"Смотрите, еще одна спасенная душа! Аллилуйя!" А это был просто бедный, еще как следует не проснувшийся Айки, который не имел ни минуты времени, чтобы подумать о своей душе.
Как-то раз на проповедь этого нахала пришла Лесли. И он решил взять над ней шефство, Мистер Фиск особенно заботился о душах хорошеньких девушек, можешь мне поверить. Он так оскорбил ее своим вниманием, что она больше никогда не приходила к нему. А Фиск после этого случая каждую ночь публично молился, чтобы Господь смягчил сердце Лесли. В конце концов я не выдержала и пошла к мистеру Ливиту, нашему министру, и сказала, что, если он не заставит мистера Фиска убраться отсюда, то на следующем собрании я встану и запущу в него сборником гимнов, когда он начнет говорить о "красивых, но нераскаявшихся молодых женщинах". Я сделала бы это, можешь мне поверить. Но мистер Ливит прекратил его митинги. Мистер Фиск продолжал какое-то время проводить свои собрания в другом помещении, пока миссис Дуглас не положила конец его карьере в Долине. Миссис Чарли Дуглас не было всю зиму. Она гостила в Калифорнии. Она очень меланхолична. Религиозна и меланхолична. Ее отец так заботился о вере, что допустил непростительный грех. Он умер в психиатрической больнице. А когда Роза Дуглас пошла по тому же пути, Чарли выпроводила ее к сестре в Лос-Анджелес. Она отлично провела время в гостях и вернулась как раз в то время, когда шоу мистера Фиска было в самом разгаре. Роза вышла из поезда, радостная и улыбающаяся. Но не успела она сделать и несколько шагов, как увидела перед глазами огромный щит с надписью: "Куда ты идешь? На небеса или в ад?" Текст придумал мистер Фикс, а написал его художник - Хенри Хаммонд. Роза ахнула и потеряла сознание. Когда ее притащили домой, состояние ее было тяжелым, как никогда прежде. Чарли Дуглас пошла к мистеру Ливиту и сказала, что все Дугласы выйдут из церкви, если мистер Фиск останется здесь еще хоть на какое-то время. Мистер Ливит сдался, ведь от Дугласов он получал половину своего дохода. После того, как мистер Фиск уехал, мистер Ливит неожиданно для всех обнаружил, что наш проповедник был замаскировавшимся методистом. Мистер Ливит чувствовал себя очень плохо, можете мне поверить, ведь он пресвитерианин.
- Кстати, вчера я получила письмо от мистера Форда, - сказала Энн. - Он передает вам привет.
- Мне не нужны его приветы, - отрезала мисс Корнелия.
- Почему? - удивленно спросила Энн. - Я думала, он вам нравится.
- Да, я неплохо к нему относилась. Но я никогда не прощу его за то, как он обошелся с Лесли. У бедной девочки сердце из-за него на части разрывается. Как будто у нее без того было мало проблем. Он уехал, как всегда наслаждаясь жизнью и довольный собой. Как это похоже на мужчин!
- О, мисс Корнелия, как вы обо всем догадались?
- О, Господи, Энн, дорогая, разве у меня нет глаз? Я знала Лесли, когда она была еще ребенком. В ее глазах проглядывает боль, и я знаю, что причиной этому - писатель. Я никогда не прощу себе, что пригласила его сюда. Но я не думала, что он может так поступить. Я надеялась, он будет вести себя так же, как вели себя все прежние постояльцы Лесли. Один из них пытался ухаживать за ней, но Лесли была с ним так холодна, что он прекратил всякие попытки. Я не знала, что со стороны мистера Форда может грозить какая-нибудь опасность.
- Не показывайте Лесли, что вы знаете ее секрет, - взволнованно сказала Энн. - Мне кажется, это причинит ей боль.
- О, ты можешь положиться на меня, дорогая. Я не вчера родилась. О, эти мужчины! Один испортил ей жизнь еще много лет назад, а теперь другой, приехав, усугубил все тяготы бедной Лесли. Энн, этот мир - ужасное место, можешь мне поверить.
- Есть в этом мире беспорядок и загадки, но мы разгадаем их со временем.
- Если это когда-нибудь и случится, то только, если в мире не будет мужчин, - мрачно сказала мисс Корнелия.
- Что мужчины натворили на этот раз? - спросил приблизившийся к женщинам Гилберт.
- Вред, вред! Что же еще они могли сделать?
- Яблоко съела Ева, мисс Корнелия.
- Ее заставило это сделать существо мужского пола, - с победоносным видом заявила мисс Корнелия.
Лесли понемногу приходила в себя и вскоре почувствовала, что может жить дальше. Ведь, несмотря ни на что, жизнь продолжается, в какие бы переделки мы ни попадали. Скоро она снова была рада погостить в маленьком "доме мечты". Энн хотела, чтобы Лесли забыла об Оуэне Форде, но все ее надежды рассеивались, когда она видела, какое выражение появлялось в глазах у Лесли при упоминании имени Форда. Когда Энн рассказывала капитану Джиму или Гилберту о новостях от Оуэна, Лесли краснела или бледнела, и это красноречиво лучше всяких слов, говорило о ее чувствах. Сама Лесли никогда не говорила о нем и не упоминала о той ночи на берегу.
К тому же в ее жизни случилось еще одно несчастье - умер старый пес, и Лесли долго оплакивала его.
- Он так долго был моим другом, - с грустью говорила она. - Это старый пес Дика, ты знаешь. Он был у Дика еще за год до нашей свадьбы. Дик оставил мне его, когда стал моряком. Карло был мне очень предан. И его любовь помогала мне в тот первый ужасный год после смерти моей матери. Я была тогда так одинока. Когда я узнала, что Дик возвращается, я испугалась, что Карло больше не будет только моим, но он не обращал внимания на Дика, хотя раньше Дик так любил его. Карло с лаем бросался на Дика как на чужого. Я была рада этому. Было так приятно иметь кого-то, чья любовь принадлежит тебе целиком. Этот пес был единственной радостью в моей жизни, Энн. Он был таким слабым, что я опасалась, как бы он не умер. Но я надеялась, что сберегу его до весны. Сегодня утром он выглядел вполне здоровым. Он лежал на коврике у камина и вдруг вскочил и подбежал ко мне. Он положил голову мне на колени и посмотрел на меня влюбленным взглядом. Потом вздохнул и умер. Я потеряла его.
- Позволь мне подарить тебе другую собаку, Лесли, - сказала Энн. - На Рождество я собиралась подарить Гилберту сеттера. Разреши и тебе подарить одного.
Лесли покачала головой.
