья-то выдумка. Он вряд ли существовал когда-либо, а если все-таки и был в каком-нибудь втором веке, то все, что о нем напридумывали - это фантазия, сбившая с толку немало людей. Записки Марка Аврелия сообщали, что под Ibliodurum пропал крупный отряд римских воинов, перевозивших из колоний золото в таком количестве, к потере которого империя не могла быть равнодушна. Отряд, видите ли, точно вышел из Divodurum, то есть Меца, а в Fines, находившийся тогда на берегу Сеньоли, так и не пришел. Схватились за голову: как мог бесследно исчезнуть столь многочисленный отряд. Бросились на поиски и выяснили, что до Ibliodurum все его видели, а после него - нет. Что за чертовщина, подумали, кругом болота, топь, никаких дорог. Ни тебе тел, ни тебе золота. Марк Аврелий был взбешен, но все расследования ни к чему не привели, и драгоценности так и канули в Лету. Вообразить, что солдаты утонули в болоте, но зачем ? Почему ? Бежать с данью такого масштаба, конечно, соблазнительно, но каким путем, в таком случае они исчезли из-под наблюдения - это осталось загадкой. Кто-то вычитал это место у Аврелия и похвалялся найти утраченное золото, но почти никто не принимал этот рассказ всерьез. Поначалу все вообще считали записки Аврелия вымыслом, а в существование Ibliodurum никто не верил. Да и в самом деле, по дороге из Меца и Верден это название не встречается. А потом был открыт итинерарий Антонина, который ты смотрел, и там яснее ясного написано, что такая станция действительно была, да ещё и указано её расстояние от Меца. Тут уж всех захватила золотая лихорадка, и немало людей, превращаясь в сумасшедших, пытались найти гиблое место, сами норовя лишиться жизни, ведь не счесть тех безумцев, которых поглотила трясина болот. Однако, есть в итинерарии одна загвоздка, которая сильно всех запутала : непонятно, как именно следует отсчитывать расстояние от Меца. Дорожник говорит о милях. Но о каких именно ? Если о римских, тогда трасса превосходила те шестьдесят две мили, которыми отсчитана общая протяженность от Меца до Вердена, с галльскими же милями путь напротив оказывался короче. Одним словом, путаница объявлялась изрядная, однако ряды искателей загадочного Ibliodurum постоянно пополнялись, снаряжая все новых авантюристов. К их числу примыкали иногда и виднейшие люди, блиставшие разумением, но подпавшие под власть золотого блеска. Был среди них и Седулий Суассонский, знаменитый скриптор из Ирландии. Ты, наверное, слышал о нем, так как недавно наш Одо передал суассонскому епископу роскошное Евангелие, выполненное Седулием в наших стенах. Томимый алчностью, он изыскивал способы напасть на следы пропавшего сокровища. Заказал даже из Горце книгу о дорогах Австразии, которую здесь же и переписал". "Так значит, указал я на рукопись, - это руке Седулия принадлежит труд о Меце, который я сейчас читал, и именно он вносил все эти поправки, на которые ты злился ?" "Да, к несчастью он долго занимался всей этой мистификацией, во многих возбудившей корыстолюбие. Трудно поверить, что практически на глазах мог пропасть огромный отряд с золотом". "Кстати, о пропажах, - переменил я разговор под впечатлением маргиналии, составленной Седулием, - а что ты думаешь по поводу птицы, похищающей людей у старого города ?" "О, на этот вопрос ответить не менее сложно. Возможно, если бы мы не так боялись этого места, то могли бы, изведав его, выяснить истинные причины происходивших трагедий. Лично я отношусь к тем, кто как Вирдо или аббат считает, что никакие дьявольские образы здесь не причем. Откуда возник миф о птице? Оттого, что не находили трупов или каких-нибудь останков, которые бы свидетельствовали о том, что несчастных растерзал волк, или же на них напали разбойники. Вообще никаких следов. Вот и предположили, что люди уносились птицей. Но.." "Что?" "Точно также можно предположить, что они исчезали под землю". Я расхохотался : "Земля что ли разверзалась у них под ногами ? Нет, это кажется ещё большей фантазией. Мудрее уж думать, что это кара небесная". Вергилий же как будто обиделся: "Ты зря так смеешься. Ты когда-нибудь был в библиотеке Люксейль ?" Я недоуменно пожал плечами : "Так... я же здесь". "Да нет ! Я говорю о библиотеке античного города. Она находится в сохранившемся здании терм. Никаких книг ты там, разумеется, не найдешь. Но там есть схема города". "И что ?" ;"Я был там и видел эту схему. Больно много я не смог в ней понять. Я советую тебе взглянуть на нее. Только ни в коем случае не говори Вирдо, что это я надоумил тебя. И, Адсон, прошу тебя, если ты решишь посетить старый город, то, пожалуйста, будь очень, очень осторожен". "Я постараюсь". "Оставим, однако, всю эту чепуху, и взгляни, наконец, как мастерски Мефодий умеет восстанавливать пергамент, - тут Вергилий показал мне кодекс, чей переплет своей скромностью, отринувшей напыщенность, свидетельствовал о том, что рукопись была скорее произведением частного автора, а не мастерской письма. - Это - один из старейших наших манускриптов, создатель которого не позаботился о том, чтобы использовать для своего сочинения хорошую мембрану. Обычно материал начинает портиться через три столетия, но этот пергамент истлевал прямо на глазах: съеживался, отвердевал, слипался в монолитную массу. Мне казалось, что он обречен и уже не подлежит восстановлению. Но на нашу удачу Мефодий прекрасно знает науку превращения веществ или, как он говорит, "химию". Ты когда-нибудь слышал это слово ? Он может брать у природы её элементы, преобразовывать их и получать в результате осуществляемых им метаморфоз удивительные вещества, способные в том числе оживлять испорченные пергаменты. Посмотри, каким гладким и мягким он вновь стал, страницы не склеиваются друг с другом. Для меня нет более важной заботы, чем беспокоиться о сохранении книг и, хотя Мефодий склонен держать все в секрете, я надеюсь выведать у него хотя бы часть рецептов". Я перелистывал страницы и удивлялся тому, что мембрана и самом деле как новая; здесь не было и следа того, что ещё недавно она буквально разлагалась на глазах. Название рукописи показалось мне непонятным: "Трифоновы разыскания о возвращающемся императоре", и я спросил у библиотекаря: "Что это за книга ?" "О, - восхищенно отозвался он. - Это весьма и весьма ценная рукопись. Во-первых, она довольно стара - самое начало восьмого века. Во-вторых, судя по всему она вышла из-под пера самого автора, а не является плодом работы переписчика. Ну а в-третьих...в-третьих содержание её чрезвычайно занимательно, много пищи давая уму, хотя...она может способствовать повержению разума в соблазны столь же призрачные, как колдовская дымка этого Ibliodurum. Кстати, ты вполне можешь почитать её, а я тем временем буду готовиться к приходу Мефодия". И Вергилий оставил меня наедине с этим сочинением некоего безвестного Трифона.