- Только не сейчас, спасибо, Энн. Пока я не хочу заводить другую собаку. Я сейчас не могу полюбить никого, кроме моего Карло. Может быть, со временем я возьму у тебя щеночка. Я не могу без домашних животных. Но никто уже не сможет заменить мне Карло. В нем было что-то человеческое, За неделю до Рождества Энн отправилась в Эвонли и осталась там на праздники. Вскоре за ней приехал Гилберт и тоже остался. В Грин-Гейблз никогда не было такого веселого Нового года, особенно когда Бэриезы, Блайзы и Райты собрались все вместе, чтобы уничтожить грандиозный обед, стоивший миссис Речел и Марилле долгих раздумий и приготовлений. Когда Энн и Гилберт вернулись в Четыре Ветра, они обнаружили, что их дом был почти по крышу засыпан снегом. Причиной этому был бушевавший ураган. Все вокруг было засыпано снегом. К счастью, капитан Джим разгребал сугробы у дверей и чистил дорожки. Мисс Корнелия приходила в дом и следила за камином.
- Как хорошо, что ты вернулась, дорогая Энн. Ты когда-нибудь видела такие сугробы? Дом Муров вообще невозможно разглядеть, если не подняться на крышу. Лесли будет рада твоему приезду. Она почти заживо похоронена здесь. Хорошо, что Дик пристрастился расчищать снег. Он думает, что это развлечение. Сьюзан просила передать, что выйдет на работу с завтрашнего дня. Капитан Джим, куда это вы направляетесь?
- Думаю, мне надо сходить в Долину и навестить старого Мартина Стронга. Ему недолго осталось жить, и он так одинок. У него совсем мало друзей - он был слишком занят всю свою жизнь, и у него не хватало времени на то, чтобы завести их. Зато он накопил кучу денег.
- Да, он решил, что если нельзя служить Богу и Маммоне одновременно, то лучше служить Маммоне, - сказала мисс Корнелия. - Так что ему не на что жаловаться.
Капитан Джим вышел, но, кое-что вспомнив в саду, вернулся на минутку.
- Совсем забыл. У меня письмо от мистера Форда, миссис Блайз. Он сообщил мне, что книгу приняли и скоро будут печатать. Я так обрадовался, когда узнал эту новость. Хочется поскорее увидеть ее напечатанной.
- Этот человек с ума сходит по своей "книге жизни", - фыркнула мисс Корнелия. - Я бы не стала писать о себе: в мире и так слишком много книг.
Глава 29
Гилберт и Энн не согласны
Гилберт отложил в сторону увесистый том по медицине, над которым он просидел весь день, пока мартовские сумерки не заставили его отложить книгу. Он откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в окно. Стояла ранняя весна. Это было, пожалуй, самое противное время в году. Даже восход солнца не менял мертвой картины промокших насквозь полей и лугов. Вдали виднелась гавань с почерневшим льдом. Нигде не было видно признаков жизни, если не считать носившуюся в одиночестве ворону. И Гилберт углубился в размышления об этой вороне. Точнее, это был ворон. Была ли у него семья? А может быть, он еще только собирался найти себе подругу и ухаживал за кем-нибудь? А может быть, этот ворон был циничным холостяком? Может быть, он был убежден, что лучше путешествует тот, кто путешествует один? Но кем бы ворон ни был, он вскоре исчез, и Гилберт, развернувшись в кресле, окинул взором комнату, в которой сидел.
Еле-еле поблескивали огоньки в камине, освещая гладкую коричневую голову красивого сеттера, развалившегося на коврике, блестящие рамы картин на стенах, вазу с желтыми нарциссами из сада Энн и ее саму, сидящую за маленьким столом с шитьем в руках. Потом она отложила работу и стала всматриваться в камин, прыгающие огоньки которого рисовали на стенах различные силуэты: испанский замок, чьи остроконечные крыши пронзали облака и блестели в лунном свете, корабли из земли добрых надежд, которые плыли в Четыре Ветра с драгоценными грузами...
Гилберт привык считать себя женатым мужчиной. Но он продолжал смотреть на Энн влюбленными глазами. Гилберт до сих пор не мог поверить, что она его жена. Все это могло оказаться просто сном.
- Энн, - сказал Гилберт, - удели мне немного внимания. Мне с тобой надо кое о чем поговорить.
Энн посмотрела на него, оторвавшись от мерцающего камина.
- О чем? - весело спросила она. - Ты выглядишь очень грустно. Я сегодня не проказничала. Ты можешь спросить у Сьюзан.
- Это не о тебе и не о нас. Я хочу поговорить... Это касается Дика Мура.
- Дика Мура? - переспросила Энн. - Что ты можешь о нем сказать?
- Я очень долго думал о нем в последнее время. Помнишь, последним летом я лечил его от нарыва на шее?
- Да, да.
- У меня тогда была возможность исследовать его голову. Я всегда считал, что с медицинской точки зрения Дик - интересный экземпляр. Я изучил историю трепанации и случаи, где она применялась. И вот к какому мнению я пришел, Энн. Если Дика поместить в хороший госпиталь и сделать Операцию на мозге, память может к нему вернуться. Все функции его мозга могут быть восстановлены.
- Гилберт! - воскликнула Энн голосом, в котором слышался протест. - Нет, ты имел в виду не это.
- Именно это, Энн. И я считаю своим долгом рассказать обо всем Лесли.
- Гилберт Блайз, ты не должен делать таких вещей, - решительно сказала Энн. - О, Гилберт, ты не сделаешь этого, ты не сделаешь. Ты не можешь быть таким жестоким. Обещай мне, что не сделаешь этого!
- Почему, Энн, дорогая? Я не предполагал, что ты все это так воспримешь. Будь благоразумной.
- Я не буду благоразумной, я не могу быть благоразумной, хотя нет, это я-то как раз и веду себя благоразумно. Это ты не понимаешь, что говоришь, это, ты неблагоразумен. Гилберт, ты хоть раз подумал о том, что будет с Лесли, если к Дику вернется память? Просто остановись и подумай! Она сейчас достаточно несчастна. Но быть служанкой и сиделкой Дика в тысячу раз легче, чем быть его женой. Я знаю это, я знаю. Это немыслимо! Не вмешивайся, оставь все как есть.
- Я долго раздумывал над этим, Энн. Я считаю, что доктор, если может, должен восстановить нормальное состояние своего пациента, к каким бы последствиям это не привело. Это просто моя обязанность. Я должен вернуть ему разум. Надежда есть. Если все сложится удачно, ему удастся поправиться.
- Но Дик не Твой пациент, - воскликнула Энн, меняя тактику. - Если бы Лесли просила тебя что-нибудь сделать для него, тогда это было бы твоей обязанностью сообщить ей, что ты думаешь. Но у тебя нет права вмешиваться.
- Я не называю это вмешательством. Двенадцать лет назад дядя Дэйв сказал Лесли, что для Дика ничего нельзя сделать. И она этому, конечно, поверила.
- А зачем дядя Дэйв стал бы ей это говорить, если бы это не было правдой? - вскричала Энн. - Разве он не такой же врач, как и ты?
- Нет, я думаю, что нет. Может быть, это выглядит немного самоуверенно, я бы даже сказал нагло. Ты ведь знаешь, с каким недоверием он относится ко всем "новомодным" методам в медицине. Он возражал даже против операции по случаю аппендицита.