Кажется, я и сейчас сжимаю в руках эту книгу, ставшую самой драгоценной для меня после, разумеется, книг Священного Писания. Ничья воля, ничьи познания не довлели так надо мной, как она; никто не смог так, как она, настолько предопределяюще воздействовать на все мои побуждения; никакой силе я не стал так подвластен, как тем намерениям, которые она умела внушить. Итак, Трифон был сыном богатых родителей, и, владея крупным состоянием, как и имея презрение ко всем превратностям, которые ниспосылает его время путешественникам, он много колесил по миру. Однажды, находясь в Константинополе и посетив усыпальницу св. Константина, он увидел, что на гробе с прахом этого христианнейшего императора написаны буквы, смысла которых он не мог понять - тут Трифон приводит всю надпись целиком: ? ?? ? ??? ? ??? ? ??? ? и т.д. Словно завороженный ею и досконально переписав её в свои дневники, он захотел узнать тот смысл который она в себе содержала и обратился за помощью к человеку, который охранял этот мавзолей, но который скорее напоминал древнего оракула. Тот рассказал Трифону, что буквы сии начертаны мудрецами и провидцами и являются они ничем иным, как пророчеством о последних судьбах мира и о возвращающемся императоре, которого ниспошлет Бог, дабы пресечь страдания христианских народов от язычников. "Перед концом мира, - сказал он Трифону, всячески угнетаема будет Византия от Измаильтян. Те утеснят род христианский, ниспровергнут династию Богом венчанных царей, овладеют седмихолмной столицей государства. Нанесут они множество бед, порабощая своих врагов, унижая и изводя всех христиан, беря их в плен, обладая ими, возносясь над ними премного, умучивая и истребляя. Тогда не будет ни у кого защитника и примутся искать и не обрящут заступника и отвратителя ига, которое проистечет от неверных. Но тогда воскреснет тот, кто был мертв и печален - славнейший собиратель и суровое воздаяние незаконности. Этот мертвец, которого никто не узнает, весьма знаменит, хотя никто его не видел. Словно очнувшись от похмелья, внезапно овладеет властью нашего царства. И столб появится тогда в небе, и незримый глашатай трижды громко возгласит: Спешите к западной части Седмихолмного. Там отыщите мужа невредимого, верного Мне. Приведите его в царский дворец - мудрого, спокойного, кроткого, от рождения величественного и он снова овладеет тобой, Седмихолмный ! Так вострубит глашатай, и станет править тот, кто был словно мертв. Ниспровергнет он Измаильтян и рассеет их в пустыне, восславляя во всем мире христианский народ. Явит он избавление от всякого гнета и отведет любое несчастье, утвердив на земле радость и изобилие, которых не было от начала времен". Так поведал толкователь и опекун гробницы Константиновой. Поразился Трифон этому смыслу и пожелал узнать, основывается ли таковое провидение на какой-либо из святых книг или писаний христианских мудрецов. И указано ему было на слово св. Мефодия Патарского, с каковым сочинением он познакомился тут же, в Константинополе. Премудрый Мефодий поведал в начальных главах о всех временах от сотворения мира, а затем летописал ужаснейшие катаклизмы заключительного века. Иссякнет тогда добродетель в сердцах христиан, и посягнет человек на истину, во всем давая укрепиться пороку. Ославлено будет благочестие, и не прейдет нечестие духа. Женщины преложат свой образ в мужской, и наоборот - облекутся мужи в любодейных жен, надевая блудные ризы их, возгараясь страстью к равным себе. Будут соединяться с одною женщиной как муж, так и её сын. На едином ложе брат возляжет с сестрой, отец с дочерью. Также дочь предаст отца, как и он её. Тогда брат обманет брата, сын восстанет против матери, и все посрамят себя всяческими пороками, заживо увязая в трясине беззакония. Если раб возомнит против владыки, то свободная женщина, напротив, станет рабой своего раба. Молодые будут вершить судьбы пожилых, слуга оклеветает господина и приведет его на суд. И Господь предаст за это народ христианский на заклание племенам от семени Измаила, и будут они поражать его острием меча, язвой пагубы и тленом рассеяния. Станут изнывать под их ярмом и люди и скоты и птицы; даже воды морские повинуются им. Овдовеет тогда земля от рода христианского и будет он ниспровергнут в чрево её. Истребуют сыновья Измаиливы и Агарины дань с мертвых, как с живых, с вдов - как с замужних и потребят всячески своих врагов. Перейдет к ним каждое брашно и снедь, и несть долготы их могуществу. Будет путь их от моря до моря, от пределов северных до эфиопских пустынь. И умалится человечество перед лицом своего ярма и упрячется от него в пустошах, расселинах и в берлогах медвежьих. Отнимут Измаильтяне младенцев у матери, заколят иереев стенах святых и возлягут с женами убиенных у церковных алтарей, растлению предаваясь у икон и мозаик. Они изымут из земли прах праведных и развеют его по ветру, прободая копьями сердца верных Господу. Так они изблюют свою желчь против народа Божьего, пронеся окровавленные пики от востока до запада. Кто уцелеет от их оружия, тот все равно падет от голода, ибо все богатство почвы оставит её, и земля отвернется от своих сыновей. Станут люди искать онагра и крысу, чтобы поглотить их, но даже тех не обретут. И вот, когда так изрыгнут свою горечь и природа и племена Измаильские, внезапно восстанет царь греческий с яростью великой, пробудившись, словно бы от вина. Его же люди мнили мертвым, а он изыдет к ним на спасение. Воздвигнет оружие этот царь на отечество Агарино и пожнет серпом гнева и жен их и чад, все опустошая пагубой и смертью. Седмикратно превзойдет он Измаильтян в своем отмщении и отторгнет навеки скорбь от рода христианского. Будет страна его от северного ветра до южного. Всякое поморье, пустыни и грады наполнятся вновь племенами крещеными и умирится земля, возвращая сторицею плод свой; и завеселится человек в мире и в счастии, трудолюбиво обновляя грады свои. Воцарится же ликование такое, что не избудет изгонять от сердца и тьму и печаль. На Трифона повесть Мефодия произвела огромное впечатление. Вот он каков, оказывается, этот возвращающийся от забытья царь - избавитель, своей праведностью искупающий множество грехов и тем