- Он прав, - воскликнула Энн, изменившись в лице. - Я тоже считаю, что современные врачи слишком увлеклись проведением различных экспериментов на живом материале.
- Ронда Эллонби не жила бы сейчас, если бы я не рискнул и не провел эксперимент, - нашел аргумент -Гилберт. - Я попробовал новый метод, и это спасло ей жизнь.
- Я сыта по горло твоими рассказами о Ронде Эллонби, - воскликнула Энн, хотя это обвинения было несправедливым, так как Гилберт ни разу не упоминал о Ронде Эллонби с того дня, как поделился с Энн своей радостью по поводу удачной операции. Гилберт никому больше не говорил об этом.
Гилберт чувствовал себя довольно неловко.
- Я не думал, я не мог и предположить, Энн, что ты так воспримешь мое предложение, - сказал Гилберт, решительно вставая и направляясь к двери. Это был первый случай в их совместной жизни, когда они чуть не поссорились.
Но Энн бросилась за мужем и втащила его обратно.
- Гилберт, не сходи с ума. Сейчас ты сядешь сюда, и я краси-и-и-во извинюсь перед тобой. Ах, если бы ты знал...
Но Энн вовремя сумела взять себя в руки. Еще немного, и она выдала бы Гилберту секрет Лесли.
- ..если бы ты только знал, что чувствуют при этом женщины.
- Мне кажется, что я знаю. Я обдумал эту проблему со всех точек зрения и пришел к выводу, что просто обязан сообщить Лесли о том, что Дика можно вылечить. И все. На этом мои обязанности заканчиваются. Дальше она сама должна решить, как поступить.
- Ты сто раз не прав, Гилберт. Как можно взваливать на бедную девочку такой груз? У нее не хватит денег на операцию.
- Пусть она сама все решит, - упрямо настаивал Гилберт.
- Ты сказал, что Дик может быть вылечен. Ты уверен в этом?
- Точно нельзя сказать. Никто не может быть уверен в таком деле. В самих мозгах могут быть повреждения, которые невозможно будет восстановить. Но если причина потери памяти заключается в давлении поврежденных костей на определенные участки мозга, то все жизненные функции можно восстановить.
- Да, но это только вероятность. Мы не можем быть уверены, что это именно так, - не сдавалась Энн. - Теперь предположим, что ты сказал обо всем Лесли и она согласилась на проведение операции. Это же будет стоить огромных денег. Ей придется занимать деньги или продать ту небольшую собственность, которая у нее есть. Предположим, что операция не удастся и Дик ничего не вспомнит. Как тогда она будет расплачиваться с долгами? Как тогда проживут они, если Лесли для оплаты операции продаст ферму?
- О, я знаю, я знаю. Но все-таки моя обязанность сказать ей все. Я не могу поступить иначе.
- О, я знаю упрямство Блайзов, - простонала Энн. - Но не бери всю ответственность на себя. Посоветуйся с доктором Дэйвом.
- Я уже сделал это, - неохотно ответил Гилберт.
- И что же он тебе сказал?
- Если пересказывать вкратце, он сказал то же, что и ты, то есть предложил оставить все так, как есть. Несмотря на его нелюбовь к экспериментам в медицине, он посмотрел на эту проблему с твоей точки зрения. То есть он не советовал бы делать операцию для пользы самой Лесли.
- Слава Богу, - сказала Энн. - Я знала, что здравый смысл его не покинет, что ты и твое мнение будут поколеблены мнением почти восьмидесятилетнего врача, который сам спас не одну жизнь. Его мнение, конечно, значит больше, чем мнение какого-то мальчишки.
- Благодарю.
- Не смейся. Это слишком серьезно.
- Такова просто моя точка зрения. И это действительно серьезно. Он человек, который безнадежно отстал. Дик так беспомощен...
- Раньше, конечно, он был очень самостоятелен, - перебила Энн, усмехаясь.
- Мы можем дать ему шанс искупить прошлое. Его жена не знает об этом, а я знаю. И я обязан сказать ей о такой возможности. Я так решил, и это мое последнее слово.
- Нет, Гилберт. Не говори, что это твое последнее слово. Посоветуйся с кем-нибудь еще, например, с капитаном Джимом. Спроси, что он думает по этому поводу. Не торопись.
- Ну хорошо, уговорила. Но я не обещаю, что последую его совету. Есть вещи, которые надо решать самому. Моя совесть никогда не оставит меня в покое, если я буду хранить молчание.
- Ах, твоя совесть, - простонала Энн. - Мне кажется, что у дяди Дэйва тоже есть совесть, не так ли?
- Да, но я не могу хранить молчание. Подумай сама, Энн, если бы наш спор касался какого-нибудь отвлеченного абстрактного объекта, ты бы согласилась со мной. Ты ведь сама знаешь, что согласилась бы.
- Нет, - сказала Энн, пытаясь сама в это поверить. - Мы можем спорить хоть всю ночь, но ты не убедишь меня, Гилберт. Спроси мисс Корнелию, что она думает по этому поводу.
- О, Энн, ты уже прибегаешь к последней крайности. Она скажет: "Как это похоже на мужчин". Потом она выйдет из себя. Нет. Не стоит. Я не буду обращаться к мисс Корнелии. Пусть Лесли сама решит. Она должна сделать это без постороннего давления.
- Ты прекрасно знаешь, что она решит, - сказала Энн, чуть не плача. - У нее тоже есть представление о том, что она обязана сделать. Я не могу понять, как ты можешь взваливать все это на нее, не могу...
- Потому что право - это возможность пользоваться своими правами, процитировал Гилберт.
- О, и ты еще можешь думать о поэзии! Это так похоже на мужчин!
Тут Энн рассмеялась сама над собой. Ее слова были как у мисс Корнелии.
- Ну хорошо, если ты не принимаешь Теннисона как автора, то, может быть, ты поверишь словам Создателя, - сказал Гилберт серьезно. - "Ты должен знать правду, и правда освободит тебя". Я верю в это, Энн, всем своим сердцем. Это самые прекрасные, самые великие слова в Библии, да и во всей литературе. Да и самые правдивые. И это главная обязанность человека - говорить правду.
- В таком случае правда не освободит Лесли, - вздохнула Энн. - Это скорее всего сделает ее еще более зависимой. О, Гилберт! Ты не прав.
Глава 30
Лесли принимает решение
Неожиданная вспышка вируса гриппа в Долине и внизу, в рыбацкой деревушке, заставила Гилберта целиком посвятить себя работе. Он был так занят последующие две недели, что у него не оставалось времени нанести обещанный визит капитану Джиму. Энн надеялась, что капитану Джиму удастся разубедить Гилберта. Она больше не возобновляла разговора о Дике Муре" но непрестанно об этом думала, "Может быть, мне лучше рассказать Гилберту о чувствах Лесли к Оуэну форду. Гилберт никогда не показал бы и виду, что что-нибудь знает об этом, - думала Энн. - И с другой стороны, это могло бы изменить решение Гилберта сказать Лесли о возможности излечить Дика. Тогда, может быть, он оставил бы все так, как есть. Могу ли я так поступить? Нет. Что бы там ни было, я не могу. Я дала Лесли обещание, а обещания священны. Я не имею никаких прав разглашать секрет Лесли, Ах, ничто в моей жизни не заставляло меня так волноваться. Это отравляет все, весну и..."
Однажды вечером Гилберт неожиданно заявил, что они могут сходить навестить капитана Джима, и Энн с трепетом в сердце согласилась. Две солнечные недели творили чудеса и меняли все вокруг. Холмы, луга и поля подсохли и были готовы покрыться цветами и травами, на деревьях появились почки. Поле, над которым летал ворон, тоже подсохло и покрылось молодыми побегами. Вода в гавани снова сверкала и ласкалась о камни на берегу. Длинная, бегущая в Долину дорога была похожа на красную атласную ленту. Мальчишки собирались группами на песчаных дюнах и жгли траву, которая осталась с прошлого лета. Раньше такие картины привели бы Энн в восторг, но теперь прогулка не радовала ее. То же самое можно было сказать и о Гилберте. Их дружба и общее знакомство с Джозефом были поставлены под угрозу. Энн не одобряла план Гилберта, и это было видно в каждом ее замечании и повороте головы. Крепко сжатые губы Гилберта олицетворяли все упрямство Блайзов, но в его взгляде сквозили тревога и печаль. Он верил, что поступает правильно, но ссора с Энн была слишком дорогой платой. Наконец они подошли к маяку.
Капитан Джим отложил в сторону рыбачьи снасти, над которыми он корпел, и пригласил гостей пройти. При ярком освещении весеннего вечера он показался Энн сильно постаревшим. Таким она его раньше не видела. Он поседел, и его прежде сильные руки дрожали. Но голубые глаза капитана остались прежними. В них все так же ясно отражалась его сильная, непоколебимая душа.
Капитан Джим с удивлением выслушал Гилберта. Энн, которая знала, как капитан Джим восхищался Лесли, была абсолютно уверена, что он не поддержит Гилберта, хотя Энн знала, что вряд ли это остановит ее мужа. Тем большим было удивление Энн, когда капитан Джим сказал, что считает правильным рассказать обо всем Лесли.
- О, капитан Джим, я не думала, что вы так скажете! - воскликнула Энн. - Я думала, вы не захотите создавать Лесли еще больше проблем.
Капитан Джим покачал головой.
- Я не хочу усложнять ее жизнь, нет. Я знаю, как вам сейчас тяжело, мне и самому не легко. Но наши чувства не должны управлять нашей жизнью. Мы гораздо чаще попадали бы в кораблекрушения, если бы поступали согласно нашим чувствам. Мы должны рассчитывать курс по компасу. Я согласен с доктором. Если есть шанс помочь Дику, мы должны сообщить об этом Лесли. Другого варианта нет.
- Ладно, - сказала Энн, разочарованно поднимаясь. - Посмотрим, что скажет мисс Корнелия, мужчины.
- Нет сомнений, мисс Корнелия разнесет нас на куски, - сказал капитан Джим. - Вы, женщины, - милые создания, но иногда в ваших поступках нет логики. Вы такая образованная дама, а мисс Корнелия - нет, но ваши мнения совпадают, как две капли воды. Логика - это тяжелая, неблагодарная вещь. А теперь я принесу чаю, мы присядем и поговорим о чем-нибудь приятном, чтобы немного успокоиться.
Эффект, произведенный чаем капитана Джима, был настолько сильным, что Энн действительно успокоилась и на обратном пути не мучила Гилберта, как сначала намеревалась. Она не молчала, а любезно отвечала на отвлеченные вопросы мужа. Гилберт с облегчением понял, что Энн не очень сердится на него.
Капитан Джим сильно сдал за зиму. Он слабел с каждым днем.
- Он так постарел! - грустно сказала Энн. - Боюсь, скоро он отправится к пропавшей Маргарет. Не могу об этом думать.
- Четыре Ветра перестанут быть прежними Четырьмя Ветрами после того, как капитан Джим отправится в последнее плавание, - согласился Гилберт.
На следующий день Гилберт отправился в дом по ту сторону ручья. Взволнованная Энн с нетерпением ждала его возвращения.
- Ну, что сказала Лесли? - спросила она, как только он вошел.
- Она мало что сказала. По-моему, она очень удивилась.
- И она собирается согласиться на операцию?
- Ей нужно время, чтобы все обдумать. Скоро она даст ответ.
И Гилберт опустился в кресло напротив камина. Он выглядел устало. Ему было совсем не легко рассказать обо всем Лесли. И тот ужас, который был в ее глазах, когда она поняла, в чем дело, было очень тяжело вспоминать. Теперь, когда он выполнил свой долг, его начали терзать сомнения в правильности решения.
Энн с состраданием смотрела на него, затем села напротив и положила голову ему на руки.
- Гилберт, я не хотела тебя расстраивать. Я больше не буду тебя мучить. Зови меня рыжей и не сердись.
Гилберт почувствовал, что Энн искренна. Но ему не стало легче. Долг как абстрактное понятие - это одно, а долг в конкретной ситуации - это совсем другое, тем более когда приходится иметь дело с пронзительным женским взглядом.
Инстинкт предостерег Энн от встречи с Лесли в течение следующих трех дней. Вечером третьего дня Лесли пришла в дом, где жили Энн и Гилберт, и сказала, что она приняла решение. Она поедет с Диком в Монтрель на операцию.
Лесли была при этом очень бледной и, казалось, снова закуталась в прежнюю мантию отчужденности. Но в ее взгляде уже не было того ужаса, с которым она посмотрела на Гилберта в тот день, когда он рассказал ей все. Глаза Лесли были холодными и блестящими. Сдержанным деловым тоном она обсуждала с Гилбертом детали поездки. Все следовало хорошенько продумать, распланировать и подготовить. Когда все было обговорено, Лесли собралась уходить. Энн не хотела отпускать ее одну и предложила пройтись вместе.
- Лучше не надо, - резко ответила на любезное предложение Лесли. - Сегодня дождливо. Земля насквозь промокла. Спокойной ночи.
- Я потеряла своего друга, - вздохнула Энн. - Если операция удастся и Дик все вспомнит, то Лесли снова замкнется в себе, снова уединится в затерянном уголке своей души, где никому из нас не будет места.
- Может быть, она уйдет от него, - сказал Гилберт.
- Нет, Лесли никогда не сделает этого, Гилберт. У нее слишком развито чувство долга. Она рассказывала мне, что ее бабушка Вест с детства внушала ей, что если уж взял на себя какие-либо обязательства, то надо быть верным им до конца, что бы ни случилось. Это одно из ее главных правил. По-моему, это очень старомодно.
- Не страдай, дорогая. Ты сама прекрасно знаешь, что не считаешь это старомодным. У тебя самой точно такое же мнение. Твое представление об обязанностях полностью совпадает с представлениями Лесли. И вы правы. Не соблюдать свои обязанности - это плохая примета нашей современной жизни. Это причина всех мировых проблем.