самым исторгающий весь род христианский из ига святотатцев. На нем почивает любовь Божья и сам он воплощенное мужество и исповедание всех надежд человеческих. Я же, читая книгу Трифона, тоже все более и более радовался прозрениям о его грядущем, ниспровергающем идолов торжестве. Однако, замечал автор, повесть Мефодия на этом не заканчивалась. Благолепнейший кесарь оказывался не только избавителем и устроителем христианского царства, но он также являлся и последним земным владыкой, предшествуя скончанию времен. Точнее - почти последним, ибо по пресечении его могущества мир предавался надругательству Антихриста, который также получал мировую корону. Подобное свидетельство, говорит Мефодий, знаменовано апостолом Павлом в его послании к Фессалоникийцам. В нем сказал духовидец, что беззаконие, коим нарекается Антихрист, не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. Но что означает "удерживающий" ? Что за имя именуется в нем - средостение незыблемое, препятствующее манифестации злобы через узурпирование Антихристом мирового престола ? Единственная противостоящая сила, которую может представить ум крепость славы, форт веры, оплот прощения, замок твердости, стража мудрости, стена заповеди, бастион милосердия - это христианское государство с верой достаточно искренней, чтобы устоять перед дьявольскими призраками и мощью достаточно прочной, дабы сдержать всесокрушающее явление окаянных сил супостата. Таковым государством и будет царство возвратившегося императора. Оно как алмаз объемлет своими гранями все средоточие крещенного мира, христианскую же науку возведет при этом к вершинам процветания. Но что же это за царство такое, и какое название дано ему в Книге Судеб ? Ведение об этом являет пророк Даниил в лицезрении четырех фантастических животных, описующих театр мировых держав. Если первое из них есть Вавилон, сухожильными крыльями воспаряющий к высотам суетномудрия, то второе казует чрез медведицу империю персов, многочисленных, как песок пустыни; если третий из зверей в облике барса представляет чучело царства эллинов - государства, единство которого было посрамлено временем, а сила увяла перед властолюбием наследников Александра, то четвертый - "весьма сильный" - хищник, настолько противоречивый, что разноликость его непостижима, животное, все попирающее стопами своими, зверье, рык которого проникает до сердца земли и в прах обращает всякое неповиновение - это изъявление Римской Империи, владычество которой не унаследует уже никто, ибо по её скончании все времена пременятся и, как небо смешается с землей, так божественное соединится с человеческим. Итак - Римская Империя, да, она ! Ее власть будет последней из всех, и скипетр царства удержит возвращающийся император. Он будет так сподобен от Бога, что деревья станут склоняться перед ним, а там, где он пройдет, зародятся цветы невиданного благоухания. Но лишь иссякнут дни этого кесаря - а годы его не могут быть сочтены людьми - Империя утратит все свое величие; возьмется таким образом удерживающий от среды, и мир заполонит когорта Антихристова воинства, чьи спутники - волхвы, кудесники, чародеи и звездочеты. Коловращение их обладания станет роковым для судеб земли, ибо история закончится тогда, и Сын Божий рукоположится Ветхим Днями на вечное и непреходящее господство.
Итак, воскресший император, августейший венценосец и помазанник, возродит из брения останков достославный монумент Римской Империи, сбросит иго неверных, посохом правды повергая их, изглаживая капища с лица земли, но уже в его время отверзнутся устья поношения и поругания, ибо разомкнутся ворота Гог и Магог, словно ложесна печальные, и изыдут из их теней преисподних орды ужасных язычников, со страхом колебающих землю. Эти племена сохранялись в забвении от давних времен, а отныне дана будет им власть разорять христианские земли, одним своим обликом подвигая людей к устрашению. Таковы будут народы Гог и Магог : горнило скорби, волчцы бед, точило горя, жернова испытаний, ристалище бесов. Они пьют кровь, словно воду, всему предпочитая регулы и мертвечину; едят кротов и тушканчиков, скорпионов и нетопырей. Повсюду будет плач и зарницы пожарищ. В тот же час в безвестности, в колыбели Хоразина, зародится сын погибели Антихрист ; в тот миг закачается его люлька греха, когда небо заплачет звездами, хвосты комет повиснут, как междометия, и в кровоизлиянии вселенной ночь заполонит ум младенца. Он вскормлен будет в Вифсаиде, воспитание получит в Капернауме, но прежде, чем воссесть на седалище власти, дождется прекращения срока возвратившегося царя. Придет наш император в Иерусалим, взойдет на окропленную Спасителем Голгофу и снимет там свою диадему, воскладывая её на навершие Креста Господня, простирая длани в небеса и душу свою слезоточивую передавая Богу, царство же - Сыну Человеческому. И поднимется крест с диадемою в аер, и воспримет царский венец Искупитель Небесный, и приблизятся к людям грядущие Паруссия и Пакибытие. На земле же наступит анархия Антихриста, в беззаконии своем посягающего на всякий устрояющий закон. Далее Мефодий красноречиво предвосхищал картину его губительного царства, последующий приход пророков, посланных ему на обличение, и, наконец, явление на облаках Сына Небесного, убивающего Антихриста духом уст Своих. Такова была фреска, созданная Мефодием, и Трифон неизгладимо переполнился обличиями так красочно возвещенного конца веков. Пуще же всего поглотило его пророчество о том, как взятый ото сна, либо же от смерти земной владыка, возлюбленный и восславленный Богом царь, исполать божья, воплощенное очищение от всякого пресмыкания перед грехами плоти, душистость миро и аромат ладана, возымеет мощь воскресить вместе с собою и бесподобное среди всех царство Римское, империю от края и до края, где есть всяческое благорастворение и изобилие, добромыслие и добродеяние, неисчислимые милости Бога и услада земли - ибо он предотвратит вторжение полчищ злобы и снимет вретище с дщерей земных, повсюду изводя вервь разорения. И до тех пор, пока не предаст он скипетр свой Богу, будет противостоять держава христианская воинству Отступления, и будет на земле мир и благопроцветание.