Как-то раз на проповедь этого нахала пришла Лесли. И он решил взять над ней шефство, Мистер Фиск особенно заботился о душах хорошеньких девушек, можешь мне поверить. Он так оскорбил ее своим вниманием, что она больше никогда не приходила к нему. А Фиск после этого случая каждую ночь публично молился, чтобы Господь смягчил сердце Лесли. В конце концов я не выдержала и пошла к мистеру Ливиту, нашему министру, и сказала, что, если он не заставит мистера Фиска убраться отсюда, то на следующем собрании я встану и запущу в него сборником гимнов, когда он начнет говорить о "красивых, но нераскаявшихся молодых женщинах". Я сделала бы это, можешь мне поверить. Но мистер Ливит прекратил его митинги. Мистер Фиск продолжал какое-то время проводить свои собрания в другом помещении, пока миссис Дуглас не положила конец его карьере в Долине. Миссис Чарли Дуглас не было всю зиму. Она гостила в Калифорнии. Она очень меланхолична. Религиозна и меланхолична. Ее отец так заботился о вере, что допустил непростительный грех. Он умер в психиатрической больнице. А когда Роза Дуглас пошла по тому же пути, Чарли выпроводила ее к сестре в Лос-Анджелес. Она отлично провела время в гостях и вернулась как раз в то время, когда шоу мистера Фиска было в самом разгаре. Роза вышла из поезда, радостная и улыбающаяся. Но не успела она сделать и несколько шагов, как увидела перед глазами огромный щит с надписью: "Куда ты идешь? На небеса или в ад?" Текст придумал мистер Фикс, а написал его художник - Хенри Хаммонд. Роза ахнула и потеряла сознание. Когда ее притащили домой, состояние ее было тяжелым, как никогда прежде. Чарли Дуглас пошла к мистеру Ливиту и сказала, что все Дугласы выйдут из церкви, если мистер Фиск останется здесь еще хоть на какое-то время. Мистер Ливит сдался, ведь от Дугласов он получал половину своего дохода. После того, как мистер Фиск уехал, мистер Ливит неожиданно для всех обнаружил, что наш проповедник был замаскировавшимся методистом. Мистер Ливит чувствовал себя очень плохо, можете мне поверить, ведь он пресвитерианин.
- Кстати, вчера я получила письмо от мистера Форда, - сказала Энн. - Он передает вам привет.
- Мне не нужны его приветы, - отрезала мисс Корнелия.
- Почему? - удивленно спросила Энн. - Я думала, он вам нравится.
- Да, я неплохо к нему относилась. Но я никогда не прощу его за то, как он обошелся с Лесли. У бедной девочки сердце из-за него на части разрывается. Как будто у нее без того было мало проблем. Он уехал, как всегда наслаждаясь жизнью и довольный собой. Как это похоже на мужчин!
- О, мисс Корнелия, как вы обо всем догадались?
- О, Господи, Энн, дорогая, разве у меня нет глаз? Я знала Лесли, когда она была еще ребенком. В ее глазах проглядывает боль, и я знаю, что причиной этому - писатель. Я никогда не прощу себе, что пригласила его сюда. Но я не думала, что он может так поступить. Я надеялась, он будет вести себя так же, как вели себя все прежние постояльцы Лесли. Один из них пытался ухаживать за ней, но Лесли была с ним так холодна, что он прекратил всякие попытки. Я не знала, что со стороны мистера Форда может грозить какая-нибудь опасность.
- Не показывайте Лесли, что вы знаете ее секрет, - взволнованно сказала Энн. - Мне кажется, это причинит ей боль.
- О, ты можешь положиться на меня, дорогая. Я не вчера родилась. О, эти мужчины! Один испортил ей жизнь еще много лет назад, а теперь другой, приехав, усугубил все тяготы бедной Лесли. Энн, этот мир - ужасное место, можешь мне поверить.
- Есть в этом мире беспорядок и загадки, но мы разгадаем их со временем.
- Если это когда-нибудь и случится, то только, если в мире не будет мужчин, - мрачно сказала мисс Корнелия.
- Что мужчины натворили на этот раз? - спросил приблизившийся к женщинам Гилберт.
- Вред, вред! Что же еще они могли сделать?
- Яблоко съела Ева, мисс Корнелия.
- Ее заставило это сделать существо мужского пола, - с победоносным видом заявила мисс Корнелия.
Лесли понемногу приходила в себя и вскоре почувствовала, что может жить дальше. Ведь, несмотря ни на что, жизнь продолжается, в какие бы переделки мы ни попадали. Скоро она снова была рада погостить в маленьком "доме мечты". Энн хотела, чтобы Лесли забыла об Оуэне Форде, но все ее надежды рассеивались, когда она видела, какое выражение появлялось в глазах у Лесли при упоминании имени Форда. Когда Энн рассказывала капитану Джиму или Гилберту о новостях от Оуэна, Лесли краснела или бледнела, и это красноречиво лучше всяких слов, говорило о ее чувствах. Сама Лесли никогда не говорила о нем и не упоминала о той ночи на берегу.
К тому же в ее жизни случилось еще одно несчастье - умер старый пес, и Лесли долго оплакивала его.
- Он так долго был моим другом, - с грустью говорила она. - Это старый пес Дика, ты знаешь. Он был у Дика еще за год до нашей свадьбы. Дик оставил мне его, когда стал моряком. Карло был мне очень предан. И его любовь помогала мне в тот первый ужасный год после смерти моей матери. Я была тогда так одинока. Когда я узнала, что Дик возвращается, я испугалась, что Карло больше не будет только моим, но он не обращал внимания на Дика, хотя раньше Дик так любил его. Карло с лаем бросался на Дика как на чужого. Я была рада этому. Было так приятно иметь кого-то, чья любовь принадлежит тебе целиком. Этот пес был единственной радостью в моей жизни, Энн. Он был таким слабым, что я опасалась, как бы он не умер. Но я надеялась, что сберегу его до весны. Сегодня утром он выглядел вполне здоровым. Он лежал на коврике у камина и вдруг вскочил и подбежал ко мне. Он положил голову мне на колени и посмотрел на меня влюбленным взглядом. Потом вздохнул и умер. Я потеряла его.
- Позволь мне подарить тебе другую собаку, Лесли, - сказала Энн. - На Рождество я собиралась подарить Гилберту сеттера. Разреши и тебе подарить одного.
Лесли покачала головой.
- Только не сейчас, спасибо, Энн. Пока я не хочу заводить другую собаку. Я сейчас не могу полюбить никого, кроме моего Карло. Может быть, со временем я возьму у тебя щеночка. Я не могу без домашних животных. Но никто уже не сможет заменить мне Карло. В нем было что-то человеческое, За неделю до Рождества Энн отправилась в Эвонли и осталась там на праздники. Вскоре за ней приехал Гилберт и тоже остался. В Грин-Гейблз никогда не было такого веселого Нового года, особенно когда Бэриезы, Блайзы и Райты собрались все вместе, чтобы уничтожить грандиозный обед, стоивший миссис Речел и Марилле долгих раздумий и приготовлений. Когда Энн и Гилберт вернулись в Четыре Ветра, они обнаружили, что их дом был почти по крышу засыпан снегом. Причиной этому был бушевавший ураган. Все вокруг было засыпано снегом. К счастью, капитан Джим разгребал сугробы у дверей и чистил дорожки. Мисс Корнелия приходила в дом и следила за камином.
- Как хорошо, что ты вернулась, дорогая Энн. Ты когда-нибудь видела такие сугробы? Дом Муров вообще невозможно разглядеть, если не подняться на крышу. Лесли будет рада твоему приезду. Она почти заживо похоронена здесь. Хорошо, что Дик пристрастился расчищать снег. Он думает, что это развлечение. Сьюзан просила передать, что выйдет на работу с завтрашнего дня. Капитан Джим, куда это вы направляетесь?
- Думаю, мне надо сходить в Долину и навестить старого Мартина Стронга. Ему недолго осталось жить, и он так одинок. У него совсем мало друзей - он был слишком занят всю свою жизнь, и у него не хватало времени на то, чтобы завести их. Зато он накопил кучу денег.
- Да, он решил, что если нельзя служить Богу и Маммоне одновременно, то лучше служить Маммоне, - сказала мисс Корнелия. - Так что ему не на что жаловаться.
Капитан Джим вышел, но, кое-что вспомнив в саду, вернулся на минутку.
- Совсем забыл. У меня письмо от мистера Форда, миссис Блайз. Он сообщил мне, что книгу приняли и скоро будут печатать. Я так обрадовался, когда узнал эту новость. Хочется поскорее увидеть ее напечатанной.
- Этот человек с ума сходит по своей "книге жизни", - фыркнула мисс Корнелия. - Я бы не стала писать о себе: в мире и так слишком много книг.
Глава 29
Гилберт и Энн не согласны
Гилберт отложил в сторону увесистый том по медицине, над которым он просидел весь день, пока мартовские сумерки не заставили его отложить книгу. Он откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в окно. Стояла ранняя весна. Это было, пожалуй, самое противное время в году. Даже восход солнца не менял мертвой картины промокших насквозь полей и лугов. Вдали виднелась гавань с почерневшим льдом. Нигде не было видно признаков жизни, если не считать носившуюся в одиночестве ворону. И Гилберт углубился в размышления об этой вороне. Точнее, это был ворон. Была ли у него семья? А может быть, он еще только собирался найти себе подругу и ухаживал за кем-нибудь? А может быть, этот ворон был циничным холостяком? Может быть, он был убежден, что лучше путешествует тот, кто путешествует один? Но кем бы ворон ни был, он вскоре исчез, и Гилберт, развернувшись в кресле, окинул взором комнату, в которой сидел.
Еле-еле поблескивали огоньки в камине, освещая гладкую коричневую голову красивого сеттера, развалившегося на коврике, блестящие рамы картин на стенах, вазу с желтыми нарциссами из сада Энн и ее саму, сидящую за маленьким столом с шитьем в руках. Потом она отложила работу и стала всматриваться в камин, прыгающие огоньки которого рисовали на стенах различные силуэты: испанский замок, чьи остроконечные крыши пронзали облака и блестели в лунном свете, корабли из земли добрых надежд, которые плыли в Четыре Ветра с драгоценными грузами...
Гилберт привык считать себя женатым мужчиной. Но он продолжал смотреть на Энн влюбленными глазами. Гилберт до сих пор не мог поверить, что она его жена. Все это могло оказаться просто сном.
- Энн, - сказал Гилберт, - удели мне немного внимания. Мне с тобой надо кое о чем поговорить.
Энн посмотрела на него, оторвавшись от мерцающего камина.
- О чем? - весело спросила она. - Ты выглядишь очень грустно. Я сегодня не проказничала. Ты можешь спросить у Сьюзан.
- Это не о тебе и не о нас. Я хочу поговорить... Это касается Дика Мура.
- Дика Мура? - переспросила Энн. - Что ты можешь о нем сказать?
- Я очень долго думал о нем в последнее время. Помнишь, последним летом я лечил его от нарыва на шее?
- Да, да.
- У меня тогда была возможность исследовать его голову. Я всегда считал, что с медицинской точки зрения Дик - интересный экземпляр. Я изучил историю трепанации и случаи, где она применялась. И вот к какому мнению я пришел, Энн. Если Дика поместить в хороший госпиталь и сделать Операцию на мозге, память может к нему вернуться. Все функции его мозга могут быть восстановлены.
- Гилберт! - воскликнула Энн голосом, в котором слышался протест. - Нет, ты имел в виду не это.
- Именно это, Энн. И я считаю своим долгом рассказать обо всем Лесли.
- Гилберт Блайз, ты не должен делать таких вещей, - решительно сказала Энн. - О, Гилберт, ты не сделаешь этого, ты не сделаешь. Ты не можешь быть таким жестоким. Обещай мне, что не сделаешь этого!
- Почему, Энн, дорогая? Я не предполагал, что ты все это так воспримешь. Будь благоразумной.
- Я не буду благоразумной, я не могу быть благоразумной, хотя нет, это я-то как раз и веду себя благоразумно. Это ты не понимаешь, что говоришь, это, ты неблагоразумен. Гилберт, ты хоть раз подумал о том, что будет с Лесли, если к Дику вернется память? Просто остановись и подумай! Она сейчас достаточно несчастна. Но быть служанкой и сиделкой Дика в тысячу раз легче, чем быть его женой. Я знаю это, я знаю. Это немыслимо! Не вмешивайся, оставь все как есть.
- Я долго раздумывал над этим, Энн. Я считаю, что доктор, если может, должен восстановить нормальное состояние своего пациента, к каким бы последствиям это не привело. Это просто моя обязанность. Я должен вернуть ему разум. Надежда есть. Если все сложится удачно, ему удастся поправиться.
- Но Дик не Твой пациент, - воскликнула Энн, меняя тактику. - Если бы Лесли просила тебя что-нибудь сделать для него, тогда это было бы твоей обязанностью сообщить ей, что ты думаешь. Но у тебя нет права вмешиваться.
- Я не называю это вмешательством. Двенадцать лет назад дядя Дэйв сказал Лесли, что для Дика ничего нельзя сделать. И она этому, конечно, поверила.
- А зачем дядя Дэйв стал бы ей это говорить, если бы это не было правдой? - вскричала Энн. - Разве он не такой же врач, как и ты?
- Нет, я думаю, что нет. Может быть, это выглядит немного самоуверенно, я бы даже сказал нагло. Ты ведь знаешь, с каким недоверием он относится ко всем "новомодным" методам в медицине. Он возражал даже против операции по случаю аппендицита.
- Он прав, - воскликнула Энн, изменившись в лице. - Я тоже считаю, что современные врачи слишком увлеклись проведением различных экспериментов на живом материале.