Озадачен был Трифон. Не единично ли подобное мнение Мефодия, не поругано ли оно иными отцами, не причислено ли ими к апокрифическим, сиречь лживым измышлениям ? "Есть ли подобные свидетельства у других учителей ?" - вопрошал он нетщетно, и ему показали писания Кефтского епископа Пизунтия, мужа просветленного светом добродетелей и во всем руководствующегося указующим перстом Премудрости. В его письме было многое из того, о чем прорицал святой муж Патарский, хоть личность последнего царя и не представала столь же выразительной. Однако, он подробнейше зато описывал заключительное деяние этого владыки, ещё тщательнее обставляя его кончину и передачу Богу бразд своего правления. Этот римский царь - писал Пизунтий - будет восприемником справедливости. Однажды же он войдет в Иерусалим и поднимется в церковь Воскрешения. Там он падет ниц перед Распятием и Гробницей нашего Спасителя, а потом повелит отслужить мессу и причастится вместе со всем своим воинством. Вкусив преображенную Плоть Христову и через то осветлив собственный дух, царь снимет корону, украшающую его алебастровое чело, и возложит её вместе с распятием на алтарь, простираясь ниц и предавая душу в руки Бога Живого. Господь милосердно воспримет его целомудренный дух, помещая его на скамью славы и престол почести, а затем вознесет алтарь к небесам под всеобщими взорами беря в обладание и крест и корону мироправления. Далее, говорит провозвестник, демоны исходят из своих темниц, и происходит то, что предсказано Мефодием вслед за прекращением Римской Империи. Вновь подивился Трифон совпадению пророчеств о последнем императоре и опять пожелал он найти новое провидение об этом царе, чтобы убедиться в истинности подобных прорицаний. И некто указал ему на светоч Климента Александрийского, чьи провозвестия имениты точно так же, как и слава его подвижничества. И прочитал Трифон в его тетрадях, что в час умножения злых годин и порабощения народа христианского, в момент отвержения им всяких нравственных уз через отречение от упряжи заповедей, в пору чересполосицы тягот и напастей, межа которых гнев и воздаяние Господне, сбудется открытое Сыном Божиим : "Но Я явлю земле Мое благорасположение. И восставлю я львенка, который изгонит всех поработителей, разбивая их, так как я дам ему всемогущество. Таков будет этот львенок: словно человек, пробуждающийся ото сна". А ранее Он говорил: "Когда придет маленький лев и обернется вокруг себя - знай, что последнее время приблизилось". Далее этот очнувшийся скимен оказывался тем самым благодатным царем-устроителем и освободителем, который повергнет в трепет и дрожь всех врагов, то есть тех, кто с мечом придет против Империи, и создаст царство от востока до запада, объединяя земли под своей христианнейшей рукой. Все разрушенное восстановит, все обескровленное возродит, в руины повергая жертвенники идолов. В правлении его воссияет великая радость и сердца людей очистятся от всякого зла, озаряясь любовью. Вместе с тем - такова воля Господня - оно будет последним из земных государств, потому что Климент также истолковывает видение Даниила и тоже видит в их прообразах лик заключительного из царств - Римскую Империю, после которой сбудется один только Суд Божий.
Трифон леейно лобзал умом сокровищницу этих пророчеств, все более упрочиваясь в глубине их истинности, но возжелал же однако, ежели таковое имеется, найти исконный оракул, которым либо вдохновлялись святые отцы, либо, неизвестный им или независимо произошедший, он своей самостоятельностью являл бы лишь сугубое подтверждение их слов. Хотел он усладить созерцание самым первым пророчеством о последнем императоре, исходящего из небытия смерти, боговенчанном и непобедимом . И ему сказали : ступай в Рим, на Авентинский холм; быть может там ты узришь начало этих предвосхищений. Прибыл Трифон с столицу мира и молил показать ему свидетельства очевидцев о последних временах. И открыли ему книгу Абульнеи - Сивиллы из Тибура. Не зря же он искал её ! Ведь в прозрениях Сивиллы, песни которой были записаны в четвертом веке, с ясностью увидел Трифон прототип всех пророчеств Мефодия. В обоих случаях авторы сначала коротко излагали всю предыдущую историю человечества, только Сивилла обнажила одну лишь нравственную подоплеку всей исторической мистерии от начала времен, когда, взяв за основу халдейскую образность, изобразила в девяти солнцах вехи духовной эпопеи человечества. Так же, словно сродни друг другу, оба в одинаковой манере пророчествовали о будущих потрясениях. О чем же пела Абульнея в одержимости своего ясновидения ? Народы востока - сарацины жестоко завоюют христианские города, и никто не сможет воспротивиться оккупантам, так как это ангел гнева изольет на людей чашу немилости Господней. Зрелище сонма губительнейших бедствий откроется тому, кто взглянет на мрачную панораму той эпохи. В те дни брат предаст брата, а отец обречет на смерть собственного сына; брат соединится с сестрой, старцы возлягут вместе с девами, нечистые же, подобные гадким лягвам, священники введут юных дочерей в соблазны сладострастия. Пруги и трусы сокрушат хижины людей и казавшиеся неприступными ограды городов. С площадей и улиц уберется нега и веселие, вместо этого нечистоты запрудят их, словно котлованы озер. Утерявшие стыд низложат дары безгрешной жизни, и люди будут бранчливы, любострастны, злонравны, христопродавцы, алчны, двуличны, лицеприятны, клятвопреступники и клеветники. За это преданы они будут разорению и плену. Житницы их будут сожжены, пажити истоптаны, хлева оскудеют. Одинокий вол будет ходить от края и до края, и никто не запряжет его. Тогда начнутся несчастья, которых не было от начала времен. Глады и роптания восторжествуют на стогнах. Рим будет подавляем преследованием и мечом; он падет от руки собственного короля. "Тогда восстанет царь греческий именем Констант. Он будет царем римлян и греков. И скажется велик ростом и в раменах широк, прекрасен видом, великолепен ликом, стройно сложен во всем теле. Продлится царство его сто двенадцать лет. Тогда объявится множество богатств, так как земля в изобилии явит плоды свои. Государь этот будут держать перед