- Ронда Эллонби не жила бы сейчас, если бы я не рискнул и не провел эксперимент, - нашел аргумент -Гилберт. - Я попробовал новый метод, и это спасло ей жизнь.
- Я сыта по горло твоими рассказами о Ронде Эллонби, - воскликнула Энн, хотя это обвинения было несправедливым, так как Гилберт ни разу не упоминал о Ронде Эллонби с того дня, как поделился с Энн своей радостью по поводу удачной операции. Гилберт никому больше не говорил об этом.
Гилберт чувствовал себя довольно неловко.
- Я не думал, я не мог и предположить, Энн, что ты так воспримешь мое предложение, - сказал Гилберт, решительно вставая и направляясь к двери. Это был первый случай в их совместной жизни, когда они чуть не поссорились.
Но Энн бросилась за мужем и втащила его обратно.
- Гилберт, не сходи с ума. Сейчас ты сядешь сюда, и я краси-и-и-во извинюсь перед тобой. Ах, если бы ты знал...
Но Энн вовремя сумела взять себя в руки. Еще немного, и она выдала бы Гилберту секрет Лесли.
- ..если бы ты только знал, что чувствуют при этом женщины.
- Мне кажется, что я знаю. Я обдумал эту проблему со всех точек зрения и пришел к выводу, что просто обязан сообщить Лесли о том, что Дика можно вылечить. И все. На этом мои обязанности заканчиваются. Дальше она сама должна решить, как поступить.
- Ты сто раз не прав, Гилберт. Как можно взваливать на бедную девочку такой груз? У нее не хватит денег на операцию.
- Пусть она сама все решит, - упрямо настаивал Гилберт.
- Ты сказал, что Дик может быть вылечен. Ты уверен в этом?
- Точно нельзя сказать. Никто не может быть уверен в таком деле. В самих мозгах могут быть повреждения, которые невозможно будет восстановить. Но если причина потери памяти заключается в давлении поврежденных костей на определенные участки мозга, то все жизненные функции можно восстановить.
- Да, но это только вероятность. Мы не можем быть уверены, что это именно так, - не сдавалась Энн. - Теперь предположим, что ты сказал обо всем Лесли и она согласилась на проведение операции. Это же будет стоить огромных денег. Ей придется занимать деньги или продать ту небольшую собственность, которая у нее есть. Предположим, что операция не удастся и Дик ничего не вспомнит. Как тогда она будет расплачиваться с долгами? Как тогда проживут они, если Лесли для оплаты операции продаст ферму?
- О, я знаю, я знаю. Но все-таки моя обязанность сказать ей все. Я не могу поступить иначе.
- О, я знаю упрямство Блайзов, - простонала Энн. - Но не бери всю ответственность на себя. Посоветуйся с доктором Дэйвом.
- Я уже сделал это, - неохотно ответил Гилберт.
- И что же он тебе сказал?
- Если пересказывать вкратце, он сказал то же, что и ты, то есть предложил оставить все так, как есть. Несмотря на его нелюбовь к экспериментам в медицине, он посмотрел на эту проблему с твоей точки зрения. То есть он не советовал бы делать операцию для пользы самой Лесли.
- Слава Богу, - сказала Энн. - Я знала, что здравый смысл его не покинет, что ты и твое мнение будут поколеблены мнением почти восьмидесятилетнего врача, который сам спас не одну жизнь. Его мнение, конечно, значит больше, чем мнение какого-то мальчишки.
- Благодарю.
- Не смейся. Это слишком серьезно.
- Такова просто моя точка зрения. И это действительно серьезно. Он человек, который безнадежно отстал. Дик так беспомощен...
- Раньше, конечно, он был очень самостоятелен, - перебила Энн, усмехаясь.
- Мы можем дать ему шанс искупить прошлое. Его жена не знает об этом, а я знаю. И я обязан сказать ей о такой возможности. Я так решил, и это мое последнее слово.
- Нет, Гилберт. Не говори, что это твое последнее слово. Посоветуйся с кем-нибудь еще, например, с капитаном Джимом. Спроси, что он думает по этому поводу. Не торопись.
- Ну хорошо, уговорила. Но я не обещаю, что последую его совету. Есть вещи, которые надо решать самому. Моя совесть никогда не оставит меня в покое, если я буду хранить молчание.
- Ах, твоя совесть, - простонала Энн. - Мне кажется, что у дяди Дэйва тоже есть совесть, не так ли?
- Да, но я не могу хранить молчание. Подумай сама, Энн, если бы наш спор касался какого-нибудь отвлеченного абстрактного объекта, ты бы согласилась со мной. Ты ведь сама знаешь, что согласилась бы.
- Нет, - сказала Энн, пытаясь сама в это поверить. - Мы можем спорить хоть всю ночь, но ты не убедишь меня, Гилберт. Спроси мисс Корнелию, что она думает по этому поводу.
- О, Энн, ты уже прибегаешь к последней крайности. Она скажет: "Как это похоже на мужчин". Потом она выйдет из себя. Нет. Не стоит. Я не буду обращаться к мисс Корнелии. Пусть Лесли сама решит. Она должна сделать это без постороннего давления.
- Ты прекрасно знаешь, что она решит, - сказала Энн, чуть не плача. - У нее тоже есть представление о том, что она обязана сделать. Я не могу понять, как ты можешь взваливать все это на нее, не могу...
- Потому что право - это возможность пользоваться своими правами, процитировал Гилберт.
- О, и ты еще можешь думать о поэзии! Это так похоже на мужчин!
Тут Энн рассмеялась сама над собой. Ее слова были как у мисс Корнелии.
- Ну хорошо, если ты не принимаешь Теннисона как автора, то, может быть, ты поверишь словам Создателя, - сказал Гилберт серьезно. - "Ты должен знать правду, и правда освободит тебя". Я верю в это, Энн, всем своим сердцем. Это самые прекрасные, самые великие слова в Библии, да и во всей литературе. Да и самые правдивые. И это главная обязанность человека - говорить правду.
- В таком случае правда не освободит Лесли, - вздохнула Энн. - Это скорее всего сделает ее еще более зависимой. О, Гилберт! Ты не прав.
Глава 30
Лесли принимает решение
Неожиданная вспышка вируса гриппа в Долине и внизу, в рыбацкой деревушке, заставила Гилберта целиком посвятить себя работе. Он был так занят последующие две недели, что у него не оставалось времени нанести обещанный визит капитану Джиму. Энн надеялась, что капитану Джиму удастся разубедить Гилберта. Она больше не возобновляла разговора о Дике Муре" но непрестанно об этом думала, "Может быть, мне лучше рассказать Гилберту о чувствах Лесли к Оуэну форду. Гилберт никогда не показал бы и виду, что что-нибудь знает об этом, - думала Энн. - И с другой стороны, это могло бы изменить решение Гилберта сказать Лесли о возможности излечить Дика. Тогда, может быть, он оставил бы все так, как есть. Могу ли я так поступить? Нет. Что бы там ни было, я не могу. Я дала Лесли обещание, а обещания священны. Я не имею никаких прав разглашать секрет Лесли, Ах, ничто в моей жизни не заставляло меня так волноваться. Это отравляет все, весну и..."
Однажды вечером Гилберт неожиданно заявил, что они могут сходить навестить капитана Джима, и Энн с трепетом в сердце согласилась. Две солнечные недели творили чудеса и меняли все вокруг. Холмы, луга и поля подсохли и были готовы покрыться цветами и травами, на деревьях появились почки. Поле, над которым летал ворон, тоже подсохло и покрылось молодыми побегами. Вода в гавани снова сверкала и ласкалась о камни на берегу. Длинная, бегущая в Долину дорога была похожа на красную атласную ленту. Мальчишки собирались группами на песчаных дюнах и жгли траву, которая осталась с прошлого лета. Раньше такие картины привели бы Энн в восторг, но теперь прогулка не радовала ее. То же самое можно было сказать и о Гилберте. Их дружба и общее знакомство с Джозефом были поставлены под угрозу. Энн не одобряла план Гилберта, и это было видно в каждом ее замечании и повороте головы. Крепко сжатые губы Гилберта олицетворяли все упрямство Блайзов, но в его взгляде сквозили тревога и печаль. Он верил, что поступает правильно, но ссора с Энн была слишком дорогой платой. Наконец они подошли к маяку.
Капитан Джим отложил в сторону рыбачьи снасти, над которыми он корпел, и пригласил гостей пройти. При ярком освещении весеннего вечера он показался Энн сильно постаревшим. Таким она его раньше не видела. Он поседел, и его прежде сильные руки дрожали. Но голубые глаза капитана остались прежними. В них все так же ясно отражалась его сильная, непоколебимая душа.
Капитан Джим с удивлением выслушал Гилберта. Энн, которая знала, как капитан Джим восхищался Лесли, была абсолютно уверена, что он не поддержит Гилберта, хотя Энн знала, что вряд ли это остановит ее мужа. Тем большим было удивление Энн, когда капитан Джим сказал, что считает правильным рассказать обо всем Лесли.
- О, капитан Джим, я не думала, что вы так скажете! - воскликнула Энн. - Я думала, вы не захотите создавать Лесли еще больше проблем.
Капитан Джим покачал головой.
- Я не хочу усложнять ее жизнь, нет. Я знаю, как вам сейчас тяжело, мне и самому не легко. Но наши чувства не должны управлять нашей жизнью. Мы гораздо чаще попадали бы в кораблекрушения, если бы поступали согласно нашим чувствам. Мы должны рассчитывать курс по компасу. Я согласен с доктором. Если есть шанс помочь Дику, мы должны сообщить об этом Лесли. Другого варианта нет.
- Ладно, - сказала Энн, разочарованно поднимаясь. - Посмотрим, что скажет мисс Корнелия, мужчины.
- Нет сомнений, мисс Корнелия разнесет нас на куски, - сказал капитан Джим. - Вы, женщины, - милые создания, но иногда в ваших поступках нет логики. Вы такая образованная дама, а мисс Корнелия - нет, но ваши мнения совпадают, как две капли воды. Логика - это тяжелая, неблагодарная вещь. А теперь я принесу чаю, мы присядем и поговорим о чем-нибудь приятном, чтобы немного успокоиться.
Эффект, произведенный чаем капитана Джима, был настолько сильным, что Энн действительно успокоилась и на обратном пути не мучила Гилберта, как сначала намеревалась. Она не молчала, а любезно отвечала на отвлеченные вопросы мужа. Гилберт с облегчением понял, что Энн не очень сердится на него.
Капитан Джим сильно сдал за зиму. Он слабел с каждым днем.
- Он так постарел! - грустно сказала Энн. - Боюсь, скоро он отправится к пропавшей Маргарет. Не могу об этом думать.
- Четыре Ветра перестанут быть прежними Четырьмя Ветрами после того, как капитан Джим отправится в последнее плавание, - согласился Гилберт.
На следующий день Гилберт отправился в дом по ту сторону ручья. Взволнованная Энн с нетерпением ждала его возвращения.
- Ну, что сказала Лесли? - спросила она, как только он вошел.
- Она мало что сказала. По-моему, она очень удивилась.
- И она собирается согласиться на операцию?
- Ей нужно время, чтобы все обдумать. Скоро она даст ответ.
И Гилберт опустился в кресло напротив камина. Он выглядел устало. Ему было совсем не легко рассказать обо всем Лесли. И тот ужас, который был в ее глазах, когда она поняла, в чем дело, было очень тяжело вспоминать. Теперь, когда он выполнил свой долг, его начали терзать сомнения в правильности решения.
Энн с состраданием смотрела на него, затем села напротив и положила голову ему на руки.
- Гилберт, я не хотела тебя расстраивать. Я больше не буду тебя мучить. Зови меня рыжей и не сердись.
Гилберт почувствовал, что Энн искренна. Но ему не стало легче. Долг как абстрактное понятие - это одно, а долг в конкретной ситуации - это совсем другое, тем более когда приходится иметь дело с пронзительным женским взглядом.
Инстинкт предостерег Энн от встречи с Лесли в течение следующих трех дней. Вечером третьего дня Лесли пришла в дом, где жили Энн и Гилберт, и сказала, что она приняла решение. Она поедет с Диком в Монтрель на операцию.
Лесли была при этом очень бледной и, казалось, снова закуталась в прежнюю мантию отчужденности. Но в ее взгляде уже не было того ужаса, с которым она посмотрела на Гилберта в тот день, когда он рассказал ей все. Глаза Лесли были холодными и блестящими. Сдержанным деловым тоном она обсуждала с Гилбертом детали поездки. Все следовало хорошенько продумать, распланировать и подготовить. Когда все было обговорено, Лесли собралась уходить. Энн не хотела отпускать ее одну и предложила пройтись вместе.
- Лучше не надо, - резко ответила на любезное предложение Лесли. - Сегодня дождливо. Земля насквозь промокла. Спокойной ночи.
- Я потеряла своего друга, - вздохнула Энн. - Если операция удастся и Дик все вспомнит, то Лесли снова замкнется в себе, снова уединится в затерянном уголке своей души, где никому из нас не будет места.
- Может быть, она уйдет от него, - сказал Гилберт.
- Нет, Лесли никогда не сделает этого, Гилберт. У нее слишком развито чувство долга. Она рассказывала мне, что ее бабушка Вест с детства внушала ей, что если уж взял на себя какие-либо обязательства, то надо быть верным им до конца, что бы ни случилось. Это одно из ее главных правил. По-моему, это очень старомодно.
- Не страдай, дорогая. Ты сама прекрасно знаешь, что не считаешь это старомодным. У тебя самой точно такое же мнение. Твое представление об обязанностях полностью совпадает с представлениями Лесли. И вы правы. Не соблюдать свои обязанности - это плохая примета нашей современной жизни. Это причина всех мировых проблем.