глазами то, что возвещено: Rex Romanorum omne sibi vindicet regnum christianorum то есть Властелин Рима защитит все царство христианское. Он опустошит все края и города язычников, разрушая повсюду храмы неверных. Он призовет их всех к крещению и над каждым из храмов будет водружено распятие". В то время - продолжала Сивилла - родится Антихрист и изойдут запертые Александром народы Гог и Магог числом в двадцать два племени, при этом неисчислимые, словно песок морской. Но римский царь объединит своих воинов на сражение против этих варваров и разобьет их до полного уничтожения. По прошествии этого придет он в Иерусалим и там, сняв с головы диадему, передаст царство христианское Богу Отцу и Сыну Его. В тот же час Римская Империя прекратит свое существование и Антихрист открыто воссядет на троне Иерусалимского храма. Так будет до тех времен, покуда не смилуется Господь и не пошлет Архистратига Михаила и тот не поразит беззаконника на Масличной горе. Такова была вкратце история, поведанная Абульнеей. Песня эта так перекликалась со словом Мефодия и с сочинениями Климента и Пизунтия, что у Трифона не оставалось никакого сомнения - это одно и то же пророчество, явленное в зеркалах разноименных душ, отражающих Промысел Господень. Своими расхождениями они только подкрепляли верность друг друга, ибо означали независимость своего предания, явленного Богом в разное время разным людям. Пусть в каждом из них не доставало отдельных фрагментов, опадала часть картины, как часто, от небрежения ли, либо от времени, портится рукотворное создание, например, икона, но последняя не перестает быть при этом печатью и образом нетленного мира; пусть кому-то одно было яснее, чем другое; что же, если в каком-то из сочинений определенные детали могли утаится, почти полностью ускользая от внимания, чтобы подробно и явственно вплоть до физического ощущения предстать при этом в откровении ином. Общая картина все равно складывалась вполне однозначно: калейдоскоп человеческих прегрешений накликал стихию божественного гнева, отмщение которого суть природные бедствия и иго восточных племен. На апогее кошмара и террора тех веков из забытья - то ли от сна, то ли от смерти - пробудится "чудо мира", "возвращающийся император", и он силой данной ему от Бога отведет пропасть бед от христианского народа, восстанавливая мировую Империю Рима. В его правлении на земле наступает что-то очень похожее на "золотой век", "рай", "Царство Божье". Однако, в конце концов все дни обновленной Римской Империи оказываются сочтены, царь умирает и посылается заключительное испытание людям обаятельная прелесть Антихриста, примыкающая к концу исторической драмы. Так Трифон делился с читателем своими мыслями, и я, изучая его книгу, не мог не сочувствовать его увлеченности.
Кажется, я и сейчас сжимаю в руках эту книгу, ставшую самой драгоценной для меня после, разумеется, книг Священного Писания. Ничья воля, ничьи познания не довлели так надо мной, как она; никто не смог так, как она, настолько предопределяюще воздействовать на все мои побуждения; никакой силе я не стал так подвластен, как тем намерениям, которые она умела внушить. Итак, Трифон был сыном богатых родителей, и, владея крупным состоянием, как и имея презрение ко всем превратностям, которые ниспосылает его время путешественникам, он много колесил по миру. Однажды, находясь в Константинополе и посетив усыпальницу св. Константина, он увидел, что на гробе с прахом этого христианнейшего императора написаны буквы, смысла которых он не мог понять - тут Трифон приводит всю надпись целиком: ? ?? ? ??? ? ??? ? ??? ? и т.д. Словно завороженный ею и досконально переписав её в свои дневники, он захотел узнать тот смысл который она в себе содержала и обратился за помощью к человеку, который охранял этот мавзолей, но который скорее напоминал древнего оракула. Тот рассказал Трифону, что буквы сии начертаны мудрецами и провидцами и являются они ничем иным, как пророчеством о последних судьбах мира и о возвращающемся императоре, которого ниспошлет Бог, дабы пресечь страдания христианских народов от язычников. "Перед концом мира, - сказал он Трифону, всячески угнетаема будет Византия от Измаильтян. Те утеснят род христианский, ниспровергнут династию Богом венчанных царей, овладеют седмихолмной столицей государства. Нанесут они множество бед, порабощая своих врагов, унижая и изводя всех христиан, беря их в плен, обладая ими, возносясь над ними премного, умучивая и истребляя. Тогда не будет ни у кого защитника и примутся искать и не обрящут заступника и отвратителя ига, которое проистечет от неверных. Но тогда воскреснет тот, кто был мертв и печален - славнейший собиратель и суровое воздаяние незаконности. Этот мертвец, которого никто не узнает, весьма знаменит, хотя никто его не видел. Словно очнувшись от похмелья, внезапно овладеет властью нашего царства. И столб появится тогда в небе, и незримый глашатай трижды громко возгласит: Спешите к западной части Седмихолмного. Там отыщите мужа невредимого, верного Мне. Приведите его в царский дворец - мудрого, спокойного, кроткого, от рождения величественного и он снова овладеет тобой, Седмихолмный ! Так вострубит глашатай, и станет править тот, кто был словно мертв. Ниспровергнет он Измаильтян и рассеет их в пустыне, восславляя во всем мире христианский народ. Явит он избавление от всякого гнета и отведет любое несчастье, утвердив на земле радость и изобилие, которых не было от начала времен". Так поведал толкователь и опекун гробницы Константиновой. Поразился Трифон этому смыслу и пожелал узнать, основывается ли таковое провидение на какой-либо из святых книг или писаний христианских мудрецов. И указано ему было на слово св. Мефодия Патарского, с каковым сочинением он познакомился тут же, в Константинополе. Премудрый Мефодий поведал в начальных главах о всех временах от сотворения мира, а затем летописал ужаснейшие катаклизмы заключительного века. Иссякнет тогда добродетель в сердцах христиан, и посягнет человек на истину, во всем давая укрепиться пороку. Ославлено будет благочестие, и не прейдет нечестие духа. Женщины преложат свой образ в мужской, и наоборот - облекутся мужи в любодейных жен, надевая блудные ризы их, возгараясь страстью к равным себе. Будут соединяться с одною женщиной как муж, так и её сын. На едином ложе брат возляжет с сестрой, отец с дочерью. Также дочь предаст отца, как и он её. Тогда брат обманет брата, сын восстанет против матери, и все посрамят себя всяческими пороками, заживо увязая в трясине беззакония. Если раб возомнит против владыки, то свободная женщина, напротив, станет рабой своего раба. Молодые будут вершить судьбы пожилых, слуга оклеветает господина и приведет его на суд. И Господь предаст за это народ христианский на заклание племенам от семени Измаила, и будут они поражать его острием меча, язвой пагубы и тленом рассеяния. Станут изнывать под их ярмом и люди и скоты и птицы; даже воды морские повинуются им. Овдовеет тогда земля от рода христианского и будет он ниспровергнут в чрево её. Истребуют сыновья Измаиливы и Агарины дань с мертвых, как с живых, с вдов - как с замужних и потребят всячески своих врагов. Перейдет к ним каждое брашно и снедь, и несть долготы их могуществу. Будет путь их от моря до моря, от пределов северных до эфиопских пустынь. И умалится человечество перед лицом своего ярма и упрячется от него в пустошах, расселинах и в берлогах медвежьих. Отнимут Измаильтяне младенцев у матери, заколят иереев стенах святых и возлягут с женами убиенных у церковных алтарей, растлению предаваясь у икон и мозаик. Они изымут из земли прах праведных и развеют его по ветру, прободая копьями сердца верных Господу. Так они изблюют свою желчь против народа Божьего, пронеся окровавленные пики от востока до запада. Кто уцелеет от их оружия, тот все равно падет от голода, ибо все богатство почвы оставит её, и земля отвернется от своих сыновей. Станут люди искать онагра и крысу, чтобы поглотить их, но даже тех не обретут. И вот, когда так изрыгнут свою горечь и природа и племена Измаильские, внезапно восстанет царь греческий с яростью великой, пробудившись, словно бы от вина. Его же люди мнили мертвым, а он изыдет к ним на спасение. Воздвигнет оружие этот царь на отечество Агарино и пожнет серпом гнева и жен их и чад, все опустошая пагубой и смертью. Седмикратно превзойдет он Измаильтян в своем отмщении и отторгнет навеки скорбь от рода христианского. Будет страна его от северного ветра до южного. Всякое поморье, пустыни и грады наполнятся вновь племенами крещеными и умирится земля, возвращая сторицею плод свой; и завеселится человек в мире и в счастии, трудолюбиво обновляя грады свои. Воцарится же ликование такое, что не избудет изгонять от сердца и тьму и печаль. На Трифона повесть Мефодия произвела огромное впечатление. Вот он каков, оказывается, этот возвращающийся от забытья царь - избавитель, своей праведностью искупающий множество грехов и тем самым исторгающий весь род христианский из ига святотатцев. На нем почивает любовь Божья и сам он воплощенное мужество и исповедание всех надежд человеческих. Я же, читая книгу Трифона, тоже все более и более радовался прозрениям о его грядущем, ниспровергающем идолов торжестве. Однако, замечал автор, повесть Мефодия на этом не заканчивалась. Благолепнейший кесарь оказывался не только избавителем и устроителем христианского царства, но он также являлся и последним земным владыкой, предшествуя скончанию времен. Точнее - почти последним, ибо по пресечении его могущества мир предавался надругательству Антихриста, который также получал мировую корону. Подобное свидетельство, говорит Мефодий, знаменовано апостолом Павлом в его послании к Фессалоникийцам. В нем сказал духовидец, что беззаконие, коим нарекается Антихрист, не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. Но что означает "удерживающий" ? Что за имя именуется в нем - средостение незыблемое, препятствующее манифестации злобы через узурпирование Антихристом мирового престола ? Единственная противостоящая сила, которую может представить ум крепость славы, форт веры, оплот прощения, замок твердости, стража мудрости, стена заповеди, бастион милосердия - это христианское государство с верой достаточно искренней, чтобы устоять перед дьявольскими призраками и мощью достаточно прочной, дабы сдержать всесокрушающее явление окаянных сил супостата. Таковым государством и будет царство возвратившегося императора. Оно как алмаз объемлет своими гранями все средоточие крещенного мира, христианскую же науку возведет при этом к вершинам процветания. Но что же это за царство такое, и какое название дано ему в Книге Судеб ? Ведение об этом являет пророк Даниил в лицезрении четырех фантастических животных, описующих театр мировых держав. Если первое из них есть Вавилон, сухожильными крыльями воспаряющий к высотам суетномудрия, то второе казует чрез медведицу империю персов, многочисленных, как песок пустыни; если третий из зверей в облике барса представляет чучело царства эллинов - государства, единство которого было посрамлено временем, а сила увяла перед властолюбием наследников Александра, то четвертый - "весьма сильный" - хищник, настолько противоречивый, что разноликость его непостижима, животное, все попирающее стопами своими, зверье, рык которого проникает до сердца земли и в прах обращает всякое неповиновение - это изъявление Римской Империи, владычество которой не унаследует уже никто, ибо по её скончании все времена пременятся и, как небо смешается с землей, так божественное соединится с человеческим. Итак - Римская Империя, да, она ! Ее власть будет последней из всех, и скипетр царства удержит возвращающийся император. Он будет так сподобен от Бога, что деревья станут склоняться перед ним, а там, где он пройдет, зародятся цветы невиданного благоухания. Но лишь иссякнут дни этого кесаря - а годы его не могут быть сочтены людьми - Империя утратит все свое величие; возьмется таким образом удерживающий от среды, и мир заполонит когорта Антихристова воинства, чьи спутники - волхвы, кудесники, чародеи и звездочеты. Коловращение их обладания станет роковым для судеб земли, ибо история закончится тогда, и Сын Божий рукоположится Ветхим Днями на вечное и непреходящее господство.
Итак, воскресший император, августейший венценосец и помазанник, возродит из брения останков достославный монумент Римской Империи, сбросит иго неверных, посохом правды повергая их, изглаживая капища с лица земли, но уже в его время отверзнутся устья поношения и поругания, ибо разомкнутся ворота Гог и Магог, словно ложесна печальные, и изыдут из их теней преисподних орды ужасных язычников, со страхом колебающих землю. Эти племена сохранялись в забвении от давних времен, а отныне дана будет им власть разорять христианские земли, одним своим обликом подвигая людей к устрашению. Таковы будут народы Гог и Магог : горнило скорби, волчцы бед, точило горя, жернова испытаний, ристалище бесов. Они пьют кровь, словно воду, всему предпочитая регулы и мертвечину; едят кротов и тушканчиков, скорпионов и нетопырей. Повсюду будет плач и зарницы пожарищ. В тот же час в безвестности, в колыбели Хоразина, зародится сын погибели Антихрист ; в тот миг закачается его люлька греха, когда небо заплачет звездами, хвосты комет повиснут, как междометия, и в кровоизлиянии вселенной ночь заполонит ум младенца. Он вскормлен будет в Вифсаиде, воспитание получит в Капернауме, но прежде, чем воссесть на седалище власти, дождется прекращения срока возвратившегося царя. Придет наш император в Иерусалим, взойдет на окропленную Спасителем Голгофу и снимет там свою диадему, воскладывая её на навершие Креста Господня, простирая длани в небеса и душу свою слезоточивую передавая Богу, царство же - Сыну Человеческому. И поднимется крест с диадемою в аер, и воспримет царский венец Искупитель Небесный, и приблизятся к людям грядущие Паруссия и Пакибытие. На земле же наступит анархия Антихриста, в беззаконии своем посягающего на всякий устрояющий закон. Далее Мефодий красноречиво предвосхищал картину его губительного царства, последующий приход пророков, посланных ему на обличение, и, наконец, явление на облаках Сына Небесного, убивающего Антихриста духом уст Своих. Такова была фреска, созданная Мефодием, и Трифон неизгладимо переполнился обличиями так красочно возвещенного конца веков. Пуще же всего поглотило его пророчество о том, как взятый ото сна, либо же от смерти земной владыка, возлюбленный и восславленный Богом царь, исполать божья, воплощенное очищение от всякого пресмыкания перед грехами плоти, душистость миро и аромат ладана, возымеет мощь воскресить вместе с собою и бесподобное среди всех царство Римское, империю от края и до края, где есть всяческое благорастворение и изобилие, добромыслие и добродеяние, неисчислимые милости Бога и услада земли - ибо он предотвратит вторжение полчищ злобы и снимет вретище с дщерей земных, повсюду изводя вервь разорения. И до тех пор, пока не предаст он скипетр свой Богу, будет противостоять держава христианская воинству Отступления, и будет на земле мир и благопроцветание.
Озадачен был Трифон. Не единично ли подобное мнение Мефодия, не поругано ли оно иными отцами, не причислено ли ими к апокрифическим, сиречь лживым измышлениям ? "Есть ли подобные свидетельства у других учителей ?" - вопрошал он нетщетно, и ему показали писания Кефтского епископа Пизунтия, мужа просветленного светом добродетелей и во всем руководствующегося указующим перстом Премудрости. В его письме было многое из того, о чем прорицал святой муж Патарский, хоть личность последнего царя и не представала столь же выразительной. Однако, он подробнейше зато описывал заключительное деяние этого владыки, ещё тщательнее обставляя его кончину и передачу Богу бразд своего правления. Этот римский царь - писал Пизунтий - будет восприемником справедливости. Однажды же он войдет в Иерусалим и поднимется в церковь Воскрешения. Там он падет ниц перед Распятием и Гробницей нашего Спасителя, а потом повелит отслужить мессу и причастится вместе со всем своим воинством. Вкусив преображенную Плоть Христову и через то осветлив собственный дух, царь снимет корону, украшающую его алебастровое чело, и возложит её вместе с распятием на алтарь, простираясь ниц и предавая душу в руки Бога Живого. Господь милосердно воспримет его целомудренный дух, помещая его на скамью славы и престол почести, а затем вознесет алтарь к небесам под всеобщими взорами беря в обладание и крест и корону мироправления. Далее, говорит провозвестник, демоны исходят из своих темниц, и происходит то, что предсказано Мефодием вслед за прекращением Римской Империи. Вновь подивился Трифон совпадению пророчеств о последнем императоре и опять пожелал он найти новое провидение об этом царе, чтобы убедиться в истинности подобных прорицаний. И некто указал ему на светоч Климента Александрийского, чьи провозвестия имениты точно так же, как и слава его подвижничества. И прочитал Трифон в его тетрадях, что в час умножения злых годин и порабощения народа христианского, в момент отвержения им всяких нравственных уз через отречение от упряжи заповедей, в пору чересполосицы тягот и напастей, межа которых гнев и воздаяние Господне, сбудется открытое Сыном Божиим : "Но Я явлю земле Мое благорасположение. И восставлю я львенка, который изгонит всех поработителей, разбивая их, так как я дам ему всемогущество. Таков будет этот львенок: словно человек, пробуждающийся ото сна". А ранее Он говорил: "Когда придет маленький лев и обернется вокруг себя - знай, что последнее время приблизилось". Далее этот очнувшийся скимен оказывался тем самым благодатным царем-устроителем и освободителем, который повергнет в трепет и дрожь всех врагов, то есть тех, кто с мечом придет против Империи, и создаст царство от востока до запада, объединяя земли под своей христианнейшей рукой. Все разрушенное восстановит, все обескровленное возродит, в руины повергая жертвенники идолов. В правлении его воссияет великая радость и сердца людей очистятся от всякого зла, озаряясь любовью. Вместе с тем - такова воля Господня - оно будет последним из земных государств, потому что Климент также истолковывает видение Даниила и тоже видит в их прообразах лик заключительного из царств - Римскую Империю, после которой сбудется один только Суд Божий.
Трифон леейно лобзал умом сокровищницу этих пророчеств, все более упрочиваясь в глубине их истинности, но возжелал же однако, ежели таковое имеется, найти исконный оракул, которым либо вдохновлялись святые отцы, либо, неизвестный им или независимо произошедший, он своей самостоятельностью являл бы лишь сугубое подтверждение их слов. Хотел он усладить созерцание самым первым пророчеством о последнем императоре, исходящего из небытия смерти, боговенчанном и непобедимом . И ему сказали : ступай в Рим, на Авентинский холм; быть может там ты узришь начало этих предвосхищений. Прибыл Трифон с столицу мира и молил показать ему свидетельства очевидцев о последних временах. И открыли ему книгу Абульнеи - Сивиллы из Тибура. Не зря же он искал её ! Ведь в прозрениях Сивиллы, песни которой были записаны в четвертом веке, с ясностью увидел Трифон прототип всех пророчеств Мефодия. В обоих случаях авторы сначала коротко излагали всю предыдущую историю человечества, только Сивилла обнажила одну лишь нравственную подоплеку всей исторической мистерии от начала времен, когда, взяв за основу халдейскую образность, изобразила в девяти солнцах вехи духовной эпопеи человечества. Так же, словно сродни друг другу, оба в одинаковой манере пророчествовали о будущих потрясениях. О чем же пела Абульнея в одержимости своего ясновидения ? Народы востока - сарацины жестоко завоюют христианские города, и никто не сможет воспротивиться оккупантам, так как это ангел гнева изольет на людей чашу немилости Господней. Зрелище сонма губительнейших бедствий откроется тому, кто взглянет на мрачную панораму той эпохи. В те дни брат предаст брата, а отец обречет на смерть собственного сына; брат соединится с сестрой, старцы возлягут вместе с девами, нечистые же, подобные гадким лягвам, священники введут юных дочерей в соблазны сладострастия. Пруги и трусы сокрушат хижины людей и казавшиеся неприступными ограды городов. С площадей и улиц уберется нега и веселие, вместо этого нечистоты запрудят их, словно котлованы озер. Утерявшие стыд низложат дары безгрешной жизни, и люди будут бранчливы, любострастны, злонравны, христопродавцы, алчны, двуличны, лицеприятны, клятвопреступники и клеветники. За это преданы они будут разорению и плену. Житницы их будут сожжены, пажити истоптаны, хлева оскудеют. Одинокий вол будет ходить от края и до края, и никто не запряжет его. Тогда начнутся несчастья, которых не было от начала времен. Глады и роптания восторжествуют на стогнах. Рим будет подавляем преследованием и мечом; он падет от руки собственного короля. "Тогда восстанет царь греческий именем Констант. Он будет царем римлян и греков. И скажется велик ростом и в раменах широк, прекрасен видом, великолепен ликом, стройно сложен во всем теле. Продлится царство его сто двенадцать лет. Тогда объявится множество богатств, так как земля в изобилии явит плоды свои. Государь этот будут держать перед глазами то, что возвещено: Rex Romanorum omne sibi vindicet regnum christianorum то есть Властелин Рима защитит все царство христианское. Он опустошит все края и города язычников, разрушая повсюду храмы неверных. Он призовет их всех к крещению и над каждым из храмов будет водружено распятие". В то время - продолжала Сивилла - родится Антихрист и изойдут запертые Александром народы Гог и Магог числом в двадцать два племени, при этом неисчислимые, словно песок морской. Но римский царь объединит своих воинов на сражение против этих варваров и разобьет их до полного уничтожения. По прошествии этого придет он в Иерусалим и там, сняв с головы диадему, передаст царство христианское Богу Отцу и Сыну Его. В тот же час Римская Империя прекратит свое существование и Антихрист открыто воссядет на троне Иерусалимского храма. Так будет до тех времен, покуда не смилуется Господь и не пошлет Архистратига Михаила и тот не поразит беззаконника на Масличной горе. Такова была вкратце история, поведанная Абульнеей. Песня эта так перекликалась со словом Мефодия и с сочинениями Климента и Пизунтия, что у Трифона не оставалось никакого сомнения - это одно и то же пророчество, явленное в зеркалах разноименных душ, отражающих Промысел Господень. Своими расхождениями они только подкрепляли верность друг друга, ибо означали независимость своего предания, явленного Богом в разное время разным людям. Пусть в каждом из них не доставало отдельных фрагментов, опадала часть картины, как часто, от небрежения ли, либо от времени, портится рукотворное создание, например, икона, но последняя не перестает быть при этом печатью и образом нетленного мира; пусть кому-то одно было яснее, чем другое; что же, если в каком-то из сочинений определенные детали могли утаится, почти полностью ускользая от внимания, чтобы подробно и явственно вплоть до физического ощущения предстать при этом в откровении ином. Общая картина все равно складывалась вполне однозначно: калейдоскоп человеческих прегрешений накликал стихию божественного гнева, отмщение которого суть природные бедствия и иго восточных племен. На апогее кошмара и террора тех веков из забытья - то ли от сна, то ли от смерти - пробудится "чудо мира", "возвращающийся император", и он силой данной ему от Бога отведет пропасть бед от христианского народа, восстанавливая мировую Империю Рима. В его правлении на земле наступает что-то очень похожее на "золотой век", "рай", "Царство Божье". Однако, в конце концов все дни обновленной Римской Империи оказываются сочтены, царь умирает и посылается заключительное испытание людям обаятельная прелесть Антихриста, примыкающая к концу исторической драмы. Так Трифон делился с читателем своими мыслями, и я, изучая его книгу, не мог не сочувствовать его увлеченности.